Текст книги "История ростовского летчика. Домой сквозь годы"

12. Волнения в Гвинее

В начале 2007 года президент Конте огласил свой выбор премьер-министра, назначив на этот пост начальника генштаба Эжена Камара, своего давнего соратника. Это назначение вызвало всплеск возмущения у граждан. В Гвинее начались самые крупные беспорядки за последние три десятилетия. Это было третье по размаху крупное выступление граждан Гвинеи против властей после выступлений 1977 года и массовых беспорядков на этнической почве во время выборов мэров в 1991 году (тогда погибли порядка 1 000 человек). Многолюдные демонстрации и длительная забастовка охватили всю страну. Основным требованием политической оппозиции было назначение нового премьер-министра, способного провести в стране решающие реформы. В течение месяца длился вялотекущий период акций протеста. Однако примерно в конце января этот вялотекущий период закончился. На демонстрацию в Конакри люди стягивались отовсюду, даже из пригородов столицы, армия при разгоне стреляла боевыми патронами, морги переполнились погибшими демонстрантами: так их, следующих в центр города, «встречала» армия. Многие группы недовольных нельзя было отличить от бандитских шаек. По всей столице громили полицейские участки, грабили магазины и дома зажиточных людей, устраивали баррикады из горящих покрышек, жгли автомобили. Отовсюду были слышны стрельба из автоматов и разрывы гранат. В Конакри ввели комендантский час, армия патрулировала некоторые центральные улицы, аэропорт и военные базы, открывая огонь по своему усмотрению. В остальных городах тоже происходили митинги и протесты со всеми вытекающими последствиями. В Канкане на демонстрации вышло около 20 000 человек, тоже дошло до стрельбы, хотя и без жертв. В «традиционно неспокойном» Нзерекоре было несколько убитых и раненых, и в Лабе, Пита, Дабола, Киссидугу военные разгоняли толпу со стрельбой. Это был серьезный переворот, во время которого никто не был в безопасности, особенно белые люди.

С началом беспорядков ребята моего экипажа начали волноваться, видно было, как им не по себе. Но я, как мог, пытался их успокоить и говорил, что ничего, прорвемся.

Тем временем военные оцепили аэропорт, чтобы различного рода бунтующие массы его не разгромили.

В первый же день волнений все международные рейсы отменили. В Конакри летали только авиакомпании Air France и SN Brussels. Остался только я с Ан-24. Забегая вперед, скажу, что, когда люди побежали из страны, спасаясь от беспорядков, в воздух подняли даже давно не летающий четырехместный маленький самолетик и двухместный дельтаплан. Эвакуацию своих граждан срочно начали американцы, французы и другие. Народ, напуганный происходящим, находящийся в панике, пытался прорваться в аэропорт, чтобы улететь куда угодно, но все дороги были перекрыты протестующими и различного рода группировками. Чтобы добраться из города до аэропорта, граждане, у кого были хоть какие-то средства и связи, пользовались помощью военных, и те в сопровождении вывозили их на военной технике к аэропорту.

Сразу после начала активной фазы беспорядков из Европы прилетел американский военно-транспортный самолет С-17, чтобы эвакуировать свое посольство и своих граждан в Дакар, Сенегал.

Прилет этого С-17 очень хорошо мне запомнился. В основном я все время находился в аэропорту, так как добираться до дома в такой ситуации на улицах было очень проблематично. Я видел прилет этого самолета. После посадки из него выгрузились военные на бронированных машинах и сразу же направились в посольство США. У посольства США есть две территории, одна – в городе, а вторая, новая, – недалеко от аэропорта, напротив телецентра. Американцы утром, собрав своих граждан, привезли их в аэропорт и вылетели в Дакар, а я утром совершил один вывозной рейс до Фритауна. Вернувшись в Конакри за очередной партией людей, я полетел в Дакар. Совершил посадку в аэропорту Дакара, и диспетчеры меня поставили на перроне рядом с американским военным самолетом C-17, который совершил эвакуационный рейс. Я тогда с американским экипажем просто перекинулся какими-то простыми фразами. Они на меня смотрели, может быть, не с презрением, но, как бы это правильно сказать, как люди высшей расы. Якобы они, американцы, все избранные, и на всех они имеют право смотреть с пренебрежением. Хорошо я запомнил эти взгляды.

Ночевать приходилось в Дакаре или во Фритауне, чтобы сохранить самолет и экипаж. Но на вилле оставались важные документы, и мне нужно было любыми путями туда пробраться, чтобы их забрать. В очередной прилет я рискнул и, договорившись с двумя местными, решил пробираться окольными путями до дома, который находился в районе Кипе.

Основную дорогу в нескольких местах перегородили баррикадами, везде жгли покрышки, и кругом расстилался черный дым. Пришлось поколесить, но полностью обойти баррикады не удалось. Мы натолкнулись на пару преград, организованных не протестующими, а какими-то местными агрессивными шайками. Мои сопровождающие не хотели даже близко подъезжать к заграждениям, но я настоял и сказал: «Я сейчас лягу на пол, прикроюсь имевшейся в машине тряпкой или какой-то накидкой, чтобы протестующие не увидели, что я белый, а вы откроете окна и будете скандировать в их поддержку». Нехотя мои сопровождающие согласились, хотя риск был очень большой. Если бы меня заметили, то досталось бы не только мне, но и им, хотя и в меньшей степени. Слава богу, пронесло.

По ходу движения я видел сгоревшую заправочную станцию, разгромленный полицейский участок и разбитые магазины. Напротив телецентра местные военные поставили танк Т-64 и только по им известной причине навели ствол прямо на посольство США. Не знаю, что думали и ощущали сотрудники посольства, видя перед посольством танк с направленным в их сторону стволом. А если бы гвинейские ребята случайно, по неосторожности или по пьянке, бабахнули? Вот и им было бы желательно прочувствовать на себе эмоции и горечь утрат мирных людей Сербии, Ирака, когда американцы бомбили и расстреливали чужие города.

С момента моего первого прилета в Гвинею я был в тесных отношениях с посольством РФ, нашими структурами и со всеми русскоговорящими. У России тогда был посол Дмитрий Васильевич Малев, он в 2015 году умер, царствие ему небесное, отличный был посол и замечательный человек. Посольство наше в Конакри местные назвали «Петимоску» (маленькая Москва). В хорошей русской школе при посольстве учились все, кто хотел, не только наши российские дети, но и дети из посольства Украины, Белоруссии и других стран.

Когда началась эта заваруха в стране, да и по любым другим возникающим вопросам, как и прежде ранее, я говорил: «Если что – я здесь, никуда не улетаю. Будет что-либо нужно, сделаю, вопросов нет».

Я с экипажем производил эвакуационные рейсы до Фритауна и до Дакара. Забирал всех людей, которые только смогли прорваться в аэропорт. Люди, кстати, побежали очень быстро – все, кто мог. Даже вылетали из страны на дельтаплане. Был там любитель дельтапланеризма, так он сажал по одному пассажиру и вывозил их до Фритауна, но в какой-то момент он разбился с пассажиром. По-моему, их потом так и не нашли.

В мой самолет, рассчитанный на перевозку 48 человек, забивалось, как в час пик в автобусе, под сотню, даже иной раз в маленькой кабине экипажа умещалось еще до четырех пассажиров. По авиационным правилам, это серьезное нарушение, но я не мог бросить людей, просящих о помощи в опасной ситуации, какой бы они ни были расы, национальности и гражданства. А там были представители африканского континента, европейцы, азиаты, американцы (по каким-то причинам не успевшие на единственный американский эвакуационный рейс).

В Конакри слышались автоматные очереди. Весь перрон был усеян пулями, падающими на излете. Я говорил бортмеханику, когда мы стояли в Конакри, чтобы внимательно осматривал двигатели на предмет отсутствия в них посторонних предметов. Всем экипажем перед вылетом проверяли обшивку самолета, чтобы удостовериться, что нет пулевых отверстий. Попади пуля в самолет и пробей она электрожгуты, трубопроводы, систему управления, агрегаты, блоки проблем – и серьезных последствий было бы не избежать.

Хорошо, что военные не давали толпе подойти близ-ко к аэродрому.

Погромы и хаос длились около недели. Армия не только защищала некоторые объекты от демонстрантов, но и наносила контрудары.

С назначением на пост премьер-министра Лансана Койяте народные выступления постепенно сошли на нет. Через несколько дней после прекращения беспорядков я проехался по городу. Следы переворота виднелись всюду: множество сожженных автомобилей на дорогах, остатки баррикад (камни, сожженные автомобильные покрышки), разгромленные, разграбленные и сожженные автозаправочные станции, магазины и склады…

13. После переворота

Моя деятельность развивалась благополучно, но потом мне пришлось вернуть в Россию наш самолет Ан-24, так как закончилось разрешение на временный вывоз воздушного судна. Поясню: по российскому законодательству, временный вывоз воздушного судна допускается только с пролонгацией до двух лет, а потом его надо возвращать.

Я вернул самолет на базовый аэродром в Ростов – через киевский авиаремонтный завод, так как самолету предстояло выполнить «тяжелую форму технического обслуживания», как говорится в авиационном мире.

Поступало много различных заказов, появилось много возможной работы, и я понял, что необходимо скорее возвращаться в Африку, и не на Ан-24, а на какой-то более серьезной технике, потому что появились заказы на перевозку больших грузов. Со своим партнером по Ан-24 я расстался.

У меня был достаточно большой опыт с заказами на подбор российской авиационной техники (которую я продвигал), на инспекцию, техническую оценку и эксплуатационное сопровождение воздушных судов. После проведения анализа всех составляющих по приобретению и эксплуатации я давал заключение о целесообразности приобретения того или иного воздушного судна.

Я занимался данным консалтингом, и ко мне обратился один клиент по поводу поиска и приобретения (по его заказу) самолета Ан-12. В течение непродолжительного времени из множества предлагаемых к продаже самолетов я провел техническую инспекцию нескольких бортов и выбрал один оптимальный вариант, который подходил под параметры заказчика. Самолет стоял в Шардже, в Эмиратах. Я провел за свой счет всю необходимую работу (инспекция, проведение переговоров, подготовка договоров, подбор экипажа, регистрация самолета, поиск запчастей и т. д.), но клиент не выполнил большую часть условий договора. Мне пришлось самому закрывать за свой счет нерешенные вопросы по самолету и экипажу. У заказчика изменились планы по самолету, и он предложил мне приобрести со скидкой самолет в счет погашения моих затрат и небольшой оплаты. Самолет я покрасил в ярко-синий цвет. На его борту я большими белыми буквами написал имя своей жены: Viktoria.

При подготовке самолета у меня уже были реальные заказчики на самолет, поэтому я, не задумываясь, выкупил его. Один из вариантов по работе – это возить охлажденные морепродукты из Западной Африки в Европу, а для этого необходимо было, чтобы самолет работал идеально.

Я прилетел в базовый аэропорт Конакри и при заруливании на перрон увидел такой же Ан-12. Я очень удивился: что он там делает? Потом узнал, что там организована новая авиакомпания Eagle Air, а ее владелец – гражданин Великобритании Джеймс Скотт, который тоже был летчиком и летал по Европе на маленьком чешском самолете LET-410. Ан-12 был куплен в Кишиневе и перелетел в Гвинею через Румынию. Но что они собираются там делать – непонятно. Да и экипажа и инженерно-технического состава на Ан-12 в Гвинее нет. Наши самолеты стояли рядышком, и я даже фотографию сделал: мой самолет синий, а их самолет белый.

Позднее выяснилось, что у владельца Eagle Air есть друг, партнер и официальный собственник самолета Пэдди Маккей – тоже гражданин Великобритании.

Нашу технику в основном мог эксплуатировать только советский летно-технический состав, я имею в виду российский, украинский, армянский, молдавский, узбекский и т. д. и из стран бывшего Варшавского договора. Но никак не из западных стран. Через некоторое время ко мне в офис пришел Джеймс Скотт и спросил: может ли моя компания провести техническое обслуживание его Ан-12, произвести по необходимости замену шин, масел, агрегатов, блоков… Я понял, что самолет прилетел полностью пустой без каких-либо запчастей и расходных материалов. Я ответил – да, я имею все необходимое, и мой инженерно-технический состав сможет провести все необходимые работы, только стоимость будет высокая. Сразу после разговора мы с моим техсоставом произвели инспекцию его самолета с составлением списка требуемых работ и необходимых запчастей. На тот момент ему уже требовались немалые восстановительные работы.

Эксплуатация авиационной техники в Африке без проблем не происходит, и ты должен рассчитывать только на свои ресурсы, там тебе никто ничем не поможет. Это в России ты можешь найти и заказать необходимое, и тебе быстро все исправят. А там – ни-че-го, ни ключа подходящего, ни стремянки, ни смазочных материалов, ни проверочной аппаратуры, вообще ничего нет. Все нужно привозить с собой или заказывать. Но доставка производится авиационным или морским путем, получается или очень дорого, или очень долго. Когда я куда-то прилетал, у меня на борту всегда было всё необходимое: от простых стремянок до любых запчастей. Самолет – это машина для зарабатывания денег, и если он встанет из-за поломки, то дохода не видать. Немаловажным фактором полетов в Африке является и профессионализм летного и технического состава. Оказавшись в Африке, уже поздно чему-то учиться, и «лихие наездники» там никому не нужны. Самолет нужно беречь.

В то время я не ожидал и не предполагал, что Джеймс Скотт и Пэдди Маккей сыграют в моей судьбе трагическую роль.

Про эти охлажденные морепродукты стоит рассказать подробнее. Когда я приобрел Ан-12, в Африке, помимо летной эксплуатации самолетов, я параллельно занимался другими различными бизнес-проектами. В основном эти проекты основывались на авиационной тематике. В Африке всегда нужна строительная техника, дизель-генераторы, бурильные установки, чтобы бурить скважины для воды… Поэтому приходилось заниматься и этим.

И вот, в Дакаре, я встречаюсь с одним голландцем, и он мне предлагает перевозку охлажденных морепродуктов. Безусловно, выгодное предложение. Все охлажденные морепродукты в основном шли из Гвинеи-Бисау и Гвинеи, где маленькая глубина океана, впадает много рек, рыба из океана заходит для кормления, и ее прекрасно ловить. А вот уже ближе к Сахаре – там очень большие глубины и вылавливать рыбу тяжело. Рыбу вылавливали в этих водах, а затем она направлялась в Дакар для прохождения контроля и отправки в Европу.

Голландец, занимающийся закупкой и поставкой охлажденных морепродуктов, предложил мне перевозить из Дакара морепродукты в Аликанте (Испания) и в Ниццу (Франция). Предложение, повторюсь, очень выгодное. Также на тот момент у меня появился хороший контракт на обеспечение Французского легиона, который находился в Центральноафриканской республике и в Чаде. Это тоже был хороший государственный контракт. Помимо того, у меня на руках был контракт на аренду самолета в Камерун. Я стал ориентироваться. Камерун – хорошо, а Европа – вообще прекрасно. Обеспечение Французского легиона – это надежно, но меня всегда смущали контракты с военными из стран НАТО. Я же советский человек – с нашим пониманием всей обстановки, да и деньги для меня – не самое главное. Самое главное – идея. Отношение стран Европы к Африке известно – полная и бесплатная эксплуатация недр, и Франция стоит в этом вопросе во главе. С французами я тоже имел опыт пообщаться и ничего хорошего для себя не почерпнул.

Я к чему это все рассказываю? Началась стабильность, большие перспективы. И тут, как потом выяснилось, меня «пустили в оборот» американцы.

У меня всегда в гвинейском офисе висел российский флаг и портрет нашего президента Владимира Владимировича Путина, к которому я относился и отношусь с огромным уважением. И кто бы ко мне ни приходил в аэропорт, все обращали внимание на наш флаг и портрет президента. А я гордился, что я россиянин, советский человек, русский. Хотя в моих жилах течет кровь и русских, и белорусов, и украинцев, и татар…

И вот я сидел в офисе и думал, что выбрать, на чем остановиться, ведь было целых три потенциальных контракта. Обеспечение французских военных я отмел сразу. Камерун – неплохо, но платили не очень большие деньги. А вот охлажденные морепродукты в Испанию и во Францию – это отлично, но и очень ответственно. Не дай бог что-то случится с самолетом, они разморозятся, и тогда – пиши пропало. Не только ничего не заработаешь, еще и под штрафные санкции попадешь и потом не расплатишься. Поэтому для этого контракта нужен был второй запасной самолет. И я вспомнил про Ан-12, который простаивал в Конакри. Это был подходящий вариант, более того, он находился в регионе, куда перегонка из России обходилась на тот момент чуть менее сотни тысяч долларов.

Часть 2

1. Перед катастрофой

И вот в июне 2009 года, когда я находился в Конакри, ко мне в офис пришел Джеймс Скотт, ирландец по происхождению. Он интересовался, не желаю ли я приобрести, взять в аренду или совместно эксплуатировать Ан-12, который был зарегистрирован в его гвинейской авиакомпании Eagle Air и находился в столице Либерии – Монровии. Предложение показалось мне заманчивым. В конце июня того же года мне лично из Англии позвонил Пэдди Маккей и тоже спрашивал, хочу ли я купить самолет Ан-12. Как потом выяснилось, Пэдди Маккей был одним из директоров компании Executive Outcomes. Это была крупная частная военная компания, основанная в Южной Африке в 1989 году и просуществовавшая до 1998 года. Позднее она вошла в состав южноафриканской компании Strategic Resource Corporation. Но в тот момент, когда раздался звонок от него, я и не подозревал, что этот самый Маккей – наемник и торговец оружием, что его компания продавала оружие в Анголе, Сьерра-Леоне, Зимбабве и Либерии. Откуда мне было тогда знать, что у него руки по локти в крови. Все это мне открылось гораздо позже.

По телефону трудно было вникнуть во все условия возможной сделки, мешал языковой барьер. Тогда Пэдди Маккей предложил обсудить детали по покупке или по совместной эксплуатации самолета при личной встрече. Я согласился и пригласил его в Россию или в Конакри, но он без объяснения причин категорически отказался, чем вызвал у меня недоумение. В ответ он предложил провести переговоры в Доминиканской республике – Румынии, Литве или Швеции, чем вызвал недоумение уже у меня. В дальнейшем мне стало ясно, что именно эти страны без проблем выдали бы меня властям США.

Продолжались телефонные переговоры более полугода, и, как стало известно на суде, господин Маккей их старательно записывал. «Я использовал обычный диктофон и действовал согласно инструкции DEA», – таковы были его откровения. После долгих переговоров мы все-таки решили встретиться в Киеве, куда я часто приезжал по рабочим вопросам в ОКБ им. О.К. Антонова и на 410-й авиаремонтный завод, где на тот момент у меня были дела.

В марте 2010 года Пэдди Маккей и некий Набиль Хадж прилетели в Киев. Я и подумать не мог тогда, что оба они – тайные агенты DEA, американской спецслужбы (Drug Enforcement Administration – Агентство по борьбе с наркотиками).

Набиль Хадж выдавал себя за ливанского бизнесмена, на самом же деле его звали Спирос Антониадос, и был он гражданином США.

Как потом выяснилось, они вместе с другими 4–5 агентами DEA, прилетевшими в Киев, втайне от меня записали несколько встреч, которые состоялись в номере киевского отеля InterContinental, снятого на имя Пэдди Маккея. Мой интерес в этих переговорах был самым простым – дешево купить тот самый «бесхозный» самолет Ан-12, находившийся в Африке. В мои планы входило перевозить охлажденные морепродукты, и мне нужен был самолет для резерва. Поясню, Ан-12 – это советский четырехмоторный турбовинтовой самолет, который был разработан в АНТК имени О.К. Антонова в 1950-х годах. Размах крыла – 38 метров, максимальная грузоподъемность – 20 тонн, нормальная – 12 тонн. Дальность полета с нормальной нагрузкой – 3 200 километров. Также позднее выяснилось, что этот самолет Ан-12 уже использовался в одной из операций DEA. «Он занимал место на аэродроме и, честно говоря, просто мешал», – пояснил господин Маккей уже позже, на заседании суда.

На одной из встреч Набиль Хадж намекнул, что ему необходимо доставить большую партию товара, и предложил рассмотреть возможность перевозки дипломатической почты Либерии. Я без обиняков сказал, что я профессионал своего дела и могу выполнить авиадоставку груза. Из наших бесед я понял, что Набиль Хадж работает на семью президента Либерии Серлиф и что именно там находится тот самый предлагаемый к продаже «бесхозный» самолет. Меня уверяли, что сын главы страны Фомба Серлиф и его окружение в Либерии помогут в решении проблем, если они возникнут, в том числе и с вылетом самолета.

Я повторил, что имею большой опыт авиаперевозок в Африке и любая работа мне по плечу. При этом и Пэдди Маккей, и Набиль Хадж ни разу не завели разговор ни о наркотиках, ни о какой-либо другой контрабанде.

И я не мог даже предположить, что в переговорах со мной участвовали подставные сотрудники DEA. Перед ними была поставлена задача выдать себя за представителей службы безопасности Либерии и организовать операцию, в которой будет фигурировать огромная партия кокаина.

Английским языком я владел на уровне авиационного, который строго регламентирован и является общим языком для пилотов и диспетчеров, хотя даже в небе происходят порой недопонимания и неправильные интерпретации слов собеседника. Английский же разговорный – это совсем другое дело. Против меня, плохо знающего язык, было легко сфабриковать дело и к тому же неплохо на этом заработать. Мой адвокат потом выяснил, что агенты, которые вели мою разработку, получили за это крупные премии. Агент Пэдди Маккей получил 450 000 $, а агент Набиль Хадж заработал 1 450 000 $.

Во время первой встречи с Маккеем в его номере он задал мне вопрос: «Константин, а ты знаешь Виктора?» Я говорю: «Какого?» «Ну, Виктора… Виктора Бута». Говорю: «Да, знаю». Но опять-таки, как я его знал? Знать лично или знать из средств массовой информации – совершенно разные вещи. Но я просто ответил, что «знаю», а знал я его только по СМИ. Против Бута в 2008 году начали фабриковать дело, арестовали в Таиланде – вот все, что я мог узнать из журналистских сообщений. Но оказалось, что моего короткого «знаю» хватило для того, чтобы в голове моих врагов сложилась нужная им картинка. С этого момента, как теперь понимаю, я и попал в серьезную оперативную разработку.

Имя Виктора Бута в 2010 году уже было известно широкой публике из-за скандала, разразившегося весной 2008 года. Бут был успешным бизнесменом, и его сеть авиатранспортных компаний активно работала в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке. Его арестовали в Бангкоке по запросу США. И это я узнал из СМИ. Узнал, как и многие миллионы других людей. А вот чего я тогда не знал, так это того, что американцам очень нужны были хоть какие-то показания против Виктора Бута, чтобы хоть как-то связать его с Соединенными Штатами для последующей экстрадиции в США, которая к тому времени сильно «буксовала». Не знал я и того, что американцы хотели сделать из Виктора Бута «торговца смертью» и «зловещего русского контрабандиста», что американская Фемида намеревалась устроить показательный процесс и что на это уже были потрачены десятки миллионов долларов налогоплательщиков США, и это только для достижения одной цели – дискредитации первых лиц РФ, да и России в целом! Мы были маленькими звеньями в большой цепи, случайно оказались замешаны в грязные планы властей США.

Что же касается личного знакомства, то мы с Виктором Бутом только один раз коротко пересеклись в тюрьме МСС уже позже, в 2010 году. Нас переводили, и мы перекинулись парой поддерживающих друг друга фраз и ободряюще подняли вверх кулаки. Вот и все.

С Бутом произошла история, похожая на мою, состряпанная как под копирку. Только у меня – наркотики, а у него – оружие. Ведь фабриковала дела одна и та же команда DEA. Бут тоже сидел ни за что. Его выманили в Таиланд, а меня в Либерию. Только он хотя бы имел юридические процедуры по аресту и экстрадиции, а у меня они полностью отсутствовали. Но и его, не дожидаясь решения последней инстанции, так же незаконно вывезли в Америку и лживо осудили на 25 лет. Американцы почему-то были уверены, что я знаком или как-то связан с «оружейным бароном» и дам против него нужные показания.

Мне практически сразу, с момента моего похищения 28 мая 2010 года, начали предлагать сделку. Я, наверное, должен был дать показания против Виктора Бута в обмен на свободу, но я отказался. Причину потом по телефону пришлось объяснять жене: «Знаешь, незнакомые мне люди сказали: может, ты пойдешь на сделку? Вика, а как я буду с совестью со своей жить дальше, если я человека посажу на пожизненное?» Жена полностью меня поддержала, хотя ей было тяжело думать о том, что мы можем никогда не увидеться больше у нас дома.

В марте 2010-го переговоры завершились сделкой по приобретению самолета.

Мне долгое время и по разным причинам отказывали в посещении Либерии. Приехать в страну и осмотреть самолет я смог лишь в мае 2010 года.

До этого момента я находился по рабочим вопросам в Бамако (Мали), откуда планировал возвратиться в Ростов в середине мая. В Монровию я летел с остановкой на несколько дней в Конакри, а затем с пересадкой в Аккре. Прибыл в Монровию 11 мая 2010 года и планировал пробыть там не более двух-трех дней. Я должен был тщательно осмотреть Ан-12, забрать формуляры и документы на самолет, а также обсудить возможность перевозки диппочты Либерии.

До этого я никогда не был в Либерии. Знал, что страна после продолжительной гражданской войны только начала приходить в себя. Знал, что там долгое время шли вооруженные столкновения и были попытки захвата власти. Знал, что в стране на тот момент стояли войска ООН, и в реальности она контролировалась поставленными США коррумпированными марионеточными властями. В аэропорту Монровии я видел базу войск ООН, там стояли боевые вертолеты Ми-24, а неподалеку размещалась наземная военная техника.

Как только я спустился с трапа самолета, ко мне подошли довольно крепкие чернокожие люди и спросили: «Ты Константин Ярошенко?» Я ответил утвердительно. Они потребовали паспорт. Работники аэропорта и авиакомпании как-то странно и боязливо отворачивались от нас, будто ничего не происходит и они ничего не видят. Отдавать свой паспорт кому-то, сразу по прилету в незнакомую страну, где ты никогда до этого не был, да еще каким-то верзилам прямо у трапа – странно и чревато последствиями. Я не первый год жил в неспокойных африканских странах и прекрасно знал, что в стране, где правит анархия, ты совершенно беспомощен, если не знаешь людей, которые могут составить протекцию и защиту. Жизнь человека тут ломаного гроша не стоит! Я стал быстро думать, как поступить. Тревожная пауза затянулась. Верзилы смотрели на меня свысока, как на свою добычу, я был их беззащитной жертвой.

И все-таки я рискнул отдать им паспорт. Все равно противиться было невозможно. Мне сказали следовать за ними и повели в обход пограничного, таможенного и эпидемиологического контроля (проверка наличия обязательного документа о вакцинации от желтой лихорадки), который обязателен для всех пассажиров. Кстати, остальные пассажиры, прибывшие вместе со мной, прошли в здание аэропорта для прохождения контроля. Попадавшиеся мне на пути работники аэропорта старались не встречаться взглядами с сопровождавшими меня людьми. В воздухе повисла реальная опасность. Это не передать словами, надо почувствовать. Я судорожно думал, кто эти люди. Как мне правильно себя вести? Могут завести в какое-нибудь помещение, предъявить обвинение в чем угодно, потребовать деньги, а откажешься – очутишься в местной «тюрьме». Или еще хуже: завезут куда-нибудь, отберут все, потребуют выкуп… очутишься уже не в тюрьме, а на том свете. В уме прокручивал все возможные свои действия. Решил, что, если прикажут сесть в машину, попытаюсь вырваться и убежать. Но, пройдя немного от здания аэропорта, увидел Набиля Хаджа и немного расслабился. Он, наверное, оценил мой напряженный вид и захотел меня успокоить. Улыбнулся, похлопал по плечу, как старого друга, с которым давно не виделся.

Несколько раз за короткое время, что мы шли от здания аэропорта, Набилю кто-то звонил. У него были наушники беспроводного телефона, и он как-то странно смотрел сквозь меня, находясь как будто в другом месте, не со мной, а потом вдруг резко «возвращался» – скорее всего, слушал инструкции. Возможно, это были следившие за мной из засады агенты DEA Сэм Гей, Луис Миллионе, Джеймс-Эрик Стауч или Райан Рапазски, которые планировали и осуществляли операцию.

Потом Набиль представил мне тех, кто вывел меня из аэропорта через служебный ход. Одного назвал Алексом, второго Джо. Алекс, который забрал мой паспорт, внезапно ушел куда-то, а я сказал Набилю, что хочу получить свой паспорт обратно. Набиль успокоил меня. Через какое-то время, пока я курил, Алекс вернулся и отдал паспорт. Я сказал, что у меня еще был багаж. Алекс снова ушел и вскоре вернулся с моим багажом. Потом, уже в отеле, я заметил, что все мои вещи были очень аккуратно, чтобы я ничего не заподозрил, осмотрены и перебраны.

Мой вопрос Набилю, где тот самый самолет Ан-12, явно поставил его в тупик. В ответ он пробормотал что-то невнятное. У меня опять появилось нехорошее предчувствие. Мы с Набилем и Джо сели во внедорожник с затемненными стеклами, а остальные во главе с Алексом пошли к стоящим неподалеку другим автомобилям, и так мы покинули аэропорт, выехав в неизвестное мне тогда место.