Текст книги "В тёмном костре рябин"

Глава четвертая. Разбитая ваза

«Снося обиду, вызываешь новую»

Публилий Сир

Из приоткрытой двери Матвей увидел, как Миша сидит за столом, болтая ногами под стулом, и с усердием рисует в новом альбоме, недавно ему купленном, а Катя старательно протирает пыль в серванте. И как только у неё хватает терпения на все эти мелкие хрустальные рюмочки и вазочки. «Подойти или нет?», – решал парень, когда внезапно в руках у девушки соскользнула вниз небольшая фарфоровая вазочка и упала на пол, сразу же разлетевшись на мелкие осколки. Катя вздрогнула, подняла испуганные глаза и увидела в проёме дверей Матвея. Но сказать он ей ничего не успел. Его мать уже выбежала из своей комнаты, услышав звук бьющейся посуды.

– Ох, боже, моя любимая вазочка! Это ж мне на юбилей дарили! Какая же ты растяпа! Да ты хоть знаешь, сколько она стоит?! – набросилась на девушку с гневной тирадой Татьяна Борисовна.

Миша шустро соскользнул со стула и бросился к осколкам.

– Это я! Я разбил! – отчаянно закричал он, загораживая своим худым тельцем Катю, – Я баловался и разбил!

Татьяна Борисовна хотела что-то сказать на это, но Матвей поспешил войти в комнату. Миша стоял, его губы дрожали, а из глаз готовы были пролиться слёзы. Парень схватил испуганного мальчика в охапку, прижал к себе и успокаивающе произнёс:

– Ничего страшного. Это всего лишь кусок стекла, да я таких ваз сто штук купить могу. Давай-ка лучше беги за веником и совком, быстро приберём здесь всё, пока кто-нибудь не порезался.

Потом они убирали осколки, а Татьяна Борисовна до конца дня ходила надувшись, и не разговаривая с невесткой.

Свидетелем следующей гневной выходки матери Матвей стал уже на следующий день, когда вечером вернулся с фермы. День этот выдался очень жарким, и на веранде, обычно прохладной, стоял тяжёлый душный воздух. Катя, распаренная, в лёгком ситцевом халатике, стояла возле плиты и разрезала пирог. Её щёки разрумянились, лёгкие пряди волос прилипли к влажному лбу. Миша сидел уже за столом и терпеливо ждал, когда подадут ужин. Татьяна Борисовна тоже уже вернулась с работы и отдыхала у окна в мягком уютном кресле.

– Всё-таки хорошо, когда был вентилятор, – заметила она, – И плохо, что он сломался. А кондиционер нам, боюсь, не по карману. Что ты там сегодня приготовила, Катюша?

Катя поставила на стол кастрюльку с холодной окрошкой, глиняную миску со сметаной, глубокое керамическое блюдо с вишнёвыми варениками и пирог.

– Пирог с чем? Сладкий? – поинтересовалась свекровь.

– Нет, курник, – ответила девушка, наливая в Мишину кружку разогретого молока.

– А что это? – с интересом поинтересовалась женщина, основательно усаживаясь за стол.

Матвей, при виде аппетитной еды сразу же почувствовавший невероятный голод, наложил себе полную чашку вареников из вишни и щедро полил сметаной, Миша последовал его примеру. Вообще, мальчик повторял в точности всё, что делал Матвей, бессознательно копируя его жесты и словечки. «Ты хоть курить не научись, как я», – смеялся Матвей.

– Курник – это просто пирог с начинкой из курицы, очень вкусно, – объяснила Катя, а две руки – Матвея и Миши наперегонки схватили из тарелки по куску пирога.

– А где ты мясо взяла? – насторожилась Татьяна Борисовна, которая предпочла налить в глубокую тарелку холодной окрошки.

– В морозилке, – бесхитростно ответила Катя, поправляя прядь влажных волос, – Сначала разморозила, а потом решила немного повозиться с пирогом.

– Я хотела с этой курицей суп сварить, – сухо проговорила женщина, и от её тона Катя напряглась.

– Сваришь из чего-нибудь другого, – заметил Матвей.

– Как так можно? – начала раздражаться Татьяна Борисовна, – Залезть бесцеремонно в чужой холодильник, взять, что захотела и даже не спросить!

Раскрасневшиеся щёки Кати побледнели, она медленно, пятясь спиной, отошла к двери, а потом развернулась и резко выбежала во двор.

– Мама, да что с тобой?! – не вытерпел Матвей, – Катя старалась, весь день у горячей плиты готовила, а ты вот так…

– Как так? – перебила его мать, – Приехала на всё готовое! Уж не знаю, как она там жила, голь перекатная, пока Олежка её не пожалел и пригрел, а как только добралась до бесплатного, так ни экономии, ни меры не соблюдает! Стирает почти каждый день, как будто моя стиральная машинка казённая, готовит разносолы, и вообще, хозяйкой себя здесь почувствовала!

Матвей заметил, как Миша вжал в худые плечики голову.

– Ешь, ешь, – успокаивающе проговорил он и погладил ребёнка по плечу, затем встал, пытаясь унять гнев, и вышел во двор.

Катю он нашёл в саду на скамейке под яблоней. Девушка сидела неподвижно, смотрела на угасающий закат. Молодые листья яблони тихо шуршали над её головой от того, что подул лёгкий ветерок.

– Невестка, не обращай внимания, – он сел рядом, достал пачку сигарет и начал мять её в руках, так и не открыв, – Ну, испортил ей кто-то на почте настроение, может начальство из города… Ну, не в духе она просто.

Катя посмотрела на него, произнесла тихо:

– Меня на работу обещали принять только в конце августа, не раньше. А пока… на эти два месяца мне нужно найти работу. И у меня… – Катя замялась на несколько секунд, но всё-таки продолжила, – Денег совсем не осталось. Помоги мне, пожалуйста! Спроси на ферме, может там нужно кого-нибудь на лето.

– Хорошо, Катрин, спрошу, узнаю. Не переживай, – легко согласился парень. Он ещё хотел добавить, что теперь её муж несёт за неё ответственность, в том числе и материальную, но промолчал. Зачем эти слова Кате? Они ничем ей не помогут, поэтому он попросил, – Невестка, будь тут, жди меня, я мигом вернусь.

Через пару минут он действительно вернулся с большой тарелкой вареников и пирогом.

– Есть хочу, дюже, – сказал он, – А ваши бабские склоки меня утомляют. Давай ужинать, Катрин.

Девушка ничего не ответила, лишь мягко улыбнулась, когда парень начал быстро с жадностью поедать вареники, закусывая их пирогом.

Матвей сдержал обещание, правда, нашёл Кате работу не на ферме, а в детском садике.

– Понимаешь, какая работа… – начал он, отведя невестку в тихий уголок сада, на ту же самую скамейку под яблоней, – Не подходящая для такой девушки, как ты. Я спросил у Никитичны, нашей кадровички, и она сказала, что в садик как раз прачка требуется, причём срочно.

– Почему не подходящая? Я полы в офисах мыла, – спокойно отреагировала девушка, – Ничего, справлюсь. Только пусть покажут, как стиральные машины включать, в каком режиме, и всё.

– Да, и только на полставки. Зарплата грошовая. Но пока это единственное, что есть, Катрин, – с сожалением сказал Матвей.

– Ничего, пусть. Я согласна. К кому и когда подходить нужно?

– Да завтра и подойдём. Я на работу, и тебя с собой прихвачу, покажу, где у нас садик. Никитична уже заведующую предупредила, она тебя ждать будет. Да ты не волнуйся, заведующая – пожилая тётка, приятная такая. Я её ещё помню, к ней в садик сам ходил. Зовут Тамара Ивановна.

– Тамара Ивановна, – повторила Катя, – Хорошо. Я запомню. Спасибо, Матвей.

– Погоди, невестка, – остановил он её, когда она поднялась со скамейки, – Тебе, наверно, медосмотр пройти надо будет, учреждение-то бюджетное. А на это деньги нужны. Возьми у меня, завтра на твою карточку переведу.

– Хорошо, да, – смутилась Катя, – Я потом верну, когда зарплату получу.

– Конечно, невестка, – засмеялся он, – А если забудешь – напомню!

Катя, конечно же, волновалась, когда шла к Тамаре Ивановне, но заведующая садиком встретила её приветливо, даже обрадовалась.

– Сейчас же и напишешь заявление и анкету заполнишь, и документы давай, ксерокопии сделать надо. А после обеда и принимайся за работу, хорошо? Стирки накопилось, ужас! Да ты всё-то не рвись сразу перестирывать. Можешь завтра закончить. Зараз-то тяжело. Работать будешь только два дня. Такая вот вакансия. Больше не дают.

– Хорошо, а медкнижка?

– С этим можешь и на следующей неделе заняться, когда дни нерабочие будут. Съездишь рейсовым автобусом в поликлинику, до обеда управишься. Это недолго. За результатами можешь не приезжать второй раз. Я сама их заберу. Всё ясно?

– Да, – кивнула Катя и поспешила домой.

Но, вопреки ожиданиям, свекровка была не рада её решению выйти на работу.

– А кто мне по дому и в огороде помогать будет? Не подумала? – спросила она.

– Так я же только два дня буду занята, – мягко возразила Катя.

– А зачем это тебе? Платят копейки! Моя невестка и пелёнки стирает, позор! А грядки когда полоть? Они, что, ждать тебя будут, пока ты наработаешься?

– Сегодня после обеда в садик сбегаю, и завтра до обеда там постараюсь управиться, и сразу же домой прибегу, прополю, – пообещала Катя.

Разобраться с включением и режимом стирки оказалось просто. Катя перестирала всё, решив не откладывать на завтра, развешивала постельное бельё уже поздно вечером, когда начало смеркаться и на работу пришла сторож, пожилая женщина в поношенном трикотажном спортивном костюме.

– Меня Валентиной зовут, по отчеству – не надо, – устало сказала она, сразу же устраиваясь в старом кресле перед старым же телевизором, – Сторожу здесь до утра. А ты чего припозднилась?

– Хотела достирать, чтобы завтра с утра всё утюгом погладить, да чистое бельё выдать. Тамара Ивановна жаловалась, что постели менять надо, а чистого, чтобы застелить, нет. Вот завтра и выдам чистое к обеду, а в сонный час детишки уже на свежем белье спать будут.

– Экая ты, добросовестная… – добродушно проворчала сторожиха, – Давай-ка чайку попьём, у меня баночка абрикосового варенья домашнего припасена, и печеньице есть, тоже домашнее. У меня невестка страсть как стряпать любит. Мне с собой каждую смену чего-нибудь даёт стряпанного. А мне что? Мне же и лучше, хоть об ужине не думать.

– Нет, мне домой нужно бежать, поздно уже, – спохватилась Катя.

– Ну беги, коли поздно… – согласилась Валентина, вытягивая полные варикозные ноги и поудобнее устраиваясь в кресле.

К обеду всё бельё было уже переглажено и возвышалось на столе в подсобке высокой аккуратной горкой.

– Уже готово? – удивилась Тамара Ивановна, – Очень хорошо! Сейчас я нянечку крикну, уж помоги ей, перестелите вместе с ней постели, а то она одна долго будет возиться. А после домой иди. И теперь только в пятницу приходи.

– С утра или с обеда? – уточнила Катя.

– А это как хочешь. Если с утра, то сразу же бельё сменим, к обеду постираешь. А если с обеда, то, боюсь, опять до ночи задержишься.

– Хорошо, с утра, – пообещала Катя.

– Значит, так. В пятницу стираешь. В субботу приходишь и утюжишь. Ну, и постели меняешь. А в остальные дни свободна.

Это хорошо, подумала Катя, работа хоть и тяжёлая, но не на каждый день. И отдохнуть от неё вполне можно.

Постели перестелили быстро за полчаса, и к обеду Катя уже вернулась домой. Летний зной уже был нестерпим, над полями, пожелтевшими от солнца, стояло марево. Катя ополоснулась холодной водой в душе и зашла в ещё прохладную веранду. Свекровь была дома, пришла на обед, она уже переоделась в старое поношенное трико и широкую футболку.

– Иду в огород, – сказала она, – Если не прополоть, потом можно уже и вовсе к грядкам не прикасаться.

– Как? Сейчас? – изумилась Катя, – Можно же подождать до вечера, когда спадёт жара, или утром рано встать…

– Ты можешь, конечно, спать идти завалиться. С работы же пришла! – язвительно заметила свекровь, – А мне некогда бездельничать. У меня перерыв два часа, и мне надо успеть прополоть. Надену панамку, не сахарная барыня, не растекусь на солнце.

Кате стало стыдно. И ничего не оставалось делать, как снова переодеться, подвязать хлопковую косынку на голову и идти следом за свекровью в огород.

Солнце палило нещадно, и уже через двадцать минут работы Татьяна Борисовна отбросила тяпку, встала, потянулась, распрямив спину, и устало произнесла:

– Что-то сердце застучало… И в жар бросило. Не могу больше. Пойду, прилягу в тенёчке, да и Матвей скоро на обед приедет, на стол накрыть надо. А ты поработай ещё, молодая всё-таки, на меня не ровняйся.

Свекровка ушла, а Катя продолжила окучивать, только в ковш холодной воды зачерпнула, да протёрла ею разгорячённое лицо. Хорошо, что хоть рубашку с рукавами надела, а то бы плечи все обгорели. Катя наклонилась, и чёрные мушки мелко-мелко заплясали в её глазах. Но девушка через силу продолжила работать. Когда её окрикнул Матвей, она уже заканчивала рядок с капустой, но остановилась, обернулась.

Парень приближался к ней по тропинке, что-то говорил и даже задорно улыбался своей мальчишечьей улыбкой, но видеть его она стала как будто в тумане, всё рассеяннее и рассеяннее, и вдруг тёмная пелена опустилась на неё.

– Катя! – удивлённо воскликнул Матвей, ловко поймав падающую девушку на свои руки, – Катенька, что с тобой?

Он подхватил её на руки и быстро понёс в дом, на пороге громко подзывая мать:

– Мать! Иди сюда! Неси мокрое полотенце!

Он бережно уложил девушку на кровать, снял с её головы платок, расстегнул ворот рубашки, прислонил к горячему лбу мокрое полотенце, которое подала Татьяна Борисовна.

– Что с ней? – испуганно спросила она.

– А ты не догадываешься? – Матвей резко обернулся к матери, – Тепловой удар у неё, вот что. Ты зачем ей в такое пекло разрешила работать в огороде?

– Да она сама… – всё также испуганно говорила женщина.

– Сама… Знаю я тебя, – Матвей принялся обтирать холодной водой плечи и руки девушки, она слабо пошевелилась и открыла глаза, – Так! Лежи! Не вставай, – распорядился Матвей, – На вот, водички попей.

Катя приподнялась и взяла стакан с водой, который держал парень. Свекровка стыдливо отвела глаза и попятилась.

– Катюша, дочка, тебе лучше? – слащаво поинтересовалась она, – Не ходи сегодня больше в огород. Я сама…

– Чтобы больше в жару я тебя там не видел, – произнёс Матвей, обращаясь к Кате, – На то есть утро. Даже у нас на ферме в это время никто не работает.

Девушка молчала, она терпеливо слушала Матвея и так же терпеливо – оханья свекровки. Наконец, они ушли, оставив её одну. Катя закрыла глаза и провалилась в сон.

Матвея всё бесило. Буквально – всё, и придирки матери к невестке, и невесткино кроткое послушание, но больше всего бесил приезд брата. Олег вернулся рано утром, принял душ, переоделся и остался дома отдыхать. У него, Матвея, даже не поинтересовался, как он здесь. Впрочем, как всегда. Удивляться нечему. С этим Матвей и ушёл на ферму, а когда вернулся в полдень во время обеденного перерыва, то ему захотелось немного поспать. Иногда он мог позволить себе это. Всё равно в жару работа на ферме стоит. Парень не стал проходить в дом, устроился на сеновале. Свежескошенное душистое сено пахло вкусно, и от этого аромата ещё больше клонило в сладкий дневной сон. Матвей любил такой сон. Если уснёшь днём, то никогда не приснятся кошмары. Они видятся только во мраке ночи. А днём сон обволакивает тебя как сладкая пелена, и сновидений нет, или снится что-то приятное, лёгкое… Матвей завёл будильник на сотовом телефоне и удобно устроился в мягком сене. Он уже засыпал, уже то самое сладко-ленивое облако окутывало его, когда сквозь эту дрёму послышались голоса. Он узнал нежный приглушённый голос Кати и прислушался.

– Олег, не надо, – просила девушка, – Давай подождём до ночи.

И нетерпеливый возбуждённый голос брата, даже сердитый:

– Я сейчас тебя хочу, сейчас… Иди ко мне.

– Нет. Давай подождём… Мне неудобно, твой брат может прийти в любое время.

– А что мой брат, при чём он?

– Он нас увидит, всё поймёт.

– И что? Ты моя жена. Катя, Катюша… сладкая моя девочка, снимай платье, или я сам его порву. У меня в штанах уже всё распухло, неделю без тебя обходился, не могу больше терпеть. Стояк, сука, какой твёрдый!

Сон как рукой сняло. « Мне будет когда-нибудь покой в этой семье или нет?!» – раздражённо подумал он. Даже поспать нормально после работы нельзя. И ведь спрятался же от всех, укрылся. Ну, вот чего, спрашивается, она за него замуж выходила, если ни в какую не хочет заниматься сексом со своим мужем. « А как ты хотела, девочка милая? – мысленно обратился он к невестке, как будто она могла слышать его мысли, – Без этого отношений не получается». Матвей тихо встал, стараясь не выдать себя шумом, единственным желанием было смотаться с этого места побыстрее, чтобы не слышать сладострастных стонов супругов. Сквозь деревянную перегородку, в которой были довольно-таки широкие щели, парень увидел, как его брат обнимает свою жену. Матвей понимал, что нужно отвести взгляд, да и не хотелось быть невольным свидетелем интимной сцены. Он же не мальчик-подросток, чтобы подглядывать. Но не смог отвести взгляд, когда увидел, как мужчина нетерпеливо задирает подол платья у девушки и силой заставляет её опуститься на стог сена. Без всяких прелюдий и ласки, он сразу вошёл в неё, широко раздвинув её ноги. Матвей видел стройные изящные щиколотки, почти детские ступни. Олег сильными толчками проникал в девушку, тяжело дыша. А она лежала молча и даже не шевелилась. Матвей почувствовал, как что-то сильно кольнуло в груди, там, где сердце, в глазах защипало. Скорее уйти отсюда! Но вдруг раздался тихий жалобный стон Кати.

– Мне больно… – чуть слышно произнесла она.

– Катя, потерпи, ну что ты как маленькая, – раздражённо отозвался Олег, – Я же не виноват, что ты такая по-детски узкая.

Матвей как под гипнозом смотрел на своего брата и его жену. Он видел, как Олег грубо сжал тонкие девичьи щиколотки, привстал на колени и закинул ноги девушки себе на плечи, вдалбливаясь в податливое девичье тело с жадной грубостью. От этого Катя снова жалобно застонала, сжала пальчики в кулачки, закрыла глаза. Эта её тупая покорность как огнём обожгла его. Он поспешно вышел из сарая, почти выбежал, уже не заботясь о том, что его могут услышать.

Матвей шёл и не видел дороги, очнулся только у забора в конце сада. Ярость душила его, требовала выхода, говорила ему – если ты не избавишься от меня, я сожру тебя своим адским огнём! Матвей с силой сжал кулак, замахнулся и стукнул по забору. Потом ещё раз, ещё и ещё… Он ничего не видел вокруг, перед глазами стояло бледное лицо Кати. И он не почувствовал даже, как расшиб себе все руки в кровь, как изодрал ладони и ободрал костяшки пальцев, как распухли от ударов его руки. И услышал голос матери как в тумане.

– Матвей! Матвей! Ирод окаянный, ты слышишь меня! – взывала она к нему, – Опять напился! Да среди рабочего дня! Совести у тебя нет, паразит! Что же ты делаешь? Опомнись! Ты же забор снесёшь!

Матвей очнулся, отпрянул от покосившегося забора, где местами были выбиты доски и зияющие между ними дыры. И вправду как пьяный, растерянно взглянул на свои окровавленные руки и перевёл взгляд на испуганную мать.

– Всё в порядке, мама. Всё нормально. Руки… сейчас в холодную воду окуну, и всё пройдёт, – попытался он её утешить.

– Да при чём здесь твои поганые руки! Кто?! Вот скажи мне, кто будет забор поправлять и чинить? А?! Молчишь, ирод…

Матвей отпрянул от матери, почти не узнавая её. Хотя… чему сейчас удивляться? Разве в этой семье он когда-то мог надеяться на другое к себе отношение?

– Я на работу. Приду поздно. Передай Кате, на ужин пусть не ждёт, – пробормотал он, развернулся и, покачиваясь, как на самом деле пьяный, побрёл к калитке, ведущей на улицу.

Да, он пришёл поздно и пьяный. Теперь уже по-настоящему очень-очень пьяный. Поднимаясь на крыльцо, чуть не упал, но вовремя схватился за высокие деревянные перила и повис на них, и тут за спиной раздался детский голос:

– Матвей, что с тобой? Тебе плохо? Ты заболел?

Парень с трудом обернулся и увидел стоящего в дверях Мишу.

– Миха, ты чего не спишь? – удивился он.

– Я спал уже, а потом проснулся воды попить. Ой, Матвей, а что у тебя с руками? Сейчас Катю позову!

– Эй, Миха… – попытался остановить его парень, но мальчик уже скрылся в доме. Матвей присел на ступеньки, закрыл лицо ладонями. Через пару минут на крыльцо вышла Катя, накинув поверх ночной рубашки кофту, за её спиной испуганно озирался Миша.

– Так, Мишенька, сходи в свою комнату, там, в комоде в верхнем ящичке есть аптечка, принеси. Ну, помнишь, я тебе вчера разбитые коленки зелёнкой мазала?

– Ага, – кивнул мальчик, с тревогой смотря на сидящего и пьяно ухмыляющегося Матвея, – Я мигом, понял!

Миша снова побежал в дом, а Катя стояла у дверей и молчала. Молчал и Матвей, смотря в одну точку. Наконец, вернулся Миша, принёс аптечку.

– Всё, дальше я сама. Иди спать, Мишенька, – мягко велела она ребёнку.

– Матвей, ты подрался, да? – испуганно спросил Миша.

– Ага, с забором, – усмехнулся он и небрежно отмахнулся от Кати, – Не надо. Заживёт, как на собаке.

– Нет, надо, – решительно произнесла она и начала обрабатывать его ладони перекисью.

– Больно, да? – Миша вертелся рядом, сочувственно смотря на своего старшего друга.

– Миха, больно не здесь… Не рукам больно… – пробормотал Матвей, послушно разрешая Кате смазывать содранные костяшки пальцев зелёнкой.

– Я сейчас подую, будет не больно, – предложил Миша и начал старательно дуть на руки Матвея.

– Пусть Катька подует, – дерзко потребовал Матвей.

– Ага, щас… – девушка неодобрительно посмотрела на Мишу и велела ему, – Поищи в аптечке гепариновую мазь, быстро. И бинты дай. И хватить дуть на него. Пусть терпит.

Миша поспешил выполнить просьбу, Матвей беззлобно возмутился:

– Злая ты, Катька, не добрая. А ещё родственница… Злюка ты.

Катя очень осторожно и аккуратно нанесла гепариновую мазь и при помощи Миши перебинтовала его руки.

– Ты как раненый боец, – восхитился Миша, довольный результатами труда.

– Всё. Миша ложись спать. Уже поздно. Иди, – Катя заставила Мишу уйти в дом.

– Катька, зараза! Посиди со мной. Иначе всех к чёртовой матери разбужу! – прокричал ей вслед парень. Катя обернулась.

– Хорошо, – она не стала спорить, – Только Мишеньку спать отведу.

Матвей с трудом поднялся, прошёл на веранду и неуклюже упал на стул, который жалобно скрипнул под ним. Вернулась Катя, включила ночник над столом, приглушённый свет разлился по веранде.

– Матвей, давай я чай тебе заварю. Или кофе. Что хочешь? – предложила она.

– Сядь, Катька, не суетись, – небрежно отозвался он, – Просто посиди рядом, расскажи мне о своей супружеской жизни.

– А что о ней рассказывать? – удивилась девушка, но выдвинула стул, присела рядом. Несколько секунд она задумчиво разглядывала брата мужа. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая смуглые, загорелые руки. И хорошо было заметно, как мышцы перекатываются при движении этих рук, сильных, натренированных каждодневной тяжёлой физической работой. Катя вспомнила, что в городе Олег посещал тренажёрный зал, но в его руках не было такой силы, как у его младшего брата. Катя вдруг представила, как Матвей обнимает её, как ей хорошо и надёжно в захвате этих сильных уверенных рук. Она смутилась, стыдливо перевела взгляд на его лицо. Светлые его волосы выцвели на солнце, и от этого серые глаза, казалось, стали ещё темнее. Рослый, высокий, сильный парень, вот бы спрятаться за его спину… от всех. Катя вздохнула и с сожалением отвела взгляд.

– Вы, кажется, свадьбу хотели справлять? – внезапно спросил Матвей.

– Олег хотел, – без всяких эмоций произнесла Катя.

– А ты?

– А мне зачем?

– Тебе это надо? – продолжал с пьяной настойчивостью Матвей.

– Мне? – слегка удивилась Катя, – Я не люблю шумных гуляний. К тому же, я никого здесь не знаю. И мне даже позвать некого.

– Братуху понять можно. Хочет похвастаться перед всем посёлком, показать, какая красивая жена ему досталась. Платье-то свадебное у тебя есть? Снова наденешь?

– Не было платья, – пожала плечами Катя.

– Что-то я радости в твоём голосе не слышу, – Матвей в упор посмотрел на неё. Его пьяные шальные глаза, казалось, проникали в самую её душу.

– Я рада, – тихо произнесла Катя.

– Катька, а как мужик он тебе нравится? В постели с ним как? Секс с ним любишь?

Девушка вспыхнула.

– Матвей! Это тебя не касается!

– Ага, ещё скажи, что маленький про это спрашивать, – глумливо рассмеялся Матвей, – Ты ему как, каждую ночь даёшь? Или на голодном пайке беднягу держишь?

– Хоть ты и пьян, но думай, что несёшь! – не вытерпела девушка, – Я ухожу, и зря я вообще сюда к тебе пришла.

Она встала, с шумом отодвинула стул и направилась к двери, но Матвей неожиданно проворно для своего состояния заслонил собой вход, опередив девушку.

– Вот и родственник мне достался! – рассерженно проговорила Катя, – А ну-ка быстро посторонился!

– Иначе что? – весело и нагло усмехнулся он, – Расскажешь своему муженьку, да? Так расскажи, будь ласка! Появится повод морду его самодовольную начистить.

– Да что ты говоришь?! – ахнула Катя, – Он же брат тебе!

– Да, брат. Я помню, – согласился парень и прибавил, уточняя, – А ты мне невестка.

– Пропусти меня!

– А вот и нет. Пока хорошо и вежливо не попросишь, – дразнил Матвей, ему явно нравилось дразнить девушку, и он этого не скрывал.

– Матвей, пожалуйста, дай мне пройти. И сам ложись спать, – проговорила Катя как можно более спокойнее.

– Вот если бы ты пошла со мной, невестка, я бы лёг. А так я спать не хочу.

– Тебе завтра на работу, – пыталась вразумить его Катя.

– Я помню. Встану. Ты разбудишь, – Матвей прислонился спиной к дверному косяку и с усмешкой смотрел на девушку.

– Матвей, пожалуйста, иди спать.

– Если ты меня хорошо об этом попросишь, невестка.

– Да как тебя ещё просить! – с отчаянием произнесла девушка и отвернулась, прошла к окну и села в кресло, которое было излюбленным местом её свекровки. Матвей, покачиваясь, как матрос на палубе, подошёл к ней и опустился на колени возле её ног.

– Ну ты же не хочешь жить с ним, – неожиданно произнёс он, – Катька, ты не смотри, что я пьяный. Я и трезвый тебе это повторю. Не надо, Катенька, слышишь! Не заставляй себя.

– Матвей, ты думаешь, лучше меня всё знаешь? – нервно дёрнулась девушка, осторожно отодвигая колени от его горячих, даже сквозь бинты, рук.

– Да ты даже дать ему нормально не можешь.

– Что не могу?! Что ты такое говоришь! – она в смятении смотрела на него, распахнув большие глаза.

– Катька, ты же такая молоденькая, неопытная. Ну послушай меня! Не делай глупостей.

– Матвей, отстань от меня! Оставь меня в покое! – Катя истерично замотала головой, прижала ладони к ушам, чтобы не слышать его слов. Матвей взял её за тонкие запястья, отвёл её руки в стороны и проговорил:

– Нет, не отстану. Ну, трудно тебе, так я помогу. Не брошу вас с Михой. Я Миху и выучить помогу и одеть-обуть. Ну не порть ты свою жизнь, Катька! Дурёха ты малолетняя!

– Матвей, мы уже всё решили, – срывающимся голосом произнесла Катя.

– Ты поспешила, невестка. Ой, как поспешила… Я сегодня видел вас, – неожиданно сознался он, – И телефон свой забыл там, на сеновале. Он не пиликал?

Щёки девушки покраснели от стыда, она вырвала свои руки из его рук и пробормотала тихо, смущённо отводя глаза:

– Я нашла твой телефон. На нём будильник звонил, пока зарядка не села. Он там, в комнате у тебя… Я не знала, что ты днём там был! Думала, ты ночевал там и забыл телефон… Зачем ты подглядывал?! Это же… Это…

– Да, я всё видел, Катенька. До конца не смотрел, ушёл, чтобы не помешать. Но того, что видел, было достаточно. Мне тебя жалко стало, Катерина. Так, как ты своему мужу даёшь, – он сделал паузу, а затем с иронией уточнил, – Любимому мужу… так только проститутки клиентам дают. Без чувств, без души, только думая, чтобы быстрее он отвалил, нафиг.

Девушка метнулась, пытаясь встать, но Матвей обхватил подлокотники кресла.

– Пусти меня, – жалобно прошептала девушка, и на глазах её появились слёзы.

– Милая, милая моя девочка, – с нежностью быстро заговорил Матвей, – Я тебя не брошу одну, в беде не оставлю. Я тебе во всём помогу. Только уезжай отсюда! Уезжай, Катенька, пока не поздно! Я не допущу, чтобы они и тебе жизнь сломали, как мне…

Девушка подняла на него взгляд, она испытала шок, и теперь не могла ничего сказать, только смотрела на него широко распахнутыми испуганными глазами.

– Я видел, как он тебя трахал. Да, Катя, трахал. Иначе не скажешь. Ну, тебе же не нравится это! Тебя на руках носить надо, малышка моя, Катенька. А он трахал тебя как вокзальную шлюху. Уходи от него, собирай вещи и уходи. Я тебя завтра сам на своей машине увезу, хочешь?

Девушка сидела, молчала и напряжённо смотрела на него.

– Ну ничего ты ему не должна, поверь. Катя, Катенька! Ну что тебя здесь ждёт? Ты же ничего здесь, кроме кухни и огорода, не видела! И не увидишь! В этом доме ты прачка, кухарка, уборщица. И ко всему к этому ты обязана ещё оказывать сексуальные услуги. Уезжай, Катька, тебе нечего здесь делать. Я знаю, что говорю. Не такой тебе человек нужен, не мой брат. Я помогу тебе Миху вырастить. И ничего взамен не попрошу. Ничего. Поверь мне – Матвей замолчал, поднялся на ноги, небрежно махнул рукой и пошёл к двери, но обернулся, бросил взгляд на застывшую девушку, затем перевёл взгляд на настенные часы, – Катька-зараза, завтра к семи разбуди меня, а то просплю, бригадир потом премии лишит.

Катя машинально кивнула, медленно встала, медленно подошла к окну. Ночные звёзды ярко мерцали в чёрном летнем небе. Но всё это было обманчивым покоем.