Текст книги "Записи Эндрю"

Глава 2. Гарри Картленд

– Все в моей жизни было идеальным: заботливые родители, просторная комната в не менее просторной квартире по улице Хай Холборн, любимый факультет математической экономики и статистики в Лондонской школе экономики и политических наук. Таким же идеальным мне представлялось и будущее. Я уже давно знал, чем хочу заниматься – инвестициями. Успешность инвестирования зависит от многочисленных способностей: математических, экономических, коммуникативных, интуитивных. Обдуманный риск, вот как бы я это назвал. Обстоятельства могут вклиниться даже в самый продуманный план и точный расчет.

Свободного времени у меня практически не было. Лекции, практика, много времени уходило на самостоятельное обучение. Я много читал, изучал статистику, историю, следил за новостями. Сейчас, как ни странно, практически ничего не изменилось.

Рассказываю это все к тому, чтобы было ясно, что свободного времени у меня не было. А если и появлялось, то предпочитал сходить в кино или сыграть партийку в шахматы.

Хорошо помню тот вечер, ближе к концу третьего курса. Праздновали день рождения моего друга Митчела. Митчел был мне симпатичен, веселый балагур с проницательным умом. Такие люди привлекают своей жаждой жизни, восприятием действительности и свободолюбием. Только из-за своих симпатий к товарищу я и согласился прийти.

На вечеринке познакомился с Сюзанной. Она поразила меня не столько своей красотой, сколько непосредственностью. Девушки и юноши так и собирались вокруг нее, как рой пчел, а она, казалось, просто этого не замечала. Рост у Сюзанны выше среднего, примерно 5’8»», светлые, слегка вьющиеся волосы до плеч, большие серые глаза и завораживающая улыбка. Одета она была в светло-голубые джинсы и тоненький свитер в цвет. Эта простота и естественность выделяли ее из всей толпы.

Я смотрел на Сюзанну как завороженный, пока один из приятелей не толкнул меня в плечо и не предложил познакомить. Спустя пару часов мы покинули вечеринку, я проводил Сюзанну до дома. Помню, как она смеялась. Наверно, я тогда жутко ей надоел со своей болтовней, но, как сказала сама Сюз, ей давно не было так весело.

С того вечера свободное время мы стали проводить вместе. Катались на велосипедах, гуляли, выезжали за город. Нам было хорошо вместе.

Когда учеба закончилась и мы получили дипломы, то, недолго думая, я предложил Сюзанне стать моей женой, так как она уже давно стала неотъемлемой частью моей жизни. Я не представлял, как могло быть иначе.

Мои и ее родители ничего против нашего брака не имели. Наоборот, они поддержали нас в этом решении.

Новая жизнь, новая работа. Тогда у меня уже были небольшие накопления от микроинвестиций в период студенчества. И я удачно вложил их в строительство крупного торгового центра. В первую очередь сделав ставку на его расположение. Когда строительные и отделочные работы были окончены, мы успешно его продали. Мне предлагали сдавать в аренду часть здания, но это было не интересно. Только не подумайте, что я просто вложил деньги и ждал свой звездный час. Эта работа – это строительство – отнимала у меня почти все время бодрствования. Я контролировал проект, контролировал расходы и искал новые возможности привлечения денег, так как потребность в них возникала постоянно. Для тех, кого я вовлек, – это было такое же выгодное вложение, как и для меня.

Мое дело процветало, а вот отношения с Сюзанной изменились. Потерялась та легкость, искра. Мы почти не видели друг друга, редко выходили вместе поужинать. Да, это была моя вина, но я старался во благо семьи, хотел, чтобы Сюз ни в чем себе не отказывала. А она и не отказывала. Шопинг, встречи с подружками и выпивка – это все, что стало ее интересовать.

– Вы действительно так считаете? – спросил я.

Гарри Картленд замолчал, задумался, после чего продолжил:

– Нет. Наверно, мне было удобно так думать. Я погрузился в работу, и она доставляла мне удовольствие. Я не заводил с Сюзанной разговоров о ее занятости и досуге, не мотивировал, не спрашивал, чего бы ей хотелось, не предлагал помощь. Это было эгоистично с моей стороны.

Она никогда не жаловалась. Не рассказывала о том, что ее беспокоит, а я не спрашивал. Так мы прожили десять лет, а потом еще десять.

Наши друзья думали, что у нас нормальная образцовая семья, советовали не затягивать с рождением детей. Никто не замечал или не хотел замечать, что мы с Сюзанной перестали интересоваться друг другом. Наши отношения зашли в тупик, были в стагнации.

Мы очень хотели завести ребенка, но ничего не получалось. Может быть, поэтому Сюзанна пристрастилась к алкоголю. Несколько раз я забирал ее из баров по звонку подруг, привозил домой в полусознательном состоянии. Моему терпению пришел конец. Тогда решил, что с этим надо кончать, захотел развестись с Сюзанной, но прежде привести ее к нормальной жизни. Взял отпуск на пару недель, уговорил Сюз лечь в хорошую платную клинику. Каждый день я навещал ее, приходил на встречи с психологом, делал все, что от меня зависело. Через месяц Сюзанну выписали, и она вернулась домой. Вы бы видели ее, она вновь стала той Сюзанной, которую я когда-то полюбил, моей Сюзанной. Она преобразилась, занялась спортом: ходила на силовые тренировки, бегала по парку. Стала больше интересоваться новостями, политикой и моими делами.

– А вы не задумывались, отчего Сюзанна так изменилась, Гарри? – спросил я. – Не оттого ли, что вы нашли для нее время и подарили немного своей любви?

Мне было важно разговорить Картленда, узнать истинное положение дел. Поэтому я не был аккуратен в своих замечаниях и вопросах.

– Возможно, вы правы, доктор Саммерс. Но я не мог совмещать семью и работу. Или не хотел. Тем не менее я был рад произошедшим с Сюзанной изменениям. Наша жизнь изменилась в лучшую сторону. Как-то за ужином Сюз поделилась со мной идеей открытия кафе для веганов. Эта тема тогда только начинала раскручиваться. Мне показалось интересным, я согласился дать ей некоторую сумму денег.

Сюзанна сама занималась оформлением документов, подбором помещения, мебели, брендированием. Теперь на работе пропадали мы оба, но никого из нас это не беспокоило, наоборот, за ужином мы делились мыслями и идеями. Ее дело действительно оказалось успешным, и на доходы от первого кафе Сюзанна открыла еще два, появилась мини-сеть.

В этот же период времени Сюзанна забеременела, тогда ей было сорок три года. Поздновато для первенца. Но мы все же надеялись, что все пройдет нормально.

Сюзанна наблюдалась в хорошей клинике, ходила на курсы для беременных. Она правильно питалась, занималась спортом в щадящем режиме. И все протекало нормально.

В назначенную дату ей сделали кесарево сечение, на свет появился маленький Джон.

Вы не представляете, насколько мы были счастливы. Все свободное время, которое появлялось, я проводил дома, помогал Сюзанне, так как от услуг няни она наотрез отказалась.

Джон рос здоровым, но был очень беспокойным ребенком. Он не спал по ночам, часто плакал и капризничал. Доктор не диагностировал у него ничего особенного, кроме колик, которые были совершенно нормальным явлением. Сюзанна постоянно носила Джона на руках, потому что стоило ей положить его в кроватку, как он тут же начинал плакать.

Она очень любила Джона, потакала ему во всем, он был желанным и долгожданным ребенком. Джон рос умным мальчиком, он быстро научился ходить и говорить. Но вел себя не всегда хорошо. Мог устроить истерику в общественном месте, если что-то было не по его желанию, не слушался.

Со мной он был спокойнее и послушнее. Когда Джону исполнилось пять лет, мы стали чаще выезжать на природу, в выходные много гуляли по паркам. У нас были хорошие отношения с сыном, но отношения с Сюзанной все-таки себя исчерпали.

По стечению обстоятельств мне пришлось нанять в нашу команду нового аналитика. В моей жизни появилась Марта – умная, обаятельная, открытая, воспитанная. Она не преследовала цели окрутить меня, как вы могли бы подумать. Марта с интересом относилась к работе. Информации, полученной от нее, я доверял на все сто процентов. Даже когда нам просто удавалось поговорить о природе и погоде – эти беседы были лишены какого-либо флирта и двусмысленности.

Но мысли о Марте не давали мне покоя. Второй раз в жизни я влюбился.

Пару раз приглашал Марту на ленч, еще мы ходили в кино и гуляли. За короткое время наши отношения стали больше, чем дружеские. Но мне не хотелось лжи, я хотел развестись и создать новую семью. Хотел, чтобы Джон жил со мной и Мартой, уверен, Марта полюбила бы Джона как родного. Своих детей она иметь не может.

– Гарри, а Сюзанна знала, что вы хотите с ней развестись?

– Да. Наш разговор состоялся за неделю до гибели сына. Я сообщил Сюзанне, что мой адвокат готовит документы по бракоразводному процессу. Просил ее не беспокоиться по части финансов, ей полагалась квартира и приличная сумма денег.

– И как она отреагировала?

– Она разозлилась. Кричала, что ей не нужны мои подачки. Сказала, что зря согласилась выйти за меня замуж, что я испортил ей жизнь. Я просил ее успокоиться и переговорить обо всем позже.

– Для нее это был удар. Она прожила с вами тридцать лет и, вероятно, любила вас. А что по поводу сына?

– Я намеревался забрать Джона и растить в другой семье, в нормальной семье. Но Сюзанне ничего не сказал. В тот день, когда Джон погиб, я хотел познакомить его с Мартой.

– А вы не думали, что скандал между Сюзанной и Джоном мог разразиться на почве вашего развода?

– Я много думал и продолжаю думать, доктор Саммерс. Но мы живем в современном обществе, в свободной стране, и люди разводятся. Я долго не решался быть счастливым, мне всегда казалось, что многие пары так и живут, что в каждой семье свои проблемы. Но сейчас, живя с Мартой, я понимаю, как был не прав. Нужно было развестись с Сюзанной еще лет десять назад.

– Все имеют право на счастье. Соглашусь, что развестись вам нужно было еще давно, но вы этого не сделали. Вы не взяли на себя ответственность, а должны были. Этот брак истощил вашу жену психически, она не нашла счастья ни в браке, ни в материнстве. От такой жизни любой может сойти с ума.

– Вы меня обвиняете, доктор?

– Я никого не обвиняю. Скорее анализирую произошедшее. Нужно было обратиться к психологу, спросить совет, как лучше сообщить жене о разводе, зная о ее неустойчивой психике. Но все уже ровно так, как обстоит. Мы часто делаем, а потом думаем. Самое печальное – это гибель вашего сына.

– Расскажите нам, Гарри, как погиб ваш сын, что вы видели? – спросил Томас.

– Как уже говорил, я планировал заехать домой, забрать Джона и поужинать вместе с ним и Мартой. Около семи часов вечера я припарковался у дома, вышел из машины. Посмотрев наверх, увидел, как мой сын летит вниз. Я закричал и побежал, думал, что успею поймать, но не успел. Вновь посмотрев на наше окно, увидел Сюзанну, она что-то кричала. Я подбежал к Джону, пощупал пульс. Пульс не прощупывался. Это был шок, я рыдал, кричал, звал на помощь, не мог поверить, что мой мальчик мертв. Кто-то вызвал службу спасения, меня увезли вместе с Джоном в больницу. Врач вколол успокоительное, через пару часов меня отпустили. После этого я поехал давать показания в участок и только ближе к ночи добрался до гостиницы. Силы окончательно меня покинули, и я отключился.

Это была череда дней без начала и конца. Все казалось диким и не имело смысла. Следующее утро после события я занимался организацией похорон: оформил документы, обратился в бюро, обзвонил родственников. После чего отправился в полицейский участок, где пробыл до вечера. Так же, как и вам сейчас, рассказывал о наших отношениях с Сюзанной и всю хронологию событий того дня.

От следователя я узнал, что Сюзанна задержана и находится в следственном изоляторе.

Мне предложили пронаблюдать за допросом Сюзанны. Поначалу я хотел отказаться, так как не мог ее видеть. Но это была возможность узнать, что же тогда произошло на самом деле.

Вместе со следователем, который меня допрашивал, мы перешли в маленькую комнату, прилегающую к другой комнате, в которой и велся допрос. С нами было еще двое мужчин, точно не знаю, кто они. В комнате допроса с Сюзанной находились следователь и психиатр.

– Как Сюзанна выглядела? Вы помните, Гарри? – спросил я.

– Она была бледна, под глазами залегли синяки. Она мяла руки, сильно нервничала. Даже в период запоев она выглядела лучше.

– Постарайтесь вспомнить в подробностях, о чем Сюзанну спрашивали и что именно она отвечала. Нам важно знать все, особенно ваше мнение и ощущения. Вы прожили с Сюзанной тридцать лет, лучше вас ее не знает никто.

– То, что тогда происходило, не забуду никогда. Это была адова неделя.

Допрос Сюзанны только начался. Ее спросили, кто она такая и где проживает. Сюзанна отвечала, но была обеспокоена и раздражена. Она постоянно говорила, что хочет домой, что она недавно вышла из клиники и больше не пьет. Я не понимал, о чем она говорит, так как клинику Сюзанна покинула около десяти лет назад. Когда ее начали расспрашивать о сыне, она еще сильнее разнервничалась, сказала, что у нее нет детей, просила, чтобы позвали меня, чтобы я смог все прояснить. Потом она разрыдалась, спрашивала, почему ее снова поместили в клинику, говорила, что уже несколько месяцев не пьет и не собирается. Я пояснил следователю, что Сюзанна несет околесицу, ведь в клинике она проходила лечение за пару лет до рождения сына. Тогда следователь связался с комнатой допроса и попросил зайти в наш кабинет. Вошедший был психиатром, второй мужчина, который остался с Сюзанной, был следователем. Мы пояснили врачу, что Сюзанна говорит о событиях десятилетней давности и что-то путает.

Вернувшись в комнату допроса, врач спросил, сколько Сюзанне лет и какой сейчас год. Вместо 2016-го она назвала 2007-й.

Никогда я не видел Сюзанну в таком состоянии. Она была в истерике, лицо было красным, на стол капали слезы и слюни. Ее увели.

Позже я спросил у врача, что с ней происходило. Он сказал, что это шок, сознание Сюзанны блокирует мысли о смерти сына.

Спустя неделю врачи диагностировали шизофрению. Я договорился, чтобы ее поместили в «Мизери Эсайлам». Так как клиника могла обеспечить необходимый уровень охраны, мою просьбу удовлетворили.

– А почему именно «Мизери Эсайлам»? – спросил я.

– Слышал, что ее открыли несколько лет назад, и читал статью о признании клиники не только в Лондоне, но и в Англии. Я должен был помочь Сюзанне, несмотря на все произошедшее.

– Вы навещали Сюзанну в клинике?

– Мне разрешили навестить ее только через неделю, когда состояние Сюзанны стабилизировалось. Но я разговаривал с лечащим врачом Сюзанны ежедневно. Что интересно, на следующий день после допроса, свидетелем которого я был, помутнение у Сюзанны прошло, она осознала, что случилось. Как рассказал следователь, Сюзанна звала своего сына, спрашивала, что произошло с Джоном, просила выпустить ее, говорила, что хочет увидеть своего мальчика. Несколько дней Сюзанна отказывалась от еды. Тогда-то я и обеспокоился ее состоянием, договорился о помещении в психлечебницу. Уже лечащий доктор Сюзанны смог добиться того, что спустя пару дней она начала есть, а по прошествии недели ее состояние стало стабильным. Но и сейчас бывают дни, когда Сюзанна просыпается в прошлом. Это трудные дни для нее и ее врача, так как она абсолютно не понимает, что происходит, и впадает в истерику.

– Лечащий врач Сюзанны – Уильям Бериш?

– Да, все верно, доктор Бериш.

– Итак, как выглядела Сюзанна, когда вы увидели ее через неделю после содержания в клинике?

– Она выглядела потерянной. Была бледна, сильно похудела. Страшно было на нее смотреть. Но она успокоилась, терапия принесла результаты. Сюзанна говорила о Джоне. «Гарри, правда, что наш мальчик погиб? Правда, что нашего мальчика больше нет в живых?» – спрашивала она. Я смотрел на нее и не понимал, что происходит. «Наш мальчик мертв, – ответил я ей. – И только ты одна знаешь, что тогда произошло». Сюзанна разревелась и сказала, что ничего не помнит с того момента, как отвезла Джона в школу.

– Вы ей поверили?

– Я не знал, чему верить. Но с Сюзанной было совершенно бесполезно разговаривать.

– Как часто вы ее навещаете?

– Раз в месяц.

– И как оцениваете ее текущее состояние?

– Как стабильное. Я же не врач. Что вы конкретно хотите знать, доктор Саммерс?

– Как она себя ведет, о чем разговаривает, на что жалуется и что просит. Сюзанна выглядит больной или здоровой? Продолжает ли говорить с вами о сыне? Как она вообще вас встречает?

– Томас, я согласился встретиться с вами, потому что думал, что вы что-то сможете прояснить по поводу смерти моего мальчика. Но теперь я совершенно не понимаю, в чем дело. Вот уже на протяжении двух часов мы беседуем только о Сюзанне. Доктор Саммерс задает вопросы, на некоторые из которых мне затруднительно отвечать.

– Успокойтесь, Гарри, – ответил Томас. – Мы пытаемся установить обстоятельства гибели вашего сына, пытаемся понять причины произошедшего.

Картленд шумно выдохнул. Было видно, что беседа дается ему с трудом.

– Раз уж мы никуда не торопимся, то предлагаю поужинать, если вы не против. На верхнем этаже отличный ресторан, я частенько заказываю оттуда еду.

– Поддерживаю, – ответил Томас.

Я лишь молча кивнул.

– Никто не возражает против цыпленка, запеченного с овощами?

Никто не возражал. Картленд позвонил и сделал заказ. После чего посмотрел сначала на Уэлша, а затем на меня.

– Итак, Сюзанна… Последний раз я был у нее пару недель назад. Чтобы вы представляли, наши встречи проходят в отдельной комнате посещений в четыре раза меньше этой переговорной, комнатушка больше похожа на камеру, там некомфортно находиться. Есть только стол и стулья, привинченные к полу, работает видеокамера.

Картленд замолчал и посмотрел на нас, ища понимания. И мы действительного его понимали. Затем продолжил:

– Встречи длятся не более десяти-пятнадцати минут. Сюзанна больше не спрашивает меня о Джоне, она вообще мало разговаривает. На вопросы о самочувствии не отвечает. Все время твердит, что это плохое место, каждый раз просит забрать ее домой. «Гарри, когда ты заберешь меня домой? Гарри, я так хочу домой», – говорит она. Каждая встреча с Сюзанной для меня как пытка. Я не могу ей помочь. Единственная цель моих визитов – это убедиться, что Сюзанна относительно в нормальном состоянии, что она разговаривает, ест, что она опрятно выглядит.

– Значит, Сюзанна, как вы говорите, относительно нормально мыслит? – спросил я.

– Трудно за столь короткое время понять, что у человека в голове. Может, это «относительное здравомыслие» обусловлено лечением.

– Вы правы, Гарри. Терапия в таких вопросах очень важна.

В дверь постучали, и Картленд направился встретить официантов, так как личный помощник был отпущен домой. На часах была половина восьмого. Мы с Томасом убрали свои блокноты и бумаги, вышли из переговорной, чтобы помыть руки и предоставить возможность накрыть ужин.

– Что думаешь насчет Картленда, Эндрю? – спросил Томас.

– Думаю, что он честен с нами. Я за ним наблюдал, он нервничает, но не врет. На вопросы отвечает искренне.

– Согласен с тобой.

– Знаешь, Томас, я вообще не вижу никакой выгоды со стороны Картленда от содержания жены в психлечебнице. Их бы и так развели. А касательно материальных благ, думаю, что доходы Сюзанны смешны по сравнению с ежемесячными доходами Гарри.

– Это ты зря. Лучше меня знаешь, что мотивом может быть и ненависть, желание отмстить за гибель сына. Зачем Сюзанне наговаривать на мужа?

– Ну, знаешь, здоровые люди зачастую заблуждаются, не говоря о больных.

– Ты думаешь, что Сюзанна больна?

– Рано делать какие-либо выводы, Уэлш. Пойдем лучше поедим.

Мы вернулись в кабинет переговоров. Ужин был накрыт, а от наполнявших комнату ароматов есть захотелось еще сильнее.

– Я уже думал идти вас искать. Предлагаю приступить. Не знаю, как вы, а я изрядно проголодался.

Еда оказалась постой, но очень вкусной. Ужин проходил в тишине, но это никого не смущало. Когда с едой было покончено, Гарри сделал очередной телефонный звонок, чтобы кабинет прибрали.

– Не очень-то уютное помещение, – отметил я.

– Я не стал приглашать вас в свой кабинет, чтобы нас не отвлекали. Пять часов вечера – это довольно активное время, сотрудники часто заходят, не говоря о телефонных звонках. Не думал, что наша встреча настолько затянется. Комната переговоров снабжена всем необходимым, при этом обеспечивается достаточный уровень конфиденциальности. Здесь нет окон, что не дает возможности отвлекаться.

– Простите, что задерживаем вас, Гарри, – сказал Томас.

– Если только наш разговор вам чем-то поможет, то я готов задержаться еще на какое-то время.

– Давайте вернемся к Джону. Отношения между Сюзанной и сыном были сложные, верно? – спросил я.

– Сюзанна очень любила Джона. Она все свободное время посвящала нашему сыну. Водила его в школу, на занятия по шахматам и на футбол. У меня не так много свободного времени, сами понимаете. Не знаю почему, но Джон плохо относился к Сюзанне. Он капризничал, не всегда слушался. Один раз Джон ударил Сюзанну. Меня это удивило, тогда я серьезно поговорил с ним, объяснил, что подобное недопустимо.

Сейчас говорю с вами и понимаю, насколько Сюзанне было трудно.

Со мной Джон вел себя совершенно по-другому. Он был спокоен, доброжелателен. Особенно ему нравилось играть в шахматы. Это было в обязательной вечерней программе по воскресеньям.

– Но почему, Гарри?

– Знаете, доктор Саммерс, Сюзанна как-то задала мне тот же самый вопрос. «Почему, Гарри? Почему Джон так безобразно ведет себя со мной и так послушен с тобой?» – спрашивала она. У меня на этот счет есть только личные соображения. Мы водили Джона к психологу, по большей части из-за его отношения к Сюз. Психолог отметил, что интеллект Джона развит не по возрасту, а касательно поведения лишь то, что Джон вспыльчив и неусидчив. Дал некоторые рекомендации. Я бы сказал, что Джон был как камертон. Вы меня понимаете?

– Вы хотите сказать, что Джон тонко чувствовал настрой человека, который с ним рядом.

– Именно. Я по своей натуре очень спокоен. Да, я переживаю за многие вещи, но никогда не срываюсь на окружающих и не приношу проблемы домой. Сюзанне же свойственны перемены настроения, она могла вспылить. Джон очень хорошо это чувствовал и раздражался, сердился.

– Вы хотели забрать сына в новую семью?

– Для его же блага. Их совместная жизнь стала бы невыносимой. Только не подумайте, что я намеревался вводить ограничения на их совместное времяпрепровождение. Нет, у меня и в мыслях такого не было.

– Если Джон настолько хорошо все чувствовал, значит, он понимал, что происходит в вашей семье. Возможно, он слышал или сам догадался о разводе, мог что-то сказать по этому поводу Сюзанне. В целом мне все ясно.

– Мы уже спрашивали вас о клинике, Гарри. Что вы можете сказать о сотрудниках? – поинтересовался Томас.

– Первый человек, к которому я обратился, – Генри Стоун. Ранее я не был с ним знаком и договорился о встрече по телефону. Стоун, учитывая ситуацию, согласился принять меня вечером того же дня. Когда я увидел «Мизери Эсайлам», то был впечатлен, само здание очень необычное по архитектуре, одновременно и старинное, и современное. Все прилегающие территории содержатся в чистоте и порядке. Охрана обеспечивается по всему периметру.

На входе меня встретил охранник, попросил документ, удостоверяющий личность, после чего сделал звонок, запись в книге. Уже другой охранник вместе со мной поднялся на лифте до административного этажа, где меня встретил директор. Высокий худой мужчина в строгом костюме, глядя на Стоуна, можно было подумать, что ему самому нужна помощь. Он пригласил меня в свой кабинет и внимательно выслушал мой рассказ. Стоун пообещал уже на следующий день выделить для Сюзанны отдельный бокс. В этих боксах работают камеры видеонаблюдения, нет никаких предметов, которыми пациент смог бы нанести себе увечья, к самой палате прилегает уборная, где есть туалет и раковина. Как пояснил Стоун, пройти в палату может только лечащий врач или он сам. Двери таких боксов открываются электронными ключами, а окна стоят непробиваемые.

– Да, такие палаты больше походят на тюрьму, – вставил я. – Но это необходимая мера.

– Генри оказался очень деловым человеком, он, ко всему прочему, помог мне с документами.

– А что насчет лечащего врача?

– Доктор Бериш весьма приятный человек. Несмотря на свою занятость, он всегда уделяет мне время, рассказывает о состоянии Сюзанны. Кстати, Бериш был одним из психиатров, участвовавших в консилиуме по постановке диагноза.

– Судебное заседание, как понимаю, состоялось без участия Сюзанны? – спросил Уэлш.

– Да. Сюзанна была признана недееспособной, ее вина не была доказана. Свидетелей не было.

– Понятно. Спасибо, что согласились встретиться с нами, Гарри.

– Вряд ли я рассказал вам что-то, чего вы не знали. Но если вы сможете что-то прояснить, то, пожалуйста, свяжитесь со мной.

Мы пожали друг другу руки и попрощались. Картленд направился в свой кабинет. А мы с Томасом по домам.

– Не думаю, чтобы Картленд что-то скрывал, – сказал Томас.

– Согласен. Ясно, что дело тупиковое.

– Езжай домой, Эндрю, проспись. В этой истории у меня осталась только надежда на тебя. Может, я зря воспринял всерьез анонимное письмо, а Сюзанна действительно больна. Может, Джон сам выпрыгнул из окна или оступился, угрожая матери. Как сказал Картленд, наверняка знает только один человек – Сюзанна.