Текст книги "Летний остров"

Глава 2

В Сиэтле июнь был трудным месяцем. Именно в это время, когда в школах заканчивались занятия, расцветали пионы и дельфиниум, местные жители начинали сетовать, что их снова обманули. Дожди начались в октябре (из года в год горожане неизменно утверждали, что в этом году дожди начались раньше обычного), и к концу мая терпение истощилось даже у самых выдержанных. С фанатизмом почти религиозным они смотрели выпуски новостей и видели первые вызывающие зависть съемки из более теплых южных краев, где люди уже купались. Родственники, жившие в других районах страны, звонили им по сотовым телефонам с очередного пикника. Лето наступило по всей Америке, только не в Сиэтле.

Местные считали, что это несправедливо. Они заслужили лето. Долгих девять месяцев они терпели отвратительную погоду, и природа давно должна была обеспечить их солнцем.

Словом, в том, что в день пятидесятилетия Норы Бридж пошел дождь, не было ничего удивительного. Нора не восприняла плохую погоду в день своего рождения как дурное предзнаменование, только позже, оглядываясь назад, поняла, что следовало бы. Но тогда она не придала этому обстоятельству особого значения, лишь подумала: «Ну вот, опять дождь. Как всегда в мой день рождения».

Стоя у окна своего кабинета, она потягивала любимый напиток, шампанское «Мумм», закусывая ломтиком свежего персика, и смотрела на поток машин, запрудивший Брод-стрит. Часы показывали половину пятого. В городе, чьи магистрали стали тесны уже десять лет назад, наступил час пик.

На подоконнике были веером разложены десятки открыток. Нору поздравляли с днем рождения все коллеги по радиопередаче. Открытки были красочны, на каждой написаны соответствующие случаю слова, но самым дорогим для нее оказалось поздравление от Кэролайн, старшей дочери. И, как всегда, ее радость омрачилась тем, что Руби снова не прислала ей поздравление.

– Ничего, завтра все будет в порядке, – тихо сказала она своему отражению в оконном стекле.

Позволив себе немного погрустить из-за открытки, которой здесь не было, Нора стала собираться. Она в совершенстве владела мастерством отделять одну проблему от другой и раскладывать все по полочкам – пятнадцать лет работы с психоаналитиком сделали свое дело.

За последние пять лет она наконец научилась держать свои неспокойные эмоции в кулаке. Срывы, депрессия, когда-то отравлявшие ей жизнь, остались в прошлом, отошли в область болезненных воспоминаний.

Нора отвернулась от окна и посмотрела на хрустальные настольные часы. Четыре тридцать девять. Все собрались внизу, в конференц-зале, накрывают столы, расставляют бутылки с шампанским и тарелки с нарезанными персиками. Продюсеры, ассистенты, публицисты, штатные писатели – все готовы потратить час личного времени на то, чтобы устроить «неожиданную» вечеринку в честь новой звезды радио.

Поставив фужер на стол, Нора достала из выдвижного ящика миниатюрный косметический набор от Шанель, подновила макияж и вышла из кабинета.

В коридорах стояла непривычная тишина. Вероятно, все участвуют в подготовке фуршета, подумала Нора. Ровно в четыре сорок пять она открыла дверь конференц-зала.

Он был пуст.

На длинном голом столе не было ни угощения, ни крошечных кружочков конфетти. Со светильников косо свисало полотнище поздравительного транспаранта. Все выглядело так, словно кто-то начал оформлять зал к вечеринке, но потом вдруг бросил. Нора не сразу заметила, что слева от нее стоят двое мужчин: Боб Уортон, владелец и управляющий радиостанции, и Джсйсон Ююуз, главный юрист.

Нора приветливо улыбнулась:

– Добрый день. Рада вас видеть.

Мужчины быстро переглянулись.

У Норы возникло неприятное предчувствие.

– Боб, что случилось?

Мясистое лицо управляющего, на которое отложили свой отпечаток два мартини за каждым ленчем и двадцать ежедневных сигарет, сморщилось.

– У нас плохие новости.

– Плохие новости?

Джеймс обогнул Боба и приблизился к Норе. Его седые волосы были, как всегда, безукоризненно причесаны, в черном костюме от Армани он выглядел не старше сорока лет и походил на крестного отца мафии.

– Сегодня днем Бобу позвонил некий Винс Корелл.

Нора вздрогнула, словно от пощечины.

– Он утверждает, что, когда вы были еще замужем, у вас был с ним роман, и требует, чтобы мы заплатили ему за молчание.

– Черт побери, Нора! – в сердцах воскликнул Боб, брызжа слюной. – Роман! В присутствии детей! Вы должны были поставить нас в известность.

Нора тысячи раз советовала своим читателям и слушателям быть сильными. «Никогда не показывайте, что вы боитесь. Верьте в себя, и остальные тоже в вас поверят». Но сейчас, когда сила понадобилась ей самой, ее не было.

– Я могла бы сказать, что он лжет.

Нора невольно поморщилась, услышав в своем голосе нотки отчаяния. Джейсон открыл дипломат и достал конверт из коричневой бумаги.

– Вот, смотрите.

Когда Нора открывала конверт, руки у нее дрожали. В конверте оказались черно-белые фотографии. Еще не вынув верхний снимок, она поняла, что это такое.

– Боже правый… – прошептала она и схватилась за металлическую спинку ближайшего стула. У нее подгибались колени, и только сила воли помогла ей устоять. Она затолкала фотографии обратно и посмотрела на Джейсона. – Должен существовать какой-то способ ему помешать. Разве нельзя наложить судебный запрет? Это личные фотографии.

– Да, личные. Его. По ним сразу ясно – вы знали, что вас снимают. Вы позировали. Вероятно, он долго выжидал момент, когда вы станете знаменитой, и после статьи в «Пипл» понял, что время пришло.

Нора глубоко вздохнула и посмотрела на коллег:

– Сколько он хочет?

Возникла многозначительная пауза. Джейсон подошел ближе.

– Полмиллиона долларов.

– Я могу набрать эту сумму…

– Деньги ничего не решают, и вы сами это знаете. Рано или поздно фотографии всплывут.

Нора все поняла.

– Вы ему отказали! – сказала она обреченно. – И он собирается передать их в газеты.

Джейсон кивнул:

– Мне очень жаль.

– Боб, я могу объяснить это своим слушателям, они поймут…

Нора, вы давали им не просто советы, а советы на темы морали! – Боб покачал головой. – Представляю, какой разразится скандал. Господи Иисусе, мы-то рекламировали вас чуть ли не как современную мать Терезу, а вы, оказывается, вроде той Дебби, которая потрясает Даллас[4]4
  Главная героиня фильма «Дебби потрясает Даллас», стриптизерша.


[Закрыть].

Нора вздрогнула:

– Это несправедливо.

– Поверьте, Нора, – вставил Джейсон, – простые домохозяйки из захолустных городков не поймут, что их идолу просто нужна была свобода.

Боб закивал:

– Когда фотографии появятся в прессе, мы сразу потеряем рекламодателей.

Нора сцепила пальцы и попыталась сохранить хотя бы видимость спокойствия, но понимала, что ей это не удастся.

– Что же нам делать?

Еще одна многозначительная пауза. Наконец Джейсон решился:

– Мы хотим, чтобы вы взяли небольшой отпуск.

Все произошло слишком быстро, Нора не успела собраться с мыслями. Пока она знала только одно – она не может сдаться без борьбы. Работа – все, что у нес есть.

– Я не могу…

Джейсон подошел еще ближе и осторожно тронул ее за плечо:

– Последние десять лет вы занимались в основном тем, что объясняли людям, как важно ставить на первое место интересы семьи и уважать свои обязательства. Как вы думаете, много времени понадобится газетчикам, чтобы установить, что вы не общались с дочерью со времени развода? После этого ваши советы будут звучать совсем по-другому.

Боб снова кивнул:

– Нора, газеты разберут вас по косточкам, и не потому, что вы этого заслуживаете, а потому, что у них появится такая возможность. Неприятности у знаменитостей, да еще и сексуальные фотографии – «желтая пресса» это обожает. Уж они порезвятся вовсю, можно не сомневаться.

Нора почувствовала, что се жизнь рушится у нее на глазах.

– Скандал забудется, – прошептала она, сама понимая, что это не так. У нее возникло ужасное чувство, будто она оказалась во власти урагана, сметающего и разрушающего все на своем пути. – Я возьму отпуск на несколько недель и посмотрю, что будет.

– Имейте в виду, что, по официальной версии, это очередной отпуск, – сказал Джейсон. – Мы не хотим, чтобы его как-то связали со скандалом.

– Спасибо.

– Надеюсь, вы справитесь, – добавил он. – Мы все надеемся.

Джейсон и Боб заговорили одновременно, потом так же одновременно замолчали, и воцарилась неловкая тишина. Стук шагов, хлопнула дверь. Они ушли.

Нора осталась одна. Слезы, которые она больше не могла сдерживать, застилали глаза. Одиннадцать лет работы по семьдесят часов в неделю – и все коту под хвост.

Пф-ф! Из-за нескольких откровенных фотографий, снятых давным-давно, жизнь лопнула подобно воздушному шарику. О ее лицемерии узнают все, в том числе – о Боже! – собственные дочери. Теперь у них не останется сомнений, что у матери был роман на стороне, что она солгала им, когда уходила из семьи.

Руби с короткими перерывами проспала весь день, и теперь у нее жутко болела голова. Наконец она встала и, пошатываясь, поплелась на кухню, к холодильнику. Свет люминесцентной лампочки резанул глаза. Руби поморщилась, достала апельсиновый сок и выпила прямо из пакета. Несколько капель упало на подбородок, она смахнула их рукой.

В жилой комнате – смех, да и только; если ты живешь в этой пустой комнате, то ты либо умираешь, либо слишком глупа, чтобы дышать, – Руби прислонилась к шершавой стене, сползла вниз и села на пол, вытянув ноги. Она знала, что надо бы сходить в магазин и забрать из ящика газету, но сама мысль о том, чтобы снова открывать страницу с объявлениями о вакансиях, была невыносима. Конечно, работа у Ирмы была так себе, если начистоту, паршивая работенка, но по крайней мере она была. Ей не приходилось снова стоять в очереди вместе с другими желающими, умолять дать ей шанс, снова повторять: «Я действительно комедийная актриса». Как будто она особенная, а не просто одна из неудачниц в длинной череде мужчин и женщин, явившихся в Голливуд с дешевым билетом в один конец и мечтой о славе.

Зазвонил телефон.

Руби не хотела снимать трубку. Вряд ли звонок принесет хорошую новость. В лучшем случае это звонит Кэролайн, ее образцово-показательная сестрица, у которой двое прекрасных детей и красавчик муж.

Конечно, о ней мог наконец вспомнить папочка, но в это Руби как-то не верила. С тех пор как он женился во второй раз и обзавелся еще одним ребенком, проблемы ночного кормления грудных младенцев интересовали его куда больше, чем то, что происходит в жизни взрослой дочери. Руби даже не помнила, когда они в последний раз разговаривали.

Телефон не умолкал. После четвертого звонка Руби подползла по ковру к телефону и сняла трубку.

– Алло. – Голос прозвучал неприветливо, но кому какое дело? Руби пребывала в плохом настроении и не собиралась это скрывать.

– Эй, не рычи на меня!

Руби не поверила своим ушам.

– Вэл?

– Да, дорогая, это я, твой любимый агент.

Она нахмурилась:

– Если учесть, что моя карьера спущена в унитаз, у тебя слишком довольный голос.

– А я доволен. У меня новости. Вчера я обзвонил насчет тебя всех, кого мог. Мне неприятно это говорить, детка, но никто не хочет с тобой связываться. Клюнуло только в одном месте – на этом паршивом дешевом круизном судне. Там мне сказали, что они бы, пожалуй, наняли тебя на лето, если ты пообещаешь не выражаться и… согласишься выступать в оранжевой мини-юбке с блестками, чтобы после своего номера ассистировать фокуснику.

Голова у Руби заболела сильнее. Она потерла виски.

– Постой-ка… ты звонишь, чтобы сообщить, что у Большого Дика есть для меня ночная работа на судне «Голливуд и вино»?

Вэл захохотал. Это был настоящий, густой смех, без намека на скрытое напряжение, которое Руби привыкла в нем слышать. Клиент со временем начинает различать тонкие оттенки энтузиазма. Данное мастерство вырабатывается долгим ожиданием и поисками работы.

– Ты не поверишь! Черт, да я сам в это не верю. Угадай, кто мне сегодня позвонил.

Хейди Флейсс[5]5
  Знаменитая хозяйка борделя.


[Закрыть]?

В разговоре возникла пауза, Руби услышала попыхивание – Вэл курил.

– Джо Кокран.

– Из шоу «Брожение умов»? Вэл, не шути со мной, я немного…

– Кроме шуток, мне позвонил Джо Кокран. У него неожиданно сорвалась одна встреча, и он хочет включить тебя в завтрашнюю передачу.

До чего же быстро вращается мир! Вчера Руби была жалкой пиявкой в пруду, сегодня ее приглашает Джо Кокран, ведущий самого скандального, самого злободневного ток-шоу в стране. Передача была скроена по образцу известного ток-шоу «Политически некорректный», но из-за того, что «Брожение умов» шло по кабельному телевидению, в нем затрагивались более пикантные темы и допускались, даже приветствовались, грязные выражения. Попасть в это ток-шоу – мечта любого молодого комика, даже если комик на самом деле уже не так молод.

– Он дает тебе две минуты на вступительное слово. Так что, детка, советую начать готовиться прямо сейчас. Осталось мало времени. Завтра утром около одиннадцати я пришлю за тобой машину.

– Спасибо, Вэл.

– Дорогуша, я тут ни при чем, это все ты. Удачи!

Прежде чем повесить трубку, Руби спросила:

– На какую тему будет ток-шоу?

– Ах да, конечно, чуть не забыл. – В трубке послышалось шуршание бумаги. – Передача называется «Преступление и наказание: во всем ли виноваты родители?».

Этого следовало ожидать!

– Значит, я нужна им только потому, что я ее дочь.

– А тебе не все равно?

– Все равно.

Руби сказала правду. Ей было все равно, почему ее пригласил Джо Кокран, главное, что пригласил. Это ее шанс. Наконец-то ее покажут по национальному телевидению – после нескольких лет ожидания и бесчисленных прослушиваний в прокуренных залах заштатных городишек, которых она даже по названиям не помнила!

Она поблагодарила Вэла и повесила трубку. Сердце билось настолько сильно, что кружилась голова. Даже пустая комната и та, казалось, стала уютнее. Впрочем, она здесь долго не задержится. В передаче она будет блистать, как настоящая звезда.

Руби бросилась в спальню и распахнула дверцы гардероба. Вся ее одежда была черного цвета, а купить что-то новое не представлялось возможным. Потом она вспомнила про черный кашемировый свитер с треугольным вырезом. Она получила его к позапрошлому Рождеству от матери, хотя посылка пришла через Кэролайн. Обычно Руби возвращала все подарки матери нераспечатанными, но этот свитер ее соблазнил. Едва прикоснувшись к прекрасной мягкой ткани, она поняла, что не может отослать его обратно.

Сняв свитер с плечиков, Руби бросила его на кровать. Завтра она наденет его с черной кожаной мини-юбкой и черными колготками. Наряд оживит ожерелье. Получится образ стильной и ироничной женщины, прямо как Джанин Гарофало[6]6
  Актриса.


[Закрыть].

Выбрав одежду, Руби пинком захлопнула дверь спальни. На обратной стороне висело длинное зеркало в полосатой, черной с золотом, пластиковой раме.

Трудно отнестись к себе серьезно, если ты одета в старый отцовский спортивный костюм и красные шерстяные гольфы. Черные волосы Руби еще вчера слиплись от пота, в результате получилась прическа под панка. На лице после долгого сна остались морщины, размазанная тушь образовала вокруг глаз темные круги.

Руби схватила щетку для волос и поднесла к губам наподобие микрофона.

– Привет, я Руби Бридж. Вам наверняка знакома моя фамилия. Да-да, вы не ошиблись, я дочь Норы Бридж, духовного гуру средних слоев населения Америки.

Представив, как будет выглядеть завтра в плотно облегающей черной одежде, с кричащим безвкусным ожерельем на шее, с черным макияжем и волосами, подкрашенными голубой краской, Руби картинно подбоченилась.

– Посмотрите на меня и подумайте: разве такая женщина может учить вас воспитывать детей? Это как в рекламных роликах, где знаменитости объясняют, что вы должны стать для ребенка наставником. И кого же Голливуд выбирает в советчики?

Кучку изможденных девиц, алкоголиков, наркоманов, меняющих мужей и жен как перчатки! Людей, которые не проводят со своими детьми и десяти минут в год! И они учат вас, каким должен быть родитель? Это все равно что…

Телефон снова зазвонил. Чертыхнувшись, Руби побежала в гостиную и выдернула вилку из розетки. В ближайшие сутки никто не должен ей мешать. Нужно подготовиться к передаче, все остальное сейчас не важно.

Подобно всем большим городам, Сан-Франциско по ночам выглядел великолепно. Центр города, сияющий разноцветными огнями, походил на сад неоновых скульптур, разбитый в бухте.

Дин Слоун посмотрел на окно во всю стену, обрамляющее панорамный вид. К сожалению, он не мог встать со своего места – как всегда, он находился в плену хороших манер.

В пышно украшенном аляповатой позолотой бальном зале особняка на Рашсн-Хилл стояло около дюжины столиков, накрытых блестящими золотистыми скатертями и поверх них – прозрачным шелком. Фарфоровая посуда сверкала платиновыми ободками. За каждым столиком вели непринужденную беседу четыре-пять пар. Женщины были в дорогих вечерних платьях, мужчины в смокингах. Хозяйка приема, местная светская львица, лично выбирала гостей из списка самых богатых семейств Сан-Франциско. Благотворительный вечер был затеян в пользу оперы, и сборы обещали быть немалыми, но Лип подозревал, что большинство гостей не интересуется музыкой. Им важно, чтобы их увидели, и, что еще важнее, увидели за этим благородным занятием.

Его спутница, бледная утонченная женщина по имени Сара Брайтмон-Эджингтон, провела рукой по его бедру, и Дин понял, что слишком долго молчит. С хорошо отработанной непринужденностью он повернулся к ней и улыбнулся той самой улыбкой, которая была многократно описана в местной светской хронике.

– Очень прочувствованно сказано, не правда ли? – тихо спросила Сара и поднесла к губам фужер с шампанским.

Дин не сразу уразумел, о чем она говорит, но, быстро обведя взглядом зал, понял. У рояля «Стейнвей» стояла пожилая дама в голубом платье, покрой которого отличался обманчивой простотой. Судя но всему, она только что поэтично распространялась насчет оперы и заранее поблагодарила гостей за щедрые пожертвования. Больше всего на свете богачи любят притворяться щедрыми.

Дин понял, что это сигнал к окончанию вечера. Конечно, будут еще танцы, немного серьезных разговоров и еще более серьезных сплетен, но вскоре можно будет уйти, и это не покажется невежливым.

Послышались негромкие аплодисменты, затем шум отодвигаемых стульев. Дин взял Сару за руку, и они влились в шелестящую толпу. Оркестр заиграл нежную романтическую мелодию, смутно знакомую. Выйдя на площадку для танцев, Дин привлек Сару к себе, положил руки на ее обнаженную спину и почувствовал, как она затрепетала от его прикосновения. Вокруг них кружились другие пары, над головой, мерцая словно звезды, светились тысячи маленьких лампочек. В воздухе витал едва уловимый сладковатый запах роз.

Или это был запах денег?

Дин посмотрел на обращенное к нему лицо Сары и впервые заметил, какие у нее красивые серые глаза. Не задумываясь, он немного наклонил голову и поцеловал ее в губы, ощутив привкус шампанского. Этот поцелуй сказал ему, чем может закончиться ночь, – Сара явно его хочет. При желании он мог бы взять ее за руку, увести из зала, отвезти к себе домой и уложить в постель. После этого он, возможно, позвонил бы ей, и они бы еще несколько раз занимались любовью. А затем он все равно забыл бы ее. Из-за известной склонности Дина к быстротечным романам один местный журнал в прошлом году назвал его самым капризным холостяком Сан-Франциско. И это была правда: в его постели побывали десятки красивейших женщин города.

Но репортер не знал и даже представить себе не мог, насколько Дин устал от всего этого. Ему не исполнилось и двадцати девяти, а он чувствовал себя стариком. Он устал от денег, от власти, от одноразовых любовниц, которые становятся податливыми, словно сырая глина, едва услышав его фамилию. Вот уже больше года, как Дин чувствовал, что в его жизни что-то не так. В ней чего-то недостает.

Поначалу он решил, что ему не хватает деловых проблем, и снова с головой окунулся в работу, вкалывая по восемьдесят часов в неделю в фирме «Харкорт и сыновья». Но добился он только того, что заработал еще больше денег, а непонятная ноющая боль стала сильнее.

Дин пробовал поговорить о своих ощущениях с отцом, и, как обычно, это оказалось бесполезным.

Эдвард Слоун всегда был и до сих пор оставался обаятельным легкомысленным плейбоем, готовым подпрыгнуть по команде жены. Носителем всех амбиций в семье была мать, а ее никогда особенно не интересовали столь эфемерные материи, как удовлетворение и реализация своих возможностей. Мать высказалась примерно так, как и ожидал Дин: «Я управляла этой компанией тридцать лет, теперь твоя очередь нечего ныть».

Дин не оспаривал ее право на подобные высказывания. Под железным руководством матери семейная фирма, созданная ее дедом и расширенная отцом, превратилась в предприятие с оборотом в миллионы долларов. Ей этого всегда было! достаточно, она не стремилась к большему, но Дину то же! самое почему-то казалось мелким.

Он пытался поделиться с друзьями, но никто не понял! его чувств, хотя все искренне желали помочь. Это было неудивительно: хотя все они происходили из одной среды, Дин вырос немного другим, чем его сверстники.

Остров Лопес. Летний остров.

На островах Сан-Хуан Дин провел десять прекрасных лет. Там он и его брат Эрик были обычными мальчишками, хотя и недолго. Вышло так, что эти удаленные острова сильно повлияли на формирование личности Дина, потому что были местом, где он чувствовал себя полноценным человеком. Конечно, там была и Руби, она показала ему, что такое любовь, – до того, как сошла с ума и все испортила. А потом она же показала ему, как легко любовь разрушить.

Дин вздохнул. Напрасно он думает о Руби, когда держит в объятиях другую женщину, красивую и податливую. Дин вдруг почувствовал, что очень устал, что у него нет сил провести вечер с очередной ненужной ему женщиной.

– Я неважно себя чувствую.

Он ненадолго задумался, ложь это или не совсем. Сара улыбнулась, обнажая безупречно белые ровные зубы, и по-хозяйски обняла его за шею. «Все они ведут себя как собственницы, – устало подумал Дин. – Или мне только так кажется».

– Я тоже, – промурлыкала Сара. – Я живу совсем недалеко.

Дин снял с шеи ее руку и легонько коснулся губами пальцев.

– Нет, Сара, я действительно плохо себя чувствую, а на рассвете мне предстоит селекторное совещание с Токио. Если ты не против, я отвезу тебя домой.

Сара мило надула губки. Дину подумалось, что, вероятно, таким фокусам богатых девочек учат в частных школах вроде школы мисс Портер. Если нет, тогда, наверное, они передаются из поколения в поколение, хранимые не менее тщательно, чем секрет получения огня.

– Я позвоню завтра, – сказал он, сомневаясь, что действительно позвонит. В таких случаях у мужчины есть выбор только из двух вариантов: или обидеть девушку, не сказав эту фразу, или обидеть ее, не выполнив обещания. В данный момент было легче солгать.

Теперь, когда решение было принято, Дину не терпелось выйти из зала. Лавируя в толпе как велосипедист, участвующий в гонке «Тур де Франс», он попрощался с несколькими гостями, с которыми нельзя было не попрощаться, взял в гардеробе манто Сары (это в июне-то месяце!) и поспешно вышел наружу.

Дожидаясь, пока подадут его машину, Сара что-то говорила, Дин вежливо слушал, время от времени вставляя реплики в подходящих, как ему казалось, местах. Наконец он услышал шум мотора. На подъездной дорожке появился черный «астон-мартин». Слуга в униформе проворно выскочил из машины, открыл дверцу перед Сарой и помог ей сесть. Когда слуга проходил мимо, Дин кивнул и поблагодарил:

– Спасибо, Рамон.

Затем он сел за руль, захлопнул дверцу и рванул с места немного резче, чем следовало.

Прошла минута, не меньше, прежде чем Сара спросила:

– Откуда ты знаешь, что его зовут Рамон?

– Я его спросил, когда мы приехали.

– А…

Дин повернул голову. Точеный профиль Сары четко вырисовывался на фоне темного окна.

– А что, разве в том, чтобы знать имя слуги, есть что-то дурное?

По лицу Сары пробежала тень. Она небрежно махнула рукой:

– Вон мой дом.

Дин повернул на круговую подъездную дорожку и остановил машину под старинным фонарем. Повернувшись к нему, Сара слегка нахмурилась:

– Ты оказался не таким, как я представляла. Девушки… о тебе много говорят.

Дин взлохматил свои светлые волосы, которые давно следовало подстричь.

– Надеюсь, это хорошо – ну, что я оказался не таким, как ты представляла.

– Да, – тихо ответила Сара. – Мы ведь больше не увидимся, правда?

– Сара, я…

– Правда? – перебила она.

Дин глубоко вздохнул.

– Дело не в тебе, а во мне. В последнее время я не нахожу себе покоя, из меня плохой собеседник.

Сара рассмеялась, в ее заученном серебристом смехе слышался лишь слабый намек на веселье.

– Ты молод, богат, огражден от всех бед – естественно, ты мечешься. Бедные голодают и рвутся вверх, а богатые скучают и мечутся. Господи, да мне скучно с тех самых пор, как я окончила школу!

Печальное заявление. Дин не знал, что на него ответить. Он вышел из машины, обогнул капот и открыл дверцу перед Сарой. Обнимая за талию, он проводил девушку до особняка, потом тихо сказал:

– Ты слишком молода, чтобы скучать.

Сара посмотрела на него с грустью:

– Ты тоже.

Поцеловав ее на прощание, Дин снова сел в машину и направился домой. Менее чем через четверть часа он уже стоял у окна в своей гостиной и, глядя на ночной город, потягивал коньяк из широкой, сужающейся кверху рюмки размером с хороший кубок. На всех стенах висели фотографии в рамках – он увлекался фотографией. Когда-то Дину было приятно на них смотреть, но сейчас, перебирая снимки, он думал только о том, что жизнь пошла не так, как надо.

Зазвонил телефон. Дин подождал, пока Эстер, его экономка, возьмет трубку, но потом вспомнил, что она уехала навестить детей. Тогда он подошел к низкому дивану, обитому бежевым велюром, сел и только потом снял трубку.

– Дин Слоун. – Слова прозвучали официально, но ему было все равно.

– Дино, это ты?

– Я… Эрик? Неужели ты?

Дин был ошеломлен, брат не звонил ему… сколько? Год? Полтора?

– Если ты стоишь, сядь.

– Начало не очень хорошее.

– Так и есть. Я умираю.

Дина словно ударили в солнечное сплетение. Его обдало холодом.

– У тебя СПИД? – прошептал он.

Эрик рассмеялся:

– На свете, знаешь ли, бывают и другие болезни. Мне лично достался рак.

– Мы найдем для тебя лучших врачей! Я начну звонить прямо сейчас. Марк Фостер еще на…

– Не надо, – тихо перебил брата Эрик. – Меня лечат лучшие специалисты. – Он вздохнул. – Осталось совсем мало времени.

Дину никак не удавалось вдохнуть.

– Но тебе всего тридцать, – беспомощно пробормотал он, словно возраст имел какое-то значение.

– Мне, наверное, следовало рассказать тебе раньше, когда поставили диагноз, но я все откладывал. Думал, что расскажу, когда все кончится, и мы вместе посмеемся.

– Есть ли хоть какой-то шанс, что мы над этим посмеемся?

Эрик ответил не сразу.

– Нет.

– Что я могу сделать?

– Я возвращаюсь на остров. Лотти уже там, ждет меня.

– На остров, – тихо повторил Дин.

У него возникло странное ощущение неизбежности происходящего. Словно он всегда знал, что еще вернется туда, где все начиналось, а потом пошло наперекосяк. Возможно, какая-то часть его сознания даже ждала этого.

– Ты приедешь?

– Конечно.

– Я хочу, чтобы мы снова стали братьями.

Дин почувствовал себя неловко.

– Мы всегда были братьями.

– Нет, – тихо возразил Эрик, – мы были членами одной семьи. Мы не братья уже много лет.