Текст книги "Обрученные холодом"

Эскапада[9]9
  Эскапада – экстравагантная выходка, проделка.


[Закрыть]

«Мама, папа…»

Гусиное перо, начертавшее эти два слова, долго висело в бездействии над листом бумаги. Офелия просто не знала, что писать дальше. Ей не хватало красноречия ни в устных беседах, ни в письмах. Она не умела выражать словами то, что ее глубоко волновало.

Девушка загляделась на языки пламени в камине. Она сидела на меховой шкуре в маленькой гостиной, а низкая скамеечка для ног заменяла ей письменный стол. Трехцветный шарф лениво свернулся кольцами на полу, словно уснувшая змея.

Она опять склонилась над письмом. Ей всегда трудно было общаться с родителями. Мать обладала всесокрушающей энергией, не оставлявшей места ничему, кроме ее собственной персоны. Она говорила, требовала, жестикулировала и не слушала никого, кроме себя. Что до отца, то он давно уже стал тенью своей жены и вяло одобрял все ее действия, не отрывая глаз от пола.

Офелия знала, чтό ее матери хотелось прочесть в письме – выражения горячей дочерней благодарности и первые придворные сплетни, которые она потом могла бы разносить по знакомым. Но Офелия не собиралась радовать ее ни тем ни другим. Не будет же она благодарить свою семью за то, что ее сослали на другой конец света, на этот жуткий ковчег… А что касается сплетен, тут ей и вовсе нечего было сказать, и это ее ничуть не заботило.

Она продолжила письмо стандартными вопросами: «Как вы все поживаете? Удалось ли найти кого-нибудь, кто заменил меня в музее? Выходит ли мой крестный хоть изредка из своих архивов? Хорошо ли учатся мои сестрички? С кем Гектор делит теперь спальню?»

Дописывая последние слова, Офелия почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она обожала брата, и одна мысль о том, что он будет расти без нее, что она станет ему чужой, леденила ей кровь. Она решила, что вопросов уже достаточно.

Обмакнув перо в чернильницу, девушка тяжело вздохнула. Нужно ли ей написать хоть что-нибудь о своем женихе и об их отношениях? Она понятия не имела, чтó он собой представляет на самом деле. Неотесанный грубиян? Важный чиновник? Безжалостный убийца? Человек долга? Бастард, опозоренный своим незаконным рождением? Слишком уж много ипостасей смешалось в одном человеке, и девушка не знала, с какой из них ей скоро придется иметь дело.

«Мы прибыли вчера, путешествие прошло благополучно» – медленно написала она вместо всего этого. Хоть тут ей не пришлось кривить душой, но она умолчала о главном – о предупреждении Торна в дирижабле, об их тайном появлении в замке Беренильды, о распрях между кланами.

А кроме того, была еще дверь в глубине парка, через которую они прошли накануне. Офелия потом вернулась к ней и нашла ее запертой наглухо. Она попросила ключ у слуг, но те ответили, что им всем запрещено его отдавать. Несмотря на учтивое обхождение лакеев и изысканные манеры их госпожи, она чувствовала себя пленницей… и не была уверена, что об этом можно писать родителям.

– Ну вот! – воскликнула тетушка Розелина.

Офелия обернулась. Ее крестная, сидевшая за маленьким секретером, отложила перо на бронзовую подставку и начала складывать три густо исписанных листка.

– Вы уже кончили? – удивленно спросила Офелия.

– Ну еще бы! У меня была целая ночь и целый день, чтобы обдумать свое письмо. Настоятельницы узнают все, что здесь творится, можешь мне поверить.

Офелия задумчиво посмотрела на изящные каминные часы, звонко отсчитывающие секунды. Скоро уже девять вечера, а от Торна и Беренильды никаких известий. За окном стоял мрак, парка не было видно. В темных стеклах, как в зеркале, отражались огни ламп и пламя в камине гостиной.

– Боюсь, ваше письмо никогда не уйдет с Полюса, – тихо сказала девушка.

– Ну что за глупости?! – возмутилась Розелина.

Офелия прижала палец к губам, призывая ее понизить голос. Подойдя к секретеру, она повертела в руках конверт с теткиным письмом.

– Вы же слышали, что сказала мадам Беренильда, – прошептала она. – Нам придется отдать письма Торну. А я не так уж наивна и думаю, что он их никуда не отошлет, если их содержание нарушит его планы.

Тетушка Розелина резко поднялась со стула и бросила на Офелию пытливый, чуточку удивленный взгляд. В свете лампы ее лицо казалось еще желтее, чем обычно.

– Если я правильно тебя поняла, мы здесь совершенно беззащитны?

Офелия кивнула. Да, в этом она была убеждена. Никто не придет им на помощь, а Настоятельницы не откажутся от принятого решения.

– И тебя это не пугает? – спросила тетушка Розелина, прижмурившись, как старая кошка.

Офелия подула на свои очки и потерла их о рукав.

– Немного пугает, – призналась она. – Особенно то, чего здесь недоговаривают.

Розелина поджала губы, подумала, взяла конверт, решительно разорвала его пополам и снова уселась за секретер.

– Ну хорошо, – вздохнула она, взявшись за перо. – Попробую написать помягче, хотя эти экивоки совсем не в моем духе.

Когда Офелия села перед своей скамеечкой, тетка сухо добавила:

– Я всегда считала, что ты дочь своего отца – ни самолюбия, ни воли. Оказывается, я тебя плохо знала, детка.

Офелия и сама не поняла, почему эти слова согрели ее. И в конце письма она добавила: «Я счастлива, что здесь, со мной, тетушка Розелина».

– Уже ночь на дворе, – объявила тетка, бросив неодобрительный взгляд в окно. – А наших хозяев всё нет как нет! Надеюсь, они о нас не забыли. Бабушка очень мила, но, по-моему, она слегка не в себе.

– Они живут по расписанию двора, – ответила Офелия, пожав плечами.

– Двор! – фыркнула Розелина, яростно царапая пером бумагу. – Слишком красивое слово для здешнего безумного театра, где за кулисами люди режут друг друга. Если уж выбирать, то нам лучше сидеть тут, под крылышком у этих полоумных!

Офелия нахмурилась, поглаживая свой шарф. Она не разделяла мнение тетки. Мысль о том, что она будет лишена свободы передвижения, приводила ее в ужас. Сначала ее посадят в клетку, якобы желая защитить, а потом, в один прекрасный день, клетка превратится в тюрьму. Женщина, запертая в четырех стенах, чье единственное назначение – рожать детей своему супругу… Вот во что они ее превратят, если она сейчас же не возьмет будущее в свои руки.

– Вы тут не скучаете, мои милые?

Офелия и Розелина оторвались от своей корреспонденции. Бабушка Торна отворила двустворчатую дверь так тихо, что они и не слышали, как она вошла. Старуха ужасно напоминала черепаху согбенной спиной, морщинистой шеей, медленными движениями и щербатой улыбкой, разрезавшей ее лицо от уха до уха.

– Нет, спасибо, мадам, – ответила тетушка Розелина, стараясь говорить громко и раздельно. – Вы очень любезны.

– Мне только что звонила дочь, – объявила бабушка. – Она просит у вас извинения, ее задержали. Она вернется завтра утром. – И добавила, сокрушенно покачав головой: – Ох, не нравятся мне все эти светские развлечения! А ей кажется, что она непременно должна в них участвовать. Это очень неразумно…

Офелия уловила беспокойство в ее голосе. Неужели Беренильда тоже подвергается опасности, показываясь при дворе?

– А ваш внук? – спросила она. – Когда он вернется?

По правде говоря, девушка не спешила его увидеть, и ответ порадовал ее:

– Ах, бедное мое дитя, это такой серьезный мальчик! Он весь в делах, непрерывно смотрит на часы, ни минуты не посидит на месте! Едва успевает поесть! Боюсь, что вам всегда придется видеть его только мельком.

– Мы должны отдать ему наши письма, – сказала тетушка Розелина. – И нужно указать нашим родным обратный адрес, на который они могли бы нам писать.

Бабушка так усердно закивала, что Офелия подумала: сейчас она устанет и втянет голову в плечи, как черепаха под панцирь.

Назавтра, уже после полудня, Беренильда вернулась в замок, упала без сил на свою кровать с балдахином и потребовала кофе.

– Ах, эти светские оковы, милая Офелия! – воскликнула она, когда девушка пришла поздороваться с ней. – Вы даже не понимаете, как счастливы, что избавлены от них! Будьте добры, передайте мне вон то зеркало на консоли.

Офелия взяла красивое ручное зеркальце и подала его Беренильде, едва не уронив по дороге. Красавица приподнялась, опершись на подушки, и начала с тревогой рассматривать маленькую, едва заметную морщинку на лбу.

– Мне необходимо как следует отдохнуть, если я не хочу превратиться в развалину.

Слуга подал хозяйке чашку кофе, но та с отвращением оттолкнула ее и устало улыбнулась Офелии и тетушке Розелине.

– Я страшно сожалею, что мне пришлось так долго отсутствовать, – сказала она. – Надеюсь, вы не очень скучали без меня?

Беренильда задала этот вопрос только из вежливости, после чего отпустила их и заперлась в своей спальне, вызвав презрительное фырканье тетушки Розелины.

Последующие дни проходили примерно так же. Офелия совсем не видела жениха, встречала Беренильду в коротких промежутках между ее отсутствиями, обменивалась несколькими вежливыми словами с бабушкой, а остальное время проводила в обществе тетки. Ее жизнь свелась к унылой рутине, состоявшей из одиноких прогулок в парке, безмолвных трапез, чтения долгими вечерами и прочих занятий, помогавших кое-как разгонять скуку. Единственным приятным событием стала, в один из дней, доставка их чемоданов, что несколько утешило тетушку Розелину. А Офелия, со своей стороны, заставляла себя при любых обстоятельствах сохранять на лице выражение покорности. Было важно не вызывать подозрений – особенно когда она слишком долго пропадала в глубине парка.

Однажды вечером она ушла к себе раньше обычного. После того как часы отзвонили четыре раза, Офелия решила, что настал момент размять ноги.

Она надела одно из своих старых немодных платьев с пуговицами до подбородка и накинула сверху черный плащ с просторным капюшоном, скрывшим ее лицо до самых очков. У нее не хватило духа будить свой шарф, который дремал, свернувшись клубком под одеялом. Девушка решительно нырнула в зеркало спальни, выбралась из зеркала вестибюля и с бесконечными предосторожностями отодвинула засов на входной двери.

Снаружи, над парком, сияло фальшивое звездное небо. Офелия пересекла лужайку, стараясь держаться в тени деревьев, прошла по каменному мостику и приблизилась к узкой деревянной двери, отрезáвшей владения Беренильды от остального мира.

Опустившись на колени, она приложила ладонь к деревянной створке. К этому моменту девушка готовила дверь во время своих долгих прогулок по парку, день ото дня нашептывая ей ласковые слова, вдыхая в нее жизнь, приучая к себе. Теперь все зависело от благосклонности двери. И Офелия произнесла повелительным шепотом:

– Отворись!

Раздался щелчок. Девушка схватилась за дверную ручку, и дверь, одиноко стоявшая посреди газона, распахнулась. За ней виднелась лестница в несколько ступенек. Офелия прикрыла за собой створку, вошла в тесный дворик со сторожкой и огляделась. Трудно было поверить, что за этой ветхой лачугой скрывается великолепное имение с замком.

Офелия углубилась в лабиринт проулков, окутанных зловонным маревом, сквозь которое с трудом пробивался свет фонарей. Девушка с улыбкой подумала, что впервые за все время, показавшееся ей бесконечным, она вольна идти куда угодно. Это не было бегством – она просто хотела увидеть мир, где ей предстояло жить. Да и чего ей бояться – ведь у нее на лбу не написано, что она невеста Торна!

Офелия шагала по безлюдным полутемным улицам. Здесь было сыро и намного холоднее, чем в парке замка, но она с удовольствием вдыхала этот настоящий – не иллюзорный – воздух. Глядя на запертые двери и слепые фасады квартала, девушка спрашивала себя, уж не скрывают ли и они за своим внешним убожеством замки и сады.

На углу одной из улиц ее остановил странный звук. Позади фонаря, между двумя домами, вибрировал белый стеклянный прямоугольник. Это было окно, настоящее окно. Офелия растворила его, и сильный ветер, откинув назад капюшон, мгновенно залепил ей лицо снегом. Девушка отпрянула, закашлялась и, держась обеими руками за оконную раму, все же выглянула наружу. Посмотрев вниз, она узнала скопище наклонных башенок, головокружительных аркад и зубчатых крепостных стен, опутавших всю поверхность Небограда. Под ним мерцали ледяные кольца. А еще ниже едва виднелся еловый лес, качавшийся под ветром. Холод был невыносимый. Офелия закрыла тяжелую стеклянную створку, стряхнула снег с плаща и отправилась дальше.

Впереди раздался металлический цокот, и она едва успела спрятаться в темном тупике. В ее сторону шел старик в роскошном наряде, с перстнями на всех пальцах, с жемчужными нитями, вплетенными в бороду. Он опирался на серебряную трость, отмечавшую звонким стуком каждый его шаг. Офелия подумала, что он похож на короля. Его глаза были странно затенены, точь-в-точь как у людей на фотографиях в детской.

Старик прошествовал мимо тупика, куда забилась Офелия, не заметив ее. Он тихо насвистывал на ходу. И тут Офелия поняла, что на его глазах лежит не тень – это была татуировка до самых бровей.

Внезапно Офелию ослепил яркий фейерверк. Тихий свист старика бесследно растворился в громкой карнавальной музыке. Девушку окружила веселая толпа в масках. Она осыпала ей голову пестрым конфетти и исчезла так же внезапно, как возникла. Тем временем старик и его трость медленно удалялись.

Растерянная Офелия отряхнула волосы, не нашла там никакого конфетти и посмотрела вслед старику. Иллюзионист, создатель миражей… Значит, он принадлежит к клану, враждующему с Драконами? Девушка подумала: не разумнее ли вернуться? Но она всегда плохо ориентировалась, и ей не удалось найти обратную дорогу к замку Беренильды. Зловонные, окутанные туманом проулки походили один на другой, как две капли воды.

Офелия спустилась по лестнице, которую раньше не видела, и, поколебавшись, выбрала на развилке одну из двух широких улиц. Она прошла в арку, испускавшую зловоние отбросов, и замедлила шаг, увидев на стене объявления:

ВЫСОКАЯ МОДА

ЗОЛОТЫЕ РУКИ БАРОНА МЕЛЬХИОРА

СОВЕРШАЮТ ЧУДЕСА!

ЛЕЧИМ АСТМУ, РЕВМАТИЗМ, НЕВРОЗ!

«ИЛЛЮЗИОН» ДАМЫ КУНИГУНДЫ

СВЕТОВЫЕ ПАНТОМИМЫ ОПТИЧЕСКОГО ТЕАТРА

Девушка сорвала одно из объявлений, чтобы получше разглядеть его, и тут же оказалась лицом к лицу с собственным отражением. Объявления были прикреплены к зеркальной поверхности! Офелия радостно нырнула в нее.

Чем дальше девушка продвигалась, тем реже ей встречались афиши, зато ее собственное отражение бесконечно множилось.

Это был вход в зеркальный лабиринт. Вот повезло так повезло: с помощью зеркал она сможет попасть в свою спальню!

Офелия безмятежно прохаживалась среди других Офелий, в таких же капюшонах до глаз, чуть растерянно смотревших сквозь очки. Увлекшись этой игрой, она долго блуждала по бесконечным коридорам, как вдруг заметила, что уличная мостовая сменилась красивым навощенным паркетом теплого, «виолончельного» цвета. Еще несколько шагов, и она попала из зеркальной галереи в боковые, совсем уж путаные коридоры. Вскоре к ее отражению добавились чужие, и она очутилась в толпе дам под вуалями, офицеров в блестящих мундирах и еще каких-то людей в шляпах с перьями, пышных париках и фарфоровых масках. Все они самозабвенно кружились в танце, с бокалами шампанского в руках. Потом быстрая музыка сменилась вальсом. Офелия поняла, что попала в самую гущу костюмированного бала.

На девушку внимания никто не обращал, но на всякий случай она зачернила очки. Ее мучила жажда, и, когда мимо проходил лакей, она даже отважилась подхватить у него с подноса бокал шампанского.

Офелия прогуливалась вдоль зеркальных стен, с любопытством глядя на карнавал и готовясь в любой момент пролететь сквозь свое отражение. Она внимательно слушала разговоры окружающих, но очень скоро разочаровалась. Гости болтали о сущих пустяках, не затрагивали никаких серьезных, интересных тем, а некоторые из них говорили с таким причудливым акцентом, что девушка их почти не понимала.

Мир, которым Офелию пугали с момента приезда, на первый взгляд вовсе не казался таким опасным. И хотя она любила покой и тишину, сейчас ей было приятно видеть новые лица, пусть даже в масках. От каждого глотка шампанского у нее приятно пощипывало язык. Ей было весело среди толпы незнакомцев, и по этому удовольствию она могла судить, насколько ее угнетала мрачная атмосфера замка.

– Господин посол! – позвала дама, стоявшая рядом.

Она была одета в роскошное платье с фижмами и обмахивалась перламутровым веером в золотой оправе. Офелия не устояла от искушения рассмотреть подходившего к ней мужчину. А вдруг он потомок той женщины, которую прабабушка Аделаида называла «госпожа посол» и так подробно описывала в своем путевом дневнике? Костюм незнакомца – побитый молью камзол, дырявые митенки, помятый шапокляк[10]10
  Митéнки – перчатки без пальцев. Шапокляк – складывающийся цилиндр.


[Закрыть] – грубо дисгармонировал с праздничными, пестрыми нарядами вокруг. Он был без маски, с открытым лицом, и Офелия, обычно равнодушная к мужской красоте, не могла не признать, что этот человек очень хорош собой. Благородное, довольно молодое лицо с правильными чертами было безукоризненно выбрито, но отличалось чрезмерной бледностью. Ярко-голубые глаза, казалось, отражали лазурь небосвода.

Посол отдал учтивый поклон окликнувшей его даме и, сняв цилиндр, сказал:

– К вашим услугам, мадам Ольга!

Выпрямившись, он искоса взглянул в сторону Офелии, и этот зоркий взгляд проник вглубь ее капюшона, сквозь темные очки. Девушка едва не выронила свой бокал. Но не отвела глаз, не шевельнулась, не отступила назад. Она не должна была делать ничего, что выдало бы в ней незваную гостью.

Однако взгляд посла, небрежно скользнув по ее фигуре, обратился к Ольге, которая кокетливо хлопнула его веером по плечу.

– Я вижу, мой скромный праздник вас не развлекает? Почему вы сидите в углу, как сыч?

– Мне скучно, – бесцеремонно ответил он.

Офелию шокировала его откровенность. Госпожа Ольга рассмеялась, но ее смех прозвучал чуточку фальшиво.

– Ну, разумеется, где уж нам сравниться с приемами в Лунном Свете! Полагаю, что здесь всё слишком «чинно» для вас, не так ли?

И она спрятала лицо за веером так, что остались видны только ее глаза. Взгляд, устремленный на посла, был полон обожания.

– Будьте моим кавалером? – проворковала она. – Я не заставлю вас скучать.

Офелия застыла от удивления. Веки дамы были покрыты той же темной татуировкой, что у старика, который встретился ей на улице. Она взглянула на танцующую толпу. Неужели все эти люди носят такой же отличительный знак?

– Благодарю вас, мадам, но я спешу, – ответил посол с загадочной улыбкой.

– О! – воскликнула дама, крайне заинтригованная. – Неужели вас ждут в другом месте?

– Да… в некотором роде.

– Ах, в вашей жизни слишком много женщин! – со смехом упрекнула его госпожа Ольга.

Улыбка посла стала еще шире. Родинка между бровями придавала его лицу странное выражение.

– Нынче вечером к ним добавится еще одна.

Теперь, после этого разговора, Офелия находила в нем куда меньше благородства. И, спохватившись, подумала, что ей давно пора лежать в постели. Поставив бокал на буфет, она пробралась между танцорами в пышных нарядах и вошла в зеркальную галерею, готовясь нырнуть в первое попавшееся зеркало.

Но тут чья-то сильная рука схватила ее за плечо и заставила повернуться. Сбитая с толку мельканием десятков Офелий в зеркалах, девушка наконец остановила взгляд на улыбающемся лице посла. Он наклонился к ней и невозмутимо заявил:

– Так я и думал! Не может быть, чтобы я не знал в лицо какую-то женщину. С кем имею честь, мадемуазель?

Сад

Офелия потупилась и пробормотала первое, что пришло ей на ум:

– Я служанка, месье. Новенькая… я… только недавно работаю…

Улыбка посла тотчас угасла, брови под цилиндром недоуменно поднялись. Он обхватил ее плечи и силой увлек за собой через зеркальную галерею. Офелия совсем растерялась. Что-то подсказывало ей: молчи, не произноси больше ни слова! Она тщетно пыталась освободиться от его железной хватки. Пришлось выйти вместе с ним в зловонный уличный туман. И, только пройдя множество улиц, посол замедлил шаг.

Откинув назад капюшон Офелии, он бесцеремонно потрепал ее по густым темным кудрям. Потом взял ее за подбородок, чтобы как следует разглядеть лицо девушки при свете уличного фонаря. Офелия, в свой черед, внимательно посмотрела на него. Свет, падавший на лицо посла, придавал его белой коже оттенок слоновой кости. Светлые волосы казались теперь блеклыми, как лунное мерцание, голубые глаза стали совсем прозрачными. А то, что девушка приняла за родинку между бровями, оказалось татуировкой.

Да, этот человек был красив, но в его красоте чудилось что-то пугающее. И, несмотря на комичный перекошенный цилиндр, он не вызывал у Офелии желания рассмеяться ему в лицо.

– Подозрительный акцент, убогое платьице, провинциальные манеры, – перечислял он с возрастающей радостью, – да вы же невеста Торна! Я так и знал, что этот негодяй нас дурачит! А что там скрывается за черными очками?

И посол легким движением сдвинул вниз очки девушки, чтобы рассмотреть ее глаза. Она не знала, как на него подействовал ее взгляд, однако он тотчас смягчился.

– Ну-ну, не бойтесь, я еще ни разу в жизни не обидел женщину! И потом, вы такая крошечная, что сразу хочется взять вас под крылышко.

Говоря это, он поглаживал ее по голове, как взрослый, утешающий заблудившегося ребенка. Офелия спросила себя, уж не издевается ли он над ней.

– Такая милая девушка, и такая беспечная! – продолжал он медоточиво. – Разгуливает тут, среди Миражей, ничего не опасаясь. Вам что, жить надоело?

Его слова испугали Офелию. Значит, предостережения Торна и Беренильды были не напрасны? И что означает «Мираж» – может, имя людей с татуировкой на веках? Так вполне могли называть себя те, кто умеет создавать иллюзию реальности. Но она не понимала, почему эти люди уступили свои владения Беренильде, если они так сильно ненавидят Драконов и все, что с ними связано.

– Вы что, язык проглотили? – насмешливо спросил посол. – Неужели я вас так пугаю?

Офелия отрицательно покачала головой, но не произнесла ни слова. Она думала только об одном – как от него избавиться.

– Торн убил бы меня на месте, увидев рядом с вами! – объявил посол. – Какая ирония судьбы, я в восторге! Ну что ж, юная особа, придется вам совершить небольшую прогулку в моем обществе.

Офелия, конечно, отклонила бы это предложение, но железная хватка посла не оставила ей выбора. Верно сказал ее старый крестный: в мужских руках она была беззащитна, как птичка.

Посол тащил ее за собой через кварталы, еще более зловонные, чем прежде, если такое вообще возможно. Офелия чувствовала, как подол ее платья намокает в лужах, настолько черных, что это не могло быть водой.

– Вы ведь совсем недавно пожаловали к нам, не правда ли? – спросил посол, пожирая ее глазами. – Я полагаю, что города Анимы куда более живописны. Ну, ничего, вы скоро убедитесь, что здесь прячут грязь под тройным слоем лака.

Теперь он вел ее через какие-то складские помещения, заваленные ящиками и мешками.

Несмотря на ранний час, здесь трудилось множество рабочих. Все они почтительно касались фуражек, приветствуя посла, но не обращали никакого внимания на его хрупкую спутницу. Свет ламп на железных цепях, свисавших с потолка, подчеркивал равнодушие и усталость на их лицах. Именно сейчас, при виде этих изможденных людей, Офелия в полной мере осознала, чтó представляет собой ковчег, куда ее привезли. Здесь одни танцевали на балах, замкнувшись в своем уютном иллюзорном мирке, а другие делали черную работу, обслуживая их.

«Ну а я? – подумала она. – Где мое место во всем этом?»

– Вот мы и пришли! – пропел посол. – Как раз вовремя!

И он указал Офелии на стенные часы, которые показывали почти десять утра. Она сочла странным, что такие красивые часы висят на складе, но тут же обнаружила себя в помещении, похожем на маленький зал ожидания, с чудесным зеленым ковром на полу, удобными креслами и картинами на стенах. Две кованые решетки, заменявшие одну из стен, выходили в пустые шахты.

Мгновенная смена декораций привела девушку в изумление. Посол прыснул, заметив ее растерянное лицо и широко раскрытые глаза.

– Вот видите, я же вам говорил: грязь под слоем лака! Здесь у нас иллюзии возникают на каждом шагу. Это не всегда удобно, но вы скоро привыкнете. – И он печально вздохнул.

Декорации, сплошные декорации! Соблюдать видимость – вот в чем заключается роль Миражей.

Офелия подумала: неужели лохмотья посла – вызов обществу?

Едва часы прозвонили шесть раз, как послышалось гудение, и за одной из решеток остановился лифт. Грум отодвинул ее, впуская пассажиров. Офелия впервые очутилась в таком роскошном лифте. Его стены были обиты стеганым бархатом, из проигрывателя лилась приятная музыка.

Однако и тут не было ни одного зеркала.

– Вы как будто обслуживали недавно Летний сад? – спросил посол.

– Нет, месье, – ответил грум. – Он вышел из моды.

– Ну и прекрасно. Доставьте нас в Летний сад и позаботьтесь о том, чтобы нам не мешали.

И он сунул груму какой-то маленький предмет, что вызвало у того радостную улыбку.

– Слушаюсь, месье.

Офелия с тревогой осознала, что бессильна изменить ситуацию. Пока грум орудовал рычагом, а лифт плавно поднимался, девушка раздумывала, каким же способом избавиться от назойливого спутника. Подъем сквозь бесчисленные уровни Небограда казался ей нескончаемым, и она машинально начала считать этажи: «Восемнадцать… девятнадцать… двадцать… двадцать один…» Но лифт все не останавливался, а каждый этаж еще больше удалял ее от замка.

– Летний сад! – внезапно объявил грум, нажав на тормоз.

Дверцы распахнулись. Снаружи сияло ослепительное солнце. Посол задвинул решетку, и лифт снова пошел вверх. Офелия прикрыла глаза руками: несмотря на темные стекла очков, ее ослепили яркие краски. Перед ней алым ковром расстилалось поле маков, колыхавшихся под пронзительно-синим небосводом. Оглушительно трещали цикады. Стояла палящая жара.

Офелия оглянулась: стена с двумя решетками лифтовой шахты нелепо торчала посреди красных цветов.

– Вот здесь нам будет удобно побеседовать, – объявил посол, описав в воздухе изящную арабеску своим ветхим цилиндром.

– Мне нечего вам сказать, – предупредила его Офелия.

Улыбка посла растянулась чуть ли не до ушей. Его голубые глаза казались еще ярче небосвода над их головами.

– О, как вы упрямы, юная особа! Я только что избавил вас от почти неминуемой гибели. Вам не кажется, что следовало бы меня поблагодарить?

Благодарить его… за что? За то, что он утащил ее от зеркал? Жара была невыносимая. Офелия откинула капюшон и собралась расстегнуть плащ, но посол шлепнул ее по пальцам, как ребенка.

– Не советую, иначе простудитесь насмерть! Это солнце – такая же иллюзия, как голубое безоблачное небо, прекрасные маки и пение цикад.

Он распростер свой драный плащ над головой Офелии, чтобы укрыть ее от жгучих лучей, и спокойно зашагал вперед.

– Скажите мне, невеста Торна, как ваше имя?

– Это недоразумение, месье, – жалобно ответила она. – Вы принимаете меня за кого-то другого.

Он покачал головой:

– О нет, не думаю. Я ведь посол, а значит, способен распознать иностранца по его произношению. Вы, малютка, из рода Артемиды. И могу поспорить, что это, – добавил он, осторожно обхватив запястье девушки, – перчатки чтицы.

Офелия поневоле признала, что посол произвел на нее впечатление: он явно был очень эрудирован.

– Да от вас за сто метров пахнет провинцией, – насмешливо продолжал он. – И ваши манеры не свойственны ни аристократке, ни служанке. Должен сказать, что именно это и кажется мне очаровательно своеобразным.

Не выпуская запястья Офелии, он все с той же коварной улыбкой запечатлел на ее руке поцелуй.

– Меня зовут Арчибальд. Сообщите же мне, наконец, ваше имя, невеста Торна!

Офелия отдернула руку и коснулась маков кончиками пальцев. Несколько алых лепестков упали наземь от ее прикосновения. Иллюзия была безупречной, еще более убедительной, чем парк Беренильды.

– Меня зовут Дениза. И довожу до вашего сведения, что я уже замужем за членом нашей Семьи. А здесь я проездом. Ведь я уже говорила, что вы принимаете меня за другую.

Улыбка Арчибальда слегка померкла. А Офелия внезапно ощутила прилив вдохновения и решила расцвечивать и дополнять свою удачную ложь. Раз уж ей невозможно отрицать, что она родом с Анимы, значит, нужно сойти за родственницу невесты. Главное – во что бы то ни стало утаить от этого человека свои отношения с Торном. Она чувствовала, что уже совершила одну непоправимую ошибку и усугублять ситуацию крайне опасно.

Арчибальд молча вглядывался в бесстрастное лицо Офелии, словно пытался поймать ее взгляд за черными очками. «А вдруг он умеет читать мысли?» – испуганно подумала девушка и на всякий случай начала твердить про себя детскую считалочку.

– Значит, не мадемуазель, а мадам? – задумчиво протянул Арчибальд. – А что же вас связывает с невестой Торна?

– Она моя родственница… близкая. И я хотела увидеть места, где она будет жить.

После долгой паузы Арчибальд испустил глубокий вздох.

– Признаюсь, я слегка разочарован. Было бы чертовски занятно прибрать к рукам невесту Торна.

– Но зачем?

– Да чтобы обольстить ее, конечно!

– А если бы моя кузина отвергла вас? – спросила Офелия. – Как бы вы поступили?

Он пожал плечами:

– Понятия не имею, со мной никогда еще такого не случалось. Вы хоть представляете себе, кого ей прочат в мужья? Поверьте, она весьма охотно приняла бы мои ухаживания.

Офелия с новым любопытством взглянула на него. Арчибальд был очень красив, с этим не поспоришь, но не пробуждал в ней никаких чувств. Собственно, их никому еще не удалось пробудить. Как-то раз сестра дала ей прочесть один сентиментальный роман. Офелию совершенно не тронули любовные страсти, она нашла книгу смертельно скучной. Может, это ненормально? Неужели ее тело и ее сердце навсегда останутся глухими к голосу любви?

Арчибальд вытер лицо платком, таким же дырявым, как его шапокляк, камзол и митенки.

– Однако все это не объясняет мне, каким образом юная уроженка Анимы оказалась на балу Миражей в такой поздний час, одна, без сопровождения.

– Я просто заблудилась.

Офелия знала, что не умеет лгать, поэтому предпочла держаться как можно ближе к правде.

– Ну и ну! – весело воскликнул посол. – Так куда же я должен сопроводить вас, как повелевает мне долг благородного дворянина?

Вместо ответа Офелия посмотрела на носки своих ботинок, торчавшие из-под юбки, заляпанной грязью. Потом спросила:

– А могу ли я узнать, месье, с какой целью вы вознамерились обольстить мою кузину до ее свадьбы?

Арчибальд обратил свой чеканный профиль к сияющему небу.

– Здесь у нас все ненавидят интенданта, а интендант ненавидит всех нас. Мне жаль его бедную невесту. Пусть уж лучше она полюбит меня, а не кого-нибудь другого. Я знаю людей, готовых обойтись с ней без всяких церемоний, лишь бы свести счеты с Торном.