Текст книги "Чародей в ярости"

– Сказать-то легко, – усмехнулся Род. – Но как обуздать свой гнев? Это только кажется простым, но тебе следует как-нибудь попробовать это! Вот тогда ты…

Он оборвал фразу, пристально глядя на Саймона.

– Ты ведь это пробовал, не так ли? Да. Думается, пробовал. Последняя твоя фраза подтверждается.

– Именно так, – признался Саймон.

– У тебя горячий нрав? Ты впадал в ярость? Ты – мистер Милый Парень собственной персоной? Мистер Спокойствие? Мистер Флегматичный? Ты?

– В самом деле, – признался Саймон, и его улыбка в первый раз приобрела иронический оттенок. – Не так-то легко, друг Оуэн, скрыть свое знание чужих мыслей. Крайне соблазнительно в минуты гнева, использовать те мысли против других – сказать «Я трус? Когда у тебя перед битвой поджилки тряслись от страха, и ты сбежал бы, если б позади тебя не стоял твой капитан с мечом?»

Ибо в самом деле, он шагал вперед, и каждый, видевший его, счел бы его никем иным, как храбрецом. Однако я знал, и был достаточно глуп, чтобы сказать об этом вслух. Потом был другой случай, когда я проявил себя, сказав: «Как вы можете, отец, называть меня развратником, когда сами вожделели к жене Тома-пастуха?»

Род присвистнул:

– Священников не тронь!

– Да, но я в своей юношеской гордыне возомнил, что имею власть над всеми, узнав, что могу слышать мысли других и в восторге и беззаботности сильного слушал мысли всех окружающих. Никто в селе не был свободен от моего подслушивания мыслей. Когда кто-нибудь выказывал мне презрение, я использовал свое припасенное знание его самых темных тайн и во всеуслышанье оглашал его позор! Он наливался яростью, но не показывал виду, чтобы все не поняли, что я сказал правду. Нет, он мог лишь с рычанием отвернуться и уйти, а я злорадствовал, упиваясь своей новообретенной силой.

– Сколь долго тебе это сходило с рук? – нахмурился Род.

– Трижды, – поморщился качая головой Саймон. – Всего три раза. Когда гнев проходил, обиженные мной начинали размышлять. Они знали, что сами не говорили ни одной живой душе о своих тайных страхах иль вожделениях. По воле случая они делились своими догадками друг с другом…

– Кой черт, по воле случая! Ты публично оскорбил каждого из них; они знали, с кем обмениваться впечатлениями.

– Вероятно, – вздохнул Саймон. – А коль скоро они узнали, что я оглашал такое, чего никто из них никогда не говорил вслух, то им было не так уж трудно догадаться, что я, должно быть, чародей, да такой, что не поколеблется использовать, приобретенное из мыслей других знание, им во вред. Они, конечно, же распространили известие об этом по всему селу…

– Именно «конечно же», – пробормотал себе под нос Род, – особенно, если там деревенский поп. Кто ж усомнится в его слове? В конце концов, даже если он и желал жену ближнего, то, по крайней мере, ничего не предпринимал для этого желания.

– Что уже больше, чем можно было сказать о большинстве его паствы, – добавил с кислой гримасой Саймон. – Да, он тоже говорил со мной о моей «нечистой силе» – и слух разлетелся по всему селу, настроив против меня всех соседей. – Лицо его скривилось от горечи. – Действительно, я всего лишь получил по заслугам, но чувствовал себя преданным, когда они выступили против меня всей толпой крича: «Мыслекрад! Клеветник и Колдун!». Преданным от того, что большинство из них порой сплетничали обо мне – и я их простил.

– Но ты обладал оружием, которое они применить не могли.

– Да. Не «не стали бы применять», а «не могли», – гримаса Саймона превратилась в сардоническую. – Поэтому они подняли шум и крик и выгнали меня из села. – Он содрогнулся, закрывая глаза. – Ах, хвала небесам, что я не наделен никакой другой силой, кроме способности слышать мысли! Я бы возвратился в гневе швырять в них огромные камни, шаровые молнии, острые ножи. Подымал бы их ввысь и бросал наземь!

Он снова согнулся, и глаза его распахнулись, глядя в пространство.

Род увидел, что в нем снова поднимается обида, и быстро вмешался, прошептав:

– Спокойно, спокойно. Это ведь было давным-давно.

– Вину я исправил. – Саймон снова выдавил из себя улыбку. – Я понял ошибочность поведения, я раскаялся и полностью искупил свой грех. Сбежав из своей деревни, я скитался, ослепленный яростью и горечью, не зная, куда несут меня ноги. Сорок миль, пятьдесят, сто – пока, наконец, измотанный ненавистью, я не свалился с ног в какой-то пещере и не уснул. Пока я спал, на меня повеяло каким-то утешающим бальзамом, успокаивая мой мятущийся дух. Проснувшись, я почувствовал себя посвежевшим, созданным заново. Удивляясь, случившемуся, я мысленно поискал силу, сотворившую такое чудо. И обнаружил кладезь святых мыслей, которые я невольно впитал в себя во сне. То была община святых братьев, обитавшая в монастыре, находящемся в сотне ярдов от пещеры, в которую я, благодаря везению, свалился от усталости.

Саймон уставился в пространство.

– Моя душа искала даваемого ими утешения и направила мои стопы к ним.

– Возможно, – согласился Род. – Но я думал, что в нашей стране есть только один монастырь – аббатство св. Видикона, на юге.

– Нет, есть и другой, здесь в Романове, хотя и не очень большой.

Род задумчиво кивнул. Он знал, что главный монастырь представлял собой конклав эсперов, знавших о внешней вселенной и о современной технологии и постоянно экспериментировавших со своими пси-способностями, пытаясь найти новые способы применять их. Не мог ли этот северный монастырь быть обителью того же типа? Может и нет, если они не заметили в такой близи смятенного духа Саймона. С другой стороны, они может и заметили…

– Значит простое пребывание поблизости от монахов исцеляло душу.

– В самом деле, их покой распространился и на меня. Я сделал метлу и подмел пещеру; устроил себе постель из веток и папоротника. Со временем я устроил там уютный дом и дал покою братии утешить мою ярость и наполнить душу. – Он улыбнулся, глядя в далекое прошлое. – Их душевный мир все еще пребывает во мне, столь глубоко он проник. – Он повернулся к Роду. – Через несколько недель, я принялся размышлять об их мире и спокойствии. Что служило его источником? Как они пришли к нему? Я прислушался к их мыслям внимательней. И из всех счел самыми чудесными те, которые рассуждали о травах и их воздействии. Поэтому я начал проводить много времени в головах у монахов, трудившихся в перегонной, получая жидкости и эликсиры. Я упивался каждым новым известием, каждой мыслью.

Когда время повернуло к зиме, я пристроил к своей пещере дверь, выдубил меха и сшил шубу. Сидел у костра и прислушивался еще внимательней, так как зима загнала монахов в обитель. Снега лежали глубокие, они не могли далеко отойти от обители. Тут даже друзья могли истрепать друг другу нервы. Братия созрела для раскола. Вспыхивали ссоры, и я жадно прислушивался к каждому крику, горя желанием увидеть, смогут ли они по-прежнему сохранить святость. Но меня удивило, ибо даже вспылив, монахи помнили о своих молитвах. Они прощали друг друга и расходились в разные стороны! – Саймон вздохнул, качая головой. – Каким чудесным это мне казалось!

– Чертовски верно! – прохрипел Род. – Как им это удавалось?

– Благодаря посвящению себя богу, – объяснил с блаженной улыбкой Саймон, – и благодаря постоянной памяти, что Он, Путь Его важнее их самих или их гордости, даже чести.

– Их чести? – одеревенел, уставясь на него Род. – Эй-эй! Не хочешь же ты сказать, будто они думали, что Бог желает им быть униженными!

Саймон покачал головой.

– Нет, совсем наоборот! Они уповали на то, что Бог такого не допустит!

Род испытал потихоньку накатывающее на него предчувствие. Он наблюдал уголками глаз за Саймоном.

– Как предполагалось ему это сделать?

– Дав им знать внутренне, какие деяния гоже совершать, а какие не гоже. И тогда, даже если человек воздерживался совершать какое-то деяние, которого от него ожидали другие люди, он все же мог считать себя достойным, хотя б собратья и глумились над ним. Таким образом, он мог гордо держать голову – ибо конечном-то итоге, унижение заключается в тебе самом, а не том, чем тебя покарали собратья.

Род нахмурился.

– Ты пытаешься сказать мне, что человек может спасти лицо, даже если все прочие презрительно тычут в него пальцами?

Саймон покачал головой.

– Такого не требуется. Если какой-то человек устранится от ссоры, а другой высмеет его за это, то первому нужно лишь сказать: «Мой Бог сего не желает», – и другой поймет, и будет уважать его за воздержанность. На самом-то деле первому, даже не понадобиться говорить этого вслух, нужно лишь сказать про себя, в душе.

– Мой бог повелел мне возлюбить ближнего своего. – Он посмотрел Роду прямо в глаза. – Ибо эта «честь», которой ты дорожишь, это «лицо», о котором ты говоришь, есть всего лишь твое мнение о себе. Обычно мы полагаем, что дело в том, как думают о нас другие, но это не так. Просто большинство из нас столь мало себя уважают, что мы считаем мнение о нас других более важным, чем свое собственное.

И почему нам нужно спасать свой лик – свое «лицо», каковое понятие означает всего лишь то, что видят в нас другие. Нам это известно только из того, что они о нас думают – так что наше «лицо», если толком разобраться, есть ничто иное, как мнение с нас других. Мы считаем, что должны требовать от других уважения, или не сможем сами себя уважать

Он, улыбаясь, покачал головой.

– Но это представление, как ты понимаешь, ложно.

– Если какой-то человек действительно придерживается о себе высокого мнения, то его не станет волновать, чего о нем думают другие, если он знает, что он хорош.

Сидевший в телеге Фларан нетерпеливо заерзал. Он следил за разговором издали, и ему похоже, не понравилось принятое им направление.

Саймон кивнул, пылая взором.

– Верно, верно! И все же способны на такое немногие. Немногие столь уверены в себе, что их собственное мнение значит для них больше, чем уважение всех остальных собратьев.

– Что означает, – подчеркнул Род – на самом деле они не столь уж сильно верят в себя – иначе им не требовалось бы устраивать такой спектакль из своего предполагаемого превосходства.

– Это верно, во всех смыслах. Нет, большинство из нас, чтобы иметь хоть какое-то собственное достоинство должны полагаться на чей-то авторитет, почитаемый выше нашего, подтверждающий наше мнение. Чем бы он ни был: законом, философией или Богом. Тогда, если ты вспылишь и занесешь руку сокрушить меня, а я, в гневе, положу свою руку на кинжал – один из нас должен отступить, чтобы обойтись без членовредительства.

– Да, – согласился Род. – Но что произойдет, если ни один из нас не захочет уступить? Мы же потеряем лицо, потеряем честь.

Саймон кивнул.

– Но если я могу сказать: «Я не ударю, ибо Господь мой велит возлюбить врагов моих» – тогда я смогу убрать свой кинжал в ножны, отойти, и не снижать свое мнение о себе. – Его улыбка стала теплее. – Таким образом, да будет мне Бог «спасением лика».

Род медленно кивнул.

– Я могу понять, что из этого выйдет. Но тебе требуется быть настоящим верующим.

– В самом деле, – вздохнул Саймон, и покачал головой. – Эта задача для святого, друг Оуэн, а я не из таких.

У Рода имелось на этот счет собственное мнение.

– Достаточно было и покоя монахов, коим я настолько проникся, что когда наступила весна, и ко мне пришел селянин, умоляя вылечить его корову, которая должна была отелиться да заболела – я от своего одиночества очень обрадовался его обществу.

Я перегнал ему нужные травы и отправил его домой. Через несколько недель явился еще один, а потом еще, и еще. Я приветствовал их общество и старался завоевать их приязнь – и все же не завоевал того, чему научился у любезных братьев – что сами люди важнее их действий или неосторожных слов. Таким образом я научился обуздывать свой гнев, и никогда не открывать в сердцах ничего, что я мог узнать из их мыслей. Ох, и нелегкие же то были времена: хотя уста их разговаривали вежливо, в головах у них могли быть оскорбления того, к чьей помощи они прибегали. – Он улыбнулся, позабавленный воспоминаниями о самом себе, солидном трактирщике в роли рьяного анахорета.

– И все же я не забывал, что они мои собратья, и поэтому дороги. Время от времени меня одолевало сильное искушение сказать им, что унизит их – скрытую правду о самих себе, которые заставила бы их съежиться. Но я воздерживался и всегда помнил, что их надо любить. Я помогал всем, от бедного крестьянина до деревенского попа, который сперва счел меня вызовом своему авторитету, но потом стал уважать меня.

– Да, – улыбнулся повеселевший Род. – Полагаю, что ты способен иметь дело с теми, кто носит свой авторитет словно мантию.

– Да, – подался вперед Саймон. – Так же, как это сделал я, можешь сделать и ты.

Род на минуту взглянул на него, а затем отвернулся. Чтобы не встречаться взглядом с Саймоном он направился к дороге.

– Нужно сдерживать свой гнев, даже по отношению к такой гнили как Альфар? – Он покачал головой. – Я не могу понять, как это можно, в отношении того, кто причинил стольким людям столько несчастий!

При упоминании имени Альфара, Фларан вылез из телеги и присоединился к ним.

– Выпускай свой гнев на деяния, – негромко предложил Саймон – но не на человека.

– Я слышу твои слова, но не могу понять их значения, – скрипнул зубами Род. – Как можно отделить человека от его действий?

– Помня, что любой человек драгоценен и может отвратиться от собственного зла, если только сможет узнать его.

– Разумеется, может. – Плечи Рода затряслись от приступа внутреннего смеха. – Но станет ли? Каковы на это шансы, мастер Саймон?

– Всякий может сбиться с пути.

Род покачал головой.

– Ты исходишь из того, что Альфар в основе своей добр – всего лишь обыкновенный человек, поддавшийся искушению отомстить, открывший, что он, действительно, может приобрести власть, и, когда он приобрел ее, она разложила его.

– Истинно так, – нахмурясь, поглядел на него Саймон. – Разве не всегда так бывает с теми кто творит не правое дело?

– Может быть. Но ты забываешь о возможности зла. – Род поднял взгляд и заметил присутствие Фларана. Взвесив, что он собирался сказать, Род решил, что будет лучше, чтобы Фларан услышал это.

– Разумеется, во всех людских душах есть потенциал добра, но в некоторых этот потенциал уже погребен, прежде чем им стукнет два года. И погребен он столь глубоко, что откопать его невозможно. Они вырастают в убеждении, что никто не способен чего-то дарить. Сами они не умеют любить или дарить любовь – и считают, что все, кто говорит об этом, разыгрывают спектакль. – Он сделал глубокий вдох и продолжал: – Хотя говорить об этом в общем-то незачем. Нужно всего-навсего одно слово «разложение». Альфар уступил искушению сделать нечто неправильное, потому что ему очень понравилась мысль стать могущественным. А теперь, когда он вкусил власть, он сделает что угодно, чтобы не отдать ее. Кому бы там ни пришлось причинить вред, скольких убить, или причинить страданий для него не имеет значения. Он допустит все, что угодно, лишь бы не стать тем, кто он есть на самом деле – заурядным, серым человеком, которого, вероятно, не очень-то любят.

Глаза Фларана сделались огромными, он стоял, замерев.

– И все же не забывай, он человек, – убеждал его Саймон. – Неужели сие ничего для тебя не значит, друг Оуэн?

Род покачал головой.

– Не давай тому обстоятельству, что он человек, заставить себя поверить, будто он считает тебя человеком. Он не может так считать – он обращается с людьми, так словно они арбалетные стрелы – нечто такое, что использовал и забыл о нем. Он нисколько не задумываясь, попирает разум других людей. Разве он не понимает, что они тоже живые, чувствующие люди? Альфар не может так считать, иначе не поступал бы так. Он должен быть лишенным совести, зачерствевшим душой – настоящим злом.

– И все же внутри он человек, – робко заикнулся Фларан. – Даже Альфар не дьявол, мастер Оуэн,

– Телом может и нет, – буркнул Род. – Я могу поверить, что у него нет ни рогов, ни хвоста. Однако душа его…

– И все же у него есть душа, – взмолился Фларан. – Послушай, он может и злой, – но, тем не менее, человек.

Род сделал глубокий неровный вдох, а затем медленно выдохнул.

– Друг Фларан… умоляю тебя, оставь это! Я видел дела Альфара, и дела его подчиненных. Давай не будем говорить о его человечности.

Фларан умолк, но глядел на Рода внимательно. Род заставил себя забыть об этом взгляде и взял вожжи. Он шлепнул ими Векса по спине, и робот-конь тронулся вперед.

Когда молчание стало очень неудобным, Род спросил.

– А тот маленький толстый горлопан, возглавлявший толпу – как он вычислил, что Фларан чародей?

– Да ясно как… надо полагать услышал, как об этом говорят мои соседи…

– Это кажется маловероятным, – нахмурился Род. – Ведь он же чужак. Как он столь быстро выяснил, под какой крышей какие мыши?

– Я думаю, – предположил Саймон, – что у Альфара есть приверженцы, мелкие ведьмы и чародеи, которые мало, что умеют делать, кроме чтения мыслей. Они рассеянны по всему герцогству – и их главная обязанность выслеживать тех, кто наделен Силой.

– О? – Род держался неподвижно, сохраняя небрежный тон. – Как ты узнал об этом?

– Никак, но время от времени, я ощущал прикосновение разума, искавшего чего-то или кого-то определенного. И, вскоре, я уловил обрывки мыслей, коими явно обменивались чародеи, предупреждая, что такой-то и такой-то обладает какой-то степенью Силы.

– Как же они не выследили тебя? – удивленно спросил Фларан.

– Я, как уже сказано, довольно слаб в чародействе, – улыбнулся Саймон. – К тому же я научился скрывать те жалкие силы, какие у меня есть, думал, как все у кого они всегда отсутствуют, сохраняя на поверхности спокойные, и обыкновенные, мысли. Вот ключ к тому, чтобы случайно не разоблачить себя – думать, словно обыкновенный человек. Тогда ты будешь говорить и действовать, как таковой.

Фларан кивнул, остановив взгляд на лице Саймона.

– К этому я прислушиваюсь. Внемлю твоим словам.

– Внемли, это убережет тебя от многих горестей. Начинай уже сейчас думать, словно Джон-Простак, ибо мы никогда не ведаем, когда могут слушать шпионы Альфара.

Фларан вздрогнул, метнул быстрый взгляд через плечо, а затем съежился.

– А тебе, друг Оуэн, страшиться нечего, – заверил Саймон Рода. – Никакой шпион не узнает, что ты тут!

– Ну да! – поднял взгляд пораженный Фларан. – Как так?

– О, я, гм, невидим. Для читающего мысли, – сказал, как можно беззаботней, Род, пытаясь скрыть неудовольствие. Как посмел Саймон сболтнуть информацию о нем. «Так тебе и надо», – сказал он себе, в порядке утешения. И это было правдой, ему следовало б знать, что незнакомцу лучше не доверяться. Но Саймон был чертовски симпатичным…

– Ах, если б я только мог так спрятать себя! – воскликнул Фларан. – Нет, ты скажи! Как тебе удается?

– Неплохой вопрос, – процедил сквозь зубы Род. – Не могу тебе сказать. Но мне думается, это как-то связано с тем, что я в основном недолюбливаю всех людей.

Потрясенный Фларан уставился на него во все глаза.

– Если, действительно, добраться до самой сути, – признался Род, – то я на самом деле не очень-то люблю людей.

На некоторое время это признание охладило их разговор. Они ехали на север, погрузившись в свои мысли.

Но Род не мог избавиться от чувства, что оба его спутника пытаются погрузиться и в его мысли. Правда, нельзя сказать, чтобы оба не были хорошими людьми, но в него начинали закрадываться подозрения. Разговор о ментальных шпионах взволновал его, и он вспомнил, что Саймон и Фларан были, в конце концов, чужаками. На него нахлынула волна одиночества, и он взглянул на небеса и с облегчением увидел, что небо ясное, но с дефицитом по части крылатой живности. Хорошо хоть его семье не грозит влипнуть в эту передрягу.

Но странно. Он не привык к тому, чтоб Гвен его слушалась.

ГЛАВА 12

Род заметил белку, поглядывавшую на него с ветвей, и голубей, переставших чистить перышки и принявшихся следить за ним с крыши трактира, когда они завернули телегу во внутренний двор. Род слез с воза и почувствовал, как сильно болят у него суставы от четырехчасовой езды. Привязав вожжи к коновязи, он обернулся и увидел, что Фларан тоже слезает с воза, а Саймон настойчиво разминает ноги.

– Не беспокойся, – заверил его Род, – они по-прежнему действуют.

Саймон улыбнулся.

– Вопрос в том, не желаю ли я, что б они не действовали?

– В порядке предположения, я б сказал, что ты все еще забавляешься. – Род зашел в трактир. – Посмотрим, что имеется на кухне?

Речь тут шла как о хорошем бизнесе, так и о голоде. Род сумел обменять бушель продуктов на обед для троих. Фларан настоял на уплате Роду того пенни, который он не так давно собирался истратить на пиво, Саймон тоже не отстал от него. Род возражал, но в итоге принял от них деньги.

Обед вышел щедро приправленным сплетнями.

– Вы с дороги? – спросил хозяин постоялого двора, ставя перед ними блюда. – Тогда скажите, правда ли то, что бают об Альфаре?

– Это зависит от того, что вы слышали, – осторожно ответил Род. – Я, лично слышал об этом человеке очень многое.

– Да то, что он пропал из виду! – нагнулся в их сторону крестьянин за другим столом. – С тех пор, как он взял замок Романов, его никто не видел.

– О, в самом деле? – насторожился Род. – А вот об этом я не слыхивал!

– Это странно, если правда, – сказал крестьянин. – Вот ведь появился человек из ниоткуда, завоевал почти все герцогство – и исчез!

– На то есть причина, Дольн, – усмехнулся крестьянин постарше.

– Некоторые бают, что его умыкнул демон, – пропищал один дед.

– Ну, это объяснило бы, почему он появился из ниоткуда, – рассудительно заметил Род.

Третий крестьянин уловил ноту скептицизма в его голосе и, нахмурясь, посмотрел на него.

– Ужель ты не веришь в демонов?

– Не знаю, – уклонился от ответа Род. – Я ни одного не видел.

– Болтовня о демонах чушь, Кенч, – насмешливо бросил Дольн. – Зачем демонам забирать его, когда он отлично работает на демонов.

– Иные говорят, что он бродит по стране, переодетый крестьянином, – хмыкнул Харл.

– Почему бы и нет? – усмехнулся Кенч. – Ведь он и есть крестьянин, не так ли?

– Да, но он также и чародей, – напомнил ему Харл, – и говорят, он ищет по всей стране людей, которые помогли бы ему управлять.

Дольн поднял голову, блеснув глазами.

– Вот этому я готов поверить.

– Да ты поверишь, чему угодно, – насмешливо обронил Кенч.

– Скорей всего он рыскает невидимым, – задумчиво произнес Харл. – Не выискивая ли изменников?

Фларан и Саймон напряглись, а Род почувствовал, как по спине у него пробежали холодные мурашки.

Крестьянам эта мысль, тоже не понравилась. Они быстро оглянулись через плечо, скрещивая пальцы, оберегаясь от зла.

– Как же мерзко, – охнул Харл. – Думать, что всяк сможет следить за тобой, а ты и не узнаешь о том!

Род подумал не упомянуть ли о том, что шпионы обычно стараются быть незаметными, но решил, что не стоит.

– Верьте этим слухам, коль желаете, – посмеялся трактирщик. – Я лично вижу, что страной правят хорошо.

Остальные посмотрели на него, медленно поднимая головы.

– Действительно, – кивнул Дольн, – разве это не говорит, что Альфар по-прежнему у себя в замке?

– Вероятно, – пожал плечами трактирщик. – Либо его капитаны и хорошо управляют.

– Вот в этом я сомневаюсь, – покачал головой Род. – Я еще никогда не слышал о комитете, добивавшемся какого-то эффективного управления. Всегда должен быть один человек, за которым остается последнее слово.

– Ну тогда, – с усмешкой повернулся к Роду трактирщик, – я должен думать, что Альфар у себя в замке. – И пошел уйти на кухню, посмеиваясь и качая головой. – Ох уж эти слухи! Только дураки прислушиваются к ним.

– В таком случае, большинство людей дураки, – тихо сказал Род Фларану и Саймону. – Поэтому, если гуляет слух, который тебя не устраивает, то надо пустить контрслух.

– И ты думаешь, что Альфар именно так и поступает? – на губах у Саймона появилась снова легкая улыбка.

– Нисколько не сомневаюсь. Ты только взгляни на результаты – всякого, кто мог подумывать о контрперевороте во время отсутствия Альфара, порядком отпугнут. С другой стороны, он и в самом деле может бродить, переодевшись, по сельской местности.

– Разве это не делает ведовское племя преданным ему? – усмехнулся Фларан. – Ибо он возьмет помогать ему в управлении своих?

Со своим светским так-том, он высказался чуточку громче. Харл поднял голову и бухнул ему:

– Все ведовское племя будет предано Альфару, а с чего б не быть?

Фларан и Саймон мгновенно насторожились.

Род попытался сгладить остроту положения и с деланной небрежностью повернулся к Харлу.

– Если уж на то пошло, то разве не будут ему преданы все крестьяне? Ведь согласно слуху, он ищет талантливых людей для своего царствования.

– Ну да… это так, – нахмурился Харл, засомневавшись.

Дольн с интересом поднял взгляд.

– Да! Он не сможет найти столько ведьм для выполнения всех задач, какие надобны при правлении, не так ли?

– Да, – подавил улыбку Род. – Конечно, не сможет.

Дольн усмехнулся и повернулся поговорить с Харлом и Кенчем. Род с некоторым удивлением обнаружил, что даже у грамарийского крестьянина может быть честолюбие. Что было совершенно естественным – ему следовало это предвидеть. Надо будет обсудить этот вопрос с Туаном, когда он вернется в Раннимид. Если к этому явлению не подготовиться заранее, составив планы, то оно может стать опасным.

Он снова повернулся к Фларану.

– Наверняка мы не единственные, кто до этого додумался. А теперь, смотри – простой народ начинает становиться преданным Альфару, потому что думает, что у него появился шанс сделать карьеру.

– Возможно и появился, – усмехнулся Фларан. – Разве под властью выскочки у низкородного не возникнет такая возможность?

Род нахмурился. Это замечание не понравилось ему, так как показалось на его вкус немного марксистским.

– Да, если им повезет быть выбранными из тысяч, теми, кто ему нужен.

– Мне кажется, что такие у него должны уже быть, – высказал свое мнение Саймон. – Он подобрал себе людей прежде, чем начал восхождение к власти. Я б на его месте не стал доверять тем, кто недавно встал под его знамя.

Фларан нахмурился; ему неприятно было это слышать.

– Надеясь на это, многие проникнутся к нему симпатией, – указал Род. – Одна лишь мысль, что сын низкородного крестьянина стал править герцогством, обеспечит ему массовую поддержку.

– Неужели слух может сделать так много? – выдохнул Фларан.

– Очень много, – мрачно отозвался Род. – И самая значительная сплетня из всех думать, что Альфар по-прежнему у себя в замке.

Фларан уставился на него. А затем закрыл глаза, покачал головой и снова открыл.

– Я тоже озадачен – нахмурился Саймон. – Как может слух означать…

Голос его оборвался, когда лицо его прояснилось от понимания.

Род кивнул.

– Ему надо оставаться в замке и удостовериться, что слух запущен. А если он пойдет гулять по стране, то будет с одной стороны постоянно укреплять преданность крестьян, а с другой – заставит всех поостеречься думать нелояльные думы или строить какие-то заговоры – из страха, что их может подслушивать сам Альфар.

Фларан содрогнулся и быстро окинул взглядом помещение. Внезапно, у Рода засосало под ложечкой. Альфар и впрямь мог быть в этой самой пивной, мог быть одним из крестьян, мог быть трактирщиком, подстерегавшим в засаде появления агентов Туана, таких, как сам Род. Он мог готовиться в любую секунду захлопнуть расставленный на Рода капкан…

Затем на него навалилась досада, а сразу по пятам за ней, гнев. Альфар ведь и хотел, чтобы агенты Туана думали именно так. Это называлось «демократизацией», и она почти удалась. Уважение Рода к этому колдуну возросло, но и враждебность тоже. Его изумило, что средневековый крестьянин мог оказаться таким хитрым.

С другой стороны, возможно, ему немного помогли…

Саймон нагнулся к Роду и шепнул:

– Не оглядывайся или взгляни незаметно, если уж тебе обязательно надо, но вон та служанка не спускала с нас глаз, как мы вошли.

– Это немного странно, признался Род. – Никого из нас не назовешь образцом мужской красоты.

– Верно, – ответил с иронической улыбкой Саймон. – Все же следила она за нами не только глазами.

– Да ну, в самом деле? – сенсоры опасности у Рода вдруг настроились на максимум, правда, пока толку от них было маловато. Он вытащил монету, подбросил ее щелчком к верху, и сделал так, что она «случайно» улетела прочь. Обернувшись подобрать ее, он сумел взглянуть на служанку и решил, что не стоит удивляться тому, что не заметил ее раньше. Она была средних размеров, не тяжелее, чем следовало быть, с довольно миловидным личиком и белокурыми волосами.

Подобрав монету, Род снова повернулся к Саймону.

– Она не похожа на стереотипную ведьму, не так ли?

– Я бы сказал самая стереотипная ведьма, – нахмурился Саймон.

– А вот это явное противоречие. Она не очень-то умеет скрывать свой интерес: опыта, видно, не хватает.

– О, скрывает она его действительно плохо, – возразил Саймон. – У меня опыта по части такого скрывания побольше, чем у многих, мастер Оуэн. И когда один из нас говорит что-то любопытное для нее, щит у нее соскакивает.

– Тогда почему же она не двинулась к двери, как только мы начали говорить о ней? – нахмурился Род.

– Потому что твой разум скрыт, не говоря уж о твоих мыслях, а что до меня, то я думаю одно, а говорю другое.

Он усмехнулся удивлению Рода.

– Не изумляйся – что умеют делать женщины, мы мужчины тоже можем научиться проделывать. А что касается Фларана, то я говорю так тихо, что ему не слышно.

Род быстро взглянул на этого недотепу. Тот выглядел довольно обиженным. Род снова повернулся к Саймону.

– Значит никакой реальной опасности нет, так ведь?

– О, тревога у нее возникла. – Саймон глянул на служанку, а затем опять на Рода. – Нам лучше отправляться своей дорогой, мастер Оуэн, и побыстрей, пока она не позовет другого, служащего Альфару.

Род повернулся к девушке.

– Нет, мне думается в этом нет необходимости.

Он поманил служанку к ним. В глазах у нее мелькнул страх, хотя оснований для него не было. Ей нужно было продолжать играть свою роль, и поэтому она подошла. Медленно, словно ее волокли на аркане.

– Чем могу служить, люди добрые? Эля? Или еще мяса?

– Пока ни того, ни другого, – наклеил себе на лицо дружелюбную улыбку Род. – Скажи, тебя беспокоит, что меня здесь нет, хотя на самом деле я тут?

Она остолбенела от удивления, и Саймон негромко пробормотал.

– Отлично сработано, она обезоружена. Поистине, хозяин ее Альфар. Она подкарауливает ведьм.

Кинжал Рода выскочил из ножен прежде, чем Саймон закончил первую фразу, и его острие коснулось живота служанки. Та в ужасе уставилась на обнаженную сталь.