Текст книги "Эректус"

Глава 5

Во время званых ужинов, когда приглашенным становилось известно, что Ян Лебел совершал глубокие погружения на борту сверхмалой подводной лодки, его всегда одаривали потоком одних и тех же вопросов. Как вы себя чувствуете на глубине тысячу метров под водой, заточенным в консервной банке? А если приспичит? Вдруг какая-то неполадка? Представляю, как вы там до смерти напуганы. Собеседники непременно считали его мизантропом, когда слышали в ответ: «О, знаете, это ненамного страшнее, чем застрять в парижской периферии в час пик», но зато это был удобный способ, чтобы отделаться от докучливых личностей на остаток вечера.

Любящим людям Ян рассказывал о неописуемом головокружении, которое он чувствует перед тем, как погрузиться в коричневую глубину, в тишину, прерываемую сигналом радара, об охватывающем чувстве удушья, которое смешивается с необычным ощущением того, что вы находитесь где-то далеко, там, где не может выжить ни одно наземное существо. Он пытался описать пустоту морских глубин, а также ошеломляющее чувство, возникающее при наблюдении за такими явлениями, как «черные курильщики» – вертикальные столбы темной, богатой минералами горячей жидкости, произрастающие из океанического дна, которые напоминали ему гигантские сигареты. Иногда Ян с иронией замечал, что по виду они не слишком отличались от гадости, которую курильщики отправляли себе в легкие.

Прошло уже два месяца с тех пор, как Ян нырял в Тихом океане в районе подводного вулкана Куласи вместе с коллегой Люси. Погружения стали казаться ему длинными. Он почесал голову, потянулся и пошевелил ногами, тщетно борясь с затекшими суставами.

Генетика наградила его мощной комплекцией, которая, по правде говоря, абсолютно не подходила для того, чтобы складываться вдвое внутри «Наутилуса», сверхмалой подводной лодки. К тому ж Ее Величество Природа была не единственной виновницей его крепкого телосложения. Ян, сын проводника по высокогорьям, родился в Гренобле и часть детства провел, лазая по вершинам в Изере[6]6
  Изер – департамент во Франции, большую часть территории которого занимают Альпы.


[Закрыть]. В шестнадцать лет он выглядел как настоящий альпинист и сноровкой превосходил самых опытных в этой сфере. Он умел читать местность, двигался, как кошка, и желал покорить первые 8 000. Яну больше было не интересно покорять местные вершины. В семнадцать лет он был абсолютным чемпионом Франции в своей категории и готовился завладеть мировым титулом. Спонсоры начали интересоваться многообещающим юным спортсменом. В то время для парня не имело ничего большего значения, чем восхождение на пик. Но его мечта рухнула одним праздничным вечером, который он проводил в семейном загородном доме. Опьяненный успехом и желая похвастаться, этот чудо-ребенок вздумал вскарабкаться на северную крышу-пик с фасада дома. Ян взобрался наверх, но неожиданно у него соскользнула нога… Глупейшего падения не придумаешь. С высоты восемь метров. От силы удара левая бедренная кость раздробилась, а вместе с ней и его мечты. Спустя шесть месяцев реабилитации Ян был вынужден выбрать другой путь, в смысле профессиональный, и с растерзанной душой парень записался на биофак. Поскольку отныне горы для него являлись запретом, Ян остановился на океанографических исследованиях, выбрав наиболее удаленную профессию от прошлого увлечения. С тех пор, как только происходило что-то плохое в его жизни, Яна начинала глушить горечь. Однако, по крайней мере, он понял одну вещь: чтобы достичь цели, недостаточно видеть ее, и это «правило гор» действовало и в любви.

Впрочем, в последние дни Анна не покидала его мысли. Яну не терпелось ступить на твердую землю, чтобы все обдумать и расставить точки над «i». Он отдавал себе отчет в том, что они находились на этапе кризиса, и точно решил, что больше не будет за ней бегать. Ее одержимость работой и туманные теории отстраняли их друг от друга, и Ян был сыт по горло тем, что при малейшей возможности ему приходилось отправляться то в Африку, то в пустынную зону Китая или затерянный уголок Узбекистана, чтобы просто насладиться присутствием Анны… Уже слишком давно он не выбирал место отпуска по собственному желанию, а отправлялся туда, куда скажет Анна, и крайне редко оно оказывалось привлекательным. Их влюбленные будни сократились к разговорам по скайпу, украденным у его команды дням, сорванным проектам… Напрасно он страдал без нее. Ян начал воспринимать любовь как наваждение, нечто фальшивое и некую все более и более мучительную обязанность. Верность, которая была между ними очевидной, начинала его тяготить. Не то чтобы Яна действительно кто-то соблазнял, просто он больше не понимал смысла их отношений. К чему клясться в вечной любви, если они проводили вместе три месяца из двенадцати, не имея возможности что-либо долгосрочно планировать? Если они не могли друг на друга положиться и созванивались не тогда, когда чувствовали, что соскучились, а когда находили подходящее время и при условии более-менее стабильного интернет-подключения?

Разозлившись, Ян выругался и привлек этим заинтересованный взгляд Люси.

Молодая женщина воздержалась от вопросов. Она слишком хорошо знала характер Яна и понимала, что это оскорбит его, поскольку он еще не разобрался в своих чувствах. Ян был раздосадован, и Люси это чувствовала, прекрасно догадываясь почему. В душе была довольна этим, хотя и ощущала из-за этого свою вину.

На радаре появился гидротермальный источник. В коричневой мути, которую ярко освещали прожекторы «Наутилуса», возникло жерло. По всей видимости, конкреция была более пяти метров в высоту. Одновременно ужасающая и прекрасная, казалось, она фонтанировала прямо из ада.

– Последний обход – и поднимаемся, хорошо? – спросил Ян, промачивая губкой лоб.

– Как скажешь, патрон. И как только очутимся на поверхности, угощу тебя мохито со льдом.

– С двойной порцией льда, пожалуйста. Я превращаюсь в сухую доску.

– Ха, насмешил! Ты – в доску? Ты же не намекаешь на свои потрясающие кубики на животе?

– Люси, забудь! И речи быть не может, чтобы я разделся в этой капсуле. Едва ли мне хватит места стать в нужную позу.

– Вроде boy’s band[7]7
  Boy’s band (с англ. «группа мальчиков») – молодежная поп-группа, состоящая из привлекательных парней.


[Закрыть]? Прекрати, у меня бурная фантазия!

Они вволю нахохотались, и сердце молодой женщины вспыхнуло. Ее бесил тот факт, что после стольких лет она до сих пор, так или иначе, была в него влюблена. Ну и что, если они были близки? Около трех месяцев? Конечно, это было до святой Анны, Великой Любви Яна… Большой любви, которая, похоже, уже порхает крыльями. Было ли это потому, что в последнее время ее так сильно к нему влекло?

От жары у нее начиналась легкая мигрень. Под воздействием «черных курильщиков» температура в подводной лодке превысила тридцать два градуса. Чтобы выжить в подобной сауне в четырех кубических метрах, они отказались от установленного регламентом комбинезона и плавали в шортах и футболках. Ян сидел за пилот-управлением, а Люси лежала слева от него, напротив иллюминатора с широким обзором морского дна.

Снова став серьезным, Ян сосредоточенно объявил:

– Я делаю последний забор образца.

Каждый раз биолог надеялся попасть на ключевой элемент, поскольку был убежден в том, что ответ на загадку возникновения жизни заключается в этих гидротермальных источниках океанического дна. Во всей Океании Земли существовало три десятка полей «курильщиков». В этих местах сгустились самые неблагоприятные условия: температура воды приближалась к тремстам градусам, а чрезвычайная кислотность должна была изгнать любую форму жизни. Однако «черные курильщики» представляли собой настоящие оазисы для широкого ряда существ, в частности для множества креветок и губок. Как не провести параллель с зарождением мира! Вначале Земля была похожа на настоящий химический ад, именно в этом невероятном бульоне развились тысячи организмов! Оставалось понять, как более четырех миллиардов лет назад из неживой материи возникла искра жизни…

Люси выдернула его из размышлений, проворчав:

– Ну а теперь мы можем уйти? Не понимаю, как ты переносишь это заточение. Спорим, что я вспотела вдвое больше, чем ты!

– Попробуй развлечься, это единственный способ. Лично я вместо того, чтобы размышлять о кипящей воде, протекающей над нашими головами, думаю о другом.

– Об Анне, например?

Слова слетели с ее губ, прежде чем она смогла удержать их. Ответ не заставил себя ждать и прозвучал с такой сухостью, что Люси захотелось провалиться сквозь землю:

– Что тебя заставляет так говорить?

Клин клином вышибает, прямо в точку! Внезапно стыд уступил волне возмущения:

– Ян, черт возьми! Это видно так точно, как нос на твоем лице, и понятно, что стрелка ваших отношений не показывает сейчас на «ясно». Ты считаешь меня идиоткой?

– Лус, ты воображаешь невесть что. Даже если бы что-то и случилось, ты вправду думаешь, что я поделился бы этим с тобой?

Люси так сильно покраснела, что Ян вмиг пожалел, что нагрубил ей. Но она вообще-то была в курсе, что он терпеть не мог подобные вопросы… На самом деле еще с тех пор, когда они были вместе, Люси сохранила стойкий защитный инстинкт, против которого Ян не мог ничего сделать. Чтобы дать ей понять, что не сердится, Ян добавил уже мягче:

– Не терпится перейти к анализу образцов. У меня сегодня хорошее предчувствие. Поднимаемся?

– Как хочешь, – пробормотала пристыженная Люси.

– Ок.

Ян не хотел, чтобы между ними возникло недоразумение, поэтому после недолгих раздумий он заметил с наигранным оптимизмом:

– Лус, не волнуйся за меня и Анну. Когда мы вернемся в Париж, даю слово, что выйдут убийственные статьи. На что я мог бы жаловаться? На то, что у меня блистательная вторая половинка?

– Ок, господин У-меня-все-хорошо, ты, как всегда, прав.

– А ты – моя лучшая подруга-коллега!

– Естественно, у тебя же нет никакой другой!

Успокоившись, Ян взял микрофон и предупредил капитана «Аталанты» об их возвращении на поверхность. Через несколько секунд он получил подтверждение с надводного корабля. На пути подъема помех нет. Он скомандовал открыть шахту, хранившую несколько сотен килограммов дробленого металла.

– Начали. Я выбрасываю балласт.

Все проходило нормально. Время и высота отображались на экране корабля: –1 200 метров, –800, –400… Они прошли отметку в 200 метров, когда Ян резко остановил «Наутилус». В свете прожекторов промелькнула тень.

– Ты это видела?

– Что?

– Что-то проплыло перед нами.

– Как это «что-то»?

– Смотри! – закричал он, и Люси окаменела перед иллюминатором.

Существо размером с собаку, двигая задними лапами, молниеносно возникло и так же быстро исчезло в темноте. Ей показалось, что она различила хвост, если только не спутала его с щупальцем.

– Это невозможно.

– Знаю. Не отрицай, мы оба это видели.

– Видели что, Ян?

Вместо ответа он стал вращать батискаф, но тщетно – прожекторы освещали пустоту. Он процедил сквозь зубы:

– Ну, давай, где ты прячешься?

Внезапно они услышали шум в передней части подлодки. Это было похоже на какое-то царапанье. Словно кто-то ожесточенно неистовствовал, атакуя одну из фар батискафа.

– Он напал на прожекторы подлодки!

Люси стала белой как мел. Чтобы успокоить девушку, Ян погладил ее по руке.

– Без паники, Лус. Пять сантиметров термопластика – да он может вечно с ним возиться. Постараемся увидеть, на что он похож…

Ян выполнил на «Наутилусе» маневр влево. Однако это было бесполезно. Существо уже переметнулось вправо и возобновило свое цирковое представление. Тогда Ян еще раз сбросил балласт, чтобы быстрее подняться на поверхность. Звук царапанья прекратился.

– Я не прочь с ним познакомиться, но мы же не подвергнем риску малыша стоимостью несколько сотен тысяч евро, не так ли, Лус?

Коллега была не в силах поддакнуть и просто кивнула. Во время подъема они не обменялись ни словом. В этом кошмаре наяву к реальности их вернули знакомые звуки.

Это было пение китов горбачей.

Глава 6

Внедорожник направлялся в северную часть парка Крюгера. Равнина, усеянная одиночными кустарниками, казалась расплющенной под ослепительным солнечным светом.

Несмотря на сопротивление внука, Абикер оставил Кайла вместе с матерью в приюте, пообещав мальчику взамен, что обязательно расскажет обо всех приключениях. Мэри Абикер, тридцатидвухлетнюю блондинку хрупкого телосложения, легче было бы представить в тихом офисе, чем во главе сафари-отеля. Молодая женщина совершенно была не избалована жизнью. Под ее изяществом скрывалось неординарное упорство… Спутник Мэри умер, когда Кайл был еще грудничком. Она стала вдовой в том возрасте, когда большинство ее подруг думали только о развлечениях. Мэри приобрела частную собственность с помощью отца как раз в то время, когда он основывал приют, и посвятила этому делу все свои силы. Мэри нравилось жить на лоне природы, но она отдавала себе отчет, что ее целибат скоро станет проблемой. Это была одна из причин, которая заставляла женщину как можно чаще доверять Кайла Дэни. Мальчик нуждался в мужском общении. Поскольку возле Мэри не находилось настойчивого мужчины, который смог бы преодолеть ее оборону, малыш рос окруженный исключительно беспредельной любовью, которой его одаривал дедушка.

Гости оставили вещи в комфортабельных бунгало. Они были смущены роскошными номерами и попытались возражать, но Мэри сказала, что после объявления правительственного запрета на въезд в парк все комнаты стояли свободными. Это стало серьезным ударом по их финансовому положению, однако никто ничего не мог поделать.

После душа и легкого обеда трио отправилось смотреть на сюрприз, который им пообещал африканер. За все время поездки к приюту они не встретили ни одной туристической машины, ни одной парусиновой шляпы цвета содовой воды и ни одной группы путешественников. Только рейнджерские джипы бороздили пустынные дороги. Для Лукаса и Анны эта атмосфера назревающей катастрофы только усиливала чувство нереальности.

В конце дороги Лукас удивился тому, что мужчины возводили электрифицированную ограду. Здесь к чему-то готовились.

– Я думал, что парк закрыли. Что именно они делают?

– Они защищают периметр.

– Прямо посреди парка?

– Немного терпения, вы скоро поймете.

Машина взлетела по крутому подъему холма. На вершине Абикер заглушил двигатель и дал знак своим спутникам выходить. Ниже искрилось довольно большое озеро, расположенное в круглой низине. Это был настоящий оазис, дарящий жизнь флоре и фауне. Высокие деревья, скученные в нечто похожее на лес, окаймляли берега, а на полоске земли между водой и зеленой опушкой в мерцающем свете выделялись высокие силуэты.

Огромные. Дантовские. Нереальные.

Лукас едва слышно чертыхнулся. Казалось, он был неприятно поражен. Или разозлен. Что же касается Анны, то у нее просто перехватило дух.

– Вам знакомы какие-нибудь виды? – серьезно спросил Дэни Абикер.

– Некоторые да.

Она даже не поняла, как смогла ответить спокойным, почти недрогнувшим голосом.

Четыре гомфотерия обрызгивали себя водой. Рядом с ними зебра белой масти, задрав голову, нюхала воздух.

– Видите это млекопитающее? – показала она. – Мне кажется, что это хагерманская зебра, первый общий предок лошадей и зебр.

Анна навела бинокль на ноги животного, затем присмотрелась к следам на грязи, утоптанной копытами.

– Хотя, по правде говоря, я ошибаюсь. У нее на каждой ноге по три пальца. А у хагерманской зебры было цельное копыто, как у лошадей. Скорее всего, это диногиппус. Это не отец зебры, а дедушка…

Пребывая в полном восторге, она заметила маму жирафа и детеныша, который жадно присосался к вымени, пока та объедала листья акации, усеянной желтыми цветами. Самка была крупнее своих потомков, от которых она также отличалась более короткой шеей и четырьмя конусообразными рогами на голове, которые немного напоминали лосиные рога.

– Одна пара над глазами, а вторая на морде! Чтобы защищаться от нескольких хищников… Это жирафокериксы, которые обитали тридцать миллионов лет назад.

– Точнее, двадцать пять, – поправил Дэни. – Я провел свои расследования.

– Однако этот жирафенок родился…

– …всего несколько недель назад. Рейнджеры обнаружили вначале мать и малыша, а потом и остальных.

Карвальо прервал их безо всяких церемоний. Ведь его волновал не биологический аспект, а возможная волна, которая могла нахлынуть.

– Кто об этом знает?

– Кэти Крабб и ее команда. Правительство, рейнджеры, несколько местных охотников, протрубивших об опасности. И теперь вы… Доисторические особи были найдены через два дня после закрытия парка. Нам просто безумно повезло, что ни одна из туристических групп не увековечила… эту… этих… Представляете панику?! Вот почему они возводят электрифицированную ограду.

– Но кто вам сказал, что нет других особей?

– Никто. Мы стараемся как можно скорее приготовиться.

Анна едва их слушала. Она больше не допускала никаких сомнений: вирус, который поразил этих животных, вызвал эволюционную регрессию, похожую на ту, которой подвергся динозавр с перьями, найденный ею в Новой Гвинее. Это и объясняет хронологическое отклонение. Осталось доказать повторяемость явления. Вирус поразил животных десять миллионов лет назад и сейчас. Значит, дважды. По крайней мере, дважды…

Анна, загипнотизированная увиденной картиной, прошептала:

– Вирус, вызывающий регрессию в эволюционной цепи… С ума сойти! И заразиться может любой вид?

Лукас с нетерпением обратился к ней. Впервые за последние два дня он, казалось, не способен был здраво действовать.

– Вы догадывались об этом, ведь так? Ваша теория заключалась именно в этом?

– Несомненно. Но попытаться понять то, что произошло десять миллионов лет назад, – это одно, тогда как здесь…

– Все, происходящее тут, реально может многое изменить. А в случае глобальной эпидемии, я даже не решаюсь представить… Мне нужно переговорить с Гордоном при первой же возможности. Мы можем вернуться?

Поскольку Анна скривилась, вмешался Дэни Абикер:

– Не волнуйтесь, экземпляры, которые вас так интересуют, никуда не исчезнут. Мы расставили вокруг озера смотрителей. Судя по их наблюдениям, животные практически никогда не выходили из этих окрестностей.

Они поспешили отправиться к пикапу, как вдруг душераздирающий рев снова приковал их внимание к необычному месту. Анна уловила озабоченность Абикера. Она была уверена в том, что директор приюта не все им рассказал.

– Что происходит? Похоже на тревожный зов.

– Так оно и есть. Приходят другие…

– Какие такие другие?

Не успел африканер ответить, как Лукас дал им сигнал поторопиться.

– Смотрите, гомфотерии отступают. Словно они боятся!

От лесной опушки отделилось стадо слонов и помчалось к озеру, поднимая столбы пыли. Они рычали и ревели, а их огромные уши могущественно вздымались в воздухе. Трое из четырех гомфотериев удрали, а последний не решался войти в воду, чтобы спастись. Монье разрывалась между восхищением и плохим предчувствием. Она пыталась понять, почему слоны собирались напасть на своих давних родственников? Видели ли они друг в друге противников? Врагов?

Шесть толстокожих стали в полукруг с намерением затолкать гомфотерия вглубь озера. Вода доходила последнему до рта. Напуганное животное, оцепенев от ужаса, начало жалобно трубить, так как не в силах было противостоять опасности.

– Почему слоны выглядят такими агрессивными?

Абикер пожал плечами с неким фатализмом:

– Подобное явление происходит уже не впервые. Исходя из первых наблюдений, внедрение нового вида дестабилизирует экосистему. Слоны – консервативные животные. Мы уже могли это наблюдать во время их ежегодной миграции. Систематически они ходят в саванну по одному и тому же самому маршруту и впадают в неописуемый гнев, если что-то оказывается у них на пути. Каждый год нововозведенные поселки и свежевозделанные поля разоряются взбешенными стадами.

– Другими словами, они воспринимают ваших «доисторических» животных как противников, а не как себе подобных?

– Возможно… Попробуйте-ка догадаться, что происходит в голове слона, – вздохнул Дэни. – Из года в год тысячи туристов совершенно спокойно ездят по парку. И потом вдруг без видимой причины какой-нибудь автомобиль оказывается жертвой нападения. Из-за чего? Может, из-за цвета кузова или движений пассажира? Если вам удастся понять, что творится в этих чертовых головах, дайте мне знать…

В отчаянном порыве гомфотерий смог вернуться на берег. Но ненадолго. Слоны догнали его и снова окружили.

Анну переполняла жалость. Судя по обреченно поникшей огромной голове, животное догадывалось, что у него не было выхода.

– Но почему он не защищается?

– Шесть против одного. У него нет шансов.

Когда крупный слон приступил к делу, Анна предпочла закрыть глаза.

* * *

По дороге назад равнина, усеянная акациями-зонтиками, вдруг показалась ей враждебной. Анна больше не воспринимала мир по-прежнему. Что происходит? Лукас оторвал ее от размышлений:

– Считаете ли вы, что можно провести параллель между вирусом, который заразил всех этих животных, и феноменом регрессии, предполагаемым вами?

– Да, без сомнения. Единственное, что меня беспокоит, – это…

– Вирус?

Анна кивнула и продолжила:

– Я никогда не могла себе представить, что такие животные, как мой динозавр с перьями, могли регрессировать под воздействием микроорганизма. Я, скорее, была склонна к мысли о дефекте генофонда, некой наследственности, которая по неизвестной причине поразила одно поколение. Как суператавизм, который наделил поколение признаками предков… Но здесь…

Анна откинула голову на сиденье, прикрыв глаза. От усталости ее пробирала дрожь. Полусфера заходящего солнца отражалась розовой вспышкой на горизонте. Ветер стих, и воздух словно застыл. Только несколько теней летало в воздухе – это были грифы, вероятно, привлеченные падалью. Внедорожник покачивался на дороге, преодолевая ухаб за ухабом. Вдруг молодая женщина заметила нечто любопытное.

– Остановитесь!

Автомобиль резко затормозил, подняв облако пыли. Абикер встревоженно повернулся к Анне. Не обращая на него внимания, молодая женщина вышла из машины и побежала к заросшей кустарниками полосе, из которой поднималось величественное дерево, чьи ветки были покрыты сиреневым облаком лепестков. Африканер выругался. Лукас Карвальо схватил его за руку. Молодой человек считал, что уже получил свою дозу сюрпризов на день, но, судя по лицу Дэни, это еще был не конец.

– Что?

– Это дерево… По логике вещей оно должно цвести желтыми гроздьями. Это ненормально.

Анна пробралась к стволу акации и осторожно подняла цветок, упавший на землю. От восхищения и страха у нее по коже побежали мурашки. Почка в форме чаши состояла из девяти венчиков. Она подняла голову, чтобы лучше рассмотреть листву. Это было настоящее чудо… На высоте двух метров лепестки казались огромными. Она сейчас восхищалась первыми цветами, появившимися в меловой период, то есть сто тридцать миллионов лет назад.

Карвальо подбежал к ней:

– Абикер считает, что это ненормально.

Она повернулась к нему, еще находясь под воздействием шока:

– Знаете, что я держу в руках?

– Предположим, какую-то магнолию.

– Точно!

Биолог нахмурил брови. Он не был способен уловить суть проблемы. Анну позабавило его недоумение:

– Если я вам скажу, что все цветущие растения происходят от видов, близких современным магнолиям, вы меня поймете? Лукас, растительность тоже регрессирует!

– Это невозможно. Вирус поражает или животных, или растения, но такого не было, чтобы сразу всех. По крайней мере, в биологии!

– Ну вот, боюсь, что это новая особенность, которую стоит учесть.

– Бог мой… Это еще хуже, чем я думал. Мы должны сейчас же вернуться!

В сафари-отеле Мэри царила тяжелая атмосфера. Она приняла звонок от руководства и получила приказ: жители парка не могут выезжать из своей зоны до следующих указаний, каждый выезд разрешался только после получения пропуска. Кайл больше не сможет посещать школу, занятия будут организованы через Интернет. Все это, естественно, будет продолжаться, пока не пройдет риск эпидемии.

Впервые с того момента, когда прогремело дело со слоненком, Мэри подала признаки волнения. Она чувствовала, что оказалась в ловушке в собственном доме, и беспокоилась о будущем сына. Мало того, что он страдал от того, что не мог быть с Дэни, так теперь еще нужно было убедить его оставаться в пределах сада. А это будет непросто.

По возвращении гостей молодая женщина уединилась с отцом, чтобы решить, как относиться к происходящему, не поддавшись психозу. В это время Карвальо закрылся в кабинете Абикера и вышел оттуда лишь через сорок минут, чтобы позвать Анну. Стивен Гордон желал переговорить с ней.

Директор ВОЗ не терял времени на любезности и сразу же приступил к главному. Он был взвинчен тем, что только что узнал от биолога.

– Мадам Монье, еще сегодня утром я размышлял над тем, реально ли обосновать существование регрессивного процесса, но уже вечером мой помощник выдал наихудший сценарий, который можно было предположить. Не знаю, как это дело ведет южноафриканское правительство, но именно на ученых лежит ответственность оповещения об опасности и ограничения зоны воздействия вируса, насколько это возможно. Сначала мы должны определить количество зараженных животных, узнать, речь идет о десятках или сотнях жертв.

У Анны кипела голова. Эффект восхищения, который она почувствовала ранее, уступил место тревоге. После недолгих колебаний она решила поделиться своими опасениями:

– Совсем недавно мы заметили грифов. Если они съедят «доисторическую» особь, то существует риск рассредоточения…

Для удобства она употребила термин Дэни Абикера, поскольку он был достаточно образным и не требовал объяснений.

– Именно это меня и волнует. Лукас не может там оставаться один, но на данный момент я предпочел бы ограничить внешнее вмешательство. Чем меньше вливаний извне, тем меньше будет утечка вовне. Согласитесь ли вы продлить командировку?

– Конечно. Парк Крюгера – лаборатория под открытым небом… Но я не знаю, буду ли вам хоть сколько-нибудь полезна.

– Мне нужен ваш взгляд как палеонтолога. Лукас займется забором образцов, ему будет помогать команда Кэти Крабб из Претории. На территории будет полезен бесценный опыт Абикера. Я попросил с ним переговорить. И необходимо, чтобы всем жителям окрестностей был запрещен выезд.

– Вы не считаете, что это слишком?

– Ни в коем случае. Речь идет об абсолютном сохранении тайны. Ничто не должно ускользнуть. Ни единого слова, ни единого фото. Вы представляете, какая начнется паника, если это произойдет?

– Безусловно… Но создается впечатление, что мы – под карантином.

– Мадам Монье, я это делаю не по своей воле, поверьте, у нас нет иного выбора.

– Послушайте, есть еще одна вещь, которая меня беспокоит…

– И…

– Лукас говорил вам об акации?

– Я сейчас закажу пробы, чтобы проверить…

– Нечего проверять, месье Гордон, это дерево регрессировало, я в этом полностью убеждена. Если вирус выйдет из парка и распространится среди культур, он может вызвать разрушения страшнее, чем любой хищник. И есть одна деталь, которая не дает мне покоя.

– Какая именно?

– Зебра регрессировала примерно на двадцать пять миллионов лет. Гомфотерий тоже. Мое ископаемое – на десять, а цветы акации – на сто тридцать!

– И гиббон из лаборатории Кэти Крабб на тридцать… И что это значит, по вашему мнению?

– Ничего не знаю, кроме того, что эти скачки случайны. Это может поразить широкий спектр представителей флоры и фауны на дельте в несколько миллионов лет.

Стивен Гордон сделал паузу, а затем словно проговорил самому себе:

– Мы должны остановить этот вирус до того, как он заразит планету.