Текст книги "Звезда Давида"

Глава 7

Вошли в устье Медведицы. И тут увидели сгоревшие остатки ладьи.

– Батюшки! – воскликнул Никитич. От волнения он то хватался за голову, то истово осенял себя крестным знамением. – То ж наше судёнышко! Никак Матвея ладья! Бросай якоря, Гераська! Надоть хоть глянуть, что случилось!

– И так всё ясно, хозяин, – отозвался кормщик. – Татары, кто ещё!

– Прикуси язык, дурья башка! Вдруг кто нашей помощи ждёт! Мы совсем недалеко от них были, а впереди лишь Осташкова ладья плыла. Вот незадача-то!

Гребцы тотчас опустили в воду два якоря и в лодке поспешили обследовать обгоревшие остатки ладьи. Судя по всему, случилось нападение дня два назад.

– Гляньте на берегу, олухи царя небесного! – орал Никитич.

Народ прочесал берег. Вернувшись, дед доложил купцу:

– Значит, так, хозяин. На берегу четыре тела. Уже холодные. Точно дня два как богу душу отдали, Царство им Небесное! Похоронить бы, а?

– А как же! Христьянские ведь души. Хорошо осмотрели? Опознали бедолаг? Матвея среди них нет?

– Не видать, хозяин. Могли и в полон захватить, басурмановы дети! Другой-то ладьи что-то не видать, хозяин. Может, успели проскочить? Дай-то Бог! – И всё крестился и крестился, причитая.

Часа через два тела похоронили, нашли ещё одного, но тоже не смогли опознать. Он лежал в траве без головы, которую искали, но зря. Не нашли. Поставили четыре креста на общей могиле и тронулись дальше, спеша покинуть страшное место. А так хотелось передохнуть тут, укрывшись среди зарослей ракитника и тростника.

– Скоро Хопер будет, – заявил Егору кормщик. – Тож опасное место. Татары уж точно нас будут поджидать. Где же ладья Стогина? Или её тоже полонили?

Ему никто не ответил. Он и не ожидал этого.

Через два дня подошли к Хопру. Никитич приказал не заходить, а спешно плыть дальше. Зло, с тревогой в голосе заметил:

– Пока ветер попутный, не будем терять времени, ребята! Хоть тихо, но всё ж плывём. Гераська, определи очерёдность сторожам. Остальным – спать.

Ладья, словно призрак, тихо плыла среди ночи, а перепуганные гребцы озирали страшные зловещие берега, каждую минуту ожидая посвист стрелы или аркан татар. Но кругом было тихо, лишь сазан или щука плеснёт хвостом – и опять тишина.

Через день ветер почти стих и поменял направление. Опять весла замахали, словно крылья.

А Егор всё расспрашивал дальнейший путь ладьи. От него отмахивались, боясь накликать беду, торопя с прибытием на место. Лишь узнал, что конечный путь только по Дону до самого острога Тулы. Это название ему известно не было, и он ломал голову, где тот острог и сколько до него надо плыть. И всё среди татар.

А они частенько появлялись по берегам, угрожая нападением. Бывало, что пускали стрелы, но пока обходилось без ранений. Попытки Егора ответить пресекал Никитич, боясь озлить и тем самым накликать их гнев.

– Побереги свои стрелы, парень, – назидательно говорил он. – Они тебе ещё пригодятся. А плыть нам пару месяцев надо. Кумекаешь?

А Дон всё тянулся извилистой змеёй, уходя всё дальше на полночь. По берегам тянулись уже зеленеющие леса, и так хотелось побродить по ним с лукошком. Но Никитич и слышать о том не хотел.

– Грибками дома побалуетесь, ребята. Спешить надо. И так три месяца, считай, в пути. А ещё дай Бог до осени добраться до места. Молюсь Святому Николаю с просьбой даровать нам счастье оказаться дома. И вы не забывайте, ироды!

И гребцы усердно молились, стучали о лавки лбами и крестились, целуя нательные кресты под грязными рубахами.

Только прошли речку Осередь, как на берегу появился отряд татар. С воплями и угрозами стали они требовать пристать к берегу. А Дон в этом месте шириной не баловал. Стрелами с любого берега легко достать.

– Хозяин, чего делать? – в страхе завопил Герасим. – Перестреляют ведь!

Никитич задумался, а потом оглянулся на Егора.

– Ты хорошо знаешь такие шайки, Егор. Что делать будем?

– Плыть дальше, хозяин. Укрыться за бортами, а я буду их помаленьку отстреливать. Брода, как я кумекаю, тут нет поблизу. Глубина не для коней. Хоронитесь и не высовывайтесь. Дальше лес подступает к самой воде, так что преследовать нас им будет несподручно. И отойдём поближе к левому берегу.

Купец со страхом, но всё же последовал совету бывалого воина. Егор уже готовил лук со стрелами. До леса оставалось не больше двухсот саженей.

Парень придирчиво оглядывал толпу татар. Их было человек тридцать. Кони нетерпеливо перебирали копытами, а Егор увидел красавца коня и решил, что на нём обязательно должен сидеть начальник. Не меньше сотника.

Татары пока не стреляли, и этим воспользовался Егор. Пустил стрелу и угодил татарину в правую руку. В ответ раздался вой татар и полетел град стрел. Гребцы вжались в груду товара, пряча головы. Стрелы с тупым звуком вонзались в борта, свистели над головами, но ни одна никого не ранила.

Егор выждал момент, когда татары стали перезаряжать луки и высунулся. Его стрела попала в бок коня, и тот взвился на дыбы и заплясал, истекая кровью. С новым взрывом воплей два татарина бросили коней в воду, те прыгнули с высокого берега и скрылись под водой. Течение сносило их, и они никак не могли выплыть к борту ладьи. Лодка же продолжала неторопливо плыть, парус надувался, подгонял, приближая к противоположному берегу.

Один татарин не выдержал гонки и скрылся под водой. Его конь побарахтался немного и тоже пошёл ко дну вслед за хозяином. Второй поспешил вернуться.

Прошло где-то с полчаса, и татары успели ранить двоих, однако Егор подстрелил ещё троих. Но тут лес вплотную подступил к воде, так что кони не смогли дальше двигаться. Часть татар спешилась и пробирались берегом, стреляя по ладье. Но та не останавливалась.

Герасим поднимал руку и помаленьку работал рулевым веслом, не давая ладье свалиться к берегу вплотную. Стрел становилось всё меньше, и наконец татары отстали, оглашая воздух проклятиями, насылая на ладью все напасти и гнев Аллаха.

– Господи! – поднял глаза к небу обрадованный хозяин. – Неужели пронесло? Ну и Егорка! Тебя мне сам Господь послал. И не ранен? Вот чудо-то! Ну молодец ты! На, выпей дорогого вина заморского. Такого не пивал, наверное.

– Мне бы и простого, русского можно. Чего мне заморское. Всё одно не разберу вкуса, хозяин. Так что не стоит и тратиться на меня. Себя ведь спасал.

– Хорошо, хозяин, что тут русло глубокое, с омутами. И лес кругом, гущина, – подал голос кормщик. – Воздадим хвалу благодарственную Господу нашему!

Стали молиться и креститься. Хозяин же распорядился всем выставить по чарке горькой, что тут же вызвало радостные и воодушевлённые крики.

Зато всю ночь гребли, поспешая подальше отойти от страшного места, но татары больше не появлялись. А утром ветер поменялся, и парус пришлось убрать. Зато утомлённые гребцы едва шевелили вёслами, ладья тихо продвигалась вперёд, и Никитич всё же отослал часть гребцов спать. Тем более что после очередного поворота парус опять подняли, и гребцы смогли полноценно отдохнуть.

Через три дня, пройдя речку Битюг, прошли ещё вёрст десять. Потом сразу повернули на запад, и парус сильно надулся под напором попутного ветра.

Егор видел, как оживились гребцы. После расспросов понял. в чём дело. Гузель он пояснил их повеселевшие лица.

– Им уже знакомы эти места, Гузель. До Тулы совсем близко. И конец нашим мытарствам. Мы оженимся, повенчаемся в церкви и заживём своей жизнью. Ты ведь уже свыклась с тем, что надо принять нашу веру? Без этого жизни нам не будет, дорогая… – И пытливо заглянул в её лицо.

Бывший ушкуйник отметил, как осунулась и подурнела девушка. Но ему было наплевать на внешний вид. Она всё равно для него была самой красивой, и одна эта мысль в который раз удивляла и даже возмущала его сердце.

– Мне так страшно, Егор, – призналась она неожиданно. – У вас тут всё так необычно, холодно. Правда, и в Сарае было зимой холодно, но не летом!

– Ничего страшного, Гузель! Привыкнешь. А зима у нас красивая, и ты её полюбишь. Лишь бы выбраться из татарских пределов. А тебе мысль о родине не приходит в голову? Или ты её покинула слишком молодой и мало помнишь?

– Я всё помню, Егорка. Мне тогда было лет десять. И мне хотелось бы там побывать. Родных мне найти не удастся, конечно, но вспомнить хотелось бы места, где я когда-то жила. То был кишлак на берегу большой реки. Я забыла её название. Мои родители были из горной местности и переехали на новое место до моего рождения. Мне мама о том постоянно говорила. А теперь я даже родной язык почти забыла. Теперь вот по-русски говорю свободно.

– Значит, нечего и беспокоиться, Гузель.

– А как мы будем жить? У тебя есть деньги?

– Очень мало, но зато есть украшения. Они тоже стоят дорого. Продадим и купим себе дом. Будешь там хозяйкой. И лицо не надо будет закрывать. Все тебе будут завидовать за твою красоту.

– И ты этому рад? А я – нет. Зависть слишком опасна для нас, Егор.

– С завистью мы справимся, Гузель. Ты мне скажи, у тебя тоже должны быть украшения. Ты мне когда-то протягивала их, да я не взял. Они сохранились? Я никогда их у тебя не видел.

– Вот приедем на место, тогда и покажу. А пока ни слова о них.

– Правильно! Лучше даже не вспоминать, целей будут.

А когда миновали устье реки Воронеж, гребцы заявили Егору, что пути осталось на месяц.

– Так долго? – удивился Егор с разочарованием. – Мне казалось, что совсем рядом. А ещё целый месяц плыть! Так и к татарам легко попасть. Не дай бог!

– Это мы так говорили. Теперь ты точно знаешь. Скоро пойдут совсем знакомые места. Кто-то из нас обязательно тут уже бывал.

Этими сведениями Егор поделился с Гузель. Она глядела в его лицо, словно ожидая ещё чего-то. Но он вопросительно глянул на неё, спросил:

– Что случилось? Ты так смотришь, что я так подумал, что у тебя есть что мне сказать. Не молчи же!

– Я жду ребёнка, Егор, – очень серьёзно ответила она. – Как ты к такому отнесёшься? Уже больше двух месяцев, наверное. Скорей всего.

– Гм, здорово! – воскликнул озадаченный Егор. – Буду тятком! А мне всего-то едва за двадцать перевалило. Вернее, уже двадцать два года. Кстати, а тебе сколько? А то собираюсь жениться, да не знаю, сколько невесте лет.

– Мне недавно было двадцать. Старуха уже. – И улыбнулась слегка жалкими глазами.

Заметив это, Егор спросил беспокойно:

– Что это ты? Чем недовольна?

– Через полгода с небольшим мне рожать, а у нас ничего нет.

– Нет, так будет! Я ни перед чем не остановлюсь, но у нас будет всё! Дом, добро, хозяйство. Лишь подождать придётся. Немного.

* * *

Ладья всю ночь медленно плыла по извилистому руслу Дона. Он здесь был совсем узкой речкой, по берегам которой сплошь тянулись густые дремучие леса. Гребцы уверили Егора, что скоро можно ожидать первые деревушки.

– Стало быть, конец пути? – с волнением спросил Егор.

– Конец, Егорка! – радостно блестели глазами гребцы, вымотанные до предела. – Полтора года отсутствовали. Как там наши? Страх берёт, вспоминая.

– Скоро пройдём устье Упы, и тогда можно считать, что мы дома, – важно напомнил Герасим, внимательно оглядывал реку, стараясь не наскочить на мель или брод, где легко засесть надолго.

К полудню прошли эту самую Упу, и гребцы проводили её возгласами радости. Гребли лениво, больше полагаясь на парус, который продолжал исправно трудиться даже в таком узком месте, как близость истоков Дона.

– К вечеру будем на месте? – спросил Егор, сменяя Герасима.

– Не, парень. Не успеем. Идём слишком тихо, а река извилиста, надо быть внимательным и знать проходы.

– А я не знаю, Герасим, – обеспокоился Егор.

– Ничего, я тебе дам знающего мужика. С ним и доведёте до привала. Последнего перед Тулой. Эх! Банька по мне тоскует с жинкой! Завтра закатим гульбу. Приходи, рад буду. Мой дом недалеко от церкви. Всяк тебе укажет.

– Дак ведь я с девкой, – усомнился Егор. – Куда её-то деть?

– С девкой нельзя, – согласился Герасим. – Ну как знаешь. Если что, жду.

Поздно вечером расположились на берегу. Комарьё тут же набросилось на людей, лишь дымные костры чуть отогнали проклятую нечисть. Верстах в четырёх прошли первую деревеньку в десяток изб с огородами и хилыми пашнями. Обошли ещё до рассвета. Роса была обильной, и дождя не предвиделось. Закончили нехитрый, скорей скудный завтрак и тронулись дальше.

Не прошло часа, как на берегу появился разъезд человек в шесть. Первой мыслью была: татары; но скоро все прояснилось. То были люди тульского воеводы. Дозор осматривал местность, сторожась татар.

– Э-ге-гей! Купец! – донеслось до ладьи. – Не Никитич ли вертается домой?

– Он самый! – ответил самый горластый, а купец вышел на нос и тоже прокричал в ответ вопрос:

– Что нового в Туле, служивый? Матвей Стогин пришёл?

– Как же, пришёл позавчера, хозяин! Да пощипали его татары! А ты как будешь?

– Бог миловал, пронесло, хоть и не без воровства. Тож татарам дань отвалил. Но и себе малость осталось. Воевода прежний?

– Прежний, хозяин! Скоро сам всё узнаешь. Ладно, прощевай, хозяин! Лёгкой дороги тебе. Осталось всего ничего!

После полудня показались деревянные частоколы острога и десятка два изб вокруг. Крохотная пристань тут же заполнилась людом, что желал поглазеть на купца, который проделал такой длинный путь и вернулся целым. А Герасим указал рукой на пристань и проговорил взволнованно:

– Вон стоит семья хозяина. Жена и четверо детишек. А моих-то не видно. С чего бы так?

Егор понял, как неприятно кормщику, что его никто не встречает.

Наконец ладья стала у причала, канаты были закреплены, и приказчик Никитича запрыгнул в ладью, приветствуя и кланяясь.

Поздравил с прибытием и тут же начал распоряжаться грузчиками, которые уже спешили с подводами к пристани. Герасим подскочил к приказчику и, оглянувшись на хозяина, спросил тихо:

– Слушай, Савел, что с моими-то, что никого не видно?

– О, Герасим! – сделал вид, что раньше не заметил. – И не говори! Страшно молвить. Ты уж прости, но раз спросил, то не обессудь.

– Ладно тебе! Не тяни уж!

– Как ты отчалил, так месяца через четыре моровая болезнь на нас напала. Некоторые в леса подались, ну и я с ними, с хозяйскими, значит. Передохнули, пережили. Я-то, как приказчик, наведывался сюда. Так твои, не серчай на меня, почти все и померли. Тогда треть люда перешла на погост, Герасим.

– Господи! – перекрестился Герасим. – Ты сказал, почти все. Значит, кто-то жив остался? Кто же?

– Так случилось, Герасим, что только младшая Нюрка и твоя матушка и выжили.

– То-то у меня частенько в те времена сердце щемило в груди, – сокрушённо заметил Герасим и начал мелко креститься. – А как же матушка с внучкой жили сами-то, без помощи?

– Так и жили, Гераська. Жена Никитича сильно помогала. Своих людей посылала огородину присматривать, копать, полоть и собирать. Одним им не управиться бы. Дровишек зимой завозила. И так помогла. Слава Богу, что так хоть получилось. Нюрка постоянно работала. Твоя-то жена первой Богу душу отдала, за ней и брат твой, а уж потом и все остальные. А старая постоянно хворала и ничего почти не могла делать по дому. А не то что огород.

Герасим смахнул набежавшую слезу, но взбодрился, когда кто-то заметил:

– Вон Нюрка бежит, Герасим. Щас всё расскажет.

Герасим спустился на причал и обнял дочку. Та со слезами, рыдая, не смогла даже сразу ничего сказать. Пришлось отцу успокаивать несчастное дитя.

Потом Егор видел, как они сели поодаль рядышком и долго о чём-то говорили. Посмотрел на Гузель, увидел растерянность в её глазах, но, вздохнув, промолчал. Он понимал, как смутно у Гузель на душе. Всё незнакомое, ко всему надо привыкнуть да усваивать. А то дело не такое простое в чужом обществе, с чужой религией.

– Ладно, Гузель, что тут сидеть. Пойду соберу вещички, ты тож не отставай, и пойдём искать пристанище на ночь. Авось повезёт.

Четверти часа не прошло, как они уже стояли на пристани, оглядывались по сторонам, гадая, в какую сторону направиться. И услышали окрик Герасима:

– Эй, ребятки, ходи ко мне. Дело есть, коли не гордые. Садитесь рядком, поговорим малость. Это моя младшая, Нюрка. Одиннадцатый год пошёл. А матушка хворая. И вот что я подумал, Егорка. Дом у меня большой, места теперь много. Иди ко мне жить, пока сам чего не присмотришь. Платы не возьму. Ну разве что за еду. У нас несчастье, так что не обессудь. Что скажешь?

Егор посмотрел на Гузель, та молчала, не зная, как ответить. Тогда Егор со вздохом молвил:

– Если так, Герасим, то можно и пожить. Дело говоришь. Далеко твоя изба?

– Я ж речной кормщик, Егорка. Стало быть, и изба моя рядом. Пошли, хватит сидеть без дела. Мать ждёт, наверное.

Через пять минут вошли в просторную избу. На печке лежала старуха, немощная и почти безмолвная. Лишь промямлила тихо:

– Вернулся наконец-то, солнышко моё! Дождалась-таки! Подойди, гляну на тебя.

Скоро Герасим отвёл молодёжь в крохотную пристройку, заметив грустно:

– Старший тут жил с женой. Детишек не успели нажить. Вот, располагайтесь. Вынесите всё, протрусите и стелитесь. Бог вам в помощь. На ужин позовём.

Герасим ушёл, его шаги затихли, и лишь звуки беготни Нюрки и бряканье посуды говорили о том, что в избе теплится жизнь.

– Ну что, Гузель, будем пока тут куковать? – Егор с беспокойством глядел на молодую девушку. Та продолжала молча переживать, оглядывая закоптелое, давно не мытое помещение. – Ты особо не переживай. Как-то устроимся, а там видно будет. Деньги есть, остальное легко будет устроить. А пока и так можно пожить.

Через час пристройка показалась Егору и вовсе приятным углом для начала жизни. И в глазах появились весёлые искорки. Гузель лишь мрачно глянула на его сияющее лицо и промолчала. А Егор молвил, разряжая неловкость:

– Пойду гляну подворье. Пойдёшь со мной?

– Чего мне идти? Я лучше помогу Нюре, а то девка сама со всем управляется. Неловко бездельничать в чужом доме.

Довольный Егор приобнял Гузель, но та не ответила на его ласку.

Ещё через час все уселись за стол, где в чугунке паровали свежие щи. Ещё Гузель увидела плошку с какими-то ягодами и жареные грибы, приятно пахнущие. Герасим заметил по этому поводу:

– Нюрку пошлём купить чего-нибудь для стола, но позже. А пока времени нет. И так слава Богу, что до дома добрались. Гузель, привыкай, девка, – усмехнулся хозяин, а Нюрка всё поглядывала на гостью и смущалась.

Когда обед был закончен, затихла благодарственная молитва хозяина, Герасим кивнул Егору, заметив:

– Пошли глянем на баньку. Готова ли. Вы первые паритесь, как гости. До вечера ещё далеко, так Нюрка поможет со стиркой. Все ведь грязные.

Банька была готова, но тепла Егору показалось мало.

– Ладно, Герасим, всё здорово ты устроил. Пока приготовимся, так и жара прибавится. Спасибо тебе за услугу. В долгу не окажусь.

– Ты, слава Богу, и так много для нас всех сделал. Пользуйся пока.

– Гузель, – блестел он глазами, – собирайся в баньку. Будем мыться. Тебе, я уверен, понравится. И прудик хоть и крохотный, но имеется. Совсем рядом. – И многозначительно оглядел смущённую девушку.

– Мы что, в том грязном болоте будем мыться?

– Да нет, что ты! Там мы ополоснёмся после парилки. Знатно будет! Пошли уж!

– Как, вместе? – ужаснулась Гузель, а Егор засмеялся плотоядно, ответив:

– Привыкай, у нас так завсегда моются. Всем семейством. Обычай. Да ты не стесняйся! Никто не осудит, все так делают.

В баньке было дымно, дым просачивался сквозь соломенную крышу, но его оставалось достаточно и внутри. Бревенчатые стены в саже, почти чёрные, мрачные. По углам свисали космы паутины. Видно, баньку редко использовали по назначению.

Егор смело принялся помогать раздеться Гузель, и та со смущением и даже страхом оглядывалась в полутёмном помещении. Было жарко, но она всё же с неохотой расставалась с одеждой.

– Чего трепещешь, моя Гузель? – шептал Егор ей на ухо, щекоча. – Ты такая красивая, что просто терпение лопается! – И принялся жадно целовать её всю. Она отстранилась, а Егор набрал в шайку горячей воды, попробовал и облил девушку, заставив её вскрикнуть. Остаток вылил на себя и ещё добавил.

– Гузель, мы же супруги, хоть и невенчанные, – продолжал ласкать её Егор. – Я столько времени ждал этого случая! – Схватил её на руки и под тихие вскрики осторожно положил на лавку.

Они жадно предались любви, и это показалось им таким блаженством, что оба не смогли сдержать стонов и сдавленных воплей страсти и блаженства.

Наконец Гузель, надув губки, прошептала, ещё не отошедшая от возбуждения:

– Ты с ума сошёл, Егорка! Не забывай, что я жду твоего ребёнка.

– Ещё рано, моя ненаглядная! А ты тоже меня удивила. Где это ты так научилась? – В его глазах светилось подозрение.

– Я ведь была наложницей, а перед этим нас обязательно обучают. Так что нечего удивляться. Разве у вас не учат молодых девочек ублажать мужчин?

– Нет, что ты! Потому мне удивительно такое твоё поведение.

– Тебе не понравилось? – испугалась Гузель.

– Как не понравилось! Я просто оглушён от твоих ласк, Гузель! Можно с ума сойти от такого твоего умения! Наши бабы так не умеют, хотя изредка что-то в таком роде могут себе позволить. А молодые и вовсе ничего не смыслят.

Всё же они начали мыться, тёрли друг друга мочалками, Егор слегка походил берёзовым веником по покрасневшему телу Гузель. Она вскрикивала, ругалась, потом затихла, лишь прошептала блаженно:

– Ты уж не очень сильно старайся, Егорка! Больно ведь!

– Ничего! Потерпи маленько. – И, бросив веник, принялся ласкать горячее тело Гузель, стараясь довести её до крайней степени возбуждения. Это ему удалось очень быстро, и они опять в блаженном экстазе отдались друг другу.