Текст книги "Светлячок надежды"

Кристин Ханна
Светлячок надежды

Бенджамину и Такеру, которые каждый день открывают мне истинное значение любви. Моей семье – Лоренсу, Дебби, Джулии, Маккензи, Лауре, Лукасу и Логану. Все вы поддерживаете меня на моем пути, и наши воспоминания. И наконец, моей маме. Мы по тебе скучаем

Kristin Hannah

FLY AWAY

© 2013 by Kristin Hannah

© Фотография на обложке lanterns©www.etsy.com/shop/treasureagain

© Гольдберг Ю., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2014

Издательство Иностранка®

Пролог

Согнувшись пополам, она сидит в кабинке туалета; на щеках ее высыхают слезы и подтеки от туши, старательно нанесенной несколько часов назад. Ей незачем здесь находиться, тем не менее она здесь.

Скорбь – коварная штука; она приходит и уходит, словно незваный гость, которому невозможно указать на дверь. Она жаждет этой скорби, хотя никогда не признавала ее. В последнее время только скорбь кажется реальной. Она вдруг понимает, что думает о своей лучшей подруге намеренно и теперь, и все последнее время, потому что ей хочется плакать. Она словно ребенок, который расчесывает ранку и не может остановиться, хотя знает, что будет больно.

Она пыталась преодолеть одиночество, на самом деле пыталась. И теперь пытается, пусть и по-своему, но иногда один-единственный человек становится для вас опорой в жизни, не дает упасть, и без его поддержки вы рискуете сорваться в пропасть, независимо от того, сколько у вас осталось сил и с каким упорством вы стараетесь удержаться на краю.

Однажды – очень давно – она шла в темноте по улице Светлячков и в эту худшую ночь в своей жизни нашла родственную душу.

Так все и началось. Больше тридцати лет назад.

Талли-и-Кейт. Ты и я против остального мира. Лучшие подруги навек.

Но рано или поздно все заканчивается, правда? Ты теряешь любимых людей, и нужно найти силы, чтобы жить дальше.

Я должна отпустить прошлое. Попрощаться с улыбкой.

Это будет нелегко.

Она еще не знает, что уже сделала выбор; через несколько мгновений все изменится.

1

2 сентября 2010 г., 22:14

Она чувствовала, что опьянела. Чудесное ощущение, словно тебя завернули в теплое после сушилки полотенце. Но когда она пришла в себя и увидела, где находится, это ощущение исчезло.

Она сидела в кабинке туалета, согнувшись пополам, и слезы высыхали у нее на щеках. Сколько она здесь пробыла? Она медленно встала и вышла из туалета, прокладывая себе путь через многолюдное фойе театра и не обращая внимания на неодобрительные взгляды, которыми ее провожали нарядные люди, пившие шампанское под сверкающей люстрой девятнадцатого века. Должно быть, фильм уже закончился.

На улице она скинула свои лакированные туфли-лодочки и, не обращая внимания на накрапывающий дождь, прямо в дорогих тонких чулках пошла по мокрому тротуару к дому. Кварталов десять, наверное. Она дойдет, да и такси в такое время все равно не поймаешь.

На Вирджиния-стрит ее внимание привлекла розовая вывеска «МАРТИНИ-БАР». Снаружи, у входной двери, стояли несколько человек – курили и болтали, укрывшись от дождя под козырьком.

Поклявшись себе, что пройдет мимо, она все-таки свернула к бару, толкнула дверь и вошла. Проскользнула в темное, заполненное людьми помещение и двинулась прямо к длинной барной стойке из красного дерева.

– Что будете заказывать? – спросил худой бармен с экстравагантной внешностью; волосы у него были цвета мандарина, а металла на физиономии было больше, чем болтов и гаек в отделе скобяных изделий универсального магазина «Сирс».

– Текилу, неразбавленную.

Выпив первую порцию, она заказала еще одну. Громкая музыка успокаивала. После второй порции она принялась раскачиваться в такт музыке. Люди вокруг нее оживленно переговаривались и смеялись, и она на мгновение почувствовала себя такой же, как они.

На соседний табурет сел мужчина в дорогом элегантном костюме. Мужчина был высок и хорошо сложен, со светлыми, аккуратно подстриженными и уложенными волосами. Вероятно, банкир или юрист в солидной корпорации. И конечно, слишком молод для нее. Ему явно не больше тридцати пяти. Интересно, давно он здесь ошивается, высматривая самую красивую женщину в зале, чтобы подкатить к ней? И сколько уже выпил порций – одну или две?

Наконец он повернулся к ней. По выражению его глаз она поняла, что мужчина ее узнал, и это доставило ей удовольствие.

– Могу я вас угостить?

– Не знаю. А что вы можете мне предложить? – Кажется, у нее заплетается язык. Это плохо. И мысли путаются.

Его взгляд скользнул вниз, с ее лица на грудь, потом снова остановился на лице. Откровенный взгляд, лишенный всякого притворства.

– По меньшей мере, выпивку.

– Обычно я не пью с незнакомыми людьми, – солгала она. В последнее время в ее жизни были только незнакомцы. Все остальные – те, кто был ей небезразличен, – забыли о ней. Она почувствовала, что успокоительная таблетка начинает действовать. Или это текила?

Мужчина ласково коснулся ее подбородка, и она вздрогнула. Для того чтобы дотронуться до нее, нужна смелость – в последнее время на это не отваживался никто.

– Я Тони, – сказал он.

Она заглянула в его голубые глаза и еще острее почувствовала груз своего одиночества. Когда ее в последний раз хотел мужчина?

– Я Талли Харт.

– Знаю.

Он поцеловал ее. Губы у него были чуть сладковатыми от какого-то ликера и сигарет. А может, от марихуаны. Ей захотелось окунуться в чисто физическое наслаждение, раствориться в нем, словно карамель. Забыть о том, что все пошло наперекосяк в ее жизни, и о том, почему она оказалась в подобном месте, одна среди толпы незнакомцев.

– Поцелуй меня еще, – сказала она, ненавидя себя за жалобные, просительные интонации. Таким был ее голос, когда в детстве она стояла у окна, прижавшись носом к стеклу, и ждала возвращения матери. «Что со мной не так?» – спрашивала та маленькая девочка у всех, кто соглашался ее слушать, но никогда не получала ответа. Талли протянула к мужчине руки, обняла, но, когда он поцеловал ее и прижал к себе, почувствовала, что из глаз полились слезы, остановить которые она не в силах.

3 сентября 2010 г., 2:01

Талли покинула бар последней. Двери со стуком захлопнулись за ней, неоновая вывеска зашипела и погасла. Начало третьего, и улицы Сиэтла были пусты и безмолвны.

Нетвердой походкой она двинулась к дому по мокрому тротуару. Ее поцеловал мужчина – незнакомый, – и она заплакала. Жалобно. Неудивительно, что он пошел на попятную.

Дождь обрушился на нее, и она мгновенно вымокла до нитки. Ей захотелось остановиться, поднять голову и глотать воду, пока не захлебнется.

Это было бы неплохо.

Ей показалось, что дорога домой заняла несколько часов. Добравшись наконец до дома, Талли проскользнула мимо швейцара, стараясь не встречаться с ним взглядом. А в лифте увидела свое отражение в большом зеркале.

О боже!

Ужасный вид! Темно-рыжие волосы – их уже пора подкрасить – напоминали воронье гнездо, тушь оставила следы на щеках.

Двери открылись, и Талли вышла из лифта. Ее шатало, и дорога до двери в квартиру показалась ей бесконечной, а ключ в замочную скважину удалось вставить лишь с четвертой попытки. Когда она наконец открыла дверь, голова у нее кружилась и боль вернулась.

По пути из столовой в гостиную Талли наткнулась на журнальный стол и едва не упала. В последнюю секунду ее спас отчаянный бросок к дивану. Облегченно вздохнув, она опустилась на пухлые белые подушки. Столик перед ней был завален почтой. Счета и журналы.

Она откинулась на подушки и закрыла глаза, размышляя о том, во что превратилась ее жизнь.

– Будь ты проклята, Кейти Райан, – прошептала она, обращаясь к лучшей подруге, которой больше не было рядом. Одиночество просто невыносимо. Но лучшая подруга умерла. Мертва! Вот с чего все началось. С потери Кейт. Неужели это так трагично? Талли начала оплакивать смерть лучшей подруги и так и не смогла вынырнуть из глубин скорби. – Ты мне нужна, – сказала она и закричала: – Ты мне нужна!

Тишина.

Голова Талли склонилась на грудь. Спала ли она? Возможно…

Открыв глаза, она затуманенным взором уставилась на груду почты на журнальном столе. В основном рекламная макулатура, а еще каталоги и журналы, которые ее теперь не интересуют. Талли отвернулась, но в последнюю секунду ее взгляд зацепился за фотографию.

Нахмурившись, она наклонилась вперед и сдвинула почту в сторону; под грудой конвертов обнаружился журнал «Стар». В правом верхнем углу обложки помещена ее маленькая фотография. К слову сказать, не самая удачная, не та, которой можно гордиться. Ниже снимка одно-единственное ужасное слово. Наркоманка.

Дрожащими руками она схватила журнал, лихорадочно листая страницы, нашла статью. Снова ее фотография.

Статья была короткой, меньше страницы.

ПРАВДА И СЛУХИ

Старение – непростой процесс для любой женщины, находящейся в центре внимания общества, но особенно труден он для Талли Харт, звезды известного в недавнем прошлом ток-шоу «Подруги». Мара Райан, крестная дочь госпожи Харт, дала эксклюзивное интервью нашему журналу. Мара Райан подтверждает, что пятидесятилетняя Харт в последнее время сражается с демонами, преследовавшими ее всю жизнь. По словам мисс Райан, в последние насколько месяцев Харт «с пугающей быстротой набирает вес», а также злоупотребляет алкоголем и наркотиками…

О боже… Мара?!

Предательство причинило ей такую боль, что стало трудно дышать. Талли прочла статью до конца и выронила журнал из рук.

Боль, которую она усмиряла столько месяцев и лет, вырвалась из заточения, и теперь Талли погружалась в такое темное одиночество, какое прежде ей было неведомо. Впервые в жизни она даже не могла представить, как выкарабкается из этой ямы.

Она с трудом поднялась на ноги и протянула руку за ключами от машины. Перед глазами все плыло.

Больше она так жить не может.

2

3 сентября 2010 г., 4:16

Где я?

Что случилось?

Я делаю несколько неглубоких вдохов и пытаюсь пошевелиться, но тело не слушается, даже пальцы рук.

Наконец мне удается открыть глаза. В них словно насыпали песок. В горле пересохло, так что я даже не могу сглотнуть.

Темно.

Рядом со мной кто-то есть. Или что-то. Оно грохочет – похоже на удары кувалды о металл. Вибрация сотрясает позвоночник, заставляет стучать зубы, отдается болью в голове.

Звук – скрежет и хруст металла – окружает со всех сторон. Он внутри меня, рядом со мной, снаружи – словно разлит в воздухе.

Удар, потом скрежет. Удар, потом скрежет.

Боль. Я чувствую, как она пронзает меня. Невыносимая, мучительная. И как только я чувствую и осознаю ее, все остальное перестает существовать.

Боль и приводит меня в чувство: голова буквально раскалывается, боль пульсирует в руке. Внутри у меня что-то сломано. Я пытаюсь пошевелиться, но от невыносимой боли теряю сознание. Очнувшись, повторяю попытку; воздух с хрипом вырывается у меня из груди. Я вдыхаю запах собственной крови, чувствую, как она течет у меня по шее.

Помогите! – Я пытаюсь позвать на помощь, но мою слабую попытку поглощает тьма.

ОТКРОЙТЕ ГЛАЗА.

Я слышу этот голос и чувствую огромное облегчение. Я не одна.

ОТКРОЙТЕ ГЛАЗА.

Не могу. Не могу сделать даже этого.

ОНА ЖИВА.

Тот же голос, на этот раз крик.

НЕ ШЕВЕЛИТЕСЬ.

Тьма вокруг меня смещается, колеблется и снова взрывается болью. Шум – что-то среднее между визгом пилы, вгрызающейся в древесину, и криком ребенка – наступает на меня со всех сторон. В темноте вспыхивают огоньки, похожие на светлячков, и при мысли о них мне почему-то становится грустно. Я устала.

РАЗ-ДВА-ТРИ – ВЗЯЛИ.

Я чувствую, как меня тянут и поднимают чьи-то холодные, невидимые во тьме руки. Я кричу от боли, но крик мгновенно затихает – а может, он звучит только у меня в голове.

– Где я?

Я ударяюсь обо что-то твердое и снова кричу.

ПОРЯДОК.

Я умираю!

Эта мысль обрушивается на меня так внезапно, что становится трудно дышать.

Я умираю.

3 сентября 2010 г., 4:39

Джонни Райан проснулся с тревожной мыслью: «Что-то случилось». Он сел и огляделся.

Смотреть было не на что – все как обычно.

Он в своем доме на острове Бейнбридж, в кабинете на втором этаже. Опять заснул за компьютером. Проклятие того, кто работает дома и один воспитывает детей. Днем времени на все не хватает, и приходится красть часы у сна.

Он потер усталые глаза. На мониторе компьютера рядом с ним застыло пиксельное изображение: уличный мальчишка сидит под мерцающей неоновой рекламой с сигаретой в руке, выкуренной почти до самого фильтра. Джонни нажал клавишу «Play».

На экране Кевин – уличная кличка Кудряшка – рассказывал о родителях.

– Им все равно, – пожав плечами, сообщил мальчик.

– Почему ты так уверен? – прозвучал голос Джонни за кадром.

Камера поймала взгляд Кудряшки – его глаза пылали болью и гневом.

– Ну, я же здесь, правда?

Джонни просмотрел эти кадры раз сто, не меньше. Он несколько раз говорил с Кудряшкой, но так и не узнал, где парень вырос, из какой он семьи и ждет ли кто-нибудь его вечерами, с тревогой вглядываясь в темноту.

Джонни хорошо знал, что такое родительская тревога, знал, что ребенок однажды может уйти в темноту и не вернуться. Именно поэтому он здесь днями и ночами работает над документальным фильмом о беспризорных детях. Может, если бы он лучше искал, задавал бы ребятам больше вопросов, то нашел бы ее.

Он всматривался в мелькающие на экране кадры. В тот вечер шел дождь, и бездомных ребят на улицах было мало. Тем не менее, когда на заднем плане мелькал женский силуэт, Джонни щурился, надевал очки и пристально вглядывался в экран. Мара?

Ни одна из девочек, с которыми он встретился, пока снимал фильм, не была его дочерью. Мара сбежала из дома и пропала. Джонни даже не знал, в Сиэтле она или нет.

Выключив свет в кабинете, он пошел по темному, тихому коридору. На стене слева висели многочисленные семейные фотографии в рамках с белыми паспарту. Джонни иногда останавливался и вглядывался в снимки, позволяя им увести его за собой, вернуть в счастливое прошлое. А иногда подолгу стоял перед портретом жены, неотрывно глядя на ее улыбку, некогда освещавшую для него этот мир.

Сегодня он не стал задерживаться возле них.

У комнаты сыновей Джонни остановился и приоткрыл дверь. Теперь, прежде чем лечь спать, он всегда так делал: заглядывал к своим одиннадцатилетним близнецам. Узнав, как стремительно может покатиться под откос жизнь, вы стараетесь защитить тех, кто остался рядом. Мальчики были в своих кроватях, спали.

Джонни облегченно выдохнул. Сам того не замечая, он перевел дыхание и шагнул к закрытой двери в спальню Мары. Здесь он не стал задерживаться. Он не мог заставить себя заглянуть в комнату и увидеть остановившееся время – это по-прежнему была комната его девочки, теперь необитаемая, в которой все осталось таким, как в тот день, когда Мара ее покинула.

Джонни прошел в спальню и закрыл за собой дверь. Комната была завалена одеждой, разными бумагами, а также книгами, которые он начинал читать и бросал, собираясь продолжить, когда жизнь войдет в нормальное русло.

По дороге в ванную Джонни стянул с себя рубашку, бросил в корзину для белья и посмотрел на свое отражение в зеркале. Иногда, глядя на себя, он думал: «Не так плохо для пятидесяти пяти», а иногда – как, например, теперь – «Уже?».

Он выглядел печальным главным образом из-за глаз. Волосы чуть длиннее, чем следовало бы, но в черной копне видны лишь едва заметные серебристые пряди. Вечно он забывает постричься. Джонни вздохнул, включил душ и шагнул под тугие струи обжигающе горячей воды, надеясь, что она смоет мрачные мысли. После душа он почувствовал себя бодрым, готовым начать следующий день. Смысла ложиться уже не было. Доспит как-нибудь потом. Он вытер голову полотенцем и натянул старую футболку с изображением группы «Нирвана», найденную на полу гардеробной, и потертые джинсы. Звонок телефона застал его уже в коридоре.

Стационарный.

Джонни нахмурился. На дворе две тысячи десятый год, и на домашний телефон теперь звонят редко.

И уж точно не в пять часов утра. В этот час могут прийти только плохие новости.

Мара!

Он бросился к телефону и схватил трубку:

– Алло?

– Могу я поговорить с Кэтлин Райан?

Проклятые рекламщики! Они что, не обновляют свои базы данных?

– Кэтлин Райан умерла почти четыре года назад. Вы должны вычеркнуть ее из списка контактов, – сдержанно ответил Джонни, ожидая стандартного вопроса: «У вас в семье решение принимаете вы?» Слушая молчание на другом конце линии, он все больше раздражался. – Кто говорит?

– Офицер Джерри Мелоун, полиция Сиэтла.

Джонни нахмурился.

– И вы звоните Кейт?

– У нас тут дорожный инцидент. На карточке в кошельке жертвы в качестве контактного лица при чрезвычайных ситуациях указана Кэтлин Райан.

Джонни присел на край кровати. В мире есть только один человек, у которого контактным лицом в случае чрезвычайной ситуации осталась Кэтлин Райан. Что, черт возьми, она теперь натворила? И кто сегодня хранит контактные телефоны в кошельке?

– Это Талли Харт, да? Управление автомобилем с состоянии алкогольного опьянения? Потому что если она…

– Я не обладаю этой информацией, сэр. В данный момент мисс Харт везут в больницу Святого Сердца.

– Как она?

– Не могу ответить на ваш вопрос, сэр. Вам следует поговорить с кем-нибудь из персонала больницы.

Джонни повесил трубку, нашел по Интернету телефон больницы и набрал номер. Потребовалось не меньше десяти минут, чтобы найти того, кто смог ответить на его вопросы.

– Мистер Райан? – переспросила женщина. – Насколько я поняла, вы ее родственник?

Джонни поморщился. Сколько времени прошло с тех пор, как он просто разговаривал с Талли?

Неправда. Он точно знает, когда это было.

– Да, – ответил Джонни. – Что с ней?

– Подробности мне не известны, сэр. Я лишь знаю, что в данный момент ее везут к нам.

Джонни посмотрел на часы. Если поторопиться, то он успеет на паром в пять двадцать и меньше чем через час будет в больнице.

– Я уже еду.

Он даже не понял, что не попрощался, пока не услышал в трубке гудки отбоя, и отключил телефон.

Потом схватил бумажник и снова взял трубку. Одной рукой он потянулся за свитером, другой набрал номер. Ждать пришлось долго, и Джонни вспомнил, что теперь раннее утро.

– Алло?

– Корин, прости, что так рано, но у меня чрезвычайные обстоятельства. Ты не могла бы забрать мальчиков и отвезти их в школу?

– Что случилось?

– Мне нужно в больницу Святого Сердца. Автомобильная авария. Я не хочу оставлять мальчиков одних, а отвезти их к тебе времени нет.

– Не волнуйся, – сказала она. – Буду у вас через пятнадцать минут.

– Спасибо, – поблагодарил Джонни. – Я твой должник. – Он выбежал в коридор и распахнул дверь спальни близнецов. – Одевайтесь, парни. Живее.

Оба мальчика сели в своих кроватях.

– Что? – переспросил Уильям.

– Мне нужно уйти. Корин заберет вас через пятнадцать минут.

– Но…

– Никаких «но». Вы едете домой к Томми. Возможно, Корин заедет за вами и после футбольной тренировки. Я не знаю, когда вернусь.

– Что случилось? – спросил Лукас, на его сонном лице появилось тревожное выражение. Они знали, что такое чрезвычайные ситуации, эти мальчики, и привычный порядок их успокаивал. Особенно Лукаса. Он весь в мать, заботливый и внимательный.

– Ничего, – коротко ответил Джонни. – Мне срочно нужно в город.

– Он думает, что мы маленькие. – Уильям откинул одеяло. – Пойдем, Скайуокер [1]1
   Скайуокер – герой научно-фантастических фильмов серии «Звездные войны».


[Закрыть].

Джонни нетерпеливо взглянул на часы. Уже пять ноль восемь. Чтобы успеть на паром в пять двадцать, надо поспешить.

Лукас выбрался из постели и подошел к нему, глядя на отца снизу вверх, спутанные пряди каштановых волос падали ему на глаза.

– Это Мара?

Разумеется, мальчики волнуются за сестру. Сколько раз им пришлось навещать маму в больнице? А теперь одному Богу известно, в какую беду могла попасть Мара. Они оба переживают за нее.

Джонни забыл, какими мнительными мальчики могут быть даже теперь, четыре года спустя. Трагедия наложила печать на всех. Он старался изо всех сил, но никакие его усилия не компенсируют мальчикам потерю матери.

– С Марой все в порядке. Это Талли.

– Что с Талли? – спросил Лукас; вид у него был испуганный.

Мальчики очень любили Талли. Сколько раз за последний год они просили Джонни поехать к ней и сколько раз Джонни находил какую-нибудь отговорку! Он почувствовал себя виноватым.

– Всех подробностей я еще не знаю, но как только выясню, то сразу же вам сообщу, – пообещал Джонни. – К приходу Корин соберитесь в школу, ладно?

– Мы не маленькие, папа, – сказал Уильям.

– Позвонишь нам после футбола? – спросил Лукас.

– Обязательно.

Джонни поцеловал их на прощание и схватил ключи от машины, лежавшие на столике в прихожей. Потом в последний раз оглянулся – два похожих друг на друга как две капли воды мальчика, волосы которых давно нуждались в стрижке, в просторных трусах и больших, не по размеру, футболках стояли в дверях и с тревогой смотрели на него. Джонни повернулся и пошел к машине. Им уже одиннадцать лет, и они в состоянии какое-то время побыть одни.

Он сел за руль, завел двигатель и поехал к переправе. На пароме он остался в машине и все тридцать пять минут сидел неподвижно, нервно постукивая пальцами по обтянутому кожей рулю.

В шесть десять он подъехал к автомобильной стоянке перед больницей и припарковался в пятне света уличного фонаря. До восхода солнца оставалось полчаса, и город был погружен в темноту.

Джонни вошел в знакомую дверь больницы и направился к информационной стойке.

– Таллула Харт, – мрачно сказал он. – Я родственник.

– Сэр, я…

– Мне нужно знать, в каком она состоянии, причем немедленно. – Голос его прозвучал так резко, что женщина подскочила на стуле, словно от удара током.

– О, – пробормотала она. – Минутку, я скоро вернусь.

Джонни отошел от стойки администратора и принялся расхаживать по холлу. Господи, как он ненавидит это место, эти так хорошо знакомые запахи.

Он опустился на неудобный пластиковый стул и стал нервно притопывать ногой по полу. Медленно текли минуты, и каждая еще глубже погружала его в пучину отчаяния.

За прошедшие четыре года он научился как-то жить без жены, его единственной любви, но это было нелегко. Он сумел заставить себя не оглядываться назад – воспоминания были слишком болезненными.

Но разве здесь, в больнице, он может не вспоминать? Они приезжали сюда на операцию, на химиотерапию и сеансы облучения; они с Кейт провели здесь вместе много часов, убеждая друг друга, что раку не победить их любовь.

Они лгали друг другу.

И приняли неизбежное тоже здесь, в больничной палате. Это было четыре года тому назад. Он лежал рядом с Кейт на кровати, крепко обнимая ее и стараясь не замечать, как похудела она за этот год борьбы за жизнь. Из плеера рядом с кроватью доносился голос Келли Кларксон [2]2
   Келли Кларксон – американская и канадская певица и актриса.


[Закрыть]. Таких моментов… кому-то приходится ждать всю жизнь.

Он помнил выражение лица Кейт. Боль была словно огонь, пожиравший ее тело. Болело все: мышцы, кости, кожа. Она принимала столько морфия, сколько осмеливалась – хотела полностью контролировать себя, чтобы не испугать детей. «Я хочу домой», – сказала она.

Он смотрел на Кейт, и в голове у него была одна мысль: «Она умирает». Правда всей своей тяжестью навалилась на него, и на глазах выступили слезы.

– Мои малыши, – тихо сказала она и засмеялась. – Конечно, они больше не малыши. У них уже выпадают молочные зубы. Кстати, за каждый нужно давать доллар. Для зубной феи. И обязательно фотографируй. И Мара. Скажи ей, что я понимаю. В шестнадцать лет я тоже злилась на мать.

– Я не готов к этому разговору, – сказал он, ненавидя себя за слабость. И увидел разочарование в ее взгляде.

– Мне нужна Талли, – сказала Кейт, удивив его. Его жена и Талли Харт всю жизнь были лучшими подругами – до тех пор пока не рассорились. Последние два года они не разговаривали, и в это время у Кейт обнаружили рак. Джонни не мог простить Талли ни саму ссору, в которой виновата была она, ни то, что ее не было рядом, когда Кейт так нуждалась в ней.

– Нет. После того как она с тобой поступила? – с горечью сказал он.

Кейт повернулась и придвинулась к мужу; Джонни видел, как ей больно.

– Мне нужна Талли, – повторила Кейт, на этот раз тише. – Она с восьмого класса была моей лучшей подругой.

– Я знаю, но…

– Ты должен простить ее, Джонни. Если я могу, значит, и ты сможешь.

– Она тебя обидела.

– А я ее. Бывает, что даже лучшие подруги ссорятся. Перестают отличать главное от второстепенного. – Кейт вздохнула. – Поверь, теперь я знаю, чтÓ главное, и она мне нужна.

– А почему ты думаешь, что она придет, если ты позовешь? Прошло столько времени.

Кейт улыбнулась, превозмогая боль.

– Она придет. – Кейт погладила его по щеке, заставила взглянуть ей в глаза. – Ты должен присмотреть за ней… потом.

– Не говори так, – прошептал он.

– Она не такая сильная, какой хочет казаться. Ты это знаешь. Обещай мне.

Джонни закрыл глаза. Все эти годы после смерти жены он старался изо всех сил, чтобы преодолеть горе и создать для своей семьи новую жизнь. Он не хотел вспоминать тот ужасный год, но разве это возможно, особенно теперь?

Талли-и-Кейт. Они были лучшими подругами почти тридцать лет, и, если бы не Талли, Джон не встретил бы любовь всей своей жизни.

С той самой секунды, когда Талли вошла в его обшарпанный кабинет, Джонни был буквально загипнотизирован ею. Ей исполнилось всего двадцать, и она была полна страсти и огня. Она хотела получить работу на небольшой телестудии, которой он тогда руководил. Джонни думал, что влюбился в нее, но это была не любовь, а что-то иное. Скорее, волшебные чары. Она была ярче и живее всех, с кем ему приходилось встречаться. Стоя рядом с ней, ты чувствовал себя так, словно после нескольких месяцев пребывания в темноте вдруг оказался на солнце. Джонни сразу понял, что она добьется своего и станет известной.

Когда Талли познакомила его со своей лучшей подругой, Кейт Муларки, которая рядом с ней выглядела серой мышкой, мусором, плывущим на гребне волны Талли, он почти не обратил на нее внимания. И только через несколько лет, когда Кейти осмелилась поцеловать его, в глазах этой женщины Джонни увидел свое будущее. Он помнил, как они впервые занимались любовью. Они были молоды – ему тридцать, ей двадцать пять – но невинной была только Кейти. «Так бывает всегда?» – тихо спросила она его тогда.

Любовь пришла к нему неожиданно, Джонни был к ней совсем не готов. «Нет, – даже тогда он не мог лгать ей. – Не всегда».

Поженившись, они издалека наблюдали за стремительной карьерой Талли на ниве тележурналистики, но, несмотря на то что их жизненные пути разошлись, женщины оставались близкими, как сестры. Они почти ежедневно звонили друг другу, и Талли приезжала к ним чуть ли не каждые выходные. Когда Талли отказалась от работы в телесетях и вернулась из Нью-Йорка в Сиэтл, чтобы сделать собственное ток-шоу, то попросила Джонни стать продюсером передачи. Это были счастливые годы. Успешные годы. Пока рак и смерть Кейти не разбили все вдребезги.

Теперь Джонни не мог удержаться от воспоминаний. Он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Он знал, когда все начало разваливаться.

На похоронах Кейт, почти четыре года назад. В октябре 2006-го. Он и Талли сидели рядом в первом ряду в церкви Святой Сесилии…

Напряженные, с затуманенными глазами, остро переживающие происходящее. Много лет они приходили в эту церковь, на ночную Рождественскую мессу и на Пасхальную службу, но теперь все было иначе. Золоченые украшения сменили белые лилии. Воздух в церкви был густым и сладким от их аромата.

Джонни сидел прямо, развернув плечи, – сказывалась выправка морского пехотинца. Он должен быть сильным, ради детей – их детей, ее детей. Он обещал это умирающей Кейт, но выполнить обещание будет трудно – он уже теперь понимал это. Рядом с ним сидела шестнадцатилетняя Мара – спина прямая и напряженная, руки на коленях. Уже много часов, а может, и дней она не смотрела на него. Джонни понимал, что должен перекинуть мост через расширяющуюся трещину, должен достучаться до дочери, но при взгляде на нее запаниковал. Он сидел, чувствуя, как подступают к глазам слезы, и твердил себе: «Не плачь. Будь сильным».

Джонни совершил ошибку, повернув голову налево, где стоял пюпитр с большой фотографией Кейт. Молодая женщина была запечатлена на пляже рядом с их домом на острове Бейнбридж – волосы развеваются на ветру. Улыбка яркая, как маяк в ночи, руки широко раскинуты навстречу троим детям, бегущим к ней. Кейт попросила его найти эту фотографию в одну из ночей, когда они лежали в постели, крепко обнявшись. Джонни понял смысл этой просьбы. «Не теперь», – прошептал он ей в ухо и погладил безволосую голову.

Больше она его не просила.

Да, не просила. Даже уходя из жизни, из них двоих она была сильнее, защищала их всех своим оптимизмом.

Сколько слов так и остались невысказанными, потому что она не хотела причинить ему страдания своим страхом? Сможет ли он понять, как она была одинока? Боже! Прошло только два дня. Всего два дня, а он уже хочет все вернуть. Снова обнять ее и сказать: «Скажи, малышка, чего ты боишься?»

Преподобный Майкл поднялся на кафедру и прихожане – и без того притихшие – замерли.

– Я не удивлен, что столько людей пришло попрощаться с Кейт. Она была так нужна многим из нас…

Была.

– И вы не удивитесь, что она дала мне четкие распоряжения относительно этой службы. Я ее не разочарую. Кейт просила меня сказать вам, держитесь друг за друга. Она хотела, чтобы вы превратили свою печаль в радость, которая всегда остается в жизни. Она хотела, чтобы вы помнили ее смех, ее любовь к своей семье. Она хотела, чтобы вы жили. – Его голос дрогнул. – Такой была Кэтлин Муларки Райан. Даже в самом конце своей жизни она думала о других.

Мара едва слышно простонала.

Джонни взял ее за руку. Она вздрогнула от его прикосновения, посмотрела на него и выдернула руку; в ее глазах было безмерное горе.

Заиграла музыка. Поначалу она казалось далекой – а может, мешала какофония звуков в его голове. Джонни не сразу узнал мелодию.

– О нет, – прошептал он, борясь с нахлынувшими чувствами.

Это была песня «Я от тебя без ума».

Под нее они танцевали на своей свадьбе. Джонни закрыл глаза и представил, что Кейт здесь, в его объятиях, и музыка уносит их прочь. «Прикоснись ко мне, и ты поймешь, что это правда».

Лукас – милый, почти восьмилетний Лукас, у которого снова начались ночные кошмары и который мог расплакаться из-за того, что не может найти детское одеяло, которое уже давно было мало для него, – дернул его за рукав. «Мама говорила, плакать можно. Она попросила нас с Уильямом пообещать, что мы не будем бояться плакать».

Джонни даже не заметил, что плачет. Он вытер слезы, коротко кивнул и прошептал: «Все правильно, мой маленький мужчина», – но не решился посмотреть на сына. Слезы в глазах мальчика лишат его остатков мужества. Джонни просто отключился от происходящего. Он превращал слова священника в маленькие хрупкие камешки и бросал их в кирпичную стену. Камешки со звоном падали на пол, а Джонни сосредоточился на своем дыхании и пытался не думать о жене. Вспоминать ее он будет ночью, в одиночестве, когда никого не будет рядом.