Текст книги "Воспитание человека. Избранное"
Автор книги: Константин Ушинский
Жанр: Педагогика, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Зеленейся, зеленейся,
Мой зеленый сад;
Расцветайте, расцветайте,
Мои алые цветочки!
Поспевайте, поспевайте,
Вкусны ягоды, скорей!
Ко мне будут, ко мне будут,
Ко мне гости дорогие.
Сударь батюшка родимый
Будет по саду ходити,
Спелы ягодки щипати,
Меня младу похваляти,
Что горазда поливати,
От морозу укрывати.
Подружился медведь с мужиком, и вздумали они вместе репу сеять. Мужик сказал: «Мне корешок, а тебе, Миша, вершок». Выросла славная репа; мужик взял себе корешки, а Мише отдал вершки. Поворчал Миша, да делать нечего.
На другой год говорит мужик медведю: «Давай опять вместе сеять». – «Давай! Только теперь ты себе бери вершки, а мне отдай корешки», – уговаривается Миша. «Ладно! – говорит сговорчивый мужик. – Пусть будет по-твоему». – И посеял пшеницу. Добрая пшеница уродилась: Мужик получил вершки, а Миша корешки.
С тех пор у медведя с мужиком и дружба врозь.
Что едят у репы? У моркови? У картофеля? У капусты? У мака? У ржи?
Две бочки ехали: одна – с вином, другая – пустая. Вот первая себе без шума и шажком плетется, другая вскачь несется. От ней по мостовой и стукотня, и гром, и пыль столбом. Прохожий к стороне скорей от страху жмется, ее заслышавши издалека. Но как та бочка ни громка, а польза в ней не так, как в первой, велика.
Худое колесо громче скрипит.
Жили себе дед да баба; у деда была дочь и у бабы дочь. Баба была злая-презлая, и дочь у нее такая же. Дед был человек смирный, и дочь его Машенька – тоже девочка смирная, работящая, красавица.
Не взлюбила мачеха Машеньки и пристала к деду:
«Не хочу с Машкой жить! Вези ее в лес, в землянку, пусть там прядет – больше напрядет».
Совсем заела мужика злая баба; нечего тому делать, запряг он телегу, посадил Машу и повез в лес. Ехали, ехали и нашли они в лесу землянку. Жаль старику дочери, да делать нечего! Дал он ей огниво, кремешок, трут и мешочек круп и говорит: «Огонек, Маша, не переводи, кашку вари, избушку припри, а сама сиди да пряди; завтра я приеду тебя проведать». Попрощался старик с дочерью и поехал домой.
Осталась Маша одна, весь день пряла; а как пришла ночь, затопила печурку и заварила кашу. Только что каша закипать стала, как вылезла из-под полу мышка и говорит: «Дай мне, красная девица, ложечку кашки». Машенька досыта мышку накормила, а мышка поблагодарила ее и спряталась.
Поужинала Маша и села опять прясть. Вдруг, в самую полночь, вломился медведь в избу и говорит Маше:
«А ну-ка, девушка, туши огонь, давай в жмурки играть! Вот тебе серебряный колокольчик: бегай да звони, а я буду тебя ловить».
Испугалась Маша, не знает, что ей делать; а мышка вылезла из-под полу, вбежала девушке на плечо, да в ухо и шепчет: «Не бойся, Маша, туши огонь, полезай сама под печь, а колокольчик мне отдай». Машенька так и сделала.
Стал медведь в жмурки играть: никак мышки поймать не может; а та бегает да колокольчиком звонит. Ловил медведь, ловил – разозлился, заревел и стал поленьями во все углы швырять: перебил все горшки и миски, а в мышку не попал. Приустал, наконец, медведь и говорит: «Мастерица ты, девушка, в жмурки играть! За это пришлю тебе утром стадо коней да воз добра», – и ушел.
Поутру баба сама посылает деда в лес: «Поезжай, посмотри, много ли твоя Машутка напряла».
Уехал старик; а баба села у окна и дожидается, что вот-де приедет дед и Машуткины косточки в мешке привезет.
Сидит баба час, другой, слышит – что-то по дороге из лесу тарахтит, а шавка из-под лавки: «Тяф-тяф-тяф! Со стариком дочка едет, стадо коней гонит, воз добра везет». Крикнула баба на собачку: «Врешь ты, шавка: это в кузове Машуткины косточки гремят!» Но заскрипели ворота, кони на двор вбежали, а Маша с отцом сидят на возу – полон воз добра! Почернела тут баба от злости и говорит: «Эка невидаль какая! Вези мою дочку в лес: моя Наташка не твоей Машке чета – два стада коней пригонит, два воза серебра привезет».
На другой день отвез дед бабину дочь в землянку и снарядил ее всем, как и свою. Наташа развела огонь и заварила кашу. Мышка выглянула из-под полу и просит: «Красна девица, дай мне ложечку кашки». А Наташа как крикнет: «Ишь ты, гадина какая, еще каши захотела!» и швырнула в мышку поленом. Мышка убежала, а Наташа села, всю кашу сама приела и легла спать.
В самую полночь вломился медведь в избу: «А ну-ка, девушка, давай в жмурки играть! Вот тебе колокольчик: бегай да звони, а я буду тебя ловить». Взяла Наташа колокольчик и стала бегать, да куда! Колени трясутся, рука дрожит, колокольчик без толку звонит; а мышка из-под полу отзывается: «Злой Наташке избитой быть!»
Наутро баба посылает старика в лес. «Поезжай, – говорит, – гони коней, вези серебро».
Уехал старик, а баба села у ворот и дожидается. Вот затарахтело по дороге из лесу, а собака из-под ворот: «Тяф-тяф-тяф! Хозяйкина дочка едет, охает да кричит, а пустой воз тарахтит». Швырнула баба в собачку поленом: «Врешь ты, шавка, это серебро в сундуках звенит!»
Подъехал старик с Наташкой, и насилу-то ее с пустого воза сняли. Завыла тут злая мачеха, да делать нечего, а Машенька скоро потом за хорошего молодца замуж вышла.
Времена годаРазозлилася старуха зима: задумала она всякое дыхание со света сжить. Прежде всего стала она до птиц добираться: надоели ей они своим криком и писком.
Подула зима холодом, посорвала листья с лесов и дубрав и разметала их по дорогам. Некуда птицам деваться: стали они стайками собираться, думушку думать. Собрались, покричали и полетели за высокие горы, за синие моря, в теплые страны. Остался воробей, и тот под стреху забился.
Видит зима, что птиц ей не догнать: накинулась на зверей. Запорошила снегом поле, завалила сугробами леса; одела деревья ледяной корой и посылает мороз за морозом. Идут морозы один другого злее, с елки на елку перепрыгивают, потрескивают да пощелкивают, зверей пугают. Не испугалися звери: у одних шубы теплые, другие в глубокие норы запрятались; белка в дупле орешки грызет; медведь в берлоге лапу сосет; заинька, прыгаючи, греется; а лошадки, коровки, овечки давным-давно в теплых хлевах готовое сено жуют, теплое пойло пьют.
Пуще злится зима – до рыб она добирается; посылает мороз за морозом, один другого лютее. Морозцы бойко бегут, молоточками громко постукивают: без клиньев, без подклинков по озерам, по рекам мосты строят. Замерзли реки и озера, да только сверху; а рыба вся вглубь ушла; под ледяной кровлей ей еще теплее.
«Ну, постой же, – думает зима, – дойму я людей». И шлет мороз за морозом, один другого злее. Заволокли морозы узорами оконницы в окнах; стучат и в стены, и в двери, так что бревна лопаются. А люди затопили печки, пекут себе блины горячие да над зимой подсмеиваются. Случится кому за дровами в лес ехать, наденет он тулуп, валенки, рукавицы теплые да как примется топором махать, даже пот прошибет. По дорогам, будто зиме на смех, обозы потянулись; от лошадей пар валит; извозчики ногами потаптывают, рукавицами похлопывают, плечами передергивают, морозцы похваливают.
Обиднее всего показалось зиме, что даже малые ребятишки – и те ее не боятся! Катаются себе на коньках да на салазках, в снежки играют, баб лепят, горы строят, водой поливают да еще мороз кличут: «Приди-ка подсобить!» Щипнет зима со злости одного мальчугана за ухо, другого за нос, даже побелеют; а мальчик схватит снега, давай тереть – и разгорится у него лицо, как огонь.
Видит зима, что ничем ей не взять: заплакала со злости. Со стрех зимние слезы закапали… видно, весна недалеко!
Что сделала зима с птицами? С зверями? С рыбами? С людьми?
Заинька у елочки попрыгивает,
Лапочкой об лапочку поколачивает:
«Экие морозцы, прости Господи, стоят!
Елочки от холоду под ним трещат.
Елочки от холода потрескивают,
Лапочки от холода совсем свело.
Вот кабы мне, зайке, мужичонком быть,
Вот кабы мне, зайке, да в лапотках ходить;
Жить бы мне да греться в избушечке
Со своею хозяюшкой серенькой.
Пироги мне есть, да все с капусткою,
Пироги бы со сладкою морковкою.
На полатях зимушку пролеживать,
По морозцу в саночках покатывать».
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела —
А нынче… погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит…
На зимних полях не ищите цветов: всю землю одел еще снежный покров. Под снегом цветочкам тепло почивать; когда же малютки проснутся опять? Не все же морозы и вьюги одни, – придут к нам и теплые, красные дни. Весна по полям всюду станет бродить: и рощу, и поле, и речки будить; она, разбивая льдяные оковы, холодные снимет с природы покровы, разбудит цветочки от долгого сна; проглянут малютки и скажут: «Весна!»
Масленица – семикова племянница. – Звал, позывал честной семик широкую масленицу к себе погулять: на горах покататься, в блинах поваляться. – Не все коту масленица; придет и Великий пост.
Весна, весна красная!
Приди, весна, с радостью, радостью,
С великою милостью: со льном высоким,
С корнем глубоким,
С хлебом обильным!
Дождались мы светлого мая;
Цветы и деревья цветут;
И по небу синему, тая,
Румяные тучки плывут.
Травка зеленеет,
Солнышко блестит,
Ласточка с весною
В сени к нам летит.
С нею солнце краше
И весна милей…
Прощебечь с дороги
Нам привет скорей!
Дам тебе я зерен,
А ты песню спой,
Что из стран далеких
Принесла с собой.
Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят —
Бегут и будят сонный брег,
Бегут, и блещут, и гласят…
Они гласят во все концы:
«Весна идет! Весна идет!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперед…»
Слети к нам, тихий вечер,
На мирные поля.
Тебе поем мы песню,
Вечерняя заря.
Темнеет уж в долине,
И ночи близок час:
На маковке березы
Последний луч угас.
Как тихо всюду стало,
Как воздух охладел!
И в ближней роще звонко
Уж соловей запел.
Слети ж к нам, тихий вечер,
На мирные поля!
Тебе поем мы песню,
Вечерняя заря!
…Солнышко каждый день работает прилежно. Дороги испортились; снег проваливается; везде лужи; лед на реке почернел; у берегов полыньи; на припеке как будто зеленеет травка; на деревьях почки вздулись, в водостоках шумят ручейки.
Какие успехи сделала ваша весна к этому дню?
…Только что по проталинкам весенним показались ранние цветочки, как из чудного царства воскового, из душистой келейки медовой вылетает первая пчелка. Полетела по ранним цветочкам о красной весне разведать: скоро ль будет гостья дорогая, скоро ль луга позеленеют, скоро ль у кудрявой у березы распустятся клейкие листочки, зацветет черемуха душиста.
За деревней весело играла кошка со своими котятами. Весеннее солнышко грело, и маленькая семья была очень счастлива. Вдруг, откуда ни возьмись, – огромный степной орел: как молния, спустился он с вышины и схватил одного котенка. Но не успел еще орел подняться, как мать вцепилась уже в него. Хищник бросил котенка и схватился со старой кошкой. Закипела битва насмерть.
Могучие крылья, крепкий клюв, сильные лапы с длинными, кривыми когтями давали орлу большое преимущество: он рвал кожу кошки и выклевал ей один глаз. Но кошка не потеряла мужества, крепко вцепилась в орла когтями и перекусила ему правое крыло.
Теперь уже победа стала клониться на сторону кошки; но орел все еще был силен, а кошка уже устала; однако же она собрала свои последние силы, сделала ловкий прыжок и повалила орла на землю. В ту же минуту откусила она ему голову и, забыв свои собственные раны, принялась облизывать своего израненного котенка.
Сравните орла с кошкой.
Рано мы проснулись сегодня. Мы знали, что у нас на дворе целый воз молоденьких березок и что надобно расставлять их и по двору, и на воротах, и на крыльце, и в комнатах по углам, и за образами, где еще торчат высохшие вербочки. Чуть-чуть накрапывает весенний теплый дождик, отчего липкие листочки на березе ярче и душистей. Правду говорят, что Троицын день – зеленый праздник.
Мне и двум старшим сестрам поручили нарвать букеты в церковь: я наломал душистой сирени и нашел одно счастье о девяти листочках.
В церкви на полу набросана трава, свежие ветки нависли на образа. У всех в руках цветы или хоть какая-нибудь веточка. У одной бедной девочки не было ничего. Костя отдал ей свой букет. Какой добряк наш маленький Костя!
Завтра Духов день, а сегодня гремел первый гром…
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.
С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной, и шум нагорный —
Все вторит весело громам…
Всю щедрую руку Создатель открыл,
И рощи, и нивы богатством залил.
Одеты деревья, одеты кусты,
Кругом по траве запестрели цветы.
Привольно стадам на зеленых лугах;
Привольно и рыбке в прохладных струях.
В садах между листьев желтеют плоды,
И пахаря зреют на нивах труды.
В лугах уж звенит и сверкает коса,
А в рощице птичьи твердят голоса:
«Как славно здесь, мальчик, в прохладной тени!
Иди к нам скорей, на траве отдохни;
Послушай, какую мы песню поем,
Как щедрому лету хвалу воздаем».
«Не лето хвалите, – им мальчик сказал. —
Хвалите того вы, кто лето вам дал!»
Утро свежестью пахнуло; поле зеленью одето; сквозь волнистые туманы улыбнулось уже лето.
Выхожу я в лес соседний; там, под зеленью тенистой, уж расцвел питомец мая – ландыш белый и душистый.
И кругом ковер зеленый, в золотистых переливах; и роса в алмазных каплях – на деревьях и на нивах.
Летела ворона над озером; смотрит – рак ползет: цап его! Села на вербе и думает закусить. Видит рак, что приходится пропадать, и говорит: «Ай, ворона! Ворона! Знал я твоего отца и мать, что за славные были птицы». – «Угу!» – говорит ворона, не раскрывая рта. «И сестер, и братьев твоих знал – отличные были птицы!» – «Угу!» – опять говорит ворона. – «Да хоть хорошие были птицы, а все же далеко до тебя». – «Ага!» – каркнула ворона во весь рот и уронила рака в воду.
Слышит лев кваканье и думает: «Большой, должно быть, зверь кричит». Выскочила лягушка из болота, и лев нечаянно раздавил ее лапой.
Проведал волк, что у пастуха пало все стадо, пришел к нему со слезами на глазах и говорит: «Жаль мне тебя, добрый человек!» Посмотрел пастух на волчьи слезы и молвил: «Спасибо, кум! Но кто тебя знает, отчего ты плачешь: оттого ль, что тебе жаль меня, или оттого, что тебе самому нечем теперь поживиться?»
1. Кому только не нужна вода! И травке, и зверю, и птице, и человеку. Вот почему Бог наполнил водою большие моря и океаны.
Но в морях вода горькая и соленая, да не все и живут у самого моря. Как же очистить воду? Как перенесть ее за тысячи верст? Как поднять на высокие горы?
Работу эту задал Господь прилежному солнышку. Своими теплыми лучами переделывает солнышко воду в легкие пары. Водяные пары оставляют соль в море, поднимаются кверху и кажутся нам серебряными облаками на голубом небе.
2. Подымутся пары облаками; но не стоять же им над морем! Выходит тут на работу ветер и разносит громадные облака, как легкие перышки, во все стороны света белого. В каждом таком облаке так много воды, что если бы она вся разом хлынула на землю, то затопила бы города, села, людей и животных. Но Господь устроил дело иначе: вода из облаков сеется, как сквозь сито, мелкими каплями дождя, или замерзает и летит пушистыми снежинками.
3. Освежит вода луга и нивы и начнет просачиваться в землю. В земле, капля за каплей, собирается она в маленькие струйки. Струйка льнет к струйке, и вот пробьются они из-под земли светлым, холодным ключом. Бьет ключ и льется по земле ручейком. Пророет себе ручеек русло в земле и бежит, журчит по камешкам: встретится с своим братом, таким же говорливым ручейком, – сольются и побегут вместе. Бегут они вместе; а к ним по дороге пристает третий, четвертый, пятый товарищ…
Глядишь: уже порядочная речка течет в зеленых берегах. Поит речка людей и животных, освежает растения на лугах, вертит мельничные колеса, носит бревенчатые плоты и легкие лодки; а в ее прохладных струях уже играют веселые рыбки, блестя серебристой чешуей.
4. Бежит речка, встречается с другою – сольются и побегут вместе. К ним по дороге пристанет третья, четвертая… И вот огромная река, со множеством притоков, пробегает из края в край большое государство или десятки малых. Плывут по реке тяжелые барки, нагруженные доверху товаром; шумят пароходы; а на берегах стоят промышленные села и торговые города, один богаче другого. Несет река большие богатства из страны в страну, в далекое море и вносит в него своим широким устьем уже не маленькие лодки, а большие корабли, одетые парусами, словно крыльями.
Много воды вливает река в море, а солнце все работает: опять подымает воду в облака и рассылает ее по целому свету.
Льются вечно реки в моря и никак вылиться не могут: черпает вечно солнышко воду из морей и никак вычерпать не может: так премудро устроил это дело Создатель!
Расскажите по порядку, как путешествует вода.
Спросил мальчик отца: «Скажи мне, тятя, отчего это иной колос так и гнется к земле, а другой – торчмя торчит?»
«Который колос полон, – отвечал отец, – тот к земле гнется; а который пустой, тот и торчит кверху».
Нива моя, нива,
Нива золотая!
Зреешь ты на солнце,
Колос наливая.
По тебе от ветру,
Словно в синем море,
Волны так и ходят,
Ходят на просторе;
Над тобою с песней
Жаворонок вьется,
Над тобою туча
Грозно пронесется.
Зреешь ты и спеешь,
Колос наливая,
О людских заботах
Ничего не зная.
Унеси ты, ветер,
Тучу градовую!
Сбереги нам, Боже,
Ниву трудовую!
Весело на поле, привольно на широком! До синей полосы далекого леса точно бегут по холмам разноцветные нивы. Волнуется золотистая рожь; вдыхает она крепительный воздух. Синеет молодой овес; белеет цветущая гречиха с красными стебельками, с бело-розовыми медовыми цветочками. Подальше от дороги запрятался кудрявый горох, а за ним бледно-зеленая полоска льна с голубоватыми глазками. На другой стороне дороги чернеют поля под струящимся паром.
Жаворонок трепещется над рожью, а острокрылый орел зорко смотрит с вышины: видит он и крикливую перепелку в густой ржи, видит он и полевую мышку, как она спешит в свою нору с зернышком, упавшим из спелого колоса.
Повсюду трещат сотни невидимых кузнечиков, а по дороге на двух волах ползет скрипучий воз с новым сеном и наполняет воздух благоуханием.
Что сами вы видели летом на поле? Сравните.
Посмотрю пойду,
Полюбуюся,
Что послал Господь
За труды людям:
Выше пояса
Рожь зернистая
Дремлет колосом
Почти до земли,
Словно Божий гость,
На все стороны
Дню веселому
Улыбается.
Ветерок по ней
Плывет, лоснится,
Золотой волной
Разбегается.
Беленький гладенький зайчик сказал ежу: «Какое у тебя, братец, некрасивое, колючее платье!» – «Правда, – отвечал еж, – но мои колючки спасают меня от зубов собаки и волка; служит ли тебе так же твоя хорошенькая шкурка?» Зайчик вместо ответа только вздохнул.
Растужился, расплакался серенький зайка, под кустиком сидючи; плачет, приговаривает: «Нет на свете доли хуже моей, серенького зайки! И кто только не точит зубов на меня? Охотники, собаки, волк, лиса и хищная птица; кривоносый ястреб, пучеглазая сова; даже глупая ворона и та таскает своими кривыми лапами моих милых детушек – сереньких зайчат. Отовсюду грозит мне беда, а защищаться-то нечем: лазить на дерево, как белка, я не могу; рыть нор, как кролик, не умею. Правда, зубки мои исправно грызут капустку и кору гложут, да укусить смелости не хватает. Бегать я-таки мастер и прыгаю недурно; но хорошо, если придется бежать по ровному полю или на гору, а как под гору – то пойдешь кувырком через голову: передние ноги не доросли.
Все бы еще можно жить на свете, если б не трусость негодная. Заслышишь шорох – уши подымутся, сердчишко забьется, не взвидишь света, пырскнешь из куста – да и угодишь прямо в тенета или охотнику под ноги.
Ох, плохо мне, серенькому зайке! Хитришь, по кустикам прячешься, по закочкам слоняешься, следы путаешь; а рано или поздно беды не миновать: и потащит меня кухарка на кухню за длинные уши.
Одно только и есть у меня утешение, что хвостик коротенький: собаке схватить не за что. Будь у меня такой хвостище, как у лисицы, куда бы мне с ним деваться? Тогда бы, кажется, пошел и утопился».
Сравните зайца с кошкой.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
