Текст книги "Антошка. История одной жизни"

Глава 10

Давно уже «граф» не ел такого вкусного обеда, напомнившего ему лакомые блюда былых времен, давно уже не позволял себе такой роскоши, как вино. И он ел с аппетитом проголодавшегося человека, сохраняя, однако, вид джентльмена, имеющего обыкновение обедать более или менее хорошо каждый день.

«Граф» несколько оживился, окончив обед. Глаза его слегка блестели пьяным блеском. Он чувствовал потребность завершить трапезу маленькой чашкой кофе и, разумеется, с рюмкой коньяку. Одну только рюмочку… всего одну!

Но в тот самый момент, когда «граф» величественным жестом руки подозвал лакея, чтобы отдать соответствующее приказание, в голове его, весьма кстати, пронеслась мысль об Антошке. И вслед за тем он вспомнил, что коньяк, особенно недурной, может увлечь его далеко за пределы благоразумия и бюджета и значительно отдалить время возвращения домой… За одной рюмкой любимого им напитка может последовать другая, третья, четвертая, и тогда… что будет тогда с Антошкиными деньгами и где он сам проведет ночь?

– Что прикажете? – довольно небрежно осведомился лакей, точно сконфуженный, что ему пришлось служить такому подозрительному господину.

Душевная борьба, видимо, еще не кончилась, потому что «граф» не сразу ответил, что ему угодно. Еще секунда, другая, и он решительно спросил:

– Что с меня следует?

– Рубль шестьдесят пять копеек.

– Сдачи не надо! – небрежно кинул «граф», подавая два рубля, и торопливо вышел из ресторана.

Домой он вернулся чуть-чуть захмелевший, но совершенно твердый на ногах. Он был возбужденно весел и доволен собой, как человек, избежавший серьезной опасности.

– Ну вот и я, Антошка! Здравствуй, брат! – весело проговорил «граф», входя в комнату и выкладывая на стол несколько свертков, многочисленность которых несколько удивила обрадованного появлением «графа» Антошку.

– Зазябли, граф?..

– Нисколько… ничуть… Чувствую, брат, себя превосходно… Теперь мы с тобой обеспечены на неделю чаем и сахаром! – сказал «граф», похлопывая рукой по двум сверткам. – Четверть фунта чая и пять фунтов сахара!.. А вот тут кое-что и для тебя есть, Антошка! – ласково подмигнул «граф». – Останешься доволен.

Он снял шляпу, снял пальто, бережно повесил на гвоздь и потрепал Антошку по щеке.

– Верно, сегодня хорошо работали с письмами, граф? – спросил Антошка с участьем.

– Недурно работал, как ты выражаешься, – засмеялся «граф». – И с письмами, и так… благодаря ораторскому искусству… А ты, пожалуй, правильнее смотришь на вещи, называя это работой. Собственно говоря, такое занятие – очень неприятная и тяжелая работа, хотя люди и называют нас нищими бездельниками! Пусть-ка его превосходительство, мой братец, попробует такой работы… Ха-ха-ха!.. Да, сегодня я недурно работал, Антошка… Однако не так хорошо, как надеялся…

– Не на все письма был ответ?

– Ты сообразительный мальчик. Именно не на все… Но все-таки для начала твоей экипировки кое-что получено… Можно тебе и белья сделать, и сапоги купить, и даже приобрести у татарина какую-нибудь принадлежность костюма. Например, жакетку или панталоны, что ли… Сразу, брат, полное благополучие не достигается… Нет! Но ты этим не смущайся… Я тебе весь костюм сделаю и полушубок куплю! Непременно и в скором времени! – уверенно повторил «граф», ласково глядя на Антошку. – А пока вот попробуй-ка эту штучку, – прибавил «граф», вынимая из одного из пакетов красную пастилку.

Антошка решительно был подавлен такой заботой о его костюме и таким вниманием. Эта заботливость трогала и смущала его, тем более, что пальто самого «графа», по мнению Антошки, не должно было в достаточной степени защищать от холода.

Он быстро проглотил вкусную «штучку» и молчал, не находя слов для изъявления благодарности, и в то же время недоумевал, как это «граф» может так хорошо «работать», чтобы с такою уверенностью говорить о полушубке, и почему он до сих пор не позаботился о собственном пальто. Это, казалось ему, было непростительной ошибкой с его стороны.

– Мне вовсе не надо полушубка. Зачем мне полушубок, ежели вы не будете посылать меня на работу? – вымолвил, наконец, Антошка. – Мне никакого даже костюма не надо… Здесь тепло… Вот вам, граф, ежели, например, к пальту да теплый воротник…

– Обо мне не беспокойся, добрый мой мальчик, – возразил «граф», тронутый такою деликатностью Антошки. – Я знаю секрет, как согреться, если очень холодно…

– И я знаю, граф.

– Ты? Какой же твой секрет?

– Я пробовал. Бывало, заколеешь от холода, выпьешь шкалик, и будто теплее…

– Никогда больше не пробуй, Антошка! – строго и торжественно сказал «граф» и прибавил: – Ах, бедный, бедный! Такой маленький и уже согревался водкой!

– Никак нельзя было по нашей работе иной раз не выпить, – оправдывался Антошка. – И меньше меня мальчики пили…

– Теперь у тебя такой работы не будет… слышишь? И ты дай мне слово, что никогда больше не прикоснешься к водке, чтобы не огорчать меня… Дашь?

– Убей меня Бог, если я прикоснусь! – горячо воскликнул Антошка и перекрестился. – Да я и не люблю ее. Только горло дерет…

– То-то… Нечего и любить, подлую! – как-то грустно и значительно протянул «граф».

Он стал раздеваться и, облачившись в халат, присел к столу и спросил:

– Ну рассказывай, Антошка, что ты без меня делал? Скучно было?

Антошка не без некоторой гордости объявил, что он не сидел сложа руки. Утром прибрал комнату, вытопил печь, потом помогал кое в чем Анисье Ивановне и вот теперь занялся книжкой.

– Ай да молодчина, Антошка! Хвалю, что не сидел в праздности. Праздность – мать всех пороков… Не слышал об этом?.. Ну, а теперь скажи: есть хочешь?

– Нет, я сыт. Только что ужинал. Анисья Ивановна дала мне горячих щей и мяса… Преотличные!

– А я тебе ветчины принес… Ну все равно, завтра поешь… И документ твой принес…

– Получили? – воскликнул Антошка.

– Получил.

– И видели их?

– И видел. Ведьма-то твоя с подвязанной щекой ходит, ловко ты, брат, ее ошпарил! А дяденька прихрамывает! – присочинил «граф», желая доставить Антошке удовольствие. – Бумага твоя здесь, у меня. Припугнул я этого мерзавца… Теперь ты, Антошка, вольный российский гражданин… Дяденьки не бойся… Он ничего не смеет тебе сделать… Тю-тю твой дяденька! И вовсе он тебе не дяденька и никогда им не был… То-то… Ну, а теперь будем чай пить и беседовать… А чай будем пить с вареньем… Любишь варенье?.. И калачи есть… Ставь-ка скорее самовар… Умеешь?

– Еще бы не уметь! – весело ответил Антошка.

– Да попроси ко мне Анисью Ивановну…

Бесконечно обрадованный, что ненавистный «дяденька» теперь не смеет взять его к себе, Антошка со всех ног полетел на кухню и, передав Анисье Ивановне приглашение «графа», принялся ставить самовар с каким-то ожесточенным усердием.

Пока он раздувал уголья, в голове его бродили, сменяясь одна другой, самые смелые мечты о том, как он потом купит «графу» шубу и наймет ему комнату побольше… Как он избавит его от работы, которая ему почему-то кажется тяжелой и неприятной, хотя ничего особенно неприятного нет – писать письма и получать в ответ деньги. И не особенно тяжело, если только тепло одеться, попросить на улице у хорошо одетых людей… Что им стоит дать пятачок?.. По крайней мере, когда он работал в нищенках, он нисколько не стеснялся… Но «граф» не хочет, чтобы Антошка так работал, и Антошка, конечно, не будет… «Граф» худу не научит. Только бы поскорее ему научиться читать и писать, а там он найдет место… Он поступит приказчиком в лавку. Чего лучше? А то сделается газетчиком… тоже недурно… Во всяком случае, он позаботится о добром «графе». И Анисья Ивановна пусть вместе живет… И Нютка тоже… То-то будет отлично!

И Антошка находился в таком альтруистическом настроении, что в своих ребячьих мечтах ни разу не вспомнил ни о «дяденьке», ни о «ведьме» и в данную минуту далек был от мысли засадить первого в острог, а вторую бросить под конку.

Глава 11

«Граф» усадил Анисью Ивановну на стул и, предложив ей полакомиться пастилой, советовался с ней насчет того, что можно сделать для Антошки на семь рублей.

Анисья Ивановна приняла живое участие в этом деле и заодно похвалила мальчика. Сегодня он сам вызвался ей помогать и делал все со старанием. Она предложила свои услуги по части белья. На два рубля она купит холста и сошьет ему по паре рубах, исподнего и подвёрток1616
  Подвёртки – портянки.


[Закрыть].

– А за два рубля, Александр Иваныч, можно купить в рынке сапоги, а на три – целый костюм для мальчика. Вот и обули, и одели…

– Вы говорите можно? Отлично! Только за глаза трудно покупать… Идти-то ему не в чем.

Но и это затруднение было улажено. Анисья Ивановна обещала попросить у дворника пальтецо и сапоги его сынишки. Он одного роста с Антошкой.

«Граф» горячо благодарил хозяйку. Отдавая ей два рубля, он передал ей еще полтинник, чтобы покончить маленькие счеты.

– Да вы не торопитесь, Александр Иваныч. Мне пока деньги не нужны, а у вас большие расходы.

– Пожалуйста, – настоял «граф». – У меня намечается значительная получка, Анисья Ивановна. Непременно двадцать рублей должны прислать! – прибавил «граф». – Куда же вы? Сейчас Антошка самовар принесет… Не угодно ли с нами чаю напиться?

Анисья Ивановна сперва отнекивалась, но кончилось тем, что она согласилась выпить «чашечку» и пошла за стаканами и чашкой.

Скоро на маленьком столе шумел самовар, рядом стояли варенье, пастила и калачи. От ветчины все отказались.

Антошка угощался на славу и только удивлялся, что «граф» ничего не ест, а пьет пустой чай и попыхивает папироской. Анисья Ивановна молча, прикусывая вареньем, выпила чашку и поднялась, объяснив, что у нее дело…

– А мерку я завтра с тебя сниму, Антошка! – проговорила она, уходя.

– Вот, брат, дело и слажено… Завтра мы тебя обмундируем! – промолвил «граф». – А потом я тебя к одной княгине пошлю…

– К княгине? Зачем мне идти к княгине? С письмом, что ли?

– Нет, так. Она с тобой говорить будет…

– Настоящая княгиня?

– Настоящая…

– Зачем же ей со мной говорить?..

– Расспрашивать будет… Ты ей всю правду говори, как жил у дяденьки, как ко мне убежал…

– К чему ей это знать?..

– Она, быть может, денег даст или захочет определить тебя куда-нибудь…

– Я бы от вас никуда не хотел! – решительно заявил Антошка.

– Я и сам не отпущу тебя, если ты согласен со мной жить… Разве уж что-нибудь хорошее представится…

– Ничего не представится. А я месяца в два, Бог даст, выучусь писать и читать по-настоящему и тогда в газетчики поступлю. У меня есть один знакомый газетчик… Он похлопочет…

– В газетчики? – протянул «граф».

– Что ж, разве худое место? Небось, жалованье дадут… А жить я у вас буду.

– Положим, и в газетчики недурно… Всякие новости знать будешь. Но можно и лучше сыскать место, если подольше поучиться. Например, этак, знаешь ли, машинистом, а?.. Ты прежде поучись основательно… А уж мы с тобой как-нибудь да прокормимся. Много ли нам нужно? А к княгине ты все-таки сходи… Кто знает, она, быть может, что-нибудь и сделает… Кстати, увидишь, как живут князья… Любопытно…

– Небось, очень богато… Мне сказывал один человек, будто они едят на серебряных и на золотых тарелках, а купаются в молоке… Это правда?

– Не совсем… Твой человек несколько преувеличил… Но все-таки живут богато…

– И лакеев страсть?

– Есть-таки.

Антошка примолк и минуту спустя спросил:

– И откуда только у них деньги, у этих самых князей да графов?

– Доходы получают с имений, с домов… А то и сами наживают.

– А эти имения и дома откуда?

– Гм-м… Откуда?.. У одних перешли от родителей; другие купили на деньги, которые тоже от родителей достались… Ну, а третьи сами нажили… А как, лучше и не спрашивай…

Это объяснение не вполне, однако, удовлетворило любознательность Антошки. Откуда, в свою очередь, у родителей явились имения и дома, так и осталось для него невыясненным.

Но он не нашел удобным приставать к «графу» с дальнейшими расспросами о происхождении богатств и, переходя к другой занимавшей его мысли, спросил:

– А что, граф, настоящие князья и графы делают?

Ненастоящий «граф» весело рассмеялся.

– А ты как думаешь, Антошка? – переспросил он.

– Я думаю, что они ничего не делают. Да и что им делать?

– Ты не ошибся… Собственно говоря, они ничего не делают… Не все, впрочем… Некоторые служат… получают жалованье… выходят в генералы…

– Зачем, ежели они богаты?..

– А так… Лестно… Шапка белая… на груди кресты и звезды… мундир расшитый… Видел?..

– Видал…

– Небось, и ты хотел бы быть генералом?

– Очень бы даже хотел… Но только из простых генералов не бывает…

– Бывает… Если выучишься всему, что нужно, и ты можешь быть генералом… Конечно, это редко, но случается…

– Ну?..

– Я тебе верно говорю.

– А вы, граф, тоже прежде были богаты?

– Был, Антошка…

– То-то вас графом называют…

– Только я не граф…

– Из каких же вы будете?

– Из дворян, из старинных дворян, Антошка!

– Это из господ, значит?..

– Именно, мой друг…

– Я так и полагал, что вы из важных…

– Это почему?

– Вид у вас такой – графский… Сейчас приметно… Другой хоть и богач, а виду нет… А вы богаты тоже были? – допрашивал Антошка.

– Да… было состояние…

– И много у вас денег было?.. Тысяч десять, поди? – осведомлялся Антошка, имевший о богатстве довольно смутные представления.

– Тысяч триста, считай! – усмехнулся «граф».

Антошка ахнул. В его воображении пронеслось что-то колоссальное.

«Я бы таких денег не спустил!» – подумал он и спросил:

– За такие деньги можно, например, дом купить?

– Да еще какой!

– Ишь ты! Куда же вы столько денег протратили?

– Так, зря потратил… на всякие глупости и безобразия… Только и жил для того, чтобы себя потешить и другим показать: вот какой я дурак… Не понимал тогда, что это гнусно…

– Для форца, значит? – старался уяснить себе Антошка.

– Именно для форса, как ты выражаешься… И когда я ухнул свои триста тысяч, я еще задолжал на двести… Отец долги заплатил и отказался от меня… Проклял… Понял?

– Понял! – шепнул Антошка и невольно вздрогнул, представляя весь ужас проклятия.

– Ну, вот с тех пор я и сделался нищим…

Антошка участливо посматривал на «графа».

– А разве тогда никто вам не помог? – спросил он.

– Никто… Да и к чему помогать такому? Решительно не к чему!

– А я на месте отца помог бы! – решительно заявил Антошка.

«Граф» усмехнулся.

– Капиталу большого не дал бы, а на прожиток отпускал бы… А то вдруг так-таки и бросить человека? Пропадай, мол?

«Граф» любовно взглянул на своего друга и словно бы про себя заметил:

– Оно, пожалуй, и лучше вышло, что тогда меня все бросили… А то я так бы свиньей и остался!

Этой «философии» Антошка, видимо, не понял и удивленно приподнял брови. По его мнению, получать барину на прожиток от сродственников не имело ничего общего со свинством. На то он и барин, чтобы ничего не делать… Видел он, слава Богу, господ… Катаются себе да гуляют. Расчудесно!

Однако он не сообщил этих соображений «графу» и с большим любопытством и некоторым соболезнованием спросил после минуты молчания:

– А если б того не случилось… вы могли бы выйти в генералы?

– Наверное. Все мои товарищи – генералы… Я прежде офицером был.

– Офицером? – протянул удивленно Антошка.

– Хочешь посмотреть, какой я был?

«Граф» достал из своего сундука старенький альбом и, передавая его Антошке, проговорил:

– Вот узнай-ка, где я?

Антошка стал рассматривать альбом, в котором было много офицеров, генералов в крестах и со звездами и красивых дам, несколько огорошенный таким обилием важных особ.

– Это все ваши сродственники, граф?

– Тут не одни родственники; есть и бывшие товарищи, и знакомые…

– И князья, и графы есть?

– Однако ты, Антошка, как посмотрю, имеешь к ним большое пристрастие… Уж не думаешь ли и ты графом быть со временем? – рассмеялся «граф». – Ну, а меня не узнал?

– Нет! – ответил несколько сконфуженный Антошка.

– Вот, полюбуйся!

И «граф» указал на фотографию молодого красавца брюнета, в полной парадной форме уланского офицера, веселого, жизнерадостного, со смелым, слегка надменным выражением в больших глазах. И поза на фотографии была вызывающая, самоуверенная…

– Это вы? – воскликнул полный восхищенного изумления Антошка, и его быстрые карие глаза перебегали с портрета на оригинал, желая уловить сходство.

– Я… Собственной персоной…

– Теперь и не признать!

– Ну еще бы! – грустно улыбнулся «граф».

И по его преждевременно состарившемуся, испитому, землистому лицу, нисколько не напоминавшему красавца на портрете, пробежала тень…

– Укатали, брат, сивку крутые горки! – промолвил «граф».

Оба примолкли.

– Однако ложись спать, Антошка… Завтра пораньше пойдем в рынок покупать тебе обмундировку… Ложись… О князьях и графах еще успеем поговорить… Только знаешь ли что?.. Не особенно завидуй им… Право, не стоит…

Вскоре они улеглись спать.

Антошка хоть и был полон новыми впечатлениями и мыслями, но тем не менее довольно скоро сладко захрапел.

В этот вечер перед отходом ко сну «граф» почему-то вдруг вспомнил о советах доктора и не выпил обычных нескольких рюмок водки, хотя бутылка и была им принесена в числе других закусок и спрятана в сундук, чтобы Антошка не видел. И – что было еще страннее! – ему, еще несколько дней тому назад совсем равнодушному к смерти, теперь, напротив, очень хотелось жить.

Долго ворочался «граф» на своем жестком тюфяке, долго кашлял скверным сухим кашлем, чувствуя, как ноет грудь, и долго думал об Антошкиной судьбе и об его полушубке.

Неужели «знатный братец» до конца будет последователен и оставит просьбу без ответа? Неужели жалость недоступна его сердцу?

Глава 12

На следующее утро, скверное и сырое октябрьское утро, «граф» с Антошкой отправились на Александровский рынок и после тщательного осмотра разных костюмов и сапог купили, наконец, все, что было нужно.

Нельзя сказать, чтобы «граф» был удовлетворен покупками, но зато Антошка был в полном восторге и от сапог, и от поношенной темно-серой блузы, и от штанов – от всего, приобретенного за три рубля после довольно оживленного торга. Недурна была и фуфайка, приятно согревающая грудь, хороша была и шапка из поддельных смушек1717
  Сму́шки – шкурки ягнят, еще не подвергавшихся стрижке.


[Закрыть], купленная у татарина за двугривенный.

В таком костюме Антошка еще никогда не ходил. Все было цело и, главное, впору, точно на него сшитое. «Дяденькины» же костюмы всегда отличались полным несоответствием с тоненькой и худенькой фигурой Антошки и имели вид мешков.

С рынка они вернулись домой. Отворила им двери Анисья Ивановна, необыкновенно радостная, и тотчас же сообщила «графу», что его ждет посыльный с «приятным письмецом».

– Уж полчаса, как дожидается, Александр Иваныч. Не могу, говорит, без расписки доверить… А я тоже сбегала, холста купила… Вечером и шить начну…

Радостное волнение охватило «графа» при известии о «приятном письмеце», и напрасно он старался его скрыть. Лицо его мгновенно просветлело и оживилось, и голос дрогнул, когда он торопливо проговорил:

– Попросите-ка, Анисья Ивановна, посыльного… Что за письмецо…

«Совесть в нем, видно, не совсем пропала!» – подумал он в ту же минуту.

Посыльный вошел в комнату «графа» и подал ему небольшой элегантный надушенный конверт с короной. К изумлению «графа», почерк на конверте был, очевидно, женский: мелкий и довольно красивый.

Он вскрыл конверт. Там было письмо и в нем двадцатипятирублевая бумажка. Тем же мелким почерком написанное письмо было следующего содержания:

«Дорогой дядюшка!

Папа поручил мне послать прилагаемые деньги и извиниться перед Вами, что сам не отвечает Вам. Он очень занят. Вместе с тем он просит не благодарить его и, если Вам что будет нужно, обращаться ко мне. Я с большим удовольствием принимаю на себя эту обязанность и усердно прошу не забывать этого. Дай Бог Вам и Вашему бедному мальчику всего хорошего.

Преданная Вам Нина Опольева».

Глаза «графа» были влажны, когда он прочитал это письмо.

Он понял, почему не надо благодарить «знатного братца», и тотчас же написал племяннице:

«Дорогая Нина Константиновна!

Ваша помощь и Ваше доброе письмо тронули меня до глубины души. Что бы Вам ни говорили обо мне, верьте, что присланные Вами деньги будут употреблены на мальчика. Будьте счастливы и примите горячую благодарность от меня и от мальчика.

Безгранично благодарный А. Опольев».

– Вот вам ответ и двугривенный за то, что ожидали меня! – радостно проговорил «граф», обращаясь к старику посыльному.

И затем спросил:

– Кто вам письмо передал? Сама барышня или прислуга?

– Сама барышня… Позвали в коридор перед кухней и передали…

– Что, как она?.. Должно быть, совсем молодая?

– Молодая… Лет этак двадцати, не более.

– Так-так… Брюнетка или блондинка?

– Чернявенькая, сударь… И аккуратненькая такая барышня.

– А собой как?.. Красива?

– Очень даже лицом приятные… И простые такие, даром что такого важного генерала дочь… Ласково так говорили со мной… Просили, чтобы скорее отнес вам письмо… Очень, мол, нужное… В собственные руки беспременно отдайте… И целых шесть гривен дали… Не по такции1818
  Та́кция – такса, расценка стоимости услуг.


[Закрыть], значит.

«Не в отца!» – подумал «граф».

Когда посыльный ушел, «граф» весело воскликнул, показывая Антошке бумажку, которую давно уже не видел в своих руках:

– Вот мы и с полушубком, Антошка… И у нас еще про запас останется… Решительно тебе везет! Спасибо милой племяннице… Спасибо молодому доброму сердцу… Оно отозвалось и поверило… Да, Антошка, молодость-то отзывчива…

– А откуда у барышни так много денег, что она вам такую бумажку прислала? – задал вопрос практичный Антошка.

– Откуда?.. Верно, отец на булавки ей дает… Она единственная у него дочь…

– На булавки… и такую пропасть денег?..

«Граф» объяснил, что значит «на булавки», и пошел заказывать Анисье Ивановне обед.

В тот же день Антошка щеголял в полушубке. «Граф» в этот вечер на работу не выходил.