Текст книги "Ускользающая темнота"

Беременность

Москва. 200... год

– Ну как ты, дорогая? – Он встретил ее в холле, вручил букет и, по-дружески обняв за плечико, задал дурацкий вопрос. – Чего такая надутая?

– А как я, ты думаешь, могу себя чувствовать? Радоваться жизни и дышать с облегчением? Цветы очень к месту. Это вам. – Катя кинула их на столик опешившей гардеробщицы.

– Слушай, истеричка, хватит скандалить. – Он схватил ее за руку и потащил к машине. Открыл дверь, запихнул на сиденье. – Знаешь что, миллионы девок делают аборты, и ничего с ними не случается, тоже мне фифа!

– Я тебе не девка! Остановись, я выйду. – Ручка, буквально вырываемая ею из двери, не поддавалась.

– Катюша, не ломай машину, все равно я тебя довезу до дома. Не узнаю тебя, ты мне такая не нравишься.

Она и сама себя не узнавала. Никогда в жизни в ней не бушевало столько злобы, как сейчас. Но постепенно злоба стала сменяться бессилием. Она не узнавала и Сергея. Как он мог внезапно так измениться? Все же было хорошо. Остаток дороги они провели молча. Катя думала, что они поднимутся к ней и он утешит ее, скажет какие-нибудь добрые слова, и страшная тоска, сжимающая сердце, уйдет. Но все вышло не так. У дома Сергей попрощался, сославшись на неотложные дела, и обещал вечером позвонить. Но не позвонил ни вечером, ни на следующее утро.

А Катя ждала, ждала сильно. Она вспоминала их последний разговор, и оброненная им фраза «ты мне такая не нравишься» стала вертеться у нее в голове, как заевшая пластинка. Что он имел в виду? Что не хочет больше со мной встречаться, обиделся? Зачем, зачем она устроила этот скандал, ведь все уже сделано, ничего не воротишь. Вела себя действительно как истеричка, как дура. Конечно, кому такая может нравиться, а уж о любви, женитьбе и детях вообще не может быть речи.

Кате стало страшно, что она может потерять Сергея. Опять это мерзкое чувство, именно оно заставило ее избавиться от ребенка. Нужно было доказать ему, как всю жизнь она доказывала матери, что она хорошая, что ее можно любить. А для этого надо сделать все, как он скажет. В этот раз, правда, доказательства обошлись в слишком дорогую цену.

Но совершая этот шаг и изводя себя, она еще не знала, что уже давно потеряла его. Что у него есть другая девушка. И они вместе думали, когда Катя забеременела, как заставить ее лечь в больницу и как потом по-тихому от нею отделаться. И эта фраза, крутящаяся в Катиной голове, была не чем иным, как первым шагом к официальному разрыву, и скандал послужил для этого хорошим поводом. Но тогда Катя всего этого еще не знала. Она считала себя обычной, среднестатистической девушкой, и Сергей был для нее светом в окне. Его решения не подвергались сомнению, его поведение казалось единственно верным, и Катя почитала за честь любовь такого парня, не думая о том, что, когда любят, так себя не ведут. Она была согласна на все, чтобы только он был доволен. И вот, позволила себе наорать на него. Конечно, он не знал ее с такой стороны, ему стало неприятно, надо ему позвонить и извиниться, все объяснить, и тогда все будет хорошо, как раньше. А дети, может быть, еще будут. Вот только надо успокоиться, перестать реветь, высморкаться как следует, чтобы не гундосить, и позвонить, обязательно позвонить, и все пойдет по-прежнему. Катя набрала номер, трубку сняла какая-то девушка. Решив, что ошиблась, перезвонила. Опять тот же приятный женский голос.

– Простите, я могу услышать Сергея?

– Он вышел на минуту. Ему что-то передать?

– Нет, спасибо.

«Кто это? Может быть, хозяйка, у которой он снимает комнату? Да нет, ее голос я знаю. Наверное, кто-то из ее знакомых или дочь. «Ты мне такая не нравишься, ты мне такая не нравишься, ты мне такая не нравишься». Катя не замечала, как слезы стекают по лицу, их было слишком много за последние дни.

* * *

Беременность, как часто водится у совсем молодых пар, наступила неожиданно. Кате очень хотелось ребенка и она не раз предавалась мечтам о счастливой семейной жизни. Это сейчас Сергей не хочет с ней жить. Говорит: это серьезный шаг. Все переводит в шутку, но она понимает и не настаивает. А когда будет семья, тут уже не до разбирательств, у кого жить, и, наверное, тогда он решит, что пора этот серьезный шаг сделать. А с учетом того, что Сергей особо не предохранялся, Катя была уверена, если он и не обрадуется, как она, то новость воспримет спокойно. А обрадуется, когда мальчик родится. Так, слышала Катя, у многих мужчин и происходит. Она не сомневалась, что это непременно будет мальчик, такой же красивый, как папа.

Осталось обо всем Сергею сообщить. Ей не хотелось излишней пафосности. Торжественный ужин она уж точно устраивать не будет. Все должно быть естественно. Она никуда не спешит. Скажет, как только подвернется случай, и оный не заставил себя ждать. Сергею нужно было навестить внезапно приболевшую маму, и перед отъездом он пригласил Катю поесть.

Они пошли в то самое кафе, где состоялся их первый ужин. Они часто сюда ходили. Официант откупорил бутылку красного вина. Катя решила, что настал подходящий момент, и, прикрыв бокал рукой, выпалила:

– Мне нельзя. У нас будет ребенок.

Сергей кивнул официанту, тот поставил бутылку и удалился.

– Кать, ты чего, ку-ку? Какой ребенок?

– Наш ребенок. Твой и мой.

– Откуда он взялся?

– А откуда дети берутся? Ты ничего не предпринимал, чтобы его не было.

– Подожди, подожди. Это что, правда?

– Ну конечно!

– Так я думал, что ты таблетки пьешь. Сейчас все девушки таблетки пьют или говорят про презик. А ты молчала. Ты что, специально это сделала?

– Нет, но я думала...

– Блин, индюк тоже думал, да в суп попал. Ну, Катя, ты меня убила наповал. Ты головой-то своей соображаешь? Денег нет, жить негде, институт не окончен...

– Сереж, все будет хорошо, я все придумала...

– Ты все уже придумала! Ну, молодец! Не специально, значит! Так вот, ни о каком ребенке не может быть и речи. Ты меня поняла? Денег я, естественно, дам, найдешь самую лучшую больницу. Ну, Катюша, такой подставы я от тебя не ожидал. И молчала, главное. Хоть бы обсудила. Извини, мне надо прийти в себя. – Он швырнул на стол несколько купюр, схватил с вешалки куртку и стремительно направился к выходу, ни разу не обернувшись.

Катя еще долго сидела за столиком. Все печальные чувства – грусть, страх, одиночество – разом обрушились на нее. Что же теперь будет? Что ей делать? Ясно одно – или ребенок, или Сергей. Ну действительно, как она могла думать за них двоих? Почему он обязан был заботиться о предохранении, а она нет? Конечно, если посмотреть со стороны – выходит, что она специально залетела. Отныне он перестанет мне верить, и тогда все, конец. Надо во что бы то ни стало ему доказать, что это не так. Безответственная, тупая дура. Как радовалась – наивная чукотская девочка. Почему была уверена, что он захочет ребенка? Ведь если хорошо подумать, повода он для этого никакого не давал. После всех этих размышлений прибавилось еще и чувство вины. Что же в ней пересилит – страх избавиться от малыша, которого она уже очень хотела, или страх потерять Сергея, которого она любит больше жизни и ради него готова на все? Многие скажут – конечно, ребенок, – тут и обсуждать нечего. А Катя не могла принять решения. Да, она любила детей и умилялась на них, и хотела так же умиляться на своего карапуза. У нее сложилось мнение: если у вас любовь, то это должно плавно перейти в семью с ребенком – типичный киношный хеппи-энд. В свои годы она еще не понимала, что такое ребенок на самом деле, она не чувствовала этого всем сердцем и не знала, что если один раз прижмешь к себе родного маленького человечка, то забудешь о каком-либо выборе, и только он нужен будет больше всех. А вот чувство любви к мужчине было ей знакомо, она его ощущала, протяни руку – вот оно рядом. И это было прекрасное чувство, и терять его она не хотела ни за что на свете. Так ничего и не придумав, в смятении и полном расстройстве, она поехала домой, решив поговорить с Сергеем еще раз.

Подойдя к дому, она увидела знакомую машину. Рядом стоял Сергей и курил. Катя обрадовалась. Ну вот, она же знала, что все будет хорошо. Он уже ждет ее. Ну, вспылил, с кем не бывает. Такая-то новость!

А Сергей без тени улыбки на лице дождался, пока сияющая Катя подбежит к нему, и сказал: «Значит, так, Катя. Это твое дело, оставлять ребенка или нет. Но то, что ты со мной ни разу эту тему не обсуждала, снимает с меня всю ответственность. Я никогда тебе не говорил, что хочу ребенка, и совершенно не готов к отцовству. А ты, оказывается, все спланировала. Это меня обидело еще больше. При таком раскладе я не могу тебе верить, а как можно общаться с человеком, которому не веришь? Так что если ты оставляешь ребенка, мы расстаемся. Я, естественно, уж как смогу, буду тебе помогать. Утром я уезжаю, а ты думай. Вот тебе деньги на всякий случай и телефон врача. Все. Мне больше нечего сказать. Пока». И он, быстро сев в машину, дал по газам. Катя не успела сказать и слова. Она купила в кафе на углу вина и, вернувшись домой, налила себе бокал. Решение принято. Ей было стыдно признаться в том, что она настолько не уверена в себе и боится остаться одна, а тем более без Сергея, что вот так вот меняет ребенка на мужика. И еще боялась признаться себе в том, что если мужчина по-настоящему любит, то никогда себя так не поведет. Полночи сидя за бутылкой, она успокаивала себя высокими фразами о том, что нечестно поступила по отношению к Сергею, что она обманщица, глупая эгоистка. И нельзя себя вести ТАК со своим любимым. И правильно он обиделся. Мог бы вообще не разговаривать с ней, а он еще денег дал и о враче позаботился. Вино придало иллюзорного оптимизма, и она, засыпая, подумала, что дети у них еще будут.

– Я пойду к врачу. – Эти были первые слова, которые она произнесла рано утром в телефонную трубку.

Мачеха. Паша

Москва. Канун 1946 года

31 декабря Владимир Михайлович стоял в дверях, отряхивая снег с себя, с мохнатой зеленой елочки и пакетов.

– Ну и погодка, от машины до подъезда добежал, уже всего занесло. Вот какую красавицу на работе выдали. Тут еще мандарины, консервы, хлеб, чай. Даже набор для детей из конфет и вафель.

Зоя радостно крутилась возле отца. Помогала раздеваться, заглядывала в пакеты, вдыхала аромат маленького симпатичного деревца. А они-то с няней уже подумали, что Нового года не будет. И тут приходит папка, да еще с елкой и гостинцами. Владимир Михайлович, довольный, подхватил девочку на руки, и они пошли в гостиную, уселись на диван. Зоя положила голову ему на плечо и умиротворенно вздохнула. Сколько времени они вот так вот не сидели. Как же хорошо.

– Ну, ребенок, как дела?

– Хорошо, пап. Мы теперь дружим с той девочкой, о которой я тебе говорила.

– Ты, значит, их с куклами своими познакомила?

– Да. Им понравилось. Особенно Кате понравилась Снежная королева. Можно ей на Новый год ее подарить?

– Конечно, а мы еще с тобой сделаем. Давно не занимались в нашей мастерской, все времени нет. Вот завтра и начнем. С Нового года.

– Ты на работу завтра не пойдешь?

– Нет.

– Ура, папочка! А может, к нам девочки в гости потом придут. Ты с ними познакомишься?

– Обязательно. Будем отдыхать и общаться с ребенком.

Полина, зашедшая в комнату в конце разговора, накрывала на стол.

– Слава тебе господи, а то все работа да работа. А мне еще, старой дуре, мысль в голову пришла, да уж ладно, не буду говорить.

– Полина, так не честно, говори! – завопила заинтригованная Зоя.

– И правда, Полина, прямо как маленькая!

– Я тут думала, только не ругайтесь, жениться бы вам. Без хозяйки-то дом рушится.

– А как же мамочка? – спросила Зоя.

– Надежда Александровна, царствие ей небесное, сама рада бы была, коли какая хорошая женщина у вас завелась. А то неухоженный, небритый. А Надежду Александровну никто и не забывал, бог с тобой. Разве ж можно. А только она и сама бы порадовалась.

– А что, Полина? – Профессор обнял няньку за плечо и подмигнул. – Может, и приведу невесту. Да только что Зоя скажет?

– Я как ты, папочка. Главное, чтоб тебе хорошо. А я мамочку всегда буду любить, – вздохнула девочка.

– Зоинька, котенок, я тоже очень маму люблю, но жизнь идет. Полина права, в доме нужна хозяйка. Мама у тебя была и есть одна. А если у меня появится женщина, то только такая, которая будет любить тебя и станет твоей подругой.

После чая они полезли на антресоли, достали большую пыльную коробку. Вот они – свидетели былых веселых торжеств всей семьи за большим столом. Блестящие шары, стеклянные сосульки, диковинные бумажные птицы, разноцветные гирлянды, острый золотистый шпиль, дед-мороз в красном кафтане с ватной бородой, Снегурочка в сафьяновых сапожках. Сколько лет они пролежали здесь, переложенные опилками, старясь и видя цветные сны о прошлом, мечтая, в последнее время все меньше и меньше, что когда-нибудь это повторится.

Оттуда же сверху сняли ведро, еще с тем оставшимся песком. Поставили елку, налили воды. Запестрели зеленые ветки, засверкали игрушки, заструилась мишура. Комната преобразилась, и на миг показалось, что все вернулось во время до... до войны, до смерти мамы.

Потом ели картошку с тушенкой, мандарины, пили чай с конфетами. Говорили, вспоминали, смеялись. Легли спать далеко за полночь – счастливые. Счастливые в последний раз.

Утром встретились вновь за старым круглым столом. Уже в новом году. Немножечко другие. Ведь в это первое утро едва наступившего года кажется, что теперь и жизнь непременно станет другой – лучше, добрее, интереснее. И сам человек станет другим. И все правда меняется. Но только на время, а потом те волшебные ощущения забываются, и все незаметно возвращается на круги своя. Да вы и сами знаете.

После завтрака Владимир Михайлович с дочкой уселись в мастерской, подправить старое платье Снежной королеве, которую решили подарить Кате. И между ними состоялся такой разговор:

– А что, Зоюшка, может, и правда жениться мне?

– Я не знаю, пап. Как ты хочешь? Только чтобы жениться, надо ведь любить человека. Значит, ты будешь любить кого-то еще, кроме мамы?

– Ребенок, больше, чем маму, я не буду уже любить никого и никогда. Но действительно жизнь продолжается. Мне бы хотелось, чтобы все было как раньше.

– Прошлого не вернешь. Это будет другая женщина.

– Конечно, конечно. Но все же... не знаю, как объяснить тебе, но когда-нибудь ты меня непременно поймешь. – Он немного помолчал. – И не осудишь.

– Папочка, я тебя не осуждаю. Просто я думаю, как жить с другой женщиной? Вставать утром, вместе завтракать, обедать? Может, она захочет, чтобы я ее мамой называла? И полюбит ли она меня?

– Зоюшка, котенок, если она тебя не полюбит, то я на ней никогда не женюсь. И вовсе не обязательно тебе называть ее мамой.

Девочка внимательно посмотрела на отца.

– У тебя уже кто-то есть?

Владимир Михайлович выдохнул:

– Да.

Кисточка, которой Зоя старательно обновляла кукольную бровь, дернулась и оставила длинный черный след.

– Ой, испортила! Пап, а почему ты раньше молчал?

– Да все как-то некстати было. А тут Полина... И я решился. Давно хотел вас познакомить, все повода не находил. А тут, видишь, как получилось...Ты согласна?

– Угу.

– Спасибо тебе, ребенок. Может быть, завтра вместе пообедаем.

Он обнял дочку.

– Ну, давай исправлять, что мы там напортили.

От этого увлекательного занятия их оторвал звонок в дверь. За окном уже сгустились ранние зимние сумерки.

* * *

– Эй, кукольница, девочки твои пришли. Беги встречай, – позвала няня.

– Ой, папочка, как здорово. Мы не договаривались, правда.

– Так что ж с того. Беги, беги.

– Да мы только сказать кое-что хотели, – услышала Зоя Катин голос в ответ на настойчивые Полинины просьбы раздеться и попить чаю.

– Катя, Варя, здравствуйте. С Новым годом вас! Да вы раздевайтесь, заходите. С папой познакомитесь.

– Мы не можем. Варя только хотела тебя позвать завтра на вечер. Да, Варь? Что я за тебя говорю? – Катя толкнула подругу.

– Ой, девочки, я завтра не могу, – сказала Зоя.

– Чего это ты не можешь? Ишь, занятая, – буркнула Полина.

– Полиночка, ты еще не знаешь, папа только что придумал. У нас обед с гостями.

– Вон как, с гостями. С ума сойти. А я ничего и не знаю.

– Ну, не можешь, так не можешь, – сказала Катя.

– Завтра ну совсем никак. Если только попозже. Кать, Варь. Ну, заходите, пожалуйста. Чаю попьем. С папой познакомитесь.

Теперь уже Варя ткнула Катю локотком в бок и вопросительно посмотрела на нее.

– Я так и знала, что этим кончится. – Недовольная Катя стала разматывать шарф. – Только мы ненадолго. У нас еще дела.

После чаепития, когда провожали девочек в прихожей, папа сказал:

– Котенок, а может, правда тебе с подружками завтра время провести, а наш обед на потом перенесем.

– Папочка, ну мы же договорились. Может, я еще вечером к ним успею.

Девочки ушли. Отец с дочкой вернулись в комнату и сели на диван.

– Симпатичные у тебя подруги. Варя – душа. А Катюша, конечно, с характером. Завтра краска высохнет, подаришь ей Королеву. Не удивлен, что она ей так понравилась. А Варюше преподнеси как раз будто специально для нее сделанную Красную Шапочку.

– Спасибо, папулечка. – Зоя потерлась щекой о его плечо и улыбнулась.

– Не за что, ребенок. Ну что ж, мне надо поехать предупредить нашу завтрашнюю гостью, что она к нам приглашена на обед. А ты не жди меня, ложись спать.

* * *

С утра в доме стоял дым коромыслом. Пребывавшая в возбуждении из-за услышанного Полина все начищала и драила. Сокрушаясь, готовила.

– Человек придет, а угостить-то нечем. Хоть бы разок использовали связи, достали бы чего к праздничному столу. Ни десерта, ни закусок. Только тушенка да картошка. Срам.

– Полиночка, угомонись, душа моя. Наталья женщина совершенно неприхотливая. Она ведь не есть придет, а с вами знакомиться. – Владимир Михайлович явно пребывал в хорошем настроении.

– Вот и познакомимся. Скажет, не могут по-человечески встретить, стол накрыть.

– Полина, успокойся, все понимают, какое сейчас время. Не до разносолов.

– А главное, вы не говорили ничего. Скрывали. Совсем обидно. Будто чужие мы вам.

– Нянюшка, ну что ты такое говоришь, какие же чужие. Будто не понимаешь, почему я молчал.

– Понимаю, понимаю. Да все ж не по-людски.

Полина сновала из кухни в столовую, из столовой в кухню, вздыхая и причитая. В результате к моменту прихода папиной подруги все сияло чистотой, а посреди стола стояла фарфоровая супница с дымящимся и вкусно пахнущим содержимым. Не менее заманчивый запах выбивался из-под крышки блюда, на котором лежали картофельные зразы, начиненные тушенкой, поджаренной с лучком. Рядом высилась горка блинов. Зоя не сомневалась, что в нужный момент к ним присоединится вазочка с вареньем, «совершенно случайно» оказавшаяся у запасливой няни.

– Полина, да ты просто волшебница, – только и развел руками отец.

– Что уж. – Домработница все строила из себя обиженную и озабоченную скудным угощеньем, хотя было видно, что совсем не сердится.

Папа с улыбкой обнял ее за плечи, чтобы сказать что-то приятное, и в этот момент в дверь позвонили. Все замерли, вроде не зная, что делать. Первой очухалась няня:

– Что ж мы стоим? – Осенила себя крестом, плюнула через плечо, чем вызвала смех Зои и Владимира Михайловича, и побежала открывать.

Девочка присела на краешек стула и теребила кисточки скатерти. Папа ходил взад-вперед, заложив руки за спину. Оба сильно волновались, и никто не вышел в коридор, остались ждать в гостиной. Послышались голоса:

– Здравствуйте, добро пожаловать.

– Добрый день. Вы, наверное, Полина?

– Точно. Точно так. Давайте ваше пальто.

– Спасибо. Владимир Михайлович много о вас рассказывал. А где же он сам? И Зоя?

– Ждут вас. Волнуются. Сюда, сюда, пожалуйста, Наталья, как ваше отчество?

– Зовите меня просто Наташа.

Шаги приближались. Зоя почувствовала что-то странное, нехорошее. Приятный женский голос казался ей знакомым.

– Здравствуйте. Вот и я.

Она подняла глаза. Знакомым было и красивое лицо. Только искренняя, дружелюбная улыбка сбивала с толку. Где? Где? Где? Но вот гостья направилась к ней.

– Здравствуй, Зоя. Меня зовут Наташа. Будем знакомы. – И она протянула ухоженную кисть. «Эй, малявка, а ты чего здесь делаешь?» – пронеслось в голове. Ну, конечно! Как она сразу не догадалась. Та ночь, когда она потерялась, беседка, эта женщина, только она была пьяная, с размазанной помадой и тушью, расползшейся по щекам. И тот человек с ней...

Оттолкнув руку, Зоя вскочила.

– Папочка, пойдем. Поговорим. Мне очень нужно. Пойдем к тебе.

– Ребенок, что случилось? Наташенька, простите, ради бога.

– Ну что вы, Владимир Михайлович? Не за что. – Конечно, Наташа не узнала девочку, которую они испугали той далекой ночью, да и помнила ли она вообще тот эпизод.

Дочка вытащила его в коридор и закрыла дверь.

– Зоя! – возмутился он. – Что происходит? Что с тобой?

– Папочка, – громко зашептала она в ответ. – Мне надо сказать тебе очень важную вещь.

– Ну, говори.

– Эта женщина. Наташа. Я ее знаю.

– Ну, наверное, ты ее видела где-то. Вполне возможно.

– Папа, я ее видела тогда, в ту ночь, когда меня сбила машина.

– Может, ее лицо запомнилось тебе в праздничной толпе. Тогда было много народу.

– Да нет, ты меня не слушаешь. Я точно знаю, где ее видела. Был сильный дождь. Я заблудилась и нашла во дворе беседку. И она пришла туда пьяная с каким-то мужчиной. Они еще целовались. И эта женщина сказала, что найдет себе доктора. А он говорил, что она никому со своей дочкой не нужна, и предлагал ей жениться. Она смеялась над ним, потом они увидели меня и напугали. Вот я и бежала, не видела куда, и потом эта машина…

– Зоюшка, не может быть. Да, у Наталья Владимировны есть дочка. Но Наташа не пьет. И у нее никого нет. Ты что-то путаешь. Было страшно, и темнота сбила тебя с толку. Потом ты волнуешься из-за мамы. Успокойся. Все будет хорошо.

– Папа, почему ты мне не веришь? Я точно знаю. Это правда.

– Зоя, я прошу тебя, хватит. Ты перепутала ее с кем-то другим. Я пойду в комнату, а ты умойся и приходи.

– Папочка. – Она вцепилась в рукав отца. – Не уходи. Я прошу тебя. Не женись на ней. Она плохая.

– Не говори ерунды. Я знаю Наташу не первый день. Она очень хороший человек. И я не ожидал, ребенок, что ты будешь так себя вести, пользуясь моей привязанностью к тебе. – Он первый раз в жизни резко оторвал от своей рубашки руку дочери и, хлопнув дверью, вышел.

– Папочка, – Зоя громко заплакала. – Я не пользуюсь. Это правда.

Когда озадаченный доктор вошел в гостиную, Наташа с Полиной сидели рядышком и мирно беседовали. Увидев это, он еще раз подумал: то, что говорила Зоя, не может быть правдой.

– Дочка нервничает, до сих пор скучает по маме.

И увидел понимающий взгляд больших карих глаз.

– Зоинька хорошая. Вы, Наташа, не обижайтесь на нее. Очень добрая девочка.

– Полиночка, я совершенно не обижаюсь.

– А знаете что, давайте обедать. Уже остыло все. Подогреешь, Полинушка? А Зоя сейчас успокоится и придет.

В этот момент они услышали, как стукнула входная дверь.

– Наверное, к девочкам ушла. Подружки ее сегодня в гости звали.

– Володя, если это из-за меня, я лучше уйду. Догони ее. Вдруг что-нибудь случится. Мы себе потом этого не простим.

– Наташенька, не переживай. Она ходит и в школу одна, и к девочкам. Пусть повредничает. Поужинаем, и я тебя, Наташенька, провожу и за дочкой заеду. Она к тому времени уже остынет.

– Все равно жалко, Владимир Михайлович. Куда это она в такую темень побежала одна? – сокрушалась няня.

– Полина, я уверен, что к Варе. Не все же нам с ней нянчиться. Большая уже девица. Пора и к взрослой жизни привыкать.

– Пора-то оно, конечно, пора, да как-то непривычно. Одна убежала... Жалко. Ей-богу, побежала б за ней, если б не вы... – бормотала няня, подавая разогретый суп.

Профессор хоть и хотел казаться равнодушным, но это у него плохо получалось. То ложка падала, то хлеб. Полина непрерывно вздыхала. Наталья Владимировна все порывалась уйти. Ее удерживали. Обед не удался.

* * *

А в это время на улице сыпал мелкий колючий снег. Кусал лицо, залеплял стекла очков. Зоя бежала, поскальзываясь на обледенелом тротуаре. Как он мог? Ее любимый папочка? Не поверить, так оттолкнуть. Будто она хоть раз его обманула? Слезы обиды смешивались со слезами от ветра. Что же теперь будет? Если он так и не поверит ей и женится на этой Наташе?

Вот и Варин подъезд. Она протерла мокрые очки о сухой краешек платья, поднялась по темной лестнице, в нерешительности остановилась у двери квартиры. Без подарков, в таком виде. Заплаканная, с кучей переживаний. Может, не стоит портить девочкам праздник? От этих мыслей ей стало себя безумно жалко. Ни дома, ни здесь она не нужна. Конечно, ее не выгонят... Но все же… Зоя спустилась к лестничному пролету, забралась на широкий холодный подоконник и тихонько заплакала, уткнувшись носом в шарф:

– Мамочка, милая мамочка! Хоть бы ты пришла ко мне, помогла. Мне страшно. Она обманывает папу. Подскажи, как быть? Мне так одиноко без тебя. Даже весточки не с кем передать. Помнишь, как я все время тебе посылала письма, а теперь... Ты не обижаешься на меня? Милая, дорогая моя мамочка?..

А на дворе началась настоящая круговерть. Стемнело. В арке завывало. Белые полчища снежинок метались из стороны в сторону и застилали все, даже окна напротив светились как-то издалека. «Там хорошо. Тепло, уютно. Отпраздновали и теперь пьют чай с новыми надеждами, в ожидании радостей и счастья. А у меня новый год начался грустно».

Мысли вдруг прервались звуком открывающейся двери, за которой жила Варя. Громко скрипнув, она медленно отворилась, но никто не вышел, а только обрывки разговора долетели до Зои. «Беги быстрее», – услышала она знакомый голос. Кажется, это Иван. Из-за двери показался высокий силуэт. Дверь за ним закрылась, и он, слабо различая в темноте ступеньки, осторожно стал спускаться вниз. Зоя замерла. Еще не хватало, чтобы ее заметили. Но это случилось. Парень, прошедший было мимо, вдруг удивленно обернулся и замер в странной позе вполоборота.

– Ты кто?

– Зоя.

– А чего ты здесь сидишь?

– Я вообще-то к Варе пришла, но, поскольку меня не ждали, постеснялась зайти.

– Ну ты даешь. Пойдем поднимемся.

– Нет, спасибо, я посижу.

– И долго ты тут собираешься сидеть?

В ответ она пожала плечами – кто знает? В бледном свете, отражающемся от белого валящего валом снега и запорошенных метелью светящихся окон, можно было угадать контуры его лица, и, когда Зоя привыкла к темноте, оно показалось ей очень симпатичным. «Особенно глаза, – подумала девочка. – Какие большие и внимательные у него глаза».

– Слушай, меня ребята за гитарой послали. Хочешь, вместе сходим, а потом вернемся.

Зоя совсем не знала этого высокого парня с приятным низким голосом, немного не выговаривающим букву «р», с длинным, обмотанным вокруг шеи вязаным шарфом, в кепке, из-под которой на нее смотрели эти глаза. Но ей очень хотелось согласиться. И чуть не вырвалась глупая фраза: «Мы ведь не знакомы». Вместо этого кто-то за нее ответил: «Пойдем». И в полутьме рядом с ней появилась рука, которая безмолвно предложила на нее опереться и не отпустила, пока они спускались по выщербленным ступенькам в темном подъезде.

Всего несколько пролетов миновали, а Зоя уже готова была идти куда угодно за этой рукой и этим голосом, который комментировал, немного картавя, чего ожидать под ногами. Ей хотелось, чтобы эта лестница никогда не заканчивалась. Улица встретила их сильным порывом ветра, снег моментально залепил очки. Зоя остановилась в растерянности, полезла за платочком.

– Ты чего? – спросил уже успевший отпустить ее проводник.

– Стекла. – Она стояла, сняв очки.

Парень повернулся, прикрыл ее от снега.

– Дай сюда. – Аккуратно вытерев линзы, он водрузил неуклюжую оправу ей на нос. – Вот так.

– Спасибо, – сказала Зоя дрогнувшим от волнения голосом.

– Меня Паша зовут.

– А меня Зоя, – сказала она и сглотнула.

А он засмеялся. Взял опять ее за руку и повел, как маленькую. Шел и смеялся, подставив лицо навстречу падающему снегу, а Зоя пригнула голову и прикрывалась воротником, чтобы больше не давать ему протирать эти ее ужасные очки.

Сначала улица была совершенно пустая, но внезапно в снежном вихре почти рядом с ними затормозила машина. И из нее выскочил Зоин отец.

– Зоюшка, с тобой все в порядке? – Получив в ответ кивок от дочери, переключился на Пашу. – Я ее папа.

– Очень приятно, Павел. Вот Зоя домой захотела, и я вызвался ее проводить, – нашелся парень, чем поверг Зоино и без того растревоженное сердечко в еще больший трепет.

– Премного вам благодарен. Может, вас куда подвезти?

– Нет, спасибо.

– Ну и хорошо. Еще раз спасибо.

– Пап, а Паша за гитарой... – Оказывается, очень приятно произносить это имя.

– Ребенок, давай быстро в машину, какая гитара? Спасибо, молодой человек. – И отец повел к машине немного упиравшуюся и оборачивающуюся Зою.

– Не забудь, девчонки завтра приглашали, – раздалось вслед.

– Я приду. – Она махала удалявшейся высокой фигуре через стекло автомобиля, и в этот миг не было на земле человека счастливее ее.

Отец, устроившийся рядом, положил руку Зое на плечо и говорил про то, что из-за плохой погоды пришлось позвонить водителю, что он просит у Зои прощения, но и она тоже не права, все волновались за нее... Девочка слушала слова отца, они раздавались где-то вдалеке. Зоя не чувствовала обиды, она подумала, что, может, и правда Наташа ей показалась знакомой, хотя она и знала, что нет. Просто сейчас Зое не хотелось думать о плохом. Она прижалась к отцу: «Все хорошо, папочка! Интересно, кукла высохла?» – спросила она тихонько, улыбаясь, уже погруженная мыслями в завтрашний день.