Текст книги "Что ты делаешь"

III

Султанова.

Конечно, у нее, как и у любого человека, была не только фамилия, но и имя, и даже, представьте себе, отчество. Однако никто из окружения Султановой, во всяком случае, в городке никогда не утруждал себя звать ее по имени, а тем более отчеству.

А вообще-то ее звали Анной Николаевной. Но, тем не менее, для всех она была исключительно Султановой.

Она окончила государственный медицинский университет города С. и уже четыре с половиной года работала медсестрой в медсанчасти городка.

В ста с небольшим километрах от города С. (с недавних пор, кстати, переименованного) находился испытательный ядерный полигон, созданный Советским Союзом и закрытый в начале девяностых не без влияния местного народного антиядерного движения. За первые пятнадцать лет существования этого полигона было проведено сто с лишним атмосферных ядерных испытаний, радиоактивными выпадениями от которых были загрязнены огромные, населенные людьми, территории, а сам город С. был, пожалуй, по праву отнесен к зоне повышенного радиационного риска. Ходили разговоры, что суммарная мощность испытанных в тот период ядерных зарядов в две с половиной тысячи раз превысила мощность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму в сорок пятом году.

Ближе к середине шестидесятых, после вступления в силу Международного договора о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой, подписанного в 1963 году в Москве, на полигоне стали проводиться только подземные взрывы (в штольнях и скважинах). Но итоги оказались плачевны. За сорок лет существования полигона из-за вышедших за его пределы «ядерных грибов»22
  «Ядерный гриб» (или радиоактивное облако) – грибовидное облако, возникающее после ядерного или термоядерного взрыва, скопление клубящегося нагретого воздуха, перемешанного с продуктами ядерного взрыва, окислами азота, частицами грунта и водяными пара́ми. Перемещается по направлению движения воздушных потоков, вызывая радиоактивное заражение.


[Закрыть] воздушных и наземных взрывов и газовой фракции подземных испытаний более миллиона человек были официально признаны пострадавшими от ядерных испытаний.

Вопиющим произволом было и то, что опасная территория полигона не охранялась и до середины «нулевых» никак не была обозначена на местности. На полигоне – не от хорошей жизни, конечно, – проживали люди, использовавшие бо́льшую часть его территории в сельскохозяйственных целях (для выпаса скота и посева зерна и овощных культур). Этот шокирующий факт делал его уникальным среди множества ядерных полигонов в мире. Всего несколько лет назад под давлением возмущенной общественности и ученых правительство наконец соизволило начать работы по маркировке границ полигона бетонными столбами и созданию сооружений инженерной защиты наиболее загрязненных участков полигона для предотвращения доступа на них населения и скота.

Но, несмотря на плачевное состояние экологии в городе С., Султанова, к счастью, пыхала здоровьем.

* * *

Рыжеволосая, веснушчатая, небольшого ростика, чуть полная, но ей это шло, веселая, с оптимизмом смотревшая в будущее девушка аппетитно хрустела большим зеленым яблоком, сидя за небольшим столиком, когда Виктор, пунцовый от смущения, заглянул в процедурный кабинет.

Он сам не понимал, как попал в такую нелепую ситуацию. После некстати случившегося с ним пищевого отравления азиатской лапшой быстрого приготовления, вынудившего его обратиться за медицинской помощью, врач прописал ему курс внутримышечных инъекций, десять уколов. Виктор, было, воспротивился, но организм отчаянно продолжал подавать сигналы бедствия, поэтому пришлось согласиться.

Как истинный военный, Виктор несколько раз пытался самостоятельно поставить себе укол, но тщетно. Никакие пошаговые инструкции, почерпнутые им в интернете, не помогли. Едва он подносил наполненный лекарством шприц к своей пятой точке, рука его начинала дрожать, и игла никак не могла достичь цели. Потратив на безрезультатные попытки целый день, Виктор, собрав купленные в аптеке города Б. ампулы с лекарством, поплелся в медсанчасть.

Вообще-то он крайне редко испытывал недомогание. Крепкий иммунитет, лишь изредка дававший сбои, уверенно стоял на страже его здоровья. И тут такой конфуз. Теперь ему, мужчине, офицеру, придется снимать штаны, причем неоднократно – на протяжении нескольких дней, перед какой-то, наверняка чересчур любознательной, медсестрой. Большего позора он не испытывал. Городок крошечный, практически все друг друга знают. Сейчас он, простите, заголит свой зад, а через пять минут все будут обсуждать, как старший лейтенант Свиридов лежал без штанов на кушетке перед медсестрой – хозяйкой положения.

С такими, не дававшими ему покоя, мыслями он вошел в медсанчасть, двухэтажное оштукатуренное здание желтого цвета с покрашенными голубой краской оконными рамами, железной входной дверью и козырьком крыльца, стоявшее на задворках солдатской столовой и бомбоубежища. В коридорах, как назло, было людно.

Виктор, чертыхаясь сквозь зубы, отыскал процедурный кабинет и, с оглушительным скрипом приоткрыв старую, советского образца, дверь, заглянул.

– Здравствуйте! – немедленно подала голос медсестра в белом халате и смешном колпаке, закрепленном на рыжих кучерявых волосах несколькими металлическими заколками-невидимками. – Заходите!

– Здравствуйте! – чуть ли не агрессивно, с вызовом ответил Виктор и, осмотревшись по сторонам, юркнул в кабинет.

Медсестра, уловив его беспокойство, молча смотрела на него.

Он также молча потряс в воздухе перед ней целлофановым пакетом, в котором зазвенели ампулы.

– Давайте направление, – понимающе кивнув, распорядилась медсестра.

Виктор вытащил из нагрудного кармана рубашки сложенный вдвое листок из грубой желтой бумаги – бланк, отпечатанный еще в далеких восьмидесятых. Все рецепты, направления и прочая врачебная писанина оформлялись на таких старых бланках, запасы которых в городке ни в какую не иссякали.

Медсестра пробежала глазами каракули врача, снова кивнула и указала рукой на ширму, стоявшую справа от двери:

– Раздевайтесь ниже пояса, ложитесь.

Виктор, скрежеща зубами от злости, а больше всего – от стыда, скрылся за ширмой.

Медсестра в другом углу кабинета зашуршала упаковкой от шприца, потом с треском отломила горлышко у ампулы.

– Готовы?

Пытаясь хоть как-то прикрыть свою голую пятую точку, Виктор сконфуженно пискнул:

– Готов!

Медсестра, вопреки его ожиданиям, зашла за ширму на считаные доли секунды. Раз – и она, мгновенно поставив укол, вышла, выбросила использованный шприц и села за стол что-то писать.

Одеваясь, Виктор с некоторым облегчением думал, что за секунду она бы не успела рассмотреть его, поэтому вряд ли он станет темой для ее разговоров с подругами.

– Жду вас завтра, желательно, в это же время, – улыбнулась медсестра одевшемуся Виктору, протягивая пакетик с оставшимися ампулами.

* * *

Больше недели Виктор приходил к ней на уколы. Здоровье его нормализовалось, чувствовал он себя превосходно. Придя на последний укол, Виктор обнаружил, что из-под белого халата медсестры выглядывает длинное, до щиколоток темно-синее плиссированное платье.

– У вас день рождения?

Виктор быстро привык к медсестре и мог позволить себе завязать с ней разговор.

– Вы так нарядно одеты…

В ее орехово-зеленых глазах блеснул огонек, и она отрицательно мотнула головой.

– До скольких вы сегодня работаете? – решив ковать железо, пока горячо, спросил Виктор.

– Я заканчиваю в семь, – чуть дрогнувшим от волнения голосом, ответила медсестра.

– Я зайду за вами.

Медсестра два раза энергично кивнула и протянула ладошку:

– Султанова.

– Свиридов. – Он, чувствуя себя идиотом, легонько пожал ее ладонь и повторил: – Ровно в семь я буду ждать вас у выхода.

* * *

И закрутилось.

Спустя больше года, как из жизни Виктора исчезла Асем, его измученное сердце вновь захотело жить.

С Султановой было легко. Она была человеком добрым, отходчивым и легким на подъем. Кроме всего прочего, Султанова умела хорошо готовить и любила это делать.

Так как Султанова относилась к гражданскому персоналу и была одинока, жила она в небольшой комнатке в общежитии на улице Приморской (она же в простонародье «бродвей»), в двух шагах от медсанчасти.

Виктор частенько наведывался к ней в гости, и всякий раз, перешагивая порог старого двухэтажного здания с трехстворчатыми окнами, рамы которых были выкрашены в коричневый цвет, и слыша за спиной треск с силой сжимавшейся огромной дверной пружины, с грохотом захлопывавшей за каждым входившим и выходившим такого же тошнотворного коричневого цвета входную дверь, вспоминал свою жизнь в этом общежитии.

Разваливавшееся от старости общежитие было перевалочным пунктом для вновь прибывших офицеров и гражданского персонала. Служебного жилья в городке хватало на всех, но процесс выдачи квартир занимал некоторое время, поэтому здание общежития регулярно латали, чтобы обеспечить возможность новеньким перекантоваться в нем первое время.

Собственной кухни у Султановой, естественно, не было, и все кулинарные шедевры она создавала на общей кухне. Виктор хорошо помнил, как вечно голодные лейтенанты постоянно приворовывали из чужих кастрюль и сковородок, оставленных соседками на плите.

Вообще в еде он был неприхотлив, но, так как Султанова теперь готовила специально для него, такие набеги посторонних ленивых лейтенантов на ее кастрюли жутко его бесили.

Придя как-то прямиком с боевого дежурства к Султановой (чего никогда раньше не делал – после боевого дежурства Виктор всегда в первую очередь шел к себе домой), он, уставший и голодный, увидел, как двое лейтенантов внаглую ели его недоготовленный ужин прямо со сковородки, стоявшей на огне.

В бешенстве он с шумом разогнал дармоедов, влетел в комнатку к ошарашенной Султановой и принялся вышвыривать прямо на плечиках всю ее одежду из шкафа на кровать.

* * *

Так Султанова переехала к Виктору.

Она отчего-то очень стеснялась этого, поэтому, встречая в подъезде соседей, старалась поскорее скрыться в квартире, а выходя из дому, прежде чем открыть дверь, долго смотрела в глазок и прислушивалась, нет ли кого на лестнице.

Теперь, возвращаясь домой, Виктор знал, что его там ждут. Это было чуждое ему чувство, к которому пришлось привыкать.

Каждый раз, заходя в подъезд после работы, он пытался по просочившимся сквозь щели во входной двери его квартиры ароматам угадать, чем встретит его Султанова. Шансы Виктора составляли примерно один к десяти.

Султанова оказалась мастерицей, постоянно выискивавшей все новые и новые рецепты, да еще и бережливой мастерицей – она старалась по максимуму задействовать бесплатные продукты из общевойскового пайка. Виктору иногда приходилось докупать для Веры Петровны у сослуживцев то мешок муки, то сахара, то чего-нибудь еще.

Кроме того, Виктор никогда не мог подумать, что когда-нибудь будет с удовольствием (!) заниматься лепкой пельменей. Султанова втянула его в это увлекательное занятие, и периодически – примерно раз в два – три месяца – они вдвоем усаживались за кухонный стол и до умопомрачения лепили пельмени или вареники. В Викторе открылся талант к искусным фигурным защипам. Прежде чем позвать Виктора, Султанова замешивала пельменное тесто, готовила начинку (мясной фарш или творог, или капусту с яйцом), подготавливала специальные поддоны и только после этого приглашала Виктора составить ей компанию в лепке. Производительность труда у него была на высшем уровне. За один вечер им удавалось налепить полную морозилку «продукции», а часть – сразу сварить. После нескольких таких вечеров Виктор всерьез забеспокоился, не скажется ли такое количество поглощенных им пельменей на его фигуре. Но к счастью, тревоги его были напрасны.

Еще Султанова была ужасной сладкоежкой. С ее появлением в доме Виктора сгущенное молоко и сахар из пайка стали исчезать с рекордной скоростью. У него аж зубы сводило, глядя, как Султанова консервным ножом ловко вскрывает жестяную банку сгущенки и, отогнув крышку с зазубренными краями, прямо оттуда столовой ложкой уплетает липкую массу, запивая ее чаем, в который только что положила и размешала без остатка три ложки сахарного песку. Она обожала конфеты (любые: шоколадные, ликерные, ириски, карамель, трюфели, пралине, цукаты), лукум и шоколад. Сладости в доме не переводились – Султанова тщательно следила за своевременным пополнением запасов. Она могла питаться одними конфетами, не испытывая никакой потребности в нормальной пище. Иногда дело доходило до скандала – Виктор буквально отбирал у нее, как у маленькой, конфеты и заставлял ее съесть вместе с ним приготовленный ею ужин.

Если говорить о сладостях, то в отличие от Султановой Виктор отдавал предпочтение печенью, но без фанатизма. Если вдруг ночью оказывалось, что печенья в доме нет, Виктор спокойно ложился спать, а на следующий день, может быть, ехал за ним в город Б. в магазин. Султанова же, обнаружив отсутствие конфет, не могла успокоиться до тех пор, пока не исправляла эту досадную оплошность. Она была готова бежать за конфетами и глубокой ночью, и в лютый мороз, и в ливень – ничто не препятствовало ее гастрономическим желаниям.

Несмотря на откровенное злоупотребление сладким, Султанова старалась следить за своим здоровьем (легкая полнота была не в счет) и здоровьем Виктора. По ее настоянию они для профилактики несколько лет подряд летом ездили в военные санатории Ставропольского и Краснодарского краев по путевкам, предоставляемым военнослужащим государством.

До знакомства с Султановой все отпуска Виктор всегда проводил в части и ни разу не съездил даже к родителям. За четыре года службы в городке никогда не покидавший его для поездки куда-либо на отдых Виктор сам себе удивлялся, каким это странным образом мог он оказаться в тысячах километров от городка в санатории на Черном море. Он продолжал задаваться одним и тем же вопросом, сидя каждый день на протяжении трех недель в столовой, ковыряя ложкой в тарелке склизкую геркулесовую кашу, положенную ему в рамках диеты. Как ни хотел Виктор вырваться из резервации городка, оказываясь за его пределами, он, как ни парадоксально, всегда ощущал дискомфорт.

Султановой, наоборот, были по душе прелести санаторно-курортного отдыха. Она с упоением посещала все предписанные врачом процедуры, соблюдала режим сна и отдыха (регулярный послеобеденный сон был совершенно непонятен Виктору, привыкшему к бодрствованию в любое время суток, поэтому пока Султанова спала днем, он, чтобы не мешать, слонялся по территории санатория). И каждый год, когда наступало время уезжать, накануне вечером Султанова непременно бежала к морю и бросала не одну, а целую горсть монеток – чтобы наверняка – в воду, загадывая желание вернуться сюда еще раз. Наблюдавший за этим Виктор каждый раз с ужасом думал, что, если когда-нибудь ее желания начнут сбываться, он до конца жизни останется в санатории.

Вся из себя мастерица Султанова любила вязать. В первую же зиму она связала Виктору около дюжины шерстяных носков разных цветов и фасонов и переключилась на более масштабный проект – вязку джемпера. Вечерами, когда Виктор уходил на боевое дежурство, Султанова садилась в уютное мягкое кресло перед телевизором, ставила у ног большую плетеную корзину, пестревшую мотками пряжи и поблескивавшую разнокалиберными спицами, включала какой-нибудь сериал и вязала, вязала, вязала… Иногда она так увлекалась процессом, что засыпала со спицами в руках, а когда вдруг просыпалась посреди ночи, в первую очередь в панике осматривала вязание, не спустила ли она ненароком во сне петли.

* * *

Когда пелена потихоньку начала спадать с очарованных глаз Виктора, некоторые черты характера Султановой стали раздражать его.

Например, ее неуемное любопытство. Ей всегда до всего было дело и всегда по поводу всего происходящего в городке имелось свое мнение. Она совала нос во все чужие дела без исключения. Как ни пытался Виктор объяснить ей, что это неприлично, и чрезмерное любопытство – явный признак дурного воспитания, – бесполезно. Султанова умудрялась обижаться на весь мир, если какие-то события в городке происходили без ее участия. При этом сплетницей, к счастью, она не была, хотя и была говорлива не в меру. Подруг в городке у нее не водилось, поэтому своим мнением по поводу тех или иных событий она делилась лишь с Виктором, но зато по полной программе, в красках и в лицах. В общем, Султанова была любопытной болтушкой.

Со временем и домовитость Султановой, ее «одомашненность», поначалу было привлекшие Виктора, давно привыкшего к жизни в полевых условиях, наскучили ему. Виктору стало не хватать драйва, всплеска эмоций, острых ощущений. Приходилось признавать – все-таки ему нравился периодически возникавший накал страстей в отношениях.

Почему-то при мыслях об этом в его мозгу появлялись странные кулинарные ассоциации: морковка по-корейски, которую когда-то готовила по великим праздникам Асем, и ежеутренняя пресная каша из санаторной столовой. И уж если говорить языком ассоциаций, с каждым прожитым бок о бок с Султановой годом Виктору все больше хотелось вновь попробовать морковки по-корейски. Объяснение тому, конечно, было, притом элементарное.

Султанова была старше Виктора почти на четыре года. Тогда ей исполнилось тридцать два (как Виктору только сейчас), и она стала всерьез задумываться о рождении ребенка. Взвесив все за и против, Виктор понял, что пока не готов к таким серьезным вещам, о чем, извиняясь, сообщил Султановой. Она приняла это спокойно, без скандала, и, тоже извиняясь, попросила пожить в квартире Виктора некоторое время, не больше месяца, прежде чем уедет из городка на поиски лучшей жизни.

Лучшая жизнь оказалась гораздо ближе, чем предполагала даже сама Султанова – буквально в соседнем доме. Тридцатипятилетний капитан, строевик, когда-то в бытность курсантом удостоенный чести участвовать в параде на Красной площади, бездетный, развелся с женой и не преминул обратить внимание на Султанову.

Вскоре у них родился ребенок. Виктор ни с того ни с сего заподозрил, что отец очаровательного мальчика он, а не капитан-строевик, но, поразмыслив и, чего скрывать, украдкой понаблюдав, решил, что его подозрения беспочвенны.

И Виктор опять остался бобыль бобылем.

IV

Римма.

С самого начала с ней все было очень непросто.

В первую очередь она была не свободна. И Виктору предстояло бороться за нее.

Для него она была почти не свободна, и это «почти» было единственным огоньком надежды, разжигавшим в Викторе бескомпромиссное, а временами отчаянное, упорство.

* * *

Виктор, пешком возвращавшийся мимо магазина «Космос» с боевого дежурства, как обычно оказался в нужное время в нужном месте.

В красно-оранжевых лучах июньского солнца, клонившегося к закату, сверкнул на повороте отполированным белоснежным кузовом – правда, после поездки по степи слегка присыпанным песком, – новехонький «мерседес», не спеша двигавшийся по шишкастому асфальту от КПП к пятачку городка.

«Подвеску бережет», – между прочим подумал Виктор и машинально одернул застегнутый на все пуговицы китель.

Мимо «мерседеса», обгоняя его и поднимая в воздух столб пыли, с шумом пронесся красный доисторический «фольксваген» со спешившими невесть куда лейтенантами.

«Мерседес» затормозил у «Космоса». С приятным уху щелчком открылась передняя дверца со стороны пассажира, из-под нижнего края которой показалась сначала правая ступня, обутая в красный лакированный туфель с заостренным носом, потом левая, и наконец Виктор увидел Ее.

Узкие брюки цвета кофе с молоком, легкая, почти воздушная блузка без рукавов, открывавшая изящные длинные руки. Она была высокой и очень-очень стройной, как фотомодель на парижском или миланском подиуме.

Она с интересом осматривала городок, а теплый сухой ветер трепал Ее белокурые волосы.

Наблюдавший за ней Виктор окаменел. Он попытался стряхнуть с себя оцепенение, сделал пару шагов влево-вправо, но понял, что забыл, куда шел.

Он не знал, как Ее зовут, кто Она, откуда, кем работает, чем интересуется, но уже тогда был точно уверен – этой женщины он добьется во что бы то ни стало.

Из водительской двери вышел среднего роста молодой мужчина, одетый не менее дорого, чем Она. Светлые брюки, ярко-зеленая с белым воротничком рубашка поло, наручные часы на каучуковом браслете с массивным циферблатом – все говорило о том, что он человек весьма респектабельный.

Виктор сразу оценил соперника и был готов к борьбе. А борьба, он был уверен, предстояла нешуточная.

Осмотревшись, парочка села обратно в шикарную машину и направилась в сторону общежития заселяться.

Виктор, не переставая думать об ослепительно-красивой незнакомке, продолжил путь домой. Проходя мимо своего старенького «фольксвагена», он притормозил.

«Неподходящий, совсем неподходящий автомобиль для такой красавицы», – с досадой подумал Виктор.

Много лет эта машина целиком и полностью устраивала его и удовлетворяла все его потребности. Но теперь…

За годы службы у него скопились кое-какие сбережения. Их должно почти хватить на новую машину. Ну и плюс деньги от продажи его «фольксвагена».

– Извини, друг… – Виктор покачал головой, похлопал «фольксваген» ладонью по заднему правому крылу и полез в карман за мобильным телефоном.

* * *

Круговорот легкового транспорта в городке был делом обычным. Офицеры часто покупали друг у друга автомобили. Стоило лишь поставить в известность пару человек о намерении продать машину, как через несколько дней среди жителей городка находился желающий ее купить, и сделка совершалась.

Так получилось и у Виктора. Его «фольксваген» на следующее же утро купил сосед, лейтенант из пятой квартиры. Привлекательная цена и хорошее, несмотря на год выпуска, состояние автомобиля лишили сна молодого лейтенанта-первогодка.

Назойливый звонок в дверь разбудил поздно легшего спать накануне Виктора.

Пятнадцать минут шестого!

Чертыхаясь, он добрел до двери и с силой распахнул ее. На пороге стоял сосед, державший обеими руками конверт, в котором по очертаниям угадывалась пачка денег.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – приняв строевую стойку, как положено, по Уставу обратился, правда, чересчур громко для столь раннего времени, к Виктору сосед.

– Вольно, – прохрипел Виктор.

Более комичной ситуации он в своей жизни не видел.

– Товарищ капитан, продайте мне вашу машину! Меня все-все в ней устраивает!

Виктор молча снял с крючка на вешалке в прихожей ключи от «фольксвагена» и протянул их соседу.

– Вот, здесь деньги, та сумма, которую вы называли, – зачастил тот. – Пересчитайте, пожалуйста!

Виктор, все так же без лишних слов, взял протянутый конверт, сунул его под мышку и закрыл дверь. Он считал, что человек, бесцеремонно вломившийся в его дом в шестом часу утра, обойдется без каких-либо комментариев. Но лейтенант оказался иного мнения, и, едва дверь перед ним захлопнулась, вновь нажал на кнопку звонка.

– Приходи в двенадцать! – не собираясь открывать, крикнул Виктор из-за створки и, бросив конверт на полку в прихожей, поспешил обратно в кровать.

* * *

Ровно в полдень, минута в минуту, сосед – счастливый обладатель «фольксвагена», звонил в квартиру Виктора.

Автомобиль требовалось переоформить на нового владельца. Для этого Виктор и сосед должны были вместе съездить в город Б. Договорившись о поездке, лейтенант ушел восвояси, а на следующий день Виктор, взяв отгул дополнительно к двум выходным дням по графику, поехал с ним в город Б., оформил все необходимые при купле-продаже документы на «фольксваген» и, распрощавшись у дверей здания дорожной полиции с лейтенантом, отправился на вокзал города Б.

Перед поездкой Виктор придирчиво осмотрел свой гардероб. Кроме несметного количества военной формы различного предназначения, скопившейся у него за семь лет службы, в его шкафу нашлась пара брюк, джинсы, несколько рубашек, три футболки и две пары туфель. Имеющиеся варианты одежды складывавшейся ситуации явно не соответствовали, и Виктор понял, что похода по магазинам не избежать. Поэтому в городе К. у него было два дела: покупка нового автомобиля и ненавистный ему шопинг.

* * *

Город К. находился в четырехстах километрах от городка. После двух часов ожидания, проведенных Виктором в здании огромного, отталкивающе некрасивого вокзала образца восьмидесятых годов на пассажирской станции, он наконец с комфортом разместился в купе поезда, курсировавшего между городом Б. и городом К., и приготовился ехать. Поезд шел чуть больше десяти часов, и Виктор сразу попросил постельное белье у проводницы и стакан чаю.

* * *

Справочно.

По численности населения город К. в шесть раз превосходил город Б. и, бесспорно, был крупным экономическим, научным, культурным и индустриально-промышленным центром.

Сто с лишним лет назад в городе К. началась активная добыча угля. В СССР город К. гордо называли «третьей кочегаркой страны». К сожалению, распад Советского Союза негативно сказался на шахтерском городе – бо́льшая часть предприятий угольной промышленности сократила и даже приостановила производство. Но, тем не менее, с годами город постепенно возрождался, в нем вновь заработали крупные предприятия по добыче угля (хоть и добывавшие лишь малую часть того угля, что добывался при СССР), предприятия машиностроения, металлообработки и пищевой промышленности, большое количество предприятий транспорта, образования и связи.

Культурную жизнь возрождавшегося города К. представляли три действовавших театра (два драматических и театр музыкальной комедии), несколько кинотеатров, почти пятьдесят памятников истории и культуры и три музея (экологический, историко-краеведческий и музей изобразительного искусства).

Экологический музей, открытый сравнительно недавно, по задумке сохранял и развивал экологическую культуру, а также обеспечивал свободный доступ постоянно обеспокоенного населения к экологической информации и актуальным экологическим проблемам: об истории и последствиях ядерных испытаний на полигоне неподалеку от города С., о тайнах первого и единственного в Евразии полигона для разработки и испытаний противоракетного оружия, о первом и крупнейшем в мире космодроме, о местной тяжелой промышленности.

Противоракетный полигон был хорошо известен Виктору. От городка до него было почти рукой подать – буквально сто километров. Виктор не раз бывал там – рядом находилась железнодорожная станция, с которой отправлялись поезда до города К. Через полигон проходила автомобильная дорога, соединявшая уральский город Екатеринбург и местный крупнейший город, известный в народе как Южная Столица. Помимо этого, на территории полигона имелся действующий военный аэродром первого класса, способный принимать самолеты Ил—76, Ан—22, Ту—154 и все более легкие, а также вертолеты всех типов. На полигоне были испытаны, без преувеличения, все советские и российские противоракетные системы, предназначенные для построения стратегической противоракетной обороны от межконтинентальных баллистических ракет, а также создан испытательный комплекс для разработки и испытания боевых лазеров большой мощности. В последние лет двадцать – с развалом советской оборонной промышленности – испытания на полигоне производились редко, один – два раза в год. С середины девяностых годов часть площади полигона была взята Россией в аренду. Те площади, на которые аренда не распространялась, переходили в пользование стране-арендодателю, однако имущество, находившееся на этой части полигона, по непонятным причинам так и не было принято ею на баланс.

Вы вряд ли удивитесь, узнав, что все это привело к тому, что территория полигона не охранялась, и он был гостеприимно открыт для всех желающих его посетить. Заброшенные площадки полигона не рекультивировались, были захламлены остатками зданий и сооружений и загрязнены отходами жизнедеятельности полигона. Границы полигона обозначены не были, информационных знаков или щитов о том, чем грозит несанкционированное посещение полигона, также не наблюдалось, поэтому местные жители без каких-либо разрешений (и без зазрений совести) абсолютно безнаказанно промышляли сбором металлолома и добычей стройматериалов. Как-то в СМИ сообщалось о нескольких случаях обнаружения населением остатков вооружения (в частности, о брошенных бочках с запрещенным к применению напалмом, или по-советски, огнесмесью – загущенным бензином, применяемым в качестве зажигательных и огнеметных смесей). А еще в шестидесятом году во время испытаний системы противовоздушной обороны на этом полигоне скоропостижно скончался от сердечного приступа генеральный конструктор одного знаменитого опытно-конструкторского бюро…

Что касалось космодрома, то он тоже не был чужд Виктору (на его территории жили и работали родственники Виктора, правда, не настолько близкие, чтобы он их хоть изредка навещал).

За почти шестьдесят лет существования космодрома на нем запустили более полутора тысяч космических аппаратов различного назначения и более ста межконтинентальных баллистических ракет. В начале девяностых космодром пережил кризисный период после распада СССР. Тогда численность населения сократилась вдвое. Многие офицеры и работники промышленности уехали на родину. Нельзя не сказать и о том, что, к сожалению, в обозримом будущем (после окончания строительства нового российского космодрома в Амурской области, что позволит наконец девять из десяти космических запусков производить с собственных космодромов) неизбежна очередная волна массового отъезда российских специалистов с космодрома.

Одной из проблем и полигона, и космодрома было загрязнение территорий, по которым проходили трассы движения ракет, токсическими компонентами ракетного топлива и отделяющимися частями ракет-носителей. Экспериментальными исследованиями было доказано, что из-за токсического действия этих компонентов повысилась заболеваемость населения, проживающего на территориях, прилегавших к районам падения, а так как ракетно-космическая деятельность осуществлялась в нескольких государствах, ученые забили тревогу, как бы выявленные ими проблемы не приобрели глобальный характер.

Виктор, увидев воочию городок и лично побывав на противоракетном полигоне, ужаснулся масштабам разрушительной деятельности человека. В особенности на чужих, временно арендуемых землях. Ничего удивительного не было в том, что местное население так активно выступало против различных действий, загрязнявших экологию. Этот вопрос немало волновал его, потому что ежедневное соседство с оборудованием, установленным на Объекте, а также его непосредственный контакт с окружающей природой, не могли не оказать негативного – пусть пока и неизученного – воздействия на его здоровье. Однако периодически привлекаемые командованием специалисты всякий раз заверяли, что угрозы здоровью военнослужащих и гражданского персонала нет. Приходилось верить им на слово.

* * *

Рано утром поезд прибыл на вокзал города К.

Виктор вышел на перрон, размял затекшее за ночь на жесткой полке тело и отправился на авторынок. Поход по магазинам за обновками он решил оставить на потом.