Текст книги "Сегодня День рождения мира. Воспоминания легендарного немецкого клавишника"

К счастью, Том на месте. Я показываю ему молнию. Он берет у меня из рук куртку и делает то, что не удавалось мне в течение нескольких часов: пытается расстегнуть молнию. Безрезультатно. Тогда мы капаем немного детского массажного масла на молнию и – о, чудо! Нам удается расстегнуть ее, и я, наконец, могу надеть куртку.

«Не забудь, – говорит Том, – в 20:40 meet & greet[54]54
  Meet & greet – встреча артистов с фанатами. – Примеч. ред.


[Закрыть]!» Ах да, это было написано на листке с распорядком дня, приклеенном в нашей костюмерной рядом с дверью. Там ежедневно указывается план мероприятий.

Я мчусь обратно в костюмерную. Пока меня не было, радостное возбуждение присутствующих усилилось. Женщины бесшабашно смеются и визжат, пытаясь в оставшиеся минуты перед концертом выпить такое количество спиртного, которое только может в них влезть. Тилль объясняет им, что водку можно перелить в бутылки из-под воды и потом взять их с собой, на концерт. Так что теперь моя вода, которую я заботливо выставил нагреваться на стол, бесцеремонно слита в таз со льдом. Но сейчас пить я не хочу, да и перед концертом нельзя. Я иду еще раз отлить, но туалет занят, и перед ним маячит парочка женских фигур. Видимо, гостьи хотят подправить макияж или сделать еще что-то, кто их знает. Но двери заперты, и оттуда слышится только хихиканье и сопение.

Так, снова назад, в костюмерную. Все уже фотографируются с Тиллем. Теперь фотографировать должен я. Надо бы купить селфи-палку для такого случая. Фотограф из меня неважный, да и в современных телефонах я разбираюсь плохо. Итак, щелк, щелк. Еще раз. И еще раз. Кому нужны эти фотографии? Кто захочет их посмотреть? Что их ожидает – многовековое хранение в «облаке», на сервере в американской пустыне? А душа не исчезнет, если так часто фотографироваться?.. В костюмерную входит Том с сотрудником службы безопасности, чтобы отвести людей на свои места в зале. Возникает сумасшедшая кутерьма. Гости оставляют свои куртки и сумки на диване, столах и стульях, и это выглядит так, будто их вещи всегда были в нашей костюмерной. Да, действительно, кажется, что это так… Наконец все уходят. Тилль задумчиво делает глоток шампанского, и мы глубокомысленно молчим, глядя друг на друга….

Мы начинали играть в маленьких деревенских залах, постепенно завоевывая аудиторию. Наши первые фанаты досаждали нам вопросами, когда и где мы будем выступать в следующий раз. Это было, конечно, приятно. Но если мы хотели иметь по-настоящему громкий успех, то должны были выпустить хотя бы одну пластинку.

Единственной звукозаписывающей компанией, которую мы тогда знали, была государственная фирма ГДР – Amiga. Там в 1989 году была выпущена пластинка Feeling В. После объединения Германии эта компания исчезла. Два музыканта из довольно успешной в ГДР группы City основали частную звукозаписывающую компанию. Мы знали этих людей по совместным концертам и тусовкам. Поэтому сразу же двинули к ним с нашими кассетами и CD. После того как более или менее сносно разместились в их крошечном офисе, прокрутили на магнитофоне два коротеньких отрывка из наших песен. Они вежливо объяснили нам, что такая музыка – не для их компании. «Приходите через пару лет!» – было сказано нам. По-видимому, в этом и состояла та «поддержка молодежных групп бывшей ГДР», о которой они говорили в своих интервью. Достойно, конечно, но совершенно для нас бесполезно…

Другая звукозаписывающая компания отнеслась к нам с огромным интересом. Но объявила: для записи одной пластинки с нас причитается 15 000 немецких марок. Тогда мы пошли на биржу труда и подали заявление на получение ссуды для организации частной компании в области искусства. Мы получили небольшой стартовый капитал, но при этом автоматически потеряли права на пособие по безработице. Потеряли безвозвратно. Это означало, что отныне нам не оставалось ничего другого, как зарабатывать только музыкой.

Вскоре после этого мы поехали играть в одном деревенском клубе. Но когда мы туда добрались, он был еще закрыт. Нам пришлось полчаса простоять перед закрытыми дверями зала. После того как нас впустили, оказалось, что акустических колонок в зале в два раза меньше, чем требуется. Добиться хорошего звука с такими мощностями мы не могли. Но ведь нам хотелось сыграть хороший концерт! Мы подступили к директору клуба. Он же полагал, что сойдет и так. «Денег на аппаратуру у меня нет! Играйте, как хотите!» – кричал он. Наверное, был уверен, что группа, которая добралась из столицы черт знает куда, не откажется от выступления.

Но мы решили уехать, просто вернуться обратно, домой, с пустыми руками. А надо сказать, что наш звукооператор одновременно являлся директором клуба Knaack-Klub. Досадуя, что не удалось выступить, мы спросили его, нельзя ли поиграть в его заведении на разогреве, бесплатно. Он легко позволил нам это. Вечернее выступление доставило нам колоссальное удовольствие, к тому же мы произвели хорошее впечатление на администратора одной второсортной, но ловкой в делах поп-певицы. Он предложил нам гастролировать вместе с ней. Мы согласились. А куда нам было деваться? И стали ездить по дальним деревням Восточной Германии, чтобы выступать в бестолковых эстрадных номерах. Такая работа приносила нам деньги на кусок хлеба…

Мы никогда не спорили с менеджером о размере гонораров. Считали: главное – чтобы он организовывал нам как можно больше концертов. А сколько мы на них получим… Как говорится, что Бог пошлет. В большинстве случаев это была сотня марок. Тогда на востоке страны все самое необходимое стоило довольно дешево, и мы могли жить на них целый месяц.

Неожиданно нами заинтересовался один опытный менеджер. Мы с большой охотой согласились на встречу с ним. Он был настоящий организатор и менеджер в одном лице. Авторитетный в музыкальных кругах. При этом, что удивительно, – наш ровесник. Нам легко было найти с ним общий язык. К тому же, казалось, он точно знает, что с нами происходит, о чем мы думаем и чего желаем в каждый момент. Вероятно, это было именно то, что нужно… Мы стали сотрудничать.

Каждый шаг, который мы совершали с нашим новым менеджером, был спорным. Сейчас никто не может с точностью сказать, правильно ли мы действовали. Ибо никто не знает, что было бы, если бы мы принимали противоположные решения. При этом рассуждать, кто какую долю успеха обеспечил, глупо. У каждого на это свой взгляд. Признаюсь, что я не всегда был доволен динамикой нашего развития. Да и самим собой, большей частью, тоже. Наверно, каждому из рокеров знакомы эти чувства. Но здесь ясно одно. Либо музыкант сам заботится о решении скучных организационных и коммерческих вопросов и вечно сидит на переговорах да читает документы. Либо делает музыку. Но тогда он вынужден смириться с тем, что деловые вопросы решаются не так, как он себе представлял.

Музыкант не должен ничего «выискивать и считать». Так говорил наш менеджер. Такая позиция – широкая основа для успеха. Наверно, это правильно. Только мне кажется, что умелое решение деловых вопросов не определяет успех. Как и талант музыканта…

Когда я задаюсь вопросом, почему нам повезло и мы стали той Rammstein, которая есть сейчас, получаю один и тот же ответ. Просто потому, что мы есть и все еще вместе. Большинство групп, которые существуют так же долго, как мы, успешны. Многие команды, украшающие своим участием крупные рок-фестивали, я знаю еще с детства. Они не распадаются даже тогда, когда лидер умирает. Некоторые группы гастролируют по миру, имея в составе всего одного «знакового» участника, или вообще без него. Правда, в последнем случае, я думаю, это выглядит как караоке. Мне на ум приходят слова Karaoki faighter («боец караоке», англ.). Или mussja-krieger («да-воин», нем.). Да, мы бойцы и должны идти дальше, говорят члены группы, в которой умирает лидер. И, как правило, у них получается продолжать свое дело. Конец приходит не из-за смерти, а когда разногласия среди музыкантов настолько велики, что коллектив трещит по швам. Вы имеете право выбрать себе коллег, которые составят с вами группу. Но только один раз. Это как в браке. Если выбор сделан, а что-то оказалось не так, работай над совершенствованием отношений, изменяй себя, но не предъявляй претензий к партнеру.

Когда я пришел в группу, мы с ребятами достигали полного согласия буквально во всем. Казалось, что так и должно быть, когда люди вместе делают музыку. Даже если кто-нибудь из них извращенец или социопат. Так я думал. Но прошло время, и оказалось: все не так просто. Мы стали часто ссориться. Причины для стычек возникали из-за ерунды. Из-за этого страдали все, и прежде всего – наши желудки. Когда мы ругались, со стола летели тарелки с едой. Кто-то заказывал блюда, кто-то их ждал, как манны небесной, потому что был голоден как зверь… Это не учитывалось. Мы вырывали тарелки друг у друга из рук, и они летели на пол. Правда, существовал уговор: если человек не попробовал своего блюда, не съел ни одного кусочка, его еду трогать нельзя! Так что каждый имел шанс во время ссоры положить в рот что-нибудь съедобное. Но со временем этот запрет устарел. Теперь мы все желаем похудеть, поэтому оставить кого-то в споре без тарелки и совсем голодным не возбраняется.

Раньше, когда я был пьян и что-то возбужденно рассказывал или бранился, мой голос становился похожим на голос Эриха Хонеккера[55]55
  Эрих Эрнст Пауль Хонеккер – крупный государственный и политический деятель ГДР. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Кончай «хонеккерить», говорили мне друзья. Но я знал, что им смешно, и они относятся к моему хмельному бреду снисходительно…

В те времена самые жестокие ссоры не оставляли в нас никакого следа. Мы забывали о них, как будто ничего не было. Что бы мы ни говорили друг другу, все окупало радостное предчувствие того, что все лучшее для нас только начинается.

Мы никогда не ссорились из-за женщин. Хотя бы потому, что наши вкусы в этом вопросе здорово разнились. Но главное, для каждого из нас единство группы было важнее любовных отношений, тем более если речь шла об интрижке или удовлетворении сиюминутного вожделения. Любой музыкант понимает: его жизнь протекает среди друзей-коллег, а не с желанными подругами. Даже если у него одна, любимая, женщина – это так. Даже мать музыканта видит его не чаще, чем члены его команды. Кроме того, в группе он зарабатывает деньги, а это очень важно, на этом зиждется его существование. Поэтому музыкант не ставит свое положение в группе под угрозу из-за того, например, что ему нравится девушка коллеги.

Вообще, чаще всего ссоры происходят из-за денег. Думаю, что большинство групп распалось из-за того, что их участники не смогли договориться о распределении доходов. Обычно, например, композитор получает определенную долю прибыли от продажи сочиненной им песни. При этом каждый знает, что некоторые хиты могут обеспечить человеку беззаботную жизнь. Взять хотя бы Last Christmas Джорджа Майкла[56]56
  Джордж Майкл – один из наиболее успешных британских поп-певцов, поэт и композитор. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Когда вы все вместе музицируете, то не очень просто выяснить, кто в итоге сделал песню популярной. Бывает, что композитор получает львиную долю прибыли от нее, и это несправедливо по отношению к гитаристу или барабанщику. Вопреки сложившемуся мнению, я вообще считаю: ударник порой вносит намного более существенный вклад в успех группы, нежели другие музыканты.

Я считаю, что к каждому члену группы надо относиться уважительно и деньги делить поровну. Тогда никто не будет чувствовать себя ущемленным и работать спустя рукава. Как это звучало во времена ГДР и торжества социализма? От каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Мы всегда исходили из того, что все имеем равные способности и потребности. Наш новый менеджер задействовал свои связи и попытался «прикрепить» нас к звукозаписывающей компании Motor. Мы послали туда кассету с нашими песнями. Нам быстро отказали. К музыке, которую делали мы, в то время в Германии не было никакого интереса. Менеджер абсолютно не расстроился, купил бутылку коньяка и пошел на прием к генеральному директору этой крупной компании. За непринужденным разговором по душам он как бы между делом поставил в магнитофон кассету Rammstein. Шеф Motor прослушал две песни и с интересом спросил: «А что это за группа?» Через некоторое время мы заключили с компанией контракт на выпуск первого альбома…

В наше время звукозаписывающие фирмы на территории бывшего ГДР процветают. После объединения Германии в ее восточной части стали выступать и работать многие очень успешные группы, музыканты, исполнители и диджеи с Запада. Например, Dune, Snap! Loona, Marusha, Captain Jack. Это привлекло в звукозаписывающие компании много молодых и предприимчивых людей. Зачастую они не имели соответствующего образования, но были преисполнены энтузиазма и фонтанировали новыми идеями. Кроме того, они умели работать и добиваться успеха. И помогли многим молодым музыкальным коллективам встать на ноги. Нас нельзя было уже назвать молодыми. Всем членам нашей команды было около 30 лет. Многие другие группы с таким великовозрастным составом уже распались, а некоторые музыканты из них умерли. Может быть, Motor сперва отказала нам, так сказать, на основе возрастного ценза…

И все-таки с нами был подписан контракт на выпуск альбома.

И вот тогда мы получили много денег. Определенно, мы получили во сто крат больше, чем ожидали! Мы подписали контракт, не вдаваясь в его юридические тонкости. Мы только смотрели, чтобы было прописано название Rammstein, и размещали в месте для подписи свои каракули. Детали нас не интересовали. Главным было то, что контракт заключен! И теперь для нас настала пора перемен!

Мы больше не повторяли такой ошибки – подписывать контракт, не читая его. Но я и теперь не знаю: что такое страшное там должно быть, чтобы мы воротили от него носы.

Нас прежде всего радовало то, что мы более или менее обеспечены. И что теперь можем более спокойно работать над музыкой. Мы и понятия не имели о том, во что ввязались! Оказалось, что Motor собирается продавать тираж нашего альбома и всячески пиарить Rammstein. А для этого мы должны были записать видео, провести рекламный тур и постоянно давать интервью журналистам. Они задавали вопросы, на которые мы не могли ответить, потому что о некоторых вещах просто еще не задумывались. Кроме того, у нас не было навыка грамотной речи, мы не умели правильно выражаться! Нам всегда казалось, что зрители узнают о наших мыслях и чувствах из музыки, что мы делаем. Слова, если только они не для песни, нам были не нужны. Но люди, видимо, слышали музыку иначе, чем мы. Журналисты это знали. И мучили нас в бесконечных интервью.

Затем нам неожиданно сказали в Motor: «Вашей группе нужен продюсер!» Мы понятия не имели, что это за птица такая – продюсер. Может быть, это человек вроде надсмотрщика из органов госбезопасности, который во времена моей работы в Feeling В приходил на репетиции и внимательно слушал, о чем мы поем? Нам объяснили, что продюсер – это и администратор, и финансист, и пиар-менеджер, и организатор сбыта альбомов группы, и… В общем, супермен. И теперь он нам необходим как воздух. «Такие люди, – сказали нам, – очень неохотно работают с неизвестной группой и берутся за продвижение ее дебютного альбома. Но вам нужно обязательно найти своего продюсера! Ведь мы вложили в ваш альбом немалые деньги!»

Мы озаботились этой проблемой. И вскоре узнали, что на упаковке каждого CD есть список всех участников работы над проектом. А на первом месте в нем стоит имя продюсера группы. Мы отправились в музыкальный магазин и стали рассматривать обложки дисков. Наш выбор пал на некого Грега Хантера, его имя мы отыскали на упаковке альбома Killing-Joke[57]57
  Killing-Joke – известная британская постпанк-рок-группа, оказавшая большое влияние на развитие индастриал-рока. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Эта группа стояла в одном ряду с Ministry, The Prodigy, Pantera, The Cult и The Cure[58]58
  The Prodigy, Pantera, The Cult и The Cure – названия популярных американских и британских рок-групп. – Примеч. ред.


[Закрыть], песни которых раньше мы слушали ночи напролет. Мы связались с этим человеком и договорились о встрече на нашей репетиции.

Сотрудники звукозаписывающей фирмы обрадовались, что мы не стали тянуть со столь важным делом, и изъявили готовность помочь нам заключить с продюсером контракт.

Грег Хантер небрежностью в одежде и манерах больше соответствовал образу бездомного, нежели продюсера. Он с дружелюбным видом слушал наши песни, но не сказал ничего существенного, если не считать замечания о том, что нам еще многому предстоит научиться. Вечером мы показывали ему достопримечательности Берлина, сводили на конкурсный концерт турецкого хип-хопа. После этого засели с ним в баре. В Англии, видимо, потребление алкоголя ограничивалось какими-то нормами, потому что Хантер поглощал виски с неимоверной жадностью. Ночью его вырвало в квартире у Тилля на ковер. А весь следующий день он провел спящим на диване в нашем репетиционном помещении. Вечером он смог съесть банан и опохмелиться. Мы потащили его в аэропорт. Там, в пьяном откровении, Хантер поведал нам о том, что никакой он не продюсер, к Killing-Joke не имеет никакого отношения. Зато является двойным тезкой Грега Хантера, и мы с ним ошиблись.

Классный урок задал нам этот несчастный проходимец!

В то время набирала популярность рэп-метал-группа из Швеции под названием Clawfinger. Ее продюсером был некий Якоб Хелльнер. Прежде чем связаться с ним, мы, наученные горьким опытом, тщательно проверили достоверность его контактных данных. И только после этого позвонили и пригласили на наш концерт в Гамбурге. В принципе, Гамбург – это было не очень хорошей идеей. Там нас никто не знал. Небольшой клуб, в котором мы собирались выступать, не пользовался популярностью у молодежи. Какое впечатление мы могли произвести на Якоба, играя в маленьком зале, который вдобавок был еще и пуст? Но что сделано, то сделано…

Якоб Хелльнер никак не выразил своего отношения к масштабу нашего концерта. Он оказался деликатным и симпатичным человеком. Выглядел как добродушный преподаватель, который слыхом не слыхивал о рок-музыке. А я думал, что у продюсера рэп-метал-группы изборожденное морщинами лицо, и он непрерывно нервно курит! Хелльнер внимательно смотрел на нас, слушал не перебивая. Так же, как ранее Грег Хантер, он пришел на нашу репетицию, сел на тот же диван, но, в отличие от своего предшественника, привел с собой коллегу по имени Карл. Тот записал отрывки наших песен на плеер.

На следующий день Якоб Хелльнер объявил, что согласен с нами работать. Наш новый продюсер предложил нам абсолютно новый подход к созданию музыки и имиджа группы. Он имел идеальное чутье сценического режиссера и музыканта. Он выявил суть нашего творческого подхода и сказал: «Я почувствовал в вас диких чудовищ. Вы должны делать упор на это». Он говорил долго и в конце концов четко оформил наше размытое представление о том, как мы можем выражать в музыке и своих сценических образах те идеи и эмоции, что владели нами.

Он решил записать наш диск в Швеции. Это произвело на нас большое впечатление: работа за границей! Хотя, возможно, Якоб просто не горел желанием уезжать надолго из дома в Германию. Он проживал в Стокгольме. Тогда я еще испытывал страх перед полетами на самолетах, поэтому поехал в Швецию отдельно от группы на своем автомобиле, набитом нашими электроинструментами.

В Стокгольме Якоб привел нас в знаменитую Polar Studios – студию звукозаписи, созданную группой ABBA. Замечательный дизайн ее помещений был выдержан в духе художественного оформления интерьеров 70-х годов. И, конечно, там стоял холодильник, из которого можно было выгребать столько бутылок кока-колы и минеральной воды, сколько нам хотелось. Если бы мы знали, что все это – за наш счет, то, наверное, не особенно радовались бы. Мы очень долго полагали, что за все, что мы делаем в студии, платит звукозаписывающая компания. Так было с Motor. Но в Швеции дела делались иначе… В первый день я узнал, что сначала будут записывать только ударные, и мне в студии делать ничего. Поэтому я пошел гулять по городу и был очарован Стокгольмом. Город стоит на протоках, соединяющих озеро Меларен с Балтийским морем. И поэтому представлялся мне гигантским океанским судном, движущимся между живописных островов с прекрасными зданиями. Я смотрел на воду, на лодки, лежащие на берегу, любовался старинными площадями и набережными. Моя очередь на запись подошла только через неделю, и каждый день я прокладывал новый туристический маршрут от гостиницы к студии. Никак не мог налюбоваться видами и достопримечательностями Стокгольма. Я полюбил этот город.

Чтобы записать клавишные, нам не нужна была дорогая студия ABBA: все можно сделать и в дешевом подвале. Потому что стереофоническое звучание при цифровой звукозаписи, совершаемой через оптический кабель, совершенно не нужно. Все мои инструменты были настроены для того как надо, но Якоб обратил внимание на то, что играю я неаккуратно. И это было правдой. Мне пришлось здорово потрудиться над чистотой исполнения, и для этого потребовалось больше недели.

Чаще всего я находился в студии только с Якобом и его помощником Карлом. В каждый обеденный перерыв они вели меня в новый ресторан: любезно старались разнообразить мой рацион. Однажды Якоб решил угостить меня блюдами японской кухни. Заказал суши и чай. Все когда-нибудь случается в первый раз. Я медленно пережевывал безвкусные водоросли и резиноподобную рыбу, потягивал коричневый чай, который на вкус напоминал копченый окорок… И мечтал о нормальной еде! Обычно мы подолгу молчали, потому что я ни в малейшей степени не знал, о чем могу поговорить с Якобом и Карлом. Я был невеждой: не имел представления ни о чем, кроме музыки и музыкальных электроинструментах. Я даже не знал группы, о которых они мне рассказывали. Я не мог также говорить и о нашей работе. Мне-то казалось, что записи выходят потрясающими, но группа была чем-то недовольна. Ребята говорили: проблема в том, что наш продюсер не понимает немецкий язык. Поэтому расставляет акценты, оценивая наше пение по звуку, а не по содержанию. Я же считал, что это не имеет значения. Я любил, к примеру, песни английских групп, но не имел ни малейшего понятия, о чем в них идет речь. И от этого они не становились хуже…

Вечерами мои друзья спорили о пении Тилля и звучании гитар. Для меня наши гитаристы всегда играли одинаково хорошо, я вообще не соображал, о чем речь, и с удовольствием отправлялся гулять по Стокгольму. Вообще, с организацией досуга мы испытывали трудности. Клубы Стокгольма оказались для нас недоступны. В те, что попроще, стояли длиннющие очереди. А в те, что подороже, нас не пускали. Либо мы были не так одеты, либо вели себя неподобающим образом. Мы попали в клуб единственный раз. Тогда Якоб пригласил нас на вечеринку, посвященную выпуску второго диска Clawfinger. В Швеции принято устраивать подобные торжества очень скромными. Празднованием там и не пахло. По существу, в скромном клубе состоялся не менее скромный концерт…

Чтобы коротать вечера, мы накупили видеокассет с англоязычными фильмами. Валялись на матрасах перед телевизором и пили баночное пиво. На обратном пути из студии я покупал его в универсаме. Мы долгое время не могли понять, почему оно не производит на нас никакого алкогольного воздействия? Решил прочесть, что написано на банках. Оказалось, что алкоголь в этом шведском напитке составлял всего 2 объемных процента! Мы поняли, почему до сих пор не мог выпить больше банки этой воды! И тогда попытались найти в Стокгольме настоящее пиво. Для этого нам пришлось поехать в специализированный магазин под странным названием Systembolaget. Витрины у него не было. Внутреннее помещение походило, скорее, на офис, но никак не на торговый зал. На окнах висели решетки. Примерно через час после предъявления паспортов мы смогли выбрать по каталогу нужное нам пиво и купить его. Оно стоило очень дорого, поэтому мы заказали вдобавок побольше крепкого и более дешевого шнапса.

Вероятно, подобные ограничения вызывали у шведов протест, и они назло властям поступали, как мы: покупали алкоголь втридорога, но покрепче. И в конце недели, как говорится, отрывались по полной. В выходные дни на улицах всегда было ужасно много пьяных. Они напивались намного сильнее, чем можно было бы ожидать от добропорядочных шведов. Передвигались они преимущественно группами из трех человек: двое, те, что покрепче, поддерживали за руки того, кто еле волочил ноги. Их повсюду рвало; в метро и клубы их не пускали, и я часто наблюдал, как они неприкаянно жмутся друг к другу на пронизанных холодным ветром бульварах.

Высокие расценки Polar Studios и недовольство неторопливой работой Якоба Хелльнера вынудили нас отказаться от выпуска диска в Швеции. Мы решили дописать его самостоятельно, без помощи продюсера, в Гамбурге. И отправились туда.

Мы были рады вновь оказаться на родине. К тому времени лето вступило в свои права. Девушки в Гамбурге уже вовсю бегали с голыми ногами. После прохладного Стокгольма нам казалось, что здесь настоящая жара, хотя это было не так. К нам приехали старые друзья из Шверина, и нашу творческую командировку мы начали с того, что стали обходить все мало-мальски известные городские клубы. Благо, здесь они были доступны, не то что в Стокгольме…

В том, что касается клубной жизни, Гамбург выше Берлина на голову. Каждый вечер мы веселились и пили в новом месте – в Mojo Club, Tiefenrausch, Grünspan, Prinzenbar, ходили на рок-концерты в Docks или в Star Club. Может быть, в одном из этих клубов в начале 60-х играли The Beatles, ведь они начинали свою карьеру в Гамбурге…

До этого момента я еще никогда в своей жизни так много не гулял. Соответственно, каждый мой новый день начинался трудно и поздно. Проснувшись, я тащился в продовольственный магазин, чтобы купить себе йогурт и смородину. Потом, как сомнамбула, плелся в студию и там уже медленно приходил в сознание. В студии старался затолкать в себя йогурт и сжевать ягоды. Они частенько были покрыты плесенью, потому что я не смотрел, что покупал. Мои друзья чувствовали себя не лучше, и тем не менее все мы принимались за работу. Потом шли обедать. Я выпивал пиво, и только тогда мне становилось немного лучше…

Поскольку мы еще громко не заявили о себе в Гамбурге, нас никто не знал. А нам хотелось проводить свободное время с хорошенькими девушками. Но сами инициировать знакомства мы не хотели, потому что к тому времени были о себе уже достаточно высокого мнения. Поэтому с высокомерным видом высиживали вечера в клубах, медленно напивались и ждали, что какая-нибудь девушка с нами заговорит. Но не тут-то было! Ведь нашей потенциальной знакомой надлежало быть такой пьяной, чтобы ее не беспокоили наш безобразный внешний вид и невнятная речь!

Мы жили в квартире у друзей, которые уехали в отпуск и не успели нам рассказать об особенностях электроснабжения в их доме. Когда я захотел постирать свою грязную злопахнущую одежду, засунул ее в стиральную машину и отправился в студию. Перед уходом погасил во всех помещениях свет. И не заметил, что после этого машина отключилась. Нужно было знать, что здесь так устроена электросеть. Это было сделано для экономии электроэнергии. Вечером я вытащил свои вещи из стиральной машины такими же грязными и вонючими, какими они и были, только вдобавок еще и мокрыми. Но я не имел большого опыта в стирке белья и подумал, что все простиралось. И потом удивлялся: откуда этот постоянный неприятный запах? Много позже до меня дошло, что он как-то связан со мной…

Иногда мы гуляли ночи напролет. И после того, как напивались в клубах, тащились в Tageslicht или Erika – трактир для завтраков. Там рабочий люд, а также панки и сутенеры дружно пожирали фаршированные мясом булки. Нас обслуживали как своих, ведь мы выглядели хуже панков. Но булки вызывали у меня отрыжку. Однажды мы абсолютно потеряли чувство реальности. Но– не желание продолжить выпивку. И посчитали, что поскольку владелец трактира был вроде бы панком, то не обидится, если мы возьмем бутылку яичного ликера, пару пива и уйдем. Нам удалось осуществить свой замысел, и уже через полчаса мы встречали новый день на берегу Эльбы, опохмелялись и благодушно смотрели на буксиры и паромы. Мы бросали пустые пивные банки в воду. А бутылку с яичным ликером подкидывали, как мяч, и каждому, кто ее поймал, полагался глоток. Потом мы медленно шли по утреннему Гамбургу домой. А днем в студии могли забросить все дела, закрыть шторами окна и смотреть какой-нибудь видеофильм. Так я познакомился с «Наверное, боги сошли с ума» и смеялся тогда от души…

В те дни и ночи много было хорошего и плохого, высокого и низкого, грустного и веселого. Они были так беспечны, эти дни и ночи… Может быть, поэтому их трудно забыть.

Наконец мы завершили запись диска и покинули Гамбург. В Берлине руководство звукозаписывающей компании выдвинуло требование: для продвижения альбома к одной из песен необходимо снять видеоклип. Нам рекомендовали выбрать для этого наиболее спокойную песню Seemann. Она была хороша интересной басовой инструментовкой, которую блестяще делал во время исполнения Оливер. Мы согласились. Нам было интересно: от нас требовалась не только музыка и пение, но и настоящая актерская игра!

В качестве режиссера нам рекомендовали энергичного венгра Ласло Кадара, специалиста по короткометражкам и клипам. Он предложил сценарий, в котором мы тащим по пустыне корабль, кто-то из нас падает с песчаного холма, а какой-то маяк чудным образом наполняется пивом. Мы многого не поняли, но корабль в пустыне нам понравился. И вообще, мы посчитали сценарий гениальным и преисполнились уверенности в том, что такой клип сделает нам классную рекламу! На волне энтузиазма мы в тот же день поехали в киностудию, которая располагалась недалеко от того места, где живет Дитер Болен[59]59
  Дитер Гюнтер Болен – известный немецкий поп-музыкант, автор песен, музыкальный продюсер, певец. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Поглазев на недвижимые владения основателя Modern Talking и Blue Systems[60]60
  Modern Talking и Blue Systems – знаменитые немецкие музыкальный дуэт и соответственно поп-группа, основанные Дитером Боленом. – Примеч. ред.


[Закрыть], я был приятно удивлен их скромными размерами.

В павильоне для съемок несколько куч песка изображали барханы в пустыне, между ними стояло примитивное подобие корабля из картона. Нас направили в гримерную, в которой работали два англоговорящих визажиста с приспущенными ниже талии штанами. Мы не знали, что наступала мода носить джинсы так, чтобы над ремнем вылезала резинка трусов. Поэтому сочувственно сказали ребятам: «У вас штаны спадают!» Они только рассмеялись и без лишних объяснений решительно обрили всем головы. Мне же оставили на макушке прямоугольный островок нетронутых волос. Это выглядело так, будто я ношу на голове кирпич. К тому же мои оттопыренные, но раньше прикрытые волосами, уши стали теперь достоянием общественности. Я смолчал: искусство требует жертв… Потом были съемки. Мы тащили через пустыню картонный корабль. По замыслу Кадара, в дальнейшем эти кадры должны были сменяться видами гамбургского порта. Эротическую ноту вносила бегущая полуобнаженная артистка, которая выглядела очень эффектно.