Текст книги "Охранитель. Война с Альянсом"

Хм, правильно, если уж заниматься вопросами безопасности и разведкой, то начинать необходимо с себя. Что получится, если каждый сможет заходить в кабинеты? Никакие секреты не утаить. Следует этот опыт перенять и насаждать в той же армии или моем управлении. Часто случается, что Анну прошу принести кофе, и в приемной посетители остаются одни. Охранители, что у дверей, бумаги-то на столах не охраняют… С такими размышлениями спустился за Александром Анзоровичем в подвальное помещение, где находятся камеры для заключенных. Последних, слава богу, немного, шпионов и смутьянов-революционеров в Сибири практически нет. Условия тут, мягко скажем, не очень, зато сейчас вот прохладно, хотя и сыро. Ну, это если после жары и духоты в подвале оказаться, а проведи тут пару часов – и замерзнешь к чертям собачьим.

– Открывай, – приказал Александр Анзорович охраннику, указав на железную дверь в камеру.

– Есть, – коротко ответил ефрейтор.

Господин Корбин сидит на нарах, на лице ссадины, глаз заплыл, губа разбита. Рубашка, когда-то белая, вся в розовых разводах. На ногах у бывшего управляющего заводом обуви нет, только носки, а его брюки – без ремня. Я молча огляделся. Кроме нар и отхожего места, тут нет ничего, если не считать решетки на оконце под самым потолком да ярко светящей лампочки.

– Встать! – рыкнул ефрейтор, и арестованный со стоном с нар поднялся и тут же покачнулся.

– Свободен, – махнул я рукой охраннику.

– Дверь не запирай, – велел ефрейтору Александр, когда тот направился из камеры.

Я молча прошелся по камере: шесть шагов – и уперся в стену. Это одиночка, тут не разгуляешься.

– Хочу услышать все, что вы говорили для протокола, и получить объяснения – из-за чего пошли против империи, – не оглядываясь на Корбина, произнес я.

Люди Анзора допрос проводили с пристрастием, этого Александр не скрывал. На самом деле я опасался увидеть бывшего управляющего с переломанными руками и ногами. Не исключал возможности, что он и вовсе при смерти. Нет, его перед моим приездом привели в более-менее сносное состояние. Не удивлюсь, если и обезболивающее вкололи. Зная Жало, несложно предположить, что тот мог подстраховаться.

– Отвечай! – гаркнул Александр.

Обернувшись, я увидел, что на губах Корбина играет кривая улыбка, а глаза – с расширенными зрачками. Тем не менее его покачивает, да и стонал он недаром, когда с нар поднимался. Похоже, дознаватели перестарались как с выбиванием признания, так и с вколотым снадобьем. Увы, но быстро снять боль легче всего опиумом, который дешев и не запрещен к продаже. Это еще один из пунктов моих споров с Портейгом. Профессор категорически против изъятия из аптек сильного обезболивающего, не соглашаясь, что люди из-за него становятся зависимы.

– Мне не столь интересно, на какую вы работали страну, достаточно того, что предали Россию, – подошел я к бывшему управляющему. – Могу допустить, что из-за каких-то убеждений или проблем в личном плане. Но, черт побери, у меня в голове не укладывается, как можно предать Родину! Или это из-за наживы и желания красиво пожить?

– А разве я этого не достоин? – неожиданно ответил Корбин. – Чем я хуже вас или ваших шавок, которые могут себе позволить в ресторанах развлекаться и девиц понравившихся в кабинетах обжимать? А?! Есть у меня гордость и самоуважение! Вы все плохо кончите, народ вас на вилы поднимет или освободители земли Русской придут и накажут!

– Ах ты мразь! – выдохнул Александр и коротким ударом заехал Корбину под ребра, а потом добавил по печени несколько раз.

Бывший управляющий рухнул на нары и демонически рассмеялся, после чего изрек:

– Гниды вы! Ничего, захлебнетесь в кровушке!

Всего я ожидал, но не такого разговора. Предполагал, что арестованный начнет на коленях ползать и прощение вымаливать. Он на самом деле говорит, что думает, или это так опиум действует?

– На кого он работал? – обратился я к Александру.

– Насколько мы смогли проследить цепочку предполагаемого перемещения двигателя, Британия в этом замешана. Конечный получатель груза – фирма «Баркер», специализирующаяся на пошиве и продаже обуви. Считаем, что получатель подставной, – ответил правая рука Анзора. – Не удивлюсь, что адрес использован с единственной целью – не вызвать подозрений, а впоследствии груз заберет совершенно другое лицо. Анзор предлагает проследить, кто это будет. В ящик напихать металлолом или камни и сделать вид, что нам ничего о посылке не известно.

– Но ведь, – кивнул я в сторону над чем-то смеющегося Корбина, который ползает по нарам, – ни для кого не секрет арест этого господина.

Понимаю, что наша контрразведка хочет затеять игру с вражеской стороной. Допустим, груз заберет заказчик и… Что нам это даст? Ровным счетом ничего. А вот если в ящик загрузить двигатель и части самолета, предварительно внеся такие изменения, чтобы надолго озадачить противника, то нам это может принести пользу. Как минимум пару недель форы.

– Анзор сказал, что груз изъяли без шумихи, могут посчитать, мол, недоглядели и не знали, – пожал плечами Александр.

– А сам как считаешь? – поинтересовался я, но ответа не стал дожидаться, спросил о другом: – Черт возьми! Чем вы его накачали? Он явно одурманен!

– Гм, перестарались слегка, – печально вздохнул Александр. – Ваше высокопревосходительство, пойдемте в кабинет, этот, – он указал рукой на гладившего ладошкой нары Корбина, – все равно ничего рассказать не в состоянии.

– Скажи, а на хрена вы ему обезболивающее кололи, да еще в такой дозе? Я же предупредил, что приеду!

– Ну, он говорить не мог, – опустил голову Александр, – только визжал и плакал. Потребовалось два укола, первый не помог, потом его в надлежащий вид привели и…

– Хватит, – оборвал я откровения. – Пошли посмотрим, какие вы из него признания выбили.

Верить или нет тому, что в протоколах понаписали? Доказательств выше крыши, а номера счета, где лежат деньги, полученные за работу на англичан, – нет! С другой стороны, все складно и соответствует виденному на заводе, да и хотел Корбин со своей сожительницей из Екатеринбурга ноги делать. Но что-то тут мне не дает покоя, какая-то зацепка и несоответствие.

– Саша, а кто груз отправлял? – задаю вопрос, постукивая пальцем по столу.

– В каком смысле? – не понял меня помощник Анзора.

– В прямом, черт побери! Корбин при всем желании не мог сам загрузить двигатель в ящик, упаковать его и отправить перевозчиком по адресу!

– Иван Макарович, да зачем нам такие подробности? Нанял грузчиков – и всего-то делов! – махнул рукой Александр, но документы, относящиеся к перевозке груза, стал искать.

В накладной отправителем значился некий Иван Иванович Петров, с несуразной подписью. Нашлись и показания железнодорожника, который груз принял; с его слов, подъехал какой-то грузовик, пятеро мужиков споро вытащили ящик, используя для этого тросы и бревна, по которым ящик перекатили из грузовика сразу в вагон поезда. Железнодорожный смотритель поделился своим изумлением с тем, кто его опрашивал: «Сынки-то богатыри, но молчаливы, и чем меня поразили – ни словом не обмолвились, даже не матюгнулись, и одеты прилично!»

– И после этого ты мне скажешь, что не следует искать тех людей? – подвинул я бумагу по столешнице к Александру. – Ты хотя бы читал эти показания? Кстати, тому, кто додумался провести беседу с железнодорожником и ее записать, – премию от моего имени! Три рубля золотом!

– Рубля за глаза хватит, – буркнул расстроенно помощник Анзора. – Но нам это ничего не дает. Описания грузовика нет, внешность грузчиков неизвестна.

– Саша, скажи-ка мне, любезный, много ли ты знаешь грузчиков, что не матюгаются? Ящик тяжелый, его привезли к вагону и быстро перегрузили. Какой вывод?

– Молодцы? – неуверенно спросил контрразведчик.

– В какой-то степени, – хмыкнул я. – Смотритель же рассказал, что у грузчиков имелись с собой направляющие, которые они приладили на борт грузовика и оперли на пол вагона. Используя заготовленные круглые бревнышки, с помощью тросов ящик в мгновение ока перегрузили! Это я тебе почти процитировал показания железнодорожника. Нет, парни молодцы, как ты сказал, не спорю. Но вывод какой?

– Чертовщина какая-то, – почесал затылок Александр.

– При этом ни разу не матюгнулись, – покачал я головой. – Ищи их среди иностранцев, и в первую очередь среди охраны британского посольства.

– Думаете? – уточнил Александр.

– А ты сам мозгами пошевели!

– Значит, эта падла, Корбин, нам не всю правду рассказал! – заявил мой собеседник.

– Ну, он на себя взял вину, что за десять тысяч золотом был готов предоставить основные узлы самолета, в том числе и двигатель. Отправив их по указанному адресу, он получил вексель, которого, кстати, в документах нет. Про срыв производства самолетов – ни слова! Корбин не дурак, понимает, что за последнее деяние могут и расстрелять. А вот за продажу деталей и узлов – лет десять тюрьмы. Чуешь разницу?

– Так чего делать-то? – потер глаза Александр. – Хватать всех из британского посольства и допрашивать? Так они хрен чего скажут!

– Ничего пока не делать, – задумчиво ответил я. – Давай-ка побеседуем с бухгалтершей, Софьей… Как там ее?

– Хорева Софья Олеговна, тридцати двух лет, – подсказал Александр.

– Сибирячка или приезжая? – поинтересовался я. – Что о ней известно?

– Полгода назад перебралась в Екатеринбург из-за известных событий. Родом из Спасска – небольшого уездного городка под Рязанью. Свела знакомство с Корбиным, которого, по рекомендации господина Маркова, назначили управляющим на завод. Через какое-то время, установить точно не удалось, стали сожительствовать. Соответственно и работу получила бухгалтером, – чуть морща лоб, по памяти сказал Александр.

– Так-так, – прищурился я, – а узнать в Спасске о такой даме как-то возможно? Жила ли она там, чем занималась? Хорошо бы, если бы кто-нибудь про ее внешность рассказал.

– Думаете, она не та, за кого себя выдает? – понял мой намек Александр.

– Кто из нас контрразведчик? – хмыкнул я. – Проверь, а потом с ней и побеседуем. Надзирательницам – отбой; если Хорева на самом деле из уезда под Рязанью, то ничего она не знает и сказать не сможет.

– А если взяла себе не свою личность, то молчать станет до последнего, – понимающе покивал помощник Анзора.

Из здания контрразведки я вышел, когда до назначенной встречи с Гардингом осталось несколько часов. С бухгалтершей разговаривать не стал, против нее нет никаких доказательств, а всю вину на себя Корбин берет. Конечно, словам бывшего управляющего особого доверия у меня нет, не исключаю, что он себя оговорил. Александру Анзоровичу на это обстоятельство пенял, тот проникся и обещал не доводить дело до крайности. Что он подразумевал – понятно: не применять чрезмерную физическую силу. Впрочем, в какой-то степени я удивлен увиденным, хотя и подозревал, что люди Анзора действуют жестко. Тот же начальник полиции предпочитает не выбивать показания, а припереть подозреваемого доказательствами. Необходимо начальнику контрразведки перенять опыт у Картко, пусть поучится.

– Иван Макарович, домой? – спросил меня водитель, когда я сел в машину.

– Нет, давайте-ка, подпоручик, прокатимся к резиденции императрицы, – ответил я, прикинув, что как раз успеем обернуться до встречи с послом.

– Как прикажете, – вздохнув, ответил Василий Петрович и попенял: – Охраны у вас мало. Прознает Гастев – орать начнет.

– На меня? – усмехнулся я.

– Нет, на вас не посмеет, но обязательно выскажется, – стронув автомобиль, заявил подпоручик.

Проезжая мимо больницы, где сестрица лежит с малышами, я решил узнать, как они себя чувствуют. Если же профессор на месте, то и с ним переговорить.

– Отменяется резиденция, – указал Василию на поворот к больничному заведению, – рули к служебному входу.

– С радостью! – поворачивая, заявил подпоручик.

Хм, неужели он так ругани Гастева опасается? Хотя чему тут удивляться, как ни крути, а генералу подчиняются охранители. Нет, мои приказы для них в большем приоритете, но по шапке могут и от Анзора получить. Бюрократия? Возможно, и так, в России всегда на одного работника приходилось много начальников.

– Доброго утречка, ваше высокопревосходительство, – сдерживая зевок, сказал медицинский брат, дежуривший у входя для персонала и приема больных.

К одному из наших с профессором достижений отношу наладку работы скорой помощи в Российской империи. Как ни парадоксально, но первая станция скорой помощи возникла в Варшаве, аж в тысяча восемьсот девяносто седьмом году! А в Москве, через год, закупили всего две кареты скорой помощи и то на пожертвования купчихи Кузнецовой, которая еще и финансировала работу станций. В Санкт-Петербурге спустя год появилась такая услуга населению. В общем и целом по всей империи это нововведение как-то с трудом приживалось. На все необходимы средства, а их обычно не хватает, как заявляют чиновники, при этом пуская деньги на какие-то непонятные прожекты. На сегодня в каждом крупном городе Сибири имеется по несколько подстанций скорой помощи, где трудятся сотни человек, если не больше. Карет скорых не очень много – признаю, но заказы размещены, техника не заставит себя ждать.

– Доброе утро, – вежливо ответил я. – Скажите, любезный, господин Портейг на месте?

– Оперируют они, – уважительно ответил медбрат.

– Давно?

– Так сразу как паренька переломанного привезли, – сокрушенно поведал мой собеседник. – Не жилец: за кошкой на дерево полез да сверзился почитай с десятиметровой высоты.

– Так-таки и десятиметровой? – не поверил я.

– Можа, и нет, – покладисто согласился тот, – сам я не видел ту сосну.

– А привезли-то когда?

Медбрат вытащил из кармана часы, открыл крышку, печально вздохнул и сказал:

– Около часа назад, время на дежурстве медленно тянется.

Соглашусь, нет ничего хуже, чем ждать и скучать, когда прошедшая минута кажется часом. Семен Иванович занят, а идти в операционную и узнавать, когда он закончит оперировать, не очень-то хочется. Ведь припашет же! И тем не менее временем располагаю, может, чем-нибудь и помогу профессору.

Прошел в умывальную комнату, тщательно вымыл руки, попросил у сестры милосердия принести мне медицинский халат и после того, как облачился, прошел в операционную, предварительно еще раз руки вымыв.

Три операционных медицинских сестры суетятся возле коротко отдающего приказы профессора. На столе лежит пацаненок лет десяти с открытыми переломами. Профессор же борется с внутренним кровотечением у пострадавшего. Аппарат искусственного дыхания работает, мальчишка под наркозом, но… медицинский брат, что встретил меня на входе, как ни печально, но прав. Ребенку может помочь только чудо, ну или профессор.

– Зажим и тампон! Кровь убирайте! – рычит он на стоящую рядом операционную сестру, а потом переводит взгляд на меня. В глазах Семена Ивановича какое-то безумие, честное слово! – Иван! Чего застыл столбом?! Помогай!

Ноги сами собой понесли! Оказался рядом со столом и принялся выправлять переломы. Нет, действую осознанно, все контролирую и мыслю спокойно. Кости рук и ног пострадавшего соединил, надеясь, что нам всем посчастливилось и нет перелома позвоночника. Больше всего пришлось повозиться с переломом ключицы. Через какое-то время заметил, что работаю один, Портейг стоит у окна и внимательно за моими действиями наблюдает.

– Выживет? – подошел я к профессору, когда закончилась операция, а сестры под моим присмотром забинтовали малолетнего пациента, сделав похожим на мумию.

– А сами как считаете? – со вздохом поинтересовался тот.

– Пятьдесят на пятьдесят, – честно ответил я, потом добавил: – Хотелось бы, чтобы инвалидом его не оставили. Не дай бог, поврежден позвоночник, тогда его существование в ад превратится.

– Позвоночник я смотрел, на первый взгляд – цел, что невероятно. Возможно, парень в счастливый день родился. А насчет прогноза… – профессор вздохнул, – неблагодарное это занятие. Будем надеяться, что молодой организм справится. Ладно, мы сделали все, что могли. Пойдемте, коллега, мыть руки, а потом и поговорим за чашечкой чая. Вы уж простите старика, но от кофе у меня стало сердечко пошаливать.

– Что-то серьезное? – забеспокоился я.

Портейг ничего не ответил, отмахнулся и направился на выход из операционной. Черт! Зная его ритм работы, опасаюсь, что он себя в могилу загонит! Где мне такого компаньона найти? А что будет с лекарственными разработками? Следует как-то так сделать, чтобы он отдохнул и сил набрался. А как? Н-да, задачка! Не послушается же!

Когда мы с профессором уже пили чай в его кабинете, я решил затронуть одну болезненную тему.

– Семен Иванович, скажите, как поступим, если начнется война с Альянсом? – спрашиваю своего компаньона, про себя прикидываю, как бы его все же на курорт сплавить.

– Иван Макарович, в моей профессии ничего не изменяется веками. Призвание врача – помогать людям, – ответил тот, а потом добавил: – Знаете, я тут кое-какие расчеты произвел и пришел к выводу, что если переоборудуем наши фармацевтические фабрики под нужды только военных, то сильно усложним жизнь обычным людям. Им нечем станет лечиться. Лекарственные препараты, которые мы вывели на рынок – исчезнут из аптекарских пунктов. Возникнут сложности в лечении обычной простуды, а про осложнения и не заикаюсь.

– Краски-то не стоит сгущать, – вздохнул я, осознавая его правоту. – В настоящее время мы нарабатываем продукцию на склады, стараемся сделать запасов как можно больше. Однако раненым на поле боя необходимо помогать. Их тоже на произвол судьбы не бросишь.

– Вот и ищите баланс, ваше высокопревосходительство, – ответил Портейг, намекая, что в этом вопросе он помогать отказывается.

Попытался я развить это направление разговора, но Семен Иванович не поддался. Наоборот, легко перевел разговор на интересующую меня тему:

– Катерина Макаровна, голубушка, меня удивила. Н-да, приятно так удивила, – повторил он. – Не ожидал, что она двойню под сердцем носит. А держалась-то как! Достойна своего брата! – Он снял пенсне и протер стекла.

– Проблем со здоровьем не возникло? – чуть дрогнувшим голосом спросил я, осознав, как мне сильно Катька дорога.

– Кровопотеря оказалась чуть больше нормы. Заставила она на какое-то время поволноваться, но все обошлось. Чтобы быстрее восстановилась, сестрице вашей нужны покой, овощи и фрук… – Профессор резко замолчал, а потом хмыкнул, что ему несвойственно. – Иван Макарович, да чего я вам рассказываю?! Вам же, голубчик, не хуже моего известно, что и как!

Спорить с ним не стал, если других проблем нет, то восстановление стандартно. Много полезной еды (не всегда вкусной), прогулки на свежем воздухе, отдых и как можно меньше физических нагрузок. Ох, боюсь со всеми этими пунктами возникнут сложности из-за Катькиного упорства. Детишки в полном порядке – и это радует. А вот повидаться с сестрой профессор мне не позволил. Заявил, что та категорически отказывается видеть дорогих ее сердцу мужчин. пока находится в болезненном состоянии.

– А как же вы-то к ней в палату заходите? Насколько я знаю, одним из авторитетов для нее являетесь! – заявил я.

– Пыталась она от моих услуг отказаться, – улыбнулся Портейг. – Пригрозил, что прикажу ей давать сонное зелье, и, когда она уснет, тогда и буду осматривать. Шутил, разумеется, Катерина женщина неглупая, понимает, что с моей помощью на ноги быстро встанет. Планирую ее завтра выписывать, тогда уже увидитесь. Кстати, мой вам совет: готовьтесь к крестинам, от крестного отца требуется много чего. Надеюсь, вы этот обряд знаете в деталях и уже подготовились?

– Честно говоря, смутное имею представление, – озадаченно пожал я плечами. – Да и чего там сложного? Подержал младенца, походил вокруг купели, повторил за священнослужителем необходимые слова и…

– Идите-ка вы, голубчик, к отцу Даниилу! – смеясь, перебил меня Портейг.

Профессор так залихватски смеется, что мне стало не по себе. Похоже, я что-то важное упустил и оттого попал в какую-то непростую ситуацию. Попытался его расспросить, но Семен Иванович только руками замахал и заявил, что мне поможет только священник. Мало того! Семен Иванович еще и слезы смахивал от смеха, так я его рассмешил! Гм, в памяти-то всплывают обряды, как крестили в моем мире и времени, неужели тут все разительно отличается и традиции утратили из-за разницы во времени? Придется заехать к отцу Даниилу; взглянул на часы и понял, что пора с послом встретиться. Ну, приготовления к обряду могут и подождать, времени-то еще вроде достаточно, Катька только недавно родила, будущей крестной еще предстоит приехать сюда… Кстати, нет у меня уверенности, что императрица согласится на эту процедуру, если я рядом с ней в обряде принимать участие стану. Н-да, ночь и утро выдались удивительными, что в контрразведке, что в больнице меня неслабо так озадачили!

Распрощавшись с профессором, я вышел из больнички и велел водителю:

– В посольство Британии едем!