Текст книги "Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года"

Ирония заключалась в том, что по вопросу германского единства позиция, занятая Лафонтеном и Баром, оказалась ближе к позиции оппозиции в ГДР (и даже к реформаторам в СЕПГ), чем к точке зрения их собственного федерального правительства в Бонне. На самом деле, писатели и клирики, представлявшие оппозицию в Восточном Берлине, призвали 26 ноября к независимой самодостаточности ГДР, полагая, что у них все еще есть шанс как «равных соседей всех европейских стран развивать социалистическую альтернативу ФРГ»454454
  Rödder Deutschland pp. 118–124. Цит. по: ‘Für unser Land’ on 26.11.1989, см.: Matthias Judt (ed.) DDR-Geschichte in Dokumenten: Beschlüsse, Berichte, interne Materialien und Alltagszeugnisse Ch. Links 1998 p. 544.


[Закрыть].

Коль и Тельчик были особенно обеспокоены заявлением премьер-министра Восточной Германии Ханса Модрова в его первой «правительственной декларации» 17 ноября. Он обещал тайное голосование на многопартийных выборах в 1990 г., а также глубокую перестройку командной экономики, но не немедленный переход к рынку. Модров был уверен, что решающие изменения в Восточной Германии положат конец «нереалистичным и опасным спекуляциям на тему объединения». Он предложил, что стабильная ГДР – это первоочередное условие для более широкой стабильности в Центральной Европе, и даже для Европы в целом. В этом смысле, глядя на Бонн, он провозгласил, что его правительство будет «готово к переговорам» об установлении отношений с Западной Германией на «новом уровне». Его целью был «договорной союз», который будет построен на основе комплекса политических и экономических союзов (Ostpolitik и Osthandel), подписанных между двумя государствами в предыдущие десятилетия455455
  Craig R. Whitney ‘New Ties to Bonn Sought by Premier of East Germany’ NYT 18.11.1989.


[Закрыть].

Первое официальное заявление Модрова было обращено и к ФРГ, и к ГДР о том, как двигаться вперед в отношениях между двумя Германиями. Он опередил Коля и, более того, явственно вознамерился остановить движение к объединению. Критика канцлера со стороны восточных немцев стала более резкой. Редактор «Ди Вельт» 19 ноября спрашивал: «Мы что, позволим другим диктовать нам проекты единения?»456456
  Herbert Kremp ‘Lassen wir uns die Einheit vom anderen vorformulieren?’ Die Welt 19.11.1989.


[Закрыть] А сооснователь крайне правой партии «Республиканцы» Франц Шёнхубер узрел в молчании Коля шанс повысить вес своей партии, поставив в предвыборной программе темы «воссоединения» и «возвращения» восточных территорий457457
  Bahrmann & Links Wir sind das Volk p. 146. См. также: ‘Republikaner – Mit Freude einschlürfen: Mit «intellektualisiertem» Programm wollen die Republikaner den Einzug in den Bundestag schaffen’ Der Spiegel 48/1989 27.11.1989.


[Закрыть].

А Коль все еще сдерживался. В понедельник 20 ноября обеспокоенный Тельчик записал в своем дневнике: «Международное, равно как и внутреннее обсуждение шансов германского единства, полностью развернулось, и его не остановить. Мы все больше и больше это осознаем, но директивы канцлера остаются прежними: быть сдержанными при публичном обсуждении. Ни внутри коалиции и вообще во внутреннем пространстве, ни в международном плане он не хочет подставляться для атаки со стороны».

Тельчик видел в этом решающий момент для Коля, как дома, так и за рубежом. Обсуждая дела со всех сторон в узком кругу помощников Коля и думая об «электоральном марафоне», они пришли к следующему выводу: «Высокую международную репутацию канцлера следует использовать больше во внутренней политике, и германский вопрос может послужить мостом к улучшению его имиджа». Оппозиции надо противостоять лоб в лоб458458
  Teltschik 329 Tage p. 41.


[Закрыть].

Пока все это крутилось у Тельчика в голове, следующий день начался спозаранку с утреннего брифинга с Колем, в котором им пришлось реагировать на последствия массовых понедельничных демонстраций по всей Восточной Германии под новым незабываемым лозунгом «Мы один народ». «Искра возгорелась», – подумал он. И еще он прокручивал в своем уме строчку из колонки Аугштайна, напомнившего о фразе Аденауэра «Ключ к единству лежит в Кремле» (der Schlüssel liegt im Kreml)459459
  Ibid. pp. 42, 40.


[Закрыть].

Первой большой записью в его дневнике от 21 ноября была тема встречи в 10:30 с Николаем Португаловым, сотрудником аппарата ЦК КПСС, с которым он довольно часто встречался. И хотя Тельчик считал Португалова слишком хитрым, даже скользким, он уважал его интеллект и понимание германской сцены, всегда используя встречи с ним, чтобы получить новости прямо из Москвы, а не через соперничающее Министерство иностранных дел Геншера. В тот раз, однако, поведение Португалова выглядело необычно серьезным. Он сказал, что привез послание лично канцлеру, и затем достал стопку исписанных от руки страниц о советском понимании германского вопроса.

Один документ был озаглавлен «Официальная позиция». В нем в основном содержалось подтверждение заверений, данных Колем Горбачеву о невмешательстве в дела ГДР, и включая ссылки на их саммит 12 июня. Что касается современного момента, то в тексте подчеркивалось, что должно существовать определенное понимание между двумя германскими государствами о способе сосуществования, и представлялось предложение Модрова о договорном сообществе как способе движения вперед. Иначе ГДР будет ощущать угрозу своему существованию. Важным было то, что документ также прямо объявлял, что порядок всеевропейского мира является «абсолютной предпосылкой» для решения германского вопроса460460
  Vorlage von Teltschik für Kohl 6.12.1989 and Memo ‘SU und «deutsche Frage»’ (не датировано), оба материала опубликованы в: DESE docs 112 and 112A pp. 616–617. Teltschik, 329 Tage pp. 43–44. О миссии Португалова см. также: ‘The Soviet Origins of Helmut Kohl’s 10 Points’ NSAEBB No. 296; Grachev Gorbachev’s Gamble pp. 143–147 esp. pp. 146–147; Alexander von Plato Die Vereinigung Deutschlands – ein weltpolitisches Machtspiel: Bush, Kohl, Gorbatschow und die internen Gesprächsprotokolle Ch. Links 2009 pp. 115–121; Zelikow & Rice Germany Unified p. 118


[Закрыть]. Чтобы установить такой порядок, разумеется, понадобятся годы, но в тексте содержались и некоторые направления движения вперед. В нем указывалось, что идея германо-германского сближения через конфедерацию – это именно то, что Советы уже обсуждают на уровне Политбюро и в принципе готовы принять. На самом деле это повторяло сообщение, полученное в Бонне из посольства в Москве, о том, что Шеварднадзе в своих высказываниях 17 ноября отверг односторонние изменения статус-кво, но одобрил идею взаимных мирных перемен в рамках «всеевропейского консенсуса»461461
  Teltschik 329 Tage p. 45.


[Закрыть].

Что на самом деле захватило внимание Тельчика, так это документ, названный «Неофициальная позиция». Он начинался довольно театрально: «Настал час освободить и Западную и Восточную Германии от реликтов прошлого». Прочитав несколько общих фраз о текущей ситуации, Тельчик почувствовал, что поражен предположением: «Давайте чисто теоретически зададимся вопросом: а что если федеральное правительство занялось проталкиванием вопроса “воссоединения” или “нового объединения” в практической политике…» Развивая далее эту гипотезу, документ утверждал, что при всем прочем будет необходимо обсудить будущее членство обоих германских государств в альянсе или более конкретно, как извлечь Западную Германию из НАТО и из Европейского сообщества. Каковы при этом будут последствия от нахождения будущей Германской конфедерации внутри ЕС? Это, продолжалась мысль в документе, может стать зародышем панъевропейского интеграционного проекта, но как тогда будет Советский Союз вести свою торговлю в Восточной Германии через Брюссель и как он будет справляться с импортными налогами и другими правилами ЕС? В документе прямо утверждалось, что «в контексте германского вопроса Советский Союз был готов думать о всех возможных альтернативах, по-настоящему думать “о немыслимом”». Текст завершался словами, что Москва может «в среднесрочной перспективе» дать «зеленый свет» Германской конфедерации, при условии, что она будет совершенно свободна от присутствия иностранного ядерного оружия на своей земле462462
  DESE doc. 112A pp. 616–618; Teltschik 329 Tage pp. 43–44.


[Закрыть].

То, что он прочитал, буквально наэлектризовало Тельчика. Это сочетание возвышенного мышления и дипломатической гибкости было беспрецедентным и сенсационным. Сбалансировать «официальную» и «неофициальную» позиции было трудно, но они ясно показывали, что публичные заявления Москвы совсем не обязательно указывают на то, что она собирается делать. Умчавшись после встречи с Португаловым, Тельчик смог перекинуться несколькими словами с Колем перед следующей встречей канцлера. Их разговор был очень кратким, но Тельчик заронил в сознание Коля мысль о том, что сигналы из Москвы говорят: наступило время для перехода в наступление. Коль укрепился в этом мнении после послеполуденной встречи с главой своей канцелярии Рудольфом Зейтерсом, вернувшимся из поездки в Восточный Берлин и полным новостей об идущих там реформах и о переговорах о договорном сообществе. Прежде чем отправиться в Страсбург – на встречу с Миттераном и ЕС, – Коль сказал Тельчику, чтобы к его возвращению у того что-то было уже готово. В первый раз канцлер заговорил об использовании пошагового подхода к германскому вопросу. Общая политическая стратегия, наконец, начинала зарождаться463463
  Teltschik 329 Tage pp. 44–45.


[Закрыть].

Пока Коль отсутствовал, Тельчика взбудоражили новости, прежде всего, о том, что Миттеран собирается посетить Восточный Берлин перед Рождеством и что он собирается также встретиться с Горбачевым в Киеве 6 декабря. Его настораживало, что Париж не проинформировал Бонн заранее, прежде чем новости появились в информагентствах. Тельчик гадал, а не сговариваются ли французы и Советы между собой? Впрочем, новости от Геншера, находившегося в Вашингтоне, были намного более вдохновляющими: министр иностранных дел подчеркивал наличие импульса к «воссоединению снизу» и предупреждал против каких-либо попыток вмешательства четырех держав-победительниц. К его удовольствию госсекретарь Бейкер подтвердил, что Америка полностью и безоговорочно поддерживает германское единство. И снова, имея «зеленый свет» из Вашингтона, позитивные сигналы из Москвы и одобрение в Страсбурге от Миттерана и ЕС, Тельчик приступил к составлению плана речи Коля, которой суждено было стать программой из 10 пунктов464464
  Ibid. pp. 47–49.


[Закрыть].

Во время их встречи вечером в четверг 23 ноября Коль согласился с Тельчиком, что Внутринемецкая политика (Дойчландполитик) – это дело для шефа (Chefsache) и что теперь настало время возглавить формирование мнения как в Германии в предвыборный год, так и в том, что касается Четырех держав (т.е. США, СССР, Франции и Великобритании как союзников-победителей во Второй мировой войне). Иначе его правительство столкнется с диктатом465465
  Ibid. pp. 44–45, 49.


[Закрыть]. Было решено, что Коль представит свои предложения по достижению германского единства при первой подходящей возможности, которая должна была представиться через пять дней, 28 ноября во время запланированных дебатов в Бундестаге по бюджету. Маленькая команда из восьми человек во главе с Тельчиком приступила к непрерывной работе в атмосфере полной секретности над подготовкой проекта речи. После полудня в субботу 25 числа этот проект был доставлен на машине в Бонн канцлеру, находившемуся у себя дома в Оггерсхайме466466
  Kohl Meine Erinnerungen pp. 113–115; Teltschik 329 Tage pp. 50–51.


[Закрыть].

Коль настолько опасался возможных утечек и того, что кто-то из партнеров по коалиции или союзников по НАТО сможет отговорить его от выступления, что все, кто знал об этом, поклялись молчать. Весь остаток выходных он работал над проектом с горсткой доверенных друзей и женой Ханнелорой, внося исправления и снимая вопросы по тексту, периодически советуясь с Тельчиком по телефону. Затем вечером в воскресенье он попросил Ханнелору напечатать исправленную версию на ее портативной пишущей машинке467467
  Kohl Meine Erinnerungen pp. 114–115.


[Закрыть].

Завершая работу над черновиком, Коль все еще сохранял несколько ключевых опасений. В канун федеральных выборов он намеревался позиционировать себя как настоящего немецкого патриота и канцлера единства – в большей мере, чем либерал Геншер, который продвигал собственный «Европа-план» и кто с балкона в Праге уже однажды украл у Коля шоу. Точно так же он не хотел и оказаться в тени великого старого канцлера от СДПГ Брандта, который чуть не затмил Коля в Берлине 10 ноября и теперь представлял воссоединение как кульминацию его собственной Восточной политики. Именно по предвыборным причинам канцлер решил опустить все упоминания о линии Одер-Нейсе, даже несмотря на то что он лично принимал ее как восточную границу Германии. Помимо всего, чтобы убрать последнее препятствие с пути во время поездки в Варшаву, он поддержал 8 ноября резолюцию Бундестага, подтверждавшую незыблемость послевоенных границ Польши468468
  В резолюции утверждалось, что «их право жить в пределах безопасных границ не оспаривается сейчас и не будет подвергаться сомнению в будущем в силу каких-либо территориальных претензий с нашей германской стороны». See Whitney ‘Bonn Ties More Aid For East Germany To Free Elections’.


[Закрыть]. Но Коль был осторожен, стремясь не обострять эту тему с немцами-изгнанниками. Он не мог быть уверенным, что традиционные избиратели ХДС могут оказаться соблазненными агитацией «Республиканцев» Шёнхубера за реставрацию границ Германии 1937 г.

Другой заботой Коля был язык описания разных стадий германского сближения и слияния на пути к единому государству. Вместо того чтобы воспользоваться термином Модрова «конфедерация», Коль предпочел фразу «конфедеративные структуры», чтобы никто в ХДС не смог его обвинить в закреплении намертво тезиса о двух суверенных германских государствах (Zweistaatlichkeit), за что, похоже, выступали Лафонтен, Бар и их соперники из СДПГ. В то же время его собственная, более мягкая фраза была предназначена для успокоения восточногерманских официальных лиц, так же как и оппозиционных групп в ГДР, которые все боялись аншлюса по типу 1938 г.: поглощения социалистической ГДР капиталистической ФРГ. В долговременном плане, конечно, Коль вдохновлялся мыслью о создании Bundestaat, т.е. «федерации», другими словами, единого государства. Но у него не было ясного представления, как будет выглядеть эта его новая Германия, хотя он и был уверен, что она должна быть Федерацией (Bundestaat), а не Союзом государств (Staatenbund) или «конфедерацией», которую представляли себе восточногерманские политические элиты. Как думал Коль, повествуя о заключительном «единстве», он мог привлечь и усилить общественный настрой в Восточной Германии – все еще раздробленной, но все больше высказывающейся за единство, что показывали последние протестные лозунги: «Германия, единое Отечество» (Deutschland, einig Vaterland) и «Мы один народ» (Wir sind ein Volk). На самом деле, предлагая единство (Einheit) как конечную цель своей речи, он тем самым мог представить то видение «сверху», которое могло сделать так, чтобы восточные немцы «снизу» стали смотреть на Запад.

Там было столько этих «если», которые надо было иметь в виду, что Коль едва мог ухватить все проявления. На этой стадии он предполагал, что весь процесс сближения, более тесного сотрудничества и завершающее воссоединение займут по меньшей мере десятилетие. Но он точно знал, чем все закончится. В те выходные в Оггерсхайме он настраивал себя на внезапное наступление – безоговорочно поставить германское единство в международную повестку дня469469
  ‘Ein Staatenbund? Ein Bundesstaat?’ Der Spiegel 49/1989 4.12.1989.


[Закрыть].

Во вторник 28 ноября в 10 часов утра Гельмут Коль выступил в Бундестаге. Вместо того чтобы, как ожидалось, мусолить бюджет, Коль взорвал свою бомбу – «Программу из 10 пунктов по преодолению раскола Германии и Европы»470470
  Kohl Meine Erinnerungen p. 115.


[Закрыть]. Коль начал с «немедленных мер», которые надо предпринять, чтобы справиться с «волной беженцев» и с «новым масштабом туристических поездок». К тому же он пообещал дальнейшее сотрудничество с ГДР в экономике, технологических и культурных вопросах и также существенное увеличение финансовой помощи, если ГДР «определенно» и «необратимо» приступит к фундаментальной трансформации своей политической и экономической системы. В этом смысле он потребовал, чтобы СЕПГ отказалась от монополии на власть и приняла новый закон «о свободном, равном и тайном голосовании на выборах». В силу того, что народ Восточной Германии ясно выразил желание добиться экономической и политической свободы, он сказал, что не хочет «стабилизировать условия, которые стали неприемлемыми». Это уже не походило на переговоры, это был ультиматум.

В центральной части его речи (пункты с четвертого по восьмой) канцлер представил свою дорожную карту к единству – а именно то, «как развить конфедеративные структуры между двумя государствами в Германии… с целью создания федерации». Все это будет сделано в соответствии с принципами Хельсинкского Заключительного акта 1975 года и как часть большого панъевропейского процесса: «Будущая архитектура Германии должна соответствовать будущей архитектуре Европы». Коль отметил, что его план также согласуется с идеей Горбачева об Общеевропейском доме, так же, как и концепции советского лидера о «свободе выбора» в смысле «права народа на самоопределение», как это установлено в Заключительном акте. Фактически Коль напомнил Бундестагу, что он и Горбачев уже выразили их согласие по этим вопросам в их Совместной декларации в июне 1989 г. Но в драматических новых обстоятельствах ноября канцлер решил пойти дальше. Он доказывал, что Европейское сообщество должно дотянуться до взявших курс на реформы стран Восточного блока, включая ГДР. «ЕС не должно кончаться на Эльбе», – провозгласил он. Открываясь для Востока, оно сделает возможным «подлинно всеобъемлющее Европейское объединение». Этим он нейтрализовал и эффективно впитал геншеровский «Европа-план».

Центральной темой речи Коля была работа над «условиями мира в Европе», при которых немцы могут вновь достичь своего единения. Это, как он пояснил в конце выступления, невозможно отделить от более широких вопросов международного порядка. «Увязывание германского вопроса с развитием Европы в целом и отношениями Восток–Запад, – провозгласил он, – принимает в расчет интересы всех, кто в этот вопрос вовлечен» и «прокладывает дорогу к мирному и свободному развитию в Европе». Потребуются быстрые шаги по разоружению и контролю над вооружениями. Этим западногерманский канцлер прямо взывал к сверхдержавам и своим европейским союзникам.

То, чего Коль не сказал, было так же показательно, как и то, о чем он говорил. Он опустил вопрос о польской границе и ничего не сказал о членстве ГДР в НАТО в настоящем и будущем, не сказал и о правах союзных держав на немецкой земле. Даже о своей конечной цели – единении Германии – Коль говорил очень осмотрительно. «Никто сегодня не знает, как будет выглядеть в итоге объединенная Германия». Но он продолжал твердить о «праве» немецкого народа на единство и патетически утверждал: «Это единство наступит, тем не менее, тогда, когда этого захочет народ Германии, – в этом я убежден». Канцлер рассуждал о том, что модель «совместного роста» – это часть «континуитета германской истории». Государственная организация в Германии, добавил он «почти всегда означала конфедерацию или федерацию. Мы, конечно, можем опираться на этот исторический опыт». Коль, вероятно, оглядывался на времена Бисмарка (Северогерманский союз 1867 г. и Рейх 1871 г.), но он определенно опирался и на его собственный жизненный опыт – модель послевоенной Федеративной Республики471471
  Helmut Kohl’s Ten-Point Plan for German Unity (28.11.1989) DGDB-GHIDC. На нем. яз.: Rede von Bundeskanzler Helmut Kohl im Bundestag (‘10-Punkte-Programm’) 28.11.1989 CdMDA.


[Закрыть].

После произнесенной речи канцлер почувствовал большое облегчение, а то, как ее приняли, его просто обрадовало. В обеденный перерыв он сказал своим помощникам, что реакция депутатов была «почти восторженной». А что Геншер, озорно спросил Тельчик, уверенный, что теперь министр иностранных дел оказался совершенно потерянным. Коль усмехнулся: «Геншер подошел ко мне и сказал: “Гельмут, это была великая речь”»472472
  Teltschik 329 Tage p. 58.


[Закрыть].

В первый раз план Коля теперь начинался с прояснения взаимосвязи между германским объединением и европейской интеграцией как процессов переплетенных, но отдельных. Один не должен был мешать другому, и они могут идти с разной скоростью. Германское объединение должно происходить в рамках ЕС, но конкретное развитие и форма будущих внутригерманских отношений остается за немцами, и им решать.

В общем, Коль предложил проект новых отношений между двумя Германиями, и он со всей ясностью был построен на условиях Бонна. Отражая «большую политическую уверенность в себе» Федеративной Республики как уже «широко признанной весомой экономической державы» – в формулировке посла США в ФРГ Вернона Уолтерса, – Коль представил миру все как свершившийся факт и сформулировал соответствующую повестку дня473473
  AmEmb Bonn to Sec State Washdc Cable – Subject: Kohl’s Ten-Point-Program – Silence on the Role of the Four Powers 1.12.1989, reprinted in CWIHP Paris Conference 2006.


[Закрыть]. И в силу того, что Восточная Германия распадалась намного быстрее, чем кто-либо мог ожидать, другим лидерам теперь приходилось отвечать на то, что канцлер уже выложил на стол. А то, что повестка была сформулирована человеком, продемонстрировавшим на протяжении последних трех недель нужную реакцию на события, стало чрезвычайно умелой демонстрацией политического лидерства.

***

В ретроспективе поразительно, что речь Коля не привлекла публичного внимания на международном уровне. Впрочем, этому едва ли стоило удивляться, если принять во внимание, что в это самое время во всей Чехословакии разыгрывалась своя драма. В тот день, когда Коль выступил в Бундестаге, «Нью-Йорк таймс» вышла с заголовком на первой полосе «Миллионы чехословаков, выйдя на двухчасовую всеобщую забастовку, увеличивают давление на партию». Пересказ речи Коля был глубоко зарыт на 14-й полосе, и в нем сообщалось, что он «призвал создать конфедерацию» в основном для того, чтобы ответить на упреки, что его реакция «на бурные перемены в Восточной Германии» была «пассивной и опиралась на западногерманские межпартийные отношения»474474
  R. W. Apple Jr ‘Millions of Czechoslovaks Increase Pressure on Party with 2-Hour General Strike’ NYT 28.11.1989; Ferdinand Protzman ‘Kohl to Outline Plan for German Unity’ NYT 28.11.1989.


[Закрыть]. В среду 29 ноября Чехословакия снова стала главной новостью с заголовком во всю первую полосу «Партия в Праге отдает несколько правительственных постов и перестает настаивать на верховенстве в обществе». Коль с его «наметками конфедерации» оказался в небольшой врезке в самом низу той же полосы475475
  R. W. Apple Jr ‘Prague Party to Yield Some Cabinet Posts and Drop Insistence on Primacy in Society’ NYT 29.11.1989; Ferdinand Protzman ‘Kohl Offers an Outline to Create Confederation of the 2 Germanys’ NYT 29.11.1989; ‘Excerpts from Kohl Speech on Reunification of Germany’ NYT 29.11.1989. «Вашингтон пост», напротив, вынесла тему 10 пунктов Коля в качестве главной истории: Mark Fisher ‘Kohl Proposes Broad Program for Reunification’ WP 29.11.1989. Если бы не это, то на первых полосах доминировали бы сообщения о действиях ЦРУ в Анголе, заговоре на Филиппинах, о войне с наркомафией и гражданских конфликтах в Латинской Америке.


[Закрыть]. Потом Германия вообще исчезла с первых полос газеты до конца той недели, при том что Прага продолжала доминировать в новостях наряду с сообщениями о советско-американском саммите на Мальте. Даже в Федеративной Республике все это трактовалось как сугубо внутренний вопрос. В любом случае, с четверга все новости заслонил акт террора группы Баадер-Майнхоф: произошло убийство близкого Колю человека – Альфреда Херрхаузена476476
  Ferdinand Protzman ‘Head of Top West German Bank Is Killed in Bombing by Terrorists’ NYT 1.12.1989; см. статью ‘Wir können jeden erledigen’ and cover of Der Spiegel 49/1989 4.12.1989.


[Закрыть].

Несмотря на отсутствие немедленной общественной реакции, «план из 10 пунктов» стал миной замедленного действия. Как того, возможно, и хотел Коль, его речь сделала его объектом комментариев, чаще критических, со стороны всех крупнейших держав. И это происходило как раз потому, что, как выразился посол Уолтерс, «немецкие государства реально самостоятельно будут планировать свое будущее»477477
  AmEmb Bonn to Sec State Washdc Cable – Subject: Kohl’s Ten-Point-Program – Silence on the Role of the s Four Powers 1.12.1989, перепечатано в CWIHP Paris Conference 2006.


[Закрыть]. Теперь канцлер оказался в уязвимом положении: ему нужно было приступать к новому раунду международной дипломатии, чтобы отразить критику и обеспечить если и не принятие, то хотя бы терпимость к его плану самоопределения Германии. Этот раунд продлится до середины декабря.

Первой и самой важной персоной, кого надо было поддерживать в позитивном отношении, был Буш. Утром перед тем, как выступить с речью, канцлер направил ему упреждающее письмо – больше никого он не предупреждал. Коль придал письму форму рекомендации, как президенту США стоит поступать во время встречи с Горбачевым на Мальте, и это длинное письмо содержало широкий анализ революционных процессов в Европе, положения в Советском Союзе и императивность сокращения вооружений, как стратегических, так и обычных. Но все это было лишь прелюдией к тому, что на самом деле имел в виду канцлер, а именно то, как Бушу нужно обсуждать германский вопрос на Мальте. Коль связал горбачевскую политику «свободы выбора» в 1989 г. и великий образ «жизни, свободы и стремления к счастью», обрисованный Америкой в 1776-м. Он подчеркнул, что современный запрос на освобождение исходит от самих народов – поляков, венгров, чехов, так же как и от восточных немцев, – и это не просто поворот на Запад, а исторически значимое стремление к реформам, исходящее изнутри каждой нации и из каждой их культуры. Этим суждением он стремился уйти от всякой «победной» западной риторики и в то же время придать вес ключевой теме своего письма – «самоопределению», столь критически важной для его подхода к решению германского вопроса. Только после этого канцлер, излагая свои «10 пунктов», принялся рассматривать объединение – это была самая длинная часть его письма. Имея в виду предстоящий саммит, Коль прямо обращался за поддержкой к Бушу, настаивая на том, что сверхдержавы не просто не должны решать вопросы Германии без нее, как это сделали Рузвельт и Сталин в 1945 г. Не должно быть, как он сказал Бушу, «никакой параллели между Ялтой и Мальтой»478478
  Письмо Коля Бушу 28.11.1989, опубликовано в DESE doc. 101 pp. 567–573; Zelikow & Rice Germany Unified p. 122; Jason De Parle ‘THE WORLD – The Bitter Legacy of Yalta: Four Decades of What-Ifs’ NYT 26.11.1989.


[Закрыть].

Интересно, что Эгон Кренц тоже написал Бушу письмо о речи Коля: это явилось поразительным свидетельством того времени, когда он ясно осознал, что поддержки Москвы для выживания ГДР больше не хватит. Кренц предупреждал о «национализме» и о «возрождении нацистских идей» – четко направляя указующий перст на Бонн и попросил президента о помощи в сохранении статус-кво, другими словами, о сохранении двух Германий как членов «разных союзов». Кренц не получил ответа на свое письмо. Буш знал, что он уже никто и его дни в той должности сочтены479479
  Письмо Кренца Бушу 28.11.1989, цит. по: Zelikow & Rice Germany Unified p. 122.


[Закрыть].

Однако следующим утром президент взял трубку, чтобы поговорить с Колем. В Белом доме сразу уловили суть последствий «программы из 10 пунктов», видя в ней стратегический переход в сферу международной политики, а не элемент тактической игры в политике внутренней. Скоукрофт был озабочен новыми и односторонними действиями Коля, в то время как сам Буш, хотя и был удивлен, не особенно был этим обеспокоен. Он знал, что канцлер не сможет добиться объединения, действуя в одиночку, и сомневался, что Коль хочет отстраниться от своего самого близкого союзника. «Я уверен, что он посоветуется с нами, прежде чем двигаться дальше, – позднее заметит Буш. – Мы были нужны ему»480480
  Bush & Scowcroft A World Transformed p. 194.


[Закрыть].

29 ноября президент и канцлер проговорили тридцать минут. Во-первых, они договорились о встрече между ними как «личными друзьями» сразу после Мальты, и эта встреча должна была пройти без Геншера. Коль возьмет с собой только занимающегося вопросами объединения Тельчика – решение, которое снова подчеркнуло институциональное и личное соперничество между Бундесканцелярией и МИДом. Затем Коль более детально пояснил, как он надеется достичь объединения. Несмотря на проявленную с ним на прошлой неделе в Страсбурге солидарность, канцлера продолжала беспокоить степень поддержки Миттерана. Он также четко указал, что опирается на Соединенные Штаты. «История сдала нам хорошие карты, – сказал он Бушу. – Я надеюсь, что при сотрудничестве с нашими американскими друзьями мы сможем неплохо сыграть». Президент, как всегда, не говорил лишних слов: «Я очень поддерживаю ваш общий подход. Заметил, что вы делаете акцент на стабильности. Мы ощущаем это точно так же. Стабильность – это ключевое слово. Мы стараемся не делать ничего, что вызвало бы реакцию со стороны СССР». Буш постарался развить этот последний пункт. Он признал, что состояние советской экономики намного хуже, чем они себе это раньше представляли, хотя Шеварднадзе гордо заметил, что Советы не хотят, чтобы Америка их выручала. Поэтому помощь следует предлагать очень осторожно. Но Буш и Коль согласились с тем, что западная помощь понадобится, потому что «мы хотим, чтобы он добился успеха». Канцлер был удовлетворен разговором и поблагодарил Буша «за добрые слова» – «немцы на Западе и на Востоке слушают очень внимательно. Каждое одобрительное слово по поводу самоопределения и объединения сейчас очень важно»481481
  GHWBPL Telcon of Bush’s call to Kohl 29.11.1989 Oval Office pp. 1, 4. Рассекреченной немецкой версии записи разговора нет или ее нет в DESE. Коль цит. по: Zelikow & Rice Germany Unified p. 123.


[Закрыть].

Комментируя прессе состоявшийся телефонный разговор сразу после его окончания, Буш сказал: «Мне было удобно. Я думаю, все идет своим чередом». Ему шутливо напомнили, что, еще будучи вице-президентом, он не увлекался тем, что называл «предвидением» (vision thing), и спросили, каким он видит будущее Европы через пять или десять лет482482
  «Проблема предвидения» – это фраза, которую сам Буш непреднамеренно ввел в обиход в начале своего собственного президентского срока как признанную проблему формулирования четкого видения страны; Martin J. Medhurst (ed.) The Rhetorical Presidency of George H. W. Bush Texas A&M Press 2006 ch. 2. See also Thomas Singer (ed.) The Vision Thing: Myth, Politics and Psyche in the World Taylor & Francis 2014. На самом деле, президент, возможно, позволил себе некоторую самоиронию, сославшись на «проблему предвидения» в январе 1987 г. в неудачном ответе на критику за свою неспособность четко сформулировать свои фундаментальные убеждения и политику в отличие от Рональда Рейгана. Его насмешливый отпор «О, эта штука с предвидением» возымела обратный эффект, и в октябре 1987 г. Newsweek опубликовал обложку с заголовком «Джордж Буш: борьба с “Фактором слабака”». Даже после победы на выборах 1988 г. Буш так и не смог избавиться от имиджа чрезмерно прагматичного управляющего, который в основном реагирует на события как кризисный менеджер. Идея о том, что у его президентства есть пределы, прижилась, и его рассматривали как президента, которому не хватает определенных лидерских качеств, таких как долгосрочное планирование и творческое мышление. Это явно беспокоило его. Так что в своих замечаниях 29 ноября он тоже был серьезен. Как он ясно дал понять, он предварительно, но с необычной прямотой и ясностью изложил в период с апреля по июнь 1989 г. свои взгляды на крупное объединение в Европе и на то, к чему, как он надеялся, это может привести. Так что, возможно, он все-таки не был таким уж недальновидным.


[Закрыть]. И президент, чувствуя себя значительно комфортнее, чем раньше, пошутил: «Что касается “предвидений”, стремлений, то я их описал в нескольких редко упоминаемых речах прошлой весной и летом, и я бы хотел, чтобы все к ним вернулись и их перечитали. А я потом проверю». Когда смех стих, он продолжил: «Там вы найдете кое-что из “предвидений” – о Европе целостной и свободной». И он добавил: «Я думаю о Европе как целостной и свободной, и это уже не видение, а реальность». Но президент вынужден был признать: «О том, как мы этого достигнем и какими способами и когда будет решен Германский вопрос и все эти вещи, – я сейчас более определено сказать не могу»483483
  Интервью Буша журналистам пула Белого дома 29.11.1989 APP.


[Закрыть].

В Москве настроение было существенно менее позитивным. Коль движется слишком быстро и планирует будущее Европы «совершенно без учета точки зрения другой Германии», заявил один из советников Горбачева Вадим Загладин. Советский лидер – во время визита в Рим – прямо сказал итальянскому премьер-министру Джулио Андреотти, что «две Германии останутся реальностями»и что «объединение ФРГ и ГДР не относится к числу важнейших вопросов». Позднее на пресс-конференции Горбачев добавил: «Итак, пусть распорядится история. Не надо подталкивать и форсировать несозревшие процессы»484484
  Vorlage von Lambach fur Sudhoff, 1.12.1989, опубликовано в DE doc. 25; Запись переговоров Андреотти и Горбачева в Риме 29.11.1989, опубликована в: Михаил Горбачев и германский вопрос. С. 267; Горбачев. Собр. соч. Т. 17. С. 206; Zelikow & Rice Germany Unifi ed p. 124; Kiessler & Elbe Ein runder Tisch pp. 52–54; Vorlage von Hartmann an Kohl 1.12.1989, опубликовано в: DESE doc. 107 pp. 595–596.


[Закрыть]. Была ответная реакция и в западноевропейских столицах. Тэтчер хотя и в неопределенных выражениях, но дала Колю понять, что объединение «не стоит на повестке дня», и французские дипломаты публично тоже выразили серьезные возражения по поводу «преждевременных» действий канцлера485485
  Kiessler & Elbe Ein runder Tisch pp. 51–52


[Закрыть].

Казалось, что Коль разжег пожар, а человеком, которому пришлось его тушить, был Геншер. Министр иностранных дел был совершенно ошеломлен, когда несколько дней назад канцлер сбросил свою бомбу в «10 пунктов». Вынужденный вытерпеть все это, Геншер, пусть и сквозь зубы, но поздравил Коля в Бундестаге и затем поведал миру, что политика, изложенная в 10 пунктах, является не чем иным, как «продолжением нашей политики в области международных отношений, в сфере безопасности и внутригерманских дел». Конечно, Геншер негодовал, но должен был поддерживать Коля как партнер по коалиции486486
  Пять лет спустя, в своих мемуарах, Геншер все еще пренебрежительно отзывался о плане Коля из десяти пунктов как о слишком нерешительном и медлительном, без четкого графика в очень срочной ситуации. «Единство должно было быть достигнуто как можно скорее». Genscher Erinnerungen p. 673.


[Закрыть]. Впрочем, он сам поступил по отношению к Колю точно так же в своем выступлении с пражского балкона несколькими месяцами ранее. Да, у них были инстинктивно разные подходы к тому, как достичь воссоединения – Коль предпочитал западноориентированную линию Аденауэра, нацеленную на включение Восточной Германии в Федеративную Республику и Западный альянс, в то время как Геншер склонялся к тому, чтобы распространить Восточную политику на всю панъевропейскую архитектуру. Но, несмотря на соперничество, несмотря на различие в способах и средствах, они оба фундаментально были согласны в конечной цели, а именно, хотели достичь германского единства. Для Геншера это было делом и для головы, и для сердца. Поэтому, смирив гордыню, он был готов выполнить роль пожарного и попытаться перетянуть на свою сторону Лондон, Париж и Москву.

Технически, конечно, министр иностранных дел не отвечал за внутринемецкую политику, потому что внутренние вопросы не относились к «внешней политике». Тем не менее Геншер был полностью вовлечен в вопросы воссоединения, потому что с ним были связаны внешние осложнения, отношения с соседями ФРГ, с правами Четырех союзных держав, прерогативы сверхдержав, сфера международных организаций, так же как и вопросы территории и безопасности. Геншер понимал, что выстроить международный консенсус и проложить дорогу к единству – это его долг.

Москва, очевидно, была самым проблемным препятствием, и для его преодоления требовались самые большие усилия. И, что еще более важно, у Советов были сильные карты: СССР был ядерной сверхдержавой, одной из четырех стран-союзниц, державшей на территории ГДР полумиллионную армию.

Это давало Кремлю несколько возможностей. Он мог настаивать на панъевропейской структуре. Или предлагать идти к германскому единству через нейтралитет, как это пытался сделать Сталин в 1952 г. Он просто мог сказать единству «нет» или использовать силу, чтоб сохранить ГДР. Но как обстояли дела в самом Кремле? А не повернет ли перестройка вспять? А как обстоит дело с переориентацией экономики? Можно ли сдержать сецессионистские требования республик? А вдруг произойдет путч?