Текст книги "Остались одни. Единственный вид людей на земле"

Крис Стрингер
Остались одни. Единственный вид людей на земле

© Chris Stringer, 2012

© Е. Наймарк, перевод на русский язык, 2021

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Издательство CORPUS ®

* * *

Памяти ушедших родных Тони и Дэвида,

а также ушедших коллег – Билла, Кларка и Роджера.

Введение

В 2009 году мир отметил 200-летний юбилей Дарвина и 150-летие выхода в свет его книги “Происхождение видов”. И на сегодняшний день концепция эволюции путем естественного отбора стала общепринятой. Но что мы знаем об эволюции нашего собственного вида, Homo sapiens? Сегодня на фоне неизменно растущего внимания и интереса ко всякого рода окаменелостям доисторических людей одна тема все же резко выделяется – это вопрос о происхождении человека.

На данном этапе ученые более или менее согласились, что прародиной наших ранних предков является Африка, но при этом яростные споры вокруг Африки вовсе не утихли, просто сместились акценты: все ли человеческие свойства, такие как речь, сложные технологии, искусство, мы приобрели именно в Африке? Изначально обсуждения строились на материале ископаемых находок, но потом валом пошли новые археологические и генетические данные, и все они – в том числе ДНК ископаемых неандертальцев! – имеют исключительную важность. Новые факты приходилось тоже принимать в расчет, совмещать, сопоставлять со старыми данными. Обсуждения разрастались и ширились, тонули в технических деталях, рассыпались по узкоспециальным журналам и сборникам – и сегодня читателю, даже осведомленному, но все же далекому от моей дисциплины, трудно отыскать доступный обзор.

В этой книге я постараюсь дать всеобъемлющий – и одновременно общедоступный – взгляд на происхождение нашего вида, а также свой собственный взгляд на дебаты последних трех десятилетий. В Лондонском музее естественной истории я работаю и того дольше. В детстве у меня была мечта попасть туда и изучать наше происхождение, но я не рассчитывал, что она когда-нибудь сбудется, ведь рос я в простой семье в восточной части Лондона. Однако при поддержке родителей, приемных родителей и некоторых учителей я приступил к воплощению своей мечты, когда восемнадцатилетним переключился в последний момент с медицинского образования на антропологию. Этот лотерейный билет оказался выигрышным: в 1970 году меня приняли на диссертационную программу в Бристольский университет исследовать моих любимых ископаемых людей – неандертальцев. А дальше еще лучше: в 1973 году мне предложили место в палеонтологическом отделе Лондонского музея естественной истории.

Очень увлекательно было работать в этой области – как с замечательными новыми ископаемыми находками, так и с потоком новых технологий для их датирования и исследования. Я надеюсь, что каждый читатель задумается над тем, что значит быть человеком, изменит свое представление о нашем происхождении; мои представления, пока я писал эту книгу, определенно изменились!

Я регулярно читаю лекции по эволюции человека и получаю сотни вопросов на эту тему от слушателей и журналистов. Многие вопросы повторяются, именно на них я и постараюсь здесь ответить. Вот они.

Каковы основные вопросы дебатов о нашем происхождении?

Как мы определяем человека современного типа (современного человека[1]1
  Словосочетание “человек современного типа”, или “современный человек”, подразумевает не ныне живущих людей, населяющих сегодняшний мир, а людей, обладающих признаками, морфологическими и поведенческими, характерными для людей современности. Чтобы избежать путаницы, мы будем стараться для обозначения наших современников пользоваться какими-то иными словами. (Здесь и далее – прим. перев.)


[Закрыть]) и как можно в палеонтологической и археологической летописи разглядеть наше начало?

Как можно надежно датировать ископаемые остатки, включая и те, возраст которых больше диапазона радиоуглеродного метода?

О чем могут на самом деле рассказать нам генетические данные и правда ли, что все мы исключительно африканского происхождения?

Правда ли, что люди современного типа представляют собой отдельный вид, отличный от других древних людей, например неандертальцев?

Можно ли говорить о поведенческих особенностях людей современного типа и можно ли считать сложный язык и искусство нашими уникальными чертами?

Какого рода контакты были у наших предков с неандертальцами, и не стали ли мы причиной вымирания последних?

Указывают ли на гибридизацию архаичные признаки в окаменелостях и генах тех древних людей, остатки которых найдены за пределами Африки?

Что может рассказать ДНК о неандертальцах и их возможном скрещивании с людьми современного типа?

Что мы можем выяснить, имея в распоряжении полный неандертальский геном, и сумеем ли мы когда-нибудь клонировать неандертальца?

Какие силы и процессы привели к формированию современных людей – климатические, трофические (связанные с особенностями питания), социальные или даже вулканические?

Что заставило людей покинуть Африку и как наш вид распространялся по планете?

Как развивались региональные (“расовые”) черты и какое они имеют значение?

Кто такие “хоббиты” с острова Флорес и какое отношение они имеют к нам?

Остановилась ли эволюция человека или мы продолжаем эволюционировать?

Чего можно ожидать от будущих исследований нашего происхождения?

Прошло уже больше двадцати лет после публикации в журнале Nature эпохальной статьи Ребекки Канн, Марка Стоункинга и Алана Уилсона “Митохондриальная ДНК и эволюция человека” (Mitochondrial DNA and Human Evolution), которая впервые вынесла вопрос о происхождении современного человека на первые страницы ведущих газет и журналов, познакомив публику с “митохондриальной Евой”. Статья не просто привлекла общее внимание к вопросу эволюции нашего вида, но также привела к кардинальному пересмотру всех научных аргументов и изменила ракурс, с которого следует рассматривать наше происхождение. Через год после этой публикации мы с Питером Эндрюсом написали для журнала Science статью “Генетические и ископаемые свидетельства происхождения современных людей” (Genetic and Fossil Evidence for the Origin of Modern Humans), в которой предложили две различающиеся модели происхождения современного человека: гипотезу недавнего африканского происхождения (Recent African Origin) и гипотезу мультирегиональной эволюции (Multiregional Evolution). C тех пор обе эти модели доминируют в дебатах. По ходу изложения мы увидим, как видоизменялись обе гипотезы под натиском множества новых фактов, но в первых главах я все же уделю внимание и другим важным вопросам: по каким признакам определяется наш вид (то есть каков его таксономический диагноз), что сейчас главное в дебатах о происхождении современного человека и каким образом различные гипотезы определяют, чего нам следует ожидать от изучения новых ископаемых, генетических и археологических данных.

Глава 1
Главные вопросы

Прошло уже более 150 лет с тех пор, как Чарльз Дарвин и Альфред Рассел Уоллес представили свои соображения об эволюции нашего мира. А в 1859-м, через год после официального обнародования этих концепций[2]2
  На собрании Линнеевского общества 1 июля 1858 года был сделан доклад об эволюционных идеях Уоллеса и Дарвина с выдержками из их рукописей; идеи и даже терминология обоих ученых были весьма сходными. Этот доклад, в отличие от книги Дарвина, не получил практически никакого общественного резонанса.


[Закрыть], Дарвин публикует одну из самых знаменитых книг в истории – “Происхождение видов”. Потом последовали первые находки ископаемых людей, которые с трудом поддавались идентификации – все же и палеонтология, и археология находились в те годы еще в младенчестве. Но сегодня у нас есть данные из Африки, и из Азии, и из Европы, а ископаемая летопись все ширится и пополняется… Мне посчастливилось работать в эпоху самых вдохновляющих открытий в науке о нашем происхождении. Однако дело не только в находках, пусть и исключительной важности, но в научных прорывах, резко умноживших количество информации, которую мы теперь можем из этих находок извлечь. В первой главе я собираюсь обрисовать данные, на основе которых строились гипотезы о месте нашего происхождения, а затем и сами гипотезы. Гипотезы будут разные, среди них и моя собственная. В сущности, нам предстоит обсудить два разных набора человеческих признаков, и для каждого набора предполагается свое происхождение. Один набор – общий для всех современных людей. Он включает, в частности, субтильный (грацильный) скелет, отличающий нас от более массивных предков, более высокую и округлую черепную коробку, уменьшенные надбровные дуги, выступающий подбородок. Но есть и другой набор характеристик, определяющих географические популяции наших дней, – местные, “расовые”, признаки: например, выдающиеся вперед носы европейцев или более плоские лица большинства жителей Восточной Азии. Происхождение этих черт совсем разное, и мы обсудим это в следующих главах.

В книге “Происхождение человека и половой отбор” (1871) Дарвин предположил, что эволюционной прародиной человека была Африка, потому что именно на этом континенте в настоящее время обитают наши ближайшие родичи – африканские человекообразные обезьяны. Однако прошло еще немало лет, прежде чем в Африке были обнаружены окаменелые остатки, которые доказали правоту Дарвина. А до тех пор в фокусе научных споров о происхождении человека оставалась Европа с ее неандертальцами, гейдельбергскими людьми и поддельным “пилтдаунским человеком”, а также Азия, где был обнаружен “яванский человек”. Но вот в 1921 году в пещере Брокен-Хилл на территории современной Замбии был найден древний череп, и еще один череп откопали в 1924 году в пещере Таунг в Южной Африке. С этих находок начались научные дебаты, в результате которых Африка в конце концов была поставлена на первое место в истории человеческой эволюции, пусть эти споры и растянулись на много лет. К 1970-м годам выстроилась определенная хронологическая последовательность окаменелых остатков, показавшая, что Африка не просто континент, где началась эволюционная линия человека (то есть именно там жил последний общий предок шимпанзе и людей); именно в Африке сформировался род Homo – то есть род людей. Но где появились первые люди нашего собственного вида Homo sapiens (современные люди)? В 1970-х годах это было еще совершенно непонятно и оставалось загадкой вплоть до недавнего времени.

В “Происхождении видов” Чарльз Дарвин написал всего одну фразу о происхождении человека: “Это поможет пролить свет на происхождение человека и его историю”[3]3
  Здесь и далее цитаты из “Происхождения человека” приводятся в переводе И. Сеченова (1898).


[Закрыть]. Ничего больше он добавить не пожелал, объяснив свою позицию двенадцатью годами позже во введении к “Происхождению человека”:

В течение многих лет я собирал заметки о начале или происхождении человека, без всякого намерения напечатать что-либо по этому вопросу, или скорее с решимостью не печатать, так как я думал, что могу только увеличить предубеждения против моих взглядов.

Однако за эти годы Дарвин приобрел внушительное число влиятельных сторонников и почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы наконец приступить к обсуждению спорной темы происхождения человека:

Единственный предмет этого сочинения состоит в том, чтобы, во-первых, рассмотреть, произошел ли человек, как и всякий другой вид, от некоторой предсуществовавшей формы; во-вторых, узнать способ его развития; и, в-третьих, оценить различия между так называемыми человеческими расами.

Дарвин, однако, прекрасно отдавал себе отчет в том, что его взгляды разделяют далеко не все (и дело, к сожалению, обстоит таким же образом и по сей день):

Часто самоуверенно утверждали, что происхождение человека никогда не может быть узнано; но невежество гораздо чаще приводит к самоуверенности, нежели знание: малознающие, а не многознающие любят так положительно утверждать, что та или иная задача никогда не будет решена наукой.

Дарвин отдавал должное и трудам других ученых, в частности немецкого биолога Эрнста Геккеля, при этом весьма примечательно, что сам Геккель дистанцировался и от Дарвина, и от Томаса Гексли (известного как “бульдог Дарвина”) в таком критически важном вопросе, как происхождение человека, – вопросе, который остается дискуссионным и по сей день. В “Происхождении человека” Дарвин писал:

Для нас, конечно, весьма естественно желать узнать, где находилось место рождения человека в тот период его развития, когда прародители наши отделились от семейства узконосых [узконосые включают человекообразных обезьян и мартышек]… Во всяком большом участке света живущие млекопитающие бывают весьма сходны с вымершими видами того же участка. Поэтому вероятно, что Африка была первоначально населена вымершими обезьянами, весьма близкими к горилле и шимпанзе; а так как эти два вида самые близкие родичи человека, то предположение, что наши древние родоначальники жили на африканском, а не на другом каком-либо материке, становится еще более вероятным.

Впрочем, затем Дарвин делает оговорку:

Но бесполезно предаваться умозрениям по этому предмету, потому что… времени было достаточно для переселений в самых широких размерах.

В 1871 году, когда Дарвин писал эти строки, трудность заключалась не только в крайней скудости палеонтологической информации (в том числе полностью отсутствовали какие бы то ни было человеческие окаменелости из Африки) – в то время не было еще и ни малейших представлений о континентальном дрейфе (концепция, согласно которой массы суши постоянно двигались в прошлом и продолжают двигаться теперь по поверхности планеты, раскалываясь и перестраиваясь по-новому). Этот процесс, как мы уже знаем сегодня, объясняет нынешнее географическое распределение многих групп растений и животных по планете (например, уникальные комплексы видов известны в Австралии и Новой Зеландии). Ученым прошлого, чтобы объяснить, каким образом родственные виды оказались на разных континентах, приходилось выдвигать гипотезы о некогда существовавших, но затем затонувших материках. Например, лемуры, сравнительно примитивные приматы, сегодня обитают лишь на острове Мадагаскаре, приблизительно в 300 км от побережья Африки. Однако древние ископаемые остатки лемуроподобных животных были найдены на индийском субконтиненте. Пытаясь объяснить эту загадку, зоолог Филип Склейтер выдвинул в 1864 году гипотезу, что некогда существовал огромный континент – Склейтер назвал его Лемурией, – занимавший бо́льшую часть территории, на которой расстилается сегодня Индийский океан.

Опираясь на гипотезу об исчезнувшем континенте, Геккель выдвигал другую версию прародины человечества:

Существует ряд обстоятельств, позволяющих думать, что первозданным домом человека был континент, теперь погруженный в пучину Индийского океана; он простирался вдоль юга Азии… на восток, а к западу достигал Мадагаскара и юго-восточных берегов Африки. Допуская, что эта страна Лемурия была изначальной родиной людей, нам существенно легче объяснить географическое распределение людей за счет миграций.

Более того, Геккель, в отличие от Дарвина и Гексли, считал гиббонов и орангутанов Юго-Восточной Азии более близкими к древнему предку человека, чем африканские горилла и шимпанзе. И пока Дарвин вслед за геологом Чарльзом Лайелем полагал, что ископаемая летопись человеческой эволюции еще не раскрыта, поскольку не изучены соответствующие регионы, в частности Африка, Геккель предпочитал теорию, что все критически важные свидетельства покоятся на дне Индийского океана.

Эжен Дюбуа и череп Pithecanthropus erectus

Во времена Дарвина уже были обнаружены окаменелые остатки неандертальцев – древних обитателей Европы. И если одни ученые прочили неандертальцев на роль “недостающего звена” и рисовали их полусогнутыми, с оттопыренными (хватательными) большими пальцами на ногах, то другие, например Гексли, представляли их безусловно человекоподобными, прямоходящими и обладающими большим мозгом. Дарвин не дожил до открытия окаменелостей настоящего примитивного человека – их обнаружил лишь в 1891 году голландский врач и антрополог Эжен Дюбуа. Вдохновленный сочинениями Геккеля, Дюбуа специально поступил на военную службу, чтобы получить возможность отправиться в Голландскую Ост-Индию (нынешнюю Индонезию) на поиски остатков древнего человека.

В свое время Геккель дал гипотетическому недостающему звену между обезьяной и человеком имя Pithecanthropus alalus (обезьяночеловек неговорящий); он твердо верил, что это существо обитало в Лемурии. Дюбуа сопутствовала удача, и при раскопках на острове Ява он обнаружил окаменелые остатки – крышку черепа, напоминающую череп обезьяны, и бедренную кость, похожую на человеческую. Дюбуа назвал ископаемое существо Pithecanthropus erectus – Pithecanthropus в честь Геккеля, а erectus – потому что, судя по кости, существо было прямоходящим, как мы. Теперь мы называем этот вид Homo erectus – этот представитель ранних Homo был широко распространен и существовал очень долго. Однако поскольку первые находки были сделаны на острове Ява в Индонезии, гипотеза Геккеля и Дюбуа, что прародина человека – Лемурия и Южная Азия, а вовсе не Африка, как будто бы подтверждалась.

Давая своей находке имя Pithecanthropus erectus, Дюбуа следовал системе, которую ввел столетием раньше Карл Линней, шведский натуралист и величайший классификатор в истории. Китайский философ Конфуций сказал, что имена – это то, как нарекает вещи “совершенномудрый”, и по счастливому совпадению именно “разумным”, “мудрым” (sapiens) Линней назвал человека. Задолго до Линнея существовало множество способов называть и классифицировать животных и растения, часто на основе случайно выбранных свойств – скажем, цвета или способа передвижения либо питания. Но Линней был убежден, что группировать живые существа следует на основании общих черт строения тела. В основе его системы лежит способ присвоения двух имен каждому уникальному сорту живых существ – то есть виду. Сначала идет название группы, к которой относится организм (то есть рода), оно пишется с заглавной буквы; затем следует собственное имя вида, которое пишется со строчной. Так мы получаем Homo (“Человека”) sapiens (“разумного”). Эта система немного похожа на имя и фамилию (у всех детей в роду одна фамилия, но разные личные имена; для нашего вида общее родовое имя Homo, а личное-видовое – sapiens).

На карте показаны места обнаружения ископаемых остатков ранних людей

В самом известном, десятом издании своей книги Systema Naturae (1758) Линней также предложил четыре географических подвида человека – europaeus, afer (“африканский”), asiaticus и americanus, – приписав им весьма сомнительные и вообще анекдотические различия в поведении, вполне в духе тогдашних представлений европейцев о превосходстве собственного подвида. Например, если “человек европейский” живет под властью закона, то общество “человека американского” построено на обычаях и традициях, “человека азиатского” – на мнениях, а “человек африканский” руководствуется исключительно собственными импульсами.

В начале XX века стало появляться все больше данных в пользу неафриканского происхождения человека, и взоры ученых вновь обратились к Европе. Остатки неандертальцев были найдены уже в Хорватии и во Франции, а вслед за тем в 1907 году близ Гейдельберга в Германии в песчаном карьере деревни Мауэр обнаружили еще более древнюю и примитивную ископаемую челюсть человеческого типа. По мере накопления материала ученые начали строить эволюционные деревья. Эти деревья по существу разбивались на две категории. В первой окаменелости выстраивались в линейную последовательность, начиная от наиболее примитивной формы (например, яванского или гейдельбергского человека) к людям современного типа. У этой последовательности никаких боковых ответвлений не предполагалось (или их было очень мало), так что получалось нечто вроде лестницы.

Во втором случае получалась не лестница, а нечто вроде куста с центральным стволом, восходящим к современному человеку, а также многочисленными боковыми ветвями, на которых располагались различные формы с примитивными признаками. Эти ветви вели к вымиранию.

Слепок нижней челюсти, найденной в 1907 году в песчаном карьере Мауэр около Гейдельберга в Германии, рядом один из двух нижних резцов из местонахождения Боксгроув

Теоретические представления Дарвина и Уоллеса о “трансмутациях” видов в сочетании с богатой ископаемой летописью плейстоцена позволяли надеяться, что древних видов людей гораздо больше (плейстоцен – это геологическая эпоха до последнего оледенения, которую во времена Дарвина датировали весьма приблизительно, но сейчас определяют в диапазоне от 12 тысяч до 2,5 млн лет назад). В 1864 году Уильям Кинг впервые описал вид людей по ископаемым остаткам: это были те самые кости, которые нашли в долине реки Неандер восемью годами раньше, и вид получил наименование Homo neanderthalensis. В течение последующих пятидесяти лет в Европе находили все новые окаменелости, которые в типологической горячке приписывали десяткам новых видов – любым пустячным различиям придавалось серьезное биологическое значение. Из-за этого окаменелости человека практически современного облика, найденные в Кро-Маньоне, Гримальди, Шанселаде, Оберкасселе, получили видовые наименования spelaeus, grimaldii, priscus и mediterraneus, а останки из пещер Спи, Ле-Мустье, Ла-Шапель-о-Сен, несмотря на их явное сходство с неандертальцами из долины Неандера, стали в свою очередь называться spyensis, transprimigenius и chapellensis. Этот процесс, который мы сегодня можем назвать крайней степенью “дробления”, продолжался до 1950-х годов, когда маятник качнулся в обратную сторону и возобладала тенденция “объединения” многочисленных ископаемых форм в небольшое число видов.

В 1912 году в гравийном карьере у Пилтдауна (Южная Англия) были обнаружены остатки еще одного вида, получившего имя Eoanthropus dawsoni (“Ранний человек Доусона” – в честь Чарльза Доусона, главного первооткрывателя), после чего стало крепнуть убеждение, что Европа, по всей видимости, была родиной еще более примитивных людей. Пилтдаунская находка представляла собой массивный, но в то же время объемистый череп вкупе с отчетливо обезьяноподобной нижней челюстью; там же были найдены окаменелые остатки животных и примитивные каменные орудия, которые позволяли предположить возраст не меньший, чем у ископаемого “яванского человека”. Африка не могла похвалиться ничем хотя бы отдаленно сравнимым с валом открытий в Европе. Это положение стало меняться в 1920-х годах, однако в силу сложившихся обстоятельств первые африканские находки все же не смогли убедить ученых, что родина человека – Африка.

Первой важной африканской окаменелостью стал череп из Брокен-Хилла (Кабве), обнаруженный в 1921 году. Находка оказалась во многих отношениях весьма загадочной. Сэр Артур Смит Вудворд из Британского музея определил ее как новый вид Homo rhodesiensis (“человек родезийский”), однако чешско-американский антрополог Алеш Грдличка окрестил эту окаменелость “кометой древней человеческой истории”, потому что установить ее возраст и родственные связи было не легче, чем для кометы. Череп был найден в Замбии (тогда это была британская колония Северная Родезия), в пещерных отложениях, вынесенных на поверхность из шахты, где добывали металлическую руду. Череп сохранился превосходно, лучше большинства известных нам человеческих окаменелостей. В нем необычно сочетаются примитивные и продвинутые черты, в лицевой части доминируют огромные надбровные дуги, угрюмо нависшие над глазницами. Но поскольку добыча руды продолжалась своим чередом, карьер Брокен-Хилл был в конце концов полностью уничтожен, так что возраст черепа, его положение в системе последовательных слоев и его значение не до конца ясны и по сей день (впрочем, в последней главе мы обсудим недавние открытия, имеющие отношение к брокенхиллской находке).

Тремя годами позже в Южной Африке в известняковом карьере близ Таунга был найден еще более примитивный череп, похожий скорее на череп молодой обезьяны. Его начал изучать Раймонд Дарт, который лишь недавно получил должность профессора анатомии в Йоханнесбурге. В 1925 году Дарт опубликовал весьма примечательные сведения о находке в журнале Nature. Он утверждал, что в данном случае мы имеем дело с сочетанием человеческих и обезьяньих признаков, причем зубы, форма черепа и, вероятно, осанка похожи на человеческие. Дарт назвал это существо Australopithecus africanus (“Южная обезьяна из Африки”) и заявил, что австралопитек – наш близкий родственник и даже, возможно, наш потенциальный предок. Научное сообщество приняло его выводы весьма скептически, особенно в Англии. Дело было отчасти в научной репутации Дарта – он был молод и относительно неопытен, – а отчасти в том, что череп принадлежал детенышу (молодые обезьяны больше “похожи на человека”, чем взрослые особи). Другие критики считали, что находки с Явы, из Гейдельберга и из Пилтдауна могут претендовать на роль предка с большим основанием, чем Australopithecus africanus. Наконец, и геологический возраст, и место находки австралопитека говорили не в пользу его “предковой” роли.

Никто (включая Дарвина и Гексли) не рассматривал Южную Африку как место, где могла бы начаться ранняя эволюция человека. Кроме того, поскольку предполагалось, что возраст черепа составляет около 500 тысяч лет, он казался слишком молодым, чтобы австралопитек мог претендовать на роль истинного предка человека. Скорее это существо принадлежало к какой-то необычной линии обезьян, развивавшейся в некоторых отношениях параллельно с человеческой. Теперь нам, конечно, известно, что австралопитеки представляют длительный и важный этап эволюции человека, который продолжался более двух миллионов лет. Соответствующие местонахождения известны от района озера Чад в Сахаре до Восточной и Южной Африки (где их гораздо больше). В 1953 году, когда стали доступны для изучения окаменелости из Пилтдауна, удалось установить, что “пилтдаунский человек” – фальшивка, не имеющая никакого отношения к нашей первобытной истории.

Другие находки той эпохи тоже не говорили в пользу Африки. В 1921 году в отложениях пещеры Чжоукоудянь близ Пекина были найдены остатки существа, чрезвычайно похожего на “яванского человека” (поначалу оно получило имя Sinanthropus pekinensis – “китайский человек из Пекина”). В результате систематических раскопок, начатых в 1927 году и продолжающихся по сей день, из пещерных отложений было извлечено множество фрагментов черепов и других костей, принадлежащих людям, жившим примерно полмиллиона лет назад. Так как эти находки были очень похожи на образцы с острова Ява (а яванская коллекция тем временем также существенно пополнилась), их объединили в один вид под общим названием Homo erectus. Этот вид играет ключевую роль в дискуссии о нашей эволюции, потому что на нем последние лет семьдесят строятся диаметрально противоположные гипотезы о нашем происхождении. Большинство антропологов признают существование в течение последнего миллиона лет как минимум двух видов людей – вымершего Homo erectus и нашего собственного, Homo sapiens, – но при этом придерживаются совершенно разных взглядов на их родственные связи.

Теорию, которая сегодня называется моделью мультирегионального происхождения человека, впервые предложил в 1930-х годах немецкий антрополог Франц Вейденрейх. Он строил свои аргументы в основном на материалах Homo erectus из Чжоукоудяня. Вейденрейх предположил, что Homo erectus стал родоначальником линий сапиенсов во всех областях своего ареала, который примерно миллион лет назад включал Африку, Китай, Индонезию и, возможно, Европу. По мере того как эректусы расселялись по Старому Свету (в Австралии и в Западном полушарии этот вид неизвестен), развивались местные вариации людей, что и составило основу нынешней “расовой” дифференциации. Определенные древние признаки сохранились в местных популяциях потомков эректусов до сегодняшнего дня. Например, Вейденрейх утверждал, что китайские Homo erectus имели такие же уплощенные лица и выдающиеся скулы, как и современные азиаты. А массивные скулы и сильно выступающая вперед лицевая часть черепа, характерные для яванских эректусов, свойственны и современным австралийским аборигенам.

Франц Вейденрейх и некоторые из окаменелостей “пекинского человека” (Homo erectus), вдохновившие ученого на создание первой версии гипотезы мультирегионального происхождения

Диаметральной противоположностью мультирегиональной модели Вейденрейха была другая гипотеза, согласно которой формирование собственно человеческих черт – высокого лба, подбородка, более длинного и тонкого скелета – заняло очень много времени. Следовательно, линия, ведущая к Homo sapiens – то есть “досапиенсная” (pre-sapiens), – должна быть очень древней; она эволюционировала параллельно с другой линией, представители которой – эректусы и неандертальцы – имели массивное телосложение и мощные надбровные дуги. Это старая идея, ее начали обсуждать еще в начале XX века с подачи таких авторитетных исследователей, как француз Марселлен Буль, англичанин Артур Кизс и другие антропологи; некоторые аспекты позже взял на вооружение Луис Лики, работавший в Кении и Танзании. В попытках подтвердить эту гипотезу на протяжении прошедшего столетия предлагались (и отвергались) самые разные окаменелости, в том числе, например, “пилтдаунский человек” или очень похожий на современного человека скелет из Галли-Хилла в графстве Кент, однако первый, как мы теперь знаем, оказался подделкой, а второй был неверно датирован.

Между крайностями мультирегиональной модели (потенциально готовой включить в число наших предков практически каждую ископаемую форму) и “досапиенсной” гипотезы (исключавшей из этого числа большинство форм) развивались и промежуточные теории. Одна из них включила в дискуссию о наших предках ранних неандертальцев. Критически важные для этой модели окаменелости были обнаружены во время раскопок, которые международная экспедиция вела в 1920–1930-е годы в нескольких пещерах горы Кармель близ Хайфы (в то время – территория Британской Палестины). В двух пещерах – они называются Схул и Табун – были найдены человеческие остатки, которые со всей очевидностью были захоронены. Более того, вместе с ними были обнаружены каменные орудия, похожие на орудия европейских неандертальцев. Однако в скелетах просматривалось сочетание неандертальских и современных черт. Как же их интерпретировать?

Луис Лики с черепом “зинджантропа”, который его жена Мэри нашла в Олдувайском ущелье в 1959 году. Это была первая важная окаменелость, для датирования которой использовался калий-аргоновый метод.

В 1930-е годы еще не существовало надежных методов датировки, поэтому Теодор Маккоун и Артур Кизс, опубликовавшие находки из израильских пещер, предположили, что они относятся примерно к одному и тому же периоду. Некоторые ученые считали, что тут мы имеем дело с гибридной формой неандертальцев и современных людей, но Маккоун и Кизс предпочитали видеть в этих людях представителей единой, пусть и разнородной древней популяции – возможно, близкой к точке, в которой разошлись пути неандертальцев и сапиенсов (впрочем, Кизс, продолжая придерживаться “досапиенсной” теории, полагал, что обитатели Кармеля все же не были нашими предками – уж слишком много в них было неандертальского).