Текст книги "Остались одни. Единственный вид людей на земле"

У гейдельбергского человека (H. heidelbergensis), остатки которого в Африке и Азии имеют возраст около 500 тысяч лет, примитивные признаки эректусов перемешаны с признаками появившихся позже неандертальцев и ископаемых людей современного типа, что в принципе вполне ожидаемо для переходного вида. У них надбровная дуга как у эректусов, но часто в ней имеются обширные синусы (пустоты); на эректусов у них похожи и затылочная кость, и широкое межглазничное пространство, и верхняя ветвь лобковой кости, и опора подвздошного гребня, и округлая в сечении бедренная кость. Но при этом объем черепной коробки бывает и небольшим, как у эректусов, и побольше, как у неандертальцев и сапиенсов, по высоте черепная коробка выше, чем у эректусов, с параллельными боками, если смотреть сзади, положение лица под черепной коробкой переходное от эректусов к более поздним людям, больше выступает вперед и срединная носовая часть лица, приобретая вид неандертальский или человеческий, височная кость как у человека и неандертальца, равно как и барабанная кость, скуловые кости в некоторых случаях расширяются по бокам, как у неандертальцев.

Неандертальцы – это уже эволюционно продвинутые представители рода Homo, потому у них сочетаются признаки гейдельбержцев и людей современного типа. При этом в их морфологии сохраняются и древние примитивные черты, и прогрессивные, указывающие на особый неандертальский путь развития. Отметим здесь удлиненную верхнюю ветвь лобковой кости и округлое сечение бедренной кости, как у эректусов и гейдельбергских людей. Но также обратим внимание на увеличенный, как у нас, объем черепной коробки, высокую и выпуклую, как у нас, височную кость, уменьшенное межглазничное расстояние, уменьшенную общую ширину лица под черепной коробкой, более тонкую барабанную кость. Во многих случаях зубы у неандертальцев с упрощенными и бороздчатыми коронками, как у людей современного типа. Помимо того, сходны у нас и подвздошные кости с едва заметной опорой подвздошного гребня или вовсе без нее.

По часовой стрелке с левого верхнего угла: черепа эректуса (Сангиран, Ява, Индонезия), гейдельбергского человека (Брокен-Хилл, Замбия), сапиенса (Индонезия) и неандертальца (Ла-Ферраси) – вид спереди

Есть и признаки, характеризующие, по-видимому, обособленную неандертальскую эволюционную линию. Некоторые из них относятся к специфической форме тела, форме грудной клетки, пропорциям конечностей, но самые четкие особенности имеет череп: надбровная дуга из двух арок с центральным синусом, также двухарочный, но некрупный затылочный валик с центральной (так называемой надынионной) ямкой, сзади свод черепа округлый (“неандертальский шиньон”), полукружные каналы в ухе весьма специфичны по форме (об этом поговорим в главе 3), лицо в средней части сильно выдается вперед, а скулы удлинены и скошены назад по сторонам. Наконец, обращают на себя внимание высокий и широкий, выступающий вперед нос, крупные и почти круглые глазницы, высокое и сравнительно узкое лицо, увеличенные передние зубы (резцы), верхние центральные – характерной загнутой внутрь (лопатообразную) формы.

Из всех перечисленных в этом сравнении признаков самая выдающаяся (в буквальном смысле) особенность – мощные надбровные дуги, которые есть у архаических видов, но отсутствуют у человека современного типа. Анатом Герман Шаафгаузен, одним из первых описавший череп неандертальца, назвал надбровные дуги его “самым замечательным свойством”. Есть немало предположений относительно их функции и причин, по которым надбровные дуги присутствуют или, наоборот, отсутствуют, но ни одно объяснение меня, по правде говоря, не убеждает. Учитывая, что у большинства видов внутри надбровных валиков имеются большие синусы (заполненные воздухом полости), вряд ли эти структуры должны были перераспределять физические нагрузки при ударах головой или при интенсивным жевании. Эксцентричный антрополог Гровер Кранц, большой оригинал, даже прикрепил себе на лоб слепок надбровной дуги Homo erectus и носил его полгода, пытаясь понять, в чем может заключаться преимущество такой структуры. И выяснил, что надбровная дуга затеняет глаза от солнца, не дает длинным волосам попадать в глаза во время пробежки, а темным вечером до смерти пугает встречных прохожих. Мне лично последнее обстоятельство кажется важным, потому что я, как и палеоантрополог Бьорн Куртен, считаю, что эта особенность лица могла играть важную сигнальную роль, подчеркивая агрессивный взгляд, в первую очередь у мужчин. Поэтому большой размер надбровных дуг мог из поколения в поколение поддерживаться половым отбором, примерно как рога у оленей. Но если так, то почему мы не унаследовали этот признак от предков? Что ж, думаю, из дальнейшего станет понятно, что люди современного типа разработали такое количество разных способов производить впечатление друг на друга – от оружия до побрякушек, – что, по-видимому, селективные преимущества надбровных дуг за последние 200 тысяч лет постепенно сошли на нет.

По часовой стрелке с левого верхнего угла: черепа эректуса (Сангиран, Ява), гейдельбержца (Брокен-Хилл, Замбия), сапиенса (Индонезия) и неандертальца (Ла-Ферраси) – вид сбоку

Но если в прошлом существовало несколько видов людей, то могли ли они скрещиваться между собой? По моему мнению, модель НАП не исключает такой возможности: люди современного типа, выдвинувшись из Африки, вполне могли скрещиваться с другими, более архаичными видами Homo. И тут снова возникает одна из основных трудностей в изучении происхождения человека: а какие виды считать другими и какие признаки этих видов важны? Некоторые исследователи, ориентируясь на морфологию ископаемых людей, считают правильным различать по крайней мере десять видов, существовавших в течение последних двух миллионов лет (Homo ergaster, erectus, georgicus, antecessor, heidelbergensis, rhodesiensis, helmei, floresiensis, neanderthalensis, sapiens).

Но есть и совсем другая позиция, мультирегиональная, и ее сторонники оставляют в нашем прошлом лишь один вид – Homo sapiens. Тут их поджидает дополнительное методологическое затруднение, а именно смешение разных концепций понятия “вид”. Например, некоторые мультирегионалисты применяют к ископаемым формам так называемую “биологическую концепцию вида”. Она им нужна, чтобы оправдать объединение в один вид H. neanderthalensis и H. sapiens тем, что эти формы людей могли вполне нормально скрещиваться, давая потомство, также способное иметь потомков. Согласно биологической концепции, разработанной на основе современных видов, вид представляет собой множество групп и сообществ растений или животных, которые свободно скрещиваются между собой, но не с другими множествами. Поэтому биологический вид – это тот, который “репродуктивно изолирован” от любых других, но не между своими собственными вариететами.

Сегодняшние Homo sapiens могут служить хорошим примером такого вида: сколь различны бы ни были люди по всему миру, но потенциально они могут вступить в брак и иметь нормальных детей, тоже способных давать потомство. При этом мы, по-видимому, репродуктивно отделены от наших ближайших эволюционных родичей – человекообразных обезьян. Говоря “по-видимому”, я имею в виду упорно ходящие слухи, будто в 1940-х и 1950-х годах США и/или СССР проводили неэтичные эксперименты, оплодотворяя самок шимпанзе человеческими сперматозоидами. Результаты экспериментов, по тем же слухам, засекречены.

Но что, если бы мы сегодня встретили неандертальца – сможет ли нынешний человек скреститься с ним? Прежде всего, тут возникает потенциальный конфликт между биологической концепцией видов (которая относится к ныне живущим видам) и абсолютно другим подходом, который я описал выше и который мы используем для различения ископаемых видов, – сравнением по наборам скелетных признаков. Если применять второй подход (морфологическую концепцию вида, основанную на признаках, сохраняющихся в ископаемой летописи), то я, как и многие другие антропологи, считаю, что по этим признакам неандертальцы явно отличаются от сапиенсов. Однако в самом сердце биологической концепции вида тоже заложен конфликт: дело в том, что многие близкие виды современных млекопитающих вполне могут скрещиваться и давать потомство, способное к продолжению рода, – волки и койоты, бизоны и домашние коровы, шимпанзе и бонобо, а также многие виды нечеловекообразных обезьян. Приходится признать, что границы видов – всего лишь придуманные человеком умозрительные конструкции, которые могут и соответствовать, и не соответствовать тому, что реально происходит в природе. Поэтому я полагаю, что если бы даже неандерталец и современный человек могли скреститься (я буду позже обсуждать этот острый вопрос более подробно), это все равно бы не значило, что мы относимся к одному и тому же виду. Все зависело бы от масштаба и последствий подобной гибридизации.

Окаменелости, остатки древних организмов, пробудили во мне интерес к далекому прошлому, еще когда я мальчишкой собирал их, – но и сегодня неизменно меня восхищают. И пусть это, строго говоря, всего лишь минерализованные безжизненные кости и зубы – в следующих главах я расскажу, как удивительные новые технологии помогают нам воскресить эти мертвые останки и представить себе оживший образ природы ушедших эпох.

Глава 2
Ключи к прошлому

Если от моего кабинета в музее пройти по коридору до самого конца, там будет запертая на замок особая витрина, а в ней один из самых знаменитых экспонатов человеческой эволюции – “пилтдаунский человек” (об этих находках уже упоминалось в главе 1). Он был найден около ста лет назад и представлен ничего не подозревающему миру. Нам, ученым, он всегда будет служить горьким предостережением не очень доверять тому, что выглядит слишком хорошо для правды, потому что это может оказаться неправдой. В то время британские палеоантропологи изучали образцы наших предположительных древних предков, найденных немецкими, датскими и французскими учеными, но самим британцам похвастаться было нечем. Кроме того, некоторые британские специалисты, как мы видели, придерживались позиции, что наш вид очень древний и развивался независимо от линий яванского человека и неандертальцев. Представьте восторг британцев, когда требуемое “недостающее звено” было обнаружено, и не где-нибудь, а прямо у них под боком, в Сассексе. У существа, названного Eoanthropus dawsoni, совсем человеческая черепная коробка сочеталась с обезьяньей челюстью. Мы, конечно, теперь знаем, что так и есть – челюсть действительно обезьянья, а череп действительно человеческий, от двух абсолютно разных и сравнительно недавних экземпляров, соединенных в заведомо фальшивую переходную ископаемую форму. Однако обманщик или обманщики были весьма искушенными и не надеялись одурачить специалистов только с помощью анатомии, они знали, как проводится датирование ископаемых, и этот момент тоже учли, положив в нужный слой комплекс костей и каменных орудий примерно синхронный с яванским человеком. В 1912 году этого было достаточно, потому что еще не изобрели никаких методов физического датирования, которые мы будем обсуждать в этой главе, в частности радиоуглеродное датирование, так что возраст ископаемых находок древних людей можно было определить лишь относительно, то есть связать его с материалами, найденными рядом. Так что обманщики взяли реальные окаменелости примитивных млекопитающих из других местонахождений и разместили их в слое с остатками “пилтдаунского человека” – все вместе выглядело подходяще с точки зрения возраста. А когда в 1953 году этот печальный сюжет начал проясняться и с помощью радиоуглеродного датирования наконец определили возраст обезьяньих и человеческих остатков – он оказался не древнее тысячи лет, – с пилтдаунской историей было покончено.

В этой главе я расскажу о том, как новые методы датирования – какой бы регион и временной интервал мы ни взяли – полностью перевернули наши представления об эволюции человека. И покажу на разных примерах, как меняли наше понимание человеческой истории новые свидетельства о древнем климате и древних природных условиях. Сегодня мы думаем, что неандертальцы и современные люди развивались параллельно – первые к северу от Средиземноморья, а вторые – к югу от него, в Африке. После нескольких фальстартов современные люди все же сумели выйти из Африки и двинулись вдоль побережья Азии в сторону территорий Китая и Австралии. Но в Европе – возможно, последнем бастионе неандертальцев – они появились не раньше чем 45 тысяч лет назад. Лишь недавно мы смогли надлежащим образом датировать некоторые из самых важных человеческих окаменелостей, и в результате пришлось коренным образом пересмотреть хронологию нашей эволюции. Замечательные новые данные о древних природных условиях и последние археологические открытия также показывают, насколько непростыми были процессы и нашей собственной эволюции, и вымирания наших близких родственников – неандертальцев.

Существует два основных подхода к датированию – относительный и физический (то есть основанный на законах физики, иногда его называют также радиометрическим или абсолютным). Используя первый метод, мы сравниваем возраст того или иного объекта или слоя, в котором был найден объект, с другим объектом или слоем: один объект может быть моложе или же они (с той погрешностью, которую допускает метод в данном случае) могут быть примерно одного возраста. Геологический закон суперпозиции гласит, что если нет явных свидетельств вмешательства, изменившего первоначальное положение слоев в геологической последовательности, то вышележащий слой всегда моложе нижележащего. На этом принципе и построено относительное датирование.

Иногда в осадочных отложениях целого региона удается различить следы таких геологических событий, как цунами или извержение вулкана, и можно предположить, что окаменелости или археологические артефакты, ассоциированные с этим событием, современны ему – а значит, и друг другу. Однако относительная датировка не может сказать нам, каков настоящий возраст этих артефактов, она лишь сообщает, какие из них старше, какие моложе, а какие имеют примерно одинаковый возраст. Если я, копаясь в своем саду, найду римскую керамику, похожую, скажем, на керамику из римского дворца Фишборн в Сассексе, то смогу предположить, что моя находка примерно того же возраста, что и керамика из Фишборна. Но без независимых данных о возрасте дворца (и керамики, найденной в нем) я ничего больше не смогу узнать о своих черепках. Больше сведений об относительном возрасте мне дадут, например, римские монеты в Фишборне, но я могу узнать и абсолютный возраст своих глиняных черепков – нужно только найти специалиста по люминесцентному датированию (об этом чуть позже) и попросить его определить по физическим сигналам, насколько давно обжигали глину.

Чтобы продвинуться дальше относительного датирования, нам понадобятся физические часы, которые будут отсчитывать время от момента формирования данного слоя, показывать, сколько времени назад умерло то или иное животное или растение, как давно произошло то или иное событие – например, когда побывал в огне конкретный глиняный черепок или кусок кремня. Многие подобные часы измеряют время по естественному распаду изотопов. Изотопы – это разновидности атомов того или иного элемента, имеющие разный атомный вес (потому что они содержат разное число частиц, называемых нейтронами). В рамках науки о датировании хорошо изучены, в частности, изотопы углерода и аргона. Например, калий-аргоновый метод (K-Ar) используется для датирования вулканических пород. Атомы калия включают нестабильный изотоп калий-40, который за миллионы лет постепенно превращается в атом газа аргона. Во время извержения вулкана жидкая лава и горячий пепел содержат небольшое количество изотопа калий-40, но когда лава остывает и твердеет, калий-40 начинает постепенно переходить в аргон. Примерно за 1,25 миллиарда лет половина изотопов калий-40 превращается в аргон – таков период полураспада калия-40. Примем, что во время извержения вулкана, бурного и мощного, весь имевшийся аргон из породы улетучился (обычно это разумные допущения) и что новообразованный при распаде калия-40 аргон весь остался в твердой породе. Тогда по количеству аргона можно рассчитать время, прошедшее с момента затвердения лавы.

В археологии этот метод получил широкую известность в связи со знаменитым датированием вулканического материала из самых нижних слоев местонахождения в Олдувайском ущелье в Танзании. Их возраст получился 1,8 млн лет. В 1960 году это стало настоящей сенсацией, потому что мы впервые поняли, какова на самом деле древность артефактов и остатков человекоподобных существ из Олдувая (слой I) – в два раза древнее, чем считалось раньше. В усовершенствованном варианте калий-аргонового метода используется распад аргона-40 в аргон-39 (метод Ar-Ar), что позволяет более точно датировать отдельные кристаллы вулканической породы именно в том временном диапазоне, когда происходила эволюция человека.

Самый известный метод определения абсолютного возраста – радиоуглеродное датирование, использующее нестабильность одной из форм углерода. В основе метода лежит тот факт, что в верхних слоях земной атмосферы при воздействии солнечной радиации из атомов азота постоянно образуется радиоактивный изотоп углерода – углерод-14. Этот нестабильный изотоп поступает в ткани живых организмов наравне с обычным (стабильным) углеродом-12. После смерти организма поступление в ткани тела тяжелых изотопов углерода-14 прекращается, и радиоактивный углерод-14, накопленный организмом в течение жизни, начинает распадаться: каждые 5700 лет распадается половина углерода-14, то есть временной диапазон этого метода гораздо меньше, чем калий-аргонового. Сравнив количество двух изотопов углерода в органическом материале – в кости или в куске угля, – можно установить время смерти животного или растения.

В 1949 году американский химик Уиллард Либби со своими коллегами впервые проверил, как работает радиоуглеродный метод, изучив дощечку из дерева акации из гробницы фараона Джосера (жившего около 5000 лет назад). Либби рассудил, что если период полураспада углерода-14 составляет примерно 5000 лет, то в дощечке его должно содержаться примерно вполовину меньше, чем в живом современном дереве. Что и подтвердилось. За эту работу и за дальнейшие исследования Либби получил в 1960 году Нобелевскую премию. Данный метод не удается использовать для датировки очень древних материалов, потому что углерода-14 остается в них настолько мало, что его трудно измерить сколько-нибудь точно. Радиоуглеродное датирование перестает быть особенно надежным где-то на отметке в 30 тысяч лет.

Кроме того, как теперь стало понятно, изначальное предположение о постоянстве темпов образования и утилизации углерода-14 можно принять лишь с большой натяжкой, ведь нужно учитывать колебания космической радиации и изменения глобальной атмосферной циркуляции. Поэтому специалисты предпочитают говорить о “радиоуглеродных” годах, а не о настоящих (календарных) годах.

Все это означает, что радиоуглеродное датирование нужно перекрестно проверять другими, независимыми (или калибровочными) методами. Для датирования последних 10 тысяч лет особенно полезными оказались несколько методов, и все они построены на подсчете годичных слоев. Первый – дендрохронология, она ориентируется на годичные кольца деревьев. Годичные кольца разных кусков древесины из сохранившихся зданий, кораблей, естественных отложений накладывают перекрывающимися участками, и в итоге составляется длинный непрерывный ряд годичных колец, каждое с характерной толщиной и расстоянием до соседних колец. У каждого такого кольца есть точный “год рождения”. Затем эту последовательность можно сопоставить с радиоуглеродными данными из тех же образцов.

Также для взаимного сопоставления можно считать годичные слои донных отложений ледниковых озер (варвы), а потом из каждого слоя взять остатки животных или растений и измерить их возраст радиоуглеродным методом. Наконец, есть метод, в котором радиоуглеродные данные берутся из годичных слоев льда (на ледниках или в арктических областях); он имеет и дополнительные преимущества, потому что во льду, в каждом слое, заключены воздушные пузырьки, захваченные при замерзании того или иного слоя, они хранят частичку древней атмосферы. Получается как будто серия мгновенных кадров состава атмосферы, снятых в момент замерзания.

Помимо всего этого, есть еще очень древние древесные стволы, сохранившиеся в болотах Новой Зеландии, и по ним в принципе можно откалибровать радиоуглеродные данные возрастом до 40 тысяч лет. А древние коралловые террасы можно датировать и радиоуглеродным методом, и методом урановых серий (об этом дальше), получив, таким образом, перекрестные результаты от двух независимых методов абсолютного датирования, у каждого из которых есть свои допущения.

На сегодня радиоуглеродное датирование, судя по таким сопоставлениям, видится вполне точным методом для последних 40 тысяч лет, хотя порой погрешность может доходить до 10 %. К сожалению, самый ненадежный временной интервал этого метода приходится как раз на фазу упадка неандертальцев и распространения по миру современных людей. Поэтому нам необходимо уточнять радиоуглеродное датирование или, как я объясню ниже, привлекать другие методы – там, где это возможно.

Со времени работ Либби радиоуглеродный метод обогатился множеством технических усовершенствований. Например, Либби анализировал твердые образцы угля, а теперь уголь, который предстоит исследовать, переводят в газ или в жидкое состояние с помощью растворителей. В ранних версиях метода для регистрации изотопного распада требовались внушительные количества материала, поэтому для исследования необходимо было отделить изрядный кусок от древней кости или другого артефакта – понятно, что щепетильные музейные кураторы частенько отказывались дать соответствующее разрешение. К счастью, начиная с 1977 года стал повсеместно использоваться метод ускорительной масс-спектрометрии, УМС (accelerator mass spectrometry, AMS), позволяющий напрямую подсчитывать отдельные атомы углерода-14, а не измерять их общую радиоактивность. Теперь для определения возраста требовались лишь миллиграммы вещества, а значит, можно было датировать такие драгоценные реликвии, как Туринская плащаница, кумранские свитки, ткани “альпийского ледяного человека” Этци и произведения искусства ледникового периода из пещер Ласко и Шове.

Случай убедиться в преимуществах усовершенствованных методов датирования представился, когда мы с четырьмя коллегами исследовали одну из давних загадок палеолитической летописи Великобритании. На британских островах чрезвычайно скудно представлены произведения искусства ледникового периода. На самом деле известно лишь два артефакта, которые относятся (как считалось) к тому времени. Первый был найден в 1870-х годах в так называемой пещере Робин Гуда в Дербишире, а второй – близ городка Шерборн в Дорсете. В обоих случаях это плоские костяные пластины, на которых выгравированы довольно похожие друг на друга изображения лошадиной головы в профиль. Но если дербиширскую кость откопали профессиональные археологи, собравшие в слое вместе с ней другие артефакты палеолитического возраста (им, по оценкам, около 14 тысяч лет), то “дорсетскую лошадь” в 1912 году случайно обнаружили мальчишки из местной школы. Находка была сделана рядом с каменоломней, и о каких-либо других образцах и материалах для сопоставления возраста никогда не сообщалось. Довольно скоро появились серьезные сомнения в подлинности “дорсетской лошади”, однако применить радиоуглеродное датирование было невозможно, потому что для этого пришлось бы уничтожить практически весь объект. В 1995 году у нас в Оксфордском университете появилась возможность исследовать артефакт методом УМС, и мы, высверлив из кости крошечный кусочек вещества, определили ее возраст – 600 лет. А микроскопическое исследование гравировки показало, что она была сделана относительно недавно, причем металлическим предметом, а не кремневым острием. Так что мы подтвердили предположение, высказанное за четырнадцать лет до этого, что один из мальчишек скопировал изображение дербиширской лошади с какой-то картинки из школьной библиотеки – просто чтобы подшутить над своим учителем естественной истории!

Но даже метод УМС не идеален: ведь он подсчитывает все атомы углерода-14 независимо от того, как они попали в образец. Поэтому если в образец попадает хоть малейшее количество посторонней органики с современным изотопным соотношением (загрязнение), это может очень сильно повлиять на датировку, особенно если речь идет о материалах возрастом 30–40 тысяч лет, ведь в таких древних образцах содержатся ничтожные количества их собственного углерода-14. К счастью, сегодня появились технологии подготовки образцов, помогающие решить проблему загрязнения, – такие как метод кислотно-основного влажного окисления (acid-base wet oxidation, ABOX) для образцов угля и метод ультрафильтрации для костей. Эти процедуры значительно повышают надежность датирования палеолитических материалов. Например, ультрафильтрация продемонстрировала свои преимущества в ходе передатировки образцов костей из пещеры Гуфа в ущелье Чеддер в Сомерсете. Это одна из красивейших и самых посещаемых туристических пещер в Великобритании, но также очень важное местонахождение времен верхнего палеолита. Раскопки в пещере ведутся уже более ста лет, и за это время было открыто огромное число каменных артефактов, остатков костей людей и животных позднеледниковой эпохи. Пересмотренные радиоуглеродные датировки помогли лучше представить, когда и какие люди населили эти места после отступления ледника, опустошившего Великобританию на целых 10 тысяч лет. До этого нового исследования мы не совсем понимали, когда люди вернулись сюда и как связаны между собой отдельные части археологической летописи, однако сегодня известно, что пещеру Гуфа использовали охотники на диких лошадей и оленей – вероятно, это было одно из первых мест, избранных охотниками по возвращении на британские территории, начавшие оттаивать после последнего ледникового максимума.

Этими результатами мы обязаны специалисту по датированию Тому Хайему и археологу Роджеру Якоби, которые применили метод предварительной ультрафильтрационной очистки костных остатков – это были кости и самих охотников, и их добычи. Ранее удалось определить, что в пещере кто-то жил, но ошибка оценок возраста давала диапазон в 1,5 тысячи лет. Теперь же весь палеолитический материал из пещеры получил замечательно точные временные привязки, которые группируются вокруг возраста 14 700 лет. Новые датировки показывают, что все кости и артефакты накопились в течение всего лишь двух-трех человеческих поколений. Интересно, что именно в этот период имело место резкое потепление климата, о чем свидетельствует состав годичных слоев гренландского льда. Гренландские ледовые архивы сообщают нам, что ледяная корка, покрывавшая Атлантический океан, растаяла всего за пять лет.

Среди передатированного материала из пещеры Гуфа были и человеческие кости с царапинами, которые интерпретируются как свидетельство каннибализма. Прежде считалось, что кости с царапинами существенно моложе, чем эпоха охотников на оленей и лошадей, но сегодня мы знаем, что и эти остатки, и “охотничий комплекс” примерно одного возраста. То есть и сами животные, и люди, которые на них охотились, были первыми колонизаторами британских территорий, оттаявших после ледникового максимума. Когда стремительно потеплело, стада оленей и табуны лошадей, а за ними и охотники мигрировали через Доггерленд, теперь погруженный под воду Северного моря.

Мне довелось участвовать в исследованиях гораздо более древней британской окаменелости, обнаруженной в 1927 году в Кентской пещере на юго-западе Англии. Эту окаменелость – фрагмент нижней челюсти – изучал анатом Артур Кизс, и принадлежала она, согласно его описанию, человеку современного типа. Прошло еще шестьдесят лет, и вот эта челюсть по-настоящему прославилась как одна из первых человеческих окаменелостей, датированных с помощью радиоуглеродного ускорителя в Оксфорде.

Выяснилось, что примерный возраст кости составляет 35 тысяч лет – то есть она сразу попала в число самых древних в Европе ископаемых остатков людей современного типа; последующее просто-таки детективное расследование, проведенное в Кентской пещере Роджером Якоби, показало, что челюсть может быть даже старше. В 2004 году мы решили позаимствовать ее у музея города Торки и заново исследовать всеми доступными нам методами. В команду, которую я собрал, вошли Эрик Тринкаус, Тим Комптон, специалисты по компьютерной томографии и древним ДНК (эти технологии я рассмотрю в главах 3 и 7), смотрители и хранители музейных коллекций, а также Хайем и Якоби.

Тщательное обследование и моделирование с помощью компьютерной томографии подтвердили догадку Эрика, что один из выпавших зубов был аккуратно вклеен не в свою лунку. Так что мы исправили ошибочную реконструкцию, а заодно взяли из корня зуба образец для анализа древней ДНК и датирования методом УМС с ультрафильтрацией. К сожалению, ни то ни другое исследование не удалось, однако УМС-датирование костей животных, найденных рядом с челюстью, показало, что верный возраст – около 40 тысяч лет. А значит, челюсть может служить свидетельством раннего расселения человека современного типа в Западной Европе.

В последние двадцать лет появились и усовершенствовались еще несколько способов абсолютного датирования, которые позволяют преодолеть ограничения радиоуглеродного метода. Один из них – метод урановых серий, основанный на оценках радиоактивного распада разных изотопов урана. В таких структурах, как сталагмиты или кораллы, могут накапливаться так называемые дочерние продукты радиоактивного распада, и их количество можно измерить. Сталагмиты с успехом используются для датировки пещерных местонахождений, кораллы – для реконструкции колебаний уровня моря вдоль тропических и субтропических побережий, а также, как упоминалось выше, для перекрестной проверки данных радиоуглеродного анализа. Приспособить этот метод для изучения ископаемых костей было заветной мечтой специалистов по датированию, однако задача выглядела чрезвычайно трудной. Дело в том, что в отличие от кораллов и сталагмитов – систем, закрытых для привноса дополнительного вещества, – кости являются открытыми системами, они продолжают накапливать и терять уран (например, через грунтовые воды, проникающие в костный материал). Следовательно, радиоактивные часы могут показывать в данном случае неправильное время. Тем не менее в решении этой задачи был достигнут значительный прогресс, о чем я расскажу в главе 9, когда речь пойдет о датировании окаменелостей Homo heidelbergensis из Брокен-Хилла.