Текст книги "Маг-целитель"

Глава 9

Мне стало зябко, и я отвернулся, сердито ворча. Призрак слонялся у костра, почти невидимый в отблесках яркого пламени. Но глаза ее так светились, что наблюдать за ней не составляло труда. Не могу сказать, чтобы то, как эти глаза смотрели на меня, доставляло мне невыразимое счастье, хотя... я спас загробную жизнь этой девицы и, видимо, нес за нее какую-то ответственность. Я встал – она в испуге отшатнулась, но во взгляде сохранилось непостижимое обожание. Правда, мне оно казалось каким-то болезненным, нехорошим. На память пришли азы приручения маленьких зверюшек – я сел и стал ждать. Девица приблизилась, но тут подошел Фриссон и все испортил.

– Чего она на меня так таращится? – спросил я у него.

– Она влюблена, господин Савл, – негромко проговорил поэт. – Разве тебе неведомы знаки любви?

Меня опять зазнобило.

– Знакомы, конечно. Только с какой стати ей в меня влюбляться? Из-за того, что я вроде как спас ее?

– Причина веская, – сказал Фриссон. – Вдобавок внешность у тебя приятная, но есть и нечто большее. Разве ты не знаешь, что произнесенное тобой заклинание приворотное?

Мне стало худо.

– Что, правда?

– О да, и очень сильное. Оно так привязывает...

– И кого к кому привязывает?

Фриссон посмотрел на меня как на сумасшедшего. А может быть, он просто видел меня насквозь? Меня и мои жалкие попытки разыграть непонимание?

– Заклинание привязывает ее к тебе, господин Савл, – по меньшей мере ее чувства.

Вот как раз этого-то я и боялся!

– Это из-за того, что заклинание древнее? Я так понимаю, что заклинание набирает силу с годами?

– Да. Как тонкие вина.

Ну почему я спел: «Лети ко мне»? Неужели больше некуда было послать любовь, у которой, как у пташки, крылья?

Фриссон попытался меня утешить.

– Ты повиновался порыву чувств. Но теперь она привязана к тебе заклинанием, которое крепче других соединяет мужчину и женщину.

Этого только не хватало! Видок у призрака был еще тот, правда, следы пыток таяли на глазах. Даже ее платье само собой залаталось. А красоты девушка была просто неописуемой. Слыхал я, что любовь лечит, но мне всегда казалось, что для этого она должна быть взаимной...

– Как вы попали в руки королевы, леди? С виду не скажешь, чтобы вы много грешили.

– Я старалась не грешить, сэр чародей.

– Савл, – сказал я и протянул руку. – Просто Савл. Я не рыцарь.

Насчет «чародея» я спорить не стал.

– Господин Савл, – сказала девушка-призрак.

Я вздохнул, но решил, что это как раз ничего и поможет выдержать между нами некую дистанцию.

– Ну ладно, зови меня так. А как твое имя?

– Анжелика, – отвечала девушка. Я сдвинул брови.

– Учитывая законы, правящие вашим миром, такое имя должно само тебя защищать.

– Моя матушка так и думала, – кивнула девушка, и на глаза ее набежали слезы. – Но она умерла, когда я была совсем крошкой.

Да, просто-таки роковая судьба.

– Но, если ты старалась не грешить, как же получилось, что тобой завладела королева?

– Она купила меня у отца.

Я похолодел.

– Что же это должен быть за отец, который мог сделать такое с собственной дочерью?

– Любой отец в Аллюстрии, – пробормотал Фриссон.

Девушка-призрак опустила голову.

– Это правда. Он – купец. И став пособником королевы, он получает право монопольной торговли.

– Но неужели он был способен отдать ей свою родную дочь!

– Нет, это было не совсем так, – твердо ответила девушка. – Когда я была маленькая, он заботился обо мне. Когда же я повзрослела... – Она не смогла договорить и залилась слезами.

– Я бы не стал допытываться, – тихонько проговорил Фриссон.

– Я и не думал у тебя что-то выпытывать, так что... – Я хлопнул себя по коленям.

– О нет, я хочу, чтобы ты знал! – воскликнула она почти умоляюще. – Как только я стала девушкой, отец сам попытался сорвать плод моего созревания!

– Какой же подонок! – в ярости прошептал я.

– Ему это не удалось, – поспешно добавила Анжелика. – Королева разгадала его замыслы и предотвратила инцест. Я считала ее своей спасительницей. Так и продолжалось до тех пор пока я не поняла: она готовит меня в жертву Сатане. Она говорила, что падший князь особенно любит души девственниц, а в Аллюстрии их очень трудно сыскать.

Меня просто дрожь пробирала от всего этого.

– Здешние жители мне нравятся все меньше и меньше, – сказал я. – И она хотела убить тебя, только чтоб выманить меня из круга?

– Была еще какая-то причина, – проговорила девушка. – Всего я не знаю. Я не слышала всех разговоров королевы с ее приспешниками, ведь мне было так больно...

– Да, я понимаю, тут не сосредоточишься... – Мой внутренний холод добрался до отметки абсолютного нуля и начал переходить в гнев.

– Были какие-то разговоры насчет мятежных баронов, – вспомнила Анжелика, – и про то, что королева Меровенса готовит свои войска к походу на Аллюстрию.

Я быстро глянул на Фриссона.

– В этом тоже я виноват?

– Что-то не верится, – пробормотал поэт.

В разговор вступил Жильбер:

– Нет, чародей Савл. – В какой-то мере это связано с миссией нашего ордена. И ко времени встречи с тобой мельница уже, так сказать, молола вовсю.

Понятно, я был только составной частью более грандиозного плана – но чьего?

– Значит, королева хотела обменять тебя на заклинание, дающее ей силы уничтожить врагов. А когда пробил час, она решила убить двух зайцев сразу: попытаться выманить меня из круга и угробить. – Я покачал головой. – Какую же ужасную жизнь ты прожила!

– О, нет! Жизнь моя была чудесной, мне было чему радоваться! Вот только эти шесть последних лет... Я стала завидовать тем, кто может гулять по полям, ездить в город... но дом моего отца был просторен и уютен, и отец любил меня, пока... – взгляд ее остановился, потом глаза беспомощно забегали... – пока не...

Ясно. Пока она не разгадала его истинных намерений. «Интересно, – думал я, – может, папаша решил, что за счет инцеста догонит королеву по очкам?»

– Ну а что последние шесть лет?

– Я была гостьей королевы, – медленно проговорила Анжелика. – Гостьей, хотя мне не позволялось покидать мою комнату. Комната была чудесная, можно сказать – роскошная, но эта комната и был весь мой мир.

– Но все равно это преступление – отгородить тебя от жизни! Бедняжка, ты так мало повидала. Но зато тебя ждут Небеса. Так что не задерживайся. Ступай за уготованной тебе наградой!

– Я не могу, – коротко отозвалась девушка. Не может?

– Нет! – воскликнул я. – Только не из-за моего приворотного заклинания!

– Не оно привязывает меня к земле, – покачал головой призрак, – хотя отгоняет тоску и вселяет надежды.

Мне захотелось быстренько сменить тему.

– Но что же тогда удерживает тебя?

– Мое тело. – И она беспомощно развела руками. – Я еще не умерла. В моем теле теплится искорка жизни. Я чувствую ее, я ее ощущаю!

– Королева сохранила ее тело, – тихонько пояснил Фриссон.

– Ну конечно! – Тут я вспомнил злобное заклинание Сюэтэ. – Ей не удалось с первого раза принести тебя в жертву, вот она и решила сберечь твое тело, чтобы попробовать еще раз!

– Но разве душа не должна пребывать внутри тела для того, чтобы королева могла убить девушку? – спросил Жильбер.

– Ну, что до меня, то я бы сказал, что должна – ведь королева хочет, чтобы Анжелика согрешила отчаянием. Тогда у Ада появились бы на нее некие права. Пока же ее душа слишком чиста для Сатаны. Конечно, чистота Анжелики не может спасти ее от физических пыток, но призрак ее остается неприкасаемым. Вот ради чего королева и устроила весь этот устрашающий спектакль – она рассчитывала на то, что боль и страх заставят девушку отречься от веры в Бога и Царствие Небесное!

– И это могло произойти, – прошептала Анжелика и опустила голову. – Я была уже на грани отчаяния. Я уже начала сомневаться, существует ли Бог, думать, что права королева, что Дьявол сильнее Создателя. Твои слова восстановили мою веру хотя бы на миг, но как раз в этот миг меня и пронзил клинок.

– Рад, что помог тебе, – кротко проговорил я. – Но если королеве удастся заманить твою душу в тело, ее козни могут увенчаться успехом.

– О нет. – Девушка поглядела мне прямо в глаза. – Ты вернул мне веру, и я больше никогда не отчаюсь.

«Вот сейчас возьму и скажу, что не люблю ее. Интересно, что будет?» – да, но эта мысль меня тоже как-то не грела. Я молчал, значит, не осмеливался сказать правду, а лгать грешно. Однако мы оба вели себя... Я прочитал достаточно средневековых книг, чтобы ориентироваться в тогдашнем этикете ухаживания. Жаль, что количество прочитанных книг не могло заставить меня проникнуться к призраку хоть какими-то чувствами.

– Она наверняка захочет заполучить твою душу!

Призрак побледнел – ну, то есть стал почти прозрачным.

– Значит, я должна буду тебя покинуть! Иначе из-за меня пострадаешь ты!

И призрак Анжелики бросился бежать. Я вскочил и хотел крикнуть ей, чтобы она осталась, но девушка налетела на невидимую стену, вскрикнула и упала.

– Прости, но мы не можем позволить тебе скитаться в одиночестве. Ведь тогда королева снова схватит тебя и отправит в камеру пыток.

– Я должна попытаться! Я не хочу подвергать тебя опасности!

Сердце мое замерло. Я вдруг понял, что эта девушка могла пробудить во мне чувство.

Но к счастью, вмешался Жильбер. Он заговорил решительно, не допуская возражений.

– Мы никогда не простим себе, госпожа, если бросим вас в беде. Воистину, такое деяние ляжет тяжким грузом на наши бессмертные души.

Призрак замер. В глазах его застыл испуг.

– Ты же не хочешь, чтобы мы по твоей воле угодили в Преисподнюю? – уточнил Фриссон. Призрак, похоже, заколебался.

– О нет, этого я не хочу.

– Видишь ли, – осторожно начал я. – Ты стала той, от которой теперь во многом зависит будущее этой страны. Видимо, что-то затевается. Какая-то заваруха. Кто-то хочет свергнуть королеву и ее приспешников, изгнать из страны Зло, которому они служат. Ты была козырной картой королевы, ее секретным оружием. Теперь же, когда ее жертвоприношение провалилось, темные силы сочтут королеву слабой – слишком слабой, чтобы быть полезной Сатане. Слишком слабой для того, чтобы одолеть мятежных баронов. А это означает, что все дворяне незамедлительно начнут рваться к власти. Каждый примется доказывать дьяволу, что он и есть самый злобный и самый неуязвимый. Что именно его Князю Тьмы следует избрать новым королем.

Призрак Анжелики засветился ярче, потом потускнел, потом снова стал ярче – он как бы дрожал от волнения.

– Но ведь я – всего лишь простая крестьянка!

– Может быть, именно поэтому все так и вышло, – тихо сказал я. – В любом столетии трудно найти по-настоящему хорошего человека.

Мне ли этого не знать? Мне ли, столько лет пытавшемуся отыскать женщину своей мечты?

– Но вы не должны подвергать себя опасности ради меня! – простонала Анжелика.

– Мы и так уже в опасности, – вздохнул я. – Как ты думаешь, зачем королева привела тебя к нам? О нет, я ей уже успел навредить до твоего появления.

Анжелика не сводила с меня широко раскрытых глаз.

– Зачем? Досаждать ей без причины – это очень, очень глупо!

– Она желает, чтобы я убрался отсюда, раз не хочу служить ей, – пояснил я. – А для меня вполне веская причина поступить наоборот. Я не собираюсь кланяться властям, которые не заслужили моего уважения и доверия. Я намерен совершать поступки, которые считаю достойными. Меня не волнует, что по этому поводу говорят законы! По-моему, забрать у королевы твое тело и вернуть его тебе – это очень даже справедливо!

Озноб вдруг отступил. Я сам поверил в правоту только что произнесенных слов. Мое сердце замерло, – неужели я начал играть на стороне другой команды – команды ангелов?

– Раз так, я пойду с тобой, – задумчиво проговорила Анжелика. – Слова твои верны, и мне кажется, что ты хороший человек.

При этом во взгляде ее было столько обожания, что я запаниковал.

– Нет! Никакой я не хороший! Мерзкий старый циник, презирающий людей вообще и женщин в частности! Я считаю, что религию выдумали священники в собственных интересах. А я не желаю признавать религиозных установок! Я агностик, неверующий гуманист, и, по законам, правящим в вашем мире, я самый натуральный изгой!

Дыхание у меня перехватило. Я стоял, переводя взгляд с одного моего спутника на другого, и тяжело дышал. Анжелика немного попятилась, не сводя с меня влюбленных глаз. Фриссон и Жильбер осуждающее переглянулись.

А Унылик лупал глазищами у костра. Собственно, чего еще от него можно было ожидать?

Так...

– Чего это, спрашивается, вы переглядываетесь? – рявкнул я на Фриссона и Жильбера.

– То, что тебе недостает веры, господин Савл, это правда, – нерешительно отозвался Жильбер. – Но мы видели дела твои.

– Мои дела? – нахмурившись, переспросил я.

– Ты не способен отказать страждущему, – растолковал мне Фриссон.

А я смотрел на него в упор, и сказать мне было нечего. Ведь это и есть мой главный недостаток. Как раз из-за него меня и считают слабаком. Эмоциональные пиявки так и липнут ко мне со всех сторон, а я позволяю им сосать из меня соки, пока не одуреваю окончательно и не прогоняю их вон. О, как я мечтаю обзавестись угрюмым лицом и репутацией неприступного героя!

Жильбер вынес мне окончательный приговор:

– Ты хороший человек, и мы готовы идти за тобой на смерть.

Меня опять – в который раз – зазнобило, и я поднял руку так, словно хотел проголосовать у обочины.

– Погодите, погодите, минуточку! А кто, собственно, выбирал предводителя?

– Ну а как же? – удивился Фриссон. – Разве, кроме тебя, кто-то из нас понимает, что нам делать и куда идти?

Вопрос, конечно, интересный. Я-то этого точно не знал.

* * *

Этот вопрос не давал мне покоя. Решив хоть немного соснуть до рассвета, я завернулся в плащ и улегся у костра. Взгляд мой упорно возвращался к Анжелике. Невольно. Я подчеркиваю – невольно! Ну, просто она с таким обожанием созерцала мою обветренную бородатую физиономию... Я понимал, что она рядом, и никак не мог отвлечься и сосредоточиться на чем-то другом. Каждые несколько минут я приоткрывал глаза и наслаждался зрелищем ее красоты и женственности. Стоило ей немного пошевелиться, и под тонкими одеждами вырисовывались восхитительные линии. А собственно, и когда она не шевелилась, тоже... Может, я и не влюбился, но смотреть на нее мне было приятно.

Увы, наверное, с ней творилось то же самое. Всякий раз, когда я открывал глаза, я ловил на себе ее любовный взор.

Вдруг меня озарило. Это треклятое приворотное заклинание сработало на обе стороны! На меня оно подействовало не меньше, чем на Анжелику! Нравилось мне это или нет, правда то была или иллюзия, но я влюбился!

Разум мой заметался. Я пытался смириться с фактами, пытался связать романтическую влюбленность с волшебным заклинанием. Пробовал доказать себе, что нежное чувство – уже само по себе волшебство. Мысли мои блуждали, вертелись по кругу, словно белка в колесе, пока меня снова не осенило. Я вспомнил, что в книгах о любви всегда говорится, как о... чуде.

Ну конечно же, я знал об этом с детства. Об этом написано в приключенческом романе, где бы только не прослеживалась любовная интрига. Об этом пелось в половине песенок, передаваемых по радио.

И все же реальность оказалась подобна шоку.

Но с другой стороны, не так давно я убедил себя, что любовь – это всего лишь иллюзия. Я немного успокоился.

Но совсем-совсем немного.

* * *

Мы поднялись с утренней звездой и позавтракали, не разводя костра. Я мечтал о чашке кофе. Меня так я подмывало уверовать в волшебство и сотворить ее, но в последнее мгновение я раздумал. Солнце, утро – все это быстро настроило меня на прежний, скептический лад. Прошедшая ночь казалась частью галлюцинации. Кроме того, никому из моих спутников кофеин не требовался.

В общем, только солнце встало, а мы уже тронулись в путь – пошли следом за нашими тенями по дороге на запад. Правда, я не надеялся уйти далеко. Примерно через час мы взошли на горную гряду и остановились как вкопанные, завидев черепичную крышу пограничного поста.

– Знаете, я не против уплатить за дорогу, – признался я Жильберу и Фриссону. – Кто заказывает музыку, тот за нее, как говорится, и платит. Но вот торговаться я не приучен.

– Этого не избежать, – сказал Фриссон. – И поверьте мне, даже если мы попробуем скрыться в высокой траве, попробуем обойти этот домик лесом, ведьма – его хозяйка – все равно узнает про нас.

– Волшебная система пограничной сигнализации, – пробурчал я, представив себе электрические глаза и радар. – Ну ладно, если уж нам суждено это пережить, то по крайней мере сделаем это изящно.

С этими словами я шагнул к двери и постучал.

Товарищи мои сначала оцепенели, а потом бросились следом за мной. Я постучал в дверь во второй раз – мои спутники поняли, что изменить уже ничего нельзя.

Когда я постучал в дверь в третий раз, вид у них стал просто-таки обескураженный.

– Никто дома нет, – обиженно проворчал Унылик. Видимо, он надеялся тут кем-нибудь перекусить.

– Пограничная станция, и без присмотра? – пробормотал Жильбер. – Ну уж нет! Это просто немыслимо!

– Мыслимо, немыслимо. Тебе же такая мысль пришла в голову, – не смог не съязвить я, после чего обернулся к Анжелике. – Извини, но придется прибегнуть к особенностям твоей природы. Ты как – не против?

– О, конечно, господин Савл.

В лучах солнечного света призрак был почти не виден – всего лишь две-три неясные линии. В дверь домика привидение вошло так, словно никакой двери там и не было.

Мы ждали. Я изо всех сил разыгрывал нетерпение и волнение. Унылик не выражал ничего, кроме голода. У Фриссона вид был озабоченный. Жильбер застыл как каменный, сжав рукоять своего меча.

Анжелика появилась, не более материальная, нежели птичья песенка.

– Там никого нет.

– Никого? – недоверчиво переспросил я.

– Никого, – подтвердила она.

– Но это невозможно! – воскликнул Жильбер, а Фриссон, словно вторя ему, сказал:

– Ни одна ведьма, приставленная следить за дорогой, не покинет своего поста, пока жива, мадемуазель...

Мы умолкли и обменялись взглядами. Я облек наши сомнения в слова:

– Но если она мертва, то где ее тело?

– В доме все перевернуто, – проговорила Анжелика. Это уже кое-что.

– Пойду гляну, – заявил я и толкнул дверь. Дверь была заперта.

– Дай я, – предложил свои услуги Унылик, навалился плечом, поддел ручку... Дверь скрипнула, треснула, кожаные петли оборвались. Унылик довольно крякнул.

– А-а-а... Так. – Я взволнованно глянул на вырванную «с мясом» дверь и прокашлялся. – Здоров, а? Ну а теперь посмотрим...

И я вошел в домик.

Не сказать, чтобы внутри меня ждал образцовый порядок. Впечатление было такое, что кто-то примерно с месяц назад перестал тут заниматься домашним хозяйством. Запах гнилья наверняка исходил от немытой посуды на кухне. По крайней мере я решил, что именно кухня находится за занавеской. А на этой половине дома только и было, что очаг, огороженный камнями и сложенный прямо под дырой в крыше, да стол. А на столе – толстенная книга, чернильница и перо. Я подошел к столу, заглянул в чернильницу. На донышке плескалось немного чернил. На книге лежал едва заметный слой пыли. Видимо, последний раз книгой пользовались примерно неделю назад.

Я прищурился и посмотрел на занавеску, загораживающую дверной проем. Что-то внутри меня возмущалось и бунтовало, уговаривало выйти на улицу подобру-поздорову, но любопытство подначивало. Ну, что еще, кроме любопытства? Ничего тут больше и быть не могло.

Я отдернул занавеску. Вонь стала гораздо сильнее, я сморщил нос. Нечего себя обманывать – от испорченной еды так не несет. Такой запах сопутствует болезни, тяжелой болезни. Но Анжелика права: в доме никого не было, по крайней мере никто не лежал в постели. Постель, правда, была неприбрана, посуда горой навалена на столе. Здесь жила ведьма – сборщица пошлин, но куда же она подевалась?

Я вернулся к друзьям, непонимающе качая головой.

– Ты все верно сказала, Анжелика. Дома никого нет.

Фриссон восторженно хлопнул в ладоши.

– Восхитительно! Так давайте пойдем дальше!

– Ага. – Я утвердительно качнул головой. – Давайте.

Мы прошли мимо пограничного домика, а я все думал... терпеть не могу нерешенных загадок. Но знать, что кто-то где-то лежит больной и некому о нем позаботиться, прямо-таки невыносимо. Правда, ведьму-пограничницу могли просто увезти на лечение, а замену еще не прислать. В общем, я отбросил сомнения и поспешил за Жильбером к лесу.

И вскоре услышал стон с другой стороны тропы.

Глава 10

Я не сразу разобрал, от чего стонали – от боли или от страха. Скорее всего – и от того, и от другого сразу. Так или иначе, я не мог пройти мимо и остановился. Жильбер и Фриссон застыли как вкопанные, пристально вглядываясь в тень под деревьями.

– Что там, господин Савл? – спросил Фриссон. – Что-то шевелится?

– Может быть, и ничего, – ответил я. – Судя по звуку, я бы сказал, что там кто-то настолько хилый, что способен только валяться без сил.

Услышав эти слова, Жильбер обернулся, нахмурился и сказал:

– Это не наше дело, господин Савл.

– Всякий, кому худо, – это мое дело, – выкрикнул я. – Люди – это тебе не острова какие-нибудь. А я-то думал, что ты христианин, Жильбер.

– Воистину христианин! – оскорбленно воскликнул сквайр.

– Тогда вспомни притчу о добром самаритянине.

– Тому самаритянину ничего не грозило, – боязливо вставил. Фриссон.

– Он мудро рассуждает, господин Савл. – Голос Анжелики прозвучал так, словно воздух стал разреженным. – Это может быть опасно.

– Не бойтесь. Такая мелочь нас надолго не задержит, – успокоил я своих спутников, шагнул в тень, раздвинул ветки концом посоха и чисто случайно выставил его так, словно собирался вступить в поединок. – Ну-ка поглядим, что тут такое.

Мы все шагнули вперед, и тут Анжелика крикнула:

– Опасность!

Я тоже почувствовал опасность – а может быть, всего-навсего запах болезни. «Ну, мой ангел-хранитель! Ты рядом?»

Еще шаг, и я вышел на опушку... У подножия отвесной скалы я увидел два самых отвратительных создания, каких только можно было себе представить... В ощерившихся пастях желтели клыки, на мордах, обтянутых красноватой кожицей, полыхали злобные глазки. На спинах топорщились крылья, похожие на крылья летучих мышей. Пальцы тварей заканчивались острыми когтями, ноги – острыми копытами. Я похолодел. От одного взгляда на них можно было обмереть. А еще этот мерзкий серный аромат, да и вся атмосфера зла, их окружающая...

А они причмокивали и дергали своими когтистыми пальцами – комок из грязных лохмотьев и живой плоти, жмущийся к скале. Я набрал в легкие побольше воздуха и напомнил себе: «Галлюцинация!»

И между прочим, зря я так глубоко вдохнул: я отчетливо уловил, как пахло от той несчастной, которую терзали демоны. Запашок определенно был тот самый, что в дальней комнатушке пограничного домика.

Увидев меня, несчастная в отчаянии протянула руку.

– Помоги! Добрый путник, помоги мне!

Демоны раздраженно обернулись и, взвыв, бросились ко мне.

От страха я чуть было не окаменел, но натренированные рефлексы заставили меня отпрыгнуть в сторону и при этом нанести удар тому из гадов, что оказался ближе. Ударить я его ударил, но сам вскрикнул от боли – ох, и твердым же он оказался! И не только твердым, а еще и горячим – кончики пальцев сильно обожгло, а носок ботинка обуглился.

Демон зарычал и, глотая ртом воздух, развернулся. Но тут перед ним возник Жильбер. Воздев свой меч, словно крест, он заорал:

– Берегись! Ступай прочь, во имя Христа!

Оба демона растерялись. А я с болезненной уверенностью сознавал, что единственная защита Жильбера – это его полная, доходящая до идиотизма душевная чистота и сила бесповоротной веры. Если бы что-либо подобное затеял я, демоны просто-напросто разорвали бы меня на куски.

Даже Унылик попятился, а Фриссон спрятался за него. Призрак Анжелики подплыл поближе к Фриссону, весь светясь от праведного гнева.

– Убирайтесь отсюда, во имя всего святого! Берегитесь и ступайте прочь!

Теперь отступили демоны – отступили, но не ушли. Я понимал, что они скоро очухаются. Ведь в конце концов они трудились над своей добычей.

И тут я вспомнил о больной.

Я подошел к куче лохмотьев.

– Что с тобой?

Из лохмотьев высунулась скрюченная рука и немного отодвинула назад капюшон. Сверкнули красные глаза.

– О, больно мне! – Старуха прижала руку к животу. – Просто раздирает меня изнутри. Уж я столько заклинала-перезаклинала эту боль, а она сжирает меня, бедную! Ой, помираю я!

Демоны, как по команде, шагнули к своей жертве, хихикая от радости.

– Назад! – крикнул Жильбер.

Я был готов поклясться: ему ни капельки не страшно. За его спиной полыхал гневом призрак Анжелики. Демоны злобно взвыли, но все же отступили.

– Они заберут меня, – стонала старуха. – Они утащат меня в Ад!

Мне было и жалко ее, и страшно. Я взял себя в руки и возгласил:

– Нет, они не сделают этого! Это противоречит закону! Покайся! Будь ты даже злодей из злодеев – покайся в последнюю секунду и попадешь в Царство Небесное!

– А потом будешь веками томиться в Чистилище! – добавила ведьма, постанывая. – Но раз ты так говоришь... Ведь муки когда-нибудь прекратятся...

Демоны взревели от злости и в два прыжка оказались впереди Жильбера и Анжелики. Одному из них удалось толкнуть меня и повалить на землю. Удар ублюдка оказался так силен, что я чуть не потерял сознание от боли. Отвратительная рожа беса повисла надо мной, он открыл пасть. Меня сковал страх... но тут я услышал, как кричит старая ведьма – ее крик придал мне силы.

– Ангел! – закричал я. – Между прочим, я сейчас пытаюсь поработать за тебя! Это в твоих интересах! Убери отсюда этих страшилищ!

Прогремел раскат грома, и маленькую полянку залил ослепительный свет.

– Пусть будет так! – прозвучал голос ангела, сотрясая окрестности. – Меня умолил смертный, осмелившийся свершать Божие деяние! Ступайте прочь, бесчестные злодеи! – Сияние приняло форму человеческой фигуры. Две светящиеся руки протянулись к демонам, отталкивая их. – Силой Господней изгоняю вас! Именем Его заклинаю вас: прочь отсюда!

Злобно плача, демоны начали уменьшаться, превратились в две крошечные черные точки и, наконец, щелкнув, как щелкают лопающиеся воздушные шарики, исчезли.

Я завороженно следил за происходящим, не отрывая глаз.

– Вот это успех! – пробормотал я. Сверкающая фигура протянула руку ко мне.

– Да покинет тебя боль. А теперь помоги женщине.

И он исчез. Взял и исчез.

Жильбер смотрел на меня глазами, полными восторга.

– Что же ты за человек такой, если даже ангелы являются на твой зов?!

– Я по уши занятой добряк, – огрызнулся я. А я и вправду был слишком занят для того, чтобы вести вежливые беседы. Жгучая боль, раздиравшая мою грудь, пропала. Я быстро заглянул под рубаху – ни царапинки, только ярко-розовое пятно в виде отпечатка большой ладони. Этого мне вполне хватило – я задрожал как осиновый лист. Меня трясло, пока куча грязного тряпья опять не застонала.

Я обернулся к старухе. Нет, я не агнец Божий, я прекрасно понимал, что эта «страдалица», вероятно, жгла заживо крестьян и хохотала, наблюдая их муки. Что она занималась всем, чем положено заниматься ведьме средней руки в средние века. Ну, там... делала так, чтобы коровы переставали доиться, чтобы женщины становились бесплодными. Понимал. И все же не мог оставить ее просто так, безо всякой помощи.

– Проси прощения, – посоветовал я бабке. – Ты знаешь, что должна умереть. Но если ты покаешься, демоны не завладеют тобой. Может быть, ты проведешь долгое время в Чистилище, но не в Аду же.

– Я не смею... – прошептала старуха. – Боль немного утихает от моих заклинаний. Но она все равно так сильна, что я вот-вот лишусь чувств!

– А если ты покаешься, ты утратишь свой колдовской дар и тогда погибнешь от боли, ты это хочешь сказать? – Я попытался вспомнить правила, изученные при чтении Данте. – Если ты пострадаешь от агонии здесь, на Земле, в последние отпущенные тебе несколько дней, то в Чистилище мучиться тебе придется на много столетий меньше.

– Я слишком сильно боюсь боли, – в отчаянии выдохнула старуха. – Я слишком глубоко погрязла в трусости.

У меня готовы были вырваться слова о том, что все ее страдания ею заслужены, но я сдержался. Ведь будь я на ее месте, мне бы так не показалось. Я сдвинул брови. Что же делать? Если она не могла покаяться из-за боли, но при этом боль была единственным, из-за чего она могла бы покаяться...

Нет, не в боли дело. Не в боязни боли. Она страшилась вечной боли, ожидавшей ее в Аду.

– Если я сумею избавить тебя от боли, – обратился я к старухе, – ты не откажешься покаяться?

– О нет, не откажусь ни за что! – страстно произнесла она. – Я готова на все, лишь бы спастись от вечных мук, подобных тем, что я испытываю сейчас.

– Подобных, а может, и похуже, – уточнил я. – Ладно, поглядим, что тут можно сделать... Что у тебя за боль?

– Раздирает меня, просто раздирает! – И старуха указала на живот. – Вот здесь.

– Боль не жгучая, не как уголь раскаленный жжет?

– Нет! Будто кто ест меня изнутри, кусает острыми зубищами!

Ясно. Не аппендицит. Зато похоже на рак брюшной полости. А лет бабке немало.

Я нахмурился и присел на корточки. Интересно, можно ли волшебством вылечить рак?

Тут я вспомнил, что эту болезнь назвали «раком» именно потому, что больным казалось, будто какой-то рак острыми клешнями раздирает их изнутри.

Ну, и как же одолеть рака, забравшегося в живот? Дело ясное – сделать так, чтобы извлечь его наружу.

– Жильбер, – сказал я. – Подойди-ка сюда с мечом.

– Нет! – взвизгнула ведьма.

– Да не бойся, – успокоил я бабку. – Никаких таких милосердных убийств. Я не собираюсь прервать твою предсмертную агонию и отправить тебя на вечные мучения.

Жильбер подошел, обнажив меч. Вид у него был хмурый.

– Что будет, чародей?

– Рак, – ответил я ему. – Появится здоровенный рак или нечто смахивающее на него. Если появится – прикончи его. Фриссон?

– Да, господин Савл? – дрожащим голосом отозвался поэт.

– Послушай, не мог бы ты изобразить стишок или песенку про то, как кто-то приканчивает рака или краба? Будь так добр.

Я вдохнул поглубже, постарался взять себя в руки – а надо сказать, у меня у самого уже ныло под ложечкой. Несколько мгновений, и Фриссон вручил мне кусок пергамента. Я прочитал нараспев:

 
Что пристал ты к человеку?
Что расставил клешни, враг?
Убирайся быстро в реку,
Уходи из бабки, рак.
 

Ничего не произошло. Физиономия у Фриссона вытянулась, как резиновая.

– Я потерпел неудачу?

– Нет, дело не в тебе. – Опять эти законы! – Она сейчас во власти Зла. Наши же заклинания основаны на добре и потому не могут ее затронуть.

Не могут – кроме тех, в которых содержится призыв к покаянию, – в этом я убедился на примере Яги.

Может, снова попробовать то же самое?

– Женщина! Я не могу излечить тебя, если ты не покаешься! Ты должна открыть свою душу для Божией милости, иначе добро не коснется тебя.