Текст книги "Эльнара-3. Опасности Востока. Первый русский любовно-эротический роман"

Эльнара-3. Опасности Востока
Первый русский любовно-эротический роман
Кора Бек

© Кора Бек, 2017

ISBN 978-5-4485-9968-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Между любовью и долгом

С большой неохотой Эльнара приоткрыла глаза. Яркое октябрьское солнце упрямо пробивалось сквозь плотно задернутые портьеры нежного бирюзового цвета, словно стремилось поскорее пробудить Эльнару ото сна, дабы она успела надлежащим образом подготовиться к событию, которого, как правило, каждая девушка ждет с вполне понятным волнением и трепетом в трогательной надежде на счастье и добрые перемены в судьбе. Но Краса Востока, будь на то её воля, предпочла бы избежать этого торжества.

После триумфального возвращения Генриха Бесстрашного и его армии в Ласток ни много ни мало десять дней графиня Ангалесская провела в постели. Она чувствовала себя такой слабой и внутренне опустошенной, что не могла с кем-либо говорить, а тем паче – ходить, даже в пределах своих собственных покоев. Когда спустя десять дней Эли, наконец, нашла в себе силы, чтобы встретиться с государем и поздравить его с победой в двух войнах одновременно, бледность её заметно осунувшегося лица настолько поразила Генриха, что он вместо того, чтобы заключить любимую в крепких объятиях, поспешил усадить её в кресло и, некоторое время молча стоял рядом, готовый в любое мгновение прийти на помощь, если Эльнара, не дай Бог, вновь лишится чувств, как то случилось в день его прибытия в столицу.

Убедившись, что здоровью возлюбленной как будто ничто не угрожает, Его Величество с удивительным изяществом опустился на правое колено и легонько сжал узкие ладони Красы Востока в своих больших, огрубевших в военных походах руках. От Эльнары не укрылось взволнованное состояние короля, но она приписала это его радости по случаю блестящей победы над двумя вероломными противниками, без объявления войны подло напавшими на королевство Ланшерон, и долгожданному возвращению домой. А потому, услышав его первые слова, она невольно вздрогнула всем телом и с трудом удержалась от слез, ощущая собственную полнейшую беспомощность перед судьбой, которую не в её власти было изменить.

– Спешу тебя обрадовать доброй вестью, счастье и смысл моей жизни! – радостно выдохнул Генрих: Его Святейшество, Папа Римский всё-таки дал своё благословение на наш брак! Скоро ты станешь моей законной супругой и королевой Ланшерона!

– Ах, Генрих! Как такое?.. – растерянно пролепетала Эли и замолчала на полуслове, не в силах далее говорить.

– Позволь же тебе предложить, любимая, мою руку и сердце! Клянусь всегда любить тебя, хранить тебе верность, и оберегать вас с Эдгаром от всех печалей и невзгод! Клянусь, ты никогда не пожалеешь о том, что судьба свела нас вместе! Я всегда верил и продолжаю сейчас ещё более верить, что ты предназначена мне самим небом! – взволнованно продолжил король.

– Но как такое стало возможным? Ты ведь знаешь, дорогой, я не могу изменить вере предков…

В душе Эльнары всё ещё теплилась маленькая надежда на то, что Генрих заблуждается относительно согласия Папы Римского на их брак.

– Ватикан оценил вклад Ланшерона в дело укрепления мира на землях Европы, я имею в виду нашу полную и безоговорочную победу над Хуаном Великолепным, честолюбивые устремления коего отнюдь не ограничивались ланшеронским королевством, о чём всем европейским монархам, а также Его Святейшеству Папе Римскому было хорошо известно, – возбужденно сверкая своими синими, напоминающими гладь озера глазами, произнес Генрих VI.

– И что это значит? – пытаясь говорить ровным голосом, спросила Эли.

– Произошла совершенно невероятная вещь!

Обычно спокойного, немногословного и сдержанного государя нынче просто нельзя было узнать.

– Ватикан в порядке исключения в нашем случае решил закрыть глаза на твое вероисповедание. Мы не будем венчаться в церкви. По соглашению с Его Святейшеством Папой Римским, каждый из нас получит благословение на брак от своего священника, после чего в присутствии наших подданных мы обменяемся обручальными кольцами и будем с того момента считаться законными супругами. О, как я счастлив, моя королева!

– Но я ещё не королева! – запротестовала Эльнара и покраснела при мысли, что она не может разделить радость отца своего ребенка.

– До коронации осталось совсем недолго! – тотчас возразил Генрих и возбужденно зашагал по комнате, не в силах сдержать переполнявших его чувств.

– Ничуть не сомневаюсь, любовь моя, что ланшеронский народ будет любить тебя и гордиться тобой так же, как когда-то он искренне любил мою покойную матушку, королеву Генриетту. Повстречавшись с тобой, я сразу же ощутил родство наших душ и понял, что лишь тебя одну я хочу всегда видеть рядом с собой!

– Боюсь, я не заслуживаю такого отношения к себе.

На глаза Эльнары навернулись слезы. С тех пор, как Генрих вернулся в Ласток, её душу непрерывно раздирали чувство всепоглощающей любви к одному и чувство долга по отношению к другому.

– Ты не представляешь, родная, – Генрих Бесстрашный вновь опустился на одно колено и сжал маленькие ладони Красы Востока, – как всё это время я страдал, чувствуя твое столь неопределенное, и оттого особенно уязвимое положение при дворе. Это было ужасно несправедливо, но теперь всё позади. Скоро ты станешь моей женой и королевой Ланшерона, а потом, даст Бог, родишь мне дочь, а Эдгару – сестренку. Я рос один и знаю, как это тяжело: не иметь брата или сестры.

В ответ Эльнара расплакалась, а государь, не подозревая об истинной причине её слез, покрыл нежными поцелуями лицо и руки любимой.

В тот же вечер в Изумрудном зале королевского дворца собралось множество придворных, дабы засвидетельствовать своё почтение будущей королеве Ланшерона. Впервые в жизни Красе Востока, до глубины души потрясенной неожиданным согласием Ватикана на их брак с Генрихом, к чему она совершенно не была готова, пришлось воспользоваться румянами, чтобы скрыть бледность своего, за время болезни заметно осунувшегося лица. Пожалуй, ещё никогда Эли не приходилось чувствовать себя настолько растерянной и подавленной, как в день, когда Его Величество король Генрих Бесстрашный готовился в соответствии с протоколом объявить подданным о предстоящем бракосочетании и назначить день свадьбы.

Королевский оркестр играл одну за другой веселые модные мелодии, невольно вызывавшие у присутствующих чувство безудержной эйфории, и вынуждавшие строгих мамаш смотреть нынче сквозь пальцы на неприлично-счастливые лица своих дочерей, с головой окунувшихся в восхитительный водоворот яркого шумного бала. Кавалеры, после освобождения столицы от кустодов не успевшие пресытиться балами, провожали благосклонными взглядами любую мало-мальски привлекательную особу и охотно вступали в разговор с теми, кто был облачен в воинский мундир и пользовался сейчас особым расположением в обществе. Наряженные по последней моде дамы бросали друг на друга оценивающие взгляды и, в свою очередь, старались привлечь к себе внимание обладателей заветных мундиров, красноречиво свидетельствовавших, по мнению света, об отваге и мужестве их владельцев. И все гости бала без исключения стремились непременно попасться на глаза графине Ангалесской, чтобы сказать какую-нибудь любезность и произвести приятное впечатление на будущую королеву Ланшерона.

Бал был в самом разгаре, когда с небольшой кафедры, воздвигнутой в простенке между двумя окнами, занавешенными великолепными портьерами цвета первой весенней листвы, к собравшимся обратился кардинал Сарантон. Он был облачен в пышные длинные белоснежные одежды, а его благородное, светлое, одухотворенное лицо излучало такую чистую и искреннюю радость, что одного сигнала королевского горна было достаточно, чтобы в огромном Изумрудном зале дворца вдруг мгновенно воцарилась абсолютная тишина.

Поздравив Его Величество короля Генриха Астора и весь ланшеронский народ с победами над Испанией и Австро-Венгрией, кардинал Сарантон торжественно объявил, что в нынешнем году на благословенную землю королевства Ланшерон снизошла поистине божья благодать, поскольку этой весной на свет появился, продолжив славную династию Асторов, Его Высочество принц Эдгар, а теперь сие знаменательное событие дополнилось ещё одной вестью: Его Святейшество Папа Римский дал своё благословение на брак короля Генриха VI и графини Ангалесской, тем самым осчастливив весь ланшеронский народ предстоящим возведением на престол королевы, настолько прекрасной и лицом, и умом, что ею невозможно не гордиться.

Выступление кардинала Сарантона было встречено продолжительными бурными аплодисментами. Затем на кафедру взошел Его Величество король Генрих Бесстрашный, чтобы объявить дату бракосочетания. Собравшиеся в Изумрудном зале придворные замерли в напряженном ожидании. Некоторые до сих пор не могли поверить в то, что самый злостный холостяк королевства решился расстаться с вольной жизнью. Довольно большая группа кавалеров, буквально не далее как вчера, посетившая по приглашению барона Густава Кустодинского рыцарский турнир, устроенный сим почтенным дворянином в честь двух блестящих побед королевской армии, поспорила между собой в ходе проведения этого турнира относительно даты бракосочетания государя и графини Ангалесской. Одни склонялись к мысли, что Его Величество захочет приурочить столь знаменательное событие в своей жизни к рождеству, либо к Новому году. Другие были уверены в том, что король женится на Красе Востока аккурат ко дню рождения Его Высочества принца Эдгара, то бишь следующей весной, дабы не спеша подготовиться к свадьбе, и, вместе с тем, подчеркнуть особую значимость появления наследника у ланшеронского престола.

Ввиду действия известного Указа Генриха Бесстрашного о запрете азартных игр на территории королевства, сей спор держался в строжайшем секрете, однако, ставки были сделаны немалые и теперь, казалось бы, даже самые сдержанные кавалеры от волнения покручивали усы и покусывали свои губы в то время, как дамы поголовно были озабочены одним жизненно-важным для них вопросом, а именно: успеют ли их портнихи сшить бальный наряд к нужной дате? Никто не сомневался, что на свадьбу Его Величества короля Ланшерона съедется множество гостей со всей Европы и придворным дамам, за время войны весьма стосковавшимся по шумным балам и галантному обхождению кавалеров, страсть как хотелось показать себя во всей красе. Разумеется, сейчас они также были очень взволнованы.

Итак, внимание всех присутствующих в зале было приковано к Его Величеству королю Генриху Бесстрашному, как вдруг графиня Ангалесская, находившаяся в королевской ложе, расположенной по правую сторону от кафедры, заметила в толпе гостей рыцаря Пантоки. Последний раз они виделись десять дней назад. Эту встречу в Голубой гостиной Эльнара часто вспоминала во время своей болезни. Сейчас при виде худощавого, до слез родного лица, обрамленного каштановым, доходившим до плеч и на концах немного вьющимся волосом, Эли почувствовала, что её сердце как будто бы пронзила острая игла, а когда она встретилась с Сержио глазами, то взгляд его серых глаз, выражавших неимоверное страдание измученной души, отозвался в её сердце такой болью, что Краса Востока лишилась чувств. В ложе, кроме неё, больше никто не находился и, глядя со стороны, можно было подумать, будто графиня Ангалесская ненароком заснула в кресле.

Однако рыцарь Пантоки, с самых первых минут своего появления на балу не сводивший глаз с королевской ложи, тотчас бросился на помощь. Но пока он пробирался сквозь толпу придворных, рукоплескавших государю, озвучившему дату своего бракосочетания, Генрих Бесстрашный и сам успел заметить, что с его возлюбленной творится что-то неладное. Вновь уступив место на кафедре кардиналу Сарантону, Его Величество поспешил в ложу. Убедившись, что сердце Эльнары бьется, он бережно поднял её на руки и, уже будучи на пороге ложи, столкнулся с Сержио. Коротким кивком головы поблагодарив рыцаря за внимание, Генрих VI быстрым шагом направился к дополнительному выходу из зала. За королем, немного задыхаясь от быстрой ходьбы, проследовала его экономка мадам Эсюрель.

Сие происшествие, однако, не осталось незамеченным, несмотря на все старания кардинала Сарантона отвлечь внимание публики от внезапного недомогания графини Ангалесской. Почти одновременно в Изумрудном зале смолкли музыка и смех. Пока кардинал вещал с кафедры о весьма возросшей роли королевства Ланшерон в политической жизни всей Европы, придворные вполголоса делились друг с другом своими соображениями относительно причин нездоровья будущей королевы. К счастью, уже спустя четверть часа в зале появилась мадам Эсюрель с сообщением, что графине Ангалесской, и без того ослабленной после недавно перенесенной ею болезни, стало дурно из-за чрезмерной духоты в помещении, но она достаточно быстро пришла в себя и просила передать, чтоб гости о ней не беспокоились и уж тем более ни в коем случае не прерывали первый бал, устроенный Его Величеством после победоносного возвращения в Ласток королевской армии. Вновь зазвучала музыка, и бал, к радости всех присутствующих, продолжился. Тем временем Сержио Пантоки незаметно покинул дворец.

На следующее утро личная фрейлина графини Ангалесской Мелисса, следуя рекомендациям лейб-медика государя, принесла госпоже завтрак в постель. Пока еще не совсем пробудившаяся ото сна Эльнара наслаждалась ароматом свежезаваренного индийского чая, который по распоряжению Генриха Бесстрашного в королевскую кухню доставляли прямо с торгового судна, хотя до появления во дворце Красы Востока о существовании такого напитка здесь даже и не подозревали, Мелисса охотно делилась с госпожой последними вестями.

Со слов фрейлины, буквально все придворные оказались весьма-таки обескуражены назначенной Его Величеством королем датой бракосочетания, поскольку никто не ожидал, что такое важное, и требующее основательной подготовки, событие состоится в столь скором времени, а некоторые особо чувствительные дамы, не дожидаясь окончания бала, тут же бросились домой выяснять, успеют ли их портнихи сшить наряд к нужному дню. Несколько придворных дам, выписавших себе модных мастеров из Рима и Парижа в надежде поразить общество изысканностью своих туалетов, от расстройства даже лишились чувств, ведь заграничные умельцы еще и в дорогу-то выехать не успели, а посему, вместо триумфального появления на свадьбе государя, этим бедолагам грозили теперь насмешливые взгляды со стороны менее тщеславных и более предусмотрительных особ. Пришлось бедным дамам, между которыми в минувший вечер разрывался лейб-медик государя, по возвращении домой вымещать свою досаду на мужьях и прислуге.

Пребывавшая с утра в хорошем расположении духа, Мелисса очень смешно передразнивала придворных модниц, у которых на уме были только одни наряды, однако, большие раскосые глаза графини Ангалесской уже в самом начале её рассказа округлились от удивления. Вчера, после приема прописанных королевским лекарем капель, она тут же заснула и совершенно позабыла, по какому поводу во дворце намедни был устроен бал. Конечно, до Эльнары и прежде доходили слухи, будто в светском обществе Ластока мало кто сомневается в том, что Ватикан, будучи очень заинтересован в хороших отношениях с Ланшероном, как одним из влиятельных королевств в Европе, рано или поздно даст свое согласие на брак Генриха Бесстрашного и Красы Востока, но она надеялась, что эти слухи так и останутся слухами и, что вскоре всё само собой образуется, то бишь их венчание не состоится.

Десять предыдущих дней графиня провела в постели и не подозревала о прибытии в Ласток курьера из Ватикана. Весь минувший день для неё прошел, как в тумане, потом при виде Сержио она потеряла сознание, и вот ясное, доброе утро принесло Эли весть, в одно мгновение перечеркнувшую все её робкие надежды на счастье. Красивое лицо Эльнары исказила гримаса огромного душевного страдания, когда Мелисса, полагая, что госпоже и так всё отлично известно, между делом беспечно обмолвилась о том, что до свадьбы остался всего лишь один месяц, а посему уже с сегодняшнего утра во дворце начались приготовления к торжеству, и, что прислуга теперь боится лишний раз беспокоить мадам Эсюрель, на которую Его Величество возложил ответственность за проведение свадебных торжеств.

С этого дня обитатели королевского дома забыли, что значит покой. Днем и ночью во дворце шли всевозможные ремонтные работы. Безусловно, благодаря стараниям мадам Эсюрель, жилище Генриха Бесстрашного всегда радовало глаз, как добротностью строения, так и царившими в нём уютом и опрятностью, однако, сейчас назрела необходимость освежить несколько залов, где предполагалось провести основные торжества, и ряд комнат, предназначенных для приема иноземных гостей, которые в известной степени пострадали во время захвата минувшим летом королевского дворца каторжниками. Расторопные мебельщики спешно меняли обивку всей мебели, дабы от этих разбойников здесь и духа малейшего не осталось. Домовитые стекольщики придирчиво осматривали все стекла, двери, а также зеркала, ибо с незапамятных времен у ланшеронского народа существовало поверье, что трещина на стекле, либо зеркале в канун свадьбы сулит молодой семье разные несчастья. Проворные поварята во главе со старой бережливой кухаркой несколько дней провели в кладовых, перебирая уже имеющиеся запасы, чтоб вовремя выявить испорченные продукты и освободить место для новых припасов. А королевский шеф-повар просто сбился с ног в поисках мяса страуса, из которого он надеялся приготовить одно из лучших блюд праздничного обеда.

Практически ежедневно прислуга выносила на задний двор сушить и вытряхивать ковры, перины, одеяла, подушки. В буфетной лакеи без устали чистили столовое серебро, а служанки, подоткнув повыше подол, до блеска натирали дубовые лестничные перила и тщательно отмывали каменные ступеньки между этажами. На скотный и птичий дворы каждый божий день наведывались повара, дабы убедиться в том, что предназначенная для праздничного обеда живность исправно набирает вес. В расположенной на первом этаже швейной мастерской, не поднимая головы, трудились лучшие портные столицы. Часть из них колдовала над свадебными нарядами жениха и невесты, часть была занята пошивом новых портьер, столового и постельного белья, а также парадных ливрей для лакеев и кучеров. Заодно было решено сшить новые камзолы, шляпы и штаны для доживавших свой век певцов романтической эпохи – трубадуров. Пребывая ныне в весьма почтенном возрасте, они уже редко показывались на публике и почти не покидали родных мест.

По особому распоряжению Его Величества короля Генриха Бесстрашного сын одного из прославленных мастеров прошлого – трубадура Росно, Сержио Пантоки, во время войны с Испанией за беспримерную доблесть пожалованный в рыцари, отправился в провинцию на поиски оставшихся в живых трубадуров. В дороге его вызвался сопровождать Пабло – бывший мажордом герцогини Шепетон, после повторного отъезда своей госпожи из страны оставшийся не у дел. Впрочем, достаточно быстро привыкнув к вольной жизни, ещё ранее Пабло сам отказался от предложения подружившейся с ним Эльнары перейти на службу в королевский дворец. Теперь он был счастлив оказаться полезным самому рыцарю Пантоки. Буквально на следующий же день после бала Сержио и Пабло отправились в дорогу, дабы успеть оповестить всех трубадуров королевства о высочайшем волеизъявлении Его Величества короля видеть сих признанных мастеров слова на предстоящих торжествах.

Между тем придворные ланшеронского королевского двора, после триумфального возвращения в столицу государства Генриха Бесстрашного предвкушавшие проведение череды грандиозных балов, были весьма-таки озадачены и отчасти разочарованы необходимостью спешной подготовки к венчанию государя. Разумеется, ни о каких балах теперь и речи не могло быть, более того, по случаю столь знаменательного события ожидалось прибытие в Ласток большого количества гостей со всей Европы, а поскольку королевский дворец просто не в состоянии был принять у себя всех гостей, то некоторую их часть было решено разместить в домах ланшеронской знати, из-за чего местные дворяне волей – неволей были вынуждены взять на себя определенные хлопоты, чтоб надлежащим образом встретить представителей аристократических фамилий из сопредельных государств.

Правда, для многих придворных оставалось неразрешимой загадкой стремление Его Величества короля как можно скорее обвенчаться с графиней Ангалесской. Казалось бы, именно сейчас, после двух выигранных войн и рождения сына, с первых дней появления на свет безоговорочно признанного Ватиканом законным наследником ланшеронского престола (как судачили злые языки, Папа Римский, на протяжении едва ли не целого года упорно отказывавшийся дать благословение на брак Генриха Бесстрашного и Красы Востока, в отношении их сына оказался гораздо менее щепетилен по той простой причине, что малыш был назван в честь своего покойного деда, короля Ланшерона Эдгара III, который в своё время считался одним из ближайших друзей Его Святейшества), именно сейчас их государю ровным счетом не о чем было беспокоиться. Монарх-победитель, вновь оказавшийся на гребне славы, мог себе позволить отдохнуть и отвлечься от суеты, но этого не произошло. Уже в первой декаде октября, то бишь всего лишь через месяц, должно было состояться венчание Его Величества короля Ланшерона Генриха VI с графиней Ангалесской.

Пожалуй, даже самому себе Генрих не мог бы внятно, четко объяснить, почему вместо того, чтобы взять временную передышку и насладиться заслуженным отдыхом в кругу семьи, он так сильно торопится со свадьбой. Возможно, одна из причин сей чрезмерной спешки крылась в том, что государю не удавалось избавиться от той смутной неотвязной тревоги, что вдруг стала его преследовать ещё в ходе войны с Австро-Венгрией. По ночам Генрих, зрелый муж и бесстрашный воин, нередко просыпался от кошмаров, в которых с его возлюбленной случались всевозможные несчастья: то какая-то огромная птица уносила Эльнару в своих крепких безжалостных когтях на самую вершину недоступных скал; то его любимая нечаянно попадала на пиратское судно, державшее курс на Восток, и её увозили, дабы продать в гарем богатого сластолюбивого султана; то в королевский дворец под видом всемогущего предсказателя судьбы пробирался его кузен, герцог Филипп Арагонский, о котором ничего не было слышно со времен его бесславного бегства с франко-германской войны и, усыпив бдительность всех слуг, под покровом ночи похищал Красу Востока из дворца. Одним словом, почти каждую ночь тем или иным образом Генрих терял Эльнару.

К счастью, война с Австро-Венгрией завершилась достаточно быстро, и завершилась бесспорной победой Ланшерона. Его Величество вернулся в Ласток, мечтая поскорее прижать любимую к своей груди, но оказалось, что Эли внезапно занемогла буквально в самый канун его возвращения. Впрочем, присланный Ватиканом курьер, вскоре отвлек государя от мрачных мыслей и тревог. А потому, стоило лишь графине Ангалесской пойти на поправку, как воодушевленный доброй вестью монарх устроил бал, на котором объявил дату их предстоящего венчания, вызвавшую определенное разочарование у придворных, но государя мнение света крайне мало волновало. Не будучи суеверным человеком, он, однако, в последние годы всё чаще вспоминал о сделанном ему в юности одной цыганкой предсказании, согласно которому Генриху предстояло стать отцом, но при этом ему не суждено было стать мужем и, что он погибнет на войне в возрасте между тридцатью пятью и сорока годами. Не столь давно Его Величеству исполнилось тридцать семь лет, и у него имелся сын, с матерью которого он до сих пор не был обвенчан.

Получив согласие Ватикана на его брак с графиней Ангалесской, Генрих Бесстрашный обрел надежду на то, что ему удастся изменить суровое предначертание судьбы. Лишь на тридцать пятом году своей жизни зрелый муж и могущественный король познал счастье любить женщину, которая пусть и не отвечала ему такой же страстью, но была действительно достойна любви, умела искренне сострадать и быть по-настоящему покорной, и теперь, как никогда ранее, Генрих безумно хотел жить. Уже назначив день венчания, государь всё ещё не в силах был полностью поверить в то, что он смог сам изменить свою судьбу, ведь все прочие вещи, предсказанные гадалкой, в точности сбылись.

– В скором времени я женюсь на самой прекрасной в мире женщине, и мы проживем с ней долгую и счастливую жизнь. Я сделаю всё для того, чтобы Эльнара рано или поздно меня по – настоящему полюбила, – каждый раз после завершения вечерней молитвы мысленно говорил себе Генрих, пытаясь отогнать никак не оставлявшие его в покое всевозможные дурные предчувствия и сомнения.

Еще не столь давно, сражаясь с Австро-Венгрией, посягнувшей на восточные земли Ланшерона, почти каждую ночь Генрих VI вспоминал ту упоительную ночь любви на линии западного фронта, что подарила ему Краса Востока в канун выступления государя в новый военный поход. Ещё никогда Эльнара не отдавалась ему с такой ошеломляющей страстью, не ласкала со столь самозабвенной нежностью, что потрясенный Генрих вообразил, будто в сердце красавицы, душа которой по-прежнему оставалась для него загадкой, пробудилась любовь к нему. Окрыленный надеждами на счастье, король рвался домой. Война с Австро-Венгрией закончилась, и он, наконец, вернулся в Ласток. Трепеща от желания, переступил порог дворца, но оказалось, не судьба ему увидеться с Эли: она внезапно слегла в постель перед самым его возвращением. Снедаемый тревогой государь ушел в свои покои.

Мало-помалу Эльнара пошла на поправку, однако, во время бала, устроенного по случаю оглашения даты венчания, она вдруг лишилась чувств. Королевский лейб-медик объяснил это тем, что графиня Ангалесская ещё полностью не оправилась после перенесенного заболевания и, что сейчас для скорейшего выздоровления ей требуется абсолютный покой. Поручив Красу Востока заботам лекаря, Генрих с головой ушел в предсвадебные хлопоты. Каждое утро Его Величество осведомлялся у личной фрейлины графини о здоровье её госпожи и был несказанно взволнован, когда ясным сентябрьским утром, спустя неделю после бала, Эльнара показалась на пороге его кабинета. Государь, традиционно начинавший свой день с посещения покоев графини Ангалесской, нынче немного задержался у себя и теперь был весьма обеспокоен тем, что бледная, заметно ослабевшая Эли нашла в себе силы прийти к нему.

Глядя на исхудавшее лицо любимой, на темные круги под глазами, которые казались ещё темнее из-за теней, отбрасываемых длинными и изогнутыми ресницами, на запекшиеся губы, Генрих испытывал два сильных чувства одновременно: сострадание и желание. Пожалуй, более всего в Красе Востока короля всегда пленяли её женская слабость, нежность, утонченность, а этим утром Эли выглядела особенно беззащитной и хрупкой, и оттого была для государя особенно желанной. Донельзя взволнованному Генриху казалось, что он не видел возлюбленную целую вечность. Кровь бросилась ему в голову. Позабыв обо всем на свете, государь был готов взять любимую без промедления, на этом же месте, но голос Эльнары привел его в чувство.

– Генрих, мне очень жаль, но я пришла к тебе сказать, что мы не можем обвенчаться. Пожалуйста, прости…

Эли умоляющим жестом сложила тонкие руки на груди и замолчала, собираясь с силами для дальнейшего разговора.

– Но почему?! Скажи, что случилось, любовь моя? – воскликнул враз побледневший монарх и на миг прикрыл свои глаза, пытаясь справиться с внезапным головокружением.

Перед его мысленным взором возникло худое темное лицо цыганки, предложившей погадать тогда ещё не королю, а принцу Генриху, когда, возвращаясь с войны, он со своим войском остановился на привал у одной небольшой деревеньки.

– Прости, что дала тебе надежду на счастье, Генрих. Знаю, я очень сильно виновата перед тобой, но мы не можем быть вместе.

Тонкие черные брови Красы Востока страдальчески надломились.

– Понимаю, душа моя, согласие на наш брак явилось для тебя большой неожиданностью. Ты просто сейчас ещё не готова к таким резким переменам в твоей судьбе, но уверен, пройдет время, и ты сама убедишься в том, что мы созданы друг для друга. Я сделаю всё для того, чтоб ты была счастлива со мной.

– Генрих, пожалуйста, выслушай меня и постарайся понять. Мне очень тяжело сознавать, что мои слова могут причинить тебе душевную боль, но ведь горькая правда лучше, чем сладкая ложь, верно?

Эльнара посмотрела на государя снизу вверх открытым и доверчивым взглядом.

– Продолжай, – глухо ответил Генрих и, сам того не желая, ссутулил могучие плечи.

– Буквально с первых дней нашего знакомства я прониклась к тебе чувством глубокого искреннего уважения, и в дальнейшем это чувство лишь возрастало. Впоследствии оказалось, что мы на многие вещи также смотрим одинаковым взглядом, что наши вкусы и интересы нередко совпадают, но, увы, для настоящего счастья этого недостаточно.

– Мы слишком мало времени были вместе. Если б не война… – в голосе короля одновременно прозвучали нотки отчаяния и надежды.

– Нет, Генрих, всё дело в том, что я… я не люблю тебя, – опустив голову, тихо произнесла Эльнара, а потом, собравшись с духом, продолжила: События прошлогоднего лета так закрутились-завертелись, что неожиданно для самой себя я вдруг очутилась в твоих объятиях. Спустя время я узнала, что жду ребенка, и тогда же ты ушел на войну. Мне казалось, менять что-либо уже поздно, и я просто плыла по течению. Но больше я не могу тебя, Генрих, обманывать относительно своих чувств к тебе.

– А ты никогда и не обманывала меня, милая.

Взяв Эльнару за руку, государь подвел её к софе и грузно опустился рядом с ней.

– Знаю, вовсе не любовь толкнула тебя в мои объятия, а твоя женская слабость, точнее, невероятно развитое в тебе чувство сострадания. Ты ведь никогда не говорила мне о любви, не называла меня любимым, но я надеялся, родная, и не перестаю надеяться сейчас, что рано или поздно мне удастся пробудить в твоем сердце любовь. Вот увидишь, всё образуется. Ты нужна мне, Эльнара!

– Сердцу не прикажешь, Генрих!

Прекрасное лицо Эли, весь её трогательно – хрупкий облик выражали в эти минуты такое глубокое сострадание и, вместе с тем, были исполнены столь неземного очарования, что опечаленный неожиданным признанием Красы Востока, государь невольно залюбовался ею.

– Я уверена, ты ещё встретишь женщину, которая полюбит тебя и до конца дней своих будет предана тебе и душой, и телом.