Текст книги "Человек, научивший мир читать. История Великой информационной революции"

* * *

Что мог предложить покупателю книжный рынок XV – начала XVI веков? В XV веке более половины всех изданий – это Библии и молитвенники, 30 % – античные авторы на латыни и греческом, 10 % – юридические тексты, остальные менее 10 % – самые разные жанры. Хит продаж на европейском рынке – естественно, Библия. На латыни, потому что на другие языки церковь переводить ее запрещала. Другое очень востребованное издание – учебник латинской грамматики Ars Minor от древнеримского филолога Элия Доната (310–380 гг. н. э.) – популярнейший учебник всего Средневековья, с изобретением книгопечатания пережил второе рождение и новый бум продаж. В нем всего 28 страниц, печатался он быстро и недорого, так что еще при жизни Гутенберга сделали 24 издания. Кроме этого, работы отцов церкви, классики античности – Вергилий, Гомер, Эзоп, Аристотель, а также современные авторы – Боккаччо, Данте, Чосер[65]65
  Rüegg (1993), 406; Есипова (2011), 237.


[Закрыть].

В 1960 году первый мини-компьютер PDP-1 представила компания DEC, он стоил 120 000 долларов. В данном случае пересчет на современные деньги вполне возможен, это чуть больше миллиона, как раз цена среднего особняка или очень эксклюзивного спортивного автомобиля. К 1965 году мини-компьютер PDP-8 был величиной примерно с холодильник и стоил около 20 000 долларов – это уже «всего» 160 000 долларов на наши деньги.

Это был первый коммерческий компьютер, оснащённый клавиатурой и монитором.

Apple I в 1976 году – возможно, первый персональный компьютер, продававшийся в полностью собранном виде. Его цена составляла уже 666,66 долларов (Стив Возняк любил числа с повторяющимися цифрами).

Это почти 3000 современных долларов. Apple II, выпущенный в 1978 году, стоил 1298 долларов без монитора, чуть больше 5000 долларов сегодняшних – цена была заметно выше, чем у похожих конкурентов Commodore и TRS-80, потому он был с цветной графикой, которую конкуренты ввели только 2–3 года спустя.

IBM PC 1981 года в самой дорогой конфигурации продавался за 3000 долларов, самая дешевая версия стоила всего 1565 (4400 долларов образца 2018 года). Стандартная цена на первый Macintosh в 1984 году составляла 1995 долларов – примерно 4800 долларов в современном эквиваленте.

Тематика изданий довольно сильно различалась по странам. Практичные англичане печатали исторические хроники, географические сочинения, путевые заметки, словари, книги по сельскому хозяйству и домоводству, из художественной литературы – поэмы, романы, пьесы. Немцы, с увлечением отдавшиеся Реформации, издавали труды Лютера – он был бешено популярен, напечатали всего 3700 его сочинений – и других реформаторов, множество листовок и брошюр полемического характера. Мечтательные итальянцы – художественную литературу национальных авторов: Данте, Боккаччо, Петрарка. Голландцы тоже увлеклись Реформацией, но печатали не Лютера, а самых разных реформаторов из всех стран Европы; огромной популярностью пользовался Эразм Роттердамский, даже после внесения его в список запрещенных авторов. В утонченной Франции из-под печатного пресса выходили старые добрые античные классики, рыцарские романы, сказки, труды гуманистов и лингвистические работы[66]66
  Есипова (2011), 238.


[Закрыть].

Еще сам Гутенберг сообразил, что Библия в 1282 страницы – проект трудоемкий и долгий. А деньги нужны быстро и желательно много. Поэтому он взялся за целый ряд мелких проектов, к великому неудовольствию своего партнера Фуста: календари, листовки, грамматики. Довольно большая часть из них осталась нереализованной, но новую рыночную нишу Гутенберг нащупал.

В 1453 году турки завоевали Константинополь, вызвав бурю эмоций в Европе. Папа римский Пий II посчитал своим долго донести идею о турецкой опасности до всех христиан, сплотив людей против общей угрозы, – нужен был новый крестовый поход. Гутенберг со своим прессом оказался тут очень кстати. Он и его последователи напечатали несчетное количество антитурецких листовок. До наших дней дошли сведения об одной такой листовке, обещавшей отпущение грехов за участие в крестовом походе против турок, который, впрочем, так и не состоялся, – ее тираж был 190 000 экземпляров! Для того времени – какие-то заоблачные цифры![67]67
  Kaufmann (2017), 30.


[Закрыть]

Османская экспансия – актуальнейшая проблема для Европы XVI века, одна из центральных тем общественно-политической дискуссии. В XIV веке турки завоевали Болгарию, Сербию, Хорватию, Боснию, Албанию, Молдавию, часть Венгрии, а в 1453 году и сам Константинополь. В 1529 году, а потом еще раз в 1683 году они будут осаждать Вену, подобравшись к самым границам христианского мира. Поэтому в тогдашнем медийном пространстве турецкая угроза – примерно как тема исламского терроризма в наши дни: одна из главных «страшилок» и неисчерпаемый источник образов врага. У всех на слуху. Из периода до 1500 года сохранилось, по меньшей мере, 843 издания, посвященных антитурецкой теме.

Еще один хит продаж XV – начала XVI века – индульгенции, то есть папские грамоты с отпущением грехов. Они тогда как раз массово вышли на рынок, понадобились крупные тиражи, и типографы охотно взялись за дело: одностраничная печать – быстрая и прибыльная. Многие из них разбогатели как раз на таких заказах. Более того, можно утверждать, что часть тогдашних типографий вообще открылась и выросла благодаря индульгенциям. Папские заказы обеспечили быстрое распространение наборной печати по всей Европе[68]68
  Ibid.


[Закрыть].

Индульгенция – первоначально просто отпущение греха. Начиналось все безобидно: богатый человек грешит, кается, жертвует церкви новый алтарь или дорогое распятие, а местный епископ отпускает грех. Потом появились папские грамоты, в которых оговаривалось отпущение отдельных грехов за определенные заслуги – паломничество, крестовый поход. И довольно быстро папы сообразили, что ими можно торговать: выдавать индульгенции не конкретным людям на конкретные грехи, а поставить дело на поток. Начиная с эпохи Возрождения, торговля ими принимает массовый характер, и теперь отпущение грехов за деньги доступно не только богачам – есть товар на любой кошелек. Продают индульгенции теперь не только папы, но и архиепископы и епископы. Грамоты образовывают целый самостоятельный рынок, где торгуются наподобие ценных бумаг.

Когда в 1506 году на постройку собора св. Петра в Риме понадобились деньги, папа Юлий II, а за ним и Лев X, выводят рынок индульгенций на новый уровень. Грамоты штампуются в промышленных масштабах, торговля ими сопровождается активнейшей рекламной кампанией, а занимаются этим специальные продавцы-проповедники – отличные ораторы с планом продаж. Некоторые из них в погоне за прибылью обещают покупателям вещи, напрямую противоречащие доктринам церкви. Но это работает – доверчивые обыватели исправно несут деньги в надежде избавиться от адских мук.

Ничем хорошим жадность римских пап не кончилась. Массовая торговля индульгенциями и ее абсурдный, откровенно антихристианский характер вызвали резкую критику даже в церковных рядах, что в конце концов привело к Реформации. 95 тезисов священника Мартина Лютера, с которых все началось, – как раз самый успешный случай такой критики. Ирония судьбы: типографская инфраструктура Европы выросла во многом на заказах на печать индульгенций, а потом Лютер и его коллеги-реформаторы использовали ее, чтобы донести до всей Европы свои идеи о порочности этой практики, а заодно и собственную картину нового мира.

Книгопечатание оказалось также идеальным решением в производстве учебников: при переписывании трудно достичь идентичности и отсутствия ошибок – два важнейших качества для учебника. Описанные выше тенденции развития общества, результатом которых стал рост числа школ, диктовали спрос на качественный учебный материал. Гутенберг и его последователи печатали в основном латинские грамматики. Но лишь с тех пор, как средний студент смог позволить себе покупать книги по любым дисциплинам, университетское образование вышло на новый уровень. Знание перестало быть личным достоянием профессоров, появился доступ к альтернативным мнениям, возникла академическая дискуссия, появилось научное сообщество[69]69
  Rüegg (1993), 407; Kaufmann (2017), 31.


[Закрыть].

Рынок – это коммуникационное пространство. Экономический обмен сопровождается установлением культурных связей. Особенно на книжном рынке, потому что его продукт отвечает за трансляцию знаний, мнений и ценностных представлений, обеспечивая культурную интеграцию. Пока латынь была основным языком книг – книжный рынок выступал коммуникационной платформой для образованных людей всей Европы. Крушение единого католического мира, переводы Библии на национальные языки, появление региональных книжных рынков – все это, с одной стороны, увеличило количество читающих. Это часть информационной революции. С другой стороны, появились языковые барьеры, разделившие общность книжных людей. Каждый из национальных рынков со временем стал больше, чем весь рынок латинских книг в начале Нового времени. Но исчезло кое-что, объединяющее образованных людей в единую европейскую общность. Переводы только частично помогали преодолеть этот барьер[70]70
  Fischer (2010), 1–2.


[Закрыть].

К концу инкунабульного периода в 1500 году стала наблюдаться некоторая стагнация, а потом и сокращение книжной продукции в первые два десятилетия XVI века. Рынок – в том виде, в котором он появился в XV веке, – насытился. Книг уже хватало – для тогдашнего количества грамотных людей. Но вот начинается Реформация, и книжный рынок снова радикально расширяется, развиваясь еще быстрее, чем раньше. Издаются труды реформаторов и их противников, социально-политические тексты и особенно много продукции на национальных языках. Как раз тогда и родился Плантен. С ним начнется третья волна расцвета книгопечатания – выход на массовую продукцию. Но сначала были те, кто создал мир, в котором Плантен вырос: мир, где было уже не так мало книг, а умение читать среди образованных людей не считалось чем-то необычным.

Предшественники – великие и не очень

Не будем говорить о тех, кто изобрел ксилографию – оттиск с вырезанной на дереве страницы текста. Кроме того факта, что в Азии она встречается уже в VI веке, нам ничего особенно неизвестно. А вот главным предшественником Гутенберга считается китайский мастер Би Шен, который изобрел наборную печать в XI веке. Только литеры он сделал не из металла, а из обожженной глины. Однако технология применения не нашла. Во-первых, понадобились бы огромные тиражи, чтобы печать окупилась, во-вторых, стандартный набор необходимых символов составлял около 60 000 знаков. И это только наиболее общеупотребительные иероглифы[69]69
  Rüegg (1993), 407; Kaufmann (2017), 31.


[Закрыть]. В музее Гутенберга в Майнце есть экспозиция – иероглифические литеры для наборной печати. Производит неизгладимое впечатление: трудно себе представить, как вообще можно ориентироваться в этом чудовищном количестве символов, которым конца-края не видно, и что будет, если кто-то все это случайно уронит и они смешаются на полу.

В XIII веке литеры из глиняных становятся деревянными, а в конце XIV века в Корее изобретают литеры металлические. Но делаются они по другой технологии, чем потом в Европе. В XV веке в Китае и Японии наборная печать известна, но широкого применения из-за иероглифического характера письменности не находит. Оказывается, чтобы информационная революция свершилась, нужны не только экономические и социальные предпосылки. Иногда все упирается в такой простой фактор, как вид используемой письменности. Неизвестно, знал ли Гутенберг что-либо о восточной традиции книгопечатания. В целом считается, что изобретение наборной печати на Востоке и в Европе произошло независимо друг от друга. Итак, кем же были знаменитые типографы, предшественники Плантена?

* * *

В 1999 году американские журналисты выбрали Иоганна Гутенберга человеком тысячелетия. Действительно, значение его изобретения для развития человеческой цивилизации трудно переоценить, о нем написаны тысячи книг, в том числе и эта. Но в середине XV века об огромном потенциале наборной печати еще никто не подозревает. Посмотрим на ситуацию с точки зрения самого Гутенберга: что, как и зачем он делает в 1450-х годах?

Он просто объединил давно уже известные технологии. Штемпельные оттиски использовались для печати на тканях и в ксилографии. Техники литья и гравировки – в ювелирном деле. Пресс с незапамятных времен применялся в виноделии, а с XIV века еще и в производстве бумаги. Гутенберг не размышлял о революционном значении нового носителя информации, просто искал способ точного и быстрого копирования, чтобы заменить дорогостоящий и медленный труд писцов. Некоторые исследователи утверждают даже, что и настолько далеко он не думал, а лишь хотел добиться эстетического совершенства книги – переписчики не всегда пишут ровно и довольно часто делают ошибки[71]71
  Stöber (2005), 22; Kaufmann (2017), 29.


[Закрыть]. Мог ли Фуст дать две ссуды по 800 гульденов просто на «ровные буквы»? Если бы понял, что на этом можно заработать…

При словах «Гутенберг напечатал Библию» перед глазами встает образ одинокого изобретателя, самостоятельно отливающего литеры, терпеливо, буква за буквой, набирающего страницы текста и делающего оттиски на единственном, только что собранном прессе. Возможно, так оно и было – с пробными страницами. А над Библией работали уже шесть наборщиков. Пришлось отлить 100 000 литер – на это ушло полгода. На набор и печать – еще два года. Печатали на четырех, затем на шести прессах, то есть понадобилось минимум 12 печатников. Бумага стоила 600 гульденов, пергамент – 3200 телячьих шкур – обошелся в 400 гульденов. Всего в работе над Библией было занято около 20 человек в течение трех лет. И как раз три года занимала переписка подобной книги от руки[72]72
  Kaufmann (2017), 29.


[Закрыть]. Это вам не родительский гараж Джобса.

К Фусту Гутенберг пришел с четким бизнес-планом, уже имея типографию. В 1452 году они стали партнерами, позже к договору присоединился подмастерье Гутенберга Петер Шёффер, каллиграф и иллюстратор. А в 1455 году разразился скандал. Мы точно не знаем, что именно произошло между ними, но одно несомненно: в начале книгопечатания, изменившего мир, стояла какая-то довольно мерзкая история с обманутыми ожиданиями, ссорами и очень неприятным судебным процессом, в результате которого автор революционного изобретения оказался на улице, изгнанный из собственной мастерской.

Фуст обвинил Гутенберга в нецелевом использовании средств: ссуды, выданные исключительно на производство Библии, тот якобы употребил на какие-то другие, не согласованные с партнерами нужды. Гутенберг и правда постоянно находился, как сейчас любят говорить, в активном поиске: выдумывал новые возможности применения печатного пресса, начиная проект за проектом, вызывая этим неудовольствие партнера. После процесса ему пришлось срочно выплачивать Фусту выданные когда-то ссуды, с процентами – 2020 гульденов. Которых у Гутенберга, конечно же, не было. Поэтому Фуст забрал его типографию со всем оборудованием и еще незаконченным тиражом Библии. Так что денег от продажи своего знаменитого творения Гутенберг, похоже, и вовсе не получил.

Еще до того, как изобретатель книгопечатания в 1462 году покинул Майнц, там возникли, по меньшей мере, три типографии. К несчастью для Майнца – и большому счастью для всей Европы – этот город постоянно сотрясали внутренние политические беспорядки. В свое время Гутенбергу пришлось бежать оттуда, и десять лет он прожил в Страсбурге. А теперь, с очередным обострением отношений между кланами, из Майнца побежали его бывшие подмастерья. Они открывали типографии, обучали подмастерьев, те, в свою очередь, тоже куда-то уезжали, чтобы стать мастерами и обучить новых подмастерьев… В год смерти Гутенберга – 1468 – в Европе было от 9 до 12 типографий.

* * *

В германских землях одним из последователей Гутенберга стал Петер Шёффер. Вот кому повезло оказаться в нужное время в нужном месте! Из художника-подмастерья стал сначала партнером Гутенберга, затем зятем Фуста, а после его смерти в 1466 году – хозяином той самой типографии, из которой вышла первая печатная книга. И он был хорошим типографом. Усовершенствовал придуманный Гутенбергом процесс, создал более точные литеры, улучшил цветную печать, придумал печатать иллюстрации с деревянных гравюр. Проработав в печатном деле 52 года, он выпустил 285 изданий, включая листовки.

Другие известные имена: Альбрехт Пфистер – первым стал печатать немецкую народную литературу, Иоганн Ментелин – придал издательскому делу правильную коммерческую организацию и стал получать хорошие прибыли. Но самым крупным типографом Германии того времени был Антон Кобергер (около 1440–1513) – основатель первого настоящего издательского дома и крестный отец Альбрехта Дюрера.

Современники называли его «королем типографов». Фирма Кобергера, основанная в 1470 году, занималась печатью, издательской деятельностью и книготорговлей, имела филиалы за пределами Германии. За всю карьеру он выпустил примерно 200–250 изданий[73]73
  Ростовцев (2007), т. 3, 14; Есипова (2011), 151.


[Закрыть]. Вроде бы до нас дошли сведения о 24 прессах и 100 сотрудниках, но эти цифры историки подвергают сомнению. Во-первых, они названы только в одном источнике, написанном через десятилетия после смерти Кобергера[74]74
  Johann Neudörfer: Nachrichten von den vornehmsten Künstlern und Werkleuten von Nürnberg, 1546.


[Закрыть]. Во-вторых, исследователь Вальтер Гебхардт справедливо замечает, что в доме Кобергера в Нюрнберге никогда бы столько прессов не поместилось, а число 100 – в те времена обычное разговорное преувеличение[75]75
  Gebhardt (2005), 13.


[Закрыть], вроде сегодняшнего «я уже сто раз тебе говорил» или «тысяча извинений!». Впрочем, тут речь даже не о размерах дома: ни один типограф того периода не мог позволить себе столько прессов – даже Плантен через 100 лет.

Кобергер разработал новую бизнес-стратегию, основанную на печати большими (по меркам того времени) тиражами самых распространенных и популярных книг, и добился снижения производственных расходов за счет унификации шрифтов и набора. Именно он первым понял, какие преимущества обеспечивает объединение всех стадий производства и продаж в одном предприятии – даже бумагу на стороне не покупал, имея в собственности, по крайней мере, две бумажных мельницы. Кстати, именно иллюстрации к изданиям Кобергера сделали Альбрехта Дюрера знаменитым художником. После 1500 года Кобергер уже не печатал, а только торговал книгами. В 1526 году типография закрылась, а через шесть лет прекратилась и книготорговля.

* * *

В Италии некоторое время все типографы были немцами. Правда, один из первых печатников Венеции – будущей столицы книжного дела – оказался французом. Но Николя Жансон (1420–1480) учился в Германии у Гутенберга. А самым значительным типографом Италии того времени считается Альд Мануций (1449/52-1515), ставший для Плантена примером для подражания, – печатник, издатель, ученый и гуманист.

Это был необычный человек. Все типографы до и большинство после него начинали как ремесленники, пройдя весь путь от ученика до мастера. Альд пришел в книжный бизнес из университета. Он родился в богатой семье и получил блестящее гуманистическое образование. Изучал латынь и греческий в университетах Рима и Феррары, после чего поселился в Мирандоле и посвятил себя исследованиям в области греческой литературы. Затем, около 1486 года, переехал в Карпи. Мануций служил учителем во многих герцогских домах Италии, так что среди его воспитанников закономерно оказались Альберто и Лионелло Пио, юные герцоги Карпи. Именно Альберто потом и снабдил Мануция деньгами для открытия типографии.

В 1489–1490 годах Мануций переселяется в Венецию. Там он читает лекции об античных авторах и параллельно учится «немецкому искусству» – книгопечатанию.

Знакомится с типографом Андреа Торрезани ди Азола (1451–1529) – наследником того самого Николя Жансона – и в 1503 году женится на его дочери. В 1494 году открывает собственную типографию: Officina Aldina просуществует около 100 лет и прославится на всю Европу.

Альд Мануций стал печатником и издателем в возрасте 42–45 лет, будучи вполне состоявшимся ученым и преподавателем, и историки, конечно, не раз задавались вопросом, зачем ему это понадобилось. По-видимому, просто для того, чтобы выпускать качественные научные редакции греческих текстов[76]76
  Такую версию, например, озвучивает Rüegg (1993), 408, опираясь на другие исследования.


[Закрыть]. Как специалист по греческой филологии он, как и многие коллеги, столкнулся с важнейшей для тогдашних ученых проблемой, о которой говорилось выше: за столетия переписывания античных текстов от руки в них накопилось множество анахронизмов, ошибок и неточностей. С этим нужно было что-то делать, и новая технология книгопечатания была идеальным решением: один раз подготовив хорошую редакцию, текст потом можно было тиражировать сколько угодно – без всяких ошибок.

Мануций сам редактировал тексты греческих авторов, а кроме того, собрал группу единомышленников из ученых и преподавателей греческого, которая с 1500 года получила известность как «Новая Академия». Она объединяла тридцать виднейших специалистов, которые готовили критические редакции античных классиков. Среди прочего, они занимались и сверкой текстов, так что публикации Альда отличались замечательной текстологической точностью. Это была настоящая революция в научном издании.

Скажем, сам Мануций с 1495 года готовил издание трудов Аристотеля, которое в итоге насчитывало 3648 страниц. В Officina Aldina работал Эразм Роттердамский – первый профессиональный публицист Европы, который жил на доходы от литературной деятельности и принимал непосредственное участие в издании своих книг. Он подготовил к публикации ряд произведений античных классиков[77]77
  Есипова (2011), 153; Ростовцев (2007), т. 3, 25;
  Rüegg (1993), 408.


[Закрыть]. Основной репертуар издательства – произведения греческих и латинских авторов (Платон, Гесиод, Еврипид, Демосфен, Аристотель, Цицерон, Вергилий, Овидий, Плиний Старший и др.), итальянских классиков и гуманистов (Данте, Петрарка, Эразм Роттердамский и др.).

Мануций стремился не только к высокому качеству печати и дизайна, но и к тому, чтобы его книги при этом были недорогими. Он прославился изданиями формата in octavo, то есть в 1/8 листа – это прообраз современных карманных книг. Удешевление себестоимости достигалось, в том числе, увеличением тиража, доходившего в некоторых изданиях до очень значительной по тем временам цифры в 1000 экземпляров. Альд хотел, чтобы его книги могли позволить себе как можно больше людей, особенно преподавателей и студентов, и чтобы эти книги легко можно было носить с собой. Это было полной противоположностью тогдашнему представлению о книге: нечто большое, тяжелое и очень дорогое. В изданиях Альда, как правило, используется шрифт антиква. На его основе по заказу Мануция резчик Франческо Гриффо создал новый косой шрифт – курсив. Тот самый знакомый сегодня каждому из нас курсив.

Типография Мануция непрерывно сталкивалась с трудностями из-за забастовок работников, нечистоплотной конкуренции и военных действий. Вести книжный бизнес в раздираемой войной Италии было само по себе непросто, а тут еще появились многочисленные подделки «под Альда». Мануций стал одним из первых печатников, столкнувшихся с проблемой плагиата. Финансовые дела типографии шли с каждым годом хуже, так что Альд умер практически в бедности, выпустив 130 изданий. Его дело продолжил тесть Андреа Торрезани с двумя сыновьями, пока не выросли дети Мануция, а затем сын Паоло и внук Альд Младший, после смерти которого типография угасла. Считается, что за 100 лет ее существования было выпущено около 1000 разнообразных публикаций, принадлежавших перу около 80 авторов.

Плантен, по своей всегдашней скромности, не раз просил окружающих не сравнивать его с Мануцием: ведь тот был настоящим ученым и гуманистом! Похоже, для него фигура Альда была не просто примером для подражания, но и неким идеальным символом. Этот великий предшественник объединял в себе то, о чем Плантен мечтал с детства и что всегда желал делать – университет и карьера ученого, – и то, что он с успехом делал в реальности.

* * *

Первая типография в Париже была организована в 1470 году по инициативе Сорбоннского университета, который пригласил из Германии печатников Мартина Крантца, Ульриха Гёринга и Михеля Фрибургера. Там печатали учебники и научные трактаты, написанные, конечно же, на латыни. То есть перед нами ничто иное, как первое университетское издательство печатной книги. Уже через три года типография отделилась от университета и перешла в частное владение[78]78
  Есипова (2011), 154; Ростовцев (2007), т. 3, 15.


[Закрыть].

Самый знаменитый представитель французского книгопечатания того времени – издательский дом Этьеннов в Париже, появившийся в 1502 году и продержавшийся полтора столетия. Основателем династии стал Анри Этьенн (около 1460–1520), о котором известно не так уж много. Он стал мастером, женившись на вдове одного немецкого типографа. Его второй сын Робер (1503–1559) – результат этого во всех смыслах плодотворного (Анри успел напечатать около 130 изданий) брака – после смерти отца управлял типографией сначала совместно с отчимом Симоном де Колином. Его мать в третий раз вышла замуж за типографа – отличная иллюстрация специфики социальных отношений в цеховой экономике XVI века. Впрочем, уже с 1526 года типография – в единоличном распоряжении Робера. Он, кстати, тоже нашел себе пару в профессиональном кругу – женился на дочери знаменитого нидерландского печатника Конрада Бадия, обитавшего в Париже.

Нет сведений о том, что Робер когда-либо посещал университет. Но он был, несомненно, неплохо образован. Отлично владел латынью и греческим: дом Анри стоял в Латинском квартале с его студентами и профессорами, учеными и литераторами, там постоянно звучала латынь. У него гостили авторы из других стран, говорившие на латыни между собой. Так что для детей она стала почти как родной язык.

Альду Мануцию, первоначально не имевшему никакого отношения к печатному делу, основать типографию помог тесть – опытный печатник. Роберу Этьенну повезло еще больше: свою типографию вместе с оборудованием он унаследовал от отца. Там был всего один пресс, но постепенно Робер сумел увеличить их количество до четырех, для той эпохи это много, тем более для Франции. Довольно большую часть продукции типографии Этьеннов составляли комментированные издания античных авторов и труды гуманистов, но самые значимые достижения Робера связаны со словарями и Библией.

В 1528 году кто-то из клиентов пожелал иметь новое издание популярного тогда латинского словаря Амброзио Калепино, при этом попросив Робера перед публикацией проверить текст на наличие ошибок и опечаток. Робер любил словари. Он с увлечением взялся за работу, но через какое-то время сообщил ошарашенному заказчику, что отказывается это печатать: словарь содержал слишком много серьезных ошибок и неточных переводов, многие важные понятия попросту отсутствовали. Он загорелся идеей создать свой словарь, вступил в переговоры с лучшими учеными… Однако проблема была в том, что он не мог предложить им никакого вознаграждения – по крайней мере, пока книга не будет издана.

И тогда Робер взялся за дело сам. Кроме основной работы в типографии он штудировал латинских авторов, выписывая понятия, слово за словом воплощая мечту – собственный словарь. По ходу работы консультировался со знакомыми учеными, давая им проверять свои заметки. Его Thesaurus linguae latinae стал классикой, фундаментальным трудом среди латинских словарей до конца следующего столетия. Практически с него и начинается вся современная лексикография. В 1531 словарь вышел из типографии – 964 страницы, титанический труд одного энтузиаста.

Далее он выпускает латино-французский словарь (1538), а затем и первый в мире французско-латинский словарь – 9000 слов в первом (1539) и 13 000 слов во втором (1549) издании. Потом публикует и другие словари, попроще – для школьников, а также многочисленные учебники грамматики древних и французского языков.

В 1539 году Робер становится королевским типографом. Под покровительством Франциска I начинает готовить капитальное издание Библии на древнееврейском языке. По его инициативе король заказал Клоду Гарамону – автору известного нам шрифта Garamond – специальный шрифт для печати греческих текстов. При дворе Этьенн чувствовал себя отлично. Он пользовался благосклонностью короля и его сестры Маргариты Наваррской, с удовольствием общался с придворными литераторами. Единственной проблемой, омрачавшей его существование, стал теологический факультет Сорбонны. По тогдашним правилам цензуры, любое издание перед публикацией должно быть проверено и одобрено теологами, то есть членами этого факультета. А они еще в 1523 году косо смотрели на Этьенна и его отчима, когда те издавали греческий Новый завет. Да и позже, несмотря на титул королевского печатника, изданиям Робера нередко отказывали в одобрении. Ведь он не только был одержим идеей исправления текстологических неточностей, но и любил добавлять разъясняющие комментарии, с чем парижские теологи никак не хотели согласиться.

В 1547 году умирает его покровитель король Франциск, на трон садится Генрих II – тот самый, что опасался Реформации, – и Этьенна начинают преследовать: запреты на публикации и продажи следуют один за другим. После нескольких поездок в Швейцарию Этьенн решает перебраться в Женеву – обстановка в Париже становится совсем недружелюбной, и уже понятно, что при новом короле работать ему не дадут. Особенно после того, как он в 1550 году перешел в кальвинизм. В Женеве Робер без всяких проблем издал и свою греческую Библию, и даже ее французский перевод, чего в католической Франции ему никогда не удалось бы сделать. Да, в Женеве тоже была цензура, но несравнимо мягче парижской. За свою карьеру он выпустил 11 изданий Библии и 12 изданий Нового Завета – на разных языках.

В те времена в Швейцарию бежало много немцев и особенно французов. Местные приветливо встречали их, говорили „Bienvenue!“ или „Herzlich Willkommen!“ – смотря с какой стороны появлялись эмигранты. Люди-то бежали не простые: богатые торговцы, искусные мастера, выдающиеся ученые, талантливые художники и поэты. Такого понятия, как «утечка мозгов», еще не было, но, похоже, швейцарцы уже начали что-то подозревать о «человеческом капитале». Типография, привезенная Робером, стала одной из крупнейших в Женеве.

Однако – что удивительно для маленькой провинциальной Швейцарии – даже не самой крупной: из 18 женевских типографий две имели, как и у Робера, по четыре пресса.

Типографией в Париже остался управлять брат Робера Шарль, который принял и титул королевского типографа. Туда же – против воли отца, лишившего их наследства, – возвратились некоторое время спустя сыновья Этьенна Робер II и Шарль II. А универсальным наследником Робера в Женеве стал его сын Анри. Вместе они создавали монументальный труд – греческий словарь Thesaurus linguae graecae, который Анри закончит уже после смерти отца в 1559 году. За всю карьеру Робер выпустил около 600 изданий, а всего издательский дом Этьеннов – примерно 1500 за полтора столетия.