Текст книги "Россия оккультная. Традиции язычества, эзотерики и мистики"

Эта фотография принадлежала к наследию историка Андрея Никитина, и за ней скрывается целая история. Этот ученый был сыном театрального художника Леонида Александровича Никитина (1896–1942) и его жены Веры (1897–1976). Оба родителя были членами московской группы под названием «Орден света». Из-за этого в 1931 году их арестовали по обвинению в принадлежности к анархо-мистической организации и ведении антисоветской деятельности. В 1934 году они вышли на свободу, а в 1935 родился их сын Андрей. Некоторое время они жили в Твери, а затем в Загорске. В 1940 году Леонида Никитина вновь арестовали по тому же обвинению, и он умер в заключении. После смерти Сталина мать и сын вернулись в Москву, и Андрей окончил исторический факультет Московского государственного университета[78]78
  Открытый список [Open List], «Никитин Леонид Александрович» [Nikitin Leonid Alexandrovich].


[Закрыть]. Его книги являются бесценным источником информации об эзотерических движениях раннего революционного периода.

Что такое Орден света и что такое анархо-мистицизм? В этом термине видится внутреннее противоречие; но, возможно, мы обнаружим, что его нет, если будем определять анархизм так, как это делал один из его ведущих представителей, князь Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921), который верил в открытое, децентрализованное коммунистическое общество, основанное на самоуправляющихся общинах, в котором предприятиями руководили бы рабочие. Кропоткин много лет прожил за границей, но вернулся в Россию в 1917 году. Первоначально он приветствовал революцию, но затем стал критически относиться ко все более централизованной форме коммунизма, которая постепенно утверждалась в стране. Он умер в 1924 году, и его старый семейный дом в Москве был превращен в его музей, который стал излюбленным местом встреч анархистов и анархо-мистиков.

Анархо-мистицизм был авангардом движения нью-эйдж – пьянящей смесью революционной политики, альтернативной истории, масонства, теософии, антропософии, неогностицизма и неотамплиерства. Главным выразителем этих идей был писатель и поэт Георгий Чулков. Он, в свою очередь, почерпнул свою теорию из философии соборности – мистического единения людей, – разработанной Вячеславом Ивановым. Другим ведущим сторонником анархо-мистицизма был Аполлон Карелин (1863–1926); его прозвали «Борода» из-за обильной растительности на лице – в этом с ним мог соперничать только его коллега-анархист Кропоткин. Как и Кропоткин, Карелин большую часть своей жизни провел в изгнании и в Париже стал масоном. После возвращения в Россию он вступил в высший революционный орган власти – Всероссийский центральный исполнительный комитет – и параллельно играл видную роль в движении анархо-мистицизма. В 1920 году он основал орден тамплиеров. Религиозной основой ордена был гностический тип христианства. Организация имела систему «рыцарских» степеней и ставила перед своими членами две основные цели: они должны были, во-первых, работать над собой ради служения обществу и человечеству и, во-вторых, соединять мистические и научные знания[79]79
  Никитин [Nikitin], Мистики, розенкейцеры и тамплиеры в советской России [Mystics, Rosicrucians and Templars in Soviet Russia], 34–35.


[Закрыть].

Орден тамплиеров дал начало целому ряду ответвлений, включая Орден света и Храм искусств в Москве и Орден духа в Нижнем Новгороде. Орден света, открытый и для мужчин, и для женщин, был основан математиком, поэтом и философом Алексеем Александровичем Солоновичем (1888–1937). Согласно информации, сохранившейся в архивах тайной полиции (ОГПУ), члены ордена называли себя рыцарями, и у них существовало десять степеней с различными ритуалами посвящения. Символ ордена состоял из синей семиконечной звезды и белой розы. Когда принимали нового кандидата, на столе лежала роза, и каждый из старших членов ордена держал розу в руке. Целью этой организации было «противодействие злым силам, таким как Иальдабаоф»[80]80
  Никитин [Nikitin], Мистики, розенкейцеры и тамплиеры в советской России Mystics, Rosicruciansand Templars inSoviet Russia], 263 ff.


[Закрыть].

Информатор ОГПУ явно не знал, что фигура Иальдабаофа была заимствована из гностицизма, древней дуалистической религии, которая утверждала, что наш мир является своего рода тюрьмой, созданной злым богом Демиургом, желающим отделить нас от истинного духовного (верхнего) мира с помощью семи существ, называемых архонтами, и Иальдабаоф – главный архонт.

Таким образом, Солонович, сделавшись ярым противником того направления, которое приняла революция, рассматривал тогдашние бурные события как проявление космической борьбы между силами божественными и демоническими. В своей неопубликованной книге «Бакунин и культ Иальдабаофа» он писал, что большевики одержимы демоном власти.

«Принцип власти привит человечеству, как болезнь, подобная сифилису. От властолюбия надо лечиться, а с его безумством беспощадно бороться, ибо по следам Иальдабаофа ползут лярвы и бесовская грязь пакостит души людей и их жизни <…> Среди наиболее мощных фанатиков власти, для которых цель оправдывает средства, мы найдем Ивана IV, Филиппа II, Лойолу, Торквемаду, Ленина, Маркса и др. Все они были под непосредственным руководством ангелов Иальдабаофа в той или другой форме или степени»[81]81
  Савченко [Savchenko], «Солонович Алексей Александрович» [Solonovich Alexey Aleksandrovich].


[Закрыть].

Учитывая непримиримое противостояние Солоновича режиму, он неизбежно должен был стать очередной жертвой. В 1930 году ОГПУ ликвидировало Орден света, а в 1937 году Солонович после неоднократных арестов умер в тюрьме во время голодовки[82]82
  Румянцев [Rumyantsev], «Алексей Александрович Солонович» [Alexey Alexandrovich Solonovich].


[Закрыть].

Самиздатовский оккультизм

Примерно к 1941 году вся альтернативная духовная среда России лежала в руинах; все группы были запрещены, а неисчислимое количество их участников казнено или заключено в тюрьму. Можно было подумать, что такая духовность никогда не восстановится. Но русские отличаются редкой жизнестойкостью. После смерти Сталина в 1953 году осторожно, как после степного пожара, на свет начали пробиваться новые побеги. Те, кому удалось пережить террор, опять подбирали и соединяли старые нити, и появилось новое поколение искателей. Они черпали информацию частично из классики западного эзотеризма, сохранившейся в публичных библиотеках или частных коллекциях, и частично из самиздатовских эзотерических текстов. Сначала эти искатели держались в тени, двигаясь своими путями в одиночку или осторожно встречаясь в библиотеках или квартирах; но примерно с конца 1960-х годов они осмелели, и в Москве, Ленинграде и других городах появились многочисленные оккультные и мистические группы и гуру того или иного рода. Помимо медитативных практик, они проводили эксперименты с психоделическими препаратами. Кроме того, с этого времени установилась значительная синергия с русскоязычными диаспорами в других странах в форме неофициальных контактов и контрабанды эзотерических материалов, которые публиковались зарубежными русскими общинами.

И снова в оккультном подполье стали широко известны имена Блаватской, Штайнера, Рериха, Успенского и Гурджиева вместе с их трудами. В частности, мощное возрождение переживала система Гурджиева. Активисты его движения вернулись из трудовых лагерей или своих отшельнических укрытий и начали обучать «Работе», как они это называли, новую аудиторию, в которую входил ряд выдающихся деятелей культуры – таких как писатель Аркадий Ровнер, филолог Михаил Мейлах и музыкант Борис Гребенщиков (г. р. 1953). Эти люди еще больше распространили влияние Гурджиева. Столь же быстро возродился интерес к восточным духовным традициям, таким как индуизм и буддизм, чему способствовало признание их в академических кругах в качестве областей, достойных изучения. По иронии судьбы, в Ленинграде излюбленным местом встреч людей, ищущих эзотерические или мистические знания, был Музей истории религии и атеизма. Там они получали доступ к литературе, запрещенной в других местах, а также возможность встретить родственные души[83]83
  Menzel, «Occult and Esoteric Movements in Russia,» 155–156.


[Закрыть].

В то же время существовала область знаний на стыке науки и оккультизма, которая периодически получала официальное одобрение – исследования паранормальных явлений. История подобных изысканий в России восходит к 1870-м годам, когда была создана комиссия по изучению спиритизма под руководством выдающегося химика профессора Дмитрия Менделеева, который первым разработал периодическую таблицу элементов. Комиссия пришла к выводу, что спиритизм является формой суеверия, но споры между скептиками и верующими не утихали. В конце XIX века и в первые десятилетия XX века многие ясновидящие и медиумы занимались общением с духами на русском языке[84]84
  Playfair, «Psi Research in Russia».


[Закрыть].

В 1896 году в русском переводе вышла книга Гюстава Лебона «Психология народов и масс» (1895), и всем ее читателям стало очевидно, что паранормальные явления можно широко использовать в политических целях. Идеи Лебона о массовом гипнозе произвели впечатление на писателя Максима Горького, и, возможно, именно Горький привлек внимание Ленина и Сталина к этой работе. Во всяком случае, говорят, что книга Лебона была одним из любимых произведений Сталина. В ряду других политических деятелей, на которых она повлияла, называют Муссолини[85]85
  Meleshko, «Lyubimaya Kniga Tovarishcha Stalina» [Comrade Stalin’s Favorite Book].


[Закрыть].

После революции Институт по изучению мозга и психической деятельности, базирующийся в Санкт-Петербурге, создал комиссию для исследования внушения мыслей. В одном из первых экспериментов участвовала собака, фокстерьер по кличке Пикки. Эксперт по парапсихологии Гай Лайон Плейфер писал:

«Он был звездным исполнителем в цирковых шоу своего хозяина Владимира Дурова, во время которых Дуров, казалось, управлял своими собаками не только с помощью ультразвукового свистка, но и с помощью своего разума. По предложению Дурова психолог Владимир Бехтерев провел ряд экспериментов с Пикки (без свистка), которые не оставили у него сомнений в том, что собака действительно реагирует на невысказанные приказы, как будто ее сознание слилось с сознанием ее хозяина»[86]86
  Playfair, «Psi Research in Russia».


[Закрыть].

В 1920-х годах как в Ленинграде, так и в Москве существовали различные группы, проводившие исследования таких явлений, как телепатия и передача мыслей или энергии. Одна из групп действовала в Москве под эгидой аппарата безопасности (ОГПУ), и в число ее исследователей входил Александр Барченко, с которым мы уже знакомились в связи с его гиперборейской экспедицией и изучением тантры Калачакры.

В эзотерическом сообществе были и другие люди, которым удавалось работать при большевиках на удивление долгое время – астрологи. В 1929 году они провели в Москве свой съезд, но ему суждено было стать судьбоносным событием. Сразу после съезда почти все участники были арестованы, что положило конец практике астрологии в России на многие десятилетия. Одним из немногих (возможно, единственным), кто избежал ареста, был некто Сергей Вронский (1915–1998), экстраординарный и загадочный человек, чья бурная жизнь заслуживает более пристального изучения[87]87
  Скляренко [Sklyarenko], «Вронский Сергей Алексеевич» [Vronsky Sergey Alekseevich]; Ковалев [Kovalev], «Великая тайна графа Вронского» [The Great Secret Of Count Vronsky]; Соклаков [Soklakov], «Рождение графа Сергея Вронского» [Birth of Count Sergei Vronsky].


[Закрыть].

Российский Нострадамус

Граф Сергей Вронский (таков его законный титул) родился в Риге, столице Латвии, в 1915 году. Его отец Алексей был генералом русской армии и был потомком польских аристократов. После Русской революции Алексей работал криптографом в российском Генеральном штабе. В 1923 (по другим сведениям – в 1918) году семья пожелала эмигрировать и получила на это письменное разрешение Ленина, но за день до запланированного отъезда в дом Вронских прибыл отряд тайной полиции ОГПУ и расстрелял родителей и сестру Сергея, а также пятилетнего сына их французской гувернантки. Очевидно, полицейские действовали по приказу начальника Санкт-Петербургского ОГПУ Глеба Бокия, который уже упоминался в связи с эзотерическими исследованиями Александра Барченко. Бокий, должно быть, почувствовал, что Алексей Вронский слишком много знает о военных кодах. По счастливой случайности Сергей и гувернантка находились в саду и таким образом избежали гибели. Это был первый из множества случаев в его жизни, когда ему чудом удавалось спастись.

Некоторое время Сергей жил со своей гувернанткой в Париже, но затем его взяла под крыло бабушка по материнской линии, и он уехал к ней в Ригу. Эта бабушка, черногорская княжна, происходила из семьи ясновидящих, целителей, гипнотизеров, хиромантов, астрологов и магов; она сама хорошо разбиралась в этих искусствах и передала свои навыки внуку. Он в раннем возрасте стал воплощением персонажа эпохи Возрождения – овладел многими языками, освоил игру на различных музыкальных инструментах, блестяще учился и преуспевал в спорте. В семь лет он уже составлял гороскопы школьным друзьям.

В семнадцать лет граф с отличием окончил авиационную академию в Австрии, а затем, сразу после прихода к власти Гитлера, отправился в Берлин. Там ему удалось получить желанное место в секретном колледже, управляемом нацистами. Колледж назывался Lehranstalt Nr. 25 (Педагогический институт 25) и, по-видимому, создавался для преподавания различных альтернативных и экзотических методов лечения. Каждому новому студенту составляли гороскоп. Курс обучения включал в себя много зарубежных поездок, а в числе преподавателей были тибетские ламы, индийские йоги и китайские специалисты по акупунктуре. Вскоре Вронский подружился с нацистским руководством, а также с другими астрологами, работавшими в то время в Берлине, включая Луи де Воля, который позже бежал в Англию, и Карла Эрнста Краффта, квазиофициального астролога гитлеровского режима. Удивительно, но несмотря на то, что случилось с семьей Вронского, он тайно вступил в коммунистическую партию, вскоре после прибытия в Германию начал шпионить в пользу Советов и даже совершил пару тайных поездок в Россию.

Вскоре его астрологические познания привлекли внимание заместителя фюрера Рудольфа Гесса, который стал другом Вронского и учился у него составлять гороскопы. Вместе они тщательно рассмотрели предсказания звезд в отношении вторжения в Россию, которое замышлял Гитлер. Ответ был ясен: для Германии это катастрофа. В мае 1941 года Гесс совершил свой знаменитый полет в Шотландию в попытке договориться о мире. Разгневанный Гитлер приказал провести массовую облаву на астрологов, но Вронский каким-то образом избежал ареста. Чуть больше месяца спустя Германия напала на Россию.

Положение Вронского в Германии становилось все более опасным, и на следующий год ему сообщили из России, что в случае возвращения он получит награду от государства. Поэтому граф предпринял смелый и чрезвычайно рискованный шаг. С дипломатическим пропуском он отправился в Латвию, пробрался на аэродром, там загипнотизировал летный персонал и угнал легкомоторный самолет. На нем он перелетел через линию фронта в Россию, но там самолет был сбит. Вронского вытащили из огня российские солдаты и доставили в военный госпиталь. Там графу снова повезло: его оперировал выдающийся хирург Николай Нилович Бурденко и спас ему жизнь.

Обещанная честь так и не была оказана. Когда советские войска заняли Латвию, Вронский некоторое время работал в гражданской авиации, затем был директором школы, но вскоре его арестовали и приговорили к двадцати пяти годам исправительно-трудовых лагерей, откуда он через пять лет освободился по состоянию здоровья. В 1963 году граф нелегально переселился в Москву, где вращался в богемных кругах и становился все более популярным как целитель и астролог. Несмотря на периодические трудности с властями, он постепенно завоевывал официальное признание. Он ездил вместе с космонавтом Юрием Гагариным в Соединенные Штаты, где познакомился с Джеком и Бобби Кеннеди и предсказал трагическую смерть обоим братьям и Мэрилин Монро. Несмотря на официальное неприятие астрологии, в высших эшелонах власти нашлись ее ценители. В их числе был Юрий Андропов; в 1982 году, когда он занял пост Генерального секретаря, Вронский составил ему гороскоп.

При всех этих поворотах судьбы Вронский так и не разбогател, и его последние годы были отмечены трудностями. Однако он всегда сохранял бодрость духа и выпустил ряд книг, в том числе астрологическую энциклопедию. В 1990 году Кристиан Боруп записал замечательное интервью с Вронским в его московской квартире; переводила разговор Фарида Ассадулина[88]88
  See also interview with Vronsky, note 23.


[Закрыть]. Во время этой встречи граф показал себя обаятельным, жизнерадостным человеком и интересным рассказчиком.

Он прожил до 1998 года – достаточно долго для того, чтобы его книги стали широко известными, а астрология прочно утвердилась в России благодаря таким центрам, как Санкт-Петербургская астрологическая академия.

Парапсихологи, хиппи и патриоты

В 1937 году произошло событие, вызвавшее резкий поворот в официальном отношении к исследованиям паранормальных явлений. Возможно, власти осознали, что это оружие может оказаться обоюдоострым, если кто-нибудь начнет использовать таинственные энергии во вред режиму. Как бы там ни было, практически все программы в этой области внезапно закрылись и оставались в глубокой заморозке около двадцати лет. В конце 1950-х годов некоторые исследования возобновились, а в начале 1960-х получили новый импульс, когда министр обороны России узнал об американских экспериментах по использованию телепатии в военных целях[89]89
  Borup, Christian, Sergei Vronksy – The Last Soviet Astrologer. Video interview available on Vimeo. Accessed March 27, 2021.


[Закрыть].

В 1960-х годах стал известен целый ряд паранормальных явлений, связанных с Ниной Кулагиной. Эта женщина обнаружила в себе способности к психокинезу – бесконтактному перемещению предметов с использованием ментальной энергии. Она могла заставить шарик для пинг-понга парить в воздухе, а часы или спичечный коробок – скользить по столу. Эти сеансы требовали от нее большого физического напряжения, вызывали потливость, головные боли и учащенный пульс. Ее много раз проверяли на предмет мошенничества, но так ничего и не обнаружили.

Биргит Мензель в статье об оккультных и эзотерических движениях в России пишет:

«Согласно марксистско-ленинской идеологии, гуманитарные науки определялись как часть естественных наук, и их границы проводились куда менее строго, чем на Западе; поэтому – как это ни парадоксально – в рамках советской академической системы изучались и поддерживались явления, исключенные из западной научной парадигмы. <…> Медицина, физика и парапсихология смешались и открыли новые области исследований. Все это, вместе с беспрецедентным оптимизмом в отношении покорения природы и космоса в условиях холодной войны, обусловило крайне парадоксальную связь между политикой, наукой, религией и оккультизмом»[90]90
  Kernbach, «Unconventional research in USSR and Russia.»


[Закрыть].

Одна российская женщина-экстрасенс сумела удачно встроиться в обе эпохи – и советскую, и постсоветскую. Это была Евгения Ювашевна Давиташвили (1949–2015), действовавшая под псевдонимом Джуна. В отличие от невзрачной Нины Кулагиной, Джуна была шикарной женщиной с сильной харизмой. Родившись в Краснодарском крае, рядом с Черным морем, в семье с ассирийскими корнями, она прославилась как целительница, астролог и ясновидящая. В советское время она лечила многих выдающихся людей, в том числе Леонида Брежнева и кинорежиссера Андрея Тарковского, и участвовала в официально разрешенных экспериментах по изучению паранормальных явлений. В посткоммунистической России она стала еще более знаменитой, но в 2001 году ее полностью сломила гибель сына. После этого Джуна жила затворницей вплоть до собственной смерти в 2015 году[91]91
  Menzel, «Occult and Esoteric Movements in Russia», 151.


[Закрыть].

Эпоха Леонида Брежнева, который занимал пост лидера Советского Союза с 1964 по 1982 год, наложила новые ограничения на альтернативную духовную среду. Столкнувшись с опасностью тюремных сроков или принудительного лечения в психиатрических больницах, эти люди вновь замкнулись в себе, продолжая путь в одиночку или в составе тайных и полутайных групп. Типичной для той эпохи была судьба писателя Александра Солженицына (1918–2008). При Хрущеве он сумел опубликовать свой роман «Один день из жизни Ивана Денисовича» (1962), который произвел в Советском Союзе сенсацию, так как в нем разоблачались ужасы сталинской системы ГУЛАГа. Следующие три книги – «Раковый корпус» (1968), «Август 1914» (1971) и «Архипелаг ГУЛАГ» (1973) – Солженицыну пришлось издавать за границей, потому что в России наступили брежневские «заморозки». Власти были возмущены этими сочинениями, и в 1974 году писателя лишили советского гражданства и выслали из страны. Вместе с семьей Солженицын выехал через Германию и Швейцарию в Соединенные Штаты и поселился в Вермонте; там он прожил почти 20 лет и в 1994 году смог наконец вернуться в Россию.

Парадоксально, но именно в эпоху Брежнева в Россию пришло движение хиппи. На западе, особенно в Соединенных Штатах, оно достигло пика к концу 1960-х годов – с «властью цветов», свободной любовью, коммунами, гуру, поп-фестивалями и антивоенными демонстрациями. Непринужденные американские хиппи, длинноволосые и причудливо одетые, вскоре нашли своих подражателей в России и Восточной Европе, хотя и в гораздо меньшем количестве. В советской атмосфере оруэлловского конформизма участие в движении хиппи было делом серьезным и зачастую опасным, требующим мужества и целеустремленности. Сами хиппи называли свое сообщество «системой» – любопытное название для контркультурного движения.

В статье о русском движении хиппи и толстовцев Ирина Гордеева пишет:

«Первичным социокультурным механизмом возникновения движения хиппи был протест против советской действительности, во многом носивший возрастной, эстетический и антидисциплинарный характер. Этот протест выражался в отчуждении от большого общества, в самодеструктивных практиках «негативной свободы» (наркомания, алкоголизм, суицидные наклонности, связь с криминальным миром), цена которых была высока – психушки, ранние смерти, разрушенные семьи и т. п.»[92]92
  «Davitashvili, Dzhuna», Available on the All About Heaven website, accessed June 12, 2021.


[Закрыть].

Со временем эти хиппи претерпели трансформацию. Отвергнув свое ортодоксально-марксистское воспитание, они стали нигилистами и «enfants terribles», но в то же время ими двигала страсть к поиску смысла и надежных ценностей. Многие из них в итоге пришли в православие, а некоторые стали священниками. Другие обратились к альтернативным религиозным течениям – в частности, к толстовскому движению. В процессе своих поисков они стали феноменальными самоучками. Один из ветеранов той эпохи Андрей Мэдисон рассказал Ирине Гордеевой, что в 1970–80-е годы он читал Толстого, Лао Цзы, Конфуция, Кришнамурти, Вивекананду, Вильфредо Парето, Теодора Адорно, Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Василия Розанова, Константина Леонтьева, Михаила Бакунина, Эбби Хоффмана, Джерри Рубина, Новалиса, Жан Поля, Александра Солженицына, Фридриха Ницше, Освальда Шпенглера, Генри Торо и Кена Кизи[93]93
  Gordeeva, «Tolstoyism in the Late-Socialist Cultural Underground», 502.


[Закрыть].

Одной из наиболее радикальных групп той эпохи был Южинский кружок, названный так в честь Южинского переулка, где находилась маленькая квартира поэта и прозаика Юрия Мамлеева. Он известен как автор романа «Шатуны» – мрачной истории о насилии и разврате, которая каким-то образом превратилась в культовое произведение. У Мамлеева проходили первые собрания этой группы; ее члены жадно поглощали всю информацию на оккультные и эзотерические темы, какую им удавалось раздобыть. В 1978 году здание снесли, и кружок перебрался в другое место. Мамлеев покинул страну еще в 1974 году и вернулся только после краха коммунизма. После его отъезда занятия вели поэт Евгений Головин, исламист Гейдар Джемаль и гурджиевец Владимир Степанов. Группа продолжала заниматься оккультными и эзотерическими вопросами, но теперь склонялась на сторону консервативных мыслителей, таких как итальянец Джулиус Эвола.

Кроме того, они заигрывали с символикой и лексикой Третьего рейха и СС, вплоть до того, что называли себя псевдонимами и титулами, звучащими на немецкий манер. Мамлеевцы стремились шокировать истеблишмент, и демонстрация атрибутов той армии, которая была смертельным врагом России во Второй мировой войне, эффективно служила этой цели. Эти люди походили на бунтующих подростков, которые нарочито сыплют ругательствами, запрещенными в кругу семьи. Большинство из них со временем переросли этот этап.

В Южинском кружке практиковались различные «экстремальные переживания», призванные поднять участников над обыденным сознанием – в том числе оргии с употреблением больших количеств алкоголя[94]94
  Gordeeva, «Tolstoyism in the Late-Socialist Cultural Underground», 503.


[Закрыть]. В начале 1980-х годов в этих мероприятиях участвовал Александр Дугин – ныне известный консервативный философ и влиятельная фигура в путинской России; я вернусь к нему позже.

Тем временем бедственное положение официального православия ухудшалось еще больше: и Хрущев, и Брежнев проводили антирелигиозную политику, из-за которой церкви массово закрывались. Верующие больше не могли посещать христианские богослужения и зачастую находили различные формы эрзац-религии. Один из очевидных примеров – это культ Ленина. В 1992 году экскурсия в его Мавзолей на Красной площади напоминала визит в усыпальницу великого святого. От меня потребовали снять шапку перед входом в полутемное внутреннее святилище, где лежало забальзамированное, освещенное прожектором тело Ленина, а рядом, вытянувшись по стойке смирно, стояли охранники в парадной форме. Кроме того, существует культ памяти о Второй мировой войне – или Великой Отечественной войне, как ее принято называть в России.

Любопытное представление об этих культах и мрачной религиозной жизни начала 1970-х годов дает Колин Таброн в своей книге «Среди русских», описывая путешествие на автомобиле по России и соседним странам. Однажды Таброн познакомился с диссидентом Николаем, и тот сказал ему: «Старухи обращаются к Богу, а мужчины пьют… К сожалению, в Москве легче найти бутылку водки, чем церковь»[95]95
  Lachman, The Return of Holy Russia, 349–352.


[Закрыть]. Затем диссидент продолжал: «Пока живу, я наблюдаю невиданный рост националистических ритуалов. Эти культы были очень распространены во время войны; потом они исчезли, но теперь возвращаются. Мы как будто пытаемся подменить ими христианский церемониал. Как вы знаете, военные мемориалы стали нашими национальными алтарями»[96]96
  Thubron, Among the Russians, 36.


[Закрыть].

Затем Таброн описывает такие сооружения:

«Сельская местность изобилует мемориалами, многие из которых совсем новые – это танки и полевые орудия, установленные на бетонных постаментах; курганы и круги славы; Вечный огонь; скульптуры героев; обелиски, символы, эпитафии. В каждом городе безусые курсанты-комсомольцы поочередно по 20 минут стоят на страже у памятников войны, которую наверняка не застали даже их отцы <…> Это святые места, куда молодожены непременно приезжают сразу после свадьбы. Поёживаясь от холода, невеста в тонком платье возлагает свой букет к такому алтарю, пара позирует для ритуального снимка, задерживается на некоторое время, как будто ожидает чего-то еще, и затем уезжает»[97]97
  Thubron, Among the Russians, p. 38.


[Закрыть].

Одним из элементов в иконографии этих мемориалов является колоссальная фигура похожей на амазонку женщины с гордо поднятым мечом – олицетворение родины. Интересно, что у русских есть два слова для обозначения родной страны, и второе из них – «отечество». Но именно «Родина» по-настоящему волнует их сердца. Не в силах от нее избавиться, коммунисты попытались привлечь ее себе на службу. Национализм – это джинн, которого временно выпустили из бутылки на волю и затем посадили обратно, но позднее вызвали снова, когда режим понял, что этого джинна невозможно остановить. К середине 1960-х годов в среде тех, кто требовал перемен, националисты все больше расходились во взглядах с той фракцией, которая выступала за интернационализм и либеральные реформы по образцу западных. Режим Брежнева обрушивался с критикой на либералов, но решил пойти на уступки националистам в надежде нейтрализовать их таким образом.

Рис. 3.2. Почтовая марка 1971 года, посвященная Сталинградской битве и изображающая статую Родины-Матери в Волгограде.

Wikimedia Commons

Первая уступка была сделана в 1965 году, когда Кремль одобрил создание новой организации под названием «Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры» (ВООПИиК). По словам Чарльза Кловера, она вышла за рамки заявленной цели и действовала как мозговой центр геополитики, рычаг давления или своего рода клапан безопасности, который режим изобрел для того, чтобы не дать взорваться котлу национализма[98]98
  Thubron, Among the Russians, p. 38.


[Закрыть]. ВООПИиК существует до сих пор и имеет сайт в Интернете. В послании его почетного президента Галины Маланичевой говорится: «Спасая церкви, усадьбы, документы, мы сохраняем нечто большее, чем просто стены, убранство, памятники материальной культуры, – мы сохраняем русскую душу»[99]99
  Clover, Black Wind, White Snow, 55.


[Закрыть].

Тем самым подчеркивается, что в России сохранение культурного наследия является вопросом и политическим, и духовным. В конце концов, россияне все больше понимают, насколько ненадежным и хрупким оказалось это наследие. Они видели взрывы прекрасных церквей, таких как храм Христа Спасителя в Москве (впоследствии отстроенный заново), осквернение буддийского храма в Санкт-Петербурге, разрушение дореволюционных поместий и ландшафтных парков. Эти действия были политически мотивированы – а значит, попытки не допустить их повторения тоже носят политический характер; однако в этих усилиях есть и духовная составляющая, более очевидная, чем в других странах. Например, сторонники Британского национального фонда не говорят о спасении британской души, когда проводят кампанию за сохранение старых зданий – хотя в этой сфере им есть чему поучиться у русских.

К началу 1970-х годов националистическая фракция прочно закрепилась в высших эшелонах коммунистического истеблишмента – к огорчению ортодоксальных марксистов – и идеологическое разделение становилось все более явным. Кловер рассказывает, как в 1972 году представитель традиционной коммунистической фракции и бюрократ Центрального комитета Александр Яковлев опубликовал в «Литературной газете» статью с нападками на националистов. Он указал на фундаментальный вопрос: верно ли, что мир, как утверждают националисты, состоит из отдельных народов, с их особыми характеристиками и отдельной судьбой? Или человечество – это однородная масса, развивающаяся в историческом процессе согласно законам, открытым Марксом и Энгельсом? Сам Яковлев, конечно, представлял вторую точку зрения. Националистов эта статья крайне возмутила, и разразился скандал, из-за которого Яковлев потерял свой пост в Центральном комитете и подвергся относительно мягкому наказанию – был назначен послом в Канаду[100]100
  Маланичева [Malanicheva], quoted in «О ВООПИиК» [About VOOPIK].


[Закрыть]. Позже он стал ключевым сторонником реформ Горбачева.

Спор, затеянный Яковлевым, может показаться весьма абстрактным, но на самом деле он имел очень конкретные последствия – если смотреть с определенной стороны. Всего за год до этого самиздатовский журнал «Вече» опубликовал заметку, в которой сетовал на то, что уродливая высотная застройка в типично советском стиле испортила очаровательный московский район Арбат. Марксисты восприняли это событие как очередную победу прогресса над ностальгией. Для их противников это был очередной удар, нанесенный душе старой России.