Текст книги "Брачный сезон или Эксперименты с женой"

Глава 13
Международный мужской день

Я набросился на принесенную мадам Колосовой еду, запивая ее шипучим немецким аспирином. Черт возьми, это было совсем неплохо! Катька появилась, как всегда, вовремя – когда я окончательно было лишился последних остатков человеколюбия.

Насытившись, я сложил тарелки в ванну (ну не мыть же их сейчас, когда еле отрываешь хвосты тапочек от пола) и подошел к журнальному столику, где доктор Щербино оставила синенький бюллетень. Ура! Целых четыре дня я могу не толкаться в троллейбусе, не видеть гнусную морду Мухрыгина, не здороваться с Сонечкой и Риммой Игнатьевной! Но четыре дня кряду валяться на диване в мои намерения тоже не входило.

После аспирина мне заметно полегчало. Я натянул серенькое пальтецо, тщательно обмотался шарфом и решил прогуляться. Боже, как давно я нигде не был! Если не считать «Театра Мошкарева». А Марина все-таки ничего! Но театр я, конечно, не потяну – денег не хватит. А вот музей какой-нибудь… Надо позвонить Марине, может, она в музей со мной сходит?

Как был, в пальто и ботинках, я вернулся в комнату и ухватился за телефонную трубку. Вместо Марининого щебетанья я услышал недовольный мужской голос.

– Здравствуйте, – не сориентировался я, – нельзя ли Марину?

– А кто ее спрашивает? – сердито поинтересовался голос.

– Это Арсений. Ее друг, – зачем-то добавил я.

Повисла пауза. Видимо, на том конце переваривали информацию.

– Вот что, «друг», – пугающе спокойно заговорил мужчина и тут же сорвался: – Вешай, к едрене фене, трубку и заруби себе на носу: если ты еще раз сюда позвонишь, то я выдерну из розетки твой телефонный штепсель, суну его тебе в одно ухо и вытащу из другого! Усек?

– А в чем, собственно… – «дело», хотел сказать я, но не договорил. Где-то в глубине Марининой квартиры послышалась возня, и женский голос сдавленно крикнул:

– Пусти меня, урод! Не смей меня трогать! Ай!

Что-то зазвенело. Через секунду слабый голос проговорил:

– Сеня! Ты меня слышишь?

– Слышу, – машинально ответил я. И тут она тоже перешла на крик: – Сеня! Я люблю тебя, а не этого урода! Ты гений, слышишь? Ты, а вовсе не он!

– А-а, так это Мошкарев!!! – донесся мужской бас. – Я сейчас ему пасть разорву!

– Да ты не стоишь мизинца ДАЖЕ Мошкарева! А это не Мошкарев…

– У него сейчас вообще не будет мизинцев! Нигде!

Я испуганно пошевелил пальцами в ботинках. Из трубки опять донеслась возня, голос Марины взвизгнул:

– Арсений и без мизинцев гениальнее тебя, урод!

На этом связь оборвалась. Видимо, «урод» разбил телефон. Скорее всего, я нарвался на гениального мужа Марины. Да, гении, как известно, одержимы демоном ревности. Но зачем в таком случае оставлять жену? Не понимаю.

Итак, Марина отменяется. Хороша же Катька – сосватала мне подруженьку! А если бы мне понравился ее экспериментальный театр и у нас с Мариной что-нибудь завязалось? Представляете себе: вернулся бы этот самый гений и лишил меня слуха, дара речи и всех мизинцев в придачу!

Значит, остается Мария. У нее, по крайней мере, муж не гений, а всего лишь погибший летчик-испытатель. Да и тот, как выяснилось, вырезан из журнала.

Придя в себя и выпив еще один стаканчик шипучего аспирина, я набрал номер мадам Еписеевой. Как назло, в трубке опять раздался мужской голос (день, что ли, сегодня такой!). На сей раз это был хулиган Елисеев.

– Маму позови, пожалуйста, – нехотя попросил я.

– О! – обрадованно вскрикнул хулиган. – Арсений Кириллыч! Вы, говорят, скопытились?

Пришлось выдавить утвердительный ответ. Радость хулигана была безмерна.

– А я уж тоже хотел было врачиху вызвать, – объявил мерзавец ликующим голосом, – да вы меня опередили!

– Так где мать? – не выдержал я.

– Мамец на работе, – торжествующе выдохнул хулиган.

Опять невезуха. Прямо чертовщина какая-то. Только человек заболеет, соберется отдохнуть – и не с кем! Я повесил трубку.

Где, интересно, Маша работает? Надо будет спросить при случае.

Я решил прогуляться в одиночестве. В окрестностях дома. Или, по крайней мере, двора. Я как-никак больной.

Выйдя из подъезда, я стал нелегкой матросской походкой пересекать двор. Сгущались сумерки. Вокруг было пустынно. Только где-то вдалеке то разгорался, то затухал огонек сигареты. Кто-то курил и, судя по частоте вспышек, довольно нервно. А вот этого курильщика надо бы обойти. От греха. А то мало ли что?

Изменив траекторию, я зашагал в противоположную сторону. Оглянувшись, увидел, что огонек тихонько двигается за мной. Пришлось прибавить шаг. Огонек не отставал. Только вспышки еще более участились и стали похожи на бортовые огни самолета.

Когда я готов был уже обратиться в позорное бегство, за спиной раздался знакомый голос:

– Арсю-уш! Обожди…

Это был Виталька Рыбкин. Странно, почему, живя в соседних домах, мы прежде с ним не встречались?

Он ухватил меня за хлястик:

– Ну ты просто джип-внедорожник какой-то. Не догонишь! Ралли Париж-Дакар. Тысяча миль в дерьме и песке!

– Это комплимент? – обиделся я.

– Ну конечно, – почему-то испугался Виталька и умоляюще заглянул мне в глаза. – Слушай, Кириллыч, у тебя ночь скоротать можно?

– Но пока еще день, – удивился я и поправил хлястик пальто.

– Жена, понимаешь, вернулась… Так я заранее, – Рыбкин боязливо покосился в сторону своего окна.

– И поэтому ты не можешь ночевать дома?

– В том-то и дело!

– Ага! – догадался я. – Она застала Ларису?

– Это долгая история, старик, – горестно проронил торговец кетчупом и важно добавил: – Но я же не мальчик какой-нибудь, чтобы вот так явно… анекдотически…

Рыбкин потерянно замолчал, но я понял, что его жена Ларису и в глаза не видывала. Виталька по-собачьи посмотрел на меня и опять спросил:

– Ну так можно? А? По старой дружбе…

Я вспомнил, как он выручил меня нынешней ночью, и согласился. Так и не надышавшись вдоволь свежим воздухом, я потопал домой. Рыбкин тащился сзади.

Войдя в мои апартаменты, Виталий скептически оглядел стены с отставшими обоями и предложил:

– Может, сбегать? Деньги есть. Успел захватить… – Он вынул из кармана мятую зеленую бумажку.

Я покачал головой.

– Нет, пас.

– Ну смотри. А я опять вистую, – с деланным весельем сказал Рыбкин и пояснил: – Другого выхода нет. Надо чуток расслабиться после такой встряски.

Он тихо прикрыл за собой дверь и лисой заскользил по лестнице. Не успел я вскипятить чайник, как он уже вернулся с бутылкой водки и банкой помидоров.

– Вот! – Виталька водрузил эту нехитрую снедь на стол.

Я сел на диван и спросил его:

– Так что там у тебя произошло-то? Что, жене отдых пришелся не по вкусу?

Виталька с хрустом сорвал бутылочную голову и плеснул в стакан водки. Вылив содержимое рюмки себе в пасть, он подцепил помидорину и ответил:

– Да нет, отдохнула-то она как раз хорошо. Загорелая явилась, как кожаный диван… Будь я разведчиком, все углы в квартире бы обнюхал перед ее приездом, но, увы, я не разведчик.

И Рыбкин опять выпил.

– Похоже, Лариса что-то забыла? – глубокомысленно предположил я.

– Забыла! – передразнил Виталька. – Эти бабы вечно что-то забывают! Без этого они никак. То трусы под подушкой, то заколку на унитазе. Ну это барахло я научился отслеживать. Трусы и заколки в первую очередь проверяю. Но чтобы заметить то, что оставила эта родственница поэта, надо быть либо разведчиком, либо… обычной бабой!

Я опешил. Интересно, что такого можно забыть, чего мужчина в здравом уме и твердой памяти заметить не способен?! Рыбкин наверняка перед приездом благоверной постарался замести следы.

Тем временем он продолжал:

– Зашла Светка в ванную и тут же выскочила с таким воплем, будто нашла там по меньшей мере с десяток трупов. Я спрашиваю: что такое, любимая? А она мне по морде хрясь…

– И что же там было?

– Что?! – Виталька сардонически ухмыльнулся. – Волос какой-то. На полу под зеркалом. И как только разглядела? Вот ведь штука!

– Что еще за волос? – не понял я.

– Баба, вопит, у тебя была, и волос под нос сует. Глянул: и правда, Ларискин вроде волос-то. Светик, говорю, это же твой собственный, посмотри получше. А она мне опять хрясь по морде и снова в крик: врешь, скотина!

– Чудеса! Чудеса внимательности. Ей бы на конвейере на оптическом заводе работать. Линзы проверять.

– Вот и я говорю.

– И что, она так вот взяла и выгнала тебя?

– Не сразу, старичок, не сразу, – Рыбкин даже немного повеселел. – Но факт ты правильно усек. Выгнала. Сунула мне этот поганый волос в карман и выгнала. Завтра, говорит, пойдет заявление подавать. На развод.

Мой старинный друг внезапно сделался зеленым, как нефритовый Будда. От жалости я даже налил себе чаю и чокнулся своей кружкой с его рюмкой.

– Все будет хорошо.

А что еще можно сказать? Рыбкин запустил пальцы в банку. В его глазах заблестели слезы.

– Мы ведь с ней почти пять лет прожили, – угрюмо пробормотал он. – Привычка, понимаешь…

Я с готовностью затряс головой. Но Виталька не оценил этот товарищеский жест и продолжал:

– Эх, ничего ты не понимаешь! Вот, старик, зашел я к тебе и вижу: стены драные, в ванной – грязная посуда, пыль какая-то космическая летает. Сразу видно – один мужик живет. Сидим вот, из банки закусываем. – Виталька посмотрел на меня и поправился: – Ты не обижайся, конечно, но это ведь нелицеприятный факт! А к хорошему-то быстро привыкаешь. К удобствам всяким там… Как я теперь без бабы-то?

– Ну найдешь себе новую.

– Сказал тоже, новую! Бабы-то – все одинаковые, поверь мне. А я свою знаешь сколько дрессировал? Это ведь годы и годы. Которые, между прочим, летят.

– Значит, ты мне не советуешь жениться? – осторожно спросил я.

– Ну нет, отчего же? Когда-то ведь надо. Тебе-то как раз – самое время.

Я растроганно предложил:

– А хочешь, я вас помирю?

Рыбкин задумчиво покопался в боковом кармане своего пиджака и после долгих поисков выудил длинный пастернаковский волос.

– Да я, старик, в сомнении, – сказал он, накручивая волос на палец. – Хотя, нет. Нет! Я за немедленное перемирие! Может, она при тебе постесняется выкаблучиваться. А то, глядишь, и послушает умного человека… Чем черт не шутит?

Я уже жалел о своем предложении. Однако Виталька воодушевился. Мы оделись. Рыбкин придирчиво осмотрел мое пальто в стиле «осень-зима 1976 года» и промямлил:

– Слышь, а у тебя поприличней ничего нет? А то эти синяки еще. Скажет, познакомился с каким-то алкашом во дворе. И слушать не станет.

Я подошел к шкафу. Пришлось влезать в парадный костюм. Рыбкин завязал на моей шее свой широкий галстук (мой ему показался каким-то старомодным) и восторженно похвалил:

– Ну, теперь совсем другое дело! Полное соответствие образу мирового судьи!

– Ты так думаешь?

– Только квадратной шапки и парика не хватает!

Глава 14
Миру – мир

Мы с Рыбкиным пугливо переминались у его бронированной двери и робко по очереди нажимали кнопочку звонка. По ту сторону стоял мелодичный перезвон.

– И не звони, – донеслось из-за брони, – не пущу я тебя, скотина! Иди ночуй к своим бабам!

– Светик, – ласково позвал Виталька и выпятил вперед нижнюю губу, под которой уже пробивалась щетина, – открой, а? Поговорить надо…

– Не о чем нам говорить! Ты, сволочь, у меня уже вот где сидишь со своим «поговорить»!

Рыбкинская жена, видимо, провела ребром ладони по горлу, потому что как-то странно булькнула и на мгновение умолкла. Виталий воспользовался дарованной ему судьбой и этим красноречивым жестом паузой и медовым голосом заметил:

– А я, между прочим, не один!

– Ну конечно, – отозвалась жена, – небось, бабу опять привел!

– Светик, ну что ты такое говоришь? Какую бабу? – Рыбкин подмигнул мне. – Представляешь, иду я по двору и встречаю Арсюшку Васильева. Мы с ним еще в институте учились! Оказывается, он тут рядом живет…

– Так я тебе и поверила, – голос Светланы Рыбкиной явно смягчился.

– Я иду, а он стоит. Несчастный такой. Что ж ты, старик, говорит, меня совсем забыл. Правда-правда!

Повисло молчание. Видимо, с той стороны меня рассматривали в глазок. Наконец в замке заскрежетал ключ.

– Сработало! – торжествующе прошипел неверный муж и, строго глянув на меня, добавил: – Только ты смотри, поинтеллигентней…

Дверь распахнулась. На пороге стояла плотная, но довольно симпатичная дама с огненными волосами. Лицо ее было таким загорелым, что походило на одну из африканских масок, украшавших стены квартиры Виталькиных родителей. Из-за плеча женщины выглядывала ее бледная копия. Портрет на стене.

– Добрый вечер, – скромно, но с достоинством проронил я.

Светлана внимательно посмотрела на мой (вернее, Виталькин) галстук. «Наверное, узнала», – подумал я. Тем не менее госпожа Рыбкина ничего не сказала на этот счет. Она жестом пригласила меня войти и буркнула:

– Не слишком-то вовремя.

Я зацепился о железный порог и ткнулся головой в мягкий, но упругий живот Виталькиной жены.

– Светик, – встрял Виталька, – это вот и есть Арсений, мы с ним…

– Слышала уже, – отмахнулась бронзоволицая супруга и саркастически обратилась ко мне: – Проходите, Арсений, чувствуйте себя как дома. Надеюсь, вас жена не выгнала?

Я замялся и с усилием выдавил:

– Да нет, что вы. У меня нет жены…

– Повезло, правда, Витасик? – она насмешливо посмотрела на мужа.

Рыбкин молчал. Его роскошная шевелюра сбилась куда-то набок, как на египетском барельефе.

Мы прошли в гостиную. Строгая женщина на портрете сверлила нас с Рыбкиным глазами. Я поежился.

– На диван лучше не садитесь, – предупредила меня Светлана, – тут Виталий проводит время с женщинами. Это святое место! Экспонат!

Я вспомнил Ларису и уже открыл было рот, чтобы сказать, что я, мол, знаю, но вовремя опомнился.

– Светик, может, хватит? При посторонних! – театрально взревел Виталька.

– Ну ты же сам его привел, – мадам Рыбкина посмотрела на меня и заключила: – Значит, он не посторонний. Можно сказать даже – член семьи. И сейчас станет свидетелем грандиозного скандала…

Она решительно сжала кулаки. Золотые кольца выступили вперед кастетом. Виталька бочком пробрался к бару и достал какую-то фирменную бутылку.

– Давай выпьем, Сень, – невозмутимо предложил он. – За встречу…

– Ты же знаешь, я не пью, – отказался я, прочно застолбив за собой роль интеллигентного человека.

– Вот видишь, паскуда, – бросила Светлана, – есть еще приличные люди на свете. Хоть они и твои бывшие друзья!

Виталька предательски сверкнул на меня глазами: мол, не обижайся, друг.

– Ха! И ты ему поверила? Да Сенька пьет как собака! Это он просто стесняется.

Мадам Рыбкина недоверчиво окинула взором мою неказистую внешность и спросила:

– Это правда, Арсений?

Я оказался меж двух огней. Сказать, что неправда, – подвести Витальку. А согласиться – значит опуститься в глазах его жены и, следовательно, опять-таки подвести друга.

– Виталий шутит, – дипломатично заявил я. – Я пью только по праздникам. Или за знакомство.

– Ну что ж, – согласилась Светлана и закинула ногу на ногу, – за знакомство, пожалуй, и я выпью. Налей-ка жене, стервец!

Рыбкин радостно наполнил рюмки.

– Вы, Арсений, чем занимаетесь? – осведомилась Виталькина жена после моего вялого тоста «за знакомство». – Тоже кетчупом торгуете?

– Да если бы не этот кетчуп, – взвился Рыбкин, – ты бы не на Канарах отдыхала, а в лучшем случае у себя на кухне, на табуретке!

– Я учитель, – ответил я.

– Это благородно, – отозвалась Светлана. – Где же вы живете, если я вас до сих пор не видела?

Виталька развернулся на диване и вытянул палец:

– Да вон его окно горит. Напротив.

Я обнаружил, что забыл выключить свет, и забеспокоился: а вдруг и плиту тоже? Мадам Рыбкина взглянула на меня с возросшим интересом.

– Это очень хорошо.

– Что же тут хорошего? – спросил я.

– Такой милый человек и совсем рядом. Я ведь тут совсем одна, если не считать этого стервеца.

Она кивнула на мужа, Виталька благодарно посмотрел на меня. Я почувствовал, что перемирие вовсе не так уж невозможно. Светлана встала и, покачивая бедрами, прошла мимо меня на кухню.

– Старик, ты гений! – зашептал Рыбкин, как только спина его жены исчезла из поля нашего зрения. В который раз я слышу это слово? – Она просто растаяла! Даже на синяки не обратила внимания! Вот что значит педагог! Женщины, они же как дети…

– Думаешь, хватит? – с опаской спросил я. – Тогда я, пожалуй, пойду, а то там у меня свет горит.

– Старичок, еще один такой воспитательный натиск, и дело в шляпе. Ночь я проведу в родимой спальне. Под боком у родимой женушки… Кстати, зря ты от Ларисы отказался, – цинично добавил Рыбкин, – мировая баба!

– Тс-с! – я приложил палец к губам. По коридору зашелестели тапочки.

Виталька беззаботно откинулся на диване и даже принялся тихонько насвистывать. В комнату вплыла его жена. Она успела переодеться в золотистое платье, подчеркивавшее ее гитарообразную фигуру. На вытянутых руках Светлана несла поднос, уставленный иностранными закусками. В ее глазах горела решимость.

– Давайте, Арсений, посидим по-человечески. А то рядом с моим мужем все волей-неволей превращаются в свиней.

Виталька фыркнул, наполнил рюмки и толстыми пальцами ухватил с подноса кусок колбасы.

– Мне достаточно, – проронил я.

– Да будет тебе, старик. Еще рюмашку.

– Завтра на работу с утра, – пришлось соврать мне. Эта, с позволения сказать, вечеринка мне уже порядком поднадоела.

Светлана с уважением покосилась в мою сторону, но тем не менее проворковала:

– Не слушайте моего дурака, Арсений. Выпейте лучше со мной…

Пришлось чокнуться и сделать несколько глотательных движений.

– Большое спасибо, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Пойду я, пожалуй…

К счастью, никто не стал меня удерживать. Виталька благодарно ухмыльнулся и остался сидеть. Его жена вышла меня проводить.

– Так где вы, говорите, живете? – спросила она почему-то шепотом.

– Виталий же вам показывал. В доме напротив…

– Это очень хорошо. – Светлана коснулась моего потертого драпового плеча. – Вы почаще заходите к нам.

– И вы заходите, – вежливо отозвался я. – Мы с вашем мужем старинные друзья.

– Обязательно, обязательно. – На вздымающейся рядом с моим боком бронзовой груди болталась золотая цепочка.

– Пожалуйста-пожалуйста.

– Ну что вы там застряли? – донеслось из комнаты. – Старик, если передумал уходить, то имей в виду – все еще на столе.

– А ты бы вышел проводить друга, – крикнула Света и ласково добавила: – Свинтус ты у меня все-таки…

Виталька удовлетворенно захохотал.

Окончательно убедившись, что в этом доме воцарился мир, я с легким сердцем покинул его пределы. Когда я спускался, до моих ушей донеслась двухголосая площадная брань. Милые ругаются – только тешатся!

Глава 15
Око за око

Болезнь, по-видимому, отступила. Может, Катьке позвонить? Поболтать. Неохота. Тем более что мадам Колосова наверняка уже звонила мне сама – узнать о здоровье. То-то она удивилась, не застав меня дома. Но может же человек, в кои-то веки, прогуляться. Или он должен сидеть как пень в четырех стенах, без глотка свежего воздуха?

Странная какая-то у Рыбкина жена. Отходчивая. Быстро его простила. Любит, наверное. Да и почему не любить-то? Небось, не каждый муж отправляет жену отдохнуть на Канары. Так что какой-то там жалкий волос неизвестного происхождения, какой-то роговой отросток недоказанной неверности можно простить.

Непонятно только, зачем Витальке нужна Лариса. Я, конечно, поступил как последняя свинья, отказавшись от свидания. Вот и пришлось Рыбкину развлекать женщину, как умеет. А уж он умеет, это я помню еще по институту. Но с другой стороны, мог бы дождаться, когда приедет его благоверная. Потенциал в этой женщине большой – видно с первого взгляда.

Под окнами раздался шелест шин. Взвизгнули тормоза. Хлопнула дверь, и в уличной тишине раздался дробный перестук женских каблучков.

Кстати, Рыбкин мог бы намекнуть, что, мол, волос – сущая ерунда. А вот что ты делала на Канарах, моя милая? Перевел бы Виталька стрелочку, и моя помощь бы не понадобилась.

Ну да ладно, пусть уж есть, как есть. Тем более что рыбкинской жене я, кажется, понравился. Теперь она пребывает в уверенности, что у ее мужа не одни только подонки в друзьях. Хотя моя личность – довольно спорная. Видела бы она меня вчера…

Раздался звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Неужели опять Виталька? Ляпнул что-нибудь несусветное после моего ухода, вот жена его опять и выгнала.

Какой же болван этот Рыбкин! Перемирие еще очень хрупко, и следует фильтровать каждое свое слово. Да что там слово – с женщиной важен каждый жест, взгляд, поворот головы. Вообще любая мелочь. Если уж Светлана заметила чужой волос у себя в ванной, то что говорить о словах.

Еще один звонок.

– Кто там?

– Арсений, откройте, это я…

Голос женский. Похоже, это не Рыбкин. Я бы даже сказал, что это скорее его жена. Светлана? Но что ей от меня понадобилось? Нет, не может быть!

– Света? – опасливо предположил я. – Это вы?

– Я… – раздался из-за картонной двери бархатный голос.

Полное ощущение, что она уже в квартире. Пришлось открывать.

Это и в самом деле была Светлана. Причем в том же наряде, что и полчаса назад, когда я покинул жилище Рыбкиных. Между распахнутыми полами дубленки виднелось золотисто-черное платье с глубоким вырезом. Однако косметики на лице было побольше. И еще от Виталькиной жены разило сладкими – наверное, дорогими и иностранными – духами.

Я оторопело затоптался на пороге и неловко развел руки. Словно не хотел пускать гостью в дом. Светлана мягко отвела мои руки и проскользнула в прихожую.

– Ну что же ты, дурашка, – рассмеялась она. – Растерялся?

Еще бы! Я попытался заглянуть Светлане за спину, в надежде увидеть там ухмыляющуюся Виталькину физиономию. Но лестничная клетка была пуста. Лишь соседская дверь зловеще отсвечивала дерматином.

Я посмотрел на ноги гостьи, все еще на что-то надеясь. Но нет, она была в умопомрачительно золотых туфлях. А я надеялся увидеть тапочки на босу ногу. В этом случае можно было рассчитывать на появление Рыбкина.

Однажды мне довелось побывать в горах. И там я стал свидетелем очаровательной сцены.

Представьте себе утро. Туман. Я только проснулся. И вот, вижу: через этот туман на лошади во весь опор скачет женщина в ночной рубашке. Волосы развеваются. Путь она держит наверх. В горы.

Сначала я подумал, что это мираж или галлюцинация, и потому не обратил на дочь гор особого внимания. Но минут через пять опять раздался конский топот.

На этот раз мимо меня проскакал мужчина в нижнем белье и с лихо закрученными усами. И тоже в горы.

И тут я догадался – обычная семейная ссора. Я посочувствовал бедной женщине, представив, как дикий кавказец избивает ее нагайкой в безмолвной тишине гор.

Я развел костер. Пора готовить завтрак. Начал открывать консервы и вдруг увидел, как парочка, несколько минут назад предававшаяся яростным скачкам, мирно возвращается обратно, да еще в обнимку. Вторая лошадь брела сзади, пощипывая чахлую травку. Помирились, стало быть.

Вот и теперь, убедившись, что на ногах Светланы не тапочки, а золотые туфли, я понял, что напрасны мои ожидания. Разгоряченного недавней ссорой Витальку в пижамной рубашке мне сегодня увидеть не суждено.

Значит, Светлана ушла от него! – пронеслась в моей голове страшная догадка. Но нет, уходят-то обычно хотя бы с чемоданчиком. А у Светланы в руках не было ровным счетом ничего.

Виталькина жена по-хозяйски повесила свою дубленку на мою старенькую вешалку.

– Ну что же ты, Сеня? – Оказывается, мы с ней уже на «ты». – Ты ведь у нас воспитанный… Приглашай женщину к столу.

Смешно сказать, «к столу»! На столе притулилась лишь недопитая чашка с чаем в компании пепельницы, полной окурков, банки маринованных помидоров да наполовину опустошенной бутылки.

Светлана прошла в комнату. Я приплясывал вокруг нее, как дикарь, исполняющий замысловатый брачный танец. Надо было хоть что-то сказать.

– Быстро же вы отозвались на мое приглашение, – робко пошутил я.

– А ты недоволен?

Я засмущался.

– Да нет, в общем-то… Только, как бы это сказать…

– Поздно, да?

Светлана рассмеялась и притянула мою всклокоченную голову к себе. Я едва не задохнулся от ядреного французского аромата.

– Придется тебе смириться с этим, – прошептала она. – Ночевать мне больше негде.

– Но вы ведь помирились? – промямлил я.

– Это все видимость, – ответила моя гостья и поинтересовалась: – Может, угостишь даму водкой?

– Сейчас, наверное, Виталий придет… – пробормотал я в пространство.

– Не-ет, – протянула жена моего друга и мастерски наполнила рюмку, – Виталий сейчас далеко. По центру шастает. Ищет меня.

– Разве вы не сказали ему, что пойдете ко мне?

– Да ты совсем глупенький, как я погляжу. Кто же говорит такие вещи?

– Что же тогда вы ему сказали? И почему он ищет вас в центре?

Светлана поморщилась. Она встала, выключила верхний свет и включила бра над диваном.

– Слушай, почемучка, давай на «ты».

– Давайте, – согласился я. – Ну а все-таки?

– А все-таки – я сказала моему козлу, что хочу прошвырнуться. И кого-нибудь подцепить. Не все же ему одному гулять направо и налево.

Я оторопел. Хорошенькое будет дело, если Виталька после бесплодных поисков нагрянет ко мне и застукает здесь свою благоверную!

От Светланы не ускользнула перемена.

– Да не пугайся ты так, – успокоила меня она. – Тебе, небось, такие бабы, как я, и не попадались?

– Ну почему же…

– А я выскочила на улицу, – продолжала она, не слушая меня, – поймала тачку, помахала супругу ручкой и уехала.

– Но он ведь мог поехать за… тобой! – мне с огромным трудом далось это «ты».

– А он наверняка так и сделал. Только минут через пять. Это ж тебе не Нью-Йорк! В нашей глуши тачки косяками не валят. К тому же не каждый решится подвезти моего муженька. С его-то бандитской рожей!

Это у Витальки-то бандитская рожа? Я хлебнул холодного чая.

– Но почему ты решила прийти именно ко мне?

Светлана вздернула брови и повела ватными фальшивыми плечами.

– А к кому прикажешь идти? Цеплять любовников на улицах? Опасно…

Я заволновался. Что значит «любовников»? Уж не предлагает ли она мне…

– А изменить ему я обязательно должна, – уверенно продолжала неверная жена, – иначе себя уважать не буду!

– Со мной? – вытаращил я глаза.

– За неимением кухарки сойдет и дворник, – цинично пошутила Светлана. – А почему бы и нет? Ты, по крайней мере, человек образованный. Я бы даже сказала, интеллигентный. К тому же я ведь не твой похотливый дружок, который, к сожалению, пока еще доводится мне муженьком. Меня не поджидают любовники за каждым кустом. Так что только ты и остаешься.

Странные какие-то комплексы. Почему некоторые люди так жаждут отомстить? «Себя уважать не буду»? Странная психология. Око за око, зуб за зуб, измена за измену… Нет уж, извините, мадам Рыбкина. Со мной этот номер не пройдет. Вы, конечно, вполне симпатичная дамочка, но как прикажете быть с дружеской солидарностью? Как посмотрю я в глаза вашему мужу, если поддамся на ваши уговоры? Нет уж, поищите-ка вы кого-нибудь на улице. Это, конечно, опасно, но зато вполне справедливо. А если не хотите, то оставайтесь здесь, черт с вами. Но чтобы лежать у меня тихо!

– Я не согласен, – выдавил я сквозь зубы.

В ответ Светлана тяпнула водки и деловито осведомилась:

– А где постельное белье?

– Я буду спать на кухне! – взвизгнул я. – На кушетке!

– Фу как нехорошо.

Светлана открыла створку шкафа и решительно извлекла серенькую стопку простыней и пододеяльников.

Потом отодвинула стол, разобрала диван и начала методично застилать ложе, где, по ее мнению, должен был состояться акт супружеской измены.

Я нервно выхватил из бельевой стопки какое-то тряпье и метнулся на кухню. Бормоча себе под нос ругательства, принялся расправлять простыню на кушетке.

Сейчас я улягусь спать, и ни одна сила не сможет поднять меня из этого угла. А там хоть трава не расти.

Тихонько раздевшись, я прошлепал босыми ногами по полу, выключил свет и нырнул под одеяло. В комнате тоже было тихо. Из щелки под дверью пробивался розоватый свет бра. Наконец и он погас. Видимо, Светлана осознала бесплодность своих попыток и заснула. Я захлопнул глаза и попытался сделать то же самое.

Внезапно холодильник, стоявший у моей головы, затрясся. От неожиданности я вздрогнул, но потом понял, что это просто-напросто взревел мощный зиловский мотор. Остатки сна улетучились. Я принялся напряженно вглядываться и вслушиваться в ночную темноту.

Из комнаты донесся какой-то шорох. Жалобно взвыли пружины дивана. Скрипнула половица.

Глаза мои расширились, я едва сдержал вопль ужаса. По узенькому коридорчику, отделявшему комнату от кухни, двигался призрак. Высоко над полом висели два огромных белых глаза, точь-в-точь как у собаки Баскервилей. Призрак гнилых болот неотвратимо надвигался на меня.

– А-а! – не выдержав, заорал я.

Гигантские белые шары заколыхались, раздался взволнованный голос Виталькиной жены:

– Ты что, глупенький? Это же я!

Только теперь я понял, почему мне привиделась жуткая английская псина. На своих Канарах она загорела дочерна, так что ее тело сливалось с окружающим мраком. И лишь незагорелые участки отчетливо светились в темноте. Грудь Светланы я принял за гигантские совиные глаза-плошки.

Моего взмокшего лба коснулась теплая рука. Пальцы, цепляясь многочисленными кольцами за брови, принялись ворошить волосы.

– А-а!!! – вскрикнул я еще громче.

– Тс-с, – прошипела Светлана и попыталась влезть ко мне под одеяло.

Я катапультировался с кушетки и приземлился в центре кухни.

– Сеня, иди ко мне! – призывно донеслось из угла. – Я люблю тебя!

Так. Только этого не хватало. Не слишком ли часто в последнее время я слышу эти слова? Нет, меня так просто не заманишь. Может, кому-то все это покажется пикантным и будоражащим приключением, но только не мне.

– А я тебя – нет!

Я шагнул к стене и принялся яростно шарить в поисках выключателя. Вот! Вспыхнул свет.

– Неужели я тебе совсем не нравлюсь? – обиженно пробормотала мадам Рыбкина и, надув губы, стыдливо закуталась в одеяло.

– Да как ты не понимаешь?! – взвился я. – Неужели ты думаешь, что я пересплю с женой своего друга только потому, что ей, видите ли, не с кем ему изменить?!

Светлана поднялась и побрела в комнату, прихватив одеяло с собой. Она была похожа на монаха-бенедиктинца в капюшоне. У двери она обернулась.

– Господи, какая же я дура! Прости меня, пожалуйста… – и скрылась в комнате.

Я торчал посреди кухни и не знал, что предпринять. Над трусами нависал живот. Появиться перед ней в таком виде еще раз было бы нелепо. Усевшись на кушетку, я закутался в простыню. Одеяла не было.

– Можно я надену твою рубашку? – донеслось из комнаты.

– Зачем?

– Хочу немного прибраться у тебя, раз уж не удалось… Все равно ночь предстоит бессонная.

– Можно, – ответил я, подивившись загадочности женской души.

Через несколько минут Светлана показалась в проеме коридора и тут же скрылась в ванной. Оттуда послышался перезвон посуды.