Текст книги "Месть принцессы Джеллы"

Глава XIV
Согор и незнакомка

Согор, стоя возле двух лошадей и поджидая Джорджа, оперся о ствол старого дерева. Обыкновенно проходило не более минуты после крика совы, как раздавались шаги молодого человека. Но в этот вечер, как мы уже знаем, зов остался без ответа.

Индус по своей природе терпелив. Сначала Согор ждал равнодушно. Но после того, как прошло восемь или десять минут, ему показалось странным, что он не видит до сих пор молодого англичанина, и он подумал: «Вероятно, господин не слышал сигнала». Поднеся к губам кулак, индус вторично закричал, удивительно точно подражая ночной птице.

Джордж Малькольм все еще находился в саду с отцом, братом и двумя девушками. Он ожидал второго крика. И, услышав его, опять почувствовал сильное волнение. А Марии вдруг стало плохо, и она дрожала как в лихорадке.

– Ради бога, сэр Джордж, пойдемте домой. Эти ужасные крики сильно действуют на меня. Смейтесь, если хотите, над моей слабостью, но вы не разубедите меня в том, что эти крики не к добру. – Мария поняла, что силы покидают ее, и она упала бы, если бы Джордж не подхватил ее.

– Боже мой! – закричал сэр Джон, страшно забеспокоившись. – Что случилось?

– Ей внезапно стало плохо, отец! – испуганно ответил Джордж. – Как ей помочь?

– Скорее в дом! Это минутное недомогание, оно быстро пройдет…

Джордж, подняв Марию на руки, быстро прошел расстояние, отделявшее его от дома. Эва, Эдуард и сэр Джон едва поспевали за ним.

Когда он, поднявшись по лестнице, вошел в зал, Мария была уже без сознания, ее длинные ресницы опустились на глаза, под которыми образовались синие круги.

Джордж бережно положил Марию на диван. Эдуард побежал за доктором, а Эва в свою комнату за лекарствами. Джон Малькольм тер Марии виски платком, смоченным водой.

Старания оказались не напрасными. Мария вздохнула, потом открыла глаза. Так как обморок продолжался недолго, она не забыла случившегося и смущенно сказала:

– Я очень смешна! Не опровергайте этого. Да, я очень смешна. Я не знаю, что сегодня на меня нашло. Столько раз я слышала крики совы без малейшего волнения! Почему же сегодня эти крики произвели на меня такое действие? Не понимаю и не могу объяснить этого. Может быть, это от усталости после дороги или же от радости, что снова нахожусь в доме моего милого опекуна?..

– Да, да, дитя мое, – с живостью отвечал Джон Малькольм, – все так, не сомневайся в этом». – Он прикоснулся своей рукой к беленькой ручке молодой девушки.

– Разве у меня лихорадка? – спросила она, улыбнувшись.

– Небольшая, но несколько часов крепкого сна прогонят ее. Только нужно лечь спать как можно скорее. Я с Эвой провожу тебя в комнату. Дай одну руку мне, другую – сестре.

Мария уже встала. Засмеявшись, она ответила:

– А! Я сильнее, чем вы думаете! Мне не нужна поддержка, я поднимусь сама…

И в самом деле, молодая девушка довольно быстро прошла через зал. Подойдя к порогу, она обернулась:

– Простите, милые друзья, несносную Марию за сегодняшний вечер. Завтра, с Божьей помощью, вы увидите другую Марию…

С этими словами она подставила лоб Джону Малькольму, затем поднялась по бамбуковой лестнице, почти не опираясь на перила.

Отец и сыновья остались на несколько минут вместе, говоря о том, что так внезапно прервало хороший вечер. Джордж, мечтавший остаться один, чтобы предаться размышлениям, попросил у отца разрешения уйти в свою комнату.

Войдя к себе, он запер дверь, вышел на балкон и, облокотившись на его решетку, тяжело задумался.

Между тем Согор и после вторичного зова продолжал ждать. Но его уверенность сменилась удивлением, когда он понял, что и второй крик остался безрезультатным. И ему пришла в голову мысль, что, может быть, Джорджа нет дома. Желая убедиться в этом, он оставил лошадей на попечение негра, который был с ним, а сам направился к саду.

Согор сразу заметил, что дом освещен. Но он долго ждал, пока в одном из окон не увидел Джорджа, в чем, надо признаться, он не ошибся. Итак, молодой человек был дома и, конечно, слышал сигнал. Если он не пришел, то какая-то неизвестная причина помешала ему.

Согор обычно исполнял буква в букву приказания, полученные от женщины, известной нам только по своим странным капризам, но никогда ничего не делал в нарушение приказа.

Поэтому он вернулся к лошадям, вскочил на одну из них, сделав знак негру сесть на другую, и помчался ко дворцу, через порог которого Джордж переступал не иначе как с завязанными глазами.

Быстро миновав анфиладу роскошно убранных комнат, через которые обычно он вел за руку молодого англичанина, Согор подошел к будуару. Услышав шаги, женщина надела маску на лицо.

Согор приподнял портьеру из китайского атласа, отделявшую зал от будуара. Затем переступил порог комнаты со сложенными на груди руками и почтительно склонил голову.

– Ты один? – сразу же спросила женщина.

– Да, – прошептал Согор.

– С Джорджем Малькольмом что-нибудь случилось?

Индус отрицательно покачал головой.

– Так его нет дома?

– Он дома, госпожа.

– Может быть, он не слыхал сигнала?

– Я повторил сигнал два раза.

Незнакомка порывистым движением сорвала с себя маску. Лицо ее было бледным.

– И он не ответил?!

– Нет, госпожа.

– Значит, он не хотел следовать за тобой, – продолжала она с необыкновенной горестью. – Он больше не придет!

Согор ничего не ответил.

Большое венецианское зеркало висело как раз напротив молодой женщины. Она ненароком бросила в него взгляд, и зеркало отразило ее поразительную красоту. Гордость мелькнула в ее глазах, брови раздвинулись, а на губах появилась улыбка.

– Невозможно! – прошептала она. – Разве я отношусь к тем, которых бросают? Наверное, важная причина помешала ему сегодня следовать за Согором. Эту причину я хочу знать. Я хочу, чтобы Джордж пришел! Он придет, и если нужно будет удержать его, я сделаю то, что никогда не делала… Я сниму маску и покажу свое лицо! Да, я сделаю это, потому что люблю его!

Эти слова были произнесены очень тихо, и до Согора долетел только неясный шепот.

Незнакомка обернулась к индусу и сказала:

– Согор! Ты должен вернуться туда, войти в дом Джорджа Малькольма, увидеть его и сказать, что я жду.

– Хорошо, госпожа.

– Он должен следовать за тобой. Ты понял?

– Я скажу ему это, госпожа, но…

– Ну, что же? – с нетерпением воскликнула женщина. – Договаривай же, Согор!

– А если он откажется?

Гордая улыбка промелькнула на ее губах. Она снова бросила взгляд в зеркало.

– Он не откажется.

Индус поклонился, а женщина продолжала:

– Иди же, мой верный слуга! Иди скорее, а возвращайся еще быстрее.

Не успела она договорить, как Согор исчез со скоростью, свойственной лишь индусам.

Его отделяло от дома Джорджа не более полумили. Согор, сопровождая раньше англичанина, делал бесчисленные повороты, чтобы сбить его с толку, В эту же ночь, имея другую цель, он, как говорится, мчался во весь дух. Лошадь, пущенная в галоп, бежала подобно фантастическому коню из древних баллад.

Индус сошел с лошади на своем обычном месте. Сбросив с себя плащ, который мог помешать ему, он перескочил через забор и проник в сад, окружающий дом.

Глава XV
Согор и Джордж

Осторожность индусов вошла в поговорку, так же как и осторожность змеи, но нужно помнить: человек ее намного превосходит.

Хитрый, как и все из его племени, Согор прежде всего постарался уничтожить даже намеки на свое прибытие. Потому, вместо того чтобы идти к дому по аллеям, на песке которых могли остаться его следы, он пошел по траве, зная, что, примятая ночью, она поднимется к утру под живительной влагой росы.

Наконец он достиг дома.

Несколько окон были еще освещены. На нижнем этаже светился огонек в кабинете Джона Малькольма, наверху – в комнатах двух сестер и в спальне Джорджа.

Согор не мог войти в дом, не зная расположения комнат.

Он рисковал столкнуться с лакеем, который сразу бы поднял шум.

Поэтому Согор подошел к нижнему освещенному окну, стараясь проникнуть взглядом во все уголки комнаты. Он увидел старика, сидевшего в кресле и перебиравшего большие связки бумаг.

– Это отец, – прошептал Согор, направляясь к тому месту, где располагалось открытое настежь окно Джорджа.

«Здесь, наверное, он», – подумал индус.

У каждого из окон первого этажа был небольшой выступ. Вьющиеся растения обвивали прутья его решетки, предназначенные для этого, и превращали окна как бы в корзины с цветами.

Согор, несмотря на свой высокий рост, соединял в себе ловкость обезьяны с гибкостью пантеры. Он ухватился за железные прутья, казавшиеся слишком слабыми, чтобы выдержать тяжесть тела, и одним прыжком достиг верхнего балкона.

Заглянув в окно, он убедился, что ни в чем не ошибся. Дождавшись минуты, когда молодой англичанин повернулся к нему спиной, Согор прыгнул в комнату.

Джордж видел Согора обычно в белом одеянии, скрывавшем его с головы до ног, поэтому не мог узнать сразу же, – лишь однажды в присутствии Джорджа он сбросил свой плащ. Мы должны прибавить, что геркулесовская фигура и далеко не ангельское выражение лица этого человека, к тому же в такой поздний час, отнюдь не были приятны хозяину комнаты.

Чрезвычайно удивленный и немного испуганный этим неожиданным появлением, Джордж уже хотел было закричать, а рука его потянулась к оружию.

Согор остановил его жестом, прошептав:

– Никого не зовите. Не нужно защищаться. Я не враг. Я тот, кто напрасно ждал вас целый вечер на дороге.

– Мой проводник…

– Да.

– Зачем вы пришли ночью в этот дом?

– За вами. Проводить туда, где вас ждут.

По губам Джорджа пробежала самодовольная улыбка.

– Она знает, что вы звали меня два раза, а я не ответил?

– Знает.

– И все-таки велела вам вернуться?

– Да. «Иди, – сказала она мне, – скажи ему, что я жду его, и он придет».

Джордж некоторое время молчал.

– Пойдемте, – продолжал Согор, – лошади ждут нас.

– Поезжайте без меня, – возразил Джордж, – я не поеду с вами.

Согор сделал порывистое движение, на его лице отразилось удивление. Он не верил своим ушам. Неповиновение казалось ему невозможным.

– Я приехал, чтобы взять вас с собой, – прошептал он.

– Я понял, – сказал Джордж, – но не все желания осуществляются. Вы приехали один, один и уедете.

Согор покачал головой.

– Это невозможно, – сказал он.

– Ну почему же?

– Госпожа приказала, и ей нужно повиноваться!

– Вы обязаны ей повиноваться и хорошо делаете, говоря так. Вы – верный слуга и достойный человек. Если когда-либо место, которое вы занимаете, будет вами потеряно, я с удовольствием возьму вас к себе.

Затем, открыв ящик и вынув из него десять гиней, англичанин прибавил:

– Много раз вы служили мне проводником, сегодня же подверглись серьезной опасности, чтобы добраться до меня. Это заслуживает награды. Вот она.

С этими словами Джордж вложил золотые монеты в руку индуса.

Согор в течение минуты с наивным удивлением смотрел на блестящий металл. Затем по его лицу пробежало выражение необыкновенного презрения.

Он двинул рукой, как бы желая избавиться от неприятного прикосновения к золоту, и гинеи рассыпались по ковру.

– Что вы делаете? – воскликнул Джордж.

– Господин, – ответил Согор с надменной вежливостью, – та, которой я принадлежу, щедрее самого бога Вишны. Золото течет между ее пальцев, как вода из источника! Золото так обыкновенно в ее дворце, что самые бедные из ее слуг презирают его.

«Странное племя, – подумал Джордж, глядя на индуса, – какое чувство гордости даже у рабов!» Потом громко сказал:

– В нашей стране принято вознаграждать за оказанные услуги… Я не хотел оскорбить вас, поступая таким образом.

– Господин не оскорбил слугу, – возразил Согор, – он только ошибся.

Затем, подойдя к окну и увидев, что луна зашла за вершины деревьев, сказал:

– Время проходит, госпожа ждет! В последний раз, господин, спрашиваю вас: идете ли вы?

– Я уже ответил вам, – возразил Джордж с твердостью, не позволявшей Согору больше надеяться. – Мое решение непоколебимо, я не поеду с вами.

– Но почему?

– Я не обязан никому давать отчет.

Это было сказано с гордостью. Точно так же ответил и Согор:

– Господин ошибается! Он должен дать отчет той, которая ждет его и которая еще никогда никого не ждала. Поэтому ваш отказ есть оскорбление.

– Пусть будет так! – воскликнул Джордж. – Я напишу письмо, которое вы ей отдадите. И она не обвинит вас в том, что вы не выполнили ее приказания.

Англичанин сел к столу и, взяв лист бумаги, быстро написал:

«Той, лицо которой мне незнакомо, той, имя которой мне неизвестно.

Благодаря вам, сударыня, я видел сон, обворожительный, сладостный сон, который должен был привести меня к любви. К счастью для моего сердца, между любовью и мной была ваша маска. Я умолял вас снять ее, но всегда напрасно. Маска не упала! И она закрыла дорогу к любви.

Сегодня я проснулся. Сон кончился, но никогда не изгладится из моей памяти. Ваш очаровательный образ, хотя и не полный, существует и навсегда останется в признательном сердце

Джорджа Малькольма».

Наш герой вложил письмо в конверт и запечатал его перстнем с гербом Малькольмов.

– Возьмите, – сказал он, протягивая письмо Согору. – Вам останется только передать это послание вашей госпоже.

Индус поклонился, опустив голову и приложив руки к груди. Потом, повернувшись спиной к своему собеседнику, достиг балкона и спрыгнул вниз.

Джордж быстро подошел к окну, чтобы проследить за Согором, но темная фигура посыльного мгновенно исчезла во мраке.

Молодой англичанин задумался.

«Исполнил ли я свой долг? – спрашивал он самого себя. – Не подло ли я поступил с женщиной, перед которой остался должником хотя бы потому, что она выбрала меня из всех остальных? Не обязан ли я был пойти к ней в последний раз?»

Много раз задавал себе Джордж эти вопросы с той минуты, как, оставив отца и брата, он ушел к себе в комнату. Эти мысли сильно беспокоили его. Но наконец он поднял голову, как бы избавившись от страшной тяжести.

«Да! Сто раз да! Я исполнил свой долг! Такая любовь, которую я чувствую к Марии, должна быть совершенно чистой. Неверность, даже невольная, загрязнит в моем сердце чистый образ ее невинного существа. Честь моя приказала мне именно так отказаться, и я отказался!»

Погруженный в свои мысли, Джордж Малькольм не заметил, как прошел целый час после ухода Согора.

И вдруг к его ногам упал белый, довольно тяжелый предмет. Он наклонился, чтобы поднять его, и увидел конверт, привязанный к камню. Это было письмо. Развернув его, он прочитал строки, написанные прекрасным почерком по-английски:

«Приходите. Маска спадет, и сон ваш не окончится, потому что возобновится в любви».

А немного ниже:

«Посланный ждет».

Джордж подошел к окну. Он заметил стоявшую под балконом огромную фигуру Согора.

Джордж – отдадим ему справедливость – не колебался ни минуты. Взяв лист бумаги, он написал только два слова: «Слишком поздно».

Затем, обернув им, в свою очередь, камень, бросил его в сад, с шумом затворил окно, чтобы предотвратить дальнейшие попытки индуса проникнуть в комнату.

– Ну, теперь все кончено! – прошептал он с видимым облегчением.

Джордж бросился на постель, измученный усталостью и волнениями этого вечера, и быстро заснул.

Согор некоторое время спустя уже отдавал записку Джорджа Малькольма своей госпоже.

Во время чтения ответа ее лицо сильно побледнело.

– А! – вскричала она. – «Слишком поздно»! Ты отталкиваешь мою любовь! Так я обещаю мою ненависть! Принцесса Джелла не знает забвения и прощения! Берегись, Джордж Малькольм!

Женщина, назвавшая свое имя, произнесла его громко.

– Госпожа поручит исполнить месть мне? – спросил Согор.

– Тебе?..

– Вы же знаете, для вас Согор готов на все.

– Знаю, но что ты можешь сделать?

– Я могу убить. По одному вашему знаку я могу влить в жилы Джорджа Малькольма яд, убивающий через год, он заставит его сильно страдать… А может быть, лучше задушить его сегодня ночью. Я готов! Мой аркан со мной…

Принцесса, посмотрев на Согора, приподняла плечи.

– Запрещаю тебе и думать о Джордже Малькольме! – прошептала она. – Для тебя среди всех англичан этот должен быть священным. Помни это!

На лице индуса появилось удивление.

– Как? – прошептал он. – Вы хотите, чтобы он жил?

– Да, я хочу, чтобы он жил, страдая! Чтобы он жил видя, как все, кого он любит, умирают, как гибнут все его надежды. Я хочу истоптать ногами его слишком гордое сердце, отторгнувшее мою любовь. Хочу, наконец, чтобы он долго призывал смерть, и убью его сама, сказав, за что убиваю! Понимаешь ли теперь мою месть и не находишь ли ее лучше своей?

Индус распростерся перед принцессой, глаза которой мрачно блестели непримиримой ненавистью.

– Госпожа, – пробормотал он, – великая госпожа! Я обожаю в вас дочь Шивы и Бовани, самой богини ненависти.

– Тамерлиды – сыновья богов, – сказала принцесса с гордостью, – а я – дочь тамерлидов.

Глава XVI
Первое приглашение

Не помнят ли наши читатели разговор между Джоном Малькольмом и Джорджем на другой день после приезда его в Бенарес? Напомним его читателям.

Джордж спрашивал отца о таинственной цели его жизни, просился к нему в помощники. Судья же просил у сына отсрочки на месяц, говоря, что по истечении этого срока он не станет от него ничего скрывать.

Прошло три недели с того времени. Джордж с нетерпением считал дни и ожидал того момента, когда ему можно будет наконец разделить с отцом опасности его предприятия и славу успеха.

Джон Малькольм стал еще деятельнее. Его сыновья и воспитанницы поражались тому, как хватало сил этому человеку, столь преклонных лет, вести насыщенную ежедневным трудом жизнь.

С самого раннего утра Джон Малькольм садился верхом на лошадь и без сопровождения лакея покидал усадьбу в неизвестном направлении. Джордж, попросившийся однажды сопровождать его, получил категорический отказ.

Обычно сэр Джон возвращался к ужину. Пыль, покрывавшая лошадь, свидетельствовала о большом расстоянии, которое преодолевал всадник. Час или два Джон Малькольм разговаривал с сыновьями. Радость светилась на его одухотворенном, выразительном лице. Затем, удалившись к себе, он приводил в порядок заметки, привезенные им из поездки, и лампа его горела часто до самого рассвета. Нередко лакей замечал, что постель хозяина не была даже смятой, и высказал свое удивление Джорджу, который не замедлил передать его отцу:

– Вы целые ночи проводите за работой?

– Не буду отрицать, но это необходимо.

– Вы совсем не спите?!

– Немного сплю. Но у меня нет времени.

– Это приводит меня в отчаяние, батюшка!

– Почему же?

– Продолжая вести такую жизнь, вы убьете себя!

– Успокойся, милое дитя, успокойся. Такая жизнь скоро кончится.

– Это правда?

– О! Абсолютная правда! Нить Ариадны, которая ведет меня среди мрака, не вырвется теперь из моих рук… Через неделю для меня настанет отдых, не полный, конечно, не праздность, но больше не будет переутомления, потому что ты удвоишь мои силы… Посмотри на меня: надежда и уверенность в успехе меня поддерживают, и я не чувствую утомления!

Старик говорил правду. Нечеловеческие труды не оставили на нем даже следа. Каким Джордж видел своего отца в день приезда, такой он был и теперь. Та же гибкость в походке, та же твердость в чертах лица, тот же блеск во взгляде, та же откровенная улыбка.

Молодой человек, совершенно успокоившись и отогнав от себя мимолетный страх, стал думать о Марии. Джордж и Мария были теперь женихом и невестой, так же как Эва и Эдуард. Они знали, что должны принадлежать друг другу, твердо веря, что ничто в мире не может их разъединить и стать между ними. Они, ощущая силу отцовского благословения, ничего не боялись и твердо шли к своему счастливому будущему, полные непоколебимой уверенности во взаимной привязанности.

Джордж и Мария полюбили друг друга.

Все было настолько безоблачным, что следовало ожидать грозы.

Однажды вечером Джон Малькольм, уехавший с утра, вернулся только к ужину. Множество писем на его имя лежало возле его прибора. Два из них отличались от других атласной бумагой и толщиной и были запечатаны красным сургучом. На одной из печатей красовался герб Англии. На другой было изображение индийского божества.

Джон Малькольм, пробежав глазами адреса отправителей, отложил письма в сторону, не распечатав ни одного из них, и воскликнул со смехом:

– Отложим серьезные дела! Проделав сегодня верхом двадцать миль, я вполне заслужил двухчасовой отдых.

Мария наполнила хересом стакан из богемского хрусталя.

– Выпейте вина, милый отец, – сказала она с ангельской улыбкой, подавая стакан сэру Джону.

– Благодарю, мое дитя, – ответил судья. Выпив вино, он прибавил, целуя молодую девушку: – Поцеловать ангела – значит забыть усталость, жажду, голод!

– Батюшка, – спросил Джордж, – неужели вы действительно сегодня проскакали двадцать миль?

– Не меньше, друг мой.

– Но ведь вы рискуете здоровьем!

– Ты же видишь, все как раз наоборот. Я здоров как никогда.

– Потому что вы, скорее, счастливы, чем благоразумны.

– Ну-ну! Не брани своего отца. Главные труды закончены. Я завершил посев, и час жатвы приближается!

– Что, конечно же, не помешает вам завтра продолжать жизнь, которую можно назвать самоубийством.

– Вот в этом ты глубоко ошибаешься.

– Почему?

– Завтра я отдыхаю.

– Отдыхаете? – прошептал Джордж с шутливым удивлением.

– Да… да… да… – ответил, смеясь, Джон Малькольм, – да, сто раз да, завтра я отдыхаю!

– Так вы почувствовали, наверное, упадок сил?

– Нет, сегодня я сделал открытие, постоянно ускользавшее от меня. С этого часа я буду работать только у себя в кабинете.

– Ах, батюшка! – вскричал обрадованный Джордж. – Какая новость! Наконец-то вы окажетесь среди нас. Нам больше не придется жить в доме, где хозяин постоянно отсутствует.

Джордж выразил общую мысль, поэтому благодаря приятной новости ужин был весел и очень оживлен.

Когда подали десерт и слуги удалились из комнаты, поставив на стол портвейн и другие вина, судья начал распечатывать письма. По-видимому, они были мало интересны для него, потому что, пробегая их, он бросал прочитанное на пол. Скоро из всех писем осталось только два, о которых мы уже упоминали.

Джон Малькольм вскрыл одно из них и прочел с большим вниманием.

– Милые дети, – затем сказал он, обращаясь к молодым девушкам, – вот здесь кое-что касается и вас: я вполне уверен, что новость, полученная мной, заставит ваши сердца забиться от радости.

– Что же это такое? – почти одновременно спросили Мария и Эва.

– Приглашение.

– А, – радостно вскричала Мария, – какое счастье! Наверное, речь идет о бале, не так ли?

– Да… о большом празднике…

Молодые девушки захлопали в ладоши.

– Кто же приглашает нас?

Джон Малькольм прочел вслух:

– «Лорд Синглтон, губернатор Бенареса, просит сэра Джона Малькольма, сэра Джорджа Малькольма, сэра Эдуарда Малькольма, мисс Марию и мисс Эву Бюртель оказать ему честь прибыть на бал, который он дает во дворце своей резиденции в субботу восьмого августа тысяча восемьсот тридцатого года».

– Этот бал у губернатора, наверное, должен быть восхитителен, не правда ли, батюшка? – с живостью спросила Мария.

– Больше чем восхитителен, милые дети, – подтвердил Джон Малькольм. – Уверяю вас, лорд Синглтон смело соперничает с Востоком по великолепию.

– Итак, бал в субботу?

– Да.

– Сегодня понедельник: у нас еще достаточно времени для подготовки туалетов…

– Кокетки! – улыбаясь, сказал Джордж.

– Кокетки, если хотите, господин жених, – смеясь, в тон Джорджу ответила Мария. – Но несомненно также и то, что мы должны поддержать честь нашего флага! Мы хотим, чтобы вы гордились нами, хотим затмить всех принцесс и поразить всех принцев! Одним словом, хотим быть красавицами! Или вы думаете, что это будет трудно?

– Напротив, и потому хочу дать вам совет.

– Какой?

– Чтобы быть красавицами из красавиц, вам следует сделать только одно.

– Что же?

– Оставаться такими, как есть.

– Льстец! – Мария погрозила жениху пальчиком.

– Но, – возразил Джордж, – вы хорошо знаете: то, что считается лестью для других, правда для вас с Эвой.

Эдуард, в свою очередь, поддержал брата. Между влюбленными началась одна из тех милых ссор, которые составляют самую прелестную суть в их отношениях.

Спустя некоторое время решили обратиться за советом к Джону Малькольму, который помирил всех, подтвердив, что Джордж и Эдуард правы, что всюду, где только покажутся Мария и Эва, они будут лучше всех и что искусство женщин украшать себя ничего не прибавит к их молодости и грации.

– Откуда лорду Синглтону известно о моем приезде в Бенарес? – спросил Джордж у отца.

– Я сам сообщил ему об этом несколько дней назад, сказав, что буду иметь честь представить тебя… Я хотел и обязан был сделать это, но у меня не хватило времени.

Глубоко сожалею об этом и спешу исправить свою вину. Завтра же ты поедешь со мной в губернаторский дворец.

– Лорд Синглтон… Какой он человек?

– Трудно ответить. Может быть, он и не имеет качеств выдающегося деятеля, но он честен, храбр, обладает умом если и не блестящим, то вовсе и не посредственным. Но если, не дай бог, судьба неожиданно поставит его в критические обстоятельства, когда английское владычество в Индии будет зависеть от него одного, он не найдет в себе той воли, которая повелевает обстоятельствами. Однако я вполне уверен, что он не перенесет поражения и умрет в борьбе, не отступив ни на шаг… Это мое беспристрастное мнение о лорде Синглтоне. Его рыцарская любезность вынуждает прямых потомков древних владык Индии, самых заклятых врагов английской короны, считаться с ним. Я готов поклясться, и никто не сможет опровергнуть моего мнения, что это достойный дворянин.

– Это очень лестный портрет, – сказал Джордж.

– Да. Я симпатизирую лорду Синглтону, уважаю его и смею думать, что и он удостаивает меня некоторым уважением.

– Лорд Синглтон еще не стар?

– Да и не молод. Ему около пятидесяти, но он хорошо выглядит, заботится о себе, и ему можно дать не более сорока.

– Он женат?

– Вдовец. Лет пятнадцать тому назад лорд приехал из Англии со своей женой, но ее слабое здоровье не выдержало убийственного климата Индии. Лорд Синглтон тосковал много лет. А так как время ослабляет горе, то и на него подействовал этот общий закон… Не знаю, забыл ли он, но я уверен, что утешился, по крайней мере внешне.

– Он ведет свободный образ жизни?

– Да. Лорд имеет баснословные доходы со своего состояния, а кроме того, у него огромное жалованье.

– И принимает много гостей?

– Почти каждую неделю он приглашает главных деятелей Ост-Индской компании на изысканный обед, раз в месяц открывает залы для приема гостей и, наконец, раз в год дает бал, знаменитый на всю Индию… Он будет интересен для тебя.

– Не могу понять, что меня там может заинтересовать, – возразил Джордж. – Ведь я буду окружен незнакомыми людьми.

– Конечно, ты был бы прав… Но на этот праздник будут приглашены потомки древних фамилий, отпрыски тамерлидов, считающие себя рожденными от богов, принцы, одетые в национальные костюмы настолько роскошные, что заставили бы побелеть от зависти наших европейских миллионеров, и, наконец, люди, носящие древние имена, которые идут от сотворения мира.

– Как им удалось установить это? – спросил Джордж.

– Я уже говорил тебе, – ответил сэр Джон, – что эти патриции пренебрегают земными законами и воображают себя сыновьями богов… Это объясняет, каким образом и для чего их предки царствовали, когда наша Земля еще была в хаосе.

– Согласен с вами, – со смехом ответил Джордж, – теперь я начинаю думать, отец, что праздник у лорда Синглтона покажется мне чрезвычайно любопытным.