Текст книги "Нормально"

Соня. База

– Здесь я была в пятницу.

А следующий день Соня топталась у двери с выключенной неоновой вывеской «База». Семён не опоздал. Это она пришла раньше.

– Вспомнила? – Любопытство и только.

– Сюда пришёл тот продавец. И я вспомнила. Ты был прав.

– Из гостиницы «Ленинградская»?

– Из гостиницы, ага.

Семён открыл перед ней дверь. Вошли. После яркого солнца, светившего из всех снежинок, полумрак ослепил.

– Ты здесь бывала до пятницы? – Семён остановился у стены с афишами, пережидая темноту в глазах.

– Да, здесь иногда выступают начинающие группы. Мой лучший друг… – Запнулась. Что-то смутило её в определении Мити, кто он ей на самом деле? – играет в такой. «Сахар» называется. – Соня стянула шапку и заправила распушившиеся волосы за ухо. Тут же выправила обратно. «Лопоухая!» – навсегда остался звоном в голове голос пацана из старшей группы детского сада.

Семён заметил. Ничего не сказал. Она покраснела.

– Пойдём походим. Зачем пришли вообще, – грубо сказала, зло.

За бронированным стеклом напротив входа щёлкала мышка. Над окошками артефактом прошлого краснела трафаретная надпись «Кассы» – когда-то здесь был кинотеатр. Соня попробовала включить «особое зрение», которое использовала, когда рисовала, подёргала воображаемый тумблер. Внутреннее посопротивлялось. Сдалось. Сдавалось бы оно ещё так, когда она брала в руки кисть. Огляделась.

Стены, покрытые персиково-серой краской, тяжело вздыхали – в дни концертов им доставалось. Слева отсвечивали заклёпками бордовые двойные двери, ведущие в промежуточный зал, справа темнел и всасывал свежий воздух коридор к туалетам.

– Туда, – прохрипела Соня. Стало страшно.

Семён незаметно взял её за руку. Она сжалась, но сделала шаг. Другой.

– Эй, молодёжь! Вы куда это? – В окошке кассы показалась одутловатая физиономия. – В тубзик нельзя!

Соню приморозило к месту. Она чувствовала, что ей надо туда, потому что там произошло что-то, что она ищет, какая-то часть того, что она не может вспомнить.

– А здесь… – замямлила она неожиданно для себя, – ничего странного последнее время не происходило? Вы не слышали? В пятницу, например?

– А чего здесь может происходить? Всё то же самое: пьяные эти с гитарами со своими да девки их! Пообжимаются в тубзике да подерутся на улице. – Тётка уже вернулась к своему пасьянсу. – Но оно ж и слава богу, что не наоборот. А чего вам надо-то? Были здесь, что ль?

Семён дёрнул Соню за рукав, показал на запястье, как будто на часы.

– Да я одну вещицу потеряла, – догадалась Соня. – Думаю, может, здесь? Часы такие, с птичкой. Не видели?

– Да я ж что, уборщица, что ли? Пройдите в билиардную, дальше, – махнула рукой на огромную бордовую дверь. – Может, там? Только там собрание какое-то, но вы не бойтесь, они безобидные.

Соня и Семён переглянулись. Соня тяжело вздохнула. Всё вело сюда, но заходить внутрь не хотелось.

Наконец она толкнула дверь, чем-то обитую, и попала в слепую зону – прямо на неё падал пронзительный свет. Не успела сделать и шаг, как на плечо опустилась тяжёлая рука.

– Вперёд смотри. – Голос будто не привык звучать.

Глаза постепенно привыкали к полумраку, укутавшему помещение. Пятно света у двери напоминало коврик и притягивало взгляд, но Соня усилием возвращалась к длинному бильярдному столу в центре небольшого зала.

Стол накрыли белой с кружевом скатертью, но из-под неё свисали сетки луз. Все, кроме одного мужчины, сидели за столом к Соне спиной, и по мере того как детали проявлялись, Соня всё больше и больше верила, что всё это ей придумалось перед смертью.

– Здравствуйте, милая девушка! – с лёгким акцентом возвестил сидящий во главе стола. Он разглядывал Соню с любопытством энтомолога: какая интересная букашка проползает под моими ногами! Но когда в помещение вошёл кто-то ещё, его спокойствие улетучилось. – Какие гости, право!

Соне снова не дали обернуться, но можно было догадаться, кто вошёл за Соней.

– Мы знакомы? – хмуро спросил ослепший Семён.

Спины семи или восьми восседавших за столом зашевелились. Мужчины оборачивались и восклицали, и обменивались соображениями: происходило что-то важное, но совершенно Соне не понятное.

– Возможно, – осторожно кивнул Главный. – Меня зовут Руслан Анатольевич, но для вас – просто Руслан. А вас, дорогие?

Соня упрямо молчала. Она сюда случайно попала и знакомиться ни с кем не собиралась. Молчаливый Семён, к её удивлению, назвался. По имени отчеству. Семён Алексеевич.

– Да-да! Так я и подумал! – Руслан удовлетворённо потёр руки и обратился к невидимкам за спинами Сони и Семёна: – Предложите нашим гостям присесть. Молодому человеку – с особым комфортом.

Рука на плече исчезла, и Соня сделала пару шагов к Семёну. Он только отодвинулся и немного качнул головой: не приближайся.

Сволочь.

Пока они ждали, Соня пыталась понять, что это странное сборище ей напоминает: явно какую-то картину. В центре сидит главный, остальные тянутся к нему с двух сторон, облепляют, вожделеют его внимания. За спиной три пятна – огромная дверь в центре и две больших афиши по бокам. Соня бывала здесь, но обычно это пространство занимал дым, а бильярдный стол был придвинут к стенке.

Когда вернулись верзилы, Семён резко вздохнул: ему досталось не совсем сиденье. Высокое деревянное кресло больше походило на электрический стул. Его тащили два широкоплечих кавказца: щёки надутые, рожи красные, вены на шеях-стволах вот-вот лопнут. Бросили.

Руслан поморщился от грохота.

– В качалку вас, что ли, отправить? Прикрепляйте!

Семён не пытался убежать – это значило бы бросить Соню – он спокойно, не меняясь в лице, прошёл к креслу, сел и положил руки на подлокотники.

– Можете не трудиться. Не убегу.

Подхалимы за столом рассмеялись. Верзилы пристегнули к подлокотникам белые, обмотанные жилами, руки Семёна.

– Скажешь, и пришёл сюда сам? – Руслан махнул Соне, чтобы садилась на подставленный пластиковый стул.

Очень хотелось огрызнуться, но эта тонкая смуглая рука с простой, но явно тяжёлой печаткой вынуждала подчиняться.

– А вы не в курсе? – Семён неопределённо кивнул на Соню, и она ахнула, понимая. – Что хотите?

Вот что! Он решил, это она его сюда специально привела! Разыграла дурочку, слабость, неприступность и привела в жерло вулкана. Да только если это пекло, то его отец – смертельный лёд.

Руслан не подал виду, что Соня ни при чём.

– Я хочу, чтобы твой брат исполнил то, зачем его наняли. А пока он этого не сделает, мы подождём здесь.

Он сел обратно на стул, будто приглашая всех присоединиться к его трапезе. Соня невольно взглянула на стол, ожидая увидеть запечённые человеческие тела, чаши с глазами и мисочки с пальцами. На удивление, там стояли только кувшины с лимонадом и несколько мисок с фруктами.

– Брат исполнил всё, что мог. Он мёртв.

– В самом деле? – Глаза Руслана блеснули, он полностью развернулся к Семёну и даже сильнее вдвинулся в стол впавшей грудиной. – Но где тело? Я слышал, где-то видели муляж, но о трупе мне не докладывали. Вот мы и предположили…

Сонино сердце зашлось в панике. Наверняка всё отразилось на лице. Но теперь она сидела в тени и могла надеяться, что все смотрят на Семёна. Она не хотела выдать то, что, как думала, знала.

– Был и муляж. Тело у отца.

– Мы проверим, – раздался голос с правого края стола.

Мужчина с кожей больше чёрной, чем коричневой, в куртке цвета хаки, похожей на американскую военную форму, постучал по столу массивной зажигалкой. – Проверим, не сомневайтесь.

– Не сомневаюсь, мистер Ангер. – Руслан повернулся к Соне и Семёну. – Видите ли, мистер Сэм занимается у нас всем, что связано с заработком на управляемом гневе: расовые беспорядки, религиозные войны и теракты, ну и прочее погромное веселье.

– Так это вы?! – Соня вспыхнула бы, будь она драконом, и сожгла бы весь этот бедлам.

Руслан улыбнулся почти нежно – он ждал этого вопроса.

– Как вас зовут, девушка? Софья? Прекрасное имя! Уверен, вам досталось от него мудрости. Так вот, мы довольно специфическая кхм… организация. Мы не создаём грехи, не толкаем на них людей, мы только направляем, немного подталкиваем к ним. Каждый из присутствующих – он развёл руками, как Христос Искупитель, – только Слово.

– Не надо сказок, – вступил Семён. – Я знаю, кто вы. Вы убили партнёров отца. В девяносто пятом.

Смех Руслана оказался жутким. Как будто волк брешет за забором. Или шакал.

– А ты умный малый. Да не совсем. Я же говорю, мы не делаем ничего подобного. Помнишь? Сила – в правде. И в том, кому и как эту правду преподнести. Котова и Степанова убили их конкуренты, я только передал, где это удобнее всего сделать, и попросил не трогать твоего отца. Так что за ним должок!

Семён удивился.

– Зачем?

– Твой отец, можно сказать, один из нас. Я создал его ненависть, я создал его «организацию» и я зарабатываю на этом. На оружии, которое он использует, на залах и тирах, где тренируются его бойцы, на клубах, где они отдыхают, на наркоте, которую они там всасывают. Сейчас они с твоим братом пытаются меня перехитрить и немного путают мне планы. Не люблю такое.

– Не боитесь, что всё передам отцу?

– Нет, конечно, что ты! Ты же отсюда не выйдешь.

Соня вышла одна и снова на слепящий свет. Чувствовала себя предателем. Да им и была.

Но ведь когда она вела сюда Семёна, она не знала, что его ждёт. Или знала?

Перед тем как вывести её из клуба, им даже дали поговорить наедине. Она смотрела достаточно детективов, чтобы сомневаться в реальности этого «наедине». Но тем не менее в той странной каморке, забитой старыми киноплёнками, говорила громко и членораздельно.

– Сочувствую с братом, – единственное, что смогла сказать.

– Это всё?

«Он думает, я его сюда специально привела, к этим», – напомнила себе Соня.

– Я не знала ничего этого!

Молчал.

– Ой, да пошёл ты! Цаца какая выискалась! Кто ты мне такой, чтобы я за тебя другим людям вредила?

Пожал плечами.

– Так не вреди.

– Сука ты, Семён. Какие-то пидоры разбивают мне голову, потом я тащу хер знает сколько недотруп твоего брата, потом твой отец. – Она проглотила слова «мне угрожает», снова испугавшись чего-то. – Потом ты не говоришь мне о том, что будет взрыв в метро, потом этот взрыв случается, а потом какие-то херы с гор заставляют меня выдумывать способы зарабатывать на человеческих грехах, чтобы ты оставался в живых. А я ни хрена о тебе не знаю! И ты же меня осуждаешь.

– Я тебя предупреждал.

Подняла на него взгляд, блуждавший по древним афишам на стенах.

– О взрыве.

– О нет, детка! Ты говорил не спускаться в метро, о взрыве речи не шло. С какого переплёта я должна была тебя слушаться? Ты мне мамка?

Он взял её руку и потянул на себя, пронзительно глядя ей в глаза:

– А теперь послушай меня внимательно. Это очень важно. Ты ничего мне не должна. И своей матери ты ничего не должна. Ты хорошая. Просто такая как есть. Тебе сейчас нужно сделать так, чтобы тебе и только тебе было хорошо. Чтобы ТЫ знала, что ты поступила правильно и никак иначе ты поступить не могла. Не важно, что ты выберешь. Считай, что меня не существует. Считай, что ты меня придумала. Считай, что ты придумала этих чуваков. Вот если бы всё это было придумано, что бы ты выбрала?

Помолчал. Смотрел только в её бледно-голубые, усталые глаза.

– Только это важно, поняла? Я выберусь.

Отвернулся.

Она кивнула. Ушла.

Один из охранников проводил её в туалет и стоял за дверью, отвратительно громко начавкивая свою жевачку. Соня не сняла даже штанов. Только села сверху на крышку унитаза и попыталась выдышать воспоминания о прошедшей пятнице, которые нахлынули только здесь.

Ответов в этих воспоминаниях не было, но боли – предостаточно.

И теперь шла к метро. Никогда с такой ровной спиной не ходила. Но сейчас чувствовала, что за ней наблюдает толпа странных персонажей с амбаловидной охраной.

Соня. Дым

Соня вспоминала.

«Базу» разъедал дым. Казалось, уже из дверей просачиваются туманные ручейки. Соня получила печать на запястье и прошла внутрь. Её никто не ждал.

Она не предупредила Митю – хотела сделать приятный сюрприз. Рисовала картинку, как радостный он бросается к ней навстречу через танцпол, подхватывает на руки, подбрасывает. А дальше… Она не знала, чего хотела дальше.

Всю неделю она проходила с затуманенной головой. Любила ли она его? Определённо – их души давно породнились и переплелись. Хотела ли она его обнять? Иногда. Секс? Вряд ли, но, может, она просто не думала об этом раньше? Могло ли быть такое, что он её любил всё это время? Во рту заворочалось слово «френдзонить». Соня думала, они друзья. Разве это плохо?

Что он хотел тогда в парке? Снова какой-то парк? Ещё один?

Перед глазами встала кухня в квартире, которую Соня привыкла считать домом. Это было за ужином. Отчим, в одних трусах, пережёвывал запиханную в рот еду и наливал себе стопочку, прислушиваясь к крикуну в телевизоре за Сониной спиной. Мать, накрашенная, в коротеньком атласном халатике, сидела между столом и кухонным гарнитуром и меняла блюда перед своим мужчиной. Соня пыталась наесться побыстрее.

– Ольга! Чай! – резанул отчим, не отрываясь от экрана, и влил в себя горючую вязкость.

– Сам бы налил, – пробормотала Соня и поторопилась запихнуть в себя побольше еды.

– Как ты разговариваешь! – прикрикнула было мать, но отчим покровительственно положил руку на её голую коленку и приглушил телевизор:

– Подожди, малыш. Давай послушаем, что София хочет нам сказать. Может, она потом и отца своего жить научит, глядишь, и стыдиться его перестанем.

Соня посмотрела исподлобья, но промолчала. Только про себя послала его на хер. Отчим многозначительно посмотрел на мать и вернулся к телевизору. Мама взялась вразумлять дочь:

– Сонечка, девушка должна так вести дом, чтобы мужчине хотелось туда возвращаться, а не искать уют на стороне.

– Ммуга, – промычала с набитым ртом, мать скривилась. Соня с усилием проглотила всё разом. – Нужна обслуга, пусть наймёт. А если он женится на обслуге, то остальное он найдёт на стороне. Ну и если я должна, а он нет – на хрен он мне сдался?

– Выбирай выражения. – В материнских глазах зажглись нехорошие огоньки.

– А меня не научили! – Грохнула тарелку в раковину и ушла.

Соня ненавидела барные стулья: слишком высокие. Со своим росточком она всегда вскарабкивалась на них максимально нелепо. Хорошо, что Митька не появился именно в этот момент. Хотя рядом хихикала какая-то девица. Соня поглядывала на неё косо – представляла, как с таким же ехидным смешочком она рассказывает Митьке, как какая-то дурища громоздилась на стул всей своей трёхэтажной задницей. На девице призывно раскрывалась в самых интересных местах алая блузка, под грудью перетянутая чёрным ремешком, нескромно облегали широкий таз чёрные шорты. На острых соблазнительных ключицах сверкало шикарное ожерелье. Волнистые волосы выглядели мокрыми, но лежали идеально непринуждённо. Соня сама не заметила, как стиснула зубы.

Она старалась отворачиваться, чтобы завидовать чуть-чуть поменьше, ну или хотя бы не показывать этого, но чувствовала, что все видят, как она нелепа рядом с этой кралей. Каждая её поза, каждый жест идеально лёг бы на камеру. Но по-настоящему не смотреть не выходило. Соня не планировала набираться в этот вечер и не спеша потягивала пиво: заказанный стакан должен был стать единственным. Но каждый раз, чтобы оправдать поворот к бармену, приходилось делать глоток, и первый стакан быстро перешёл во второй.

От бара хорошо просматривалась сцена: под клуб переделали старый районный кинотеатр, и зал спускался вглубь. Соня узнала первые аккорды, когда «Сахар» – группа Мити – начал выступление. Митю в красно-оранжевых всполохах света она определила не сразу. Но когда узнала его, сидящего на краю сцены с бас-гитарой и уверенно трясущего головой в такт, решила, что он «интересный».

Наверное, он всё-таки любит её. Столько лет они дружили, а она ничего не замечала! Удивительно.

Девица в красном дождалась своих напитков – три стопки разноцветного коктейля – взяла их четырьмя пальцами, прижала к выступавший из расстёгнутой блузки груди и отправилась к дверце справа от сцены – наверняка дверце в гримёрки, решила Соня с очередным уколом зависти.

Соня взяла водки. Решила, что это очень стильно.

Когда «Сахар» отыграл сет, Соня ловила глазами неоновых зайчиков. Закрывала левый глаз, и зайчики собирались в слово «База» справа налево, закрывала правый – разбегались снова и собирались слева направо. Когда закончился очередной стакан, она решила, что можно для разнообразия дойти до туалета.

Очередь начиналась у касс и поворачивала за угол. По всей её длине что-то происходило: толкали «камень» и «скорость», сочиняли песни, снимали девок, сколачивали банды и группы, встречали старых друзей. Соня увидела двери кабинок, только когда её место в очереди дошло до поворота. Дверей было пять. Когда-то покрашенные в яркие цвета, они побледнели и облупились, ручки помутнели и обросли жирком. В ближайшую колотили, причём с обеих сторон.

– Эй, ёбыши, – закричали с этой, – кончайте! Мы тут поссать собрались, а не ваши крики слушать! Потрахаться и в гримёрке можно.

Тогда и до Сони донёсся финальный стон какой-то парочки. Дверь начала открываться.

– В гримерке уже трое трахаются, – с оскалом выругался Митька, выходя из кабинки и застёгивая ремень в заклёпках, – присесть негде!

Соня отвернулась к стене и молилась, чтобы её не заметили. За Митькой вышла краля в красной блузке. Её макияж был в порядке, только немного заалели щёчки. Митя шлёпнул её по заднице и склизко засмеялся.

Соню затошнило.

Воспоминания о дальнейшем она старалась затереть снова, но здесь, в туалетной кабинке, они пробивались: краля уехала, Митька заметил наконец Соню, и она в пьяности, в зависти, в ненависти к себе, затащила Митю в ту же кабинку и позволила себя трахнуть. Болели колени, упиравшиеся в бачок, болела спина, болело, казалось, всё от влагалища до матки.

Теперь болела и душа.

Соня. Задание

«Господи, как же стыдно!» – думала Соня по дороге в общагу. Сплёвывала имя бога, как нежеланное «богохвальство», а потом снова думала то же самое, в той же формулировке.

Странная компания на «Базе» не отпускала мысли. Зажала душу в тиски. Отравляла дыхание.

Руслан нежным вибрирующим голосом обозначил условия игры.

– Потому что жизнь – не театр, детка, а игра, – Соня выругалась бы на «детку», но пришлось съесть и это. – Так вот, Семён побудет с нами, пока мы не найдём его брата. А чтобы нам всем было веселее, ты поможешь моим друзьям в их непростой работе. Отчитываться будешь по телефону, каждый день.

Но это Соню не убедило.

Когда пришибленная воспоминаниями Соня вышла из туалетной кабинки, охранник потащил её обратно в бильярдную. Без Семёна лица стали менее оживлёнными, больше похожими на изрезанные к Хэллоуину тыквы. В этот раз Руслан усадил её рядом с собой, демонстративно подвинув к ней широкий японский нож-топорик.

Должно было быть заманчиво?

Разве что для харакири.

Теперь она могла рассмотреть остальную компанию. Натренированный акварелями глаз отмечал детали, запоминал соотношения черт.

– Как думаешь, София, – протянул Руслан, – на что-нибудь ты нам сгодишься? Может, на люстру?

Он хохотнул, мотнув головой в сторону человечка в круглых очках. Как будто передавая пас. Соня про себя назвала человечка Осей.

Ося провёл ладонью по минимальному ёжику волос, погладил почти треугольные усы. Выпуклые глаза на фоне тёмных кругов глазниц сверкнули и погасли.

– Из моего деда получилась получше. Хотя можно бы рассмотреть её без одежды.

Мистер Ангер холодно отметил:

– Можно закинуть её бойцам. Давно сидят без игрушек.

– Да. – Ося отправил в рот особенно жирную виноградину. – После них целой кожи ни на один абажур не хватит.

– Какие вы жуткие. – Мягкий, как щепотка цианида, голос раздался с левого края стола. – Мы уверены, голова Софии гораздо ценнее остальных её частей.

– Думаю, у Оси есть пара рецептов человеческих мозгов, – отметил Руслан, – но твоё мнение я выслушаю, Красавчик.

– Пусть поработает на нас. Кто-то здесь жаловался на нехватку свежих идей. – Тонкая хищная женщина оглядела других из-под тёмных очков, достала сигарету из пачки и положила рядом с собой.

Окружающие молчали.

– То-то же.

Она откажется. Конечно, откажется! Работать на каких-то сумасшедших? И как работать? Выдумывать, как заработать на человечьих грехах? Что за бред, боже?!

Но, кажется, ей не оставили выбора. Или оставили? Такая глупая угроза: они пришлют ей кусочек Семёна, если она откажется. Да он ей вообще никто!

Или кто-то? Вспомнила разговор в каморке среди старых плёнок:

– Понимаю, зачем ты меня сюда привела.

Говорил Семён грубо, строго. Но показал на ухо: «Нас слушают» и взял Соню за руку – впервые нежно. Сжимал тонкие пальцы то слабее, то сильнее, поглаживал выступающую косточку на мизинце, будто пытаясь передать послание на тайном языке.

– Я не знала! – Задыхалась от обиды, неспособная расшифровать тайные пожатия. – Ты! Ты меня втравил непонятно во что! И вообще непонятно, отпустят ли меня отсюда! А твой отец!

– Что мой отец? – насторожился Семён.

Но Соня сглотнула слова, вспомнив напоминание о прослушивании. Семён подождал. Кивнул понимающе.

– Запомни, – сказал наконец, – не верь моему отцу. Смотри на него, как на крокодила. Голодного.

– Да я-то здесь при чём! – кричала, кажется. Может, даже слюной плевалась.

– Я не знаю. – «Прости, прости, прости» жали пальцы. – Но не сомневаюсь, что ты вволю посмеёшься с этими.

Семён жалостливо качал головой, сдвигал брови.

– Я не… – начала было, плюнула. – Да не буду я оправдываться!

Отказывалась почему-то верить тому, что видит, слушала только слова.

– Все вы мне надоели! – снова кричала, как будто так понятнее. – Со своими заговорами, тайнами, трупами и врагами! У нормальных людей не бывает врагов!

– С тобой никто из нас не сравнится! – Интонации Семёна были чужие ненастоящие, как у робота, озвучивающего отправление поездов. – Провалы в памяти выдумала! Ловко! Тебе не в художники – в актрисы идти. Вспомнила всё? Нет? Поднапрягись!

Интонации язвительные, но лицо его кривилось, будто говорило отдельно: «Иди! Вспомни! Это важно!»

Когда, после всего, выходила из бильярдной, боялась повернуться к собранию спиной. Они точно слышали весь разговор в каморке. Но, пожалуй, не видели – ни одной шуточки об искрах, летевших от прикосновений.

Взялась за ручку двери, услышала вопрос. По спине проскочил разряд немощи.

– Какую часть своего друга ты хочешь получить первой?

Ответила то, что стояло перед глазами:

– Его лживые губы.

– Принято. До первого отчёта – сутки.

– Пошли в жопу.

За спиной грянул смех.

Соня стала бояться своего телефона. Но и отключить не могла. Ждала плохого, мечтала о хорошем. Хотелось поискать решение через рисунок. Но руки всё избегали бумаги.

Собрание, как назвала его про себя Соня, поставило перед ней дурацкую задачу. Дурацкую, но и зацепившую её.

«Мы не мясники, детка», – сказал или сказала Красавчик. – «Ну, кроме этого злобного нигера». – Мистер Ангер хищно обнажил белоснежные зубы.

«Мы стараемся заработать на человеческих грехах. Каждый на своём любимом».

«Обрати внимание, – решил дополнить Руслан, – мы не создаём эти грехи. Они уже есть. Мы только подталкиваем к ним людей, а они и рады».

«Но эти умники исчерпали свою фантазию за девяностые и начало нулевых. А сегодня нужно что-то новенькое».

«Ты свежа, как кровь из отрубленной головы, – на чистом русском вскользь заметил мистер Ангер. – Придумай нам что-нибудь, с чем можно работать».

«Каждому из присутствующих – по рабочей идее, и твой дружок свободен, несмотря на наши разногласия с его отцом».

А потом они представлялись. Что за шоу, боже!