Текст книги "Гламур"

3

Родителей Ричарда Грея уже не было в живых. Он рос один, без братьев и сестер; единственная близкая родственница – тетка со стороны отца – давно жила с мужем в Австралии. После школы Грей поступил в Брентский технический колледж, где специализировался по фотографии. Еще в Бренте он стал участником учебной программы Би-би-си и сразу после защиты диплома был принят на телестудию Би-би-си стажером. Несколько месяцев спустя его уже назначили помощником оператора, он много занимался студийными и натурными съемками в составе разных бригад и довольно быстро получил самостоятельную операторскую работу.

В двадцать четыре года он ушел из Би-би-си и устроился кинорепортером в независимое агентство новостей. Агентство это, расположенное на севере Лондона, распространяло видеосюжеты по всему миру, сотрудничая с различными заказчиками, но главным образом с одной крупной американской телекорпорацией. Чаще всего они снимали в Британии и Европе, но Грею приходилось бывать и в дальних командировках – в Америке, на Дальнем Востоке, в Африке, даже в Австралии. В конце восьмидесятых он совершил несколько поездок в Северную Ирландию, охваченную тогда волнениями.

За Греем закрепилась репутация бесстрашного человека. Репортеры сплошь и рядом попадают в острые ситуации, оказываются в эпицентре опасных событий, и тут требуется особого свойства преданность делу, без которой невозможно вести съемку в гуще беспорядков или под огнем. Ричард Грей не раз рисковал жизнью.

Две его работы – документальный фильм и программа новостей – были отмечены наградами Британской Академии кино и телевидения, а однажды по итогам года ему и его звукооператору присудили «Приз Италии» за кинорепортаж об уличном сражении в Белфасте. Памятная надпись гласила: «Ричард Грей, телеоператор, телевизионные новости Би-би-си. Специальная награда. Съемки в условиях крайней личной опасности». Среди коллег Грей пользовался популярностью, поэтому, несмотря на репутацию человека отчаянного, никогда не испытывал недостатка в желающих поработать с ним вместе. По мере того как рос его профессиональный престиж, люди осознавали, что он никогда не рискует безрассудно, подвергая себя и других ненужной опасности, а напротив, опираясь на опыт и интуицию, умеет удивительно точно определить разумную степень риска.

Жил Грей один в собственной квартире, купленной на деньги из отцовского наследства. Близких друзей он не завел, зато имел множество приятелей среди сослуживцев. У него так и не оказалось постоянной подружки. Мешала главным образом работа, сопряженная с бесконечными разъездами, поэтому он предпочитал не завязывать прочных отношений и с легкостью переходил от одной случайной встречи к другой. В свободное время он любил бывать в кино, иногда отправлялся в театр. Обыкновенно раз в неделю он встречался с кем-нибудь из знакомых, чтобы посидеть вечерком в пабе. Отпуск он чаще всего проводил в одиночку, путешествуя в автомобиле или пешком; однажды после рабочей командировки в Штаты решил продлить удовольствие и, взяв напрокат машину, объездил всю Калифорнию.

После смерти родителей в жизни Грея случилось только одно серьезное потрясение, и произошло это примерно за шесть месяцев до взрыва автомобиля-бомбы.

Все вышло из-за того, что Ричард Грей любил работать с кинопленкой. Ему нравилось ощущать на своем плече тяжесть кинокамеры «Аррифлекс», ее весомость, надежность, спокойную вибрацию мотора. Он смотрел в зеркальце видоискателя как бы третьим глазом; иногда он говорил, что без него уже не способен правильно видеть. Было что-то и в фактуре самой кинопленки, в утонченности фиксируемых ею эффектов, в качестве изображения. Он так ясно представлял себе пленку – как она равномерно скользит в затворе камеры, двадцать пять раз в секунду останавливаясь и возобновляя движение, – и это привносило в его работу некое дополнительное, неуловимое, но почти магическое ощущение. Он неизменно выходил из себя, если люди говорили ему, что не в состоянии отличить кадры, снятые на настоящую пленку, от записанных на видеоленту. Ему казалось, что разница очевидна: видеозапись всегда производила впечатление ненатуральной, изображение выглядело фальшивым, неестественно ярким и контрастным.

Однако он и сам понимал, что для съемки новостей кинопленка была не лучшим носителем. Одна обработка чего стоила! Сначала коробки с отснятой пленкой несли в лабораторию проявлять, потом монтировали, кадр за кадром, в специальной комнате; звук нужно было синхронизировать или записывать заново. С передачей материалов в агентство обязательно возникали технические сложности, особенно если приходилось пользоваться местными студиями или пересылать отснятый материал через спутник. Когда работа велась за границей или в зоне боевых действий, проблем бывало еще больше. Иногда, чтобы дать материал в эфир, оставалось одно – тащить коробки с необработанной пленкой до ближайшего аэропорта и отправлять самолетом в Лондон, Нью-Йорк или Амстердам.

Агентства новостей во всем мире переходили на электронные видеокамеры. Используя портативные спутниковые тарелки, операторы теперь могли передавать изображение в студию прямо в процессе съемки. Там его редактировали на компьютере и пускали в эфир без задержки.

Одна за другой съемочные бригады переходили на видеоаппаратуру, и Грей прекрасно понимал, что никуда ему от этого не деться. Он прошел курс переподготовки и попытался работать с электронной камерой, однако дело не шло, хотя он и сам толком не мог понять, в чем причина. Ему нужно было ощущать движение пленки, слышать тихое пощелкивание затвора, иначе он не мог правильно «видеть». Он стал стесняться собственной несостоятельности, пробовал как-то справиться с проблемой, основательно переосмыслив свой подход к делу, пытался настроить зрение так, чтобы снова научиться видеть «третьим глазом». Коллеги, большинству из которых переход на новое оборудование дался почти безболезненно, относились к нему с сочувствием. Грей уверял себя, что камера – всего лишь инструмент, что его операторские способности никоим образом не определяются свойствами аппаратуры. Но, несмотря на это, он понимал, что теряет чутье.

Существовали, конечно, и другие возможности. Службы новостей Би-би-си, как и другого солидного британского телевизионного агентства Ай-ти-эн, переходили на электронную запись, и все же в Ай-ти-эн ему предложили работу с кинопленкой. Но он отдавал себе отчет, что и на новом месте в конце концов возникнет прежняя проблема. Было еще предложение заняться документальной съемкой для промышленных корпораций, но он отлично понимал, что это не выход. Политические новости – вот его настоящее призвание, на них он собаку съел.

Решение пришло само собой, когда агентство неожиданно потеряло контракт с американским партнером. Началось сокращение штатов, и Ричард Грей, опередив события, добровольно согласился на увольнение. У него не было никаких конкретных соображений. Он просто получил выходное пособие и собирался воспользоваться этим, чтобы некоторое время пожить спокойно и подумать о своей дальнейшей карьере.

Денежных затруднений он не испытывая. Стоимость квартиры была уже полностью выплачена за счет отцовского наследства, так что пособия должно было хватить по крайней мере на год. Кроме того, он не сидел вовсе без дела. От случая к случаю ему удавалось находить внештатную операторскую работу.

Но дальше в памяти был провал.

О последующем остались лишь отрывочные воспоминания: отделение интенсивной терапии лондонской больницы на Чаринг-Кросс, несколько операций, аппарат искусственного дыхания, непрестанная боль и туман в голове от обезболивающих. Его возили в машинах «скорой помощи» из одной травматологической клиники в другую, и во время переездов боль делалась совершенно нестерпимой. Наконец, он помнил путешествие, занявшее почти целый день, в очередной машине «скорой помощи» и с той поры находился здесь, в санатории Мидлкомб на южном побережье Девона.

Но именно там, где-то в глубине провала, он шел, ни в чем не повинный, по лондонской улице мимо полицейского участка, где террористы оставили начиненный взрывчаткой автомобиль. Адская машина взорвалась как раз в тот момент, когда он проходил мимо. После этого – множество ожогов и ран, изувеченная спина, переломы тазовых костей, ног и рук, разрывы внутренних органов. Он был на волосок от смерти. Но все это он знал только с чужих слов, а сам не помнил ровно ничего.

Вот и все, что сохранила его память на тот день, когда Сьюзен Кьюли появилась в клинике Мидлкомб. И для нее места там не нашлось.

4

Медики расходились во мнениях о природе амнезии, поразившей Ричарда Грея, а для самого Грея дело осложнялось еще и отсутствием однозначного мнения о самих медиках.

Он находился на попечении двух разных врачей: психолога Джеймса Вудбриджа и психиатра-консультанта доктора Хардиса.

Вудбридж не нравился Грею как человек, представлялся надменным и недоступным, но в то же время он придерживался курса лечения, казавшегося вполне понятным и приемлемым. Хотя Вудбридж принимал во внимание и травматическую природу его увечий, и последствия контузии, вместе с тем он был готов допустить, что эта ретроградная амнезия имеет еще и психологическую подоплеку. Иными словами, он не исключал, что в жизни Грея могли быть дополнительные обстоятельства, не связанные прямо со взрывом, память о которых он старается подавить. Вудбридж был твердо убежден, что воспоминания такого рода следует стимулировать крайне осторожно, прибегая исключительно к щадящей психотерапии, и что преимущества других, более агрессивных приемов не стоят возможного риска. Он считал, что выздоровление Грея должно идти последовательно: возврат к нормальному физическому состоянию поможет ему легче принять свое прошлое, и, таким образом, возвращение памяти будет происходить постепенно, естественным путем.

С другой стороны, доктор Хардис, который чисто по-человечески Грею нравился, подталкивал его в прямо противоположную сторону. Хардис настаивал на более активном вмешательстве, считая, что применение традиционной аналитической психотерапии даст результат еще очень нескоро, особенно в его случае, когда амнезия имеет органическую природу.

Несмотря на все эти человеческие предпочтения, до последнего времени Грей охотнее принимал рекомендации Вудбриджа. До появления Сьюзен Кьюли его не слишком заботило, что в действительности происходило с ним в течение этих нескольких позабытых им недель. Гораздо больше его беспокоило само ощущение отсутствия воспоминаний – ощущение пустоты, провала, бреши в его жизни. Ему казалось, что этот темный, хранивший молчание период отторгнут от него навсегда. Разум Грея как бы инстинктивно избегал его, подобно тому, как человек старается избежать прикосновений к открытой ране.

Но вот Сьюзен Кьюли явилась к нему из этого утраченного времени и осталась неузнанной. Она знала его тогда, и он тоже знал ее. Она пробудила в нем потребность вспомнить.

5

Утром, когда Ричард Грей, приняв ванну и одевшись, ждал в своей палате известий о прибытии Сьюзен, к нему заглянул Вудбридж.

– Хотелось бы, – начал психолог, – обсудить кое-что в спокойной обстановке, прежде чем вы снова увидитесь с мисс Кьюли. Она производит впечатление приятной молодой особы, вы не находите?

– Нахожу, – ответил Грей, испытав внезапное раздражение.

– Неужели вы совсем ее не помните?

– Совершенно.

– Нет даже смутного ощущения, что вы могли ее видеть?

– Нет.

– Сказала она вам что-нибудь о том, что произошло между вами?

– Нет.

– Я вот что думаю, Ричард. Возможно, это была размолвка, ссора, травмировавшая вас настолько, что вы затем пытались похоронить даже память о ней. Такая реакция была бы совершенно нормальной.

– Пусть так, – сказал Грей, – но я не понимаю, какое это имеет значение.

– Причиной вашей амнезии может быть неосознанное желание избавиться от неприятных воспоминаний.

– Какая разница, так это или нет?

– Если она появится, возможно, вы подсознательно захотите загнать свои воспоминания еще глубже.

– Вчера я этого не почувствовал. Наоборот, возникло желание узнать ее получше. Мне кажется, она может быть полезной, напомнить то, что я не могу вспомнить сам.

– Да. Но вы должны понимать – и это важно, – что сама по себе она вас не излечит.

– Но вреда-то не будет?

– Увидим… Если вы захотите поговорить со мной после этой встречи, я к вашим услугам до конца дня.

Раздражение Грея не прошло и после ухода Вудбриджа. Ему казалось, что должно быть пусть небольшое, но все-таки вполне определенное различие между его частной жизнью и историей болезни. Иногда он думал, что лечившие его доктора видят в его амнезии всего лишь некий вызов им как специалистам, не имеющий отношения к его реальной жизни. Если Сьюзен в прошлом действительно была его подружкой, значит, они знали друг друга довольно-таки близко и воспоминания о ней, очевидно, тоже имеют сугубо личный характер. Вудбридж своими вопросами откровенно вторгался в его личную жизнь.

Несколько минут спустя, захватив недочитанную книгу, Грей выехал из палаты и покатил к лифту. Он спустился на террасу и направился в самый дальний ее конец. Место было выбрано не случайно: он оказался на приличном расстоянии от прочих пациентов и к тому же получил возможность наблюдать за большей частью парка и автомобильной дорогой, ведущей от шоссе к парковочной площадке для посетителей клиники.

День был холодный и серый, небо все плотнее затягивалось низкими облаками, надвигавшимися с северо-запада. Обычно море хорошо просматривалось с террасы, поблескивая между деревьями, сегодня же все было окутано унылой дымкой.

Грей устроился читать, но ветер оказался задиристым. Помучившись несколько минут, он вызвал дежурную медсестру и попросил у нее одеяло. Прошел час, и пациенты потянулись внутрь.

Периодически прибывали машины, с ревом взбираясь по крутой дороге. Подъехали две кареты «скорой помощи» с новыми пациентами, несколько фургонов, много легковушек. С каждым новым автомобилем волнение Грея росло. Полный нетерпения и надежды, ждал он появления своей новой старой знакомой.

Ему никак не удавалось сосредоточиться на книге, и утро тянулось бесконечно. Было холодно и неуютно, и чем ближе к полудню, тем сильнее поднималась в нем обида. В конце концов, она ведь обещала и должна была догадываться, как много эта встреча для него значит. Он принялся изобретать для нее оправдания: она решила взять автомобиль напрокат, но вышла задержка; машина по дороге сломалась; произошла авария. Но об этом-то он должен был услышать.

С беспомощным эгоцентризмом инвалида он не мог думать ни о чем другом.

Приближался час дня – время ленча, и Грея вскоре должны были отвезти в столовую. Он понимал, что, даже если Сьюзен приедет в ближайшие минуты, они уже не смогут побыть вместе долго: в два в любом случае он должен отправляться на физиотерапию.

Было без пяти час, когда какая-то машина свернула на дорогу, ведущую к клинике. Грей разглядывал ее серебристую крышу и окна, в которых отражалось небо, с твердой уверенностью, что Сьюзен приехала именно в этой машине. Его напряжение достигло предела.

Она появилась на террасе вместе с одной из сиделок, сестрой Брикон. Обе женщины подошли к нему.

– Подают ленч, мистер Грей, – сказала сестра. – Позвать санитара, чтобы он вас отвез?

Взглянув на Сьюзен, он сказал:

– Не стоит. Я сам доберусь. Буду через пару минут.

– Я ненадолго, – обратилась та скорее к сестре, чем к Грею.

– Не возражаете, если я передам, что вы тоже останетесь на ленч?

– Нет, благодарю.

Медсестра несколько секунд молча разглядывала их, потом кивнула и удалилась.

– Простите, Ричард. Сожалею, что не смогла приехать раньше.

– Что-то случилось?

– Мне пришлось задержаться в Кингсбридже.

– Я прождал вас все утро, – сказал он.

– Я знаю. Мне действительно жаль.

Она присела на покрытый керамической плиткой парапет террасы. На ней была цветастая юбка с белой кружевной отделкой. Полы ее светло-коричневого дождевика разошлись, обнажив стройные лодыжки с натянутыми поверх чулок тугими гольфами.

Она сказала:

– Напрасно я с утра позвонила в студию. Тут же возникло множество проблем.

– В студию?

– Ну да, на работу. Я – свободный художник, сотрудничаю с одной дизайнерской студией и должна бывать там три дня в неделю. Это моя единственная постоянная работа. Думала, вы помните.

– Нет, не помню.

Она наклонилась, чтобы взять его за руку. Грей угрюмо уставился в землю, невольно заметив, что уже во второй раз ощущает враждебность по отношению к этой женщине.

– Сожалею, – пробормотал он.

– Это еще не все. Сегодня мне обязательно надо вернуться в Лондон.

Когда он поднял взгляд, она добавила:

– Я все понимаю. Постараюсь приехать на следующей неделе.

– Не раньше?

– Я правда не могу. Все так сложно. Мне нужны деньги, и я должна держаться за свое место. Если я их подведу, они найдут другого художника. Работу ведь получить непросто.

– Хорошо. – Грей попытался справиться с разочарованием и дать мыслям правильный ход. – Знаете, о чем я думаю уже целые сутки? Мне хотелось бы вас разглядеть.

Он уже заметил, что она редко поворачивается к нему лицом, чаще сидит вполоборота или низко склонив голову, и тогда распушенные волосы полностью закрывают ее лицо. Сначала он принял это за своего рода привлекательную манерность, застенчивость или скрытность, но ему хотелось увидеть ее такой, какой она была на самом деле.

– Не люблю, когда меня разглядывают, – сказала она.

– Я хотел бы вспомнить вас такой, какой видел раньше.

– Вы и раньше меня не разглядели.

Но она отбросила волосы назад легким движением головы и посмотрела ему прямо в глаза. Он всматривался в черты ее лица, пытаясь вспомнить или увидеть ее такой, какой знал прежде. Она выдерживала его взгляд всего несколько мгновений, затем снова опустила глаза.

– Не смотрите на меня так пристально, – сказана она.

– Если мне удастся вспомнить вас, всплывет и все остальное.

– Именно поэтому я здесь.

– Знаю. Но мне трудно. Я делаю лишь то, что мне велят, газета требует, чтобы я рассказал свою историю, а я прикован к этому проклятому креслу, и единственная моя мечта – вернуться к норме. Но, Сьюзен, дело в том, что я вас не помню. Совершенно не помню.

– Но… – заговорила она.

– Позвольте мне закончить. Я не помню вас, и все же я чувствую, что знал вас прежде. Это первое реальное ощущение за то время, что я здесь.

Она безмолвно кивнула, лица ее снова не было видно.

– Я буду рад вам. Буду рад видеть вас всякий раз, когда вы сможете выбраться.

– Это не так просто, – сказала она. – Я уже истратила почти все деньги, взяв напрокат машину. И еще нужно купить билет до Лондона.

– Я все оплачу… У меня есть деньги. Или газета заплатит. Что-нибудь устроим.

– Вероятно.

Но он чувствовал, что было что-то еще – какая-то невысказанная причина, более серьезная, чем простой недостаток наличности. Она смотрела мимо него, устремив взгляд в дальний конец террасы. Он хотел, чтобы она снова повернулась к нему лицом.

– Полагаю, есть кто-то другой, – сказал он.

– Да, был одно время.

– Потому-то вы так долго и не появлялись?

– Нет… все гораздо сложнее. Я приехала, как только поняла, что смогу вас видеть. Найалл, мой друг, не имеет к этой задержке никакого отношения. Он знает о вас, знает, как мне вас недоставало, но он не мешал мне. Теперь у нас с ним все кончено.

Грей ощутил растущее возбуждение, невольное сокращение мышц – давно забытое чувство, не испытанное еще ни разу с момента катастрофы.

– Сьюзен, можете вы рассказать, что произошло между нами? Скажите хотя бы, из-за чего мы расстались?

– Вы на самом деле не знаете? Точно?

– На самом деле.

Она мотнула головой.

– Не могу поверить, что вы настолько все забыли. Ведь это так много для нас значило.

– Может, просто расскажете?

– Ну как вы не понимаете?! Та часть истории уже в прошлом! Теперь это не имеет значения. Сейчас я здесь, и это все равно как если бы тогда ничего не случилось.

– Но я хочу попытаться вспомнить!

– Все было так неоднозначно. По правде говоря, с самого начала все пошло не так.

– И все-таки вы здесь. Что же вышло между нами тогда? Была ссора? Что именно было сказано?

– Нет, не ссора, другое. Просто некоторое время все шло неправильно, и мы оба понимали, что дальше так продолжаться не может. Все оказалось слишком сложно, но это обычное дело. Какое-то время я была с Найаллом, и вы страдали от этого, но главной причиной было недопонимание. Вы ушли, и я подумала, что между нами все кончено. Вы действительно сказали тогда, что не хотите больше меня видеть, но на самом деле ничего не было решено окончательно. Все это тянулось и тянулось и запутывалось все больше, но тут случился этот кошмар. Вам наверняка рассказывали, что было дальше: как террористы угрожали найти и прикончить всех, кому удалось выжить. Из-за этого полиция перевела вас в другую больницу, и я не могла узнать, где вы находитесь.

– До последнего времени?

– Да.

– Вот что: это наводит меня на мысль, – сказал Грей. – Скорее всего, жизнь, которую я вел до взрыва, была не безоблачной. Думаю, если даже у нас и вышла размолвка, вряд ли проблема была только в этом.

– Нет, все было именно так, – сказала она, широко распахнув глаза.

– Хорошо, тогда расскажите мне еще. Как мы встретились, где бывали? Дайте хоть что-то, за что можно зацепиться.

– Вы помните облако? – спросила она.

– Облако? Какое облако? Что вы имеете в виду?

– Просто облако.

На террасе появился официант, на его согнутой руке висела сложенная салфетка.

– Заказать ленч вам и вашей гостье, сэр?

– Сегодня я обойдусь без ленча, – сказал Грей, едва взглянув на него.

К своему удивлению, он заметил, что Сьюзен восприняла это постороннее вмешательство как сигнал к окончанию беседы. Она уже встала.

– Вы уходите? Вы не можете вот так взять и бросить меня!

– Я должна вернуть машину в Кингсбридж, потом успеть на автобус до Тотнеса, а там пересесть на лондонский поезд. Я уже опаздываю. Мне пора.

– О чем вы сейчас говорили? Что за облако?

– Мне казалось, что уж этого вы никак не могли забыть.

– Не помню, – сказал Грей. – Расскажите что-нибудь еще.

– Найалл. Его вы помните?

– Нет. А должен?

– Вы помните, как мы встретились?

Он с раздражением качнул головой.

– Нет, не помню!

– Я не знаю, что вы хотите услышать! Послушайте, я приеду снова, и мы поговорим как следует.

Она уходила и уже повернулась к нему спиной.

– Когда? На этих выходных?

– Как только смогу, – сказала она, присев возле его кресла и нежно сжав ему руку. – Я хочу вас видеть, Ричард. Я бы осталась с вами, будь это в моих силах. Мне надо было получше рассчитать время, но ведь в редакции ничего толком не сказали о вашем состоянии, и я думала…

Наклонившись, она легко коснулась губами его щеки. Он поднял руку – дотронуться до ее волос, и повернул голову, ища ее губы. Лицо ее было холодным от ветра. Поцелуй длился несколько секунд, затем она отстранилась.

– Не уходите, Сьюзен, – сказал он тихо. – Пожалуйста, не оставляйте меня одного.

– Я должна идти, правда.

Она поднялась и двинулась прочь, но все же поцелуй что-то изменил. Она заколебалась. Потом сказала:

– Чуть не забыла! У меня же для вас подарок.

Она вновь направилась к нему, роясь на дне сумки.

Вынув белый бумажный пакетик, сложенный и заклеенный полоской прозрачной ленты, она протянула его Грею и выжидательно замерла. Тот сорвал ленту и заглянул внутрь. В конверте оказались дюжины две почтовых открыток разного вида и размера. Все они были не новые, со старинными фотографиями, черно-белыми или тонированными в сепии. Бегло перебирая их, Грей заметил изображения английских морских курортов, сельские пейзажи, виды континентальной Европы – немецкие источники минеральных вод, соборы и дворцы Франции, альпийские пейзажи, рыбацкие порты.

– Я нашла их сегодня в антикварном магазине. В Кингсбридже.

– Спасибо. Что я могу еще сказать?

– Возможно, кое-какие уже есть в вашей коллекции.

– В моей коллекции?

Тут она рассмеялась, громко и резко.

– Вы ведь даже этого не помните, верно?

– Хотите сказать, что я коллекционировал старые открытки? – Он усмехнулся. – Что еще нового у вас есть?

– Кое-что могу сказать вам прямо сейчас. Вы никогда не звали меня Сьюзен. Только Сью.

Она наклонилась и поцеловала его снова, на этот раз в щеку. Потом ушла, не оглядываясь, быстро миновала террасу и исчезла в здании. Подождав, он услышал, как хлопнула дверца и загудел мотор. Затем он увидел окна и крышу ее машины, которая медленно катилась вниз, к узкому шоссе. В эмали кузова тускло отражалось серое небо.