Текст книги "Преданные. Лабиринты памяти"

Воин наступал на волчицу – медленно, держа ладони перед собой, и я видел, как дрожали его пальцы. А волчица скалилась, но смотрела не на него, а на Стамерфильда, будто гипнотизировала, призывала обратить на себя внимание. И когда пальцы воина почти коснулись шерсти волчицы, та лязгнула зубами и резко отскочила, вырвав цепь из трясущихся рук.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 9. Кто ты, чудовище?

Благодаря секретарше Шнайдера Ника заполучила номер семьи Тейлор и весь вечер пыталась дозвониться, но попадала на автоответчик. Спустя более двух десятков попыток трубку все-таки подняли, и ей ответил голос пожилой женщины:

– Тейлор? Ох, ну что вы, они уже года полтора не живут здесь. Кажется, переехали в Австралию.

Что за чертовщина?

Вечером того же дня Ника устроила Барбаре допрос:

– Вы же нормально общались, да? У нее родители хоть раз сюда приезжали?

Девчонки готовились к контрольной по алгебре в комнате отдыха. Стейси прилипла к учебнику, выискивая ответы на предполагаемые задания теста, а ее подруга беззаботно рисовала цветочки на полях тетради.

– Я не помню. – Барбара пожала плечами. – Не так хорошо мы общались, чтобы родительский день вместе проводить.

– Но она упоминала их? Ездила к ним на каникулы? – не сдавалась Ника.

– Харт-Вуд, ей-богу, ты, когда игнорировала всех, была просто душка. Что ты пристала? – Барбара раздраженно вытаращила глаза.

– Просто они дружили, и я хотела поговорить о Дэвисе. – Ника придала голосу страдальческий тон.

– Ой, не заливай, – хмыкнула Барбара и забралась в кресло с ногами. – Поговори с Мари лучше. А иначе она вообще крышей двинется…

В этот момент компания, сидевшая на диване справа от них, разразилась хохотом. Новенькая Ада Блодвинг в окружении Ингрид, Валери и нескольких ребят из десятого класса с упоением рассказывала какую-то историю.

– Говорят, эта фифа из семьи каких-то баронов, – фыркнула Барбара, исподлобья рассматривая новенькую. – За словом в карман не лезет. И именно к нам ее подселили…

– А я думала, вы просто созданы друг для друга, – буркнула Ника.

– Ну какая же ты стерва. – Барбара скорчила ей рожицу и посмотрела в сторону двери. – Мари! – Она махнула рукой. – Иди же к нам.

Мари стремительно ворвалась в комнату и бросилась к двери, ведущей в коридор к спальням. Выглядела она так, будто в любой момент готова была расплакаться. Следом за ней бежал Алекс Маркел.

– Да подожди же ты! – крикнул он.

Несколько школьников повернули головы в их сторону.

Догнав сестру, Алекс попытался схватить ее за плечо, но промахнулся и дернул лямку рюкзака. Сумка упала на пол, застежка раскрылась, и содержимое вывалилось наружу. Мари резко нагнулась, чтобы поднять рюкзак, но быстро передумала и бросилась к двери, хлопнув ей перед носом брата. Алекс застыл, растерянно уставившись на табличку «Спальни девочек».

Ника и Стейси одновременно вскочили со своих мест.

– Господи, ну что у вас происходит?

Блондинка схватила Алекса за руку и с силой оттащила в сторону. Маркел как будто не видел ее: он все еще смотрел на дверь, и его грудь резко вздымалась. Воспользовавшись моментом, Ника опустилась на корточки и начала заталкивать вещи обратно в рюкзак.

– Это не твое дело, Стейси, – отстраненно сказал Алекс.

– Как же не мое! Ты который день ужасно выглядишь, рука поранена, и Мари на тебя за что-то злится…

– Сами разберемся, отвали!

Ника быстро складывала тетради и вдруг под одной из них обнаружила маленький пластиковый пакет. В нем лежал пустой шприц с иглой и короткая записка: «Причина в этом. Больше мне скрывать нечего. С.».

Сердце сделало сальто в груди и тревожно замерло. Сжимая в руках пакет, Ника медленно поднялась на ноги. Казалось, что в этот миг мир остановился и в гостиной наступила мертвая тишина. Она посмотрела на Маркела и в его все еще красных глазах увидела ужас. Словно в немом кино, Стейси что-то беззвучно говорила ему, но он не замечал. Алекс медленно перевел взгляд с пакета на Нику и на мгновение зажмурился. Его лицо исказила мучительная гримаса.

Ника почувствовала, как ее челюсть медленно падает. Обрывки фактов один за другим молниеносно сложились в последовательную цепочку событий. Оказалось, ответ на главный вопрос был настолько простым и очевидным, что в первые секунды даже не верилось. Но Ника видела его красноречивый взгляд, и сомнения как рукой сняло: Маркел убил Дэвиса Джордана.

Лондон

2013 год

Сердце разрывалось от жгучей боли. Хотелось кричать, но ужас от содеянного сковал каждую клеточку. Еще мгновение назад Саша не чувствовал ничего этого – только праздный восторг от ощущения собственной силы и желание двигаться дальше. Он был посланником для своего народа, верил, что творит великое. А потом все прошло. И стало невыносимо больно. Тяжело.

Саша обессиленно прислонился к стене и сполз по ней, накрывая голову руками. Он даже лица ее не увидел. Помнил какой-то звук – в тот момент кто-то внутри жалобно заскулил, но вмиг замолчал, уступая место властному чудовищу. И то ощущение, когда лезвие проткнуло плоть…

«Господи, спаси меня». – Он хотел сказать, но слова застряли в голове. Не имел права произносить вслух.

Убийца…

Темнота просочилась в квартиру сквозь окна, сгустилась вокруг него, протягивая цепкие лапы и норовя задушить. Саша схватился за горло и часто задышал, истерично хватая ртом воздух. Паника накрыла его с головой. Страшно, как страшно. Он упал на четвереньки и заскулил – жалобно и горько. Ему казалось, что что-то внутри разрывает горло, скребет когтями и жаждет вырваться наружу. И Саша закричал. Слезы брызнули из глаз, он упал на пол и кричал, кричал, не в силах остановиться. Ему виделись руки, залитые кровью, они то исчезали, то появлялись вновь. И он чувствовал металлический запах, ощущал на языке привкус соли. Саша бил ладонями по полу, пытаясь стереть невидимую кровь, и кричал, кричал…

Где-то за чертой портала в прекрасной просторной комнате наступила та же темнота. Вжавшись в стену, Мария закусила подушку и готова была задушить себя, лишь бы не чувствовать того, что внезапно пронзило ее изнутри. Больно! Как больно! Она скулила, упиваясь слезами и не понимая, что случилось на самом деле. Могла лишь догадываться. Ее брат сделал что-то необратимое. Он заверял, что ничего подобного не случится, но не сдержал слово.

– Господи, спаси нас, – страстно шептала она, прижимая крестик к губам. – Мы – дети твои, мы – слуги твои, будь милостив, спаси нас…

Пансион «Форест Холл»

Ноябрь 2016 года

– О, Алекс, дорогой, ты совсем неважно выглядишь, – причитала миссис Ланкастер – работница медчасти «Форест Холл». Она была маленькой и очень худой и все время носила белый халат и санитарный костюм, даже в нерабочее время.

– Учебой завалили, не высыпаюсь, – отмахнулся Алекс и поверх кипы бумаг положил коробку конфет с марципаном ручной работы за целых тридцать фунтов. – А это вам за помощь с рукой.

– Ох, ну что ты, что ты, – затараторила женщина, смущенно улыбаясь. – Это же моя работа.

– Всего лишь конфеты, – пожал плечами Алекс.

Миссис Ланкастер благодарно кивнула и, взяв коробку, подошла к тумбочке с личными вещами у окна.

– А снотворное ты принимаешь? Как много? Тебе стоит наведаться к своему лечащему врачу и пересмотреть рецепт… – говорила она, убирая конфеты в ящик.

– Я тоже так думаю, – ответил Алекс.

Ланкастер стояла к нему спиной, и он воспользовался моментом: попятился к шкафу с медикаментами и схватил с полки небольшой пузырек с надписью «Кеторол».

– Кажется, мои снотворные притупляют умственную деятельность. Думаю на каникулах обследование пройти.

– Очень правильное решение, – с улыбкой кивнула миссис Ланкастер, возвращаясь к столу.

– У меня для вас еще новость есть. Только пообещайте, что не сдадите меня, – сказал Алекс, подходя ближе. Он незаметно кинул пузырек с лекарством в карман рюкзака.

– Алекс, ну что за шпионские игры? – нервно хихикнув, ответила миссис Ланкастер и залилась краской. Как школьница, ей-богу.

– Это касается одного моего одноклассника, не хочу портить с ним отношения… Только помочь. – Алекс говорил тихо, нарочито растягивая слова.

Миссис Ланкастер, несмотря на свои тридцать пять, питала к нему очень теплые чувства, и Алекс в очередной раз этим воспользовался:

– В прошлом он принимал наркотики, и, боюсь, сейчас ему вновь может потребоваться… допинг. Мы близко общаемся, и у него тяжелый период… Может, я себя накручиваю, но…

– О-о-о… Ты уверен?..

– Не беспокойтесь, я помогу ему не сорваться снова, но опасаюсь, что он может ускользнуть из моего поля зрения и залезть в ваш кабинет. Поэтому советую обезопасить свои шкафчики.

– Я… я должна сказать директору…

– Нет, пожалуйста. Дайте ему шанс. Я обещаю присмотреть за ним. И если вдруг не получится, то сразу же сообщу. Идет? Я ведь ни разу вас не обманул.

Во время разговора Алекс ни на секунду не отвел от нее взгляда, и миссис Ланкастер неуверенно кивнула. Одарив ее теплой улыбкой и пожелав хорошего вечера, он вышел из кабинета.

Мари была подавлена, злилась, все время плакала, и ее эмоции уже несколько дней гулким звоном жили в его голове. Он даже перестал отличать ее мысли от своих – так сильно они давили на сознание. Алекс горстями глотал снотворное, но за последние четыре дня больше чем на час в сутки глаз не сомкнул. Он был морально и физически истощен, толком не ел, плохо соображал, исколол пальцы и изрезал руки сильнее, чем обычно требовалось, но не помогло. Новый день и новая ночь приносили очередную порцию головной боли и убивали желание жить.

Алекс чувствовал, что сходит с ума. То, что случилось в ночь Хеллоуина, все чаще всплывало перед глазами. Он так хотел рассказать об этом хоть кому-то, но единственным, кто мог его выслушать, была Мари, а она за последние два дня ни разу не взглянула на него. Да и как говорить с ней о Дэвисе? Она ведь сблизилась с ним нарочно, думала, что Алекс обуздает своего монстра ради ее счастья.

Если бы он только мог это контролировать…

После инцидента в комнате отдыха решение пришло само собой. Харт-Вуд поняла, что он сделал с Джорданом, – нужно быть дураком, чтобы считать иначе. Но она до сих пор ничего не предприняла. Алекс голову ломал, пытаясь понять ход ее мыслей. Он бродил за ней буквально по пятам, наталкивался в коридоре, стоял рядом в очереди в столовой, но Ника либо просто его игнорировала, либо тотчас же убегала – стоило лишь подойти. Но вчера вечером он кое-что заметил. Ника сидела в библиотеке, как всегда вдали от всех, и что-то читала, и, когда она переворачивала страницы, ее руки тряслись – так сильно, что она с трудом могла разделить листы. Алекс притаился на первом этаже за столом с кипой неразобранных книг, откуда открывался хороший вид на балкон. Вид на то, как Ника достала пузырек с таблетками и проглотила последнюю, а потом долго смотрела внутрь опустевшего пузырька, разочарованно хмурясь. Она пыталась читать, но часто отвлекалась: закрывала глаза и стискивала зубы так, что челюсть становилась невообразимо острой, и ритмично била кулаком по полу. Тогда он решил, что это ломка, и еще удивился, как же она прошла тест на наркотики.

Алекс мог бы забыть произошедшее в танцклассе и оставить Харт-Вуд в покое, но Дэвис… То, что она узнала о нем, опасно. Алекс не имел права так рисковать. Ему пришлось манипулировать миссис Ланкастер, чтобы не дать Харт-Вуд снова украсть таблетки. Ведь то, что ей нужно, должно быть только у него.

Выйдя из медпункта, Алекс выждал несколько часов и после отбоя поднялся на крышу. Как он и ожидал, замок был открыт. Холод ноябрьской ночи на время отрезвлял сознание, и Алекс впервые за последние дни с упоением вдохнул ледяной воздух и почувствовал прилив сил.

Ника стояла на краю крыши без обуви и балансировала на одних носочках. Ее черные волосы трепал ветер, а кожа в лунном свете была неестественно белой, как у мертвеца. Руки она спрятала в карманы толстовки и смотрела ровно перед собой.

– Если прыгнешь, твою смерть свяжут с Дэвисом и вашим злоупотреблением наркотой по старой дружбе, – сказал Алекс, медленно подходя к ней.

Ника облизала потрескавшиеся губы, но и виду не подала, что слышит его.

– Я дам тебе дозу. – Алекс вытащил из кармана пузырек с таблетками и потряс им в воздухе. – Иди ко мне.

Грудь прожгло огнем, и стало больно – словно чья-то рука давила на грудную клетку изнутри, стремясь разорвать ее и выпустить нечто на волю. Такое знакомое, ненавистное чувство, которому точно не было места здесь, рядом с Никой. Алекс сделал несколько глубоких вдохов в надежде подавить необъяснимый инстинкт. Успокойся, кем бы ты ни было, успокойся, прошу.

– Иди ко мне, – с расстановкой произнес он. – Тебе станет легче.

Ника медленно повернула к нему голову. Она походила на маленькое испуганное привидение: лицо побелело настолько, что выглядело почти прозрачным, глаза впали и потускнели, щеки ввалились, и от этого казалось, что кожа обтягивает череп. Алекс заморгал. Несколько секунд Ника безмолвно смотрела на него, а потом резко бросилась вперед и с необъяснимой силой ударила его кулаком в нос. От неожиданности Алекс пошатнулся и чуть не упал. Он вытаращился на нее и едва успел открыть рот, как вдруг получил второй удар в челюсть.

– Мерзкий урод… ублюдок… хочу, чтобы ты сдох… – рычала Ника, замахиваясь снова.

Новая порция боли разбудила чудовище внутри. Алекс плохо соображал, что делал дальше, отдавшись во власть незнакомому существу. Он перехватил руку Ники и резко вывернул ей за спину, а второй рукой схватил за горло и сильно сжал. Алекс отчетливо видел, как ее лицо посерело, рот открылся и как она безмолвно глотала воздух, издавая хрипящие звуки. Где-то на задворках сознания он понимал, что убивает ее, но ничего не мог поделать с собой. Алекс сжимал ее горло все сильнее и сильнее и, к своему ужасу, чувствовал радость от ощущения того, что жизнь медленно уходила из ее тела.

Так не должно быть. Остановись. Это плохо. Плохо…

В этот момент он с силой дернул рукой в сторону, и над темным пустынным двором зависло звериное рычание. Ника упала на крышу лицом вниз. Алекс несколько раз открыл и закрыл глаза, прежде чем сознание полностью вернулось к нему. Он машинально вскинул руку к разбитому носу, проверил, не сломан ли, пальцами вытер кровь и поморщился: челюсть изрядно саднило.

Кряхтя, Ника перевернулась и, сев на крыше, откинула с лица растрепанные волосы. Ее грудь судорожно вздымалась.

– Да кто ты, блядь, такой?.. – прошипела она.

Алекс опустился напротив нее. Тело бил озноб, и он сжал руки в кулаки. То, что случилось несколько минут назад, испугало его. Он хотел убить ее так же, как и во сне. Живо представил, как вонзает зубы в ее бледную шею.

– У тебя – ломка, у меня – лекарство, – пробормотал Алекс, с трудом отводя взгляд от ее шеи. – Ланкастер знает, что ты наркоманка, и она позаботилась обо всех таблетках, которые ты можешь стащить снова. Мне едва удалось уговорить ее не доносить Шнайдеру… Так что доза есть только у меня.

Ника исподлобья посмотрела на него. Ее глаза снова посинели, огромные зрачки бешено пульсировали.

– И что взамен? – прохрипела она.

– Просто поговори с Мари. По непонятным мне причинам ты единственная, кого она слушает.

Ника криво ухмыльнулась и отползла назад к технической будке:

– Ты убил ее парня. Сказать, чтоб не обижалась на тебя?

Она прислонилась к кирпичной подпорке и выдохнула. Было видно, что каждое движение давалось ей с большим трудом.

– У Мари было много времени, чтобы к этому подготовиться. Она не поэтому так… так… – Алекс вздохнул. Ну не мог он ей всего объяснить. Все слишком запутанно. Некоторое время он молча крутил пузырек с таблетками между пальцами, а потом кинул Нике. – Кеторол. Тебе должно хватить.

Не раздумывая, Ника схватила лекарство и, высыпав в трясущуюся ладонь приличную горсть таблеток, закинула их в рот. Алекс заметил жуткие лиловые синяки на ее шее.

– Притормози, убьешься…

– Тебе-то что?

Ника убрала пузырек с оставшимися таблетками в карман толстовки и с шумом вздохнула, закрывая глаза.

– Каким-то образом ты поселилась в моих мозгах, – прошептал Алекс, искоса наблюдая за ней. – Проела каждую извилину своими таинственными припадками в балетном классе, этими видениями. Ты даже сниться мне начала. А потом ты все узнала и никому ничего не сказала… Ты кто такая вообще? Какого черта ты приперлась сюда, в эту школу?

Ника открыла глаза и окинула его насмешливым взглядом. В считаные секунды она вновь стала выглядеть нормально: кожа вернула привычный оттенок, руки перестали трястись, зрачки сузились. Алекс поймал себя на мысли, что никогда не видел, как меняются наркоманы после принятия дозы, но почему-то был уверен, что это не происходит так быстро.

Ника схватила себя за ворот толстовки и отодвинула его в сторону, демонстрируя синяки.

– Прости, – буркнул Алекс. Звериная жажда ушла, уступив место стыду за содеянное.

– Ты меня накачал, мне теперь снова все до лампочки, – фыркнула она, проводя рукой по волосам. – Можешь втирать что угодно.

– Хочешь сказать, ты здесь все время что-то принимала?

– Нет, просто смерть Дэвиса подкосила мое душевное равновесие.

Ее голос был насмешливым, но на лице читалось равнодушие – жуткое сочетание эмоций для одного человека.

– Не заливай, тебе плевать на Дэвиса. Сдается мне, тебе вообще на все плевать. А эта истерика просто ломка. Ты уже два дня знаешь о том, что я сделал, но ничего не предпринимаешь. Могла бы хоть своему дружку настучать.

– Справки обо мне наводил?

– А как иначе? – пожал плечами Алекс. Ее спокойствие действовало на него странным образом и развязывало язык. – Мы видели что-то в балетном классе, и ты даже не захотела поговорить об этом. Потом узнала про Дэвиса. Пять минут назад я чуть не… и тебя это не удивляет? – Алекс подполз к ней и сел совсем рядом – можно было протянуть ладонь и дотронуться до ее лица.

– Знаешь, зачем я принимаю? – спокойно спросила Ника. Она посмотрела Алексу в глаза, и он затаил дыхание. – Они притупляют эмоции – совсем. Я хорошо соображаю, но особо не могу отличить злость от радости, возбуждение от отвращения. Не могу плакать или искренне смеяться, не замечаю, если болит. Правда… иногда что-то идет не так, и я начинаю чувствовать и теряю над собой контроль. Начинаю вспоминать все, что было раньше, голова трещит так, что хочется сдохнуть, но я даже покончить с собой не могу…

С этими словами Ника вытащила из кармана толстовки маленький нож и резко провела по запястью. Кожу в одно мгновение залила кровь. Алекс дернулся к ней, но Ника с усмешкой задрала руку вверх.

– Говорю же, что не могу, – прошептала она и вытерла запястье о джинсы. Алекс моргнул, не веря глазам: глубокий порез на коже затянулся, и спустя минуту на его месте остался небольшой белый рубец. – Я не наркоманка, Маркел. Зависимости от таблеток у меня нет. Только от желания ничего не чувствовать.

Ника хмыкнула. Алекс все еще таращился на ее запястье, игнорируя проснувшийся зуд в горле. Во рту скопилась слюна. Он схватился за край толстовки и уколол палец булавкой, которую всегда держал под рукой. Мимолетная боль немного отрезвила его.

– Такое вот уродство… – добавила Ника. – Ну а ты? Чем оправдаешь свое?

Стук его сердца заглушал собственные мысли. Он так хотел поговорить с ней, узнать больше, но к подобному не был готов вовсе. Алекс потряс головой и вновь посмотрел на нее:

– Мы с Мари эмпаты. Мне больно, когда больно ей. Я… хм… я с самого начала знал, что должен сделать с Джорданом, но Мари… они начали встречаться, и я тянул до последнего только из-за нее. В Хеллоуин подвернулся удобный случай. Но я не смогу объяснить тебе, зачем это сделал. У меня есть обязательства перед семьей. На моей родине так принято. И Мари…

– На твоей родине принято убивать школьников? М-м-м, понятно.

Ника сделала неопределенный жест головой, похожий на кивок, и больше не проронила ни слова. Алекс не знал, что и думать. Глубоко в душе он хотел рассказать ей все, он ждал вопросов, осуждения, обвинений, да чего угодно, но в ответ получил лишь молчание. Ну что с ней не так?

Алекс начал раздражаться. Неосознанно он схватил ее ладонь и приложил к своей груди – туда, где отчетливее всего чувствовалось биение сердца.

– Я не верю тебе, не верю в то, что тебе все равно, – зашипел он. – Я знаю, твое сердце билось так же, когда ты нашла пакет со шприцем. Я видел тебя на кладбище, когда ты обнаружила тело Дэвиса. Он умер у тебя на руках. Я видел твои глаза, когда у нас случилось видение. Я не верю в твое равнодушие. Это игра для других. Ты не хочешь чувствовать боль, потому что боишься ее. Но ты не можешь всю жизнь игнорировать то, что причиняет тебе боль. Я должен знать, что…

– Не трогай меня! – Ника резко выдернула руку. – Ты просто офигеть какой умный психолог, аж тошно! Какая тебе разница, почему я это делаю! По каким-то причинам я умею заглушать боль, но это не значит, что я не помню, почему она возникла. И если ты…

– Знаешь, в чем преимущество боли? Ты можешь преодолеть ее, когда разберешься в причинах. А если ты ее не чувствуешь, то принимаешь все как данность. Твоя душа травмируется, но ты не способна излечить ее, потому что не слышишь, что ей нужно! Ты знаешь, что я сделал, но это не задевает тебя, и ты даже понять меня не хочешь. Просто ищешь какую-то логику… Что с тобой случилось в прошлом? Что сделало тебя такой?

Она должна была ответить, объяснить ему хоть что-то, дать крючок, за который он может зацепиться и разобраться в собственной природе.

– Что случилось – все мое, эту правду тебе не узнать, – процедила она, исподлобья уставившись в темноту перед собой. Ведьма – ни дать ни взять.

– Правда не всегда решает проблему, – ухмыльнулся Алекс, скрывая досаду. – Порой нужно копать глубже, чтобы понять… Я убил, потому что мне приказано, – это факт. Но за приказом что-то же кроется, разве тебе…

– Ах, так ты научился оправдывать свои дела? Поделись же, как чувствовать себя хорошо после убийства, напиши пособие! – На мгновение ее глаза вспыхнули.

Алекс поджал губы, прекрасно понимая, что она права.

– Я не священник, чтоб лечить твою душу и отпускать грехи. Ты что, решил, раз со мной тоже не все в порядке, то я предоставлю тебе свои уши, а потом по спинке поглажу? Пойму тебя? Да ты мне противен, Маркел, – вот что я испытываю. Сойдет? И чувство это настолько сильное, что я не хочу знать, почему было то видение, не хочу знать, что снится тебе, – так же, как не хочу знать, что ты чувствовал, когда убивал Дэвиса. Да мне срать, как сильно бьется твое мерзкое сердце. И плевать, что стоит за твоим долгом. Ты просто жалок. – Ника вновь взглянула на него, и ее глаза затянуло равнодушной пеленой.

Повисла тишина. Алекс с горечью смотрел в черную пустоту, нависшую над ночным двором. Холодный ветер больше не дарил успокоения. Каждый его порыв обжигал кожу, оставляя после себя невидимые ссадины. И с чего он решил, что эта девчонка поймет его? Проще помириться с Мари, чем расположить такую дуру, как Ника.

– Как давно… твои раны… как давно они стали так быстро заживать? – тихо спросил он.

Вместо ответа Ника стащила с левой ноги ботинок и продемонстрировала маленькую ступню – с гладкой кожей и миниатюрными ровными пальцами.

– Десять лет балетной школы, занятия шесть дней в неделю. Я была лучшей на курсе, но на моих ногах ни одного следа, – сухо сказала она. – Наверное, я гребаный Росомаха[9]9
  Персонаж комиксов и фильмов Вселенной Marvel. Мутант со сверхчеловеческими способностями к регенерации, ловкости и выносливости.


[Закрыть].

Алекс хмыкнул, машинально коснувшись перебинтованного запястья.

– Из какого ты мира?

– Плевать. Я там ни разу не была и не вернусь, – отрезала Ника. – Не ищи параллелей между нами. Мои поступки не имеют отношения к другому миру, – спокойно продолжила она, натягивая ботинок обратно на ногу. – Может, потусторонняя кровь и делает из меня урода, но я никому ничего не должна… в отличие от тебя.

С этими словами Ника попыталась подняться на ноги, но, ведомый странным инстинктом, Алекс схватил ее за руку и удержал. Пусть она обвиняет и оскорбляет его, но он не хотел заканчивать этот странный разговор. Ника вытаращилась на него и попыталась вырваться, и тут произошло нечто совершенно удивительное: радужка на ее левом глазу в считаные секунды почернела.

– Как интересно, – раздался ехидный женский голос. – У вас тут игрища для двоих или можно присоединиться?

Алекс и Ника резко повернули головы к выходу на чердак и увидели девчонку. Алекс смутно припоминал, что в день похорон Дэвиса в их классе появилась новенькая, но даже имени ее не спросил. Завернувшись в кардиган, девчонка привалилась к дверному косяку и, скрестив руки на груди, с ехидной улыбкой наблюдала за ними. Одному богу известно, как долго это продолжалось.

– Ты еще кто? – нахмурился Алекс.

– Ада, твоя новая одноклассница, – ответила она ухмыляясь.

Воспользовавшись замешательством парня, Ника высвободила руку из его пальцев и, вскочив на ноги, устремилась к выходу.

– Хеллоуин прошел, а вы еще в костюмах? – Ада впилась взглядом в лицо Ники.

– Да, кажется, его разбитый нос выглядит не очень натурально. Подправь, если что, – выпалила она и, прежде чем кто-то из них ответил, проскользнула в дверной проем и растворилась в темноте.

– Какая-то она неуравновешенная, – фыркнула Ада вслед Нике и посмотрела на Алекса.

– Ты что не спишь? У нас тут комендантский час, вообще-то. – Поднявшись, он тоже поспешил к выходу.

– А на вас правила не распространяются?

– Эту привилегию нужно заслужить, – буркнул Алекс, мысленно выругавшись: вот дура любопытная. – Так что веди себя хорошо и не шастай по ночам.

– Как скажешь, лапуля, – жеманно протянула Ада. – Сладеньких снов.

Натянуто улыбнувшись, Алекс покинул крышу.

Утро воскресенья не принесло ничего хорошего. Проснувшись позже всех, Ника закрылась в ванной комнате и несколько минут молча разглядывала в зеркале свое отражение, перебирая пальцами горсть таблеток, оставшихся с ночи. Левый глаз по-прежнему был темнее обычного, но чем больше она погружалась в воспоминания о разговоре с Маркелом, тем светлее он становился.

Ей было страшно. Вчера Ника была как будто другим человеком: смелая, спокойная, уверенная в своей правоте. Но сегодня действие таблеток прошло – и она тысячу раз пожалела, что ночная отвага развязала ей язык. Маркел и так следил за ней, а теперь при ее помощи знал то, чего не разнюхать ни одному детективу.

– Ты тоже чудовище, но почему? – шептала Ника своему отражению. Пальцы снова дрожали.

Могла бы хоть своему дружку настучать.

Могла бы. Ника собиралась это сделать после похорон, но реакция Мари озадачила ее, а потом странное исчезновение Дженни, да еще и эта ухмыляющаяся девица в приемной Шнайдера… Все, что она хотела, – узнать, почему придуманное ею имя оказалось в списке смертников, что там делал Дэвис и угрожало ли ей самой что-то. И вот она узнала. Казалось бы, что может быть проще – рассказать Джейсону и навсегда забыть об этом месте.

Но Маркел был прав. Она не равнодушна. То, что случилось в балетном классе, то, о чем они говорили на крыше… Ника хоть и плохо соображала, но хорошо помнила его глаза. Когда он схватил ее за горло, когда душил и как испугался, когда отпустил. Она знала, что значит убить. Знала, как это происходит: как существо внутри, спящее, не доставляющее хлопот в обычные дни, вдруг пробуждается, захватывает контроль над телом, а ты, маленький и беззащитный, бьешься на задворках сознания и ничего не можешь сделать. Или не хочешь.

Кем был Маркел? Почему Мари злится на него, если с самого начала знала о судьбе Дэвиса? И как вообще она могла знать и ничего не предпринять?

Ника ни черта не разбиралась в людях. Может, это нормально? Может, сестры так и должны вести себя…

Закусив губу, Ника с минуту рассматривала таблетки на ладони, а потом выбросила их в раковину и включила воду – так больше не может продолжаться. В этот момент она поняла, что боится не самого Маркела, а той правды, которую он может ей раскрыть. Ника всегда считала, что только препараты делают ее отстраненной от мира и позволяют справиться с эмоциями. Каким-то образом последние два года жизни с Джейсоном она научилась существовать без таблеток и чувствовать себя абсолютно спокойно и уже начала забывать, что когда-то была другой, но события в пансионе разбередили старые раны. Ника много лет воспринимала происходящие с ней странности как должное уродство: порезы и травмы, заживающие со скоростью света, необъяснимая нечеловеческая сила и дикая звериная агрессия, периодически поражающая ее сознание. Но вчера она увидела совершенно другого Маркела и с ужасом поняла, что их двойственные натуры могут иметь одну природу.

Умывшись ледяной водой и убедившись, что глаза вновь стали одного цвета, Ника вернулась в спальню. С появлением Ады и еще одной кровати комната лишилась привычного простора. К тому же новенькой досталось место у окна, за что Стейси с первого дня негласно ополчилась на нее.

Ника открыла дверь шкафа и сбросила халат. Она едва успела натянуть футболку, как в комнате появилась Мари.

– Господи, что с твоей спиной?

– Ерунда, всего лишь ожог, – отмахнулась Ника.

Немного помолчав, Мари пожала плечами и с размаху упала на свою кровать. Не сказать, что выглядела она абсолютно счастливой, но по сравнению с предыдущими днями изменения были налицо: мертвенная бледность ушла, в зеленых глазах вновь появились признаки жизни.

– Хочешь сходить в бассейн? – вдруг спросила Мари. Просто так сказала, словно ничего и не случилось. – Мне нужно пять минут, чтобы дослушать аудиокнигу, а потом можно выдвигаться. Так что?

Мари улыбнулась и вытащила из верхнего ящика тумбочки наушники. Ника опешила. Еще минуту назад она была полна решимости разговорить ее, но спокойствие соседки сбивало с толку. «Не лезь, это не твоя игра, разберутся сами, – твердил ей здравый смысл. – Лучшее для тебя – собрать манатки и убраться к чертям отсюда».

– Хорошо себя чувствуешь? – спросила Мари, распутывая наушники.

Молчи, только молчи…

– Ты его простила? – выдохнула Ника. Кровь прилила к щекам, и стало жарко.

Мари замерла и с недоверием уставилась на нее.

– Ты брата простила? – собрав остатки последней уверенности, переспросила Ника.

– Ка… какое тебе дело?

– Я просто пытаюсь понять, простила ты его за Дэвиса или нет.

Желудок начинало скручивать от волнения, но Ника каким-то чудом заставила себя говорить спокойно.

– Не понимаю, о чем ты, – буркнула Мари и вернулась к наушникам. Ее лицо вновь стало хмурым.

Ника прижалась спиной к двери на случай, если кто-то внезапно захочет зайти.

– Я просто хочу разобраться. Ты только на днях узнала про миссию своего братца? Или с самого начала была в курсе, что он делает?