Текст книги "Месть моя сладка"

Глава 14

Оставив маму принюхиваться к дыханию моей беспутной сестрицы, я отправилась домой, где застала Эмму за штудированием учебника по оказанию первой помощи.

– Я должна во что бы то ни стало восстановить утраченное доверие, – заявила она.

Позже, когда я гоняла Эмму по всему курсу, мы с ней приступили к обсуждению намеченной на субботу вечеринки. Вот уж где мы развернемся по-настоящему. Мы решили, что эта вечеринка должна войти в историю Бриндлшема. Прячьте своих отпрысков, горожанки, мы идем!

Но поначалу мы решили прогуляться по магазинам, чтобы приобрести платья, в которых можно было бы ощутить себя настоящими людоедками, выглядя при этом супермоделями.

И вот в субботу, в три часа дня, мы выходили с желанной добычей из «Мисс Селфридж», когда Эмма заметила его.

– Вот он! – взвизгнула она, хватая меня за рукав.

– Кто? – спросила я, оглядываясь по сторонам.

– Доктор Мартин. Вон там. Из «Маркса и Спенсера» выходит. Неужели он один, Эли? Господи, сделай так, чтобы доктор был один. – Закрыв глаза ладонью, она принялась бормотать какую-то языческую молитву.

Я, как ни старалась, все не могла его увидеть.

– Он в темно-синем пиджаке, – нетерпеливо подсказала Эмма. – И в темных очках. Три пакета несет. Два от «Маркса и Спенсера», а один от «Ласенцы».

Не успела я поразиться способности Эммы на лету подмечать такую массу деталей, как она, осознав смысл собственных слов, застонала, ломая руки:

– «Ласенца»! Это ведь магазин нижнего белья. Что он там делал?

– Наверное, трусы себе покупал, – предположила я. – Что тут необычного?

– В модном магазине? Не верю.

– Там есть мужские трусы, – сказала я. – Сама видела.

– Да, но заворачивают их в красочную бумагу с душистой пропиткой. Ни один мужчина в здравом уме не станет покупать себе трусы в таком магазине. А вот подарок своей бабе – другое дело, – добавила она зловещим тоном.

– Ну это ты уже загнула, – сказала я, неодобрительно мотая головой.

– А почему бы и нет? – с вызовом спросила Эмма. – Мы ведь сами видели девицу, которая его поцеловала. Она, несомненно, его любовница. Черт, он дорогу переходит! Сюда идет. Что делать?

– Может, поздороваешься с ним? – предложила я.

– Ты что, обалдела? – прошипела Эмма, глядя на меня как на идиотку. – Давай спрячемся.

С этими словами она схватила меня за руку и увлекла в ближайший магазин «Диксон», где торговали музыкальной техникой и радиоаппаратурой. Уже затаившись внутри, я подумала, что это, пожалуй, не лучшее место, где можно укрыться от мужчины. И точно, доктор Мартин вошел именно в этот магазин и небрежной поступью направился к нам.

– Ну вот, теперь тебе никуда от него не деться, – прошептала я. – Черт, до чего неудобно сидеть, скорчившись в три погибели. У меня сейчас коленки отвалятся.

– Зарядку по утрам надо делать, – прошипела в ответ Эмма. – Терпи!

К тому времени доктор Мартин поравнялся со стеллажом, за которым мы прятались, и ноги его оказались буквально перед моим носом. Приятные коричневые туфли, машинально отметила я. Не то что стоптанные, пропахшие потом кроссовки, которые Дэвид носил почти не снимая.

– Ты только посмотри на его туфли, – прошептала Эмма. – Держу пари, они ручной работы. Видно, в целое состояние обошлись. Между прочим, по обуви, которую носит мужчина, можно многое о нем сказать…

И тут, к моему ужасу, к коричневым туфлям присоединилась еще одна пара обуви. Изящные лодочки на высоченной платформе. У меня сразу слюнки потекли: я давно о таких мечтала.

– Эшли, – проворковала женщина, – какая приятная неожиданность!

Послышались звуки поцелуев. Эмма зажала уши. Я же, наоборот, навострила. Как лучшая подруга Эммы я просто обязана была выяснить все подробности.

– Привет, Лу, – послышался голос инструктора. – Ты выглядишь чертовски соблазнительно.

– Не вгоняй меня в краску, Эшли, – ответила Лу. – Ты же знаешь, как действуют на меня твои комплименты.

– Это не комплимент, а чистая правда.

Кивая и подмигивая мне, Эмма без слов спросила, нельзя ли разжать уши. Я жестом показала, что пока не стоит.

– Ух ты, «Ласенца»! – воскликнула обладательница лодочек. – Кому это ты такие подарки покупаешь? Подружку себе завел, что ли?

– Еще какую!

Для страховки я сдавила уши Эммы обеими ладонями. Такой удар добил бы ее.

– Хотя мне было довольно неловко, – продолжил доктор Мартин. – Представляешь, пришлось купить лифчик и пояс для выпускной вечеринки нашего медицинского училища. Между прочим, в конце семестра мы ставим «Дракулу в Лондоне».

– Что же ты меня не попросил? Я бы тебе что-нибудь из собственного белья ссудила.

– Спасибо, Лу, но это бессмысленно. Ни на одной женщине в Англии оно не будет смотреться так, как на тебе.

Лу в ответ омерзительно замурлыкала. Посреди «Диксона»! Тварь бесстыжая.

– Что ж, не забывай меня, – промолвила она наконец. – Телефон ведь помнишь, да?

– Еще бы.

После чего, по счастью, она отчалила. Я отняла ладони от ушей Эммы и быстро ввела ее в курс дела.

– Все в порядке, – утешила я подругу. – Он это все для самодеятельного спектакля закупает. Они решили поставить «Дракулу в Лондоне».

– Фу, слава Богу! – Эмма перевела дыхание. – А кто эта мымра? Ты ее рассмотрела?

– Каким образом? Я же все это время тебя своим телом прикрывала.

– Дамы, могу я помочь вам? – послышался сзади вежливый голос. Мы подпрыгнули как ужаленные. Молоденький продавец разглядывал нас с нескрываемым волнением. Должно быть, испугался, бедняга, что мы из инспекции. Чистоту их ковров проверяем.

– Пожалуй, нет, – ответила Эмма, вставая. При этом она небрежно облокотилась о полку.

Стеллаж покачнулся, и расставленные на нем магнитолы и плейеры дождем посыпались на голову ничего не подозревающего доктора Мартина.

– Боже мой, что вы тут делаете?! – воскликнула Эмма, не замечая последствий сотворенной ею катастрофы.

– Аппаратуру выбираю, – ответил бедный доктор, тщетно пытаясь защитить голову от падающих с верхнего яруса стереоколонок. – А вот что вы здесь делаете? Плодите жертвы для оказания первой помощи?

Эмма истерически хихикнула, а мы с доктором заулыбались. Вокруг сгрудились продавцы и консультанты, пытаясь оценить размеры причиненного магазину ущерба.

– Вы не пострадали? – с надеждой спросила Эмма доктора Мартина. – Я умею повязки накладывать.

– Нет, я не пострадал. И… извините, но мне надо идти. На работу опаздываю. Надеюсь, девушки, в четверг вы придете на занятия?

Эмма расцвела:

– Еще бы! Ваши занятия я ни на что в мире не променяю.

Доктор Мартин кивнул (встревоженно, как мне показалось) и был таков. Глядя, как он улепетывает, я почему-то представила тараканов, которые кидаются врассыпную, стоит внезапно включить свет.

– Он опаздывает в больницу, – пояснила Эмма консультантам, взиравшим на нее с потемневшими лицами. – Он врач. Надеюсь, все в порядке?

– К сожалению, не все, – сказал подоспевший менеджер. – Боюсь, что вам придется возместить причиненный ущерб.

В итоге домой мы вернулись без купленных на погибель мужикам тряпок, зато с новехонькой стереосистемой. Совершенно целой, если не считать отломленной крышки деки. Ну и компакт-диски можно было запустить лишь в том случае, если систему наклонить под углом градусов двадцать. Но Эмму, похоже, это ничуть не заботило. Как не смутила ее и потеря четырехсот фунтов стерлингов, списанных с только что полученной кредитной карточки.

– Он спросил, придем ли мы в четверг… – бубнила она вновь и вновь, словно повторяла новую мантру. – Значит, хочет меня увидеть.

Сами понимаете, разубеждать подругу я не решилась.

Так бесславно закончилась наша попытка закатить гулянку. Однако от полного разочарования нас спас автоответчик. Включив его, мы услышали певучий тенор Марвина. Какой-то «потрясный» немец, с которым он познакомился в турецкой бане, не пришел на свидание, и Марвин с горя приглашал нас составить ему компанию и поужинать в ресторане. Мы согласились. Когда Марвин. опоздав на целый час, наконец заявился (фары у него не зажигались или еще что-то, мы так и не поняли), вспыхнул жаркий спор о том, в какой ресторанчик пойти. Индийский или итальянский. Чесноком более чем щедро посыпали блюда в обоих, а это, сами понимаете, особых перспектив в субботний вечер нам не сулило. Однако Марвин убедил нас, что аромат индийского чеснока сохраняется дольше, и это решило исход дела в пользу итальянской кухни.

На троих мы уговорили три бутылки красного вина, а вот в спагетти лишь слегка поковырялись: Эмма вздыхала о своем докторе, Марвин сидел на диете, а я просто была не в настроении. Разговор, естественно, шел исключительно о серьезных мужчинах.

– Он ведь доктор, – со знанием дела рассуждал Марвин, – а врачам свойственно остепеняться раньше, чем, скажем, юристам или бизнесменам. Специфика работы у них такая. Кругом царят смерть, хворь и страдания. Врачи рано понимают, что жизнь слишком коротка, и начинают задумываться о вечном. Иными словами, Эмма, если тебе удастся завлечь его в свои сети, то к Рождеству он наверняка сделает тебе предложение.

– Ты серьезно, Марвин? – пришла в восторг моя подруга.

– Готов держать пари. Когда ты увидишь его в следующий раз?

– В четверг вечером. Он проводит занятия по оказанию первой помощи.

– Тогда предлагаю разработать план прямо сейчас, не сходя с места. Что ты наденешь?

– Наверное, черные джинсы. А сверху, пожалуй, кружевной топ. Красный.

– Джинсы? – Марвин нахмурился. – А как насчет твоей новой кожаной мини-юбки? Она, по-моему, куда сексуальнее.

– Я знаю, – сказала Эмма. – Но львиную долю времени мы будем стоять на коленях, вдувая воздух в идиотскую резиновую куклу. И все береговые охранники будут пялиться не на куклу, а на мою задницу.

– Точно, – быстро согласился Марвин. – Но что тебя в этом смущает? Ты ведь носишь мини, когда ходишь по клубам?

– Это другое дело, – ответила Эмма. – Там мне не надо наклоняться или на четвереньки становиться.

– А почему бы и нет? От мужиков у тебя тогда отбоя бы не было.

И так продолжалось до бесконечности. Марвин с Эммой разрабатывали планы, как лучше заарканить мужика, а я грустно взирала сквозь запотевшее стекло на унылый дождь за окном. Мысли мои вновь и вновь возвращались к Дэвиду.

В прошлом году в это время мы с ним катались на лыжах в Андорре. Ни один из нас прежде на лыжи не вставал, однако Дэвида в эту поездку пригласил его босс, которому мой жених отказать не смог. К несчастью (а может, и к счастью, кто знает), в первое же утро Дэвид подвернул на склоне лодыжку, и оставшиеся дни мы с ним не вылезали из постели. Именно тогда мы решили, что следующий свой отпуск (медовый месяц) проведем в каком-нибудь жарком месте. Например, на Барбадосе. Снежные склоны нас совершенно не вдохновляли.

Разумеется, мысли эти естественным образом напомнили мне о победе в нелепом конкурсе и о полностью оплаченном отдыхе на двоих. Амаыде я до сих пор правду не открыла. После случая с «Огненным перчиком» прошла неделя, и за все это время Дэвид позвонил лишь однажды. Оставил на автоответчике требование возвратить его коллекцию компакт-дисков «Фан-лавинг криминалз». Судя по всему, мириться со мной он не собирался.

– Послушай, Эли. – Голос Марвина вывел меня из раздумья. – Сколько стоила твоя закуска?

Сумму, проставленную в счете, мы разделили на троих. Как обычно. Прежде, когда мы пытались точно определить, с кого из нас сколько причитается, Марвин и Эмма неизменно затевали спор о том, кто больше выпил или нечто в этом роде. Официант любезно помог нам с Эммой облачиться в пальто, а вот Марвин разочарованно вздохнул, когда официант лишь вручил ему пальто.

– Мне казалось, он посматривал на меня с интересом, – пожаловался Марвин, незаметно стянув со стола одну из трех монеток достоинством в один фунт – оставленных нами чаевых.

– Не все официанты – педики, – вскользь обронила Эмма.

– Что? С такой прической? – Марвин приподнял брови. – Да этот малый голубее меня!

– Прическа как прическа, – сказала Эмма, пожимая плечами. – Ничего необычного я в ней не заметила.

– А пробор? – уточнил Марвин, пока мы брели к автобусной остановке. – Это один из сигналов, которыми мы обмениваемся. Взгляни, например, на парня, который выходит из синего автомобиля. – И он указал на мужчину, который запирал дверцу «метро» последней модели.

– Если скажешь, что и он голубой, я тебя прибью, – пообещала Эмма, свирепо вращая глазами. – Это он и есть. Доктор Мартин. Про которого я тебе весь вечер талдычила.

– Ах, какой красавчик! – пропел Марвин.

– Ну что, голубой он? – процедила Эмма.

– Остается только надеяться, – ответил Марвин, мечтательно вздыхая.

Эмма замахнулась на него сумочкой:

– Не пудри мне мозги, Марвин. Педераст он или нет? Отвечай. Учти, от твоего ответа зависит моя жизнь.

– Ну хорошо, – со вздохом сказал Марвин. – Наверное, он и в самом деле натурал. Хотя волосы уложены подозрительно аккуратно.

– Все врачи аккуратисты, эта черта необходима в их работе, – вставила я, пытаясь разрядить обстановку.

– Надеюсь, ты нас познакомишь? – спросил Марвин Эмму.

Тем временем доктор Мартин включил сигнализацию и направился прочь от автомобиля. Нас он, по-моему, не заметил.

– Нет, Марвин, я не могу. – В голосе Эммы прозвучали жалостливые нотки. – У меня во рту пересохло. Да и смелости мне не хватит. Не говоря уж о том, что нужен хороший предлог.

– Предлог? – переспросил Марвин. – Это мы в два счета придумаем. – Чуть помолчав, он обратился к ней снова: – Эмма Уилсон, готовься стать героиней.

Мы с Эммой недоуменно переглянулись, а в следующее мгновение Марвин навзничь рухнул на тротуар.

– А-а-а! – завопил он. – Моя нога! А-а-а! Я, кажется, ногу сломал. А все эти чертовы каблуки. Господи, да помогите же мне!

Катаясь по тротуару и корчась от нестерпимой боли, он вдруг скатился на проезжую часть и оказался прямо перед надвигающимся автомобилем.

Послышался душераздирающий визг тормозов, затем глухой звук удара, и:

– А-а-а-а! – На сей раз Марвин вопил уже действительно от боли.

В мгновение ока рядом с ним очутился доктор Мартин. Я вдруг подумала, что сейчас он скинет куртку, а под ней окажется белый халат. Эмма, онемев от ужаса, застыла на месте. Марвин и прежде божился, что ради нее готов на все, но предположить такое не смел никто.

– Он жив? – только и смогла выдавить моя насмерть перепуганная подруга.

– Жив, – заверил ее доктор Мартин. – Однако его нужно доставить в больницу, чтобы проверить, не повреждены ли внутренние органы. Да и вам, судя по вашему виду, осмотр не повредит, – добавил он. – Не исключено, что у вас шок. – И он отеческим жестом обнял Эмму за плечи, которая, похоже, этого даже не заметила.

– А что с водителем? – полюбопытствовала я. – Он не пострадал?

Я вдруг испугалась, что из-за нашей глупости мог пострадать ни в чем не повинный человек. Водитель канареечного «мегана» до сих пор продолжал сидеть за рулем. Я подумала, что и он, возможно, в шоке.

– С ним все в порядке, – сказал доктор Мартин, заглянув в машину. – По счастью, он как раз тормозил, собираясь остановиться. А как случилось, что ваш друг оказался на проезжей части?

Эмма, точно набрав в рот воды, стоически молчала. В этот миг водитель «мегана» наконец выбрался из автомобиля. И тут пришел мой черед превращаться в соляной столп.

– Привет, Элисон Харрис! – произнес он. – Вот не думал не гадал, что нам доведется встретиться при столь необычных обстоятельствах. Ты уж извини, что я на вашего дружка наехал.

– Кто это? – шепотом спросила Эмма.

– Джереми Бакстер!

В травматологическом пункте, куда нас всех вскоре доставили, пострадавшим тут же оказали первую помощь. По счастью, доктор Мартин оказался прав: Джереми отделался только легким испугом. А вот Марвин повредил лодыжку. Мало того, что нога Марвина угодила под заднее колесо автомобиля Джереми, так одна из его новых замшевых туфель была теперь в совершенно плачевном состоянии, будто ее долго и упорно жевали.

– Сто двадцать фунтов стоили, – пожаловалась мне Эмма чуть позже. – И этот недотепа хочет взыскать деньги с меня.

– Почему? – с недоумением осведомился Джереми.

– Эмма облила их соусом в ресторане, – быстро соврала я, понимая, что в подробности лучше не вдаваться.

– Ничего, – бодро сказала моя бесшабашная подруга. – Овчинка выделки стоила. Доктор Мартин пригласил меня на кофе. Сразу по окончании смены. Только бы кому-нибудь еще не вздумалось угодить в аварию.

Лапочка Эмма. Всегда печется о других.

– Что ж, тогда я поеду домой одна, – промолвила я. Марвина решили оставить на ночь в больнице под врачебным присмотром. – Надеюсь, автобусы еще ходят?

– Я тебя подброшу, – неожиданно предложил Джереми.

– Но твоя машина…

– С ней все в порядке. Если не считать кусочка леопардовой замши, приставшего к колесу.

«Соглашайся», – знаком показала мне Эмма.

– А тебе это по дороге? – уточнила я.

– Ради такого случая я готов сделать небольшой крюк, – с улыбкой заявил Джереми.

Эмма радостно закивала.

– Тогда поехали! – сказала я, протягивая руку к сумочке. Потом взглянула на Эмму: – Что ж, буду ждать тебя дома.

– Надеюсь, что не дождешься, – ответила моя подруга, гнусненько хихикая.

Оставив Эмму листать журналы, я последовала за Джереми Бакстером к его автомобилю. Это был сверкающий ярко-желтый «рено-меган».

– Нужно отметить это событие, – произнес Джереми, устраиваясь за рулем и натягивая кожаные краги. – Куда прикажешь, Золушка?

– Может, в «Форель» заскочим? – предложила я. – Там иногда до поздней ночи открыто.

– Не возражаю, – сказал Джереми, запуская мотор.

Мне показалось, что он покосился по сторонам, не лезет ли еще какой псих под колеса.

Глава 15

Вот как случилось, что субботней ночью я оказалась в «Форели».

В этом пабе очень трепетно относились к завсегдатаям. У постоянных посетителей были не только свои кружки, но даже свои стулья, занять один из которых мог разве что круглый болван. Теперь трудно вообразить, что когда-то в «Форели» тусовалась вся бриндлшемская молодежь. Помню, в восемьдесят девятом году ничего не стоило убедить одноглазого бармена, что библиотечные формуляры учениц седьмого класса – это не что иное, как свидетельства о достижении совершеннолетия, которые усердно внедряла местная мэрия.

– Да, в свое время и я сюда захаживал, – сказал Джереми, когда мы с ним расположились за столом у камина (это место недавно освободилось – умер самый почтенный завсегдатай). – А вот в «Ротонде» я почему-то всегда ощущал себя не в своей тарелке. Вся эта хипня не по мне. Здесь же собирались отщепенцы и неудачники.

– Я бы не сказала, – возразила я. – Мы, девушки из «хипни», даже заглядывать сюда не отваживались. Вандалы, рокеры, металлисты тут так и кишели. И выглядели они весьма угрожающе. Особенно девицы.

– И вот это самое забавное, – рассмеялся Джереми. – Бьюсь об заклад, что любой из этих парней, затянутых в черную кожу и с серьгой в виде черепа со скрещенными костями, либо вегетарианец, либо библиотекарь, либо еще кто-то в этом роде. Пойми, это лишь самозащита, Эли. Многие просто хотят казаться круче, чем есть на самом деле.

– Боюсь, это слишком сложно для моих куриных мозгов, – вздохнула я.

– Между прочим, помнится, один раз я и тебя здесь видел, – продолжил Джереми. – На тебе было короткое зеленое платье с глубоким круглым декольте.

– Да, это платье я помню, – засмеялась я. – Мне то и дело приходилось его одергивать, чтобы трусики не вылезали. И все равно удивительно, что ты это запомнил.

– Такое невозможно забыть. В тот вечер ты выглядела просто сногсшибательно. Я даже подумывал о том, чтобы подойти и представиться. Но побоялся, что ты меня не вспомнишь или просто не захочешь со мной разговаривать. К тому же с тобой был урод, который вечно за тобой таскался.

– Урод? – недоуменно переспросила я. – А, ты, наверное, про Стью Чайверса говоришь.

– Точно. Что ты в нем нашла, хотел бы я знать?

Я и сама этого не помнила. И все же попыталась объяснить:

– Трудно сказать. Он был старше меня и разъезжал на «воксхолле», тогда как остальные мои знакомые ребята еще на великах катались.

– Понятно. – Джереми рассмеялся и взглянул на часы. – Ну что, мисс, поехали?

– Куда? – встрепенулась я. Под ложечкой тревожно засосало. Неужели Джереми пытается меня соблазнить?

– Карета ждет, принцесса. Хотя и не «воксхолл», а всего лишь «рено». Давай прошвырнемся с ветерком.

Прошвырнувшись с ветерком, мы завернули в гриль-бар «Кейт».

– Ты уж прости нас, что мы себя так вели, когда ты приехал на юбилей к моим родителям, – сказала я, выковыривая из зубов застрявшее волокно жареного цыпленка. – Ты, видно, решил, что мы полные идиотки.

– Ничего страшного, – с улыбкой сказал Джереми. – Мне даже лестно, что я настолько изменился. Представляю, каким балбесом я тебе казался раньше. Я и сам несказанно рад, что у меня хватило силы воли, чтобы изменить внешность.

Я не поверила своим ушам.

– Как, ты сделал пластическую операцию? – пропищала я.

– Нет, – со смехом ответил Джереми. – Но я месяцами не вылезал из тренажерных залов.

– Как, только и всего? – изумилась я. – И ты настолько изменился? Мне бы такую волю!

– Но и ты стала совсем другой, Эли, – промолвил Джереми, внимательно глядя на меня.

Душа моя ушла в пятки. Я почувствовала, что краска заливает щеки.

– В… каком смысле?

– Ты просто дьявольски похорошела, – с расстановкой произнес он. – Мог ли кто-нибудь ожидать, что тощенькая и мосластая девчонка-сорванец превратится в столь прекрасную женщину? Да еще с такими соблазнительными… формами, – добавил он, чуть помолчав. И изобразил руками подобие балалайки.

Я покраснела как вареный рак.

– Джереми… – только и выдавила я.

– Обожаю женщин с роскошными формами, – продолжил он, словно не замечая моего смятения. – В наши дни женщины так изводят себя диетами, что добровольно лишают свои фигуры тех прелестей, которые больше всего привлекают мужчин. Я рад, что ты не из их числа. Ты – само совершенство.

Я поблагодарила Бога, что в машине темно. Щеки и шея так пылали, что я начала обмахиваться ладонью.

– Джереми, – сказала я, натужно смеясь, – если бы я не знала тебя с детства, то могла бы подумать, что ты пытаешься меня соблазнить.

– Слава Богу! – с чувством воскликнул он. – А то я уже начал опасаться, что ты никогда этого не поймешь!

– Что ты несешь? – переспросила я, думая, что ослышалась.

– Я пытаюсь соблазнить тебя с той самой минуты, как увидел на пороге дома твоих родителей. И только молился, чтобы судьба снова свела нас до того, как мне придется уехать в Варшаву.

– Джереми… я…

– Только не говори ничего, Эли. Прежде чем ты начнешь читать мне мораль, я сам хочу сказать тебе кое-что. Я знаю, что ты порвала со своим женихом, и прекрасно понимаю: рана еще слишком свежа. Однако мне бы очень хотелось до отъезда встретиться с тобой еще хотя бы разок.

Я потеряла дар речи. В голову полезли дурацкие мысли. Кто мог напеть ему про Дэвида? Мамочка, конечно, сомнений не было. Вопрос лишь в том, выложила ли она ему все по своей инициативе или Джереми сам спросил.

– Давай хотя бы просто посидим где-нибудь, – настаивал Джереми. – Кофейку попьем.

Неужели он и в самом деле хотел пригласить меня на свидание? Или просто сочувствовал?

– Но ведь мы только что пили кофе, – напомнила я.

– Совсем чуть-чуть. Может, к себе меня пригласишь? Не бойся, я уйду по первому твоему требованию.

По моему требованию? Да будь на то моя воля, я бы его на шаг от себя не отпустила. Ни теперь, ни когда-либо. Чисто машинально я приподняла голову, проверяя, не горит ли свет в наших окнах. Нет, Эммы, судя по всему, дома не было. Вероятно, встреча моей подруги с доктором Мартином затянулась.

– Хорошо, – согласилась я. – Пойдем.

– Прелестная квартирка, – сказал Джереми, когда я провела его в гостиную, на мой взгляд, больше напоминавшую хлев.

– Не вешай мне лапшу на уши, – строго предупредила я. – В противном случае я подумаю, что все сказанное тобой до сих пор тоже вранье. Чай или кофе?

– Кофе. Чаи пусть старушки в богадельнях гоняют.

– А вот я буду чай. С ромашкой, между прочим.

– Почему? – Джереми даже не пытался скрыть удивления. – Меня от него в сон клонит.

– Вот именно. Родители завтра ждут меня к обеду.

– Если у тебя будет уважительная причина, они поймут.

– Что ты имеешь в виду? – с подозрением спросила я.

– Как что? Встречу с человеком, которого любила в детстве, конечно.

– Любила в детстве? – воскликнула я. – С каких это пор, Джереми Бакстер, ты вообразил, что я тебя любила?

– С семьдесят девятого года, Эли. Или ты забыла, как в День святого Валентина пообещала стать моей навеки? Тогда я имел глупость отклонить твое замечательное предложение, но с тех пор много воды утекло, и я успел передумать.

И тут я, хлопнув себя по лбу, вспомнила. Ведь и правда в День святого Валентина я просунула открытку под забор в том самом месте, где мы с Джереми обычно обменивались подушечками жевательной резинки. Это было задолго до того, как худшим из смертных грехов в глазах родителей стало мое тайное покуривание. А жвачку мне не дозволялось ни жевать, ни тем более надувать из опасения, что я проглочу ее и задохнусь. А вот беспечные родители Джереми не отказывали ребенку в этом удовольствии.

– Ты тогда разбил мое сердце, – сказала я с притворной укоризной. – Не знаю, право, стоит ли давать тебе возможность искупить свой грех.

– Но ведь я был еще совсем ребенок! – горячо запротестовал Джереми. – А потом, когда мы перешли в среднюю школу, ты сама со мной не водилась. Куда мне было тягаться с твоими ухажерами? Со Стейси Митчеллом, например. Или с Дарреном Эплфилдом. Как, кстати, сложились их судьбы?

– Даррен – завскладом «Сейфуэя», а Стейси женат. У них то ли двое, то ли трое детей и собака породы лабрадор.

Джереми рассмеялся.

– Интересно, ты по-прежнему считаешь, что мне далеко до Даррена? – спросил он.

– Твой вопрос не совсем корректен, – с напускной серьезностью ответила я. – Во-первых, я его сто лет не видела, а во-вторых, ты, как утверждают, компьютерный гений.

– Ты права, – кивнул Джереми, опрокидывая меня на софу. – Не трепыхайся, – строго сказал он. – Я требую обещанную награду. С четырнадцатого февраля семьдесят девятого года жду.

– Джереми!

Не успела я придумать подходящее возмущенное восклицание, как он впился в мои губы жадным поцелуем. Когда его язык змейкой проскользнул в мой рот, а рука прокралась за вырез отвратительной блузки горчичного цвета, одолженной у Эммы, я покорилась. Я окончательно забыла прыщавого подростка, который в свое время напугал меня, продемонстрировав банку живых пиявок и дождевых червей, и расслабилась в объятиях нового Джереми Бакстера.

Вскоре мы уже лежали на софе, моя юбка задралась до. самой талии, а трусики болтались где-то в районе коленей. Джереми расстегнул мой лифчик и поигрывал сосками моих грудей. При этом он ни на мгновение не отрывался от моих губ. Господи, до чего же он был хорош!

В конце концов не выдержала я. Оттолкнула его и принялась ловить ртом воздух.

– Ф-фу! Ну ты даешь, Джереми!

Но, заглянув в его глаза, никакого Джереми я не увидела. Джереми Бакстер растворился, и на его месте был настоящий компьютерный гений, одержимый, с горящим взглядом. И он всеми фибрами жаждал меня. Это было ясно без слов.

– Боже, как я тебя хочу! – прошептал он, подтверждая мою догадку. – Я мечтаю запустить зубы в твои упругие грудки, хочу рвать и терзать твою нежную плоть…

Прозвучало это довольно зловеще, но Джереми, наверное, решил, что меня это возбуждает, и я кивнула, соглашаясь.

– Я хочу испить нектар из чаши твоей потаенной страсти… – простонал он.

На мгновение мне в голову закралось подозрение, что он имеет в виду оральный секс. Метафоры Джереми были несколько странными, но на всякий случай я вновь кивнула.

– Хочу устроить ночь любви и страсти, – бормотал Джереми. – Настоящую вакханалию, которая навсегда останется в нашей памяти. И у тебя здесь, в родном Бриндлшеме, и у меня, в холоде нескончаемой варшавской зимы.

– О, Джереми! – пролепетала я, растроганная до глубины души.

– Позволь мне овладеть тобой, Элисон. Позволь увлечь в сад внеземных наслаждений, чтобы посреди райских кущ вкусить твоего запретного яблочка.

А ведь я никогда не подозревала, какая тонкая, поэтическая натура скрывалась за безупречным обликом Джереми. Я таяла, словно церковная свечка. И стыдно признаться, но я начинала ощущать себя героиней разнузданного романа, который Эмма прятала под кроватью. Груди мои пылали огнем, а лоно стало мокрее свежевымытой медузы.

– Послушай, Джереми, – робко промолвила я, когда он метко швырнул мои пурпурные трусики на вешалку и они повисли на крючке, – может, все-таки в спальню переберемся? – Я панически боялась, что откроется дверь и войдут Эмма с доктором Мартином. Или еще кто-нибудь.

– С тобой, принцесса, я готов хоть на край света пойти, – мгновенно откликнулся Джереми. С этими словами он подхватил меня на руки и легко, словно пушинку (хороша пушинка, фунтов сто пятьдесят!), перенес в спальню и опустил на кровать, где мы еще недавно предавались любви с Дэвидом Уитвортом.

Поразительно, но сознание того, что мы с Джереми развратничаем на той же самой простыне, которую я так и не сменила после поспешного бегства Дэвида, лишь увеличивало мое наслаждение.