Текст книги "Одарённая"

Глава тринадцатая

Не то чтобы это чувство возникло у нее впервые. Что-то такое в По было и раньше – иногда, сидя по другую сторону стола, он угадывал ее мнение прежде, чем она его озвучивала. Чувствовал, когда она сердилась и почему… и когда подумала, что он красив.

Раффин назвал ее недогадливой. А вот По был очень догадлив. И разговорчив в придачу. Быть может, поэтому они так подружились: с По не приходилось откровенничать самой, а он начинал откровенничать, не дожидаясь просьб. Катса никогда не встречала человека, с которым ей было бы так легко, понятие дружбы было ей почти незнакомо.

Она размышляла об этом, когда кони везли их на запад, пока холмы не превратились в изумрудные равнины и быстрая езда не отвлекла ее. Гиддон был в хорошем расположении духа – это были его земли. Они остановятся в его поместье, отдохнут в замке по пути туда и обратно. Гиддон скакал охотно и быстро, и, хотя Катса была не слишком рада его обществу, на этот раз хотя бы на темп жаловаться не приходилось.

– Немного странно, а? – спросил Олл около полудня, когда они сделали привал. – Что король приказал вам наказать собственного соседа?

– Еще как странно, – отозвался Гиддон. – Лорд Эллис – сосед, каких поискать. Представить не могу, что за муха его укусила, что он встал Ранде поперек дороги.

– Ведь он защищает своих дочерей, – напомнил Олл. – Тут его никто не упрекнет. Но на беду, из-за этого он прогневал короля.

Ранда заключил сделку с одним нандерским лордом. Тот никак не мог найти себе супругу, потому что его поместье находилось на юге центральной части Нандера – прямо на пути вестерских и истиллских мародеров. Место опасное, особенно для женщины, к тому же весьма отдаленное и почти без слуг, так как многих убили или захватили в плен. Лорду так отчаянно нужна была жена, что он готов был отказаться от приданого. Король Ранда предложил взять на себя труд найти лорду невесту, при условии, что ее приданое отойдет ему. У лорда Эллиса было две дочери на выданье, две дочери и два весьма завидных приданых. Ранда приказал Эллису выбрать, какую из дочерей он предпочел бы отправить невестой в Нандер. «Выбери ту, что сильнее духом, – написал ему Ранда, – ибо слабости и трусости там не место».

Но лорд Эллис отказался выбирать. «Обе мои дочери сильны духом, – написал он королю в ответ, – но ни одну из них не пошлю я в пустыни Нандера. Власть короля огромна, но едва ли он вправе ради собственной выгоды приказывать подданным вступить в неприемлемый брак».

Катса ахнула, когда Раффин рассказал ей, что написал лорд Эллис в своем письме. Он был храбрым человеком, не трусливее тех, кто обычно противился воле Ранды. Король хотел, чтобы Гиддон поговорил с Эллисом, а если разговоры не помогут, Катса должна была пытать его в присутствии дочерей до тех пор, пока одна из них не выдержит и не согласится на брак, чтобы защитить отца. И теперь Ранда ожидал их возвращения ко двору с одной из девушек и ее приданым.

– Ужасное поручение нам дано, – посетовал Олл. – Даже если не думать, что Эллис – ваш сосед, все равно это ужасно.

– Да уж, – отозвался Гиддон. – Но другого выхода я не вижу.

Они сидели на каменном выступе и подкреплялись хлебом и фруктами. Катса глядела на то, как волнуется вокруг высокая трава: ветер толкал ее, ярился, прибивал туда и сюда; она плескалась, словно волны.

– Море похоже на это? – вдруг спросила она, и ее спутники изумленно обернулись. – Море волнуется так же, как трава?

– Похоже, миледи, – ответил Олл, – но не совсем так. Море резко шумит, оно серое и холодное. Но волнуется похоже.

– Мне бы хотелось посмотреть на море, – сказала она.

Гиддон бросил на нее недоверчивый взгляд.

– Что? Разве это так странно?

– Для тебя – странно. – Он покачал головой и, собрав хлеб и фрукты, поднялся. – Этот лионидец забивает тебе мозги романтическими картинами.

Сказав это, он направился к своей лошади.

Катса не стала обращать на него внимания, чтобы не думать о том, что́ для него самого – романтика, не думать о грозящем ей предложении и ревности Гиддона. Как ветер мчась по равнине, она представляла себе, что едет по морю.

Когда они достигли замка Гиддона, игнорировать реальность стало труднее. Перед ними были стены – высокие, серые, впечатляющие. Слуги хлынули в залитый солнечным светом двор, чтобы поприветствовать господина и поклониться ему, а он обращался к ним по именам и спрашивал о зерне в амбарах, о замке, о мосте, который сейчас ремонтировали. Он был здесь королем, и видно было, что его вполне устраивает и это, и то, что слуги рады его видеть.

Слуги Гиддона были внимательны к Катсе, когда она оказывалась в его замке: подходили спросить, не нужно ли ей чего, разжигали огонь и приносили воду для умывания, приветствовали, когда она шла по коридору. Так к ней не относились нигде, даже дома. Конечно, ей приходило в голову, что Гиддон специально приказал слугам обращаться с ней как с дамой – не бояться, а если все же боятся, то не показывать страха, – и сделал он это для нее. Теперь она понимала, что его слуги, должно быть, смотрели на нее как на будущую госпожу, ведь если о чувствах Гиддона было известно всем при дворе короля, наверное, и его собственные слуги все понимали.

Катса не знала, как вести себя в замке Гиддона теперь, когда было ясно, что от нее ожидают чего-то, чего никогда не произойдет. Ей пришло в голову: они, наверное, обрадуются, что она не выйдет за Гиддона, вздохнут, облегченно улыбнутся и приготовятся сердечно встретить любую добрую и милую девушку, которую он выберет ей взамен. Но может быть и так, что они желают того же, чего желает их господин.

Надежды Гиддона приводили ее в недоумение. Она не могла понять, как так получилось, что он имел глупость в нее влюбиться, и до сих пор не совсем верила, что это и в самом деле так.

Олла все больше печалила участь лорда Эллиса.

– Король послал нас с ужасным заданием, – сокрушался он за ужином в личной столовой в покоях Гиддона, где, кроме них, было только двое слуг. – Не помню, чтобы он когда-нибудь давал нам такое ужасное поручение.

– Давал, – сказал Гиддон, – и мы выполняли. И раньше ты никогда так не реагировал.

– Просто мне кажется… – Олл невидящим взглядом обводил стены зала, увешанные богатыми багряно-золотыми гобеленами. – Мне кажется, Совет бы этого не допустил, мы постарались бы защитить его дочерей. От нас самих.

Гиддон наколол картофелину на вилку и, разжевывая, задумался над словами Олла.

– Мы не сможем ничего делать для Совета, если откажемся повиноваться Ранде, – в темницах проку от нас не будет.

– Да, верно, – согласился Олл. – Но все-таки это неправильно.

К концу ужина Гиддон уже казался таким же озабоченным, как и Олл. Катса вгляделась в лицо Олла, в его резкие черты, в печальные глаза. На лезвии ножа Гиддона блестели золотые и багряные отблески со стен, он говорил тихо и часто вздыхал – они оба вздыхали.

Им не хотелось выполнять приказ Ранды. Катса смотрела и слушала, и мысли ее метались в поисках возможности избежать беды.

По сказал, что ослушаться Ранды – в ее власти. И наверное, именно она должна это сделать, ведь Олла и Гиддона королю наказать просто, а ее – куда сложнее. И вообще, возможно ли? Если собрать все его войско, то ее, пожалуй, смогут заточить в темницу. Убить тоже можно, но не в битве, а, например, отравив за ужином. Если она не будет приносить выгоды, если станет опасной, он, конечно, прикажет схватить ее или убить.

А что, если ярость Ранды, когда они вернутся ко двору без невесты, выведет ее из себя? Что случится, если, стоя перед лицом короля, она почувствует, как ладони жжет безудержный гнев? Что тогда?

Но это было не важно. Проснувшись наутро в мягкой постели в замке Гиддона, Катса уже знала: не важно, как Ранда поступит с ней или как она поступит с Рандой. Если все-таки придется по приказу короля пытать лорда Эллиса, она просто сойдет с ума – бешенство вскипало внутри ее при одной мысли, и это бешенство будет куда ужаснее, чем гнев на Ранду, когда он обвинит ее в непослушании. Она не станет этого делать, не станет пытать человека, который лишь хочет защитить своих детей.

Кто знает, к чему это приведет, но сегодня никто не пострадает от ее руки, никто. Откинув одеяла, Катса запретила себе гадать, что будет потом.

Гиддон и Олл неохотно завязывали седельные сумки и запрягали лошадей.

– Может, удастся его уговорить, – неуверенно предположил Гиддон, но Олл только хмыкнул.

Замок Эллиса был всего в нескольких часах езды. Когда всадники прибыли, слуга провел их в большую библиотеку, где за письменным столом сидел Эллис. Все стены были заставлены книгами – до некоторых можно было достать только с приставных лестниц из темного дерева, опиравшихся на полки. Лорд Эллис встал, чтобы поприветствовать их, храбро глядя посланникам в глаза и гордо подняв подбородок. Это был невысокий мужчина с копной черных волос, его тонкие пальцы опирались о крышку стола.

– Я знаю, зачем ты здесь, Гиддон, – начал он.

Гиддон смущенно откашлялся.

– Мы бы хотели поговорить с тобой и твоими дочерьми, Эллис.

– Моим дочерям нечего делать в таком обществе, – отрезал Эллис, сверкнув глазами на Катсу. Он и не подумал прятаться от ее взгляда, и она это оценила.

Настало время вмешаться. В библиотеке, застыв у стен, стояли трое слуг.

– Лорд Эллис, – сказала она, – если вы хоть немного заботитесь о своих слугах, вы отошлете их отсюда.

– Катса… – На лице Гиддона читалось неприкрытое удивление. Обычно они поступали совсем не так.

– Не тратьте моего времени, лорд Эллис. Если не прикажете слугам уйти, я вышвырну их сама.

Лорд Эллис жестом приказал слугам уходить.

– Идите, – сказал он. – Идите и никого сюда не впускайте. Возвращайтесь к своим обязанностям.

В их обязанности наверняка входило как можно скорее увезти из поместья дочерей хозяина, если они вообще еще были здесь: лорд Эллис казался одним из тех людей, которые встречают невзгоды во всеоружии. Когда дверь за ними закрылась, Катса подняла руку, чтобы Гиддон замолчал. Он посмотрел на нее с удивлением и досадой, но она не обратила на этот взгляд никакого внимания.

– Лорд Эллис… – начала Катса. – Король желает, чтобы мы убедили вас послать одну из дочерей в Нандер. Полагаю, нам это не удастся.

Эллис слушал с суровым лицом и по-прежнему не отводил взгляда.

– Не удастся.

– Хорошо, – кивнула Катса. – В таком случае Ранда повелел мне пытать вас до тех пор, пока одна из ваших дочерей сама не согласится на брак.

– Я ожидал этого, – проговорил Эллис.

– Катса, что ты такое делаешь? – тихо спросил Гиддон.

– Король… – начала Катса, но вдруг кровь так запульсировала у нее в висках, что пришлось схватиться за стол, чтобы удержать равновесие, – король справедлив во многих вопросах. Но сейчас – нет. Он хочет вас запугать, но сам этого не делает, а посылает меня. А я, – Катса вдруг почувствовала себя очень сильной; отпустив стол, она выпрямилась и расправила плечи, – отказываюсь делать то, что он приказывает. Я не стану заставлять вас или ваших дочерей повиноваться его воле. Милорд, поступайте как знаете.

Наступила полная тишина. Глаза Эллиса округлились от изумления, и теперь уже он тяжело оперся о стол, словно опасность его поддерживала, а теперь силы его покинули. Гиддон, стоящий рядом с Катсой, казалось, забыл, как дышать, и, взглянув на него, Катса заметила, что рот у него приоткрыт от удивления. Олл стоял чуть дальше, на его добром лице читалось волнение.

– Что ж… – начал лорд Эллис. – Это очень неожиданно, миледи. Спасибо вам, миледи. Мою благодарность не выразить словами.

Катсе подумалось, что едва ли человек должен благодарить за отсутствие боли. Радость достойна благодарности, а боль – ненависти. На ничто и отвечать нужно бы ничем, ничто не стоит благодарности.

– Не нужно меня благодарить, – сказала она. – И боюсь, Ранда не оставит вас в покое.

– Катса, – подал голос Олл, – вы уверены, что хотите этого?

– Ты не боишься Ранды? – спросил Гиддон.

– Что бы ни случилось, – сказал Олл, – мы вас поддержим.

– Нет, – возразила Катса. – Не поддержите. Это должно быть мое решение, а Ранду мы убедим, что вы пытались заставить меня повиноваться, но не смогли.

Ей вдруг пришло в голову, что надо бы ударить их пару раз для правдоподобия.

– Но мы не больше тебя хотели выполнять этот приказ, – настаивал Гиддон. – Ведь наш разговор побудил тебя так решить. Мы не можем оставаться в стороне, пока ты…

– Если он узнает о вашем неповиновении, – объяснила Катса, – он прикажет схватить вас или убить. Мне он так навредить не сможет, едва ли все его стражники сумеют меня поймать. А если и сумеют, у меня, по крайней мере, нет поместья, которое от меня зависит, Гиддон. И жены у меня тоже нет, Олл.

Лицо Гиддона было мрачнее тучи. Он открыл рот, чтобы заговорить, но Катса опередила его:

– От вас нет прока в темницах. Вы нужны Раффину, и мне вы будете нужны, где бы я ни оказалась.

– Я не… – начал Гиддон.

Нужно заставить его понять, пробиться сквозь его твердолобость и заставить понять. Катса стукнула ладонью по столу с такой силой, что бумаги каскадом посыпались на пол.

– Я убью короля, – прибегнула она к последнему средству. – Убью, если вы оба не согласитесь. Это мой бунт, и только мой, и, если вы откажетесь, клянусь своим Даром, я отправлю Ранду на тот свет.

Она еще не знала, действительно ли сможет это сделать, но сейчас они точно считали ее способной на такое. Катса повернулась к Оллу:

– Скажи, что согласен.

Олл откашлялся.

– Как скажете, миледи.

– Гиддон?

– Не нравится мне это.

– Гиддон…

– Как скажешь, – мрачно ответил он, глядя в пол. Лицо его покраснело от досады.

Катса обратилась к Эллису:

– Лорд Эллис, если Ранда узнает, что капитан Олл или лорд Гиддон согласились на это добровольно, я буду знать, что это вы проговорились, и убью и вас, и ваших дочерей. Вам понятно?

– Понятно, миледи, – отозвался Эллис. – Благодарю вас еще раз.

От этого второго выражения благодарности после таких страшных угроз у нее сжалось горло. Когда ты – чудовище, тебя благодарят и превозносят, если ты поступаешь не как чудовище. Было бы куда приятней, если бы ей не воздавали почести за то, что она не творит зло.

– А теперь, без лишних свидетелей, нам нужно в деталях придумать, что здесь сегодня произошло.

Они снова поужинали в замке Гиддона, в его столовой, как и прошлым вечером. Гиддон дал ей разрешение порезать ему шею ножом, а Олл разрешил поставить себе синяк на скуле. Она бы обошлась и без их разрешения, потому что знала – Ранда будет ожидать следов борьбы, но и Олл, и Гиддон согласились с ее доводами или, возможно, просто догадались, что она сделает это в любом случае. Оба приняли это спокойно и храбро, а Катса, хоть ей и было горько, сделала все мастерски и постаралась причинить как можно меньше боли.

Разговор за ужином не клеился. Катса отломила кусок хлеба, пожевала и проглотила его, рассеянно обводя взглядом свои вилку, нож и серебряный кубок.

– Тот истиллский лорд, – вдруг произнесла она, и взгляды спутников поднялись от тарелок, – который срубил у Ранды больше леса, чем стояло в договоре. Помните его?

Они кивнули.

– Я ему ничего не сделала, – продолжила она. – Оглушила, но больше ничего. – Она положила нож и вилку и перевела взгляд с Гиддона на Олла. – Не смогла. Он сполна искупил свою вину золотом. Я не смогла ничего с ним сделать.

Мгновение они оба смотрели на нее, потом Гиддон снова опустил взгляд в тарелку, а Олл откашлялся.

– Должно быть, работа в Совете помогает выйти на свет нашему лучшему внутреннему «я», – сказал он.

Снова взяв нож и вилку, Катса нарезала баранину и задумалась. Она была знакома со своим внутренним «я», узнала бы его, доведись им встретиться лицом к лицу. Это «я» было чудовищем с одним голубым и одним зеленым глазом, хищником с громоподобным рыком. Это была злобная тварь, которая в неконтролируемой ярости бросалась на друзей, убийца, добровольное орудие королевского гнева.

Впрочем, это было странное чудовище, ибо при своей свирепой внешности внутри оно боялось и ненавидело свою жестокость, бичевало себя за дикость. И порой ему не хватало духу свирепствовать, и тогда в его сердце поднимался бунт.

Это чудовище иногда отказывалось вести себя как чудовище. А если чудовище перестает себя так вести, перестает ли оно быть чудовищем? Становится ли чем-то другим?

Наверное, она все-таки не знала своего внутреннего «я».

В этот вечер за столом в замке Гиддона витало слишком много вопросов и было слишком мало ответов. Катсе вдруг захотелось, чтобы вместо Олла и Гиддона с ней путешествовали Раффин или По, – у них были бы хоть какие-нибудь мысли.

Нужно остерегаться использовать свой Дар в гневе – вот в этом и есть пытка ее внутреннего «я».

После ужина Катса пошла на стрельбище в надежде, что пение летящих стрел ее успокоит. Там он ее и нашел.

Она искала здесь одиночества, но, когда из тени вышел Гиддон, такой высокий и тихий, ей захотелось оказаться в огромном зале, окруженной сотнями людей, пусть даже это будет бал и придется наряжаться в платье и надевать кошмарные туфли. И танцевать. Все, что угодно, было бы лучше, чем остаться наедине с Гиддоном здесь, где их никто не увидит и не прервет.

– Ты стреляешь в темноте, – сказал Гиддон.

Она опустила лук, предполагая, что это еще одна подколка.

– Да, – подтвердила она, – ничего другого в голову не пришло.

– В темноте ты стреляешь так же хорошо, как при свете?

– Да, – снова ответила Катса, и Гиддон улыбнулся.

Ей стало страшно: если он собирается и дальше быть любезным, кто знает, к чему это приведет? Лучше бы оставался наглым, придирчивым и неприятным, раз уж они оказались наедине.

– Для тебя нет ничего невозможного, Катса.

– Не говори ерунды.

Но он, видимо, был решительно настроен не спорить. Еще раз улыбнувшись, Гиддон облокотился о деревянную перекладину, отделявшую дорожку Катсы от других.

– Как ты думаешь, что будет завтра? – спросил он.

– Честно, не знаю, – ответила Катса. – Ранда будет в ярости.

– Мне не нравится, что ты защищаешь меня от его гнева, Катса. Совсем не нравится.

– Я сожалею, Гиддон, об этом и о том, что пришлось тебя порезать. Вернемся в замок? – Сняв колчан, она положила его на землю.

Гиддон молча наблюдал, и в ее груди начала подниматься паника.

– Позволь мне защищать тебя, – сказал он.

– Ты не сможешь защитить меня от короля, это опасно и пустая трата сил для тебя. Пойдем в замок.

– Стань моей женой, и наш брак защитит тебя.

Что ж, он это сказал, как По и предсказывал, и слова ударили ее не слабее кулака По. Она не знала, куда девать глаза, было трудно стоять на месте. Она положила руку на голову, потом на перекладину и заставила себя думать.

– Наш брак меня не защитит. Ранда не простит меня только потому, что я замужем.

– Но он смягчится, – возразил Гиддон. – Наша помолвка укажет ему выход – ведь он знает, что наказывать тебя опасно. Если скажем, что женимся, он отошлет нас со двора – сюда, в замок, и здесь король тебе ничего не сделает. А ты – ему. И видимость родственных чувств сохранится.

И она будет замужем. За Гиддоном. Станет его женой, хозяйкой его дома. Должна будет развлекать его проклятых гостей, нанимать и увольнять слуг, кухарок и делать прочую подобную чепуху, носить в себе его детей, сидеть дома и любоваться ими. А по ночам она должна будет ложиться в его постель – постель Гиддона, и спать с человеком, который считает царапину на ее лице оскорблением его персоне, который считает себя ее защитником – защитником! Да она бы одолела его зубочисткой против меча!

Глубоко дыша, она заставила утихнуть вскипающий гнев. Он ведь ее друг, союзник Совета. Нельзя ему все это говорить. Нужно делать так, как сказал Раффин.

– Гиддон, – начала она, – ты наверняка слышал, что я не собираюсь выходить замуж.

– И не примешь достойного предложения? К тому же, признай, это решит все твои проблемы с королем.

– Гиддон…

Он стоял перед ней, лицо его было спокойно, глаза улыбались. Он даже представить не мог, что ему можно отказать. И быть может, это простительно – ни одна другая женщина, наверное, не отказала бы.

– Гиддон… Тебе нужна жена, которая родит тебе детей, а я никогда их не хотела. Тебе нужно жениться на женщине, которая хочет иметь детей.

– Ты не так сильно отличаешься от других женщин, Катса. Да, ты можешь сражаться, как другие не могут, но в остальном ты не так уж отличаешься. И ты захочешь детей, я уверен.

Катса совсем не ожидала, что ей так быстро представится возможность попрактиковаться в сдержанности, потому что ей страшно захотелось поколотить Гиддона, выбить эту уверенность у него из головы прямо в пыль, где ей и место.

– Я не могу выйти за тебя, Гиддон, и дело не в тебе, а только во мне – я никогда ни за кого не выйду замуж и не буду носить ничьих детей.

Он удивленно посмотрел на нее, и выражение его лица изменилось. Ей был знаком этот саркастический изгиб губ, эта искра в глазах. Он начинал слышать.

– Едва ли ты хорошо обдумала свои слова, Катса. Думаешь, кто-нибудь сделает тебе лучшее предложение?

– Дело не в тебе, Гиддон, а во мне.

– Думаешь, кого-то еще привлечет королевский палач?

– Гиддон…

– Ты надеешься, лионидец попросит твоей руки. – Он насмешливо указал на нее пальцем. – Ты предпочла его, потому что он принц, а я только лорд.

Катса всплеснула руками:

– Гиддон, из всех глупостей…

– Он не захочет на тебе жениться, – не умолкал Гиддон, – а если и захочет, ты будешь дурой, если согласишься. Я бы скорее Мергону доверился, чем ему.

– Гиддон, я тебе клянусь…

– В нем нет ничего достойного. Любой, кто борется с тобой, как он, – просто бандит и авантюрист.

Застыв, Катса уставилась на Гиддона, но даже не видела его надменного лица и пальца, рассекающего воздух. У нее перед глазами был По, который сидел на полу зала для тренировок и произносил точно те же слова, какие выбрал Гиддон, раньше, чем сам Гиддон их произнес.

– Гиддон! Ты когда-нибудь говорил об этом с По?

– Катса, я с ним ни разу даже не заговаривал, когда тебя с нами не было.

– А с кем-нибудь другим? Ты когда-нибудь раньше произносил эти слова?

– Конечно нет. Если ты думаешь, что я стану тратить свое время…

– Ты уверен?

– Да, уверен. Какая разница! Если он спросит, я не побоюсь сказать, что думаю.

Не веря, она посмотрела на Гиддона, беззащитная перед осознанием того, что еще давно просочилось в ее мысли и сейчас наконец встало на место, и схватилась рукой за горло – было трудно дышать. Катса задала вопрос, который обязана была задать, и сжалась от ответа, который знала заранее.

– Ты раньше думал об этом? Думал об этом в его присутствии?

– О чем? Что я ему не верю? Что он бандит и авантюрист? Я об этом думаю каждый раз, как смотрю на него.

Гиддон с ненавистью выплевывал слова, но Катса ничего вокруг не замечала. Присев, она медленно и задумчиво положила лук на землю, потом встала и тихо, шаг за шагом пошла прочь – вдох-выдох, вдох-выдох, – глядя прямо перед собой.

– Боишься, – прокричал он ей вслед, – что я оскорблю твоего драгоценного лионидского принца! Может, и стоит высказать ему все, что я думаю. Вдруг он скорее уедет, если ему помочь!

Она не слушала, не слышала – в голове гудело. Он знал, что думает Гиддон и что думает она сама, – точно знал. Когда она бывала зла, когда благосклонно думала о нем. Много раз. Должно быть, это случалось много раз, но все внутри так кричало, что думать об этом было невыносимо.

Катса считала его воином, просто Одаренным воином. И – вот глупая – догадливым. Даже восхищалась его интуицией.

Восхищалась, а он читал ее мысли.

Доверяла, а нельзя было. Он утаил свою натуру, свой Дар. А это то же самое, что солгать.