Текст книги "В погоне за счастьем"

На следующий год после убийства Кеннеди меня и некоторых других учеников моей школы возили на экскурсию в школу для белых в восточной части города. Эта экскурсия поразила меня до глубины души. Во время экскурсии я увидел то, что мама наблюдала каждый день, когда ходила в этот квартал на работу. За исключением уборщиков и нескольких черных ребят, все ученики были белыми. Я попал в полную противоположность нашему гетто, в котором белыми были только некоторые владельцы магазинов и полицейские. И почувствовал, что из-за моего цвета кожи на меня смотрят свысока или вообще делают вид, будто не замечают. После этой экскурсии произошла настоящая трагедия – в Бирмингеме, штат Алабама, взорвали четырех чернокожих девочек.

Я увидел, как мама плачет перед включенным телевизором, по которому только что сообщили эту новость, и в моей голове словно загорелась лампочка: на месте убитых девочек могли оказаться мои сестры. С позиции братства всех чернокожих эти девочки по праву должны считаться моими сестрами. Я был возмущен до глубины души унижениями, которые мои братья и сестры испытывали в разных уголках страны, и стал интересоваться новостями и событиями, происходящими за пределами нашего города и штата.

В 1965 году произошли беспорядки в Уоттсе, Лос-Анджелес[24]24
  Беспорядки в Уоттсе, пригороде Лос-Анджелеса, имевшие место с 11 по 17 августа 1965 г., в результате которых погибло 34 человека.


[Закрыть]. В том же году Мартин Лютер Кинг организовал марш за гражданские права афроамериканцев в местечке Сельма, штат Алабама, а Малкольма Икса[25]25
  Малкольм Икс (1925–1965) – афроамериканский исламский духовный лидер и борец за права человека. Был убит одним из членов организации «Нация ислама».


[Закрыть] убили в Гарлеме. На следующий год в Милуоки объединились различные группы национальных меньшинств и активистов, которые под руководством католического священника Джеймса Гроппи вышли на улицы с маршем протеста. Вместе со своими приятелями Гарвином, трубачом из школьного биг-бэнда, и Кеном по прозвищу Зулу я участвовал в этом марше. Я бы не назвал Зулу самым красивым парнем на свете, но у него явно были актерские способности. Он убедил меня, что у меня тоже есть талант и я могу стать актером.

Однажды за завтраком я сообщил матери, что после окончания школы собираюсь стать актером.

Мать спокойно кивнула:

– Хорошо, Крис, сходи и принеси мне газету. И скажи, много ли работы для актеров ты видишь вокруг себя?

Ее ирония нисколько не охладила мой пыл. Я считал, что у меня звучный голос и приятная внешность. Разве этого мало, чтобы стать популярным актером?

Через некоторое время попросил у матери пять долларов.

Она читала газету. Мать могла бы сказать, что сам в состоянии подработать после школы, но, не отрывая глаз от газеты, спросила:

– Может быть, ты как актер сыграешь и сделаешь вид, что у тебя уже есть пять долларов?

Как сделать вид, что у меня есть пять долларов? Я прекрасно понял, что она имела в виду: не надо витать мыслям в облаках.

Я передумал становиться актером и сосредоточился на трубе. Пусть лучше Зулу пробивается на актерском поприще – он умеет красиво двигаться и громко распевать песню «Все преодолеем». При этом Зулу умудрялся щипать за попы и лапать белых девчонок, а когда они оборачивались, делал невинное лицо.

Мы с Гарвином были поражены таким актерским мастерством Зулу.

– Прикинь, – сказал мне Гарвин, – если бы он ущипнул за задницу черную девчонку, она бы ему съездила по роже.

– Это точно, – согласился я. – Да еще и его родителям пожаловалась бы.

Отец Гроппи служил в католической церкви Св. Бонифация, ставшей центром оппозиции. Здесь шла подготовка к маршам протеста за улучшение условий жизни, а также против сегрегации клубов, в которые не пускали чернокожих, евреев и католиков. В этой церкви нас кормили самой разной едой, начиная с донатов и сэндвичей и заканчивая блюдами традиционной кухни разных народов мира. Мне нравилось быть активистом; это было весело, и мы боролись за то, чтобы мир стал лучше. В то время все мои мысли были заняты девушками, а борьба за правое дело и великие идеалы укрепляла самооценку.

Из-за постоянных унижений со стороны Фредди у меня была заниженная самооценка. Была и еще одна причина: среди афроамериканцев эталоном красоты считался не темный, а коричневый или максимально светлый цвет кожи. Именно поэтому возненавидел Смоки Робинсона[26]26
  Смоки Робинсон (род. в 1940 г.) – американский продюсер и автор-исполнитель; его группа The Miracles в 1960-х гг. обеспечила коммерческий успех лейбла Motown Records.


[Закрыть], который был идеалом мужской красоты для каждой чернокожей девушки, за которой я ухаживал. У Смоки были зеленые глаза, довольно светлый цвет кожи, высокий голос и не мелкие кудряшки, а волнистые волосы. Смоки даже и представить себе не мог, насколько он испортил жизнь многим темнокожим парням с баритоном вроде меня. Даже сейчас мне кажется, если бы встретился с ним, то откровенно сказал бы все, что о нем думаю. Я увивался за одной черной девушкой, которая, гордо подняв носик, сказала мне, что я – здоровенный урод с цветом кожи, как у армейского сапога.

Слава богу, Смоки Робинсон не единственный цветной певец. Да, Смоки был талантливым автором текстов и великолепным исполнителем, но на сцене, кроме него, были и другие популярные певцы с более темным цветом кожи. Один из них – крестный отец музыки соул Джеймс Браун[27]27
  Джеймс Браун (1933–2006) – американский певец, одна из самых влиятельных фигур в поп-музыке XX в.


[Закрыть], которому принадлежат слова песни «Скажи громко: я черный и этим горжусь». Для меня в то время текст его песни был словно драгоценный подарок от Господа Бога.

Как бы я ни старался, мне так ни разу и не удалось нормально выпрямить свои волосы. Наконец-то дождался, когда прическа афро стала популярной. В моду вошли дашики[28]28
  Дашики – мужская рубашка в африканском стиле с круглым вырезом и короткими рукавами.


[Закрыть] и бусы. Я всем сердцем приветствовал новый хиппи-лук и, кто знает, может, был одним из первых и самым молодым черным хиппи в Америке. Рубашки-дашики не были в чести среди местных братанов, но мне удалось создать нечто среднее между хиппи-лук и более строгим внешним видом политического чернокожего активиста. Шмотки я покупал в секонд-хендах Армии Спасения[29]29
  Армия Спасения (англ. The Salvation Army) – международная религиозная и благотворительная организация, возникшая в середине XIX в. Организована по военному образцу и использует в своей деятельности аналогичные воинским звания и форменную одежду. Штаб-квартира находится в Лондоне.


[Закрыть], где можно было найти клевые бусы, клеши и яркие психоделические майки-«варенки». На моей голове красовалось огромное афро. Смоки Робинсон может поцеловать меня в задницу.

Моим кумиром был Джеймс Браун. Когда мы с Гарвином начали тусить в церкви Св. Бонифация, то решили отовариваться в магазинах, где за покупки давали «марки для черных и коричневых», некое подобие обычных зеленых марок, которые продвигал Джеймс Браун в благотворительных целях. Однажды мы пришли в магазин A&P в белом квартале, нагрузили две тележки товарами, отстояли очередь в кассу и заявили, что купим все это добро, если они предоставят нам «марки для черных и коричневых». Вот такие мы были крутые борцы за гражданские права чернокожих! Но мы и моргнуть не успели, как рядом оказался наряд полиции. Два полицейских стояли позади менеджера магазина, словно два хориста на подпевках. Менеджер смерил нас холодным взглядом и заявил:

– Расставьте все по местам и уходите. Если этого не сделаете, оба окажетесь в тюрьме.

Поджав хвост, мы поплелись возвращать товары на полки под громкий смех сотрудников магазина.

Тем не менее мы были очень горды своими успехами. Мы пришли в церковь Св. Бонифация, где был сбор участников марша молодежного комитета Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP). Там мы узнали, что около местного отделения организации произошел взрыв. Это сразу добавило нам очков и популярности.

30 июля 1968 года, после волны выступлений в Детройте, Ньюарке, Гарлеме и Вашингтоне, в Милуоки начались волнения, вызванные грубым обращением белых полицейских, которые пресекли драку в одном из черных клубов. К моему большому огорчению, под шумок ограбили магазин Сю. Впрочем, меня это нисколько не остановило, потому что я ломанулся на Третью улицу в надежде успеть в дисконтный центр, пока его полки окончательно не опустели. Увы, пока я добирался, там вообще ничего не осталось моего размера, поэтому прихватил то, что ни разу потом не надел. Мне повезло: в отличие от двух тысяч людей, меня не арестовали. Терри взяли в магазине, когда он осматривал себя в новых ботинках. Волнения оказались довольно сильными, поэтому в город ввели национальную гвардию и трое суток действовал комендантский час. Пострадало около сотни человек, трое были убиты.

Шла война во Вьетнаме. Туда отправляли молодых ребят, и белых, и черных, а домой они возвращались или в гробах, или наркоманами, или искалеченными. Мохаммед Али[30]30
  Мохаммед Али (род. в 1942 г.) – американский боксер-профессионал, выступавший в тяжелом весе; один из самых известных и узнаваемых боксеров в истории мирового бокса.


[Закрыть] был моим героем еще с тех времен, когда его звали Кассиусом Клеем. Помню, он был совсем молодой, когда побил Сонни Листона. Потом он отказался воевать во Вьетнаме, потому «не ругался и не имел никаких проблем с Вьетконгом», который не называл его «ниггером» и не линчевал его братьев. Али на всю жизнь стал моим кумиром, в некотором роде суррогатом несуществовавшего отца.

Важным моментом в развитии моего сознания (да и миллионов чернокожих американцев) стало 4 апреля 1968 года. После марша мы с Гарвином и Зулу вернулись в церковь. Мы сидели и ели чипсы, нарезку, донаты, как вдруг появился брат из Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения и закричал: «Доктора Кинга[31]31
  Доктор Кинг – Мартин Лютер Кинг (1929–1968), самый известный афроамериканский баптистский проповедник, лидер Движения за гражданские права чернокожих в США.


[Закрыть] застрелили!»

Началась паника, люди кричали. Кто-то включил радио, кто-то побежал смотреть новости. Мы услышали, что доктор Кинг приехал поддержать забастовку рабочих-мусорщиков в Мемфисе, штат Теннесси, где его и застрелили на балконе мотеля, в котором он остановился. Потом кто-то заорал: «Его убили! Они убили доктора Кинга!»

Наступила тишина. У всех был шок. Мозг отказывался верить. В такие секунды пролетает целая жизнь. А потом в помещении взорвалась волна ярости. Все мы выбежали на улицу и начали крушить все вокруг. Безумие. Ярость. Злость. Мы почувствовали собственную силу, но, несмотря на это, грабежи в белых кварталах быстро прекратились.

Через несколько месяцев в том же 1968 году убили Роберта Кеннеди. Думаю, это событие стало высшей точкой движения за гражданские права, антивоенных манифестаций, движения за права женщин, сексуальной революции, а также пиком в развитии поп-музыки и культуры в целом. Тогда нашему «идеализму» слегка пообломали рога, но это был период претворения в жизнь лозунга «Власть – народу!». Обещание того, что «все преодолеем» и пойдем до конца, мы не сдержали, и борьба оказалась более тяжелой и длительной, чем нам это представлялось.

Я искал ответы на вопросы, и в этом мне помогали книги. В то время я прочитал все, что мог найти, по истории чернокожих в Америке. Мама никогда не отсоветовала бы мне читать книгу, но ее немного насторожило, что однажды я пришел домой с книгами «Умри, ниггер, умри!» Рэпа Брауна[32]32
  Рэп Браун (род. в 1943 г.) – революционер и борец за идею «Власть Черным!». Его книга «Умри, ниггер, умри!» (англ. Die, Nigger, Die) выдержала много переизданий.


[Закрыть] и «Душа во льду» Элдриджа Кливера[33]33
  Элдридж Кливер (1935–1998) – автор знаменитой книги «Душа во льду» (англ. Soul on Ice), а также один из лидеров группировки «Черные пантеры».


[Закрыть].

Она сочувственно отнеслась к антивоенному движению, и ее не тревожило, что мы продавали толстовки с девизами движения чернокожих «Братишка», «Власть – черным!», «Не теряй веры» и местного креатива «Дай пять!». Мать даже носила свою толстовку с надписью «Сестра», когда стирала. Однако она не хотела, чтобы я стал радикалом, и периодически предостерегала меня:

– Мальчик, если собираешься стать Рэпом Брауном, переезжай отсюда.

Я продолжал читать, но не потому, что хотел стать радикалом. Однажды у нас завязался спор, и она спросила меня:

– Ты что, действительно в это веришь?

Я заверил ее, что, конечно, не верю и не собираюсь хвататься за оружие.

Мама знала, что в то время на мое формирование влияло много факторов, но самым сильным была музыка. Лишь позднее осознал, как мне повезло, что моя юность пришлась на конец 1960-х годов и прошла на фоне музыкантов, которым было что сказать: Боб Дилан, Beatles, Rolling Stones, Марвин Гэй, Стиви Уандер, Temptations, Джими Хендрикс, Sly Stone и, конечно, Майлс Дэвис, который воплотил дух шестидесятых в потрясающей пластинке Bitches Brew. Одни считают эту пластинку музыкальным шедевром прошлого столетия, другие – началом современного джаза. Мне кажется, что Майлс соединил в ней все, что происходило в истории, политике, обществе, межнациональных отношениях, смешал все это в одном котле с высоким и низменным, надеждой и страхом, всевозможными удовольствиями, горечью, злобой и экстазом, создав в итоге нечто невыразимое, находящееся вне времени и пространства.

Музыку я воспринимал как выражение моих переживаний, а собственная жизнь напоминала мешанину старых и новых увлечений. Из нового было то, что я достиг половой зрелости и был постоянно озабочен сексом. Все мои мысли кружили вокруг девушек.

Меня переполняли новые чувства и ощущения: будто проснулся, и мне вручили подарок, что-то вроде дорогой спортивной машины, о которой даже не мечтал. Но я был простой парень из гетто, и мне казалось, что мощная спортивная машина есть, а водительских прав у меня нет. Мне представилась пара возможностей съездить на тест-драйв, но не буду утверждать, что до появления постоянной девушки у меня все вопросы были сняты. Пока не появилась в моей жизни постоянная девушка, я напоминал подростка, который забрался на ящики из-под молока под окном девушки, чтобы привлечь ее внимание, но упал и расшиб себе коленки.

Единственным человеком, с которым я мог бы поделиться своими проблемами, была Офелия, но она и ДеШанна уже съехали и не жили с нами. Мы с сестрами по ним очень скучали. Конечно, у нас были разные отцы, но мы росли с пониманием того, что я – их брат, а они – мои сестры. На этом настаивала мать, и всех нас объединяло отношение к Фредди. Позже моя младшая сестра Ким взяла фамилию Гарднер, хотя по рождению она Триплетт. Думаю, что и Ким, и Шэрон хотелось бы, чтобы их отцом был Сэм Солтер. Фредди не только на меня наезжал за то, что у меня нет отца, но и им перепадало.

Когда увиделся с Офелией, я признался ей, что хочу убить Фредди и меня не остановит даже то, что могу попасть в тюрьму. Офелия съехала из нашего дома под давлением Фредди, поэтому она прекрасно понимала, как мне тяжело. Когда какой-нибудь парень заходил за Офелией, чтобы пойти на свидание, Фредди делал все, чтобы вызвать его неприязнь: он критиковал его одежду, пердел, чесался, рыгал и вообще вел себя так, что Офелии хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Через некоторое время за Офелией в дом уже не заходили. Ей просто сигналили из машины, чтобы она выходила и побыстрее садилась в автомобиль.

Потом Фредди начал доставать Офелию своими придирками по поводу домашнего хозяйства. Один раз он на нее накричал и пообещал побить, а когда она собралась уходить, то преградил ей дорогу и предъявил ультиматум:

– Или ты съедешь из дома сама, или я тебя вышвырну! Одно из двух. Решай!

Потом Фредди начал по ночам прокрадываться в спальню, где спали Офелия, маленькая ДеШанна, Шэрон и Ким, и устраивать скандал там.

Однажды ночью Фредди так достал Офелию, что она схватила большой циркуль, которым я пользовался на уроках геометрии, и наставила его на Фредди.

– Если еще раз зайдешь в комнату и тронешь меня, я тебя убью, – пообещала она.

Через два дня после ночного инцидента сестра вместе с моей маленькой племянницей переехала к родственнице Элейн, которая жила рядом с домом Сэма Солтера на Восьмой улице. Офелия устроилась по соседству со своим отцом, прекрасно знала его семью, жену и детей. Солтер всегда помогал Офелии, хотя неизменно говорил, что те деньги, которые ей дает, у него последние.

Я часто навещал Офелию и делился с ней своими проблемами. Но не всеми.

Глава пятая
Bitches Brew
(сторона B)

– Чем займемся? – спросил я Гарвина. Вечер пятницы. Мы с Гарвином и приятелем-гитаристом по кличке Толстый Сэм проходили мимо концертного зала Auditorium. Гарвин неожиданно подошел к входным дверям.

На улице весна, погода прекрасная. Дело происходило сразу после моего дня рождения, когда мне исполнилось тринадцать лет. Как оказалось, в тот день проходила выставка товаров для дома и сада. Гарвин предложил нам пробраться в здание и посмотреть, что внутри. Двери открылись – и из них начали выходить толпы людей. Мы незаметно прокрались внутрь.

– Надо спрятаться, – предложил Толстый Сэм. Я сказал, что можно спрятаться на галерке. Мы поднялись и легли между рядами.

Вскоре народ покинул здание. В зале погас свет и горели только таблички с надписью «Выход». Мы, затаив дыхание, ждали, пока охранник с фонариком осматривал помещение. Потом охранник ушел, и мы остались одни. Сразу рванули в буфет. Там под стеклом была разложена вкуснятина: свадебные торты, донаты, выпечка и свежий хлеб. Все выглядело аппетитно. Наелись до отвала, рассовали по карманам все, что можно унести, и начали бросаться друг в друга посыпанными сахарной пудрой донатами. Нам было весело, и наши лица покрылись белым налетом сахарной пудры.

Гарвин увидел стенд с аудиотехникой. При виде всех этих богатств на стенде у нас с Толстым Сэмом челюсти отвисли от изумления. Здесь было все необходимое для начинающего музыканта: усилители, микрофоны, транзисторные радиоприемники, бабинные деки. Мы понимали: если возьмем себе что-нибудь, то станем ворами. Но объелись сладостями и чувствовали себя на седьмом небе. В общем, решили, что жить не можем без этого музыкального оборудования. Выбросили из карманов сладости и стали запихивать в них все то, что можно взять со стенда. Сэм взял себе усилители Vox на колесиках, а я, кроме прочего, бабинную деку для записи и прослушивания музыки. Мне казалось, будто выбираю себе подарки из каталога, только на сей раз это не игра с Офелией, а возможность получить настоящие вещи.

Теперь все добро надо дотащить до дома. Сэму это сделать проще, потому что он жил рядом, а нам с Гарвином идти гораздо дальше. Мы шли переулками, чтобы не столкнуться с полицией. Иногда меня мучали сомнения, стоит ли нам все это нести домой, но Гарвин не разделял моих опасений:

– Чувак, перестань! Нам так сильно повезло, а ты все обламываешь!

Мы жили на втором этаже, и ключа от двери у меня не было. Я приставил к окну лестницу и забрался в нашу квартиру. Украденные вещи спрятал в своей комнате, расположенной в дальней части квартиры. Ко мне никто не заходит, поэтому я спокоен. Я устал, но был очень доволен собой и стал мечтать о том, как запишу свой первый альбом, а лишние вещи продам. Кому можно сбагрить ненужное?

На следующий день все разошлись по делам. Я подметал лестницу в подъезде: «подписался» на эту работу за пять долларов в месяц. По лестнице поднимались люди. Это наши соседи с других этажей. Я их не знал. Они громко переговаривались. Вполне возможно, что это не одна семья, а просто взрослые, которые жили в одной большой квартире. Среди этих людей заметил трех парней, которых никогда раньше не видел. Вид у них приблатненный, и мне показалось, что эти парни не будут сообщать в полицию, что подозревают меня в продаже краденой аппаратуры. Я поднял голову и обратился к одному из парней, который, судя по всему, был их вожаком:

– Хочешь прикупить аудиосистему? Радио не нужно?

Тот бросил взгляд на своих приятелей.

– Ну, что у тебя там, покажи.

Отлично. Да у меня прямо талант продавца! Вместе с парнями мы зашли в квартиру, и я проводил их в свою комнату. Парни рассмотрели аппаратуру и стали переговариваться, делая вид, будто это их мало интересует. Однако я начал тревожиться. Здесь что-то не так! Похоже, я сильно ошибся в этих парнях и начал бочком передвигаться в сторону кладовки, где Фредди хранил свое ружье. Открыл дверь кладовки, но в этот момент один из парней схватил меня за руку. Двое других набросились на меня и повалили на пол. Они не били меня, а просто держали. Потом забрали всю аппаратуру и ушли.

Я страшно разозлился. Понимал, что не могу обратиться в полицию или рассказать обо всем Фредди. Я попытался запомнить лица этих парней, чтобы описать их Толстому Сэму и Гарвину и предупредить, чтобы те их остерегались. Парням было около тридцати. Их вожак – среднего роста, без особых примет. Второй, худой и высокий, тоже не имел особых примет. А вот третий парень хромал. Мне кажется, что с ногой у него что-то врожденное и его хромота не была связана с несчастным случаем.

Я вернулся на лестницу и продолжил уборку. Подметал и старался не думать о случившемся.

Прошло, наверное, минут двадцать.

– Эй! – услышал я голос и увидел хромого парня. В руках он держал бумажный пакет из магазина. – Чувак, я тебе принес кое-что из твоих вещей. И немного денег.

Отлично. Мы вернулись в квартиру. Я осмотрел содержимое пакета и нашел внутри транзисторные радиоприемники. Это была где-то треть того, что они у меня взяли. Похоже, он просто принес мне свою долю.

Могу ли я сказать что-нибудь хорошее о Фредди? Он как-никак был мужем матери и моим отчимом. Добавил ли он нашей жизни хоть крупицу позитива? Мне сложно сказать о нем что-либо хорошее, за исключением того, что среди его многочисленной родни есть приличные и милые люди. Это работящая Бесси – владелица Большого дома и салона Bessie’s Hair Factory, поддерживавшая деньгами многих родственников. Сестра Фредди Бейби, которая всегда становилась на сторону матери, когда та спорила с мужем, и предупреждала меня, чтобы я помалкивал, когда говорил о том, что готов убить ее брата.

Бейби не отговаривала меня от планов убить Фредди, но убеждала, что я должен все сделать правильно.

– Крис, – говорила она мне, – если он узнает, что ты хочешь его убить, то он сам убьет тебя. Просто поверь мне. Понимаешь меня?

Она права. Ничего не надо планировать, просто воспользуюсь удобным случаем, если таковой представится. Мы с приятелями ходили смотреть любительские схватки рестлеров. Я очень расстроился, когда узнал, что все это лишь показуха, но все равно представлял себе, как я, подобно рестлеру, набрасываюсь на Фредди и побеждаю его. Я осознавал, что должен не покалечить его, а именно убить. У меня не было другого выхода.

Вскоре после разговора с Бейби удобный случай представился. Фредди позвал меня помочь втащить по лестнице огромный холодильник. Сам Фредди стоял снизу и принимал на себя всю тяжесть стоявшего на тележке с двумя колесами холодильника, а я был с другой стороны холодильника, выше. Я сознательно оступился, отпустил холодильник и увидел удивление на лице Фредди. Это был просто бесценный момент. Фредди выдохнул слово «проклятье» и стал крениться под тяжестью холодильника. В голове мелькнула мысль: настали его последние мгновения. Однако он собрался с силами, твердо встал на ноги и снова поставил тяжеленный холодильник на тележку.

Фредди был настоящим Годзиллой. Он со злостью покосился на меня, но не догадался о том, что я нарочно отпустил холодильник. Если бы он это заметил, то на месте убил бы меня тем же холодильником. Думаю, только Бейби все поняла по разочарованному выражению на моем лице.

Кроме многочисленных сестер Фредди, мне нравился один человек, который не был связан с его или моей семьей родственными узами. У него была кличка Дудабаг, которая, возможно, происходила от названия танца, а может, и от чего-то другого. Этот человек был мне как родной дядя. Все говорили, что он страшен как смертный грех и у него такое лицо, словно Господь ударил по нему лопатой. Дудабаг был худым, даже тощим, беззубым и постоянно пьяным. Тем не менее все его любили, хотя он не был нашим родственником. Раньше он был музыкантом, у него водились деньги, были машины и женщины, но потом потерял работу и запил. Глядя на него, я видел, к чему может привести алкоголь. Однажды он подарил мне первые в моей жизни шелковые штаны и шелковую черную майку, которую я носил, пока она не превратилась в тряпье.

Дядя Дудабаг обладал одной интересной способностью: он вызывал во Фредди лучшие чувства, и тот в его компании становился паинькой. Если в баре Luke’s House of Joy, в котором Фредди был королем, кто-то косо смотрел на дядю Дудабага, Фредди неизменно говорил:

– Еще один такой взгляд, и ты будешь иметь дело со мной.

Но любовь Фредди к дяде Дудабагу не была безграничной. Однажды дядя чуть не сжег любимую машину Фредди – синий кадиллак Coupe de Ville 1964 года выпуска. Верх крыши машины был из темно-синего винила, сзади красовались два огромных «рыбьих хвоста», а внутри была синяя обивка. Фредди говорил, что у Элвиса был точно такой же автомобиль. Никто из нас не осмеливался даже пальцем дотронуться до этой машины. Однажды дядя Дудабаг заснул на заднем сиденье с зажженной сигаретой. Фредди был за рулем, а я сидел на переднем пассажирском сиденье. Мы почувствовали запах паленого, оглянулись и увидели, что загорелась обивка салона. Фредди потушил пожар, вылив на заднее сиденье свой газированный напиток, и заорал во все горло:

– Дудабаг, чертов ублюдок, проваливай из моего автомобиля!

Никто не пострадал, хотя мне очень хотелось, чтобы мы с Дудабагом успели выскочить из машины, а Фредди сгорел бы в ней синим пламенем.

Дудабаг положительно влиял на Фредди. Так благотворно на него действовала только природа. Когда мой отчим сидел в лодке и забрасывал удочку, потягивая Old Taylor, он был тихим и спокойным. Думаю, если бы он занимался рыбной ловлей и охотой, то вполне мог бы быть приличным человеком. Он вырос в сельской местности в Миссисипи, и, скорее всего, ему надо было там и остаться, а не переезжать в город. Ему нравилось быть на природе, где он чувствовал себя умиротворенно. Я ездил на рыбалку с ним или с другими родственниками со стороны Гарднеров и Трипеттов. Мне нравились эти сборища. Тогда люди начинали рассказывать истории про рыбалку. Мы ездили в разные места на реках и озерах в Миннесоте и Висконсине. Я учился у старших, вытирал пот со лба и жарким днем пытался найти местечко, где сильнее дул ветер, чтобы было прохладнее.

Когда я рыбачил вдвоем с Фредди, мне надо было быть начеку. Я рос и становился все сильнее, и Фредди выбрал новую тактику: он старался сделать из меня своего сообщника и ученика, вроде черного Гекльберри Финна[34]34
  Герой романа Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна».


[Закрыть]. Не стану утверждать, что от этого проникся к нему доверием и всей душой полюбил; скажу только, что мне было спокойнее, когда он не брал с собой ружье.

Во время рыбалки Фредди пил, но не до бесчувствия. Иногда между нами даже возникало некое подобие дружеской связи, как, например, в тот день, когда он пожарил на сковородке рыбу и мы съели ее тут же на берегу. Иногда, когда небо было безоблачным, а солнце еще не поднялось высоко, мы вдвоем сидели и ждали клева; в такие моменты царили спокойствие и умиротворение.

Однако, когда возвращались домой, все становилось по-прежнему. Он избивал мать, меня и моих сестер, размахивал ружьем и будил нас по ночам криками и приказами убираться из его дома. По понятным причинам я не ходил с ним на охоту, хотя должен признать, что он привозил с охоты много мяса. Он называл себя «великим белым охотником из гетто», потому что мог поймать и убить любую живность, которая водилась в лесу. И его слова не были преувеличением, разве что слово «белый» было явно лишним. Он приносил домой самую разную добычу: енотов, белок, зайцев, черепах, уток, гусей и множество других птиц. К его величайшему сожалению, он ни разу не подстрелил ни одного оленя, хотя однажды вернулся домой с оленем, привязанным к багажнику его Элвис-мобиля. Но даже местные алкоголики не спросили его, где он подстрелил олененка, потому что всем было видно, что Бэмби попал под колеса машины.

Когда мы привозили с рыбалки улов или он сам возвращался с охоты с добычей, я должен был помогать Фредди чистить, вынимать кости, потрошить добычу, снимать кожу и удалять когти. Для выполнения такой задачи нам требовались ножи. Причем очень острые.

С рыбой все было понятно: плавательный пузырь, кишки, жабры. Я не возражал против того, чтобы заниматься разделкой рыбы, потому что понимал: чем лучше ее почищу, тем вкуснее она будет, когда мама ее пожарит и подаст на стол с белым хлебом и горячим соусом. Но с отвращением занимался разделкой туш животных, хотя поначалу мне был любопытен урок анатомии, который преподал мне Фредди. Для человека, который не умел читать и писать, он прекрасно разбирался в строении животных и великолепно различал печень, мочевой и желчный пузырь, а также другие внутренние органы разных животных. Мать очень вкусно готовила все, что он приносил домой, с жареным рисом, подливкой, с вареными овощами, кукурузным хлебом. Тем не менее ужасно не любила заниматься разделкой тушек в шерсти или в перьях. Я уже учился в старших классах школы, когда наша семья переселилась в дом 3951 на Четырнадцатой улице. Мы переехали в более благополучный и престижный квартал и уже не жили в гетто. Все это благодаря тому, что снимали квартиру в доме, который купил дядя Арчи. По всему дому валялись рыболовные снасти и охотничьи принадлежности Фредди. Рыбу мы клали в ванну, мясо опоссумов – в морозилку. Открывая холодильник, я никогда наверняка не знал, какую добычу Фредди там найду.

Вот такой странный был у меня отчим. Никогда заранее невозможно предугадать, в каком «амплуа» он вернется домой – охотником-добытчиком или настоящим психопатом. Только я начинал думать о нем миролюбиво, как полицейские в очередной раз забирали его в участок. Все в нашей семье с большой опаской относились к целому арсеналу оружия, который Фредди хранил дома. Больше всех волновалась по поводу оружия Дайси Белл, мамина сводная сестра, жившая в Чикаго. (Похоже, у всех наших родственниц с Юга были двойные имена вроде Бетти Джин, Дайси Белл, Лили-Мей и Эдди Ли.) Наши родственники, приезжая погостить, не оставляли своих дочерей наедине с Фредди.

Однажды вечером мы с мамой остались дома одни и ждали возвращения Фредди. Было предчувствие, что он заявится в плохом настроении. Как только дверь открылась, мама, не говоря ни слова, одними глазами дала мне понять, что нужно вызвать полицию. В панике я побежал к ближайшему телефону-автомату, опасаясь, что не успею до него добежать и услышу выстрелы. А на обратном пути мне мерещились лужи крови в квартире. Это состояние позже очень хорошо изобразил режиссер Спайк Ли. В некоторых своих фильмах он использовал прием съемки, когда актер оставался на месте, а двигалась камера, тем самым показывая, что чувствует персонаж в критической или стрессовой ситуации. Подбежав к дому, я увидел полицейскую машину и полицейских, которые отобрали у Фредди заряженный пистолет и вывели его на улицу. По крайней мере ту ночь он провел не дома, а в участке.

В 1970 году мне стукнуло шестнадцать. Мне осточертели домашние передряги. Мать отлично видела мое состояние и уговаривала потерпеть и не срываться. Я экстерном перешел в следующий класс, и до окончания школы оставался всего лишь год. К тому времени у меня появились подружки, много друзей, я играл на трубе, и школа перестала быть для меня единственной отдушиной в жизни, как раньше. Былой интерес к учебе пропал, а я заразился вирусом непослушания и противоречия. У моих черных братьев и сестер было немного шансов преуспеть в этой жизни.

Настоящим ударом для меня стало решение тренера моей футбольной команды убрать меня из квотербеков. Я был просто вне себя от злости, потому что всегда играл квотербеком во всех командах, начиная со средней школы. Мама убедила меня, что Майлса Дэвиса из меня не получится, поскольку такой музыкант уже есть, поэтому я возлагал надежды на карьеру в спорте. В шестнадцать лет Майлс уже записывал альбом в Нью-Йорке с Чарли Паркером[35]35
  Чарли Паркер (1920–1955) – американский джазовый саксофонист и композитор, один из основателей стиля бибоп; оказал огромное влияние на развитие джаза.


[Закрыть] и Диззи Гиллеспи[36]36
  Диззи Гиллеспи (1017–1993) – выдающийся джазовый трубач-виртуоз, вокалист, композитор, аранжировщик, руководитель ансамблей и оркестров, заложил основы современного импровизационного джаза.


[Закрыть]. Я играл в группе, но понимал, что в ближайшее время вряд ли напишу что-то похожее на Bitches Brew. И решил сделать ставку на профессиональный спорт.