Книга: Старикам тут не место - Кормак Маккарти

Думаю, отсутствие знаков препинания и отрывочные высказывания использованы автором для того, чтобы создать впечатление одного большого воспоминания. Мы ведь думаем без знаков препинания. Диалоги мы вспоминаем тоже не как полноценные реплики, а как обрывки фраз... 

Что более всего остального меня зацепило в этом произведении, так это история шерифа Белла, его восприятие происходящего ужаса, его взгляд на смену времён и порядков. 

Мосс и Чигур относятся сугубо к настоящему моменту, к "новому врени", в котором не место старикам вроде Белла. Ему настолько нет места, что тот же Чигур абсолютно не воспринимает его как свою угрозу. Потому как по сути шериф не столько стремится поймать таинственного убийцу, сколько желает уберечь Мосса и Карлу-Джин, жителей своего округа, а стало быть своих подопечных, от страшной участи. Подобная добродетель и симпатия, судя по монологам Белла, уже не котируется.

А в чём загадка маньяка-преследователя? Почему фигура Чигура такая демоническая и невидимая? Я не уверена, но полагаю, что Чигур в данном романе - это очеловеченный образ наркотиков. Вселенского зла, которое повсюду и нигде. Если ты связался с наркотиками (продаешь/покупаешь/потребляешь/перешел дорогу кому-то/напрямую не связан, но связана твоя семья), то ты так или иначе пострадаешь.

Белл: "Думаю окажись вы на месте сатаны и захоти придумать как поставить человеческий род на колени то верно придумали бы наркотики."

Можно наносить точечные удары по наркобизнесу, но уничтожить его на корню представляется чем-то невозможным. Как и Чигура, которого ничем не возьмёшь. У наркотиков, как и у Чигура, нет сострадания ни к каким категориям людей, ни к полу, ни к возрасту. Главный принцип - не задень меня и я не трону тебя. А каждая наша встреча станет для тебя лотереей. Орёл или решка? 

Сами же деньги для него не цель. Он и сам себя позиционирует как инструмент в правильных руках. А цель - поддерживать процветание бизнеса. 

Что же до экранизации, в ней, конечно, расставлены немного другие акценты. В первую очередь, понятное дело, для зрелищности. Но почерк братьев Коэнов прочитывается с первых же кадров. Одно удовольствие смотреть!

Кстати, характер Мосса всё же лучше раскрывается в его диалогах с девушкой-автостопщицей. К сожалению, этот момент был переработан Коэнами и не вошел в киноверсию. 

Мосс : "Каждое мгновение жизни это поворот и это выбор. Где-то в прошлом ты сделала свой выбор. Все последующее вело к этому концу."

То же самое можно сказать о Карле-Джин. В фильме она создает впечатление ноющей безвольной дурочки, но в книге её характер лучше раскрывается и ты понимаешь, что она не по годам мудра.

Карла-Джин: "В девятнадцать лет человек уже достаточно взрослый чтобы понимать что если он обрел что-то дороже чего для него нет в целом свете скорей всего это у него отберут. И в шестнадцать понимаешь, по правде говоря."

Подводя этоги, наверное, соглашусь, что эту книгу некоторым читателям будет непросто оценить по достоинству. От себя могу лишь посоветовать заглянуть чуть глубже поверхности в виде странных синтаксиса и пунктуации, в виде быстро сменяющихся событий, пропитанных кровавыми разборками. Это лишь форма, но произведение не о том. Оно о выборе, который мы делаем каждый день. Так скажи, орёл или решка? Времена меняются, а выбор остаётся за нами.

К моменту издания All the Pretty Horses и получения престижнейшей The National Book Award Маккарти было 59 лет. Он написал пять романов, включая свои главные шедевры, Suttree (1979) и Blood Meridian (1985). Это был состоявшийся мастер, известный, впрочем, в основном писателям и литературоведам. Все первые издания его книг до All the Pretty Horses выходили 4-5-тысячными тиражами, что, с учетом масштабов англоязычного книжного рынка, — исчезающее мало.

Но в чем причина? Только ли в пресловутой жестокости его текстов, их демонстративной несовременности, обращении к «немодным» в то время жанрам вестерна и готического романа?

Диспозиция, на мой взгляд, несколько сложнее. Весь генезис Маккарти как писателя — в литературе позднего романтизма и модерна. Его легко представить в одном ряду с Кафкой, Т.С. Элиотом, Андреем Платоновым — новаторами формы, не утратившими связь с традицией. Маккарти консервативен — не как стилист, но как мыслитель. Его интересуют только главные вопросы: смерть, бог, время. Он не разменивается на сиюминутное, внешнее.

Среди ровесников и писателей-погодков Маккарти выглядит отщепенцем, точно покрытый пеплом Гражданской войны кавалерист-южанин, вдруг забредший на попойку университетской богемы где-нибудь в Чикаго или Нью-Йорке. Он не вписывается в кислотную эпоху Пинчона, Делилло, Барта, Кена Кизи; вселенной его текстов равно чужды и битники, и выдающееся писательское поколение, сформированное WWII: Сэлинджер, Гэддис, Хеллер, Гэсс.

Маккарти сам по себе. Вне течений и конвенций. Его место в литературе напоминает Стоунхендж — стоявший до и стоящий после, недвижным свидетелем триумфа и краха каждой следующей цивилизации, сколько б их ни было. Взаимообусловленность, предопределенность мира — вот предмет письма Маккарти, его главная тема. Какие уж тут битники, какой, прости-господи, постмодернизм.

В качестве демонстрации можно было бы привести развесистые цитаты из «Меридиана» или «Пограничной трилогии», но мы, пожалуй, поступим иначе и присмотримся к совершенно проходному на первый взгляд эпизоду из No Country for Old Men. Итак, самое начало книги, незадачливый охотник Мосс бежит от наемников картеля через речной каньон на юге Техаса:

He studied the blue floodplain out there in the silence. A vast and breathless amphitheatre. Waiting. He'd had this feeling before. In another country. He never thought he'd have it again.
И чуть дальше, через пару страниц:
By the time he dragged himself shivering out of the river he was the better part of a mile from where he'd gone in. His socks were gone and he set out at a jog barefoot toward the standing cane. Round cups in the shelving rock where the ancients had ground their meal. When he looked back again the truck was gone. Two men were trotting along the high bluff silhouetted against the sky.

Официальный перевод «Стариков» от Валерия Минушина гораздо ближе стилю и духу оригиналу, чем сомнительная «гладкопись» Сергея Белова в случае романа «Кони, кони…», однако для наших задач не годится и он, т.к. нам важны точные значения слов, каковые скоропостижно ускользают при художественном переводе. А потому — прибегнем к методу квази-подстрочника:

Он изучал голубоватую пойму лежавшую в тишине. Огромный затаивший дыхание амфитеатр. Ожидающий. У него уже бывало это чувство. В другой стране. Он никогда не думал что испытает его вновь.
-
К тому моменту как он дрожа выбрался из реки он был почти в миле от места где нырнул. Носки исчезли и он босиком затрусил к стоящему тросняку. До круглых лунок в пологой скале где древние толкли свою муку. Когда он снова посмотрел назад грузовик исчез. Двое мужчин бежали по высокому обрыву силуэтами на фоне неба.

The ancients. Древние. Не индейцы, не «коренные американцы», не какое-то конкретное племя. Просто — древние. Нарратив развивается стремительно, погоня длится, впереди много трупов и крови. Кажется, предложение про древних никак не связано с основным действием, оно стоит отдельно, как забытая в тексте авторская ремарка. И все же Маккарти его оставляет. Более того — во всей сцене на реке значение имеет только оно, парное краткой (но пробирающей до мурашек) реминисценции Вьетнама в сознании Мосса.

Маккарти показывает закольцованность, повторяемость времени. Охота на человека органично в него вписана. Она неизбежна, как восходы и закаты. Она часть детерминированного мира. Неслучайно герои книги отражают друг друга, будучи ветеранами разных войн. Мосс — Вьетнама, старый шериф Том Белл — WWII, а киллер Антон Чигур (true and living prophet of destruction / подлинный и живой пророк разрушения) — фигура, проходящая сквозь роман, как пуля сквозь череп, — в финале вдруг исчезает после случайного дорожного инцидента, как бы растворяясь во времени, — разумеется, чтобы вернуться, ведь еще Судья Холден за сто лет до, вскоре после Гражданской, говорил про ¿себя? так: «He never sleeps. He will never die».

И разве после всего увиденного мы вправе сомневаться?

Думаю, отсутствие знаков препинания и отрывочные высказывания использованы автором для того, чтобы создать впечатление одного большого воспоминания. Мы ведь думаем без знаков препинания. Диалоги мы вспоминаем тоже не как полноценные реплики, а как обрывки фраз...

Что более всего остального меня зацепило в этом произведении, так это история шерифа Белла, его восприятие происходящего ужаса, его взгляд на смену времён и порядков. Мосс и Чигур относятся сугубо к настоящему моменту, к "новому врени", в котором не место старикам вроде Белла. Ему настолько нет места, что тот же Чигур абсолютно не воспринимает его как свою угрозу. Потому как по сути шериф не столько стремится поймать таинственного убийцу, сколько желает уберечь Мосса и Карлу-Джин, жителей своего округа, а стало быть своих подопечных, от страшной участи. Подобная добродетель и симпатия, судя по монологам Белла, уже не котируется.

А в чём загадка маньяка-преследователя? Почему фигура Чигура такая демоническая и невидимая? Я не уверена, но полагаю, что Чигур в данном романе - это очеловеченный образ наркотиков. Вселенского зла, которое повсюду и нигде. Если ты связался с наркотиками (продаешь/покупаешь/потребляешь/перешел дорогу кому-то/напрямую не связан, но связана твоя семья), то ты так или иначе пострадаешь.

Белл: "Думаю окажись вы на месте сатаны и захоти придумать как поставить человеческий род на колени то верно придумали бы наркотики."

Можно наносить точечные удары по наркобизнесу, но уничтожить его на корню представляется чем-то невозможным. Как и Чигура, которого ничем не возьмёшь. У наркотиков, как и у Чигура, нет сострадания ни к каким категориям людей, ни к полу, ни к возрасту. Главный принцип - не задень меня и я не трону тебя. А каждая наша встреча станет для тебя лотереей. Орёл или решка? Сами же деньги для него не цель. Он и сам себя позиционирует как инструмент в правильных руках. А цель - поддерживать процветание бизнеса.

Что же до экранизации, в ней, конечно, расставлены немного другие акценты. В первую очередь, понятное дело, для зрелищности. Но почерк братьев Коэнов прочитывается с первых же кадров. Одно удовольствие смотреть! Кстати, характер Мосса всё же лучше раскрывается в его диалогах с девушкой-автостопщицей. К сожалению, этот момент был переработан Коэнами и не вошел в киноверсию.

Мосс : "Каждое мгновение жизни это поворот и это выбор. Где-то в прошлом ты сделала свой выбор. Все последующее вело к этому концу."

То же самое можно сказать о Карле-Джин. В фильме она создает впечатление ноющей безвольной дурочки, но в книге её характер лучше раскрывается и ты понимаешь, что она не по годам мудра.

Карла-Джин: "В девятнадцать лет человек уже достаточно взрослый чтобы понимать что если он обрел что-то дороже чего для него нет в целом свете скорей всего это у него отберут. И в шестнадцать понимаешь, по правде говоря."

Подводя этоги, наверное, соглашусь, что эту книгу некоторым читателям будет непросто оценить по достоинству. От себя могу лишь посоветовать заглянуть чуть глубже поверхности в виде странных синтаксиса и пунктуации, в виде быстро сменяющихся событий, пропитанных кровавыми разборками. Это лишь форма, но произведение не о том. Оно о выборе, который мы делаем каждый день. Так скажи, орёл или решка? Времена меняются, а выбор остаётся за нами.