Текст книги "Эрагон. Наследие"

Слухи и дневник

«Уже поздно», – сказала Сапфира, когда Эрагон добрел наконец до своей палатки. Дракониха лежала возле нее, и чешуя ее поблескивала в свете горящих факелов, точно гора лазурных углей.

Сапфира посмотрела на него одним глазом, чуть приподняв тяжелое веко, а он присел возле нее на корточки и ненадолго прижался лбом к ее морде, поглаживая колючую челюсть.

«Да, уже поздно, – согласился он, – и тебе нужно отдохнуть, ведь ты целый день на ветру летала. Спи, увидимся утром».

Она лишь прикрыла глаза в знак согласия.

Войдя в палатку, Эрагон для уюта зажег единственную свечу, стащил с себя сапоги и сел на лежанку, скрестив ноги. Замедлив дыхание, он раскрыл душу и мысли, стараясь установить мысленную связь со всеми живыми существами в ближайшем окружении – от червей и насекомых в земле до Сапфиры и варденов. Эрагон старался мысленно «охватить» даже те немногочисленные растения, что еще остались возле лагеря, хотя их энергия и была слаба и почти незаметна по сравнению с ярким энергетическим фоном даже самых мелких животных.

Он сидел так довольно долго, ни о чем не думая, но ощущая тысячи самых различных чужих чувств, острых и слабых, но ни на чем конкретно внимание не сосредотачивал и слушал лишь собственное ровное дыхание.

Где-то вдали слышался разговор людей, стоявших вокруг сторожевого костра. В ночной тиши их голоса звучали громче, чем им хотелось, и поэтому Эрагон своим острым слухом различал даже отдельные слова. Он мог бы попросту прочесть их мысли, если бы захотел, но решил уважить их внутреннюю свободу и просто немного послушать.

Какой-то человек басом говорил:

– А как они дерут нос, как смотрят на тебя, точно ты ниже травы! По большей-то части они и ответом тебя не удостоят, если к ним просто по-дружески с каким-нибудь вопросом обратиться. Сделают вид, что тебя не слышат, отвернутся да прочь пойдут!

– Да уж, – сказал другой человек. – А уж женщины у них! Красивые, правда, как статуи, но, на мой взгляд, любой каменный истукан в два раза привлекательней.

– А все потому, что и сам ты изрядный уродина, Сверн! Только поэтому!

– Ну, так я ж не виноват, что мой папаша чуть ли не каждой молочнице под юбку лазил. И потом, не тебе в меня пальцем-то тыкать. Твою рожу даже детям показывать нельзя, не то им ночью кошмары сниться будут.

Басовитый парень что-то проворчал; потом кто-то закашлялся и сплюнул – Эрагону было слышно, как зашипел плевок, угодив на горящее полено.

В разговор вступил третий участник.

– Мне эльфы тоже не нравятся, да только без них нам эту войну не выиграть.

– А если они потом против нас пойдут? – спросил басовитый.

– Ой, а послушайте-ка что в Кевноне и Гилиде было! – снова заговорил Сверн. – При всем своем могуществе Гальбаторикс все-таки не сумел остановить их, когда они через стены лезли.

– Так, может, он и не пытался? – предположил третий участник беседы.

Последовало долгое молчание.

Затем басовитый сказал:

– А в связи с этим у меня вот какая неприятная мысль возникает… Пытался Гальбаторикс эльфов остановить или не пытался, а я все-таки не понимаю, как мы-то сможем их удержать, если они вдруг вздумают потребовать назад свои прежние земли? Они ведь куда быстрее и сильнее людей, и потом, они все поголовно магией пользоваться умеют.

– Зато у нас Эрагон есть! – возразил Сверн. – Он их запросто назад, в их леса, отгонит даже и в одиночку! Если захочет, конечно.

– Эрагон их отгонит? Ха! Да он и сам куда больше на эльфа смахивает! Так что я бы на его верность людям не особенно рассчитывал. Не больше, чем на верность ургалов, пожалуй.

Снова заговорил третий человек:

– А вы заметили, что он всегда свежевыбрит, в какую бы рань мы ни встали?

– Он, наверное, магией вместо бритвы пользуется.

– Это уж точно. Уж больно это неестественно и вообще… В последнее время многовато всяких чар да заклинаний вокруг развелось! Иной раз хочется спрятаться в какой-нибудь пещере да подождать, пока все эти маги друг друга не поубивают. Без нашего участия.

– Я что-то не помню, чтоб ты на наших целителей жаловался, когда они воспользовались заклинанием, а не парой щипцов, вытаскивая стрелу из твоего плеча!

– Не жаловался, да только эта стрела никогда бы в мое плечо не угодила, если бы не Гальбаторикс! Он во всем виноват, из-за него и его магии вся каша-то и заварилась.

Кто-то из них фыркнул и сказал:

– Тут ты прав, да только я последний медный грош готов поставить, что ты все равно бы эту стрелу в плечо заполучил. Уж больно ты злобен, только и думаешь, с кем бы подраться.

– А знаете, Эрагон ведь жизнь мне спас в Финстере, – сказал Сверн.

– Да, знаем мы, знаем! Так что не вздумай в очередной раз нам голову этой историей морочить, иначе я тебя целую неделю горшки драить заставлю.

– Ну, так ведь спас же…

Снова последовало длительное молчание, которое прервал басовитый. Вздохнув, он сказал:

– Надо бы и нам научиться себя защищать. Вот корень-то в чем. А то мы все полагаемся на милость эльфов, магов и всяких странных существ, которые по нашей земле бродят. Для таких, как Эрагон, это, может, и неплохо, но нам-то, простым людям, повезло меньше, чем ему. Вот надо и нам…

– Нам надо одно! – прервал его Сверн. – Нам надо, чтобы снова Всадники появились! Уж они-то наведут здесь порядок.

– Пфф! Ага, Всадники и драконы. Без драконов ведь Всадников не бывает. Только мы и тогда себя защитить не сможем – вот ведь что меня беспокоит. Я ведь не ребенок, не могу все время у матери за юбкой прятаться. Ведь если вдруг снова какой-нибудь шейд объявится, не к ночи будь сказано, так мы ему ничем противостоять не сможем, вот он нам головы-то и поотрывает. А что, запросто!

– А я, кстати, вот что вспомнил, – сказал третий собеседник. – Вы о лорде Барсте слышали?

– Еще бы! – воскликнул Сверн, а потом сказал: – Говорят, он собственное сердце съел.

– Ну и что с того? – насмешливо спросил басовитый.

– Так ведь Барст…

– Что – Барст?

– Ну, Барст, тот самый, у которого поместье неподалеку от Гилида было…

– А разве не тот, что погнал своих коней прямо в Рамр – просто назло…

– Да, и это тоже. Он и есть. Так или иначе, а этот Барст велел всем мужчинам в своей деревне идти воевать за Гальбаторикса – ну, в общем, как и все эти лорды, – да только те мужчины взяли и отказались. А потом решили сами напасть на Барста и его солдат.

– Храбрецы! – презрительно сказал басовитый. – Глупые люди, хоть и храбрые.

– Но Барст был очень хитер. Оказывается, он заранее вокруг той деревни своих лучников расставил, а уж потом сам туда пошел. И когда эта заварушка началась, лучники половину мужчин в той деревне перестреляли, а остальных тяжело ранили. Ничего удивительного, конечно. А потом Барст взял их вожака – ну, того, кто всю эту кашу и заварил, – схватил его за шею и прямо руками голову ему напрочь открутил!

– Не может быть!

– Ей-богу, открутил! Точно куренку! А потом и еще хуже: велел всю семью этого человека заживо сжечь.

– У этого Барста, должно быть, силища, как у кулла. Это ж надо – живому человеку голову оторвать!

– Небось тут тоже без какой-то хитрости не обошлось.

– А может, магии? – спросил басовитый.

– Говорят, этот Барст всегда был очень силен. Силен и хитер. Еще совсем молодым он, по слухам, одним ударом кулака разъяренного быка прикончил.

– А по мне, так тут без магии все же не обошлось! – сказал басовитый.

– И что тебе в каждом углу маги да волшебники мерещатся?

Басовитый в ответ проворчал нечто невразумительное, и разговор прервался: часовым пора было совершать обход.

В любое другое время этот разговор вполне мог бы встревожить Эрагона, но в данный момент он пребывал в состоянии медитации, а потому оставался спокоен и внешне, и внутренне. Но все же предпринял некое усилие, чтобы запомнить, о чем сплетничали эти вардены, чтобы впоследствии хорошенько над этим поразмыслить.

Прервав медитацию, он привел свои мысли в порядок и сразу почувствовал себя спокойным и отдохнувшим. Открыв глаза, он медленно распрямил затекшие ноги и сделал небольшую разминку, почти с наслаждением глядя на мирное желтоватое пламя свечи.

Затем, порывшись в том углу, куда несколько раньше бросил снятые с Сапфиры седельные сумки, он достал перо, кисточку, бутылку с чернилами и кусочки пергамента, выпрошенные им у Джоада несколько дней назад, а также копию книги «Власть Судьбы» – «Домиа абр Вирда», которую подарил ему старый ученый.

Вновь усевшись на лежанке, Эрагон положил тяжеленную книгу подальше, чтобы ни в коем случае не забрызгать ее чернилами, и пристроил на колени свой щит, разложив на его поверхности листки пергамента. Острый запах дубильного вещества наполнил его ноздри, когда он открыл бутылку и обмакнул перо в чернила, сделанные из дубовых «орешков».

Коснувшись кончиком заточенного пера краешка пузырька, чтобы снять избыток чернил, он осторожно провел первую линию. Перо слабо поскрипывало, а он одну за другой старательно выписывал руны своего родного языка. Закончив, он сравнил свои труды с результатами прошлой ночи и заметил, что почерк его существенно улучшился – ну, может, и не существенно, но все же заметно – с тех пор, как он взялся переписывать тексты из «Домиа абр Вирда», используя книгу в качестве учебника.

Он еще три раза дополнительно прошелся по всему алфавиту, обращая особое внимание на те руны, которые прежде ему не давались, и перешел к записям в своем дневнике. Эрагон взял в привычку каждый день записывать собственные мысли и наблюдения, связанные с только что минувшими событиями. Это упражнение было полезно не только тем, что давало ему хорошую возможность попрактиковаться в письме, но и помогало лучше разобраться в собственных делах и поступках.

Хоть это занятие и требовало немалых усилий, он им наслаждался, находя его весьма интересным. И потом, дневник каждый раз напоминал ему о Броме – ведь это он учил его понимать смысл каждой руны, каждого слова. Разговаривая со своим дневником, Эрагон словно говорил со своим покойным отцом, образ которого иначе постоянно от него ускользал.

Высказав в дневнике все, что хотел, он тщательно вымыл перо, сменил его на кисточку и выбрал кусочек пергамента, уже наполовину исписанный иероглифами древнего языка.

Письменность эльфов, Лидуэн Кваэдхи, воспроизвести было гораздо труднее, чем руны его родного языка, поскольку эльфийские иероглифы отличались особой прихотливостью и сложностью формы, но при этом казались Эрагону какими-то расплывчатыми. Однако он упорно тренировался, старательно их выписывая. Во-первых, он хотел как следует освоить эту древнюю письменность, а во-вторых, если уж он соберется впредь делать записи на древнем языке, то разумнее делать это так, чтобы большая часть людей или даже магов не смогла эти записи понять.

Память у Эрагона была хорошей, но даже при этом он обнаружил, что уже начинает забывать многие из заклинаний, которым научили его Бром и Оромис. А потому он решил составить себе словарик из тех слов древнего языка, которые уже знал. Эта идея была, разумеется, далеко не нова, однако Эрагон лишь недавно сумел убедиться, сколь ценным может оказаться такой словарик.

Еще пару часов он работал над словарем, а потом, убрав наконец письменные принадлежности в седельную сумку, он вытащил оттуда ларец с сердцем сердец Глаэдра и в очередной раз попытался вывести старого дракона из сковавшего его ступора. Он много раз и прежде предпринимал подобные попытки, но всегда неудачно. Однако сдаваться не собирался. Сидя рядом с открытым ларцом, он вслух стал читать Глаэдру главу из «Домиа абр Вирда», посвященную тем законам и ритуалам, которые существуют у гномов – сам он был знаком лишь с некоторыми из них, – и читал до тех пор, пока не наступил самый темный, самый холодный час ночи.

И только тогда Эрагон отложил книгу, задул свечу и прилег на кровать, чтобы немного отдохнуть. Но недолго бродил он по фантастическому миру своих снов – едва на востоке забрезжили первые лучи солнца, он проснулся, перекатился на бок, встал навстречу привычным делам и заботам.

Ароуз

Было уже позднее утро, когда Роран и его товарищи добрались до скопления палаток. Лагерь, устроенный неподалеку от дороги, показался ему серым, окутанным какой-то неясной дымкой. Он, впрочем, допускал, что от усталости зрение могло его и подвести. В миле отсюда, на юге, раскинулся город Ароуз, но видны были лишь его белоснежные стены, разверстые пасти крепостных ворот и множество прочных, толстостенных башен квадратного сечения.

Роран так устал, что сидел, пригнувшись к луке седла, когда они въезжали в лагерь, а кони их и вовсе едва держались на ногах. Какой-то тощий юнец, подбежав к Рорану, принял у него уздечку. Ему пришлось немного потянуть за узду, чтобы лошадь наконец остановилась, она даже слегка споткнулась.

Роран некоторое время тупо смотрел на парнишку, словно не понимая, зачем, собственно, сюда явился, потом хрипло прокаркал:

– Приведи ко мне Бригмана.

Мальчишка кивнул и тут же исчез среди палаток, поднимая босыми ногами тучи пыли.

Рорану показалось, ждал он никак не меньше часа, слушая тяжелое дыхание усталой лошади и глухой гул крови в собственных ушах. На землю он старался не смотреть: ему казалось, что земля все еще движется, а перед ним открывается огромный и невероятно длинный туннель. Где-то вдали зазвенели шпоры. С десяток воинов собрались неподалеку, опираясь на копья и щиты; их лица выражали откровенное любопытство.

Роран заметил, как через весь лагерь к нему, прихрамывая, быстро идет широкоплечий человек в синей тунике, опираясь на обломок копья, как на посох. У него была густая длинная борода, усы над верхней губой были тщательно сбриты, а под носом поблескивали капельки пота – то ли от жары, то ли от боли в ноге.

– Это тебя зовут Молотобоец? – спросил бородач.

Роран буркнул в ответ нечто утвердительное. С трудом разжав пальцы, он сунул руку за пазуху и передал Бригману потрепанный кусок пергамента с приказами Насуады.

Бригман, нажав ногтем большого пальца, сломил восковую печать и углубился в чтение. Прочитав послание, он посмотрел на Рорана с деланным равнодушием и заявил:

– Мы давно тебя поджидаем! Один из заклинателей, которых Насуаде удалось приручить, связался со мной и сообщил, что ты выехал четыре дня назад. Только я не думал, что ты прибудешь так скоро.

– Да, это было непросто, – кивнул Роран.

Бритая верхняя губа Бригмана изогнулась в улыбке.

– Да уж, непросто… Тут я не сомневаюсь. – Он вернул Рорану пергамент. – Ладно, люди готовы последовать за тобой, Молотобоец. Вообще-то мы как раз собирались западные ворота штурмовать. Может, ты сам эту атаку и возглавишь? – Вопрос прозвучал, точно удар острого кинжала.

Мир, казалось, покачнулся, и Роран, чтобы не упасть, снова ухватился за луку седла. Он сейчас слишком устал, чтобы вступать с кем бы то ни было в словесный поединок, да и вряд ли мог бы с достоинством такой поединок выдержать.

– Прикажи отложить штурм еще на день, – сказал он.

– Ты что, совсем мозги утратил? Как это – отложить? Так мы никогда этот город не захватим! У нас все утро ушло на подготовку, и я не намерен сидеть тут и ковырять в носу, пока ты будешь отдыхать да отсыпаться. Насуада рассчитывала, что с осадой будет покончено за несколько дней, и, клянусь Ангвардом, я это сделаю!

Тогда Роран, стараясь говорить как можно тише, чтобы никто, кроме Бригмана, его не услышал, хриплым шепотом сказал, глядя Бригману прямо в глаза:

– Ты прикажешь своим людям подождать, иначе я велю связать тебя по рукам и ногам и высечь за невыполнение приказа. Ясно тебе? Я не намерен идти на штурм, пока немного не отдохну и не разберусь в ситуации.

– Ну и дурак же ты! Это же…

– Если ты сам не в состоянии придержать свой язык и поступать, как тебе предписано, то я могу прямо сейчас тебя этому поучить!

Ноздри Бригмана гневно затрепетали.

– В таком-то состоянии? Да тебе это попросту не удастся!

– Ошибаешься. – Рорану и впрямь хотелось проучить этого типа, хотя он и не очень-то представлял, как ему удастся с ним справиться, но в глубине души знал, что сумеет это сделать.

Бригман, казалось, боролся с собой.

– Ладно, – бросил он. – Нехорошо выйдет, если люди увидят, как мы тут в грязи возимся. Я согласен подождать немного, раз ты так уж этого хочешь, но учти: я за эту задержку отвечать не намерен! Теперь уж за все в ответе будешь ты сам.

– Как и всегда, – прохрипел Роран – горло у него жутко саднило. – Как и ты будешь в ответе за то безобразие, которое ты тут устроил вместо нормальной осады.

Бригман помрачнел, и Роран понял, что неприязнь Бригмана к нему только усилилась и, пожалуй, превращается в ненависть. Он даже пожалел, что ответил ему так резко.

– Твоя палатка вон там, – сказал ему Бригман и ушел.

… Было еще раннее утро, когда Роран проснулся.

Сквозь стенки палатки просачивался неяркий свет, и настроение у него разом поднялось. На мгновение ему показалось, что заснул он всего несколько минут назад, но понял, что чувствует себя слишком бодрым и полным сил, чтобы отдых был столь коротким.

Роран тихо выругался, злясь, что позволил себе проспать целый день: столько времени коту под хвост!

Отшвырнув в сторону тонкое одеяло – собственно, в теплом южном климате другого одеяла и не требовалось, особенно если учесть, что спать он повалился, так и не сняв ни одежды, ни даже сапог, – Роран попытался сесть, и тут же у него вырвался сдавленный стон. Казалось, все его тело выкручивали и рвали на куски. Он снова упал на постель, задыхаясь и с отчаянием глядя в матерчатый потолок палатки. Постепенно резкая боль затихла, как бы рассыпавшись на множество более мелких болей – и некоторые были достаточно острыми, чтобы Роран опасался совершать столь резкие телодвижения.

Несколько минут он собирался с силами, потом аккуратно перекатился на бок и сбросил ноги с лежанки. Рорану пришлось перевести дыхание и только потом предпринять следующую вроде бы несложную попытку: встать и устоять на ногах.

Наконец ему это удалось. Роран кисло усмехнулся, предвкушая, какой «незабываемый» денек ему предстоит. Когда он вышел из палатки, остальные были уже на ногах и ждали его, хотя и выглядели не менее измученными и потрепанными. Движения у всех были такими же скованными, как и у него. Они обменялись приветствиями, и Роран спросил, указывая на перевязанное предплечье Дельвина, которого полоснул ножом хозяин одной таверны:

– Ну что, боль утихла?

Дельвин только плечами пожал:

– Ерунда! Я вполне готов сражаться, когда будет нужно.

– Это хорошо.

Роран посмотрел на встающее солнце, подсчитывая, сколько часов осталось до полудня, потом сказал:

– Давайте пройдемся.

Начав с центра лагеря, Роран провел своих товарищей по каждому ряду палаток, осматривая, в каком состоянии пребывает войско и какое вооружение имеется в наличии. Время от времени он останавливался, задавал кому-то один-два вопроса и шел дальше. Люди по большей части выглядели уставшими и отчаявшимися, хотя Роран заметил, что у многих явно поднялось настроение при виде нового командира.

Прогулка по лагерю завершилась на его южном краю, как и планировал Роран. Там он с товарищами остановился, глядя издали на впечатляющие крепостные стены и башни Ароуза.

Город был выстроен как бы в два этажа. Первый «этаж» был низкий и раскинулся довольно широко; как раз здесь сосредоточена была большая часть жилых строений. Второй «этаж» был куда меньше и занимал верхнюю часть высокого, но довольно пологого холма, являвшего собой самую большую высоту на много миль окрест. Оба городских уровня были окружены стеной. Во внешней стене виднелись пять ворот: двое из них выходили на дороги, ведущие в город, – одна на северную, вторая на восточную; трое других ворот были помещены над каналами, вода в которых текла с юга на север, к бурному морю, простиравшемуся сразу за северной границей Ароуза.

«По крайней мере, здесь хоть рва с водой нет», – думал Роран.

Ворота, выходившие на северную дорогу, были изувечены ударами стенобитных орудий, а земля перед ними вся изрыта. Роран сразу понял, что там шла жестокая битва. Три катапульты, четыре баллисты, устройство которых было ему знакомо еще со времен плавания на «Крыле дракона», и две полуразвалившиеся осадные башни так и торчали у внешней стены города. Возле них виднелась кучка людей. Они спокойно курили трубки и играли в кости, расстелив на земле куски кожи. Осадные устройства даже издали выглядели чрезвычайно убогими по сравнению с мощными стенами города.

Почти ровное пространство вокруг Ароуза имело незначительный уклон в сторону моря. Сотни крестьянских хозяйств пятнали эту зеленую равнину. Каждое было окружено высоким деревянным забором, за которым виднелась по меньшей мере одна тростниковая крыша. Кое-где, правда, были и роскошные поместья: просторные каменные дома, защищенные каменной стеной и, как догадывался Роран, отрядом собственной стражи. Здесь, несомненно, обитала знать Ароуза или, возможно, очень богатые торговцы.

– Ну, и что ты думаешь? – спросил Роран у Карна.

Заклинатель только головой покачал; его печальные глаза стали еще печальнее.

– Мы с тем же успехом могли бы объявить осаду горе – толку было бы примерно столько же, – уныло пошутил он.

– Это точно, – раздался где-то рядом голос Бригмана.

Роран оставил свое мнение при себе. Ему не хотелось, чтобы другие знали, до какой степени он обескуражен: «Насуада просто спятила, если считает, что мы можем захватить Ароуз, имея всего восемьсот человек. Если бы у меня было восемь тысяч воинов, да еще и Эрагон с Сапфирой в придачу, тогда я еще мог бы испытывать какую-то уверенность. А сейчас…»

И все же он понимал, что должен непременно изыскать какой-то способ – хотя бы ради Катрины.

Не глядя на Бригмана, Роран сказал ему:

– Расскажи мне об Ароузе. Подробно.

Бригман покрутил в руках свой обломок копья, покрепче воткнул его в землю, оперся на него и только тогда заговорил:

– Гальбаторикс предусмотрительно позаботился о том, чтобы в городе имелся максимальный запас продовольствия на тот случай, если мы сумеем перекрыть дороги. Ну, а в воде, как ты и сам видишь, жители Ароуза недостатка не испытывают. Даже если мы сумеем отвести в сторону воду в этих каналах, у них там все равно есть несколько родников и глубоких колодцев. Так что они запросто могу продержаться хоть до зимы, а то и дольше. Хотя я думаю, что им к этому времени порядком поднадоест питаться турнепсом. Кроме того, Гальбаторикс поместил в Ароузе приличный гарнизон, который более чем в два раза превосходит нас численностью. И это еще не считая тех войск, что стоят там постоянно.

– Откуда тебе это известно?

– Есть у меня один шпион. Но, к сожалению, не имеющий опыта в военных делах, а потому и обеспечивший нас преувеличенными сведениями о слабой обороне Ароуза.

– Вон оно что…

– Он пообещал, что сумеет открыть ворота и под покровом темноты пропустить в город наш небольшой отряд.

– И что?

– Мы ждали, но он так и не появился, а утром на стене появилась его голова, надетая на пику. Она и сейчас там торчит, у восточных ворот.

– Ну что ж. А нет ли в городе еще каких-то ворот помимо этих пяти?

– Есть. Рядом с портом есть водные ворота, достаточно широкие, чтобы одновременно пропускать воду всех трех каналов, а неподалеку от них еще ворота, но уже на земле – для людей и лошадей. Есть и еще одни и тоже на земле – вон там, – и он указал на западную часть города. – Такие же, как и все остальные.

– А пробить тараном хоть одни из них можно?

– Можно, но потребуется много времени. А на морском берегу слишком мало места, чтобы как следует маневрировать и иметь возможность отступить, когда нас со стены осыпают камнями и стрелами. В общем, доступными остаются только эти ворота и еще западные. Местность всюду вокруг города примерно одинаковая, за исключением прибрежной части, поэтому я и решил сконцентрировать усилия на ближайших воротах.

– Из чего они сделаны?

– Чугун и дуб. Они еще сто лет простоят, если мы их прежде не свалим.

– А какой-нибудь магией они защищены?

– Этого я не знаю, да и Насуада вроде бы не сочла нужным послать с нами одного из своих заклинателей. У Холстеда был…

– Кто такой Холстед?

– Лорд Холстед, правитель Ароуза. Ты, должно быть, слышал о нем.

– Нет, не слышал.

Возникла короткая пауза, и Роран почувствовал, что презрение, которое испытывал к нему Бригман, еще возросло. Затем Бригман сказал:

– У Холстеда был собственный заклинатель, такой противный, невзрачный человечек, которого мы не раз видели на стене. Он вечно что-то бормотал себе в бороду, пытаясь сразить нас с помощью своих заклинаний, но, похоже, был не больно-то в этом силен, потому что ничего ему толком не удавалось. Если не считать одного раза, когда он сумел-таки поджечь двоих наших, которые в этот момент находились возле стенобитного орудия.

Роран быстро переглянулся с Карном – тот, похоже, был всем этим сильно встревожен, – но решил обсудить все это с ним позже, наедине.

– А разве не легче было бы пробиться сквозь те ворота, что выходят на каналы? – спросил Роран.

– А где ты там стоять-то будешь? Смотри, как плотно ворота подогнаны к стене, а со стороны моря и ногу-то поставить некуда. Но что еще хуже – там полно всяких ловушек, и в стенах есть отверстия, через которые они могут тебя и кипящим маслом или свинцом облить, а также бойницы, чтобы и камни метать, и горящие бревна сбрасывать, если какой дурак туда полезть осмелится.

– Но ворота не могут быть одинаково прочными сверху донизу, это мешало бы стоку воды.

– Верно, там над самой водой решетка из дерева и металла, причем довольно редкая, чтобы вода свободно изливалась.

– Ясно. А что, эти ворота постоянно в воду опущены? Даже когда никакой осады нет?

– Ночью-то уж точно, но я думаю, что в дневное время они открыты.

– Хм… А стены каковы?

Бригман переступил с ноги на ногу:

– Гранит. Гладкий такой, точно полированный. И глыбы так плотно друг к другу подогнаны, что и лезвие ножа между ними не пройдет. Гномы строили еще до падения Всадников. Но, по-моему, внутри эти стены заполнены прессованным мусором или щебнем, но точно я не уверен, потому что верхний слой нам пока что пробить не удалось. Эти стены по крайней мере футов на двадцать в землю уходят, а может, и больше, а значит, ни подкоп, ни подрыв сделать не удастся.

Сделав несколько шагов вперед, Бригман указал Рорану на поместья, видневшиеся к северу и западу от лагеря.

– Большая часть этих богатых землевладельцев сейчас в Ароуз перебрались, но оставили достаточно людей, чтобы те защищали их собственность. И эти отряды доставили нам немало неприятностей: нападали на наших разведчиков, лошадей у нас воровали и все такое. Мы парочку поместий, правда, захватили, – и Бригман указал на сожженные дотла остовы зданий, – но удерживать их было уж больно хлопотно, так что мы их обчистили и подожгли. К сожалению, людей у нас маловато, а то мы бы и остальные к рукам прибрали.

В разговор вмешался Балдор:

– А почему вода в этих каналах течет в море? Что-то не похоже, чтобы их использовали для орошения полей.

– Да тут нечего орошать-то, парень! Тут вода требуется не больше, чем северянам снег зимой. В Ароузе главное – сухим остаться.

– Так зачем же построены эти каналы? – спросил Роран. – И откуда они текут? Вряд ли я поверю, что вода в них попадает из реки Джиет, до нее отсюда далеко.

– Ну, вряд ли, конечно, из реки, – сказал Бригман. – А вот к северу есть болота, и там много мелких озер. Вода в них, правда, темная, не слишком хорошая, но здешние люди привыкли. Там все начинается с одного широкого канала примерно за три мили отсюда, а затем этот канал разветвляется, превращаясь в те три, которые вы и видите перед собой. Затем вода в каналах проходит через несколько шлюзов, на них построены мельницы, обеспечивающие город мукой. Крестьяне свозят туда зерно после уборки урожая, а потом грузят мешки с мукой на баржи и по воде переправляют в Ароуз. Точно так же перевозят и другие товары – леса, вино. Это очень удобно.

Роран, продолжая рассматривать Ароуз, задумчиво почесал затылок. Рассказ Бригмана о каналах и шлюзах весьма заинтересовал его, хотя плана того, как этим можно было бы воспользоваться, у него не возникло.

– А в окрестностях города есть еще что-нибудь достойное внимания? – спросил он.

– Только шахта по добыче слюды – к югу по побережью.

Роран что-то проворчал, как бы разговаривая с самим собой, и заявил:

– Надо внимательно осмотреть эти мельницы. Но сперва я хотел бы услышать полный отчет о том, что вы за это время сделали и насколько мы сейчас всем обеспечены – от стрел и луков до сухарей.

– Ну что ж, тогда идем со мной… Молотобоец.

Следующий час Роран провел в разговорах с Бригманом и двумя его заместителями. Он слушал их и задавал различные вопросы, а они рассказывали ему обо всех вылазках, которые были ими предприняты в попытке преодолеть городские стены. Доложили они ему и о том, каковы в лагере запасы продовольствия и боеприпасов.

«Ну, по крайней мере, оружия у нас хватает, – думал Роран, подсчитывая количество убитых. – Хотя Насуада и не требовала уложиться с выполнением этой задачи в какие-то конкретные сроки, нужно действовать, иначе через неделю люди и лошади начнут голодать».

Большая часть сведений, которые сообщили Рорану Бригман и его помощники, уже была записана на кусках пергамента, свернутых в свитки. Рорану с огромным трудом удавалось скрывать, что он не в состоянии расшифровать ряды этих непонятных для него черных значков, а потому заставляет читать все это вслух, что, впрочем, тоже изрядно его нервировало: он терпеть не мог от кого-то зависеть.

«Насуада была права, – думал он. – Мне необходимо научиться читать, иначе я не смогу быть уверенным, не обманывает ли кто меня, зачитывая эти сведения вслух. Может, Карн меня обучит, когда мы вернемся к варденам?»

Чем больше Роран узнавал об Ароузе, тем яснее ему становилось, в каком отчаянном положении находился Бригман. Захват города был невероятно сложной задачей, решить которую, по всей очевидности, пока не представлялось возможным. Несмотря на то что Бригман по-прежнему не вызывал у него особой симпатии, Роран все же считал, что этот человек справился со своей задачей не так уж и плохо. Во всяком случае при подобных обстоятельствах. И взять город ему не удалось отнюдь не потому, что он был неумелым командиром – Роран как раз совершенно не сомневался, что опыта у Бригмана хватает, – а просто потому, что ему не хватало тех двух качеств, которые не раз дарили победу самому Рорану: отваги в сочетании с умением рисковать и воображения.

После этого предварительного разбора Роран, его пятеро товарищей и Бригман отправились верхом осматривать стены Ароуза и ворота с более близкого, но все же достаточно безопасного расстояния. Вновь оказавшись в седле, Роран испытывал жуткую боль, но сносил ее без жалоб.