Текст книги "Обрученные холодом"

Спальня

Офелия близоруко всматривалась в темноту. Ее что-то разбудило, но она не понимала, что именно. Сев на кровати, она вгляделась в неясные контуры обстановки спальни. Из-за бархатных портьер балдахина едва было видно окно с переплетами. Запотевшие стекла пропускали внутрь бледные отсветы уходящей ночи – близилось утро.

Вчера Офелия долго не могла заснуть. Всю жизнь она делила спальню с младшими сестрами и братом, и теперь ей как-то непривычно было ночевать одной в незнакомом доме. Да и разговор за ужином не способствовал душевному покою.

Так что же все-таки ее разбудило?..

Вдруг она услышала тихий стук в дверь. Значит, это был не сон…

Откинув толстое одеяло, Офелия содрогнулась от холода. Она набросила халат на ночную рубашку, встала, споткнулась о скамеечку возле кровати и открыла дверь. На нее тотчас обрушился суровый голос:

– А ведь я предупреждал, что вы должны быть осторожны!

В полумраке коридора вырисовывался огромный черный силуэт в плаще, мрачный как смерть. Офелия, не успевшая надеть очки, скорее угадывала, чем видела Торна. Да, у него была поистине оригинальная манера начинать разговор…

– Отступать уже поздно, – прошептала она.

– Вы правы, слишком поздно. Отныне нам придется ладить друг с другом.

Офелия протерла глаза, как будто это помогло бы ей от близорукости, но по-прежнему видела всего лишь черный плащ. Впрочем, какое это имело значение?! Интонация Торна ясно свидетельствовала о том, что необходимость «ладить друг с другом» его совсем не радует, и это вполне устраивало Офелию.

Ей показалось, что он держит в руке какой-то чемодан.

– Разве мы уезжаем?

– Я уезжаю, – поправил черный плащ. – А вы останетесь здесь, у моей тетки. Мое отсутствие слишком затянулось, я должен вернуться к своим обязанностям.

Внезапно Офелия осознала, что до сих пор ничего не знает о профессии жениха. В ее представлениях он так прочно ассоциировался с охотником, что она и забыла задать ему этот вопрос.

– А в чем состоят ваши обязанности?

– Я работаю в интендантстве, – нетерпеливо ответил он. – Но я тороплюсь и пришел сюда не для светской беседы.

Офелия удивленно взглянула на Торна: она никак не могла представить его в роли чиновника.

– Я вас слушаю.

Торн так резко толкнул дверь в сторону Офелии, что едва не отдавил ей ноги. Войдя в комнату, он трижды повернул ключ в замке, чтобы показать девушке, как с ним управляться. Жених явно считал ее слабоумной.

– Начиная с сегодняшнего дня вы будете запирать дверь двойным поворотом ключа, вам ясно? И будете есть только то, что подается за столом. А еще позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы ваша почтенная тетушка умерила свой пыл. Объясните ей, что не слишком-то учтиво оскорблять мадам Беренильду в ее собственном доме.

– Это совет или угроза?

Черный плащ сделал паузу, тяжкую, как свинец.

– Моя тетка – ваш надежнейший союзник, – помолчав, сказал он. – Будьте постоянно под ее надзором, никуда не выходите без ее разрешения и не доверяйте никому, кроме нее.

– «Никому, кроме нее» – это относится и к вам?

Торн презрительно фыркнул, вышел в коридор и захлопнул дверь у Офелии перед носом. Он явно не понимал шуток.

Девушка стала разыскивать свои очки, нашарила их между подушками и, подойдя к окну, протерла стекло рукавом халата. Заря уже окрасила небосвод в бледный сиреневый цвет и начала класть первые розовые мазки на облака. Величественные деревья еще окутывал туман, в котором осенняя листва казалась пепельно-серой; нужно было ждать восхода солнца, чтобы она запылала багрянцем по всему парку.

Но чем дольше Офелия разглядывала чудесный пейзаж, тем больше убеждалась в том, что все это обман зрения, подделка под истинную природу, пусть и прекрасно исполненная.

Она посмотрела вниз. По аллее, между двумя газонами, засаженными фиалками, шагал Торн в своем черном плаще, с чемоданом в руке. Этот молодчик напрочь отбил у нее охоту поспать еще.

Офелия стучала зубами – зола в камине давно уже остыла, и в комнате стоял могильный холод. Сняв ночные перчатки, которые не позволяли ей читать вещи, окружавшие ее в постели, она взяла кувшин и начала умываться над красивым фаянсовым тазиком, стоявшим рядом с трюмо.

«Ну и что дальше?» – спросила она себя, ополаскивая лицо холодной водой. Ей не сиделось на месте. Предостережения Торна скорее заинтриговали, чем напугали ее. Интересно, почему этот человек прилагает столько усилий, чтобы защитить женщину, которая ему совсем не нравится?..

И, кроме того, девушка чувствовала еще что-то неуловимое, что проскользнуло в поведении Беренильды за ужином. Может, это и пустяк, но он не давал ей покоя.

Офелия взглянула в зеркало трюмо на свой покрасневший нос и мокрые ресницы. Неужели ей придется жить под неусыпным надзором? И вдруг девушке пришла в голову спасительная мысль: «Зеркала! Если я хочу быть свободной в передвижениях, нужно обследовать все зеркала в доме!»

Она нашла в стенном шкафу бархатный пеньюар, но домашних туфель нигде не обнаружила и, поморщившись, втиснула ноги в свои ботинки, скукоженные от сырости. Потом открыла дверь и, стараясь ступать бесшумно, пошла по главному коридору второго этажа. Им с теткой предоставили две гостевые комнаты по обе стороны личных покоев Беренильды. Кроме того, здесь было еще шесть незанятых помещений, которые девушка обследовала, одно за другим. Потом, заглянув попутно в бельевую и два туалета, она спустилась по лестнице. На первом этаже слуги в ливреях и горничные в фартучках, несмотря на ранний час, уже начищали перила, стирали пыль с ваз, разводили огонь в каминах. В доме витали запахи воска, горящих дров и кофе.

Слуги учтиво здоровались с Офелией, пока она обходила маленькие гостиные, столовую, бильярдную и музыкальный салон, но явно пришли в замешательство, когда она стала обследовать кухню, прачечную и буфетную.

Офелия старалась отразиться в каждом зеркале, каждом трюмо. Способность летать сквозь зеркала не очень отличалась от чтения, что бы там ни думал ее старый крестный, но была гораздо более загадочной. Любое зеркало запоминает образ, который запечатлелся на его поверхности. По какой-то неведомой причине некоторые чтецы могли прокладывать себе путь между двумя зеркалами, в которых они отражались ранее. Но это не относилось ни к простым стеклам, ни к шероховатым поверхностям, ни к зеркалам, находившимся далеко друг от друга.

Офелия попробовала, хотя и без особой надежды на успех, пролететь в свою детскую спальню на Аниме. Однако зеркало, вместо того чтобы превратиться в текучую материю, осталось под ее пальцами непроницаемо твердым и холодным, как самые обычные зеркала: расстояние между ковчегами было слишком велико. Офелия понимала это и все же почувствовала разочарование.

Поднявшись по черной лестнице, девушка очутилась в заброшенном крыле замка. Здесь мебель в коридорах и передних была покрыта белыми чехлами и все предметы обстановки напоминали спящих призраков. Офелия расчихалась от запаха пыли. Может быть, эти комнаты предназначались другим членам клана, когда они гостили у госпожи Беренильды?

Девушка отворила двустворчатую дверь в глубине галереи, где царил гнилостный запах плесени. Но этот запах не подготовил ее к тому, что она обнаружила внутри. Узорчатые занавеси, широкая кровать с деревянным резным изголовьем, потолок, украшенный фресками… Офелия никогда еще не видела такой роскошной комнаты. Больше всего ее удивило приятное тепло: в камине не было огня, а в галерее, за дверью, стоял ледяной холод. Но ее изумление возросло еще больше, когда она увидела на ковре лошадку-качалку и целую армию оловянных солдатиков.

Это была детская.

Любопытство побудило Офелию войти, чтобы рассмотреть фотографии в рамках, развешанные по стенам. С каждой из них глядела супружеская пара с маленьким ребенком.

– А вы ранняя пташка!

Офелия обернулась: в дверях стояла улыбающаяся Беренильда, свежая и полностью одетая. Ее фигуру облекало просторное атласное платье, волосы были собраны в высокий затейливый шиньон. В руке она держала пяльцы для вышивания.

– Я вас искала, милая малютка. Как вы сюда забрели?

– Кто эти люди, мадам? Члены вашей семьи?

Губы Беренильды приоткрылись в легкой улыбке, показав жемчужные зубки. Она подошла к Офелии и взглянула на фотографии. Теперь, когда они стояли рядом, их разница в росте особенно бросалась в глаза: Беренильда, хотя и не такая высокая, как ее племянник, все же была на голову выше Офелии.

– Ну конечно нет! – ответила она со своим очаровательным акцентом, смеясь от души. – Это бывшие владельцы замка. Уже много лет, как они мертвы.

Офелии показалось странным, что Беренильда унаследовала замок, не будучи в родстве с этими людьми. Она еще раз взглянула на их строгие лица. Глаза были затенены от бровей до нижних век. Что это, макияж? Но фотографии были не настолько четкими, чтобы определить это.

– А… ребенок? – спросила она.

Улыбка Беренильды чуть померкла, став почти грустной.

– Пока этот ребенок жив, комната тоже будет жить. С ней можно делать всё что угодно: зачехлить мебель, вынести ее прочь, наглухо закрыть ставни, – она всегда будет такой, какой вы сейчас ее видите. И так оно наверняка лучше.

Значит, снова обман зрения? Офелия нашла это странным, хотя не особенно удивилась. В конце концов, жители Анимы тоже умели изменять облик своих домов. Она собралась было расспросить, каким образом здесь создают такой оптический эффект и что стало с ребенком, запечатленным на фотографиях, но Беренильда перебила ее, предложив посидеть с ней в креслах, под лампой с розовым абажуром.

– Вы любите вышивать, Офелия?

– О нет, мадам, боюсь, что я слишком неловкая для такого занятия.

Беренильда опустила пяльцы на колени, и ее холеные пальцы, украшенные татуировками, начали спокойно класть стежок за стежком.

– Вчера вы назвали себя «недостойной того, чтобы вами любоваться», сегодня – «неловкой», – промурлыкала она. – Да еще этот тоненький голосок, из-за которого вас трудно расслышать! В конце концов я подумаю, что вам безразлично, оценю ли я ваши достоинства, дорогая моя крошка. Вы либо слишком скромны, либо слишком умелая притворщица.

Несмотря на мягкий уют и красивые драпировки, Офелии было не по себе в этой комнате. Ей казалось, что она вторглась в святилище, где каждая игрушка – от заводной обезьянки до марионеток с вывернутыми конечностями – сурово осуждает ее. Нет ничего мрачнее детской без детей.

– Но я действительно ужасно неловкая, мадам. Когда мне было тринадцать лет, со мной произошел несчастный случай. Я застряла между двумя зеркалами на несколько часов. И с тех пор тело не всегда подчиняется мне.

Красивое лицо Беренильды озарилось улыбкой.

– Какая вы забавная! Вы мне нравитесь.

Офелия, с ее грязными ботинками и всклокоченными волосами, чувствовала себя замарашкой рядом с этой блестящей светской дамой. А та, оставив пяльцы на коленях, с порывистой нежностью сжала руки Офелии, затянутые в перчатки.

– Я понимаю, что вы слегка нервничаете, моя дорогая крошка. Все это так непривычно для вас! Не бойтесь меня, вы можете доверить мне свои переживания, как доверили бы их вашей матушке!

Офелия остереглась признаться Беренильде, что ее мать – последний человек на свете, кому она стала бы поверять свои мысли и страхи. Она не собиралась изливать душу тетушке Торна, ей хотелось другого – получить конкретные ответы на свои вопросы.

Но Беренильда внезапно отдернула руки и извинилась:

– О, простите, я все время забываю, что вы чтица.

Офелия не сразу поняла, что смущает Беренильду.

– Когда я в перчатках, я не могу читать, мадам. Но даже когда я их снимаю, вы можете брать меня за руки без всяких опасений. Я читаю не людей, а только предметы.

– Спасибо, я это учту.

– Ваш племянник сообщил мне, что он работает в интендантстве. А кто же его хозяин?

Глаза Беренильды, сверкающие и прекрасные, как драгоценные камни, изумленно расширились. Ее журчащий смех прозвучал на всю комнату.

– Я что, сказала какую-то глупость? – удивилась Офелия.

– О нет, это всё Торн виноват, – ответила Беренильда, не переставая смеяться. – Узнаю своего племянника: он скупится на слова так же, как на хорошие манеры. Дело в том, что он не «работает в интендантстве», как вы выразились. Он – суперинтендант монсеньора Фарука, главный администратор управления финансов Небограда и всех провинций Полюса.

Очки Офелии приняли бледно-голубой цвет, а Беренильда подкрепила свои слова кивком.

– Именно так, моя дорогая, ваш будущий супруг – самый главный бухгалтер королевства.

Офелии с трудом верилось в это ошеломляющее сообщение. Мрачный, грубый, неотесанный Торн – чиновник высшего ранга?! Это не укладывалось у нее в голове. Но тогда зачем ее, неуклюжую простушку, выбрали в жены для такого знатного человека? Напрашивалась мысль, что этим браком хотели наказать не Офелию, а Торна.

– Я плохо представляю себе мое место в вашем клане, – призналась она. – Чего вы ждете от меня, помимо детей?

– Как это – чего?! – воскликнула Беренильда.

Офелия укрылась за маской бесстрастного, чуть благодушного спокойствия, но в глубине души заинтересовалась этой реакцией. Неужели ее вопрос был таким уж шокирующим?

– На Аниме я заведовала музеем, – объяснила она вполголоса. – Может быть, здесь от меня ждут, чтобы я занималась тем же или чем-то еще в этом роде? Мне бы не хотелось быть вам в тягость, так что вы можете располагать мной…

Больше всего Офелии хотелось добиться независимости. Беренильда задумчиво обвела своим прелестным, прозрачным взглядом книжки с картинками в книжном шкафу.

– Музей?.. Да, я полагаю, это могло бы стать интересным занятием. Здесь, на Полюсе, женщинам живется скучновато, нам не доверяют важных обязанностей, как у вас на Аниме. Но мы подумаем об этом позже, когда ваше положение при дворе станет достаточно прочным. А пока придется вам потерпеть, милое мое дитя…

Если Офелии и не терпелось чего-то достичь, то уж точно не «положения при дворе». Девушка знала о нем лишь по записям Аделаиды: «Мы проводим дни за карточными играми и прогулками в парках», – и такой образ жизни отнюдь не соблазнял ее.

– А как мне достичь этого положения? – спросила она с легкой тревогой. – Я должна буду участвовать в светской жизни и представиться Духу вашей Семьи?

Беренильда снова взялась за вышивание, но ее светлый взгляд слегка омрачился. Офелия поняла, что, сама того не желая, чем-то задела ее.

– Вы увидите монсеньора Фарука только издали, дитя мое. Что же касается светской жизни, то о ней пока рано говорить. Нам придется подождать до конца лета, когда состоится ваша свадьба. Настоятельницы Анимы просили, чтобы мы строго соблюдали сроки помолвки. Это позволит вам с Торном лучше узнать друг друга. И, кроме того, – добавила Беренильда, слегка нахмурившись, – мы таким образом успеем подготовить вас к жизни при дворе.

Офелии было неудобно сидеть в слишком мягких подушках. Она сдвинулась на край кресла и посмотрела на свои заляпанные грязью ботинки, торчавшие из-под подола ночной рубашки.

Ее подозрения подтверждались: Беренильда что-то утаивала от нее. Девушка подняла голову и взглянула в окно. Первые лучи солнца пронзили золотыми стрелами завесу тумана, и по земле протянулись тени деревьев.

– Этот парк… эта комната… – прошептала Офелия. – Неужели все это – обман зрения?

Беренильда продолжала вышивать, спокойная и безмятежная, как горное озеро.

– Да, милая крошка, но я не имею к этому никакого отношения. Драконы не способны создавать иллюзии; это свойственно скорее клану наших врагов.

«Вражеский клан, от которого Беренильда все-таки унаследовала замок и парк, – подумала Офелия. – Может быть, их связывают не такие уж скверные отношения?»

– А в чем заключаются ваши свойства, мадам?

– Какой нескромный вопрос! – притворно возмутилась Беренильда, не отрывая глаз от своих пялец. – Все равно что спросить у женщины о ее возрасте. Мне кажется, вашему нареченному следовало бы обучить вас всему этому…

– Мы оба не слишком разговорчивы, – заметила Офелия, осторожно подбирая слова. – И, кстати, не в обиду будь сказано, я боюсь, что ваш племянник не склонен отдать мне свое сердце.

– Сердце Торна… – усмехнулась Беренильда. – Что это, миф? Необитаемый остров? Иссохший комочек плоти? Скажу вам одно, милое дитя: я никогда не видела, чтобы Торн был кем-то увлечен.

Офелия вспомнила, с каким необычным для него красноречием он говорил ей о своей тетке.

– Торн очень привязан к вам, мадам.

– Это верно, – признала Беренильда. – Я и сама люблю его, как мать. Думаю, он тоже питает ко мне теплые чувства, тем более трогательные, что это ему совершенно несвойственно. Я уже и не надеялась, что он полюбит какую-нибудь женщину. Знаю, он немного сердится на меня за то, что я принудила его жениться… Я вижу, ваши очки часто меняют цвет, – внезапно сказала она, улыбнувшись, – как забавно!

– Просто солнце встает, мадам, и они приспосабливаются к новому освещению…

Офелия взглянула на Беренильду сквозь противный серый цвет, который приняли стекла ее очков, и решила быть чуточку более искренней:

– …А также к моему настроению. По правде говоря, мне кажется, Торн надеялся, что вы подберете ему жену, более похожую на вас. Боюсь, я полная противоположность этому идеалу.

– Вы боитесь или вас это утешает?

Беренильда внимательно следила за выражением лица своей гостьи, словно забавлялась необыкновенно увлекательной игрой.

– Не смущайтесь, Офелия, я не расставляю вам никакой ловушки. Вы думаете, я не понимаю ваших чувств? Вас насильно отдают замуж за человека, которого вы не знаете, который холоден как айсберг. Но я хочу вас успокоить, дитя мое: Торн – человек долга. Я полагаю, он просто-напросто приучил себя к мысли, что никогда не женится. А вы разрушили это убеждение, вот и все.

– Но почему он не хотел жениться? Оказать уважение своему клану, создав семью, – разве это не долг каждого его члена?

И Офелия поправила сползавшие очки, посмеиваясь про себя: уж кому бы говорить такое, только не ей…

– Он не мог этого сделать, – спокойно возразила Беренильда. – Вы ведь не знаете, почему я стала искать ему невесту так далеко от Полюса, не в обиду вам будь сказано.

– Прикажете что-нибудь подать, мадам?

Старый слуга, возникший на пороге комнаты, был явно удивлен тем, что видит свою хозяйку в этом крыле замка. Беренильда небрежно отбросила пяльцы на соседнее кресло.

– Чаю и бисквитов с апельсиновым джемом! Подайте их в малую гостиную, мы уходим отсюда… Так о чем мы говорили, крошка моя? – спросила она, обратив к Офелии ясные лазурные глаза.

– О том, что Торн не мог жениться. Признаюсь, я не совсем понимаю, что мешает мужчине вступить в брак, если таково его желание.

– Дело в том, что он бастард[8]8
  Бастард (ист.) – внебрачный, незаконнорожденный ребенок (как правило, говорилось о детях знатных вельмож).


[Закрыть].

Офелия замигала, ослепленная солнечным светом, хлынувшим в окна. Значит, Торн – незаконнорожденный?

– Его покойный отец, мой брат, имел глупость полюбить девушку из другого клана, – объяснила Беренильда, – а семья из этого клана, к несчастью, с тех пор попала в немилость.

При этих словах ее гладкое лицо исказила злоба. «Это больше чем презрение, – подумала Офелия, – это жгучая ненависть». Беренильда протянула Офелии свою красивую руку, покрытую татуировкой, чтобы девушка помогла ей встать.

– Торна чуть не изгнали из общества вместе с его развратной матерью, – продолжала она, уже спокойнее. – Мой дражайший брат совершил еще одну глупость – он скончался, не успев официально признать сына, и мне пришлось использовать все свое влияние, чтобы спасти мальчика от бедствий. Как видите, я в этом преуспела.

И Беренильда с грохотом захлопнула створки двери. Ее злобная усмешка уступила место мягкой улыбке, голос опять стал медоточивым.

– Вы не спускаете глаз с татуировок на руках у меня и моей матери. Так знайте же, милая моя Офелия, что это знак клана Драконов – почетный знак, на который Торн никогда не сможет претендовать. И в нашем клане не найдется девушки, которая согласилась бы вступить брак с бастардом, сыном опозоренного отца.

Офелия усиленно размышляла над этими словами. На Аниме тоже могли сурово наказать человека, опорочившего честь Семьи, но предать из-за него проклятию целый клан… Да, Торн был прав: здешние обычаи более чем суровы…

Вдали раздался медный звон стенных часов. Беренильда, погруженная в свои мысли, внезапно встрепенулась:

– Боже мой, я совсем забыла о партии в крокет у графини Ингрид!

Она потрепала Офелию по щеке.

– Я не приглашаю вас присоединиться к нам – вы, наверно, еще не опомнились от долгого путешествия. Выпейте чаю в гостиной, отдохните у себя в спальне и распоряжайтесь лакеями, как вам угодно!

Офелия посмотрела вслед Беренильде, которая торопливо шла в своем шуршащем платье по галерее, заставленной белыми призраками мебели.

Потом задала себе вопрос: а что это такое – лакеи?