Текст книги "Красная королева"

– Спасибо, сэр, – скрыть замешательство у нее явно не получилось. – Я… я не знаю, что случилось.

– Мальчишки, – мрачно сказал мужчина и наклонился, чтобы поднять оброненный Алисой зонтик. – Конечно, они просто развлекаются, но они же носятся в толпе, совершенно не обращая внимания на остальных. Проводить вас до скамейки, мисс?

– Нет. – Алиса с беспокойством огляделась. Кажется, она совершенно забыла, где она и куда направляется, но ей не хотелось, чтобы этот милый человек это понял. – Я… жду кое-кого. Большое спасибо за вашу помощь, сэр.

– Хорошего дня, мисс. – Мужчина приподнял котелок и продолжил путь, оставив Алису в полной растерянности.

Вокруг нее прогуливались, беседуя и смеясь, прекрасно одетые люди. Сбившись маленькими бешеными группками, бегали, дико хихикая, дети с личиками, перепачканными фруктовым мороженым. В воздухе плыла музыка, доносившаяся от карусели, а от тележки с едой тянулись ароматы дымка и жареного мяса.

На Алисе было красивое белое платье с атласными лентами на юбке и рукавах. Шляпка при падении сбилась набок, и Алиса поправила ее, озираясь по сторонам. Она была в парке, где проходило какое-то празднество, или фестиваль, или ярмарка, и понятия не имела, что она тут делает. Алиса полагала, что должна с кем-то встретиться, нет, была в этом твердо уверена, но с кем именно – даже не представляла.

«Что ж, – подумала она, – я просто подожду здесь на лавочке, пока не вспомню».

Поблизости, между двумя большими кустами сирени, стояла скамейка, и Алиса побрела туда, надеясь, что память вернется.

И замерла, услышав окликнувший ее знакомый голос:

– Алиса! Алиса!

Обернувшись, она увидела протискивающегося к ней сквозь толпу высокого красивого мужчину с серыми глазами.

– Николас! – воскликнула она и кинулась к нему.

Конечно, Алиса знала, что это очень скверно – встречаться вот так вот, без сопровождающей тебя компаньонки, но Дор, подмигнув Алисе, ушла куда-то со своим кавалером.

«Все верно», – подумала Алиса, пытаясь разобраться в царящем в ее голове хаосе. Мать позволила ей прогуляться с Дор, не зная, что девушки намереваются встретиться в это время со своими молодыми людьми.

«Хотя не то чтобы Тесак был очень молод…» – Алиса приметила седину в темных волосах мужчины.

И сердце ее упало, окаменев, а внутри все застыло.

«Тесак? Почему я подумала о нем как о Тесаке?»

– Алиса? Есть тут кто? – Николас легонько постучал костяшками пальцев по ее виску – очень нежно – и ухмыльнулся.

Отбросив странные мысли, она улыбнулась ему:

– Какие-то мальчишки играли и сбили меня с ног. Вот мозги и встряхнулись малость.

– Ты не пострадала? – озабоченно спросил он, разглядывая ее с головы до ног – естественно, беспокоясь о ее здоровье, но Алиса все равно покраснела.

– Конечно, нет. – Алиса улыбнулась и взяла его под руку.

Ей так нравилось быть рядом с ним, вдыхать запахи его крема для бритья, шерсти его пальто и сигар, которые он иногда курил.

– Давай я принесу лимонад, – предложил он.

– Да со мной все в порядке, – запротестовала Алиса. – Ни к чему устраивать суматоху.

– Ну, может, это мне хочется лимонада. Ты такого не допускаешь? – спросил Николас.

Алиса рассмеялась, потому что никогда не видела, чтобы Николас за столом пил что-нибудь легче вина. Вздохнув, она положила голову на его плечо, думая, какое же это было удивительное чудо, что она встретила Николаса на той вечеринке в саду. Они смеялись, и болтали, и танцевали весь день, а ее родители одобрительно улыбались. Николас попросил у ее отца разрешения поухаживать за Алисой, и отец согласился, потому что Николаса только что назначили младшим партнером в его фирме и у него были отличные перспективы.

Конечно, строго говоря, они не должны были встречаться вот так, без присмотра, даже с учетом того, что Николас официально ухаживал за Алисой, но Алиса не сомневалась, что Николас со дня на день попросит у ее родителей ее руки.

«Значит, все в порядке», – подумала Алиса. Они ведь почти помолвлены; и в то же время это так волнующе – быть такими непослушными, можно сказать – порочными.

Николас мягко высвободил руку, чтобы купить у торговца стакан лимонада. Алиса обмахивалась ладонью. Солнце вдруг показалось ей безжалостным (как на выжженных равнинах), и ей стало очень жарко.

«На каких таких равнинах?» – подумала она, и тут в кончиках пальцев возникло странное ощущение, как будто она провела рукой по шелковистой золе.

– Держи, Алиса. – Николас протянул ей лимонад.

Она взяла, но, когда поднесла стакан к губам, обнаружила, что наполнен он не лимонадом, а кровью. Ее ослабевшая рука выпустила стакан, и тот, естественно, упал на землю, содержимое его забрызгало траву и подол ее юбки. Конечно, это был всего лишь безобидный лимонад.

– Ох, как глупо! – воскликнула Алиса. – Он просто выскользнул у меня из руки.

– Все в порядке, – сказал Николас, хотя его взгляд совершенно не вязался с небрежным тоном. Похоже, он был раздражен. – Я куплю другой.

– Нет, – поспешно отказалась Алиса. Она сомневалась, что сумеет сейчас выпить хоть что-нибудь и удержать тошноту.

– А как насчет льда? Что-нибудь прохладненькое, чтобы солнце не так пекло? А может, кусочек торта? Мы можем выпить чаю в одной из лавочек и посидеть в тени.

– Кажется, тебе вдруг очень захотелось меня накормить, – фыркнула Алиса.

(Как Кролику.)

(Как Моржу.)

«Кто вообще этот Морж? Белые перчатки», – подумала Алиса, глядя на собственные руки.

Руки в белых перчатках протягивают ей тарелку с желтым тортом, запихивают куски ей в рот. Он хочет, чтобы она ела, ела, ела, чтобы он потом мог съесть ее.

– Алиса? – окликнул ее Николас. – Что-то не так? Ты бледна как смерть.

«Смерть, – подумала Алиса. – Да, смерть, вот что ты мне принесешь».

Почему она никогда раньше не замечала, какие холодные у него глаза, серые и ледяные, как зимнее утро? Почему не обращала внимания, как крепко сжимают ее его руки, как они давят, оставляя синяки?

Но Тесак никогда не причинит ей вреда, во всяком случае намеренно.

– Кто такой Тесак? – выдохнула Алиса. – Кто он? Он – не ты?

Николас уставился на нее:

– Алиса, полагаю, ты права и падение действительно несколько встряхнуло твои мозги. Что ты такое лепечешь?

Алиса потерла лоб. Тут что-то не так, но что именно, она никак не могла понять. Возможно, Николас прав. Возможно, она пострадала при падении больше, чем полагала.

– Давай просто посидим на скамейке, – предложила Алиса. – Уверена, мне будет лучше, если я немножко отдохну.

Николас снова взял ее за руку, но его прикосновение уже не успокаивало. Рука больше не ласкала ее, но удерживала, как будто мужчина желал удостовериться, что Алиса никуда от него не денется.

«Но это глупо, Алиса». Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от всего, что не имело смысла. Она любит Николаса, а он любит ее, и скоро они поженятся. Он никогда не причинит ей вреда.

(А вот другой причинил, о да, причинил, и она всадила нож в его сине-зеленый глаз, и пометила его навсегда, но он тоже пометил ее, чтобы любой, кто увидит ее, сказал бы: «Ты принадлежишь Кролику, так что иди-ка ты, девочка, к нему, к тому, кто владеет тобой»).

Алиса прижала ладонь к левой щеке, нащупывая твердый рубец, шрам, тянущийся от уха ко рту. Но кожа была идеально гладкой, нетронутой – почувствовать это не помешала даже перчатка.

– Я принадлежу только самой себе, – прошептала она.

Николас усадил ее на скамью и сам присел рядом.

– Ну?

– Ничего. Сегодня я так странно себя чувствую – как будто это вовсе не я.

– И все-таки я считаю, что тебе надо выпить чего-нибудь прохладительного, – с сомнением сказал Николас. – Сегодня довольно жарко.

Алиса посмотрела на него. Что бы ни почудилось ей в его глазах раньше, ничего угрожающего там больше не было.

«Ну естественно. Это всего лишь твои странные фантазии. И слишком жаркое солнце. Это Николас, и он любит тебя».

– Мне просто нужно отдохнуть, – повторила Алиса и на несколько секунд закрыла глаза.

Теплый ветерок обдувал ее лицо, запахи дыма, травы, деревьев и Николаса проникли в ноздри.

Неподалеку громко загоготал мужчина, ему вежливо подхихикивала женщина с раздражающе-высоким голосом. (Мать? Сестра?) бранила ревущего мальчишку за то, что тот поколотил сестренку, которая тоже рыдала. Эта парочка словно соревновалась друг с другом, выясняя, кто произведет больше шума. И под всеми этими звуками скрывалось что-то еще, что-то совершенно неуместное.

Алиса наклонила к плечу голову, вслушиваясь, и уловила что-то вроде тиканья. Тик-тик-тик. Часы? Но Николас не носит карманных часов. Ну вот, опять.

Нет, это не «тик-тик-тик». Это «кап-кап-кап», точно капли падают в одинокую лужу…

«…в пещере», – подумала она, открыла глаза, и пейзаж перед ней на миг растаял, смылся, точно рисунок мелом под полуденным ливнем, и под потеками краски обнаружился влажный камень пещеры в недрах горы.

Потом Николас схватил ее за руку, и краски вернулись на место. Все вокруг вновь чудно проводили время в прекрасный летний денек.

– Алиса, – сказал Николас таким тоном, что она невольно посмотрела на него. Взгляд его был очень серьезен, а уши заметно порозовели. – Ты знаешь, я хочу жениться на тебе, и я верю, что ты тоже этого хочешь.

– Да, – выдохнула она и слегка улыбнулась его покрасневшим ушам (так похожим на изнанку ушей пушистого белого кролика).

От этой мысли улыбка ее померкла, но Николас, сосредоточенный на другом, словно и не заметил.

– Я знаю, что слишком тороплюсь, забегаю вперед, тем более что мы официально еще даже не помолвлены, но позволишь ли ты мне тебя поцеловать, Алиса?

Ее бросило в жар. Никто никогда не целовал ее прежде. Да ни у кого и шанса-то не было. За ней всегда тщательно присматривали, за исключением тех случаев, когда она гуляла с Дор. И с ними всегда случались приключения, не взаправду опасные, конечно, но ощущались они опасными.

Вот как сейчас. Николас спрашивает, может ли он поцеловать ее на виду у всего парка. Это чуточку скандально, пожалуй, но на самом деле безопасно. Не соблазнит же он ее прямо здесь – хотя она и не очень представляла, как это – соблазнить. Горничные перешептывались об этом и хихикали, так что, возможно, это даже приятно.

(Нет, это не приятно; он будет лежать на тебе, долбить тебя, и по твоим ногам, по внутренней стороне бедер, потечет кровь.)

У Алисы перехватило дыхание. Николас, придвинувшийся к ней ближе, застыл в нерешительности.

– Ты не хочешь? – спросил он, не в силах скрыть разочарование.

– Нет, – попыталась объяснить Алиса. – Я просто… я правда не знаю, что такое происходит сегодня с моей головой.

– Тогда закрой глаза, – прошептал он и улыбнулся.

Алиса послушалась, но тут же ощутила беспокойство и тревогу. Ей захотелось открыть глаза, и она чуть-чуть приоткрыла их, глядя из-под ресниц, но увидела только приближающийся подбородок Николаса.

Веки ее распахнулись шире, и она заметила, что глаза Николаса тоже открыты, и когда его губы оказались на волосок от ее губ, в его глазах вдруг вспыхнуло торжество, и она увидела, что глаза эти вовсе не серые. Они были черными, лишенными зрачков. Они были как бездонная пропасть.

Рука Алисы в панике взметнулась, отталкивая мужчину. Она ожидала наткнуться на твердое, почувствовать сопротивление мышц и костей, но ее рука просто провалилась в лицо Николаса, словно оно было вылеплено из жидкой грязи. Кожа его отслоилась и обернулась вокруг ее руки, крепко удерживая Алису.

Она закричала – и кричала, и кричала, пытаясь вырваться, но лицо под маской было лицом гоблина, и он был так близко к ней, слишком близко, и его длинные пальцы безжалостно стиснули ее запястье. Парк вокруг них таял, люди, еда, солнце, карусель, трава – все стекало ручейками по стенам пещеры, в которую когда-то вошла Алиса.

Она закричала снова, а может, она и не переставала кричать, и задергалась, пытаясь высвободить руки. Тщетно. Лицо ее было мокрым от слез. Она не могла вырваться. Гоблин держал ее. Его лицо, длинное, жуткое, растянутое, неправильное лицо висело прямо перед ней, слишком близко, и сердце Алисы так колотилось, что ей казалось, оно вот-вот проломит грудную клетку.

– Алиса, – прошипел гоблин, и голос его тоже был неправильным. Такое свистящее шипение могла бы издавать змея, если бы змеи умели говорить.

Этот голос прополз по ее спине, запутался в волосах, попытался проскользнуть под веки, но она в панике замотала головой и попыталась лягнуть противника.

Однако ботинок ее тоже утонул в теле гоблина, как в зыбком болоте. Из головы Алисы вылетели все мысли, кроме одной, повторяющейся снова и снова: «Убирайся, убирайся, убирайся».

– Алиса, – глухо и хрипло прошептал гоблин, свободной рукой поглаживая ее по щеке. – Милая Алиса с золотыми волосами. Не отталкивай меня, моя славная Алиса. Не отвергай мою любовь.

Кожа ее покрылась мурашками от его прикосновений, глаза почти ничего не видели сквозь пелену слез, а в голове завертелось: «Любовь? Любовь? Этот монстр думает, что любит меня?»

Паника еще не отпустила ее, но несколько поутихла, так что Алиса попыталась думать. Планировать. Планировать побег. Да, она должна бежать!

Гоблин хотел обмануть ее (снова), хотел заставить подчиниться, уступить, прибегнув к иллюзии, совсем как в лесной хижине. Так поступает и Белая Королева. Почему? Потому что он не мог получить ее, не мог причинить ей вреда, если она не согласится сама или не нарушит какое-нибудь правило. Это, по крайней мере, она поняла, но ох, как же ей хотелось убраться отсюда; а еще – чтобы он прекратил ее трогать.

– Алиса, Алиса, – повторял гоблин, гладя ее по волосам, словно она была свирепой кошкой. – Едва увидев тебя, я понял, что ты должна стать частью моей коллекции. Эти волосы. Эти прекрасные золотые волосы. Хотя они очень короткие. Было бы гораздо красивее, если бы они были длинными, длинными, очень длинными, а я мог бы намотать их на свои руки.

Как это было бы невыносимо ужасно, если бы гоблин схватил ее за волосы (как Кролик); Алиса поклялась себе, что никогда не позволит волосам дорасти хотя бы до плеч – если, конечно, выберется отсюда.

Она окинула взглядом пещеру в поисках выхода или какого-нибудь оружия. В нескольких шагах от нее валялись ее мешок и плащ. Несомненно, она уронила их, когда упала (а думала, что уронила зонтик).

Взгляд ее переместился с вещей на полу к вещам на стене, и Алиса опять закричала, потому что крик был сейчас ее единственной защитой.

– Да-да, – протянул гоблин, – разве они не прелестны, мои красавицы? Все мои красавицы.

Алиса кричала, и билась, и вырывалась, и пыталась не смотреть, потому что стены пещеры украшали головы. Головы женщин (и нескольких девочек; сердце Алисы обливалось кровью), отлично сохранившиеся головы, напоминавшие коллекцию приколотых булавками бабочек – гордость энтомолога.

Светловолосые, темноволосые, рыжеволосые, расставленные рядами по цвету мертвых волос, с широко открытыми остекленевшими глазами, улыбающиеся – все улыбающиеся. Ряд за рядом белых зубов и растянутых в улыбке губ, как будто все они умерли счастливыми, зная, что потом их поместят на эту стену.

Алиса боролась и брыкалась, но чем больше она сопротивлялась, тем глубже увязала в липкой жиже, хотя этого и не могло быть. Ведь у гоблина было тело; он держал ее, гладил по волосам своими кошмарными руками, и они не погружались в нее – так почему же она утопает в его плоти?

«Тогда прекрати дергаться, дуреха», – прозвучал в ее голове голос, хотя и не голос Чеширского. Этот голос больше походил на голос Тесака.

«Я окончательно схожу с ума, – истерично подумала Алиса. – Они все живут в моей голове, говорят со мной, а всем известно, что голоса – это признак безумия, и ты тоже должна это знать; ты уже была сумасшедшей».

Однако, кому бы на самом деле ни принадлежал голос, он был прав. Бороться бесполезно. Алиса застыла, и глаза гоблина распахнулись от удовольствия.

– Что такое? – Руки его продолжали поглаживать ее голову. – В чем дело? Ты уже не отвергаешь меня, моя Алиса? Ты станешь частью моей коллекции?

Алиса набрала в грудь побольше воздуха, заодно собрав все, что она знала о магии.

– Никогда, – ответила она гоблину, вложив в отказ всю силу своего ужаса и гнева. – Никогда я не стану твоей, никогда не уступлю тебе.

Это было не желание, скорее уж обещание, магическое обещание. «Я хочу быть там», – подумала Алиса, глядя в дальний угол пещеры. И вдруг она там и оказалась. Ее руки и ноги уже не тонули в предательской плоти гоблина.

И казались они необычайно легкими, словно существовали отдельно от тела – хоть это было и не так. А сама она была свободна, хотя и не могла пока в это поверить.

«Но ты должна поверить, – для разнообразия, теперь это был ее собственный голос. – Должна, потому что иначе ты никогда не сбежишь».

Алиса удивила гоблина, но он все еще был опасен, и она не понимала пока всех правил, а ведь нарушать их было нельзя.

Гоблин поднялся с пола пещеры, где он сидел, склонившись над Алисой. Его черные глаза сузились.

– О нет, нет и нет, моя милая Алиса. Это нечестно. Никто не говорил, что ты волшебница. Ты пришла из Города, а все волшебники ушли оттуда давным-давно. Значит, ты не должна быть волшебницей. И магии в тебе быть не может, даже в мизинчике. Она не сказала мне, что ты волшебница, а она должна была знать. Она знает все, что происходит в ее королевстве.

– Возможно, – сказала Алиса, лихорадочно ища взглядом оружие или выход, – она знала, но не сказала тебе.

Гоблин двинулся к ней странной, плавной походкой, словно скользя над полом, а не шагая по нему. Он зашипел на Алису, и брызги черной слюны полетели у него изо рта.

– Она всегда говорит мне все. Она знает, что я лучший и самый преданный слуга, ведь я единственный, кто пришел к ней по собственному желанию.

– По собственному желанию? – Голос Алисы был полон презрения. Возможно, у нее получится вывести его из равновесия, разозлить – и снова застать врасплох? – А кто бы еще тебя принял? Ни в одном приличном обществе не обрадовались бы такому, как ты.

– Что ты об этом знаешь? – выплюнул гоблин. – Я делаю для Королевы такое, что не может делать никто.

– Что, иллюзии? – усмехнулась Алиса. – Я еще не встречала волшебников, не способных творить иллюзии.

«Кроме себя, но не будем об этом».

– Ты не могла встречать других волшебников, – настаивал гоблин. – Ты пришла из Города, а там волшебников нет.

– Это Королева тебе сказала? – спросила Алиса.

Если так – неужели Королева и сама в это верит? Или просто хочет верить?

Гоблин заколебался, но только на миг.

– Она знает все. Я предан моей Королеве, и тебе не одурачить меня. Если ты волшебница, ты не могла прийти из Города, а если ты из Города, то ты не волшебница.

– Если твоя Королева не солгала тебе.

– Она мне не лжет, – заявил гоблин. – Не лжет. Не стала бы лгать. И лгать не будет. Я служу ей, и взамен она позволяет мне собирать моих красавиц, о да, моих красавиц.

Гоблин потер чудовищные руки:

– Едва я увидел тебя, я понял, что должен заполучить тебя в свою коллекцию. Она хотела мужчину, так что каждый из нас приобрел свое, я – тебя, она – его.

– Похоже, она справилась быстрее, – горько сказала Алиса, вспомнив, как исчез в лесу Тесак – исчез и так и не вернулся к ней.

Гоблин ухмыльнулся; гримаса его, открывшая черные пеньки зубов, была кошмарной пародией на улыбку, и радости в ней не было никакой.

– Он был слаб, а моя Королева – могущественна. Тебя захватить гораздо труднее, моя Алиса, и оттого желанная добыча делается еще слаще.

– Я не добыча, – отрезала Алиса.

Нет, правда, ну почему она должна повторять это снова и снова? Почему все мужчины, с которыми она сталкивалась, так стремились засунуть ее в ящик, запереть и хранить там? Взгляд ее остановился на мешке, и она вспомнила, что лежит там внутри. Нож. Большущий охотничий нож, который дала ей Бринья. Нож в мешке.

Но мешок был ближе к гоблину, чем к Алисе. Даже если она и схватит его, успеет ли открыть и достать нож?

– Ты говоришь, что ты не добыча. Говоришь, что ты не принадлежишь мне, и все же ты здесь, – сказал гоблин. – Здесь, где я храню все, что принадлежит мне.

– Так почему же ты не убьешь меня и не заберешь мою голову?

– Ах, как ты нетерпелива. Нет, здесь мы так не поступаем. Ты должна принять мою любовь, прежде чем станешь частью моей коллекции.

Так Алиса и думала. Она должна сдаться или нарушить правила; иначе они не могут прикоснуться к ней.

– И все эти женщины приняли… тебя? – спросила Алиса.

Она чуть-чуть, скользящим движением переместила ногу в сторону мешка, надеясь, что гоблин ничего не заметит. Кажется, не заметил. Потому что с блаженным, вызывающим отвращение видом рассматривал свою коллекцию голов.

– Да-да-да, в конце концов все они сказали да.

– Хотя не всегда тебе, – сказала Алиса, подумав о подложном Николасе-Тесаке.

– Что значит маска? – шипящий голос преисполнившегося воспоминаниями гоблина сделался мечтательным. – Какой поклонник не надевает маску, когда ухаживает за возлюбленной? Какой поклонник не лжет и не говорит сладких слов, когда он хочет от своей возлюбленной вовсе не сладостей?

Пока гоблин говорил, Алиса еще капельку придвинулась к мешку. Все-таки это вполне возможно, решила она, – стремительно нырнуть к мешку и достать нож, прежде чем гоблин перехватит ее. Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Теперь, когда у нее был план, пускай даже и не очень хороший план, Алиса чувствовала себя увереннее. Она, по крайней мере, пытается управлять собственной судьбой.

– На твоем месте я бы не беспокоился, – сказал гоблин.

– О чем не беспокоился? – спросила Алиса – сама невинность.

– Не беспокоился бы о том, чтобы прыгать и искать нож, – пояснил гоблин, и в руке его словно из ниоткуда возник нож Бриньи.

Неужели гоблин читал ее мысли, как Гусеница? Алиса вообразила густые облака, заслоняющие ее разум. Этим трюком она уже пользовалась, чтобы скрывать, о чем она думает.

– О нет, я не залезал в твою голову. – Гоблин, кажется, от души забавлялся. – Но все твои намерения яснее ясного написаны на твоем лице. А среди твоих мыслей и желаний я уже плавал, Алиса, твоих и твоего мужчины. Он, знаешь ли, мечтает о крови.

«Скажи мне что-то, чего я не знаю», – подумала Алиса, и мысль эта была настолько неуместной, что она фыркнула. Гоблин недоуменно взглянул на нее, и Алиса вспомнила, где она находится – и что он хочет с ней сделать.

– Если ты не читаешь мысли, то откуда знаешь наши мечты? – спросила она.

– Вы спали в деревне Королевы и в королевском лесу. Ваши сны бродят ночами, и она гуляет вместе с ними. Так она заглядывает в твое сердце, так соблазняет самыми заветными желаниями. – Гоблин нахмурился, глядя на Алису и постукивая по ладони плоской стороной ножа. – Я думал, ты хотела обычной жизни, вечеринок в саду, респектабельного мужчину. Но я, кажется, ошибся. Не нужна тебе спокойная жизнь. Ты уже жила так – и сбежала, сбежала к жизни, полной крови и смерти. Значит, это то, чего ты действительно хочешь. Твой мужчина грезил о крови, о том, как клинок с влажным чавканьем погружается в плоть, а ты обнимала его ночами, так что тебе должно было сниться то же самое – или ты хотела, чтобы так было. И когда я дам тебе это, ты полюбишь меня.

Стены пещеры начали таять, как воск в огне. Головы соскользнули с них и закричали, улыбающиеся рты скривила гримаса отчаяния, стеклянные глаза расширились, наполнившись страхом.

«Уходи, убирайся, пока ты не стала одной из нас, – взывали они к Алисе. – Уходи, убирайся!»

Пол под ногами качнулся – уже не твердый камень, но нечто влажное, липкое, мягкое, словно плоть, вспоротая острым-преострым ножом.

Стены вокруг залило красным, воздух наполнился криками пропавших девушек. Гоблин шагнул к Алисе, держа в руке нож, который должен был защитить ее, но это была не его рука, а рука Тесака.

И лицо гоблина превратилось в лицо Тесака, вытянутый нос и длиннющий подбородок сменились прекрасными угловатыми чертами Тесака, и черные кукольные глаза стали его серыми глазами.

– Иди ко мне, Алиса, – раздался любимый голос. Голос Тесака.

Это было ужаснее, чем все, что делал до сих пор гоблин. Он сделался ее Тесаком, безумцем, любившим ее. Не подделкой, не идеализированной мечтой о том, каким Тесак мог бы быть. Гоблин принял облик человека, которого она знала, мужчины, которого она любила, того, кого она пыталась спасти.

– Иди ко мне, Алиса; позволь мне поцеловать тебя, любить тебя, разорвать тебя на куски, – сказал он голосом Тесака, ртом Тесака, и руки Тесака сжимали этот длинный зловещий клинок.

Она может броситься бежать. Да, может броситься бежать, и гоблину это понравится. Он погонится за ней, напевая и посмеиваясь. Однако ее положения это не изменит. Выхода из пещеры Алиса не видела, значит, она была заперта здесь – заперта до тех пор, пока не разберется с созданными гоблином иллюзиями. Гоблином с лицом Тесака и ее ножом.

«Но что, если он этого не сделает? Что, если я просто… пожелаю?»

Это может сработать. Ей придется быть очень осторожной и набраться терпения, чтобы застать его врасплох, как у нее это вышло с Бармаглотом.

Алиса замерла, напустив на себя испуганный вид. Это было нетрудно – она правда была испугана. Да что там, она была в ужасе, в ужасе от того, что сбежать не получится.

Конечно, в жизни Алисы бывали ситуации и похуже, но эта клетка – совсем другого рода. В норе Кролика не было никаких иллюзий: только ее желание вырваться на свободу против желания Кролика удержать ее любой ценой.

А тут гоблин может меняться снова и снова, пока Алиса не вымотается окончательно, забыв, кто она и почему она здесь – и вот тогда все пропало. Поэтому она должна устоять, найти в себе мужество, которого у нее не было.

Миг – и поддельный Тесак уже стоит перед ней, и лишь несколько дюймов разделяют их лица.

– Алиса, – проворковал он, – позволь мне любить тебя; позволь разорвать тебя.

Рука с ножом потянулась к ее лицу; острие нацелилось на неповрежденную щеку. Лезвие плыло медленно-медленно, а Алиса смотрела на него, пока оно не превратилось в мигающее мерцание где-то на краю поля зрения.

И тогда она подумала: «Хорошо, я возьму».

Самое невероятное в магии – то, как легко у тебя все получается, когда ты более-менее знаешь, что делаешь. Рукоять ножа оказалась в ее руке, и она полоснула фальшивого Тесака по горлу, вложив в удар все свои силы, весь свой гнев, весь скопившийся в сердце страх.

Края раны разошлись, словно на шее гоблина вдруг заулыбался второй хищный рот, и маска Тесака исчезла. Окровавленные стены содрогнулись, гоблин, вскинув руки, свои гротескно-длинные чудовищные руки, обхватил горло, но поток хлынувшей наружу черной жижи не останавливался. Темные сгустки забивали ему рот и нос, кровь сочилась из глаз, а отрезанные головы девушек смотрели на гоблина и то ли выли, то ли пели от радости.

Гоблин забулькал, шевеля губами, словно пытаясь сказать что-то, пытаясь позвать на помощь.

«Позвать на помощь свою Королеву, – подумала Алиса, – но едва ли она станет утруждать себя спасением гоблина. Она не из тех, кто переживает из-за потери солдата, пускай даже такого верного, как этот».

Его глаза, не отрывающиеся от Алисы, переполнял страх, страх, смешанный с недоумением, и Алиса обнаружила, что теперь она легко читает его мысли.

«Как могла эта девчонка, эта безделушка, ноль без палочки, украшение для моей стены, победить меня? И почему моя Королева не здесь, не наказывает ее за это? И почему ОНА не сказала мне, что девчонка – волшебница?»

Гоблин отшатнулся от нее, и Алиса вспомнила кое-что, что сказал ей как-то раз Тесак – о том, что дело надо доводить до конца, иначе в покое тебя не оставят.

Ей совсем не хотелось еще раз прикасаться к гоблину, еще раз вскидывать нож, который так легко режет. Алиса боялась, что вся эта кровь на ее руках превратит ее в чудовище, но она должна была довести дело до конца.

«Представь, что ты Тесак», – сказала она себе, и, как ни странно, это сработало, потому что Тесак был музыкантом, виртуозом, чей инструмент – острое лезвие. Когда он шел убивать, он двигался с грацией танцора, точно знающего, как завершить па.

Алиса шагнула едва ли не в объятия гоблина и всадила нож туда, где должно было биться сердце твари.

Гоблин закричал, и все головы на полках присоединились к нему. Они вопили так неистово, что Алиса зажала ладонями уши и попятилась, пытаясь спастись от звука, вонзающегося в мозг длинной сверкающей иглой, но спасения не было, потому что крик заполнил собой все пространство кругом.

Пещера задрожала, загрохотала, как при землетрясении, и стены обрушились, увлекая с собой головы. Все головы девушек, все красавицы гоблина покатились по полу, словно невидимая рука заворачивала их в невидимый ковер, который собирались вынести из комнаты.

Круглая пропасть разверзлась у ног гоблина, и он рухнул в нее – все с тем же застывшим на лице выражением неверия. Алисе тоже не верилось, что все кончилось, что кошмар, преследовавший ее буквально с тех пор, как они вошли в лес, просто провалился в черную дыру.

Но в дыру проваливалась вся пещера, кружась, как вода, исчезающая в сливном отверстии ванны. Алиса беспомощно огляделась в поисках хоть какой-то подсказки, малейшего намека на то, как отсюда выбраться, пока ее тоже не затянуло в водоворот в центре комнаты.

«Дверь, дверь. Я вошла через дверь, значит, через дверь я должна и выйти».

Стены пещеры исчезли, обнажив какие-то балки и кирпичи: так мог бы выглядеть недостроенный дом. Стена, что была за спиной Алисы, тоже поползла к дыре, проглотившей гоблина, и ударила девушку сзади по ногам.

На один жуткий миг ей показалось, что инерция проваливающейся в пропасть пещеры подхватит ее, увлечет в бесконечное падение, навеки соединив Алису с гоблином.

Но потом она упала на спину, сбитая с ног свернувшейся в трубочку стеной, стукнулась о грязный пол, подняв тучу пыли, и раскашлялась. Очухавшись и сев, Алиса успела увидеть, как остатки логова гоблина втягиваются в дыру. Затем дыра закрылась с громким хлопком, почти таким же, какой Алиса услышала, когда разорвала нить, которая связывала ее с Чеширским.

«Ну, или, во всяком случае, думала, что разорвала». Все-таки маленький волшебник каким-то образом прицепился к ней – как цепляется паутина, запутавшаяся в волосах.

Любопытно, подумала Алиса, что пещера гоблина обрушилась точно так же, как безумное заведение «Бабочки», когда Алиса убила Гусеницу. В чем же тут дело – в Алисе или в том, что волшебники тесно связаны с местом, в котором живут? И если так, то как же она?

«Волшебница без дома», – подумала Алиса. Та, чье исчезновение даже травинку на лугу не всколыхнет. Кто будет по ней скучать, когда она умрет? Родители, несомненно, считали, что она погибла при пожаре в лечебнице – и, наверное, восприняли печальное известие с немалым облегчением. После возвращения из Старого города Алиса перестала быть для них дочерью, став только нежеланной обузой.