Текст книги "Моя темная королева"

Глава 7. Тяжесть камня

Слух о принцессе, томящейся в башне, ты запустила сама. В те дни матушка еще не запирала тебя наверху, полагая, что в гиблый лес никто в здравом уме не сунется, а ходу за его пределы тебе не было.

И все же ты ухитрилась отыскать двух заплутавших путников. И одного даже оставила в живых, иначе кто бы сложил о тебе первую песнь?

Второй же пал жертвой чудовища, ведьмовского стража, змея с пятью головами. Его ты тоже создала сама, вложив в жуткое тело всю свою ярость, всю ненависть, иначе рассказ чудом уцелевшего странствующего рыцаря не был бы столь впечатляющим.

Выспаться не удается, и не только потому, что я оставляю без внимания как приглашение Принца, так и дозволение хозяина устроиться на его тюфяке, и пытаюсь прикорнуть прямо на стуле. Мне попросту неуютно в этом доме. И волны бьются внизу все громче, будто пытаются раскачать скалу и наконец поймать хлипкую хибару в свои объятия; и ветер все отчаяннее свистит меж ставнями, недовольный тем, что от него отгородились.

Спокойствие Волка тоже не утешает – судя по всему, он давно готов кануть в бездну и не дрогнет, даже если у дома сорвет крышу и половину стен. Во сне он, похоже, и вовсе не нуждается и по-прежнему трудится над очередной картой. Картой Олвитана. Причем Олвитана нынешнего, со всеми черными пятнами там, куда ступала твоя нога.

В итоге к полудню я уже нетерпеливо мнусь у порога; на одном моем плече мешок с ворчащим Кайо, на другом – со всякой снедью, щедро выданной хозяином. Невыспавшийся и хмурый Принц с отпечатавшимся на щеках диковинным узором слишком медленно доедает утреннюю кашу, отчего я раздражаюсь все сильнее. В какой-то момент даже тянусь к двери, готовая бросить его тут, и пусть хоть до вечера трапезничает, но, словно учуяв мой настрой, Принц таки опускает ложку и вскакивает.

– Не прощаюсь? – с вопросительными нотками произносит он, на что арьёнец только хмыкает да машет рукой, мол, идите уже.

И мы уходим, так и не услышав его голоса. И разумеется, не составив никакого плана, хотя вроде в том и был смысл ночевки под чужой крышей.

– Нам нужно в город, – говорит Принц, едва мы удаляемся от обрыва на полверсты. – Порт, конечно, уже не так оживлен, как прежде, но я слышал стук топоров и визг пил. Корабли строят и спускают на воду. Какие-то из них, конечно, повезут прямиком в Олвитан дары для Королевы, но другие, уверен, только до острова и ходят.

Я молчу, ибо он прав. Как минимум половина здешних судов непременно наведывается к отверженным, потому что, как бы их ни боялись, от столь сильных чар трудно отказаться. Как и от растущих на острове редких трав и чудодейственных корешков. Однако все смельчаки прекрасно знают, куда или к кому плывут, и действительно не задерживаются надолго у опасных берегов – быстро справляются с задачей и уносят ноги. Говорят, сами воды вокруг острова так и норовят убить всех и каждого, поэтому, даже пожелай какой-нибудь корабль нас дождаться, у него может попросту не получиться. Ведь мы понятия не имеем, что ищем и как долго будем бродить по землям проклятых.

Да, если Принц не соврал и знает иной способ выбраться с острова, нам хватит и билета в один конец. Вот только учитывая, что «нам» – это безглазому олвитанцу и запыленному бродяге неопределенного пола с птицей в мешке… даже на такой билет я рассчитываю мало.

Хотя Принц сегодня выглядит поприличнее. Отмыт, причесан. Одежда на нем все та же ветхая, но на вид даже опрятнее моей. А чистые волосы, стянутые в хвост, и вовсе похожи на твои. Так же сверкают золотом на солнце. Повязка по-прежнему пугает, но в общем и целом из нас двоих именно я теперь могу оказаться помехой.

Но самое главное, что меня просили не приводить олвитанца в город…

– Местные мне, конечно, не обрадуются, – продолжает он, предугадав вертевшуюся у меня на языке фразу. – Но как поймут, что я готов покинуть их гостеприимные берега, так сами все организуют, еще и пир прощальный закатят.

В последнем я сильно сомневаюсь, однако уплывающий вдаль чужак действительно может стать для Бронака приятным зрелищем – так почему бы не поспособствовать?

– Идем сразу в порт, – решаю я. – Находим корабль и ждем отправления в ближайшем к гавани трактире. Никаких прогулок по городу и подпеваний уличным скрипачам.

– Так ты слушала? – улыбается Принц.

– Против своей воли.

– Может, ждать и не придется, – говорит он.

– Думаешь, мы настолько везучие? – Я даже приостанавливаюсь, пораженная его уверенностью.

– Ты – не знаю, а вот я… – Принц улыбается еще шире. – В конце концов, я получил свою ведьму и нужную подсказку. Значит, и корабль получу.

Я только головой качаю, вспоминая про кроличью лапку. Точно ведь где-то припрятал.

Насчет порта он не ошибся. Людей, шума и движения здесь больше, чем вчера было на рынке.

Очевидно, прибрежные города оживают именно с берегов.

Рабочие толкают груженые телеги от длинных приземистых бараков к причалу и обратно; покачиваются на воде рыбацкие лодки, порой соприкасаясь бортами; и пилы поют так громко, словно их тут тысячи. Миллионы. Как будто я сунула голову в пчелиный улей.

За час прогулки я насчитываю сразу три строящихся корабля, с десяток прибывших и пять готовых к отплытию.

Что они повезут тебе?

И тебе ли?

Хочется верить, что окрыленная твоим невниманием и послевоенным затишьем Ирмания наконец восстанавливает связи и с другими странами. Хочется, но в болтовне матросов я слышу только «Олвитан», «Королева» и неизменный трепет, сковывающий их прокуренные и иссеченные морскими ветрами голоса.

На нас с Принцем глазеют. Без особой враждебности, но настороженно. Перешептываются, даже тычут пальцами, и только детям, построившим из пустых полусгнивших бочек кособокий фрегат и играющим в пиратов, все равно. Пару раз с криком «На абордаж!» нас окружает гикающая ватага, но в конце концов старый моряк с седой комковатой бородой разгоняет ребятню, чтоб не мешала погрузке.

Я замечаю, как напоследок Принц с грустной улыбкой ерошит волосы рыжему вихрастому мальчишке.

Сколько ему было, когда ты лишила его зрения и юности? Что слепота Принца твоих рук дело, я ни капли не сомневаюсь.

– Что скажешь? – спрашивает он, когда мы отходим подальше от строящихся судов и шума инструментов.

– Грузятся. Думаю, пара покинет гавань уже завтра. Другие – в ближайшие дни.

– Превосходно. – Принц запрокидывает лицо к небу и с силой втягивает воздух. – Как же тут пахнет…

Ему явно нравится, а по мне, пахнет тут рыбой, немытыми телами и лишь слегка – соленой водой. А еще чайки кричат так жутко, будто пытаются о чем-то предупредить неразумных людей, но те только отмахиваются и сквернословят.

– Я пойду… поговорю с капитанами, – неуверенно предлагаю я, и Принц кивает.

– Оставь со мной птицу, Ведьма. Могут насторожиться, если увидят.

– Не увидят.

Я поправляю мешок на плече – Кайо сидит на удивление тихо, лишь иногда я чувствую тонкие уколы его когтей и клюва сквозь тройной слой ткани.

Принц молчит, а я никак не могу сделать шаг обратно к громадинам кораблей и погрузочной суматохе.

Что я могу предложить кому бы то ни было за провоз столь сомнительных пассажиров? Те несколько монет, которые обеспечили бы мне ночлег и пищу на ближайшую неделю, вряд ли заинтересуют капитанов. Как и обещания Принца осыпать благодетелей золотом из королевской казны Олвитана – за них мы получим в лучшем случае порцию насмешек.

Зря мы не составили план. Зря не обсудили возможность пробраться на корабль тайком. Или отрабатывать дорогу матросским трудом. Имею ли я право предложить такую оплату за нас обоих?

– Выбирай кого-нибудь понеказистей, – советует меж тем Принц. – Не люблю конкуренции.

Я закатываю глаза, но узел в груди ослабевает, и улыбка на лице появляется сама собой. Он знает, как отвлечь от глупых мыслей.

– Думаю, выбирать будут нас, а не наоборот. Но твои пожелания я учту.

Да, я просто спрошу, как и собиралась поступить, когда была одна. В конце концов, до острова плыть дня три, не больше, против почти двух недель пути до Олвитана. Мы даже примелькаться не успеем, как уже сойдем на берег.

И мне не впервой ломиться вперед без всякого плана, с одной лишь конечной целью – добраться до тебя.

Преисполнившись решимости, я уже готова не идти – бежать к кораблям, когда Принц рядом напрягается, поворачивает голову и говорит с кривой ухмылкой:

– Ну привет, здоровяк.

Я смотрю туда же, куда и он. В паре шагов от нас, скрестив руки на груди, стоит хмурый Охотник и сверлит нас нечитаемым взглядом.

Похоже, он зол, и разозлила его именно я. На секунду хочется оправдаться, объяснить, что я не приводила Принца в город, что мы в порту и как раз собираемся покинуть Бронак. Но Охотник подает голос первым, немало меня озадачив:

– Идемте. У капитана всего несколько минут.

– У капитана? – Я перевожу взгляд с него на Принца, но тот лишь хмурится, тоже ничего не понимая.

– Вы же ищете корабль?

– Да, но…

– Значит, не стойте как примороженные.

И Охотник устремляется к причалу, больше не оглядываясь и будто даже не сомневаясь, что мы последуем за ним.

Да мы и следуем. Принц – неохотно, с сомнением, но молча. А я – бегом, обгоняя и в последний момент поворачиваясь спиной вперед, чтобы посмотреть в изуродованное шрамом лицо, когда спрашиваю:

– Как ты узнал? Это все старики, да?

Иного объяснения, кроме прозорливости утративших способности ведунов, я не нахожу. Еще когда Искра рассказала об их умении читать в чужих головах, я подумала о древней крови, сильной и могущественной, которая со временем разбавилась и теперь проявляется в потомках лишь случайными всплесками и нежданными озарениями.

Вот и сидят сморщенные необученные провидцы в таверне да подбирают путникам провожатых. Так почему бы не помочь и нам покинуть Бронак навсегда?

Охотник косит на меня уцелевшим глазом, кивает, но вслух говорит нечто неоднозначное:

– Вроде того.

Я разворачиваюсь – на резкое движение Кайо отвечает вскриком и болезненным уколом под лопатку – и дальше иду рядом с Принцем.

Как ни странно, его наш короткий диалог успокаивает, а вот мне с каждым мгновением все тревожнее.

Искру вижу издалека: она стоит на прогибающихся и потемневших от воды досках пристани, рыжая коса сверкает на солнце; за спиной развевается поношенный, но добротный плащ, выделяя ее фигуру из снующей туда-сюда массы потрепанной матросни. Рядом мельтешит невысокий крепыш в огромной шляпе, которая делает его похожим на оживший гриб.

Широкие поля отбрасывают тень, почти полностью скрывая его лицо, но, судя по подергиванию длинной, сплетенной в множество жгутов бороды, он что-то говорит. Быстро говорит. И руками машет для убедительности.

Искра слушает, улыбается чуточку снисходительно и выразительно поглядывает на нас, словно приказывает поторопиться.

Охотник ускоряет шаг, а вместе с ним и мы.

Я чувствую себя телком на веревке, и хочется воспротивиться, просто чтобы принять хоть какое-то решение, но любопытство берет верх.

А еще – облегчение.

Возможно, благодаря старикам из таверны, Охотнику, Искре или кому угодно еще мы и впрямь завтра выйдем в море.

Надежда испаряется, стоит приблизиться к, очевидно, капитану. Он едва кидает на нас взгляд из-под полей и начинает махать руками еще сильнее, что-то быстро-быстро выговаривая на певучем языке Лейдфара. Затем, похоже, замечает наши недоумевающие лица и выплевывает короткое:

– Этих не возьму!

У него сильный акцент, но отказ вполне однозначен.

– Ты обещал. – Искра поджимает губы.

– Двух пассажиров обещал, – тараторит капитан. – Без проблем, говорила. Хорошие пассажиры, говорила. Эти – не хорошие. Зачем мне, а? Зачем такие? Один… – Он обводит застывшего Принца широким жестом и поворачивается ко мне. – Второй вообще… баба.

Искра моргает, косится на меня, хмурится так, что мне становится стыдно за невольный обман, но борьбу не прекращает.

– Я тоже баба.

– Ты – звезда путеводная. – Лейдфарец пылко стискивает ее ладонь. – А эта камнем ко дну потащит, знаю я. Мысли тяжелые, душа тяжелая, друг вон какой. Нет, нет, нет. Не возьму!

Борода его неистово трясется, жгуты пляшут по груди как живые, а голос становится все громче, так что на нас начинают оглядываться спешащие мимо моряки.

Я молчу – просто чувствую, что любое слово взбудоражит капитана еще сильнее. И тихо радуюсь, что Принцу тоже хватает ума и выдержки не открывать рот. К тому же капитан прав насчет тяжелых мыслей и души, хотя про «камнем ко дну потащит» – немного обидно.

– За тобой долг, – внезапно вступает в разговор Охотник, и лейдфарец заметно вздрагивает.

– Долг, долг, проси другую оплату. Золотом отдам, кровью и потом, вас обоих по всему свету прокачу, но этих… Не возьму!

Теперь это не просто обидно, а уже оскорбительно. Да он меня впервые видит, откуда такое неприятие?!

– Со мной возьмешь? – раздается новый голос, и мы дружно поворачиваемся на звук.

Волк стоит на краю причала, сунув руки в карманы, задрав голову и разглядывая витиеватые буквы на отполированном волнами боку корабля – в нашу сторону он даже не смотрит. Лунные волосы искрятся в солнечных лучах, а тонкая гибкая фигура вне давящих стен дома на обрыве кажется совсем воздушной и невесомой.

Я не знаю, чему удивляться больше: тому, что он явился сюда, тому, что заговорил, или его нелепому предложению. Как третий сомнительный пассажир может улучшить ситуацию?

Капитан фыркает, очевидно, задаваясь тем же вопросом, но озвучить его не успевает. Волк наконец поворачивается к нам, вскидывает руку – и по его коже пробегает сначала одна огненная волна, затем другая, а потом рука занимается алым пламенем от кончиков пальцев до локтя.

Секунда, две…

Волк встряхивает ладонью – и огонь гаснет без следа.

– Клятву дашь, – тут же выпаливает капитан, едва не приплясывая от возбуждения.

– Дам.

– До самого Олвитана!

Волк прищуривается, но кивает:

– Хорошо.

– Снимаемся на закате. И за этими сам следи!

Еще один кивок.

Лейдфарец довольно хлопает в ладоши, затем еще раз смотрит на всех нас по очереди, взмахивает руками и бежит прочь, на ходу выкрикивая приказы куда-то в небеса. Я только теперь понимаю, что все это время за нами наблюдали еще и сверху. Головы любопытных матросов покачиваются над фальшбортом, но быстро исчезают, когда капитан начинает вопить.

– Огненный защитник, – хмыкает Искра, обходя Волка по кругу. – С таким вас бы и без нашей помощи на любой борт взяли.

– Мы о помощи не просили, – замечает Принц, за что получает от меня локтем в бок. – Ну что?

– Вы – не просили, – ничуть не обижается Искра.

И я не решаюсь уточнить подробности.

Мне непонятно ее беспрекословное подчинение воле стариков, но это и не мое дело. Не мой город. Не мой путь.

У меня другой, и эти люди только что помогли мне ступить на очередной его отрезок, так зачем все портить ненужными вопросами?

Вместо этого я обращаюсь к Волку:

– А где твой корабль? Ну тот, на котором вы приплыли… оттуда.

Он загадочно улыбается и молчит, словно и не произнес только что целых пять слов.

Зато Принц смеется:

– Он его сжег!

Я с тоской гляжу на корабль лейдфарца, грандиозный и прекрасный трехмачтовик с пока еще опущенными парусами, и начинаю сомневаться, что огневик на борту – хорошая затея.

Глава 8. Предназначение

Последний год перед «спасением» ты не покидала башню, однако откуда-то знала обо всем, что творится за ее пределами.

– Короли Лейдфара и Трогмерета поженили младших детей, но те ненавидят друг друга, и вскоре прольется кровь, – рассказывала ты матушке, приносившей тебе обед.

– Баматийские шаманки научились поднимать мертвых, – кричала ты с балкона, опасно перегнувшись через перила.

– Закатное море вздыбило шерсть и слизнуло с арьёнских берегов десять деревень, – шептала ты в ночь, и я просыпалась от твоих ледяных прикосновений и судорожно оглядывалась.

Жуткие слова всё еще шелестели в ушах, на коже быстро проступали темные следы от длинных тонких пальцев, но рядом никого не было.

Благодаря тебе я никогда не верила в надежность замков и обережных чар.

Поглазеть на арьёнского огневика, дающего клятву верности, собирается вся команда, да и на пришвартованных поблизости кораблях народ неистово тянет шеи.

Я оказываюсь в первых рядах, хотя предпочла бы сразу забиться в самый дальний угол и не высовываться, пока на горизонте не появится остров Отверженных. Но Принцу нравится смотреть на любые чары, ведь только их он и видит, а я не решаюсь бросить его одного.

Искра и Охотник благоразумно держатся в стороне, впрочем, само их присутствие на борту меня озадачивает. Отчего-то я решила, что с согласием капитана их миссия завершилась, но, похоже, бронакские наемники собираются в плавание вместе с нами.

Конечно, у них может быть своя цель, и все же меня тревожит, что мой одинокий поход каким-то образом оброс вольными или невольными попутчиками. И если с компанией Принца я уже смирилась, а без Волка нам бы пришлось бороздить моря на самодельном плоту, то Искра и Охотник – это совсем другое дело.

Я ничего о них не знаю. Не понимаю их мотивов. И что самое важное – не готова вести тебе на убой лишних жертв. Так что пусть плывут хоть на остров, хоть в Олвитан, но увязаться за собой я не позволю, что бы там им ни наболтали всевидящие старцы.

Задумавшись, я почти пропускаю представление, но в последний миг, привлеченная яркой вспышкой, все же смотрю на Волка.

Он горит.

Лишь один удар сердца, но весь, с головы до пят. Затем пламя гигантским змеем устремляется ввысь, изгибается и, перекинувшись на капитана, заглатывает уже его. Матросы дружно охают, но благо всем хватает ума оставаться на местах.

Капитан не издает ни звука, терпеливо дожидаясь, когда огонь впитается под кожу, не оставив ни ожогов, ни подпалин на одежде и палубных досках. И вот уже невредимый лейдфарец как ни в чем не бывало пожимает руку невозмутимому Волку, и они молча расходятся в разные стороны.

Команде до подобной сдержанности далеко.

Гвалт поднимается невообразимый. Всем не терпится обсудить увиденное, и даже меня, словно забывшись, пихает в бок невысокий крепкий матрос:

– Ух, с такой-то защитой нам никакая глубинная тварь не страшна! – Дочерна загорелое лицо от улыбки покрывается множеством морщин, а я стою столбом, не в силах отвести глаза от этой неприкрытой искренней радости, чем, кажется, немало его смущаю.

– Ну, то есть… ага, – бормочет матрос, осознав, с кем поделился счастьем, и быстро растворяется в толпе.

Принц хмыкает, толкая меня в другой бок:

– Умеешь ты лишить мужика дара речи. – Затем тяжело вздыхает. – Знавал я как-то похожую девицу…

– Время для еще одной душераздирающей истории о дружбе? – перебиваю я.

– Почему о дружбе? Почти о любви.

– Почти?

– Мне было четыре, да и продлилось наше знакомство не более получаса, так что проверить чувства мы не успели.

– Иным древним развалинам далеко до твоего жизненного опыта, высочество.

Принц смеется, а я оглядываюсь, пытаясь решить, где лучше переждать предотъездную суету.

Несмотря на подарок в виде личного огневика, капитан не воспылал к нам нежными чувствами и даже показного радушия не проявил. Сообщил только, что спать нам предстоит в гамаках вместе с командой, есть что дадут и не путаться под ногами. И с тех пор демонстративно не обращал на нас внимания, будто взял на борт только троих, а не пятерых.

Меня, впрочем, такой расклад вполне устраивает. Разве что найти укромное место для Кайо без посторонней помощи будет проблематично…

– Уже швартовы снимают, – раздается рядом голос Охотника, и я вздрагиваю. – Лучше спуститься в трюм, чтобы… не мешать.

Он выразительно смотрит на мой подвижный мешок, а я – на раскаленный шар солнца, лишь самым краешком окунувшийся в воду. И пусть мне не по нраву навязчивая опека Охотника, действительно лучше переждать последний светлый час внизу и не раздражать окружающих.

Я послушно иду за ним и тащу за собой Принца, радуясь его странной реакции на мои прикосновения. Стоит взять его за руку, как он становится серьезным и молчаливым – наверное, это и правда какая-то скрытая способность лишать мужчин дара речи, хотя раньше я за собой ничего такого не замечала.

Вокруг суетятся матросы, возятся с непонятными мне веревками и тягают какие-то ящики, и я знаю, что в команде всего человек двадцать, но из-за их неспособности стоять на одном месте кажется, что на борту собралась вся столица. Искра сидит на планшире[3]3
  Планширь (или планшир) (от англ. plank-sheer) – горизонтальный деревянный брус или стальной профиль (стальной профиль может быть обрамлен деревянным брусом) в верхней части фальшборта или борта шлюпок и беспалубных небольших судов.


[Закрыть] левого борта и провожает нас хмурым взглядом, а Волка нигде не видно, однако о нем я беспокоюсь меньше всего.

Вот уж кто здесь желанный гость. И еще один нежданный попутчик с неясными мотивами – хотя поблагодарить его за помощь все же стоит.

В трюме сумрачно и прохладно. С одной стороны высится накрытый зачарованной тканью груз, с другой – покачивается несколько гамаков, то ли для сторожей, то ли для нелюбителей спать под открытым небом и тех, кому не хватило места на нижней палубе и под шканцами[4]4
  Шканцы (нидерл. schans) – помост либо палуба в кормовой части парусного корабля, на один уровень выше шкафута, где обычно находился капитан, а в его отсутствие – вахтенные или караульные офицеры, и где устанавливали компасы.


[Закрыть]. Балки пересекают пространство под непредсказуемыми углами, и я не в силах даже предположить, кто и для чего это придумал.

Я словно стою в чреве морского дракона, окруженная его деревянными ребрами и тем, чем он поживился накануне, но отчего-то совсем не чувствую страха.

– На чары не поскупились. – Принц кивает на кривобокую махину груза, перетянутую ремнями. – Что же такое они везут?

– Королевскую дань, – сухо отзывается Охотник. – Иного к берегам Олвитана и не подпустят.

Обсуждать это никому не хочется, и мы, не сговариваясь, расходимся по углам. Принц на ощупь устраивается в гамаке и закидывает руки за голову; я, опустившись на пол у стены, развязываю мешок; Охотник прислоняется к лестнице.

Кайо взлетает и усаживается на перекрестье балок под потолком, и где-то вдалеке звонят портовые колокола, а доски вокруг нас начинают дрожать.

Морской дракон просыпается, трясет шипастой головой и, оттолкнувшись от пристани, лениво уплывает в закат.

Ночь в открытом море пугает и завораживает.

Куда ни глянь – всюду только темная и на вид густая, как смола, вода и ни единого клочка суши, отчего я чувствую себя как никогда беззащитной и лишенной опоры. Но вместе с тем сердце восторженно замирает от этих просторов, от россыпи мерцающих над головой звезд и их чуть потускневших отражений, льнущих к бокам корабля и исчезающих в кильватере[5]5
  Кильватер – волновая струя, остающаяся позади идущего судна.


[Закрыть].

Ночь в открытом море – время для страшных баек.

Принц, успевший за вечер подружиться с парочкой матросов и проиграть им три – моих – монеты в кости, с удовольствием эти байки травит и слушает. Я в стороне любуюсь утонувшей в море луной, но то и дело слышу намеренно заниженные голоса, редкие вскрики и приглушенный смех.

Когда раздаются шаги, я жду Охотника – все это время он следовал за мной мрачной тенью, – но рядом останавливается Искра.

Без плаща, в свободной рубахе навыпуск и с растрепавшейся косой она кажется совсем юной и непривычно женственной. И только стальная решимость во взгляде не дает обмануться.

– Он не отступится, – говорит Искра и умолкает, словно эти три слова должны что-то для меня прояснить.

Я понимаю только, что речь об Охотнике, но не более.

– От чего?

– От предначертанного.

– И это?.. – Я поднимаю бровь, надеясь, что она продолжит мысль, но Искра на миг прикрывает глаза и внезапно спрашивает о другом:

– Ты знала, что он был королевским лесничим?

– Откуда ж мне такое знать.

– А ты поинтересуйся. Расспроси… тебе он не откажет.

– Почему?

На сей раз она и вовсе не отвечает и, похоже, собирается уходить.

– Зачем ты здесь? – выпаливаю я, с трудом удержавшись и не схватив ее за руку. – С нами. На корабле. На пути в Олвитан.

Искра замирает и улыбается, но безмерно грустно:

– Чтобы попытаться его спасти.

– От предначертанного, от которого он не отступится?

– Видишь, какая ты умная.

Неправда, не умная. Потому что не понимаю, какая сила может заставить взрослого и много повидавшего мужчину настолько уверовать в некое предназначение, что он слепо пойдет за незнакомой девчонкой.

И что ему там напророчили? Помочь мне справиться с тобой? Или помешать?

Что, если этой же ночью Охотник перережет мне глотку, потому что «так предначертано»?

– Мы сами творим свою судьбу, – произношу я вслух страшную банальность. – Предназначение лишь соломинка для трусов, чтобы ничего не делать и не бороться, ведь все уже решено.

Искра вспыхивает так, что даже в ночном полумраке я вижу ее алеющие щеки.

– Не тебе рассуждать о трусости, девочка, что прячет тьму в мешке. А что касается судьбы… Ты еще не явилась в Бронак, а кто-то уже знал, что вскоре нам с тобой стоять на палубе лейдфарского корыта и вести этот разговор. Все еще думаешь, будто что-то решаешь?

– Разумеется. – Я отворачиваюсь и снова смотрю на танец звезд в густой воде. – Не знай ты о предначертанном, не помогла бы ему свершиться. Я выбираю не знать и не помогать словам провидцев воплощаться в жизнь.

Искра в ответ не то ворчит, не то рычит, но я не оглядываюсь. Вскоре ее ритмичные от ярости шаги растворяются в шорохе волн, и я снова остаюсь одна.

По крайней мере, я так думаю, пока слева не раздается тихий чарующий голос:

– Для ирманцев предсказанное свято.

Вздрогнув, я кошусь на Волка.

– Вы составили расписание? Теперь будете подходить ко мне по очереди?

– Где другой, услышав о скорой смерти, испугается и начнет шарахаться от собственной тени, – продолжает тот как ни в чем не бывало, – ирманец сделает все, чтобы, как и предписано, отправиться на костры богов.

Я знаю.

В конце концов, я сама ирманка, хоть и выросла в лесной глуши.

Беда в том, что ты тоже знаешь об этом слепом поклонении ведунам и, получив власть, наводнила лжепророками все семь королевств. На всякий случай.

Поэтому я давно не верю, что среди них можно отыскать истинных – разве что таких, как старики из таверны, способных только на мимолетные проблески.

– Матушка говорила, что сила ведунов давно выродилась. Что великих предсказаний не звучало веками, а прочие были такими пустыми и размытыми, что исполнялись лишь благодаря воображению и стараниям самих людей. – Я смотрю на Волка, волосы его забавно топорщатся и будто тянутся вверх, к луне, так похожей с ними цветом. – Я не желаю воплощать чьи-то нелепые выдумки.

– Ты не поняла? – Он поворачивает ко мне бледное лицо и улыбается одними уголками губ – желтые глаза остаются серьезны. – Она тоже не желает. Один идет умирать, другая – его спасать, третья – убивать, а четвертый – воевать. Веселая у вас компания.

Я не спрашиваю, откуда он знает, хотя первый порыв именно такой. Просто вспоминаю, что Волку подчиняется огонь. Тот самый, что горит в каждом очаге, в каменном круге каждого лесного лагеря, на кончике фитиля каждой свечи. Тот, что помогает делу пекаря, стеклодува или оружейника. Тот, что может рассказать обо всем.

Волк не видит ни прошлого, ни будущего, он лишь слушает огонь.

Так же, как ты слушаешь землю.

– А ты? Зачем идешь ты? – спрашиваю я вместо этого.

– Я? Я иду домой. – Волк снова отворачивается и, запрокинув голову, шумно втягивает морской воздух. В этот миг он наконец похож на живого человека, а не на эфемерное создание из сказок. А потом вдруг фыркает и становится совсем уж земным. – Ты ведь прочла название корабля?

– Я не знаю лейдфарского.

– Он называется «Предназначение». Нас несет по волнам «Предназначение».

И таинственно-молчаливый лунный Волк заливисто смеется.