Текст книги "Моя темная королева"

Глава 9. Из глубины

Когда ты впервые сбросила волосы с балкона, я испугалась.

Нет, я еще не понимала, почему матушка заперла тебя именно на вершине башни, не думала об особенностях твоего дара и не знала, что для чародейства тебе нужно коснуться земли хотя бы кончиком пальца.

Или кончиком косы.

Твои волосы, протянувшиеся вдоль черной каменной кладки, как никогда яркие и живые, казались золотистыми змеями, ползущими по выжженному полю.

В тот день до соприкосновения с землей им не хватило ладони.

Сегодня, говорят, от них не скрыться даже в сотне верст от твоего дворца.

Трюм становится нашей каютой как-то незаметно и без лишних обсуждений.

Недовольны этим только Принц и Кайо.

Последнего я по-прежнему скрываю от команды и не выпускаю полетать даже ночью – не хочу, чтобы матросы болтали о том, кто я и что я. Три дня – недолгий срок для птицы, несколько месяцев путешествовавшей в мешке.

Кайо все понимает и послушно прячется, когда в трюм спускается долговязый боцман с очередной проверкой, не покусились ли мы на драгоценный груз. И все же с его уходом моя тьма снова начинает вредничать и возмущенно клекотать, точно курица, чем немало забавляет Искру.

Что касается его высочества… Подозреваю, его попросту терзает морская болезнь, которую Принц маскирует скверным настроением и необоснованными придирками ко всему и вся. Этим утром он о чем-то поспорил с Охотником, да так, что тот уже несколько часов не расслабляет сдвинутых бровей, а теперь вот нацелился на меня.

Ему отчего-то до крайности интересно, о чем мы ночью говорили с Волком и почему тот так громко смеялся.

Ответ «да так…» не принимается.

– Юность… ревность, – бормочет Искра, раскачиваясь в гамаке.

Мы обе делаем вид, что вчерашней беседы не было.

– Глупости, – отмахиваюсь я. – Принц просто не в духе.

– А Ведьма слишком хорошо проводит время, – парирует тот, успокаивающе поглаживая перья Кайо, с которым они на удивление быстро нашли общий язык.

Я не сразу понимаю, что в трюме повисла тишина.

– Принц? – наконец переспрашивает Искра, неловко приподнявшись на локтях.

– Ведьма? – вторит ей Охотник из облюбованного угла под лестницей.

– О, это мы просто дали друг другу милые домашние прозвища, – отзывается его высочество. – Я – Принц, она – Ведьма. Каждому по способностям, так сказать.

Забавно. Я и не заметила, что при них мы умудрялись никак друг к другу не обращаться.

– Вот скажи, Охотник, – продолжает он, – какие у Ведьмы волосы?

– Можешь спросить у меня самой.

– И ты ответишь правду?

– Конечно, – уверяю я и тут же вру: – Рыжие.

– А глаза? – не унимается Принц.

Я снова вру:

– Зеленые.

– Какая-то ты ненастоящая ведьма, – делает он странный вывод.

– Почему? Во всех сказках ведьмы как раз рыжие и зеленоглазые.

Я стараюсь не смотреть на рыжую и зеленоглазую Искру.

– Вот именно что в сказках. Или ты веришь, что каждое слово в них – истина?

– Я верю, что ты пытаешься загнать меня в какую-то ловушку, поэтому перестаю отвечать на глупые вопросы.

Принц встает, и Кайо тут же вспархивает ему на плечо и гордо выпячивает угольную грудь, будто на трон уселся. Они сейчас даже чем-то похожи, что странно – тьма-то моя.

– Хорошо, тогда просто слушай, есть у меня для тебя одна сказка, – говорит Принц, расхаживая от стены к стене. – Вчера моряки рассказали, а уж они где только не побывали и всякого навидались. И когда на борт ступил Волк, все сразу вспомнили… даже не сказку – легенду об арьёнском огневике и трех девах.

Я фыркаю, но его это не останавливает.

– Были они сестрами, похожими как три капли воды, русоволосыми и сероглазыми да с кожей нежной, розовой, как у…

– Поросят, – услужливо подсказывает Искра.

– Да, вроде того, – не замечает издевки Принц. – И все три отказали огневику, и спряталась каждая от его гнева в своем домике, но ни одну это не спасло. Первая жила в хижине из соломы…

– Какая глупость! – возмущается Охотник, кажется, всерьез увлекшийся историей. – Огневик же сожжет солому за мгновение!

– Так и случилось. Правда, деве удалось выбраться и скрыться в домике второй сестры, сплетенном из прутьев.

– Но ведь прутья тоже легко горят!

Я едва сдерживаю смех, глядя на одухотворенное лицо Принца и встревоженное – Охотника. Искра отворачивается, но, судя по трясущимся плечам, ее тоже распирает от хохота.

Или от страха за незадачливых тройняшек, во что лично мне не верится.

– Щелкнул огневик пальцами – и домик из прутьев тоже занялся пламенем, а девы, растрепанные и обожженные, побежали к третьей сестре…

– Ну хоть этой хватило ума прятаться в нормальном доме? – с улыбкой уточняю я.

– Дом ее, крепкий, нерушимый, был сложен из камня, – повышает голос Принц, и Охотник облегченно вздыхает.

Зря. Нам же с самого начала сообщили, что девицы не спаслись, так что, очевидно, сейчас все трое и помрут.

Бьюсь об заклад, подвох в том, что дверь-то у дома деревянная… Я даже подаюсь вперед и закусываю губу в нетерпении – угадала или нет?

– Долго бродил вокруг дома огневик, море силы выплеснул, но упрямый камень так и не поддался пламени. – Принц на секунду умолкает и хитро улыбается. – Зато трава вокруг занялась, да деревья, да ставни резные. И пока они дымились, сестры медленно задыхались в каменной ловушке. Конец.

Я разочарованно откидываюсь на стену. И это всё? На Охотнике лица нет, будто он лично должен был спасти тройняшек, но не смог. Искра тоже выглядит расстроенной.

– И в чем мораль? – спрашивает она.

– Не связывайся с арьёнскими огневиками, – отвечает… не Принц.

Я поднимаю глаза на Волка – точнее, на его голову, торчащую из люка. Тени не дают оценить реакцию огневика на сказку, впрочем, боюсь, и на свету я бы с этой задачей не справилась. Но голос вроде бы звучит спокойно. Даже весело.

– Идемте, а то пропустите самое интересное, – зовет Волк, пока я пытаюсь подобрать слова, а Принц (и Кайо вместе с ним) еще сильнее выпячивает грудь, словно готовится защищаться.

– Что может быть интересного посреди воды? – ворчит его высочество.

Волк только хмыкает и исчезает по ту сторону люка, и я, переглянувшись с остальными, поспешно карабкаюсь по лестнице вслед за ним.

До острова еще целых два дня, так что интересное нам не повредит.

Я совершенно не разбираюсь в мореходстве. Если честно, это первое мое путешествие на корабле, и прежде я не подозревала, что пересекать границу между морями так занимательно.

Что уж говорить: я не знала даже о том, что граница эта может быть столь буквальна и видна невооруженным глазом. Словно кто-то скрепил прочной нитью два полотна разных цветов, и во все стороны протянулся неровный белый шов.

Мы сейчас на ирманской половине, в Зеркальном море. Вода вокруг «Предназначения» все еще густая и темная и на фоне светло-бирюзовой глади моря Закатного, раскинувшегося за пенной границей, кажется совсем черной.

Почему они не смешиваются? Почему не сольются воедино, как и положено воде в одной миске?

Мучимая любопытством и желанием рассмотреть, нет ли там преграды попрочнее, я так сильно перегибаюсь через борт, что едва не падаю. Но кто-то мешает, оттаскивает меня прочь за шкирку. Судя по лейдфарским ругательствам, это капитан.

– Первый и последний раз, – рычит он, от раздражения утратив акцент, и толкает меня в объятия Принца. – Полезешь снова – позволю кракену тебя сожрать.

– Кракену? – шепчу я, но капитан уже марширует дальше по палубе и громко выкрикивает приказы.

Часть матросов болтается на веревочных лестницах, другая – возится с узлами, складывая одни паруса и поднимая другие. Я только теперь замечаю, как сильно разыгрался ветер. И чем ближе мы к границе, тем мощнее он становится и будто бы дует сразу со всех сторон.

– Кракен – глубинный страж, – отвечает вместо капитана Принц.

Голос его неестественно бесстрастен, а руки на моих плечах напряжены. Когда я пытаюсь отойти, Принц только стискивает пальцы, и я замираю.

– По легенде, его создала ведьма – любите вы таких питомцев – и поселила на границе морей, где он с тех пор топит корабли и собирает для нее сокровища, хотя той ведьмы и в живых-то нет давным-давно.

– И чему так радуется команда? – удивляюсь я, видя нетерпеливое предвкушение на лицах бегающих по палубе матросов. – Скорой встрече с чудовищем?

– Полагаю, они решили добыть щупальце кракена. – Принц издает короткий смешок. – Я-то гадал, чего это капитан сорвался с якоря на ночь глядя, как только заполучил личного огневика. Теперь понятно… хотел пересечь границу на закате – лишь в это время страж поднимается на поверхность. Он боится пламени, и с такой защитой они вполне могут откромсать у бедолаги одну из конечностей.

– Да зачем она им?! – восклицаю я и слышу за спиной голос Охотника:

– В кракене сила древней ведьмы. И кровь сотен моряков. За кусочек его плоти любой зельевар отдаст все, что имеет, – можно озолотиться.

– Или умереть, – заканчивает Искра.

Выходит, они все стоят позади, но я не оборачиваюсь и больше не пытаюсь высвободиться из хватки Принца, не желая его нервировать.

И это Волк назвал интересным? Зачем он пригласил нас сюда?

Сомневаюсь, что дело в тщеславии и стремлении поразить нас своей силой. Для такого арьёнец слишком закрыт и равнодушен к чужому мнению, иначе не упустил бы случая покрасоваться еще в порту или в доме на утесе. Жестоким он мне тоже не показался, и вроде мы не успели ему слишком насолить, чтобы скармливать нас глубинной твари из мести.

Поглядывая по сторонам, я нахожу Волка на шканцах: вокруг него кружат потоки воздуха, вполне видимые, потому что искрятся, а то и вовсе горят синеватым пламенем. Лицо и поза его издалека кажутся расслабленными и безмятежными, будто Волк нежится на солнышке в цветущем саду, а не пытается устоять на кренящейся и уже скользкой от воды палубе под порывами огненных ветров.

Я и сама держусь на ногах только благодаря Принцу.

– Если хочешь, спустимся… – Он почти кричит, чтобы быть услышанным сквозь начинающийся шторм.

При ясном-то небе.

Я мотаю головой:

– Нет! Возможно, мне это нужно.

– Сейчас начнется! Руби под корень, воительница! – вопит пробегающий мимо матрос, очевидно, обращаясь к Искре.

– Рискнем? – слышу я ее веселый голос, затем смех, и через мгновение они с Охотником, поскальзываясь, подхватывают друг друга под локти и, на ходу обнажая клинки, несутся к правому борту.

Солнечный диск в воде уже наполовину, «Предназначение» вот-вот минует границу морей.

Мы с Принцем, замершие ближе к носу корабля, чувствуем переход одними из первых. На краткий миг пересечения со «швом» все звуки будто исчезают. Я по-прежнему вижу, как судорожно цепляются матросы за веревки и поручни, как скручивается сорвавшийся с мачты парус, точно постиранная простыня в руках прачки; как вздымаются за бортом волны – ежевично-черные и ярко-бирюзовые. Вижу, но словно сквозь толстое бутылочное стекло.

И это же стекло защищает меня от шторма.

Вроде и держаться уже не надо, и ладони Принца на плечах кажутся лишними.

Я вытягиваю руку перед собой, шевелю пальцами, поражаясь ощущению невесомости… и тут же едва не падаю под тяжестью вернувшихся звуков и ударами неутихающих ветров.

Нет, все-таки хорошо, что Принц держит, и держит крепко. Практически прижимает меня к своей груди.

– Обещай, что будешь слушаться! – кричит он мне прямо в ухо, но я все равно сомневаюсь, не почудилось ли…

Слушаться? Он серьезно?

– Что?

– Выполняй все, что скажу, или запру в трюме, – переходит Принц к угрозам, и мне становится так смешно, что… я киваю.

– Обещаю! – кричу в ответ. – Шага без твоей указки не сделаю! А что та…

Гигантское блестящее щупальце обрушивается на палубу с грохотом и треском ломающихся досок. Оно извивается, точно змей, и сочится слизью, от которой по дереву во все стороны расползаются черные прожилки. Я шумно выдыхаю и цепляюсь за Принца, а тот спокойно и уверенно тащит меня к ближайшей мачте. И снова он полон той невероятной грации, снова ловок и будто бы зряч, а может, и не просто зряч – едва мы отходим на несколько шагов, как на доски, еще хранящие следы наших ног, падает второе щупальце.

К нему тут же с криками устремляются несколько матросов, размахивая самым разнообразным оружием. В руках одного даже поблескивает огромный топор, сдается мне, это увеличивает шансы на успех.

Первое щупальце уже атакует другая команда во главе с Искрой и Охотником. Полагаю, отсечь его не проще, чем срубить толстенное дерево, которое при этом еще и сопротивляется, так что быстрой победы никто не ждет. И Волк не вмешивается, лишь внимательно следит за ходом событий, чтобы выпустить пламя на волю и обратить монстра в бегство, как только дело будет сделано.

Принц сует мне в руку веревку, заставляет сжать покрепче и ни на миг не выпускает меня из своей хватки. Я яростно верчу головой и смаргиваю воду, льющую на нас со всех сторон. Корабль так неистово качает на волнах, что верх и низ уже несколько раз поменялись местами; палуба зияет дырами, а мачты хоть и стоят пока, но скрипят так натужно, будто силы их на исходе.

Кажется, прошло меньше секунды, я только и успеваю в очередной раз моргнуть, прогоняя мутную пелену, а вокруг «Предназначения» уже змеится пять новых щупалец. Эти не пытаются проломить борт, не спешат напасть, только покачиваются в воздухе настороженными кобрами; склизкие розовые присоски, рассыпанные по всей длине, пульсируют, будто принюхиваются, выбирая жертву.

Застрявший где-то высоко на такелаже[6]6
  Такелаж (от нидерл. takelage, от takel – «оснастка») – общее название всех снастей на судне или вооружение отдельной мачты или рангоутного дерева, употребляемое для крепления рангоута и управления им и парусами.


[Закрыть] юнга отлично для этого годится.

Он сам бросается в бой. Наматывает на руку веревку, отталкивается посильнее и, обнажив саблю, с отчаянным криком, похожим скорее на песнь чайки, летит к ближайшему щупальцу. Принц не может этого видеть, но вздрагивает и выдыхает:

– Нет…

И вскоре я уже завидую его слепоте.

Матрос не наносит чудовищу ни единой царапины. Его перехватывают на лету сразу два щупальца: одно обвивает плечи, второе – ноги… и каждое с громким всплеском утаскивает под воду свою половину разодранного тела.

Я всхлипываю, зажимаю рот ладонью и делаю непроизвольный шаг вперед – туда, где вода смешалась с кровью, – но меня тут же притягивают обратно.

– Только здесь безопасно! – кричит Принц, и я ему верю.

Справа доносится истошный вопль, и я вижу, как еще одного матроса обвивает и вздергивает к верхушкам мачт новое щупальце. Крик его обрывается только под водой.

И то ли ребра мои сжимаются, грозя раздавить сердце, то ли оно само растет и набухает, но грудь вдруг пронзает острая боль, и я никак не могу вдохнуть. Словно это меня сбросили за борт и тянут все глубже и глубже, на самое дно…

Я пастырь. Неправильный, слившийся с тьмой, но мы не созданы для того, чтобы стоять в стороне, пока вокруг гибнут люди.

«Прости, Принц».

Вслух за нарушенное обещание я не извиняюсь. Просто срываюсь с места, на бегу формирую длинную плеть из силы, не слишком заботясь о ее чистоте. Свет, тьма – главное, дотянуться. Не знаю, бежит ли Принц следом. Треск дерева, грохот волн, лязг металла и человеческие крики – за таким гвалтом ничего не расслышишь, а оглядываться я не хочу. Надеюсь только, что он остался в безопасности.

Матросы атакуют щупальца кучами, за их спинами не видно, отрублено ли уже хоть одно, но Волк все так же бездействует. Наверное, у него там наверху обзор получше. Свободные конечности монстра то уходят под воду, то снова выныривают, и я молюсь, чтобы они окунались просто так, а не утаскивали в зубастую пасть новые жертвы.

Наконец передо мной сразу три вздыбленных щупальца и ни одного человека в зоне поражения. Не задумываясь, я резко взмахиваю едва светящейся плетью. Воздух гудит, время замедляется; плеть скользит по сочащейся слизью плоти чудовища и на первый взгляд не причиняет ей вреда. Когда корабль начинает дрожать, я не сразу понимаю, что дрожит он от рева глубинной твари.

А потом на палубу падает одно отсеченное щупальце. Второе тоже отваливается, кусок падает на планширь, проламывая его, и переваливается за борт. А третье, едва задетое, взбешенной змеей бросается ко мне.

Пытаясь замахнуться второй раз, я поскальзываюсь и опрокидываюсь на спину, ощутимо приложившись затылком. И тут же чувствую обжигающую боль в левой ноге, теперь словно объятой огненным кольцом, которое сжимается все туже и туже…

Небо и палуба вновь меняются местами, я силюсь зацепиться руками за торчащие обломки досок, но меня поднимают все выше и выше, только чудом не отрывая ногу от тела.

Про тебя часто говорят: «Она любого сожрет с потрохами». Что ж, похоже, мне предстоит стать отнюдь не твоим обедом…

– Пали! – внезапно орет совсем рядом Принц и, схватив меня за руки, тянет на себя.

Из-за попавшей в глаза слизи я почти ничего не вижу, но чувствую, как наверху становится жарко. Пятки просто огнем горят, и я не уверена, что от сапог и штанов не остался один пепел.

Зато под очередной вопль монстра исчезает хватка щупальца. Сердце ухает, и я лечу в объятия Принца, который явно не рассчитал свои силы. Или мой вес.

Так что пока палуба ходит ходуном от конвульсий чудовища и команда что-то радостно вопит, мы лежим. Принц – на спине, я – на Принце. Затем, когда сердце уже не пытается выскочить через рот, неуклюже сползаю, сажусь и протираю глаза.

Вокруг бушует пламя.

Удивительным образом огибая людей, паруса и снасти, оно жалит кракена, заставляя его убраться обратно под воду. Щупальца отшатываются, корчатся, сбивают закрепленные за бортом шлюпки и наконец с шипением скрываются в глубине.

И в тот же миг исчезает и огонь, и шторм, будто умелая иллюзия, наведенные чары, и вот уже потрепанное, но не сломленное «Предназначение» мирно покачивается на игриво-легких волнах Закатного моря.

Мы пересекли границу.

Солнце совсем скрылось, лишь слабое зарево пробивается из-за горизонта, словно путник уходит прочь под гору, унося с собой сияющий фонарь.

Я сижу на мокрой от воды и зеленоватой крови палубе; гниль из досок медленно испаряется, оставляя после себя выжженные борозды. Рядом тяжело дышит Принц. Остальные радостной гурьбой кружат возле трех отрубленных щупалец. Похоже, никто не ожидал такого улова.

Искра хлопает Охотника по плечу, капитан пытается ее обнять, но получает тычок в бок, матросы о чем-то перешучиваются. Будто и не было всех этих жутких криков. Будто как минимум двое из команды не отправились только что на корм морскому чудовищу.

– Хотел показать, – слышу я голос Волка и задираю голову.

Он возвышается над нами, уперев руки в бока, растрепанный и бледный, почти сияющий на фоне сгустившихся сумерек.

– Что ради наживы люди готовы на все? – спрашиваю я.

– Нет. Что одиночки выживают редко, а с поддержкой и помощью друзей можно одолеть любого монстра.

Очередная поразительно длинная фраза в его исполнении.

Я киваю, хотя урок кажется мне глупым и бессмысленным. Конечно же, с парой-тройкой соратников сражаться с тобой будет проще. Я это знаю. Никогда не страдала излишней самоуверенностью. Вопрос в том, смогу ли я так же легко пережить их смерть, как команда «Предназначения».

И какими секретами придется заплатить за чужую помощь.

Глава 10. Остров

Я никогда не спрашивала у матушки, почему король решил убить собственное дитя, еще совсем крохотное и неразумное.

Думаю, я боялась ответа.

Если ты в три года умудрилась поселить подобный невыразимый ужас в душе родного отца, то на что же способна теперь?

Оставшиеся два дня пути я почти не поднимаюсь на палубу.

Не думаю, что кто-то видел мою плеть, а третье добытое щупальце, судя по разговорам, приписали слаженной работе Волка и Принца, так что пугают меня отнюдь не косые взгляды. Плевать, если назовут ведьмой, плевать, даже если поймут, что пастырь, – я просто не могу смотреть на довольные лица матросов.

Как выяснилось, погибло пятеро. И ради чего? Во имя вечной славы? Я сомневаюсь, что через несколько дней про них хоть кто-то вспомнит. Команда выпила за покой павших на дне морском и… все. В ту ночь только и обсуждали, что цены на мерзкие присоски и как любая ведьма душу отдаст за кусочек плоти напитанного древними чарами кракена. Понятия не имею, зачем им ведьмовские души, но слушать подобную болтовню было невыносимо.

Отмывшись от слизи, я забилась в свой угол в трюме и с тех пор… сижу.

– Люди гибнут, – порой начинает Искра, пытаясь меня растормошить. – Моряки чаще прочих. Пять мертвецов для такой славной битвы пустяк.

Охотник кивает в такт ее словам, но смотрит смущенно. Ему словно неловко передо мной за ту радость, что он испытывал, сражаясь. И я бы хотела заверить, что никого ни в чем не упрекаю и не сужу, да вот только нужные слова на ум не идут и язык не поворачивается.

Ибо я упрекаю и сужу. В первую очередь себя. Я слишком долго стояла в стороне. Смотрела. Ждала, что все решится без моего вмешательства.

Как всегда.

Вот и с тобой… все могло сложиться совсем иначе.

Интересно, ты тоже винишь меня?

– На остров мы с Принцем сойдем вдвоем, – говорю я, кажется, прервав Искру на полуслове.

Не знаю, что она пыталась втолковать мне на сей раз. Наверное, все ту же мысль о никчемности принесенной жертвы по сравнению с героической победой.

Охотник вскидывает голову, хмурится, кривит и без того искривленный шрамом рот.

– Она идет за тобой, – продолжаю я, кивком указав на Искру, – а вот что ведет тебя – это вопрос посложнее. Но даже не в нем дело.

– А в чем? – спрашивает… не Охотник. Принц, дремавший в гамаке. – По мне, так верный меч на острове не повредит.

– Меч можешь взять, а эти двое пусть плывут до Олвитана.

– Если бы не «эти двое», ты бы сейчас лихо работала веслами еще где-нибудь у берегов Бронака, – говорит Искра. – Не то чтобы я жаждала блуждать по землям диких тварей, но ты бы лучше дважды подумала, прежде чем…

– Я подумала трижды, – перебиваю я. – Остров возьмет плату. Отверженные возьмут. Они не делятся чарами и знаниями безвозмездно. Я не хочу приносить зверю в клетку кусок мяса, который он может потребовать в уплату. Хватит и того, что они выторгуют у нас с Принцем.

– Спасибо за предупреждение, что придется кормить собой зверей, – фыркает он.

Я молчу и прикрываю глаза, мысленно перебирая матушкины рассказы об отверженных. Если уж мне, буквально жившей в лесной глуши, довелось их услышать, то и Принц наверняка все прекрасно знает и понимает.

Плата может оказаться самой невообразимой: от ногтя с мизинца на левой ноге до воспоминания о первом поцелуе, от крови и слез до способности чувствовать солнечное тепло – зависит от того, с кем придется торговаться. Но кто бы это ни был, он заставит заплатить всех явившихся, и я бы отправилась туда вообще одна, если бы могла выбраться с острова без Принца.

Я поднимаю взгляд и смотрю в сверкающие, словно черные бусины, глаза Кайо, успевшего натаскать себе на перекладину под потолком каких-то тряпок.

Будь моя воля, я бы и его отослала в Олвитан на корабле. Или спрятала бы глубоко-глубоко в груди, где он когда-то и зародился, лишь бы уберечь от жадных лап лесных тварей…

– Я не задаю вопросов, – наконец говорит Охотник. – Не пытаюсь выяснить, что вы надеетесь найти на острове и на чем хотите оттуда уплыть. Я не лезу с советами, ничего не требую, просто иду рядом, чтобы помочь в нужную минуту. Это мой долг.

Я опускаю глаза, но смотрю не на него – в стену, за которой гудят волны.

– Ты мне ничего не должен.

– Тебе – нет.

И на этом все. Охотник умолкает, а я следую его примеру и не задаю вопросов. Лишь говорю:

– Вдвоем нам будет проще. Если вам и правда суждено… помогать, то мы встретимся в Олвитане. В Абре. В ее… дворце. Дождитесь нас.

– Кому еще придется ждать, – бормочет Принц, и я понимаю, что остров мы будем покидать явно не вплавь.

Если, конечно, вообще его покинем.

Обсуждать это сейчас нет смысла. Искра глядит на меня не то довольно, не то глумливо; Охотник поджимает губы и снова уходит в себя. Помнится, в таверне он был поразговорчивее, а сейчас может посоперничать с Волком за звание главного молчуна.

Наверное, я бы радовалась, если б не переживала, что за молчанием таится отнюдь не согласие, а упрямое желание увязаться за нами.

Что ж, я тоже умею быть упрямой, да и Принцу в этом, кажется, нет равных.

Кайо я выпускаю заранее.

Земли на горизонте еще не видать, но я чувствую близость проклятого места каждой каплей дара. Чары натягиваются между нами, словно нити в руках прядильщицы судеб, готовой щелкнуть ножницами; звоном отдаются в груди.

Я и не знала, что ты вложила в защиту острова столько силы, – ведь именно на нее сейчас отзывается моя кровь, моя память, моя душа. Другое дело, кого именно ты защитила: отверженных от навязчивых гостей или наоборот? Куда мы так стремимся попасть: в неприступную крепость или в тюрьму?

Я выношу Кайо из трюма на плече не таясь, но на удивление никого не встречаю на пути. Слабый ветер гоняет по палубе голоса неспящих матросов, предупреждая, в какую сторону лучше не ходить. В темной воде отражаются созвездия, и в одном из них мне даже видится копия моей крылатой тьмы, такая же взъерошенная и недовольная долгим заточением. И все же Кайо терпеливо ждет, не срывается прочь без приказа, только умоляюще хлопает огромными глазами.

– Лети, – наконец шепчу я, и он устремляется ввысь.

А я остаюсь внизу, до боли впиваясь пальцами в изъеденные морем перила и вглядываясь в ночь.

Остров где-то там. Совсем рядом. Надеюсь, он подарит мне хотя бы один ответ.

Тревогу я чувствую не сразу. Сначала усиливается ветер, взъерошивая мне волосы и бросая на глаза темные пряди, словно стремясь перекрыть обзор. Затем море, вздыбив волны, словно зверь шерсть, бросается на корабль и пытается сбить его с курса. Оттолкнуть от цели.

Когда разгорается шторм – на сей раз настоящий, с набежавшими тучами, ливнем и сверкающими молниями, – я так и стою у левого борта, крепко держась за перила. Лучше бы отойти, но кажется, если только на секунду расслаблю пальцы – сразу же попаду в холодные объятия моря.

Я слышу крики. На палубу высыпают матросы, выскакивают изо всех щелей, точно пчелы из потревоженного улья, и суматошно, но поразительно слаженно носятся от одного узла к другому. Снова поднимаются и складываются паруса. Я пригибаюсь, прячась от непогоды за фальшбортом[7]7
  Фальшборт (от нем. Falschbord; англ. bulwark) – ограждение по краям наружной палубы судна, корабля или другого плавучего средства, представляющее собой сплошную стену без вырезов или со специальными вырезами для стока воды, швартовки и прочего. Это конструкция из дерева или стальных листов с подпирающим набором (в зависимости от того, из какого материала строилось плавучее средство).


[Закрыть], и рядом опускается на колени насквозь промокший Принц.

– Нам пора.

– Что?! – Я силюсь рассмотреть его лицо сквозь потоки воды, и, похоже, он вполне серьезен. – Кэп уже надраивает сходни?

Принц поправляет повязку – потяжелевшая ткань так и норовит сползти вниз.

– Нет, но готов пожертвовать нам последнюю шлюпку, не сорванную кракеном.

Да. Я тоже помню, что одна хлипкая лодчонка после битвы каким-то чудом удержалась в веревочной люльке, но если капитан думает, будто она нам чем-то поможет в такой шторм, то он безумен.

– Ты ведь шутишь? – говорю я, оглядываясь вокруг. – Он обещал доставить нас на остров!

– Он и доставил. Ближе не подойти. – Принц протягивает руку, находит на ощупь и сжимает мое плечо. – Погода испортилась не просто так. Это все остров. Защищается.

– Страж проснулся, хвостом махать! – раздается над нами крик капитана, и я вскидываю голову.

Он стоит совсем рядом: ноги широко расставлены, руки в боки, с полей шляпы ручьями стекает вода. Корабль кренится то в одну, то в другую сторону, и капитан легко подстраивается под этот ритм, ни на мгновение не теряя равновесия.

– Везет еще, мы в охвостье шторма! – снова кричит он. – В брюхо не лезть, дальше вы сами!

– Это безумие! – Я вскакиваю, судорожно цепляясь за перила, и вечерняя похлебка тут же подкатывает к горлу. – Эту вашу лодку в щепки разнесет!

– Значит, без нее идти, – отвечает капитан.

Я готова еще повоевать, но Принц встает, кладет руку поверх моей, вцепившейся в мокрое дерево, сжимает пальцы – и я захлопываю рот, уже полный морской и дождевой воды. И только теперь замечаю на его плече мой мешок. Очевидно, ход обратно в трюм закрыт, и если не сядем в шлюпку, нас просто вышвырнут за борт.

Собственно, и вышвыривают – заставляют спускаться по веревочной лестнице, которую так мотает из стороны в сторону, что я пару раз соскальзываю и обжигаю ладони. А когда ноги касаются дна лодки, едва успеваю присесть и вцепиться в скамью.

Принцу не легче, хотя он идет вторым, и внизу я помогаю ему не промахнуться мимо цели.

Наконец мы сидим в крохотной по сравнению с кораблем посудине, раскачиваемся на ветру и тщетно пытаемся вычерпать успевшую набраться в шлюпку воду. А наверху темные силуэты матросов спиливают веревки.

– Верная смерть, – шепчу я, но Принц слышит.

Или думает о том же.

– Выживем, – заверяет он, а затем мы срываемся в пропасть.

Последнее, о чем я думаю, прежде чем вылететь из треклятой лодки и с головой погрузиться во мрак и холод бушующего моря: благо Охотник за нами не увязался.

Может, хоть он тебя остановит, если мы с Принцем не выплывем.