Текст книги "Анабасис"

Глава IV

(1) Затем эллины и Арией, расположившиеся лагерем поблизости друг от друга, ждали Тиссаферна больше 20 дней. В течение этого времени к Ариейю прибыли его братья и другие родственники, а к его приближенным – несколько персов. Они ободряли их, а кое-кто именем царя даже ручался, что он не будет помнить зла с их стороны, имея в виду как поход против него совместно с Киром, так и другие случаи в прошлом^[11]. (2) После этого приближенные Ариейя явно стали хуже относиться к эллинам. Это вызвало неудовольствие многих эллинов, и они, придя к Клеарху, сказали ему и другим стратегам: (3) «Чего мы медлим? Разве мы не понимаем, что царь больше всего хотел бы погубить нас, чтобы и другие эллины побоялись идти войной на великого царя? Сейчас он склоняет нас к ожиданию, так как его войска разбросаны. Но когда он вновь соберет их, то, наверное, нападет на нас. (4) Может быть, он в каком-нибудь месте либо перекапывает дорогу, либо строит поперек нее стену, чтобы сделать ее непроходимой. Ведь никогда по доброй воле он не допустит, чтобы мы, придя в Элладу, рассказали, как наше столь малочисленное войско победило царя у самых его дверей и как мы ушли, насмеявшись над ним». (5) Клеарх отвечал тем, кто так говорил: «Все это я взвесил и пришел к заключению, что если мы теперь уйдем, то подумают, будто мы уходим с воинственными намерениями и преступаем договор. Тогда никто не предоставит нам возможности закупать продовольствие и нам неоткуда будет его доставать и, кроме того, у нас не окажется проводника. Если мы поступим таким образом, то Арией тотчас же отпадет от нас и у нас вовсе не останется друзей, а те, которые раньше были нашими друзьями, превратятся во врагов. (6) Мне неизвестно, находится ли на нашем пути еще какая-либо река, но я знаю, что невозможно переправиться через Евфрат при противодействии врагов. А на тот случай, если нам придется сражаться, у нас даже нет поддержки в виде конницы, в то время как вражеская конница многочисленна и очень хороша. Поэтому в случае победы какой урон сможем мы нанести врагу? А в случае поражения никто из нас не спасется. (7) Я не понимаю, почему царю, располагающему такими богатыми возможностями, понадобилось, если он действительно задумал нас погубить, давать клятву и свою правую руку и тем самым оказаться клятвопреступником перед лицом богов и превратить доверие, каким он пользуется у эллинов и варваров, в недоверие». Он многое говорил в этом роде.

(8) Тем временем прибыл Тиссаферн со своим войском, видимо, намереваясь идти домой, а также Оронт со своей воинской силой. (9) Он вез с собой также дочь царя, выданную за него замуж. Отсюда они двинулись в путь, причем вел Тиссаферн, и он предоставлял войскам возможность закупать продовольствие. Вместе с Тиссаферном и Оронтом шел и Арией с варварским войском Кира и располагался лагерем вместе с ними. (10) А эллины, относившиеся к ним с подозрением, шли сами по себе, имея своих проводников. И лагерь они всякий раз разбивали вдали от них, на расстоянии парасанга или несколько больше. Обе стороны остерегались друг друга, словно они были врагами, и это тоже возбуждало ненависть. (11) Иногда во время сбора в одном и том же месте дров, корма для скота и других подобных вещей они вступали друг с другом в драку, и это тоже давало пищу вражде.

(12) Сделав три перехода, они подошли к так называемой Мидийской стене^[12] и миновали ее. Она построена из обожженных кирпичей, положенных в бетон. Ширина ее равняется 20, высота – 100 футам, а длина, как говорят, – 20 парасангам. Она находится недалеко от Вавилона. (13) Оттуда они прошли в два перехода 8 парасангов и пересекли два канала, один по мосту, другой по семи судам, при помощи которых были соединены оба берега. Каналы проведены от реки Тигра, от каналов по всей стране прорыты рвы, сперва большие, а дальше меньших размеров; под конец идут маленькие канавы, какие можно видеть в Элладе на полях, засеянных просом.

Наконец, они достигли реки Тигр, около которой находится большой и многолюдный город по имени Ситтака, отстоящий от реки на 15 стадий. (14) Эллины разбили палатки у города, близ большого прекрасного парка, густо поросшего деревьями всевозможных пород, в то время как варвары перешли через Тигр, после чего они скрылись из виду. (15) После ужина Проксен и Ксенофонт прогуливались впереди расположения войска, и какой-то человек, подойдя к передовым постам, осведомился, где он может видеть Проксена или Клеарха. О Меноне он не осведомился, хотя и пришел от Ариейя, связанного с Меноном узами гостеприимства. (16) Когда Проксен сказал: «Я тот, кого ты ищешь», – этот человек сообщил следующее: «Меня послали Арией и Артаоз, люди, верные Киру и расположенные к вам, и они просят вас остерегаться ночного нападения со стороны варваров, так как в близлежащем парке находится многочисленное войско. (17) Они также советуют послать охрану на мост через Тигр, так как Тиссаферн намеревается разрушить его ночью, чтобы лишить вас возможности переправы и тем самым запереть вас между рекой и каналом». (18) Выслушав его, они (Проксен и Ксенофонт) привели этого человека к Клеарху и передали последнему его слова. А Клеарха это известие сильно встревожило и испугало.

(19) Но некий присутствовавший там юноша^[13], поразмыслив, сказал, что оба действия, т. е. нападение (на эллинов) и разрушение моста, взаимно друг друга исключают. Ведь ясно, что нападающие варвары должны будут либо победить, либо быть побежденными. Если они победят, то зачем им разрушать мост? Ведь, даже при наличии многочисленных мостов, нам некуда тогда будет спасаться бегством. (20) А если победа останется за нами, то в случае разрушения моста им самим некуда будет бежать и из стоящих по ту сторону реки войск, хотя бы они и были очень многочисленны, никто не окажется в состоянии прийти к ним на помощь.

(21) Клеарх спросил вестника, велика ли та область, которая находится между Тигром и каналом? Тот ответил, что она пространна и в ней имеются многочисленные и большие деревни и города. (22) Тогда не осталось сомнений в том, что варвары подослали этого человека, боясь, чтобы эллины, перейдя мост, не остались на острове, защищенном с одной стороны Тигром, с другой – каналом; продовольствие они могли бы получать из данной области, которая была велика и богата и где также не было недостатка в рабочих руках. А кроме того, там мог быть создан плацдарм на тот случай, если бы кто-нибудь захотел напасть на царя.

(23) Затем они предались отдыху. Все же на мост послали охрану. (24) Согласно ее донесению, никто ни с какой стороны не нападал на мост и никто из врагов даже не приближался к нему. С наступлением утра эллины, соблюдая большую осторожность, начали переходить через мост, составленный из 37 судов. Дело в том, что некоторые из состоявших при Тиссаферне эллинов сообщили, будто он собирается напасть во время переправы. Но и это оказалось ложным. Правда, во время переправы появился Глус в сопровождении отряда и следил за тем, действительно ли эллины будут переходить реку, но, убедившись в этом, он удалился.

(25) От Тигра они прошли в четыре перехода 20 парасангов до реки Фуска, шириной в плетр; там имелся мост. В этом месте находится большой город по имени Опис. У этого города эллинам повстречался незаконнорожденный брат Кира и Артаксеркса, который вел из Суз и Экбатан большое войско на помощь царю. Остановив свое войско, он стал смотреть на проходивших мимо эллинов. (26) Клеарх приказал эллинам идти, построившись по два человека в ряд, и двигаться вперед, время от времени приостанавливаясь. Благодаря этому, пока передовой отряд стоял на месте, все войско, по необходимости, также останавливалось. Таким образом, и самим эллинам показалось, будто их войско очень велико, а наблюдавший перс был поражен. (27) Отсюда они прошли по пустыне Мидии^[14] в шесть переходов 20 парасангов до деревень Парисатиды^[15], матери Кира и царя. Глумясь над памятью Кира, Тиссаферн предоставил их эллинам на разграбление, не позволив только уводить рабов. Там было много хлеба, мелкого скота и другого имущества. (28) Отсюда они прошли по пустыне в четыре перехода 20 парасангов, имея реку Тигр с левой стороны. На первом переходе на той стороне реки стоит большой и богатый город по имени Кены, откуда варвары привезли на кожаных ладьях^[16] пшеничный хлеб, сыр и вино.

Глава V

(1) 3атем они прибыли к реке Манату, шириной в 4 плетра, и пробыли там 3 дня. В это время, правда, существовали подозрения, но злые умыслы не проявлялись открыто. (2) Клеарх все же решил повидаться с Тиссаферном и, если это окажется возможным, положить предел обоюдному недоверию, пока оно еще не привело к войне. Он послал сказать, что желает встретиться с ним, и Тиссаферн с готовностью пригласил его к себе.

(3) Когда они сошлись, Клеарх сказал: «Тиссаферн, мы дали клятвы и обещали не причинять друг другу зла. Однако я вижу, ты охраняешь себя от нас, словно мы твои враги, и мы, заметив это, также охраняем себя. (4) Но поскольку, присматриваясь, я не заметил, чтобы ты старался причинить нам зло, а с другой стороны, я уверен, что мы даже и не замышляем ничего подобного по отношению к тебе, то я решил поговорить с тобой и постараться устранить обоюдное недоверие. (5) Ведь известно, что, опасаясь друг друга из-за клеветы или подозрений, люди часто слишком поспешно действуют, стремясь предотвратить беду, и причиняют неисчислимые бедствия лицам, не имеющим дурных намерений и даже не помышляющим ни о чем подобном. (6) Полагая, что такое безрассудство можно всего лучше пресечь путем беседы, я явился к тебе, желая доказать, что ты не доверяешь нам без всяких оснований. (7) Во-первых – и это всего важнее, – клятвы, произнесенные перед лицом богов, запрещают нам враждовать друг с другом. Я не хотел бы быть на месте человека, сознающего себя нарушителем подобных клятв. Куда, думается мне, и с какой скоростью надо бежать, чтобы спастись от гнева богов? Способен ли самый густой мрак скрыть этого человека и в какой крепости он может найти защиту? Ведь в мире все подчинено богам, и они равным образом над всем властвуют. (8) Так я полагаю о богах и клятвах, при помощи которых мы сообща установили дружбу и утвердили ее. А что касается до дел человеческих, то я полагаю – в настоящее время ты являешься для нас высшим благом. (9) Ведь при тебе всякая дорога для нас доступна, через всякую реку мы можем переправиться, и нет у нас недостатка в продовольствии; и без тебя нам придется плутать во мраке, так как мы не знаем пути, каждая река – препятствие, каждое скопление людей внушает, страх, но еще страшнее пустыня, так как она полна безмерных бедствий. (10) Но если, обезумев, мы все же решились бы погубить тебя, нашего благодетеля, то разве мы достигли бы этим чего-нибудь, кроме войны с царем, новым и самым могущественным противником – эфедром? ^[17] В то же время ты сейчас увидишь, каких великих надежд я сам мог бы лишиться, допустив дурной по отношению к тебе поступок. (11) Я стремился стать другом Кира, полагая, что он был тогда наиболее способен – при желании – осчастливить человека. Теперь я вижу в тебе человека, облеченного властью Кира, получившего его область и сохранившего, кроме того, и свою собственную; а царское войско, которое было враждебно Киру, является для тебя союзным. (12) Раз это так, то неужели найдется такой безумец, который не пожелал бы стать твоим другом? Но я упомяну также о тех обстоятельствах, которые подают мне надежду на то, что и ты со своей стороны склонишься к дружбе с нами. (13) Мне известно, что мисийцы доставляют вам много хлопот, и я полагаю, что с имеющимися у меня силами я смог бы привести их к покорности. Это относится и к писидийцам. Да, по слухам, и многие другие народы ничем от них не отличаются, и я, думается, мог бы устранить эту непрестанную помеху вашему благополучию. Что же касается до египтян, на которых вы, как я знаю, особенно гневаетесь, то разве существует какая-либо иная сила, кроме той, которая сейчас находится при мне, при помощи которой вы были бы в состоянии достаточно их наказать? ^[18] (14) Ведь, имея нас при себе, ты вернулся бы домой самым могущественным другом для своих соседей или, если кто-нибудь из них стал бы враждовать с тобой, полновластным его господином. Мы ведь служили бы тебе не только ради жалованья, но также из благодарности за наше спасение. (15) Когда я размышляю обо всем этом, твое недоверие к нам кажется мне столь непонятным, что я с радостью услышал бы имя того необычайно красноречивого человека, который сумел убедить тебя в наших против тебя кознях». Так говорил Клеарх, а Тиссаферн ответил следующим образом:

(16) «Я радуюсь, Клеарх, слушая твои разумные речи. Мне кажется, ты понял, что, желая мне зла, ты тем самым злоумышляешь против самого себя. В свою очередь, выслушай меня и пойми, что также несправедливо было бы с вашей стороны не доверять царю или мне. (17) Неужели ты думаешь, что при желании погубить вас у нас не хватило бы всадников, пехоты или вооружения, при помощи которых нам не трудно было бы разбить вас, не подвергаясь никакой опасности понести поражение? (18) Или тебе кажется, что у нас нет подходящих для нападения местностей? Разве вам не придется с большим трудом проходить по бесчисленным равнинам^[19], жители которых дружественно к нам расположены? Разве вы не видите перед собой горные хребты, непроходимые для вас, если бы нам удалось предварительно их занять? Разве недостаточно рек, у берегов которых нам легко было бы, сражаясь, уничтожить вас по частям? Среди них есть и такие реки, которые вы и вообще не сумели бы перейти без нашей помощи. (19) Допустим даже неудачу во всех этих начинаниях, но огонь все же сильнее посевов. Мы могли бы сжечь поля и поставить вас лицом к лицу с голодом, а с ним вы не в состоянии справиться при всей вашей храбрости. (20) Почему же, располагая столькими возможностями для борьбы с вами, из которых к тому же ни одна не связана с риском, мы должны выбрать тот способ, который один только и является нечестивым перед богами и позорным перед людьми? (21) Те, что стремятся достичь чего-либо путем ложной клятвы перед богами и вероломства перед людьми, – это совершенно беспомощные, находящиеся в затруднении и нужде и притом дурные люди. Мы, Клеарх, не таковы, мы не безрассудны и не слабоумны. (22) А почему, имея возможность погубить вас, мы не сделали этого? Да будет тебе известно: причина этого – мое горячее желание заслужить доверие эллинов. Я хотел бы, чтобы наемные войска, с которыми Кир пришел сюда, полагаясь на них потому, что он выплачивал им жалованье, совершили обратный поход со мной, оставаясь надежными в силу оказанного им благодеяния. (23) Ты уже упомянул о том, какие услуги вы можете мне оказать, но мне известна еще одна – и самая из них главная: только одному царю приличествует носить прямую тиару^[20], но, опираясь на вас, и всякий другой мог бы свободно о ней мечтать».

(24) Эти речи показались Клеарху правдивыми, и он сказал: «Разве те, которые попытались путем наговоров сделать нас врагами, когда налицо столько причин для дружбы, не заслуживают тягчайшего наказания?» (25) Тиссаферн ответил: «Что касается до меня, то, если только вы, стратеги и лохаги, согласитесь прийти ко мне, я открыто назову тех, которые говорят, будто ты злоумышляешь против меня и моего войска». (26) Клеарх сказал: «Я всех приведу и также открою тебе, откуда мне доносят на тебя». (27) После этого Тиссаферн радушно попросил Клеарха остаться у него и пригласил его к обеду.

Когда Клеарх на следующий день вернулся в лагерь, было ясно, что он вполне верит дружбе Тиссаферна. Он передал содержание его речей и убеждал пойти к Тиссаферну тех, кого тот пригласил, а уличаемых в клевете [эллинов] приказал наказывать как изменников и злоумышленников против своего народа. (28) Он подозревал, что клеветником является Менон, так как знал о свидании его с Тиссаферном в присутствии Ариейя, а также о его неприязни к себе и кознях с целью получить в свои руки все войско и таким путем стать другом Тиссаферна. (29) В то же время Клеарх хотел все войско расположить в свою пользу и удалить из него своих противников. Некоторые солдаты возражали ему, советуя не посылать всех лохагов и стратегов и не верить Тиссаферну. (30) Но Клеарх сильно настаивал, пока не добился того, что решено было отправить 5 стратегов и 20 лохагов. Их сопровождали под предлогом посещения базара около 200 солдат.

(31) Когда они дошли до ставки Тиссаферна, стратегов пригласили войти, а именно: Проксена-беотийца, Менона-фессалийца, Агия-аркадянина, Клеарха-лаконца и Сократа-ахейца; лохаги же остались снаружи. (32) Немного времени спустя, по одному сигналу, находившиеся внутри были схвачены, а оставшиеся снаружи – убиты. После этого конный отряд варваров пронесся по равнине, убивая всех встречавшихся эллинов, как рабов, так и свободных. (33) Эллины, наблюдавшие из лагеря эту скачку, были поражены и не принимали никакого решения, пока не прибежал, поддерживая руками свои кишки, аркадянин Никарх, раненный в живот, и не рассказал обо всем свершившемся. (34) Тогда эллины в страхе побежали к оружию, так как они думали, что варвары тотчас же набросятся на лагерь.

(35) Но к лагерю явились только Арией, Артаоз и Митридат, когда-то близкие Киру люди. Эллинский переводчик уверял, будто он видит и узнает среди них и брата Тиссаферна. С ними вместе пришло и человек 300 персов в панцирях. (36) Подойдя на близкое расстояние, они предложили выйти вперед лохагам и стратегам, если таковые имеются у эллинов, чтобы сообщить им повеление царя. (37) Тогда, в сопровождении охраны, выступили вперед эллинские стратеги Клеанор-эрхоменец и Софенет-стимфалиец, а вместе с ними и Ксенофонт-афинянин, желавший узнать судьбу Проксена. Хирисоф отсутствовал, так как он вместе с отрядом солдат добывал тогда продовольствие в какой-то деревне. (38) Когда они остановились на таком расстоянии, что можно было расслышать произносимые слова, Арией сказал: «Эллины, Клеарх получил возмездие и умер за то, что он оказался клятвопреступником и нарушителем договора. А Проксен и Менон за сообщение о его злом умысле находятся у нас в большом почете. От вас же царь требует сдачи оружия; он говорит, что оно принадлежит ему, так как это было оружие Кира, его раба»^[21]. (39) На это эллины ответили следующим образом, причем говорил Клеанор-орхоменец: «О, презреннейший из людей, Арией, и вы все, бывшие друзья Кира, разве вы не стыдитесь ни богов, ни людей, вы, которые поклялись иметь общих с нами друзей и врагов и тем не менее, изменив нам вместе с Тиссаферном, самым безбожным и самым коварным человеком, погубили тех самых людей, которым приносили клятвы, и, предав нас остальных, теперь приходите к нам вместе с нашими врагами?» (40) Арией сказал: «Клеарх первый был уличен в злоумышлении против Тиссаферна, Оронта и всех нас, состоявших при них». (41) На это Ксенофонт ответил: «Пусть так; если Клеарх действительно, вопреки клятве, нарушил договор, то он получил по заслугам, ибо справедливость требует казни клятвопреступников. Что же касается до наших стратегов, Проксена и Менона, которые оказались вашими благодетелями, то пошлите их сюда. Ведь ясно, что они, как друзья обеих сторон, посоветуют самое лучшее, как для вас, так и для нас». (42) После этого варвары в течение долгого времени совещались друг с другом и удалились, не дав никакого ответа.

Глава VI

(1) Схваченные таким образом стратеги были увезены к царю и казнены: им отсекли головы^[22]. Один из них, Клеарх, по общему мнению всех лично его знавших, был человек не только искусный в воинском деле, но и в высшей степени воинственный. (2) Так, пока лакедемонцы вели войну с афинянами^[23], он оставался в своем отечестве, но когда наступил мир, он убедил свое правительство в том, что фракийцы обижают эллинов, и, добившись всевозможными средствами согласия эфоров^[24], отплыл для ведения войны против фракийцев, живущих за Херсонесом и Перинфом. (3) Изменив свое решение, когда он уже отплыл, эфоры пытались вернуть его обратно от Истма^[25], но Клеарх их не послушался и продолжал плыть к Геллеспонту. (4) Тогда за неповиновение он был приговорен к смерти высшей властью в Спарте. Уже будучи изгнанником, он направился к Киру. Каким образом он расположил его к себе, рассказано в другом месте. (5) Кир дал ему 10 000 дариков, и, приняв их, он не предался праздности, но собрал на эти деньги войско и повел войну с фракийцами. Победив их в сражении, он после этого грабил и разорял их страну и жил войной до тех пор, пока войско не потребовалось Киру. Тогда он отбыл для того, чтобы снова воевать вместе с Киром. (6) Мне кажется, что такие поступки свидетельствуют о воинственности человека: имея возможность жить мирно, не унижаясь и ничего не теряя, он предпочитает вести войну; вместо того чтобы предаться праздности, он трудится (т. е. воюет) и спокойному наслаждению богатством предпочитает трату денег на военные цели. Клеарх так же охотно бросал деньги на войну, как другие […] на какую-либо утеху. Вот до какой степени он любил войну. (7) А искусным в военном деле его считали потому, что он любил опасность, днем и ночью нападал на врагов и не терялся в трудных обстоятельствах, как в один голос утверждают все воевавшие вместе с ним. (8) Известно также, что он был прекрасным военачальником, поскольку это совместимо со свойственным ему характером. Так, он умел лучше кого бы то ни было заботиться о продовольствии для войска и заготовлять его, а также внушать окружающим повиновение. (9) Этого Клеарх достигал строгостью. Он был мрачен на вид, имел резкий голос и наказывал он жестоко, иногда в порыве гнева, и порой потом сам в этом раскаивался. (10) Но карал он по убеждению, так как понимал, что войско, в котором не существует наказаний, никуда не годится. Рассказывают даже, будто он говорил, что солдат должен бояться своего начальника больше, чем врагов, когда требуется стоять в карауле, покидать своих друзей или беспрекословно идти на неприятеля. (11) Поэтому в трудных обстоятельствах солдаты слушались его одного и не обращались ни к кому другому. Они говорили, что тогда его мрачность как бы становилась более светлой, а суровость направлялась против врагов и оказывалась спасительной, а не страшной. (12) Но когда миновала опасность и являлась возможность уйти под начало к другому вождю, многие покидали его, так как в нем не было ничего привлекательного, он всегда был сердит и суров, и солдаты чувствовали себя перед ним как дети перед учителем. (13) При нем никогда не было ни одного человека, следовавшего за ним из дружбы или расположения. А теми, кто был подчинен ему либо по постановлению правительства, либо из-за нужды, или в силу какой-нибудь другой необходимости, он распоряжался, держа их в строгом повиновении. (14) Когда солдаты под его предводительством одолевали врагов, то многое побуждало их совершать блестящие подвиги: тогда проявлялась смелость перед лицом врага, а страх наказания поддерживал в них дисциплину. (15) Таков был Клеарх как военачальник. А служить под началом другого он, как говорят, не очень-то любил. Он умер, когда ему было около 50 лет.

(16) Проксен-беотиец с детских лет мечтал стать человеком, способным на великие дела, и ради этого он за плату учился у Горгия из Леонтины^[26]. (17) Проведя с ним некоторое количество времени и уже считая себя способным начальствовать, а также водить дружбу с лучшими людьми и не уступать им в умении платить добром за добро, он присоединился к предприятию Кира. Он надеялся таким образом прославиться, получить большое влияние и разбогатеть. (18) Но было совершенно ясно, что, горячо стремясь к этому, он не станет добиваться своей цели недостойными средствами. Только при помощи справедливости и доблести хотел он получить все эти блага, а в противном случае готов был от всего отказаться. (19) Он мог управлять честными и доблестными людьми, однако не умел внушать своим солдатам ни почтительности, ни страха и совестился своих подчиненных больше, чем те его. Он больше боялся заслужить ненависть солдат, чем те боялись не оказать ему повиновения. (20) По его мнению, для того чтобы быть и считаться начальником, достаточно было хвалить за хорошие дела и не хвалить за постыдные. Поэтому окружавшие его хорошие и доблестные солдаты любили его, а дурные строили против него козни, как против человека, которого нетрудно провести. Он умер, когда ему было около 30 лет.

(21) Известно, что Менон-фессалиец изо всех сил стремился к богатству и желал власти и почета ради того, чтобы побольше захватить. Он также искал дружбы самых могущественных людей с целью безнаказанно вершить дурные дела. (22) Самый краткий путь к намеченной цели, по его мнению, вел через клятвопреступление, ложь и обман, а открытый образ действия и любовь к правде приличествовали глупцам. (23) Насколько можно было заметить, он никого не любил, но если он уверял кого-нибудь в дружбе, то несомненно скрывал злой против него умысел. Он никогда не насмехался над врагами, но обо всех окружающих всегда отзывался с насмешкой. (24) И он не помышлял о захвате имущества врагов, так как полагал, что трудно захватить богатства у людей, находящихся настороже. Но что касается богатства друзей, то он, хвалясь этим как своим открытием, полагал, что захватить его легко, как имущество неохраняемое. (25) Тех, кого он знал как клятвопреступников и людей несправедливых, он опасался как лиц, хорошо защищенных, а с теми, кто был благочестив и праведен, он поступал как с людьми слабыми. (26) В то время как другие гордятся благочестием, правдой и честностью, Менон гордился способностью обманывать, изобретать ложь, насмехаться над друзьями, ибо он всегда считал людей, не способных на хитрости, дураками. Когда он хотел стать чьим-нибудь лучшим другом, то клеветал на других его друзей и думал таким образом достичь своей цели. (27) А добиваясь послушания со стороны солдат, он думал достичь этого путем совместного участия в дурных поступках. Он требовал уважения к себе и почета, намекая на то, что мог бы при желании сделать людям много зла. Когда кто-нибудь покидал его, он считал большим со своей стороны благодеянием, что не погубил его, пока еще пользовался услугами этого человека. (28) Можно еще ошибаться, когда речь идет о его делах, не ставших общим достоянием, но вот что известно всем. У Аристиппа он добился начальства над наемниками, еще будучи цветущим юношей, а у варвара Ариейя […] он [еще в юношеском возрасте] тоже стал самым близким человеком […]. (29) Когда погибли его товарищи стратеги за то, что вместе с Киром отправились в поход против царя, он, совершивший то же самое, уцелел. Но он был казнен по приказанию царя после смерти других стратегов, и не так, как Клеарх и его товарищи, путем отсечения головы, что считается самым скорым видом смерти, – говорят, он окончил свою жизнь как злодей, в течение года подвергаясь мучениям.

(30) Агий-аркадянин и Сократ-ахеец также погибли, над ними никто не насмехался за трусость на войне и никто не порицал их за дурное отношение к друзьям. Обоим было примерно по 35 лет от роду.

^[1] Демарат – спартанский царь. Он был лишен сана как незаконный сын царя Аристона, бежал к персидскому царю Дарию I и принимал участие в походе Ксеркса на Грецию. В благодарность за содействие персидский царь отдал Демарату в наследственное владение полугреческие города Мисии – Тевфранию и Алисарну (Геродот, VI, 65 сл. – Ксенофонт. Греческая история, III, I, 6). Известны и другие случаи, когда греческие государственные деятели бежали к персидскому царю и получали от него в дар целые области, например Фемистокл (Фукидид, I, 138) и Гонгил (см. текст, VIII, VIII, 8 и др.). Эти лица были полновластными правителями данных областей и пользовались доходами с них, но были обязаны поставлять войска персидскому царю по его требованию. Гонгил и Фемистокл даже имели право чеканить монеты.

^[2] О греке Фалине, пользовавшемся доверием Тиссаферна, известно, что он был родом из Закинфа – острова у западного побережья Греции. Его имя упоминается также Диодором (XIV, 25, 1) и Плутархом (Артаксеркс, 13) в связи с теми же эпизодами похода наемников Кира. Никаких других известий о нем не сохранилось.

^[3] Некоторые ученые думают, что под именем Феопомпа Ксенофонт вывел самого себя (см.: Анабасис. Издание К. Крюгера, 1830 г., Ed. Meyer. Geschichte des Altertums, B. V. S. 185 etc.), но это не согласуется с фразой «Анабасиса» (II, 1, 14) «…другие, говорят, выступали», из которой следует, что Ксенофонт рассказывает об этих переговорах с чужих слов.

^[4] Во время царствования Дария II в Египте произошло восстание, которое привело к полному отложению страны от Персии и воцарению там фараонов. Попытки Артаксеркса II Мнемона вновь подчинить себе Египет окончились неудачей.

^[5] Тигр – одна из крупнейших рек Передней Азии, берет свое начало в западной Армении, течет на юг почти параллельно Евфрату, образуя вместе с этой рекой так называемое Двуречье (точнее Междуречье) – Месопотамию, впадает в Персидский залив.

^[6] Быки, кабаны и бараны обычно закалывались греками при произнесении самых священных клятв.

^[7] Первые этапы отступления греков из-под Кунаксы не вполне ясны, так как в этой части рассказа Ксенофонта, по-видимому, спутаны некоторые географические названия, а другие, как, например, приток Тигра Малый Заб, совсем пропущены. Перейдя через Тигр по мосту на дороге из Вавилона в Сузы, войско направилось на север вдоль восточного берега Тигра.

^[8] Элеец – житель Элеи (иначе Элиды), области, расположенной в северо-западной части Пелопоннеса.

^[9] В вольном строю расстояние от одного бойца фаланги до другого (от копья до копья соседнего солдата и от груди его до груди солдата, стоявшего за ним в следующем ряду) составляло примерно 1,85 м. В боевом, густом строю те же расстояния составляли примерно 0,90 м.

^[10] Ирригационная система каналов и рвов в вавилонской области имела огромное значение для плодородия страны. Она существовала еще в глубокой древности (в пятом-четвертом тысячелетиях), в ту эпоху, когда в данной местности обитали шумерийцы. Вавилонская земля славилась в древности своим плодородием; между прочим, евреи представляли себе существование рая в области между Тигром и Евфратом, т. е. в Вавилонии. Геродот (I, 193) следующим образом описывает эту страну и ее сельское хозяйство: «Земля ассириян (т. е. вавилонян) орошается дождем мало; дождевой воды достаточно только для питания корней хлебных растений; вырастает же посев и созревает хлеб при помощи орошения из реки; река эта не разливается, впрочем, по полям, как в Египте; орошают здесь руками и с помощью насосов. Вавилония вся, так же как и Египет, изрезана каналами; наибольший из них – судоходный – тянется от Евфрата на юг до другой реки – Тигр, – на которой лежит город Нин. Эта страна – плодороднейшая из всех нам известных в отношении хлеба; во всем остальном она терпит крайний недостаток, например во фруктовых деревьях, каковые – фига, виноград, олива. Напротив, плоды Деметры здесь так обильны, что обыкновенно земля родит сам-двести, а при наибольшем урожае сам-триста… Оливкового масла они вовсе не употребляют, а приготовляют себе масло из сезама (кунжута). Пальмы растут у них по всей равнине; большинство их приносит плоды, из которых приготовляются хлеб, вино и мед».