Текст книги "Полусолнце"

Глава 5. Мацу

Рэйкен

Мой пятнадцатый день рождения должен был пройти так же тихо, как и предыдущие. После случая с Ашимару почти никто не переступал порога нашей хижины. Лишь редкие соседи по старой памяти заглядывали к маме, чтобы купить ягоды и травы, которые она выращивала в саду, да и те останавливались у тропинки, ведущей к двери, неловко переминаясь с ноги на ногу и озираясь по сторонам. Наверное, боялись встретиться со мной. А я, став в их глазах злобным демоном, пряталась в нашем с Касси спальном закутке и боялась лишний раз вздохнуть. Мне дела не было до осуждающих взглядов соседей или бранных слов в мой адрес, но я видела печаль в глазах мамы и не хотела ее расстраивать.

В мой пятнадцатый день рождения мы были дома втроем. Мама приготовила рисовый пирог и заварила ароматный чай из малиновых листьев. Касси очень изменился. Мой брат вытянулся, в детских округлостях лица пробивалась взрослая мужественная грубость, и, хотя ясные карие глаза по-прежнему горели любопытством, я все чаще стала замечать в них осознанную задумчивость. Он начал рассуждать уверенно, с достоинством мужчины, которого так не хватало нашей семье. А ведь ему было всего девять лет!

Мы ели пирог под рассказы брата о занятиях в школе и работе в полях. Еще несколько лет назад он жаловался на сверстников, которые злословили о моем отце, ругался на них и распинался о планах мести. Мама расстраивалась, даже злилась и каждый раз просила его замолчать. А ночью, когда мы засыпали и Касси убеждал меня, что скоро вырастет и поставит всех на место, я сама просила его не связываться с ними и больше не поднимать эту тему при маме.

– Но почему, Рэй? Они обижают тебя! Да я им…

– Нет, Касси. Их больше. Подумай, что будет, если они перейдут от разговоров к делу…

– Уже перешли! – зашипел брат, с прищуром сверля взглядом россыпь шрамов на моей шее.

– Это ерунда! Вот если они решат выдворить нас из дома, куда мы пойдем?

Сейчас он уже год как не заговаривал об этом, заполняя частое молчание болтовней о буднях девятилетнего мальчика. Мы с мамой увлеченно слушали его и смеялись. И, наверное, со стороны выглядели счастливой семьей, но я знала, что времена искренней беззаботности потеряны навсегда.

Нет, мама никогда ни в чем меня не упрекала. Она не ввязывалась в споры с соседями, опасаясь, что ее, женщину без защиты мужчины, из злости могут проучить или, что хуже, выгнать из селения. А идти нам было некуда. Но я замечала, каким взглядом она отвечала на любое дурное слово в мой адрес и как она смотрела на меня, когда думала, что я не вижу.

Нет, она не винила меня, никогда не упоминала о том, как сильно разочарована моими пробудившимися способностями. Но с годами я все больше убеждалась в том, что мама сгорает. Бремя в моем лице, так неожиданно упавшее на ее хрупкие плечи, становилось непосильным, и я начала задумываться о том, чтобы покинуть семью.

Когда мы расправились с пирогом, мама неожиданно хлопнула в ладоши, наградив нас с Касси такой счастливой улыбкой, что мы даже удивились. Как давно она так не улыбалась!

– А теперь, наша взрослая Рэй, время подарка.

Касси засиял, тихо присвистнув, и напустил на себя заговорщический вид. Я была уверена, что он ничего не знал, но подыграла, не желая преуменьшать его значимость.

Мама открыла плетеный короб, в котором хранила свои нехитрые пожитки, и достала сверток, перевязанный золотистой веревкой. От волнения мое сердце забилось сильнее.

– Милая Рэй, дочка моя, я должна была вручить тебе это в день твоей свадьбы. Но я не могу больше ждать. Твой дар и твое проклятье – мы вместе справимся, – но с этим, я уверена, ты обретешь то, чего тебе сейчас недостает.

– И что же это? – прошептала я, таращась на сверток.

– Уверенность в том, что ты – очень важная часть нашего необъятного мира.

Слова мамы звучали у меня в голове, когда я трясущимися руками разворачивала сверток. В нем был костюм из хлопчатобумажной ткани синего цвета, состоящий из широкого короткого кимоно и штанов с завязками на щиколотках. Поверх лежали светлые кожаные шнурки, предназначенные для фиксирования объемных рукавов.

– Твой отец, кицунэ Хиро Кеноки, оставил мне это перед тем, как принял решение уйти на войну.

Затаив дыхание, я бережно разглаживала складки одежды, ощущая пальцами забытое тепло его тела и вспоминая, как он катал меня на спине, как, укладывая спать, утыкался носом в ухо и фырчал так, что становилось щекотно… Прижав сверток к груди, я прильнула к маме и обняла ее так крепко, как только могла, роняя слезы на ее щеку. Со звонким смехом Касси бросился к нам и тоже обнял.

– Надень, сестренка, надень!

Я не успела ответить. Дверь в хижину распахнулась, и мы испуганно уставились на нежданного гостя. Я не сразу смогла рассмотреть молодого мужчину с растрепанными волосами, потому что уже стемнело, а в нашей хижине горела лишь одна свеча. Кажется, это был сын швеи Амиры, что жила в начале улицы.

– Айка-чан, простите… – Он спешно поклонился до самой земли. – Мой друг Ситоку… на него напали!

Мы с Касси переглянулись. Быстро сжав мое плечо, мама подошла к гостю.

– Чем я могу помочь, господин Исаму?

– Не вы…

Он неожиданно посмотрел на меня.

– Внутри Ситоку демон. Он целый день пропадал в лесу, а как вернулся… Все повторяется. Как с Ашимару. Рэй, – от звука своего имени я вздрогнула, – пожалуйста, помоги!

Глаза его расширились, сделались круглыми, как монеты, от частого дыхания грудь резко вздымалась. Случившееся с Ситоку – знак свыше, не иначе! Мама была права: я – важная часть этого мира. Если я помогу Ситоку, то жители нашего селения вновь примут меня и маме больше не нужно будет бояться за наш кров.

Все вместе мы прибежали в хижину Исаму. Бедный Ситоку извивался на соломенном полу, царапая себе грудь сквозь изодранную рубаху. Его глаза закатились, обнажив белки, изо рта текла слюна. Вокруг него суетилась сгорбленная женщина. Я не разглядела ее лица, да и времени на это не было. Сразу бросилась к Ситоку, села на колени и схватила его за запястье, высматривая местоположение тени.

– Потерпи, дружище, это Рэй. Помнишь Рэй? Как она помогла Ашимару? Она и тебе поможет, – успокаивал его Исаму.

– Лисица Рэй, – зашипел демон губами Ситоку. – Сладкая Рэй.

Тень резвилась прямо посередине его груди, и я почему-то поняла, что она стремится к сердцу. Не раздумывая, резко ударила пальцами, уверенная, что сразу схвачу демона за хвост, но ничего не получилось. Ситоку изогнулся, зашипел, а я вскрикнула от боли и отдернула руку, испуганная неожиданным открытием: демон уже обхватил его сердце, и если бы я дотронулась до него, то непременно умерла. Я не смогла бы объяснить, откуда узнала это, и только много лет спустя поняла, что в тот момент во мне проснулось чутье Странника – проклятье, которое целое столетие будет вести меня по жизни.

– Рэй, в чем дело? Почему ты остановилась? – нервно вопрошал Исаму.

– Я… простите, я уже не смогу ему помочь. Слишком поздно.

Я поднялась на ноги и отошла к маме и Касси.

– Не хочешь ему помогать? – зло прорычала женщина.

– Мама, подождите! Рэй, это же мой друг! Если я обидел тебя когда-нибудь, прости. Пожалуйста, прости. Но это же не повод дать ему умереть. Посмотри, он же мучается!

Исаму с мольбой и недоверием таращился на меня, а я растерянно мотала головой из стороны в сторону под тихий издевательский цокот одержимого демоном Ситоку.

– Хочу. Но не могу!

Я выскочила из хижины и бросилась к дому. Сердце колотилось как сумасшедшее. Понимая, что оставила бедного Ситоку умирать (а он непременно умрет – я это знала, стоило только пальцам приблизиться к сердцу), я тем не менее ужасно испугалась выводов Исаму. Он решил, что я не хочу помогать, потому что обижена на него! Боги, я не могла в это поверить! Они мучили меня последние шесть лет! Не замечали, обзывали, терзали сплетнями мою несчастную мать, заставили Касси придумывать планы мести. Касси! Моего прекрасного, доброго, отзывчивого брата! Сволочи! Но я ни разу ни на кого даже зло не посмотрела! Сидела в хижине, боясь пискнуть. Молилась, чтобы они и вовсе забыли о моем существовании – лишь бы перестали изводить мою семью!

А что теперь? Когда Ситоку умрет и демон подчинит своей воле его тело, Исаму и его мать расскажут всем о том, кем я не являлась, но кем они сами меня захотели назвать.

Бежать. Нужно бежать отсюда. Это единственный способ защитить маму и брата.

Влетев в хижину, я схватила сверток с одеждой отца и стала озираться по сторонам, соображая, что еще мне могло пригодиться.

– Рэй, милая! – окликнула мама.

Запыхавшиеся, они с Касси стояли на пороге. В глазах брата застыли слезы.

– Я должна уйти, – взмолилась я, прижимая к себе сверток. В горле защипало.

– Нет, сестренка! – крикнул брат и бросился ко мне, но мама схватила его за руку. Надломившимся голосом она сказала:

– Иди. Укройся в темном лесу, с западной стороны. Я навещу тебя, как только смогу.

Мы несколько минут смотрели друг на друга, молчаливо обмениваясь отчаянными словами любви. Как жаль, что все эти годы я их не произносила! Как жаль, что считала себя обузой и своими признаниями не хотела лишний раз тревожить бедное сердце матери. Я решила, будто она не сможет ответить мне взаимностью…

Я так любила ее!

Касси мужественно вздохнул, быстро собрал со стола остатки рисового пирога, завернул в бумагу и протянул мне.

– Ничего не бойся, – твердо сказал он.

Мои губы затряслись. Брат прильнул ко мне и крепко обнял за талию.

Помимо теплых слов, которые я утаивала от матери, я жалею лишь об одном: что то наше расставание было не последним. Если бы я додумалась уйти дальше, если бы решилась ради блага моей семьи навсегда покинуть родные края, я бы по сей день могла с нежной грустью вспоминать их лица. Я бы не застряла в темноте.

Я добралась до леса, в котором спустя сто лет мы с хого и его спутниками бродили в поисках Мидори, еще задолго до рассвета. Бежала так быстро, как не бегала никогда раньше. Мой слух обострился до предела, зрение стало орлиным. Я слышала крики за спиной и, оглядываясь, видела отблески пламени. Исаму не стал ждать смерти друга. Он рассказал о случившемся сразу, поднял на ноги всех мужчин и даже кое-кого из женщин, и все они пустились за мной в погоню, размахивая огненными факелами.

Откуда я это знаю? Спустя десять лет, а может, и больше, я смотрела ему в глаза, терзая его тело, а он, преисполненный злобой, плевался кровью и проклинал меня, вспоминая о той ночи.

Коджи

То, что мы с ней – другие, Мидори поняла первой. Она всегда была смышленее. Замечала то, на что я никогда бы не обратил внимания, или то, что я намеренно игнорировал, потому что боялся задавать вопросы и слышать правду. А сестра с самого детства бросалась в бой, не задумываясь о последствиях. Для нее всегда существовало только здесь и сейчас.

Но никто не знал настоящей Мидори. Даже дядя Шиноту. Он был как я: закрывал глаза на правду, веря только в то, что сам себе нафантазировал.

А правда была такова.

Мы с сестрой внешне были очень похожи: смоляные волосы, яркие голубые глаза, цвет которых одни считали происками демонов, а другие – поцелуем богов, россыпь веснушек на лбу и ямочки на щеках: у нее – на правой, у меня – на левой, как инь и ян. Очаровательные близнецы Такимару Сугаши. Чудесные дети госпожи Анды.

Никого из нас никогда не выделяли, и качества, присущие одному, неоспоримо приписывали и другому. Мы были добрыми, воспитанными, исправно учились и помогали по хозяйству.

Мы были такими.

Идеальными.

Но в день, когда Мидори сорвала мой защитный амулет и я впервые увидел демона, между «мы» и «она» легла пропасть.

Испуганный, я вернулся домой и потребовал вернуть отцовский подарок. Помню, как бешено стучало сердце. Помню, как сестра крутила головой, в страхе таращась на меня, и лепетала что-то вроде «я его потеряла». Помню, как схватил ее за плечики и тряс. А потом забился в угол и долго плакал. И, конечно, все ей рассказал.

Мидори внимательно выслушала меня, обняла, заверила, что дома нам ничего не угрожает и что она обязательно найдет мой амулет. И я успокоился, поверил ей, потому что верил всегда. Потому что до сих пор не могу передать словами, как сильно чувствовал ее. Будто у нас на двоих была одна душа.

Кстати, Мидори выполнила обещание и на следующий день принесла мне амулет. С виду он ничем не отличался от утерянного, и только недавно я узнал, что его сделал дядя Шиноту из пряди своих волос.

С того дня прошло пять лет. На первый взгляд мы не изменились, но я один знал, что происходило за закрытыми дверями. Сначала Мидори начала подолгу проводить время в отцовской библиотеке, чаще ночами, когда думала, что все крепко спят. Я следил за ней и видел, как она сидела на полу и листала тетради, изучала свитки и, подсвечивая иероглифы огарком свечи, что-то шептала себе под нос.

Потом она стала убегать в деревню. Тоже ночью. Впервые это случилось незадолго до нашего девятилетия. Сестра уже несколько месяцев ночевала в спальне, я потерял бдительность и начал снова крепко спать. Но в тот раз проснулся внезапно, ведомый странным импульсом, и увидел, что ее постель пуста, а рядом на полу лежит амулет. Мидори вернулась под утро, прокралась на цыпочках и улеглась как ни в чем не бывало. Я спросил, где она была, сказал, что видел амулет. Сестра даже в лице не изменилась. Лишь отмахнулась, заверив, что недавно видела сон про демона, которого я встретил четыре года назад, и сама решила проверить, как все было на самом деле.

– И что? Увидела?

– Не-а, – просто ответила она. – Здесь нет никаких демонов. Наверное, тебе показалось.

Терзаемый дурными предчувствиями, я решил поспрашивать Шиноту, но дядя, лишь услышав запретное слово, тотчас прервал разговор. Он всегда был таким: если я или Мидори рассуждали о чем-то, чего, по его мнению, не могло существовать, никогда не тратил времени на объяснения. Нет, и всё тут, не думай о том, что нас никогда не коснется.

Твердость его слов и уверенный взгляд заставили меня усомниться в том, что я видел. В конце концов, может быть, мне просто почудилось? Но когда ночью Мидори снова выбралась из постели, я проследил, как на этот раз она оставила амулет под камнем у двери и пустилась в сторону деревни. А я, пораженный, стоял на пороге: не подозревал о том, что она умеет так быстро бегать. В детстве у меня были проблемы с ногами, что-то с суставами, и мне было больно даже просто быстро ходить.

Я рассказал эту историю Рэйкен, когда мы, покинув поляну, нашли новое место для привала, чтобы наконец определить план действий.

– Так что она там делала? – дядя опередил ее с вопросом.

– Не знаю. – Я уставился на свои ладони, чувствуя, как щеки наливаются краской. Внезапно мне стало неловко. Ходил вокруг да около, но никогда так вот прямо не говорил о Мидори. – Однажды я пытался расспросить ее, но сестра увильнула от ответа. Мы даже с ней поругались из-за того, почему я стал таким приставучим.

– Хочешь сказать, что ни разу не смог проследить за ней? – В голосе Шиноту звучало осуждение, и я глубоко вздохнул.

– Пытался, дядя, представь себе! Даже добрел до деревни. А ты знаешь, что мне это нелегко давалось! Но она просто испарилась, как сквозь землю провалилась. Я до утра прятался за деревьями, моргнул – и вот она, идет в сторону дома.

– Чушь! Это…

– Заткнись, хого, – оборвала Рэйкен. – Мы все наслышаны о твоем отношении к демонам. А теперь по существу.

Шиноту стиснул зубы, но подчинился, что само по себе было удивительно. После того, как Рэйкен спасла его, он вообще стал куда более покладистым, по крайней мере в отношении нее. Я все еще замечал настороженность в его взгляде и видел, как он загорался желанием оспорить какое-нибудь ее утверждение, но сдерживался. Странно. Дядя хоть и был до ужаса упрямым, но умел отбрасывать эмоции и здраво рассуждать, если дело не касалось тем, в которых он был предвзят, например все того же отношения к демонам. А тут такое… Хотя, может, просто еще не восстановил силы, кто его разберет.

– Если Мидори каким-то образом поняла, что амулет защищал ее от потустороннего мира, и поэтому оставляла его в вашем поместье, следовательно, она что-то узнала. И это что-то она нашла в деревне, – рассуждала Рэйкен.

– Откуда она могла узнать? Я смотрел книги отца и не нашел в них ничего содержательного. Кое-что в общих чертах. Были рукописные записи очевидцев войны, истории о демонических вторжениях и совсем немного о защитниках.

– О хого вообще мало кому известно, – отмахнулась Рэйкен. – Даже самим демонам.

– А сама-то ты как узнала? – прошипел Шиноту, на руках подтягивая туловище к дереву. Он сидел на земле, морщась от каждого движения. Кацу успел сменить ему повязку, и крови больше не было.

Рэйкен пропустила вопрос мимо ушей.

– Предположим, Мидори узнала о демонах. Что дальше? Ты сказал, что она изменилась?

– Да, хотя поначалу изменения могли показаться незначительными, по крайней мере окружающие легко приписали бы их взрослению. Ее глаза потемнели, взгляд стал другим. Не знаю, как точно объяснить. – Я быстро посмотрел на дядю. – И ее настроение… она то была такой милой, то превращалась в настоящую фурию, без всякой причины грубила кухарке. Однажды даже накричала на дедушку Кацу, а он всегда был так добр к нам и столько времени проводил, обучая нас всякому. Ты же сам знаешь!

Я выразительно посмотрел на его левый глаз, перечеркнутый шрамом, но Шиноту лишь раздраженно качнул головой.

– Ну допустим, переходный возраст, – хмыкнула Рэйкен.

Я вскочил на ноги.

– Вы не понимаете! Никто из вас не знал ее так, как я! Мы были… О боги… Иногда мне казалось, что мы были одним целым, по ошибке разделенным надвое! Да я в жизни не найду слов, чтобы объяснить вам, почему уверен, что она изменилась – не из-за взросления, а действительно изменилась, стала… стала…

– Злой? – осторожно подсказал Кацу.

Я на секунду задумался, избегая смотреть на дядю.

– Нет. Темной.

Лицо Рэйкен приняло совсем иное выражение. Ирония ушла, и в ее рыжих лисьих глазах вспыхнуло любопытство.

– Какое интересное слово.

Поджав губы, я задумался. А когда я сам заметил это в сестре? Наверное, лет в тринадцать. После школы мы с Мидори, как всегда, пошли с друзьями поиграть на поле. Один из мальчишек упал и подвернул ногу. Все бросились к нему, успокаивали, кто-то побежал за взрослыми, а я случайно посмотрел на сестру – и заметил в ее взгляде темноту. Она прижимала к груди ладони и изображала испуг и сочувствие, но в голубых глазах, которые уже начали менять свой оттенок, не было и намека на сострадание.

– Так, значит, одно целое, по ошибке разделенное надвое… – протянула Рэйкен.

– Что?

– Ты сам так сказал.

Спрыгнув с ветки над головой Шиноту, она сложила руки за спиной и задумчиво прошлась по поляне, потом оглядела всех нас, задержалась на скептически настроенном дяде и кисло улыбнулась.

– Значит, хого считает, что лапочку Мидори кто-то надоумил свести счеты с жизнью, потому что не допускает, что его ненаглядная могла отказаться от прекрасных дней с ним…

– Послушай, ты…

Рэйкен движением руки заставила его замолчать.

– А ты, братец Коджи, уверен, что она покончила с собой, потому что что-то узнала про темную сторону или нашла кого-то. Видение у вас разное, но в одном вы сходитесь: на решение Мидори кто-то повлиял. И, судя по тому, что ты рассказал, этот кто-то был из моих.

Я медленно кивнул. Шиноту фыркнул, закрыв глаза.

Рэйкен снова забралась на ветку, на этот раз подальше от дяди, и отвернулась от нас. От ее волос исходило слабое сияние – единственный источник света. Мы остановились только для того, чтобы определиться, в какую сторону идти, и не стали разводить костер. Мрак и тишина – вечные спутники этого леса – начинали утомлять. Я скучал по солнечному свету, по поместью, по работе с крестьянами, трудившимися на полях Сугаши. И по Мидори. Внезапно в этом мертвом лесу я осознал, что совершенно не готов к правде, которая откроется мне, когда мы найдем сестру. И неважно, кто из нас прав – Шиноту или я, – но ничем хорошим это не кончится. А мы найдем ее, точно найдем. Потому что Рэйкен что-то знает. Я это чувствовал так же ясно, как прежде видел темноту в глазах Мидори.

Внезапно Кацу с шумом выдохнул, и его суровое сосредоточенное лицо исказила болезненная гримаса.

– Так. – Отмахнулся он в ответ на наши встревоженные взгляды. – В шею стрельнуло. Наверное, потянул, когда мы сражались… с теми.

Шиноту настаивал на том, чтобы осмотреть его, но Кацу лишь отмахнулся. Вот кому никогда не нужна помощь!

– Мы пойдем на запад. Если без происшествий, выберемся из леса через двое суток и выйдем к селению. – Рэйкен встала на ветке в полный рост и, по-прежнему не глядя на нас, проделала уже знакомый фокус с «парадным костюмом»: спрятала пальцы в темноту и вытащила искрящийся белый мех, ловко накинула его на плечи и он в одно мгновение стал продолжением ее рук и плеч.

– Что там, в селении? – поинтересовался Шиноту. Я помог ему подняться, а другой рукой подхватил тюки с вещами.

– Если повезет, встретимся с тем, кто знает.

– Если повезет, – неожиданно хмыкнул Кацу, растирая шею.

– Да, малыш, если повезет. – Рэйкен спустилась на землю и, одарив его едкой улыбкой, подошла вплотную. – Так сложилось, что я больше, чем длится твоя жизнь, провела вдали от всего веселья. А еще за мной охотится весьма опасный демон, и если я буду рисковать и, не соблюдая предосторожностей, выкрикивать имена всех, с кем когда-либо имела связь, то лишусь головы раньше, чем получу хотя бы намек на местонахождение вашей драгоценной Мидори. У меня есть предположение, куда она делась, и вам придется заткнуть свое нетерпение куда подальше и идти за мной. Или обратиться к другому демону. Ах да, вы же больше никого не знаете. Вот незадача.

Рэйкен резко положила ладонь на затылок Кацу, наклонила его голову вперед и несколько секунд что-то высматривала.

– Странно, – протянула она, отпустив его.

Кацу повел плечом, одарив демона гневным взглядом:

– Что странно?

Но Рэйкен уже шагала к деревьям.

– Шевелитесь, если все еще нуждаетесь в моей помощи.

Рэйкен

Я солгала. Никакого «если повезет» не было. Я не знала, что делать, потому что теперь была уверена: именно он нашел Мидори. Призрак, от которого я пряталась. Существо, владевшее моим сердцем более ста лет. Самый прекрасный и самый ужасный демон моей глупой жизни. Тот, у которого я забрала сокровище.

Я украдкой отогнула край рукава на правой руке и потерла пальцем метку.

Если он найдет меня, то заберет не только Коджи, но и хого, и мою голову. Хоть нас и связывал контракт, но что-то мне подсказывало, что за столько лет он изобрел способ обойти его и просто убить меня, не выполняя уговора. Конечно, я бы могла махом решить этот вопрос: разорвать защиту, которую дарил мне Шиноту, стоило лишь отойти от него подальше, чтобы аура хого больше не покрывала меня. Я могла бы заверить его, что искренне раскаиваюсь, и в подтверждение привести к нему Коджи и еще защитника, которого он так мечтал заполучить в свою коллекцию. И тогда просить, чтобы он выполнил свое обещание. Умолять его вернуть меня домой.

Но я не могла так поступить. Чутье подсказывало: то, что я сделала перед тем, как сесть в клетку в храме Инари, не было ошибкой. Так велело мне человеческое сердце. Так говорила мне совесть. Я – полукровка, и мне не чужды понятия долга, добра и понимание знаков судьбы. Правда, к чему все это приведет, мне до сих пор было неведомо.

Нужно тянуть время. Сдаваться нельзя. Даже ради милости существа, которое я, возможно, до сих пор люблю.

Сто лет назад

Я провела два бесконечных дня в одиночестве в лесу Пойманных Душ, который тогда мы все называли просто темным лесом. Забралась на макушку раскидистого дуба, с которого открывался хороший обзор, и высматривала своих преследователей. Я так злилась, что далеко не сразу заметила, как легко дался мне путь. Сколько сил во мне открылось, сколько ловкости – цепляться за ветви и карабкаться по ним было так просто, словно я обрела способность летать.

Когда волнение улеглось и сердце забилось ровнее, мои зрение и слух обострились. Я улавливала слабые звуки, доносившиеся из глубины леса, вздрагивала, замечая вдалеке птичий клин. Вскоре мне впервые удалось рассмотреть фигуры крестьян, вышедших на работу в поле.

Я изменилась – быстро и внезапно, – но это не испугало меня, а, наоборот, придало сил.

Когда рисовый пирог был съеден и минула первая ночь, я спустилась на землю и побрела в глубь леса искать провиант. Среди обилия диких ягод мне удалось обнаружить малину и кусты мяты. На такой еде, конечно, долго не продержишься, но день можно потерпеть, пока не придет мама.

Лес наводил на меня жуткие впечатления. Здесь было тихо и темно – но не спокойно, как ночью, а тревожно и тоскливо. Иногда ушей касался стрекот редких насекомых, где-то журчала вода. Но все это казалось ненастоящим, словно по ошибке оставленным здесь богами, решившими забрать жизнь из этого места. Я содрогнулась, вообразив, что мне придется провести тут остаток своих дней.

Касси пришел только через трое суток, под утро. Запыхавшийся, укутанный в темный плащ, полы которого волочились по земле.

– Прости, сестренка, не мог раньше. Исаму и его дружки рыскали вокруг нашей хижины, я боялся, что они выследят меня.

– Так не приходил бы, зачем рисковать.

Я пыталась говорить убедительно, но сама скривилась от того, как фальшиво это прозвучало. Желудок тем временем ныл от голода.

Касси закатил глаза, потом улыбнулся и обнял меня.

– А ты чего не переоделась?

Я пожала плечами. Одежды отца лежали за пазухой моего повседневного платья, и мне не хотелось их пачкать. Я представляла, как вернусь в селение, когда Исаму и его приятели успокоятся и забудут обо мне. Вернусь, облаченная в костюм отца, наполненная силой и уверенностью, и больше никого не буду бояться.

Подумав об этом сейчас, я горько усмехнулась и впервые осознала, как жалки эти фантазии.

Мы с Касси сели на землю у дерева, на ветке которого я спала прошлой ночью. Я угостила его ягодами. Он протянул мне сверток с едой, и я едва сдерживалась, чтобы не прикончить все разом. На вопрос «Когда придет мама?» брат не ответил и следующие полчаса рассказывал о школе.

Щемящее чувство поселилось в груди. Я смотрела вдаль, в сторону деревни, и словно видела, как залитое солнцем поле накрывает тень. Густая и темная, она стремительно двигалась в нашу сторону. Я подтянула колени к подбородку. Мне казалось, что если тень коснется моих ног, то навсегда засосет меня в беспроглядную нескончаемую ночь – мир, полный холодного одиночества.

Касси обнял меня напоследок – так крепко, будто хотел раздавить, – и убежал домой, заверив, что скоро придет снова.

Дни тянулись бесконечно долго. Жизнь в селении была не слишком насыщенной, но мне хватало времени от восхода до заката, чтобы выполнить нехитрую работу по дому, сходить в школу и сделать задания, а после помочь маме с травами, и за этими простыми заботами, повторяющимися изо дня в день, время летело незаметно. Но когда я осталась одна в этом проклятом, забытом богами лесу, то ощутила, что меня будто заморозили, взамен подарив великолепные зрение и слух, чтобы я могла видеть и чувствовать жизнь, но словно лишили возможности двигаться, протянуть руку, чтобы снова влиться в ее размеренный поток.

Что же это за наказание…

Чем я прогневила богов, что моя душа воет громче, чем волки на дальних холмах?

Не знаю, сколько ночей прошло, не помню, сколько восходов я встретила и сколько листьев облизала в попытках утолить жажду, когда Касси пришел снова. Запыхавшийся, озирающийся по сторонам, со страхом в глазах. Он делал вид, что ничего не случилось, а я, одичавшая и оголодавшая, была слишком рада видеть его, чтобы придавать значение переменам в мальчишеском лице. Я поглощала мамину стряпню и слушала, как вспомнила потом, вялые рассказы о школе, которые даже новыми не были. Я их и раньше слышала. Касси не рассказал ничего нового.

Напоследок он вручил мне гребень для волос, заверив, что мама разрешила его взять, и убежал.

В ту же ночь вблизи леса замаячили огни, и я забралась на самую макушку дерева, предусмотрительно спрятав светлые волосы под платье. Притаилась на ветке, разглядывая сквозь плотную листву охотников. Исаму был среди них. Рыскал, словно хищник, у подножия леса, просовывая руку с факелом между стволами, а с ним еще четыре человека. Имен их я не вспомнила, но лица были знакомыми.

– Пойдем, – предложил один из них, указывая на лес, – не думаешь же ты, что она тут все это время просидела?

– Думаю, – рявкнул Исаму. – А то как она с мальчуганом видится? Выходит, наблюдает!

Его спутники переглянулись. Я вцепилась в ветки пальцами и оскалилась: значит, они следили за Касси! Впервые с того момента, как я увидела в темноте демона, меня охватила лютая злоба. Тело загорелось изнутри, конечности потряхивало, а голову наполнил глухой бой барабанов. Я не сразу сообразила, что сижу, приготовившись к прыжку, и издаю хищные рычащие звуки, и только когда Исаму и его дружки замерли и стали испуганно озираться по сторонам, поняла, что боятся они меня.

– Слышите? – шепнул кто-то из них.

Остальные медленно кивнули.

Я хотела прыгнуть. Честное слово, я уже готова была прыгнуть, но вдруг взгляд упал на пальцы – мои пальцы с длинными когтями, пронзившими кору. В сердце кольнуло, я разомкнула стиснутые зубы и прикусила губу, с ужасом осматривая свою перемену.

Исаму позвал спутников за собой, и спустя короткое время от них остались лишь отблески факелов, мелькавших вдали. Я выждала немного и спрыгнула на землю, потрясенно осматривая свои руки: когти исчезли и мои пальцы снова стали тонкими и длинными, какими были всегда.

Я была зла, напугана, растеряна и не смогла осмыслить изменения, которые происходили тогда с телом и сознанием. Все, что я чувствовала в те дни, – растерянность и непонимание, что делать дальше. Ночи безлико сменяли друг друга, а я, как дикая кошка, жила на ветке дерева, механически жуя листья и пустым взглядом смотря в сторону деревни, а потом отдаваясь беспокойному сну.

Мне мерещились лица родных. Кажется, я даже разговаривала с отцом, приняв блик под деревом за силуэт лисы. Наверное, я сходила с ума от одиночества, поэтому так легко позволила сознанию защищаться. Так что когда тихий голос заговорил со мной, я даже не удивилась.

– Привет. Откуда ты знаешь мое имя?

Существо назвалось Мацу и сказало, что я часто говорю во сне.

– Касси, – прошипело оно. – Кто это?

Слова полились из меня прежде, чем я задумалась, с кем имею дело. Я взахлеб рассказывала о брате и о маме, о том, как пыталась спасти друга Исаму и как оказалась здесь. Я шептала и плакала, скулила, прижимая колени к груди, и больше не слышала голоса Мацу.