Электронная библиотека » Ксения Меньшикова » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 28 мая 2022, 12:16


Автор книги: Ксения Меньшикова


Жанр: Эзотерика, Религия


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Традиция – это очень мощная система, но у неё есть одна существенная особенность – в первооснову Традиция попадает только то, что реально пережито. Чтобы побороть омелу, нужно изучить омелу, нужно стать сильнее омелы. Значит, детям богов неизбежно придётся пройти все этапы становления и возмужания, научиться всему, познать всё и уже на иных механизмах построить такую реальность, которую не смогли их отцы и матери – Старшие Боги. Информация старой традиции, собираемая и хранимая богиней Фригг, перейдёт сыновьям, но не вся и не сразу. У Фригг есть 12 служанок, как их называет Младшая Эдда, или 12 проекций силы, как их называют в магии. Они останутся после Рагнарёк, и нужно будет эти проекции найти, собрать и соединить.

Практика 14. Богиня Фригг (стр. 411)

Бальдр

Светлого бога Бальдра любили все – его нельзя было не любить. Он был силён, добр и прекрасен. Истинное добро во всех его проявлениях. Его сила и любовь окружающих были таковы, что не требовали никаких подтверждений и доказательств. По этой же причине не требовалось и никаких изменений: любовь матери защищала от всего. Традиция предпочитает именно такие алгоритмы добра, какие выражает собою бог Бальдр, и это было всем понятно и всеми принимаемо. Для северной системы Бальдр был идеальной программой, не требовавшей изменений, только защиты.

«Речи Вафтруднира» упоминают, что дом Бальдра, его чертоги – самое мирное место в Асгарде:

 
Седьмой – это Брейдаблик[70]70
  Брейдаблик – «широкий блеск».


[Закрыть]
,
Бальдр там себе
построил палаты;
на этой земле
злодейств никаких
не бывало от века.
 

Бальдр должен был стать истинным светом, наследником Одина и Фригг; он должен был стать тем жизненным правилом, которое примут все люди, все миры, все жители этих миров; примут с радостью и без сомнения, примут, что очень важно, добровольно – точно так же, как они принимают свет, радуются ему и ждут его. Что же помешало этому произойти? Неужели опять Локи?

Чтобы стать светом, добро должно пройти все стадии становления и развития. Оно должно испытать всё и не измениться – ни само по себе, ни в восприятии того, кто алгоритмы такого добра воспринимает как естественные. Сам Бальдр ничего не сделал для того, чтобы любовь окружающих завоевать, заслужить не своим существованием, а своими деяниями. За него это сделала Фригг, просто распространив свою материнскую защиту на любимого сына, и бог Бальдр оставался неизменным только потому, что традиция хотела видеть его именно таким. Именно поэтому тот факт, что Бальдру стали сниться страшные сны, так обеспокоил всех и в первую очередь Фригг и Одина – ведь для них светлый бог весны и добра есть «венец творения», точка приложения всех результатов. Страшные сны Бальдра – это сигнал того, что с системой наилучших алгоритмов достижения результата что-то происходит, и происходит явно что-то недоброе, опасное, что угрожает не только Бальдру, но и всему северному проекту, всему Асгарду и через это всей системе Девяти Миров.

В повествовании северного мифа упоминание о Бальдре появляется с самого начала. Мы видим это в «Прорицании Вёльвы», когда бог Один, его отец, ворожбой вызвал вёльву-пророчицу и задал вопрос, что могут значить страшные сны его сына. И вёльва рассказала многое. О сотворении миров и устройстве небесного свода, о девяти мирах и существах, их населяющих. Посмотрев за грань зримого, вёльва увидела конец существования всего созданного, увидела она Рагнарёк и гибель богов, а также и то, что к этому привело:

 
Видала, как Бальдр,
бог окровавленный,
Одина сын,
смерть свою принял:
стройный над полем
стоял, возвышаясь,
тонкий, прекрасный
омелы побег.
 
 
Стал тот побег,
тонкий и стройный,
оружьем губительным,
Хёд его бросил.
 

Эддическая песнь «Смерть Бальдра» продолжает повествование:

 
Один сказал:
«…про Хель мне поведай,
про мир я поведаю;
скамьи для кого
кольчугами устланы,
золотом пол
усыпан красиво?»
 
 
Вёльва сказала:
«Мёд здесь стоит,
он сварен для Бальдра,
светлый напиток,
накрыт он щитом[71]71
  Сваренный напиток было принято накрывать чем-нибудь, чтобы его не «сглазили». (Примеч. пер.)


[Закрыть]
;
отчаяньем сыны
асов охвачены.
Больше ни слова
ты не услышишь».
 

Сны Бальдра были не предзнаменованием, а предупреждением. Всё уже было решено, норнами сплетено. Изменить что-либо могла только ткущая полотно реальности для всех, но и она не смогла – вмешалась омела, корней не знающая. Бальдр погиб, и Младшая Эдда описывает подробно, как это было:

Когда Бальдр упал, язык перестал слушаться асов, и не повиновались им руки, чтобы поднять его. Они смотрели один на другого, и у всех была одна мысль – о том, кто это сделал. Но мстить было нельзя: было то место для всех священно. И когда асы попытались говорить, сначала был слышен только плач, ибо никто не мог поведать другому словами о своей скорби. Но Одину было тяжелее всех сносить утрату: лучше других постигал он, сколь великий урон причинила асам смерть Бальдра…

…Асы же подняли тело Бальдра и перенесли к морю. Хринг-хорни звалась ладья Бальдра, что всех кораблей больше. Боги хотели спустить её в море и зажечь на ней погребальный костёр. Но ладья не трогалась с места. Тогда послали в Страну Великанов за великаншей по имени Хюрроккин[72]72
  «Сморщенная от огня».


[Закрыть]
. Когда она приехала – верхом на волке, а поводьями ей служили змеи – и соскочила наземь, Один позвал четырёх берсерков подержать её коня, но те не могли его удержать, пока не свалили. Тут Хюрроккин подошла к носу ладьи и сдвинула её с первого же толчка, так что с катков посыпались искры, и вся земля задрожала. Тогда Тор разгневался и схватился за молот. Он разбил бы ей череп, но все боги просили пощадить её.

Потом тело Бальдра перенесли на ладью, и лишь увидела это жена его Нанна, дочь Цепа, у неё разорвалось от горя сердце, и она умерла. Её положили на костёр и зажгли его. Тор встал рядом и освятил костёр молотом Мьёлльнир. А у ног его пробегал некий карлик по имени Лит, и Тор пихнул его ногою в костёр, и он сгорел.

Множество разного народу сошлось у костра. Сперва надо поведать об Одине и что с ним была Фригг и валькирии и его вороны. А Фрейр ехал в колеснице, запряжённой вепрем Золотая Щетина, или Страшный Клык. Хеймдалль ехал верхом на коне Золотая Чёлка, Фрейя же правила своими кошками. Пришёл туда и великий народ инеистых исполинов и горных великанов. Один положил на костёр золотое кольцо Драупнир. Есть у этого кольца с тех пор свойство: каждую девятую ночь капает из него по восьми колец такого же веса. Коня Бальдра взвели на костёр во всей сбруе.

Теперь надо поведать о Хермоде, что он скакал девять ночей тёмными и глубокими долинами и ничего не видел, пока не подъехал к реке Гьёлль и не ступил на мост, выстланный светящимся золотом. Модгуд – имя девы, охраняющей тот мост. Она спросила, как звать его и какого он роду, и сказала, что за день до того проезжали по мосту пять полчищ мертвецов, «так не меньше грохочет мост и под одним тобою, и не похож ты с лица на мёртвого. Зачем же ты едешь сюда, по Дороге в Хель?». Он отвечает: «Нужно мне в Хель, чтобы разыскать Бальдра, да может статься, видала ты Бальдра на Дороге в Хель?». И она сказала, что Бальдр проезжал по мосту через Гьёлль, «а Дорога в Хель идёт вниз и к северу».

Тогда Хермод поехал дальше, пока не добрался до решетчатых ворот в Хель. Тут он спешился, затянул коню подпругу, снова вскочил на него, всадил в бока шпоры, и конь перескочил через ворота, да так высоко, что вовсе их не задел. Тогда Хермод подъехал к палатам и, сойдя с коня, ступил в палаты и увидел там на почётном месте брата своего Бальдра.

Хермод заночевал там. А наутро стал он просить Хель отпустить Бальдра назад, рассказывая, что за плач великий был у асов. Но Хель сказала, что надо проверить, правда ли все так любят Бальдра, как о том говорят. И если всё, что ни есть на земле живого иль мёртвого, будет плакать по Бальдру, он возвратится к асам. Но он останется у Хель, если кто-нибудь воспротивится и не станет плакать. Тогда Хермод поднялся, а Бальдр проводил его из палат и, взяв кольцо Драупнир, послал его на память Одину, а Нанна послала Фригг свой плат и другие дары, а Фулле – перстень.

Вот пустился Хермод в обратный путь, приехал в Асгард и поведал, как было дело, что он видел и слышал. Асы тут же разослали гонцов по всему свету просить, чтобы все плакали и тем вызволили Бальдра из Хель. Все так и сделали: люди и звери, земля и камни, деревья и все металлы, и ты ведь видел, что все они плачут, попав с мороза в тепло. Когда гонцы возвращались домой, своё дело как должно исполнив, видят: сидит в одной пещере великанша. Она назвалась Тёкк. Они просят её вызволить плачем Бальдра из Хель. Она отвечает:

 
«Сухими слезами
Тёкк оплачет
кончину Бальдра.
Ни живой, ни мёртвый
он мне не нужен,
пусть хранит его Хель».
 

И люди полагают, что это был не кто иной, как Локи, сын Лаувейи, причинивший асам величайшее зло.

Нет, то был не Локи. Это действительно была великанша Тёкк, чьё имя означает «благодарность». Древняя память, прошлое, что ушло во тьму, не захотело благодарить Бальдра, не сожалело о его смерти. Не нужно памяти такое добро, которое не прошло испытание естественным отбором. Такое добро, с точки зрения памяти всего и обо всём, не является универсальным для всех миров, а это значит, что хотя бы для кого-то оно может быть не добром, а злом. А это неправильно.

Но действия Локи требуют объяснения. Зная его функцию в системе, странно предполагать, что поражение бога Бальдра побегом омелы, уничтожение бога добра и весны руками слепого бога тьмы и такой удар всем асам, всему северному семейству – это исключительно акты баловства или пустой злобы. Локи никогда и ничего не делает просто так; его действие – это всегда реакция на нарушение первопринципов Асгарда, реакция на совершённое ранее действие; Локи – это сила противодействия, как разрушающая, так и созидающая. Убив сына своего побратима, формально – своего родственника, Локи запустил необратимую цепь преобразований, которые неизбежно должны были привести к Рагнарёк. Но битва богов – это не окончательная гибель, а второй шанс для них. Второй шанс сделать систему правильно:

 
Заколосятся
хлеба без посева,
зло станет благом,
Бальдр вернётся,
жить будет с Хёдом
у Хрофта[73]73
  Хрофт – Один.


[Закрыть]
в чертогах,
в жилище богов —
довольно ли вам этого?
(Старшая Эдда.
Прорицание Вёльвы)
 

Бальдр вернётся вместе с Хёдом, но братья должны пройти путь преобразования вместе. Один брат был защищён любовью матери, другой брат был лишён её совсем. Но обоих это ограничило в развитии и проявлении: Бальдр не обретал нового опыта, не учился на ошибках; Хёд связан с братом синхронно, и слепые его глаза не видят, что от бога добра Бальдра начинает исходить свет, а ведь тьма реагирует только на свет.

Локи видел, что неуязвимость Бальдра – это не победа системы, это её поражение. Добро не может оставаться статичным, добро не может оставаться всегда неизменным, особенно когда реальность меняется, а время идёт вперёд. Рано или поздно такие алгоритмы войдут в противоречие со всей системой, и Бальдр из любимого превратится в ненавистного. Добро, чтобы быть для всех желанным и любимым всегда, чтобы о его утрате плакали все, должно развиваться и изменяться вместе со всеми. Может быть, великанша Тёкк не стала плакать по Бальдру не потому, что не знала Бальдра, а потому, что он, бог добра и света, не знал её, древнюю память?

Бальдр ничему не учится и никак не изменяется. Ему достаётся всё даром, и самый главный приз – любовь богини Фригг – у него уже есть. Всем прочим, как продемонстрировал младший сын Одина и Фригг, эту любовь нужно заслужить, а от Бальдра этого не требовалось. Нигде в сагах не говорится о его странствиях и путешествиях; он не участвует в общих приключениях, и это показывает как раз сказанное – Бальдр не меняется. Ведь только в испытаниях идёт развитие, только при соприкосновении с иным и сам становишься иным. Когда боги в игре нападали на Бальдра, когда бросали в него камни и метали копья, они не испытывали Бальдра, не тренировали его – они хвастались. Хвастались его неуязвимостью, но какое отношение они сами имеют к его неуязвимости? Что боги сделали для того, чтобы сделать самого прекрасного бога, самое ценное, что есть в Асгарде, сильным и неуязвимым? Всё сделала магия Фригг, а боги смеялись. Опять.

Локи видел, что повторяется история с Тюром. Видел, что боги ничего не извлекли из той страшной истории, но теперь урон причинён Одину, причинён Фригг и на остальных богов Асгарда надеяться не стоит. Поэтому Локи отправил Бальдра туда, где свою учёбу он пройдёт без сомнения, – он отправил Бальдра в Хель, он отправил его учиться. Вместе с ним пошёл туда и Хёд – свет и тьма должны быть адекватны друг другу, они должны знать и понимать друг друга, они не должны быть друг от друга оторваны. Если Бальдра любят как бога света, то и Хёда должны любить как бога тьмы. Но научиться этому можно только там, где есть это знание – в чертогах богини Хель, в мирах Нифельхейма.

Именно в чертогах Нифельхейма мы видим, как Бальдр впервые проявляет себя в действии, беседуя с братом Хермодом. Он передаёт с ним послания в Асгард – кольцо Драупнир, а верная супруга его Нанна – головную повязку для Фуллы. Символизм этих посланий станет нам понятен немного позже.

Неведомо нам, о чём говорили всю ночь Хермод и Бальдр, но маленький эпизод расставания братьев даёт стойкое ощущение, что Бальдр словно бы проснулся, что он начал что-то понимать.

Пойдём же и мы туда, чтобы узнать, какие уроки владычица Хель смогла преподать своим воспитанникам, Бальдру и Хёду.

Практика 15. Бог Бальдр (стр. 413)

Хель

В повествовании северного мифа богиня Хель занимает особое место, которое является отражением её абсолютной самодостаточности и той уникальной позиции, которая сформирована была для неё всей системой Девяти Миров. Прежде всего, нужно увидеть и понять, что эта богиня не является богиней смерти. В северном мифе вообще не персонифицирована такая функция, как «смерть», она не является для этой системы чем-то, что имеет самостоятельные характеристики, не имеет характер, предпочтения или облик. Смерть в северной программе построения реальности не функция, а явление, которое есть потому, что есть и другие явления. Смерть не существует сама по себе. Это понимание было настолько естественно для живущих в ту эпоху, что никому в голову не пришло описывать Смерть как самостоятельную личность, давая ей какое-то характеристики распознавания.

Богиня Хель – не есть смерть, но она есть хранительница мира мёртвых. Она не приносит с собой окончание жизни, поскольку вообще не выходит за пределы собственного мира: все идут к ней, но она ни к кому.

Хель – старшая дочь бога Локи и богини Ангрбоды, сестра Ёрмунганд и Фенрира. Как назвали её при рождении, никто не помнит, потому что Хель – это не имя, а скорее отражение. Хель – это название мира, а богиня, которая становится владычицей его, традиционно получает его имя. Хранительница миров Нифельхейма и Хельхейма, она рождена была для этой миссии. Её природа двойственна, как и её облик: одни говорили, что она ужасна, а другие – что она прекрасна. Что неудивительно, ведь каждый видит в ином мире то, что хочет видеть.

Старшая Эдда говорит о богине Хель мало и скупо; скорее упоминает её мир, но не её саму. В Хель уходят, в Хель отправляют, в Хель поспешают, в Хель пребывают. Но о самой богине не говорили, не рассуждали. Она не есть объект для описания, она неизвестна живым, а народ, который привык говорить только правду, не мог рассказывать о том, чего не видел своими глазами. С владычицей Хель могли знаться только мёртвые или только боги (и то не все), но ни те ни другие не спешили описывать это знакомство как что-то определённое. Однако Младшая Эдда и позднее христианское сознание уже не имели того внутреннего стопора, который запрещал говорить о том, что не знаешь, поэтому обладатели христианского миропонимания всё же решились описать богиню и её мир, и сделали это так:

Были у Локи и ещё дети. Ангрбодой звали одну великаншу из Страны Великанов. От неё родилось у Локи трое детей. Первый сын – Фенрир Волк, другой – Ёрмунганд, он же Мировой Змей, а дочь – Хель. Когда проведали боги, что вырастают эти трое детей в Стране Великанов, – а дознались боги у пророчицы, что ждать им от тех детей великих бед, и чаяли все великого зла от детей такой мерзкой матери и тем паче детей такого отца, – вот и послал богов Всеотец взять тех детей и привести к нему. И когда они пришли к нему, бросил он того Змея в глубокое море, всю землю окружающее, и так вырос Змей, что посреди моря лёжа, всю землю опоясал и кусает себя за хвост. А великаншу Хель Один низверг в Нифльхейм и поставил её владеть девятью мирами, дабы она давала приют у себя всем, кто к ней послан, а это люди, умершие от болезней или от старости. Там у неё большие селенья, и на диво высоки её ограды и крепки решётки. Мокрая Морось зовутся её палаты, Голод – её блюдо, Истощение – её нож, Лежебока – слуга, Соня – служанка, Напасть – падающая на порог решётка. Одр Болезни – постель. Злая Кручина – полог её. Она наполовину синяя, а наполовину – цвета мяса, и её легко признать потому, что она сутулится и вид у неё свирепый.

Образ владычицы Хельхейма и Нифельхейма уходит своими корнями очень глубоко, гораздо глубже во времени, чем появился Миф как таковой. Сознание того духовидца, который пытается уйти в такую древность, неизбежно будет приближаться к тем пределам, где пропадает любое знание, где заканчивается сама возможность определять что-либо. Потому что это мир чистого хаоса, в котором нет ничего определённого и, как следствие, понятного. Когда немагический разум входит в эти пределы, пропадает любое знание о себе самом, а остаётся только то, что неизвестно. Вот это неизвестное, тщательно скрываемое разумом и «образованным» сознанием, и появляется в момент приближения к пределам владычества богини мира Иного. Поэтому так велика разница в описаниях облика богини: ведь у каждого своё неизвестное, свои тщательно оберегаемые страхи, свой спрятанный ужас. Богиня не меняет облик для каждого, потому что у неё нет облика: личина – это элемент определённости и возможность быть персоной, но какая может быть определённость в хаосе?

Кто-то, например, Снорри, сын Стурлы, видел в её лице синий труп и живое мясо; кто-то описывал гниль и разложение, кто-то череп и кости – ведь у каждого внутри живёт свой ужас. Но были и такие, кто говорил о красоте богини, о её мудрости и доброте, об истинной силе, которой разум человеческий ничего не может противопоставить, – и это тоже описание неизвестного скрытого, что есть в том, кто смотрит в глаза изначальному. В этот момент прикосновения падает и растворяется в небытии внешний сделанный облик мира реального, исчезают знания о нём, а наружу выходит вторая сущность смотрящего в глаза вечности – сущность подлинная и древняя. В мире богини Хель иначе невозможно: сила этого мира каждого вошедшего синхронизирует с собой, ведущими становятся такие частоты, которые соответствуют внутреннему бытию. Образ богини для каждого – это описание этой второй сущности, подлинной и древней, но описывает её сознание смотрящего всегда через призму собственного отношения к этой древней силе. Сознание с множественными страхами и верой в собственную греховность будет видеть именно это отображение; разум, стремящийся постичь мудрость миров, распознает в облике богини то, что искал. Но ничего в этом видении нет истинного или окончательно истинного – древняя богиня изначального хаоса не имеет формы. Пращуры это понимали, поэтому не торопились с описанием того, что описанию не подлежит.

Позднее эту нехитрую истину попробовали высказать через родословную богини Хель: ётунская природа – это природа оборотническая, поэтому-то её и видят по-разному. Но это попытка объяснить, а не само объяснение, которое всегда конкретно, окончательно, а это значит, что к богине Хель не применимо в принципе. За этим объяснением природы оборотничества нужно как раз увидеть то, что под этой природой понимали древние маги. Оборотень, говорили они, это тот, в ком вторая сущность становится равна или сильнее первой – человеческой или той, в которой рождён. Если они равны, то оборачиваться можно по желанию, если же сильнее становится вторая, то такое преображение будет спонтанным, хаотичным. В случае с происхождением богини Хель можно добавить, что переменчивая природа её отца Локи и древняя сила сплошной памяти богини Ангрбоды соединились в такое уникальное свойство, когда внутри есть все возможные образы проявления и существования, которые способны меняться в зависимости от глаза смотрящего. Вот такое древнее описание квантового эффекта декогеренции.

Стоит обратить внимание, что богиня Хель названа и является владычицей миров Хельхейма и Нифельхейма. Однако мир Нифельхейма – очень древний мир, по крайней мере его описание мы видим изначально – это мир древней тьмы, где хранятся все старые первопринципы построения реальностей, и выражены они в образе древних хримтурсенов, инеистых великанов, предков почти всех асов. В магической интерпретации миропостроения Нифельхейм связан с первоосновой Тьма, тогда как мир Хельхейма связан с первоосновой Хаос. Владычица Хель не управляет этими мирами, не распоряжается их силой, но хранит их и в какой-то степени защищает – можно войти, но нельзя выйти до срока.

И сказал Равновысокий: «За многие века до создания земли уже был сделан Нифльхейм. В середине его есть поток, что зовётся Кипящий Котёл, и вытекают из него реки: Свёль, Гуннтра, Фьёрм, Фимбультуль, Слил и Хрид, Сюльг и Ульг, Вид, Лейфт[74]74
  Свёль – «холодная», Фьёрм – «быстрая», Слил – «свирепая», Хрид – «буря», Сюльг – «глотающая», Ульг – «волчица», Вид – «широкая», Лейфт – «молния». Другие имена рек неясны. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
. А река Гьёлль течёт у самых врат Хель». (Младшая Эдда)

Путь в мир мёртвых преграждает путнику Гьёлль – река, которая протекает ближе всего к воротам преисподней. Через неё перекинут тонкий золотой мост Гьялларбру, который охраняют великанша Модгуд и пёс Гарм.

Мир Тьмы и мир Хаоса. При переходе из мира живущих в мир ушедших отделяется временное от вечного; временное уходит в Хаос – на корм будущего, вечное уходит во тьму, чтобы в нужный срок возродиться снова. С точки зрения магического программирования Асгарда, в мир Хель уходит то, что алгоритмы добра и победы признают ненужным и негодным. То, что нужно, уходит к богу Одину в Вальхаллу, а то, что нет, – в чертоги богини Хель. Своих боги забирают сразу, все же прочие, отвергнутые, идут к той, которая никогда не откажет.

Тогда спрашивает Ганглери: «Где живёт этот бог (Один)? И в чём его мощь? И какими деяниями он прославлен?». Высокий говорит: «Живёт он, от века, и правит в своих владениях, а властвует надо всем на свете, большим и малым». Тогда молвил Равновысокий: «Он создал небо, и землю, и воздух, и всё, что к ним принадлежит». Тогда молвил Третий: «Всего же важнее то, что он создал человека и дал ему душу, которая будет жить вечно и никогда не умрёт[75]75
  Хоть речь здесь и идёт как бы о древнем языческом божестве боге Одине, но удержаться от христианских модуляций уже было невозможно.


[Закрыть]
, хоть тело и станет прахом иль пеплом. И все люди, достойные и праведные, будут жить с ним в месте, что зовётся Гимле[76]76
  Гимле – «защита от огня». (Примеч. пер.)


[Закрыть]
или Вингольв[77]77
  Вингольв – «обитель блаженства». (Примеч. пер.)


[Закрыть]
. А дурные люди пойдут в Хель, а оттуда в Нифльхель. Это внизу, в девятом мире». Тогда спросил Ганглери: «Каковы же были деяния его до того, как он сделал землю и небо?». И ответил Высокий: «Тогда он жил с инеистыми великанами». (Младшая Эдда)

Нетрудно догадаться, что те избранные, кому суждено войти во врата Вальгринд, это единицы; все же прочие «не-воины»: женщины, дети и старики, больные и умершие от старости, погибшие от несчастного случая или в младенчестве – все, чья смерть «не доблестная», идут в мир богини Хель. Их миллионы, рождённых и умерших, богам не нужных. Они пройдут по золотому мосту, Гарм съест страх умершего перед переходом в новый мир, а Модгуд поможет проявиться истинной сущности, снимет покровы представления о себе самом. Их жизнь не должна быть прожита зря, и то, что они не «пригодились» богам Асгарда, вовсе не означает, что весь жизненный опыт должен раствориться в хаосе и уйти в небытие. Хель не даст такому случиться, и мир Нифельхейма сохранит вечное, заморозит во льду, пока новые икры Муспеля не растопят этот лёд и принцип жизни отверженного бога и человека не получит второй шанс на проявление. В мире Нифельхейма происходит сохранение ценного, а в мире Хельхейма – освобождение от ненужного.

Духовидцы, путешествующие по мирам, рассказывают, что богиня бережёт и заботится обо всех, кто попадает в её чертоги, а природа её, способная отразить подлинную сущность пребывающего, способна также создать вокруг него такое визуально-материальное отображение мира, которое каждый её подопечный хочет сам; поэтому кому-то достаётся кошмар, кому-то сказка, а кому-то, таким как Снорри, морось, голод, истощение и напасть. Светлому богу Бальдру и тёмному богу Хёду тоже достались свои «палаты».

В мире Хельхейма каждому есть возможность допереживать то, что было не пережито, не понято, не додумано при жизни. Сколько времени на это уйдёт? В мирах Хель нет времени, так как нет процесса жизни. Нет жизни, но и нет смерти. В мире мёртвых смерти нет, а есть процесс переживания освобождения. Кому-то, кто ничего не понял в своей жизни, это освобождение представится кошмаром и тем самым адом, который так изобилен в описаниях христиан. А кто-то сумеет «дожить» или «пережить сначала» свою жизнь такой, какой всегда хотелось, – в мире Хель возможно всё: ведь в ней есть абсолютно все образы реальностей, какие только существовали в Девяти Мирах, а умение богини, доставшееся ей от Локи, быстро переключать внешние образы, дают возможность её подопечным пережить все жизненные сценарии, которые им так нужны. Те, кто может обучаться, обучаются; те, кто не может, просто остаются в неизменности, переживая циклично то, что способны переживать.

Бог Бальдр и бог Хёд тоже переживали свои процессы, освобождаясь от фиксированных описаний самих себя, от ожиданий, наложенных на них Асгардом, от сковывающей любви и от презрения к врождённому увечью. Они учились быть иными во всех вероятностях и во множественных сценариях, которыми богат мир богини Хель: она делает их для умерших людей, а боги, находясь среди них, постигают эти миры и обретают, наконец, тот бесценный опыт, который был закрыт для них при жизни. Каждый умерший житель Девяти Миров, прошедший через мир Хель, вкладывает в копилку знаний Ётунхейма историю своей жизни, а поскольку Хель имеет доступ ко всей системе (вспоминаем: А великаншу Хель Один низверг в Нифльхейм и поставил её владеть девятью мирами, дабы она давала приют у себя всем, кто к ней послан), то эти истории все доступны ей, как большая база данных всего, что было, каждой прожитой судьбы. Хельхейм освобождает умершего от страхов и привязанностей, от отождествления себя со своим телом, именем, статусом. Таким образом информация освобождается от отношения к ней и становится чистым знанием. Нифельхейм возьмёт из описания судеб то, что осталось – самое ценное и самое главное, чтобы потом на этой информационной силе построить новый мир.

Каждый мир даст свои переживания и своё освобождение. Но оно тем больнее, чем сильнее привязки: в мире Ётунхейма нельзя лгать и приукрашивать свою историю, в мире Хельхейма нельзя держаться за свои страсти и чувства – каждый мир проведёт через свои испытания, чтобы процесс освобождения свершился; нельзя, чтобы в мир Нифельхейма вошло искажённое понимание прожитой жизни, нужно вынести чистое знание, чистый первопринцип себя и своего бога, так в мирах Нифеля можно соединиться с ним, со своей изначальной силой. То, что забыто, должно быть вспомнено, то, что болело, должно перестать болеть.

Бог Бальдр, попав вместе со слепым братом в чертоги богини Хель, окунулся в такой мир, который является полностью антагонистичным привычно упорядоченному Асгарду. Если Асгард концентрировал у себя всё самое сильное и победоносное (с точки зрения принципов порядка Одина), то у Хель, в противовес, собиралось всё самое негодное. Бальдр, как Будда, с рождения видел только всё самое лучшее и, не имея возможность сравнивать, не имел и алгоритмов распознавания, что есть лучшее, а что худшее. В мире богини Хель у него появляется возможность познакомиться с тем, что он не знал никогда – с совершёнными ошибками, с другими прожитыми судьбами, с такими историями, которые эйнхерии не рассказывают. Это новый опыт, и будет Бальдр его постигать совместно со своим братом Хёдом – объём их знаний должен быть равным.

Брат Бальдра Хермод нашёл его в палатах Хель бледного и сосредоточенного. Когда-то весёлый и радостный бог, беспечный балагур, в своём новом доме серьёзно и по-взрослому разговаривал с Хермодом. Даже всемогущим богам нужно пройти путь смертного, чтобы стать действительно богом, а не только называться им. Индивидуальная история бога Бальдра начинается в момент его смерти. У него не было личной истории, и в мир Ётунхейма могла лечь только память о его смерти, но там не было памяти о жизни. Поэтому, попав в чертоги к владычице Хель, он и брат его Хёд в мире мёртвых должны были познать мир живых – во всех проявлениях и формах жизни.

Пока он находился в чертогах Асгарда, пока он был любим и обласкан своей матерью богиней Фригг, у него не было ничего, что он мог бы назвать по-настоящему своим. Бальдр, как бог Добра, должен был стать богом Света, но сделать это, как выясняется, для него оказалось возможным только оторвавшись от всего, что его защищало, любило и оберегало, то есть умерев. Бальдр и Хёд выйдут из мира Хель только изменёнными, преобразившимися, повзрослевшими и помудревшими. Вместе с ними те же уроки будет проходить и богиня Нанна[78]78
  Имя богини Нанны, супруги Бальдра, переводится как «верность».


[Закрыть]
, супруга Бальдра: верность тоже должна становиться мудрой и опытной. В мире Хель богине Нанне, наверное, пришлось труднее всего. Можно быть верной, когда любишь. Но ведь любовь – это чувство, а в мире Хель чувства пропадают – как остаться верной? Значит, должно быть ещё что-то, что не растворяется в хаосе, что невозможно описать любовно-романтической историей, должно быть что-то большее, чем чувство. Сможет ли Нанна остаться верной, ничего не чувствуя к объекту своей верности? И это будет личное испытание для неё – в мире Хель есть возможность пройти и через это.

Можно ли понять ценность жизни, когда ни разу не умирал? Можно ли понять ценность смерти, если ни разу не жил? Бальдр должен стать добром для всех, а это значит, что он должен всё испытать, всё постичь, всё понять. Взрослость Бальдра и Хёда стоят на кону будущего мира. На этой основе должны создаваться миры после битвы Рагнарёк. Бальдр не мог стать взрослым, мудрым и по-настоящему сильным в мире Асгарда, и поэтому Локи отправил его туда, где это гарантированно возможно – к своей дочери Хель.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!
Купить легальную копию

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
  • 3 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации