Текст книги "Утро приходит всегда. Билет на полфильма"

Глава 4

Осень всё глубже впивалась своими цепкими когтями в гнойное и смердящее тело Москвы – поливала головы жителей дождями химических примесей, заполняла выбоины на асфальте жидкостью с разноцветной бензиновой плёнкой на поверхности, срывала последние листья с ущербных деревьев – и без того убогая столица проваливалась в протяжный, кошмарный сон. Давно закончились все отпуска, оставив за собой в памяти лишь яркие фотографии, прекратились выезды по дачам – пришла очередь наживаться владельцам кабаков. Настало время романтических долбоёбов, грезящих о пледах и чашках горячего чая перед телевизором. Блядь, вот хоть кто-нибудь был бы счастлив из тех, кому удалось провести выходной именно так – чай, плед. Хер-с-два! Куча фото в соцсетях с книгой в руке и комментарии к этим фото – всё, чем наслаждаются людишки. Если мне на самом деле ахуенно в эти моменты, мне нет нужды рассказывать об этом остальным, это моё личное дело. Каким-то тухленьким пиздежом попахивает от подобных псевдоромантиков в их псевдопиздатых выходных. Тех, кто счастлив, не видно, они заняты своим счастьем, а не развлечением публики.

Всё чаще приступы депрессии, всё больше покалеченных тел, извлечённых из-под поездов в метро. Город давит, город обезоруживает, город перекрывает кислород. Чёрт возьми! Я сейчас пущу слезу, перечитывая свою писанину! Впору петлю на шею накинуть – до того всё гадко и противно. Конечно, я этого не сделаю. По крайней мере, сейчас. Сейчас я в силах поднять своё настроение минут на двадцать – этого вполне достаточно, если учесть, что в остальное время я готов выброситься из окна. Полёт, правда, будет недолгим – этаж-то первый, зато хоть какое-никакое развлечение. Блядство! Ненавижу своё такое состояние – живой труп, не иначе! Ни мыслей, ни желаний – ни-че-го! Валяюсь, уставившись в потолок, подчиняясь лишь уловкам накатывающего сна – закрываю глаза, почти сплю. Час назад от меня уехала подружка. Ээээ… Подружка… Если я встречался с ней больше двух-трёх раз, значит, она может смело себя так назвать. Пусть называет, мне по хуй, а ей приятно. В общем, она уехала, чем нисколько не огорчила меня, даже наоборот – повернувшись на левый бок, я не упрусь лицом в чьё-то лицо – меня это устраивает. Секс с ней – как утренняя чистка зубов, вялая, монотонная, но необходимая процедура. Нет худа без добра – сразу же, после первого раза она отворачивается и засыпает. А сейчас она уехала. Я даже не вставал, предоставив ей самой распорядиться душем и дверью – ключ она оставляет тут же под ковриком. По мне – так это идеальный секс холостяка.

Меня обволокла мерзкая слизь лени и безразличия. Если вы когда-нибудь держали в руках лягушку, вспомните это препротивное ощущение. Именно такое ощущение у меня сейчас – казалось, я целиком утоп в отвратительной перхоте, вызывающей приступы тошноты. Хуже может быть только в том случае, когда одноразовая сучка, не оставив ни номера телефона, ни своего имени исчезает из твоей кровати поутру, прихватив заодно конвертик с деньгами, которыми через пару-тройку дней ты собирался оплатить проживание в этой грёбаной квартире.

Я уснул. Потом снова проснулся. Обстановка вокруг ни чуточки не изменилась, лишь бурчание в животе извещало о том, что пора бы уже подкрепиться. Мой холодильник ещё не успел избавиться от десятка искусственных яиц, снесённых десятком искусственных куриц (или курей, хер знает, по моему так и не решён этот вопрос) где-то в Подмосковье. Капелька масла, отстрелившая от сковороды с прошкрябанным тефлоном, угодила прямиком в ухо. Блядь, даже пожрать нормально не удаётся! Кое-как покончив с готовкой и поеданием зародышей куриц (или курей), я напялил джинсы, прихватил куртку и вырвался на свободу из своего комнатного заключения. Ничего приятного прогулка не предвещала – было пиздец как холодно на улице и пиздец как уныло на душе, но и валяться я устал. «Устал валяться» – когда ещё это от себя услышу?! До парка «Царицыно» пятнадцать минут ходьбы – может там мне откроются тайны мироздания?

В это время года несложно отыскать свободное место на лавочке – все сплошь свободны. Я примостился на одну из них, не смущаясь грязных разводов на окрашенном дереве. Давненько мне не приходилось разгуливать по паркам. А, нет, вру. Две недели назад я вот так же рассиживал именно на этой лавке, усадив себе на колени очаровательную девицу, вовсю старающуюся понравиться. Наизусть читала Есенина, красиво рассуждала о вечной любви и чуть ли не о рыцарях в сияющих доспехах. Я старательно прощал ей нежно-розовые сказки – что поделать, возраст! Не удивлюсь, если в её мечтах я и был тем самым рыцарем, ворвавшимся в жизнь прекрасной принцессы жданно-гаданно. Через час, трахая наивную мечтательницу в тепле и уюте, я не испытывал угрызений совести – кто-то должен был приземлить юное создание, показать, что подвигов совершать не будет никто, а вот попытаться поиметь захотят многие. Надеюсь, мой урок пошёл ей на пользу.

Мимо не спеша прошагала влюблённая парочка – наверное, совсем недавно начали встречаться – так тесно они прижимались друг к другу. Или девушка вконец заебала парня: «Ты меня совсем не любишь и не обнимаешь!» и бедолаге пришлось покрепче стиснуть объятия, чтобы та побыстрее заткнулась. Не знаю, мне совершенно похуй на обоих. Знаю только одно – моя задница отсырела на влажной лавке и просится домой. Отказывать своей заднице не имеет смысла и я обогнал парочку, торопясь к себе в квартиру, где, конечно, всё оставалось по-прежнему. Джинсы забросил в корзину для грязного белья, а сам встал под струи горячей воды. Под душем я простоял не меньше пятнадцати минут совершенно без движения, пытаясь согреться. Однако, мелкая дрожь не оставляла меня. Не хватало ещё заболеть. А вот теперь к месту чашка чая с мёдом и плед. Тонкий клетчатый плед из IKEA. Среднедельный выходной. Сегодня четверг? Пятница? Потерял счёт дням, смысл которых, впрочем, неразличим, значит – невелика потеря. Все мои друзья оказались озабочены повседневностью – работа, командировки, семья, лишь я один сибаритствую – валяюсь на кровати и наблюдаю по телевизору за красножопыми макаками. Давно не было звонков ни от Ильдара, ни от Варлама. Даже Навагес затих. Это не страшно. Значит, действительно, им не до меня. Дружба – такая штука, можно неделями не созваниваться, не знать друг о друге совершенно ничего, но, стоит снова увидеться, и – оооп ля! Будто вчера расстались. Ни обид, ни претензий. Бывало, не виделись месяцами, но каждый из нас знал – мы вместе при любом раскладе.

Пролистал записную книжку телефона. Одноликие свотокателюды. Если я позвоню одной из них с закрытыми глазами, наугад, сомневаюсь, что узнаю по голосу кому дозвонился. И женская компания не восстановит моё душевное равновесие. Странное дело – прожил треть жизни, а той, кому хотелось бы позвонить, нет. Наверное, нет. Нахуй. Меньше проблем. Кинул телефон на тумбочку, но тот, соскользнув с блокнота, полетел на пол и разлетелся на три части. Ещё один довод к тому, чтобы не покупать дорогие телефоны. Блядь! Там же… Принялся отчаянно разглядывать пространство на полу вокруг развалившегося «мобильника». Под кроватью, вместе с батареей, обнаружил и главную потерю. Тут же пригодилась и пожелтевшая бутылка с дыркой. Комната наполнилась сладко-горьким дымом.

– Тук-тук…

– Нельзя, я сказал!

Нельзя… Я… Ззззанят.

Всегда занят. Ничем занят.

Теперь.

Нет, все хорошо – с утра на неё, на работу.

Спортзал.

Музыка.

Книги. Умные мысли, твою мать!

Нет, почему же, отдых, все как полагается – клуб, самбука…

Горячие пары – отлиииично!

Потом – сон. Неважный, какой-то… тяжелый.

– ZZZZZZZZZZZZZ!

– Нет. Нет, говорю. Не пойду. Нет желания. Всё, конец связи.

Что же это? Не пойму никак. Депрессия? Нет, я не знаю, что это,

Такого не бывает.

Болен? Нет. Прошло. Больше не болит.

Когда же весело в последний раз было?

Или грустно.

Или горячо.

Или холодно. Когда?

Ээээээээ… Не помню.

Похер.

Одно есть – тоскливо.

От того, что похер.

Как она говорила? Как об стену – об меня? Да?

Надо же. Значит, с тех пор еще…

А ты? Ты что скажешь? Хватит тут… слёз.

Какой? Непробиваемый? Закрытый? Обо мне всё?

Да ну нах….

О! Снег хлопьями! Тепло… Настроение лирическое… Вдруг как-то…

Появилось.

– Где ж ты раньше пропадало?

– Ааа, я где сам был?

Ну-ка, рот пошире:

– Эй, Я! Ты где, Я? Ауууууу! Нет Меня.

– Вот видишь! Меня и не было!

Закономерно. Откуда возьмешься Ты у Меня, если Меня самого нет…

Пора рождаться.

Чтоб весело было.

Грустно.

Горячо.

Холодно.

Тук-тук!

– Да да, войдите!

О, на улице снег? Здорово!

– ZZZZZZZZZZZZZ-

– Секунду, пожалуйста!

– Ааааалё! Куда? Конечно! Выезжаю!

Недоразумение, длинною в маленькую жизнь.

На мгновение мне показалось, что я ослеп. Не смешно. Мгновение – это короткий промежуток времени, миг, но, порой, мгновение больше, чем час, неделя, месяц. Мгновения судьбоносны, откладывают отпечаток на всю жизнь. Во мгновение люди лишаются рук или ног, во мгновение теряют близких, родных; мгновения же отделяют от катастроф и бедствий, разделяют летальное и витальное. Иногда в один миг происходит то, что ожидалось годами. Я не ослеп, просто на улице стемнело, а плотные шторы не пускали в комнату лунный свет.

Вот и темно за окном. Там, за стеклами – осень. Эта не всеми любимая пора, прохладная, голая сучьями деревьев, всюду усеянная заледеневшими по утрам лужами… Серая и унылая… И все неуютно кутаются в непромокающие плащи, злясь, почему-то, на мир, укрываясь от пронизывающего ветра. Но она не настолько бездумна, чтобы быть для нас просто источником плохого настроения. Она – индикатор нашего жизненного состояния. В это время мы подводим итоги всего прожитого нами года… Осенью человек уходит в себя, начинает оценивать свою жизнь, задумываться – кто он сам в ней? Тот, кто делал всё правильно, кто занят любимым делом, у кого всё в порядке с работой и в личной жизни – он не придаётся тяжелым размышлениям… Тот же, кто по ночам не спит, врываясь с головой в подушку и думает – всё ли делаю правильно? Те, кому принёс боль – простили ли меня? Забудется ли своя боль? Почему нет слёз там, далеко, в то время, когда самому хоть плачь? Будет ли ещё весна в душе? Здесь ли я должен быть и делать нужно это ли? И если так происходит – значит, не всё в порядке. Чего-то не хватает. Главное, знать – ни о чём не нужно жалеть. И жить дальше. Искать своё. Найдя – радоваться и делать так, чтоб было ещё лучше. Счастье – СВОЁ любимое занятие, СВОЁ любимое место, СВОЙ любимый человек. Меньше говна в голове – и вот тогда осень не будет воплощением зла в каждом дне жизни.

Кажется порой – нет выхода. Тупик. Безумные мысли: что это? Зачем? Почему? Как дальше, что делать с этим? Долгие раздумья, заканчивающиеся «А нужно ли это вообще»? Глупо. Сталкиваясь с трудностями, хочется пересилить себя, а попытки не думать финишируют теми же головоломками. И, вот она – колючая безысходность, что мерзким комом подкатывает к горлу. Безудержно, мелкой поступью, проходит время. Застывшие одни и те же размышления, наконец, изживают себя, выкладываясь в новой форме: может, так и надо, и это не то, что предписано, и унылый взгляд напрасен? Может, что-то новое, прекрасное и, безусловно, лучшее ждет меня? Стоит делать один шаг, переступая через страх и сомнения?

– Боюсь!

– Чего?

– Нового…

– Неужто оно больнее и ужаснее старого?

– Не знаю…

– Жизнь дана один раз, лучше переживать из-за того, что сделал, чем из-за того, чего НЕ сделал!

И то верно… Чего бояться?! «Все пройдет»!

– Твоей улыбке покорятся любые сложности – и страхи, и грусть! Улыбайся, улыбайся! И во сне, сладком твоем сне…

Нового… Боюсь нового… А, собственно говоря, чего нового можно ожидать, если старое нет-нет да и постучится в двери наманикюренными пальчиками? Тихонько так, еле слышно. Навостришь уши, поднимешь голову – ан нет, показалось. А потом не спишь полночи, размышляя – показалось ли, или на самом деле было? Успокаиваю себя – нет, конечно, это был сон. А если сон, то почему так гнусно щемит в груди всю неделю, пока снова не придут выходные и литры алкоголя не потушат непонятное, тоскливое ощущение? Следующая пьяная неделя и близко не подпускает невесть откуда берущуюся тоску. Затем ещё одна неделя спокойствия, как по накатанной, а за ней – всё тот же сон. Сон или явь. Я, наверное, помимо своего мудизма, ещё и умалишённый, коли не в состоянии отличить сон от яви, несмотря на то, что сам всё решил, и сомнениям не может быть места. Я взрослый и самостоятельный мужчина, и, конечно, вполне самодостаточный, уверенный в правильности своих поступков. Наверное. Вот это, блядь, «НАВЕРНОЕ», сука, всё портит! Казалось бы – просто слово, а в нём столько глубины, поглощающей уверенность, правильность и твёрдость решений.

Мои мысли не давали мне покоя, костлявой пятернёй впивались в глотку, сушили язык. Видимо, это тот самый ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ.

Что ж, будем лечиться привычным способом. Я включил светильник над кроватью, присел и кинул взгляд на полку, которая совсем уже поредела – да, моё частое лечение значительно поубавило количество презентованных бутылок с алкоголем. Сегодня белое. На вкус, конечно, отвратное, это вам не доминиканский ром с дольками манго внутри бутылки, но выбирать уже не из чего. Залпом отпил добрую треть содержимого прямо из горла. Спиртное мгновенно растеклось по всему телу и быстро опьянило меня. Если продолжать таким же темпом, то, вскоре, я не слезу с кровати. Поэтому, пройдя на кухню, я нашёл чистый стакан, наполнил его вином и поставил на тумбочку. Так-то лучше. Стакан долго оставался нетронутым, но я осушил и его. Напиваться одному среди ночи перестало быть для меня чем-то сверхъестественным.

Время остановилось, а вот мысли… Их оказалось больше, чем я ожидал. Находиться в квартире стало невыносимо. Даже полуживой телевизор не произвёл должного эффекта – ну никак своей болтовнёй не удавалось ему раздавить того червячка, что исподтишка подгрызал моё нутро. Пачка MARLBORO, любимая ZIPPO, недопитая бутылка вина в руке – и вот я, накинув куртку, уже шагал по знакомой улице, которую истоптал вдоль и поперёк за эти пару-тройку лет. Холодно. Глоток – терпимо. Игровая площадка явно контрастировала с бухим мной, но здесь такие удобные лавочки, что решение остановиться именно в этом месте казалось единственно верным.

И я уже с тобой. Как ночь нежна!

Для чего эти строки Китса Фицжеральд выставил эпиграфом к своему «Ночь нежна»? Знаю одно – моя ночь нежностью и не пахнет. Какое явное противопоставление возникших в памяти двух предложений моему состоянию. Может, устал? Отдохнуть бы на песочке у воды, но до лета ещё далеко…

Я встал с лавочки, огляделся вокруг, прихватил плескавшееся на донышке бутылки вино и быстро зашагал прочь от площадки. Теперь я знал куда идти. Не впервой.

Путь был совсем коротким – вот и подъезд, и знакомые моей заднице ступени к подъезду. ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ. Для чего я здесь, с какой целью? Этими вопросами я задаюсь в ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ. Ледяной бетон обжигает зад. Зябко. Рубашка и куртка совсем не греют. Что приводит меня сюда ночами? За дверь не войти – сам так решил, но и не приходить не получается. Позвонить? Придурок, время – четыре утра. Пройдёт пара дней – и будто не было этого всего. Снова трудовые будни и обыденное «Привет-привет». Холодно, и непонятно, где холодно – внутри или снаружи. Если внутри – почему не сказать ей об этом? Но бывает же и тепло? Чёрт, запутался. Пора идти, скоро будет светать, наступает утро. В какое из них все сомнения исчезнут?

Побывал здесь – ощущение, что прикоснулся, приобнял.

Домой, домой.

Совсем продрогший, я поставил в прихожей бутылку на пол. Не развязывая шнурков, скинул ботинки и включил свет тусклой лампы. Опьянение нисколько не спасало, напротив, всё глубже уводило в размышления. Я бросил куртку и вновь наполнил бокал, надеясь, что вот он, последний, отключит меня. Плюхнувшись на кресло, уставился в зеркало, где в полутьме моё неясное отражение двоилось и меркло.

За пару дней до встречи с ней мне предложили подработку – требовались услуги официанта. Отказываться я не стал – финансовое положение оставляло желать лучшего, и лишняя пара тысяч немного поправила бы моё положение. И вот я, в брючках, в белой рубашечке уже кромсаю ножом фрукты для оформления столов. И… Чёрт возьми! Даже в широких тренировочных штанах и спортивной кофте она была неотразима! Наспех пережёвывая бутерброд с сёмгой, она пыталась что-то сообщить мне, но я, увлечённый работой, лишь поддакивал и качал головой, со всем соглашаясь. Признаться, мне было неловко в этой ситуации – дискомфорт объяснялся очень просто – твою мать! Я-официант! Я здесь для того, чтобы, улыбаясь, разливать гостям шампанское! Почему бы этой встрече не произойти при других обстоятельствах? Но судьба сама знает, кого и где сталкивать, чихать она хотела на обстоятельства. Вечер прошёл довольно быстро, пустые бутылки со скрежетом теснились в мусорных пакетах, а я вышел из душного помещения и глубоко вдохнул весенней свежести. Две зелёные бумажки приятно похрустывали в кармане, приподнимая моё настроение. По пути домой, в вагоне метро, я вдруг вспомнил об этой девушке на кухне. Ни номера телефона, ни имени… Вот они – первые звоночки моего мудизма. Что ж, не с этой целью я туда приезжал.

Это единственный раз, когда я благодарил социальные сети за то, что они есть. Она сама нашла меня в интернете. Через некоторое время мне поведали по секрету, что ей понравилась моя задница – очень надеюсь, дело было не только в ней. Но я и представить не мог, ЧТО в итоге завертится из-за моих ягодиц. После длительной переписки, мы, всё же, решили встретиться. Екатерининский Дворец с его скучными, унылыми залами позволил нам наслаждаться не его красотой, а нахождением друг с другом. Первые улыбки, волнительные взгляды… Как будто всё это было вчера. Затем первый поход в кино на ужасно нудный фильм – впрочем, фильм был лишь предлогом побыть наедине. В этот вечер, проводив её домой, я опоздал на последний автобус и добрых два часа добирался пешком до своего дома. Позже это стало привычным – загуливаясь допоздна, мы теряли счёт времени, и я, усталый, но безгранично счастливый укладывался спать, протопав в очередной раз пешком многие километры. Всё было так невинно-сладостно. Потом первый поцелуй, как в лучших фильмах – красивый, неповторимый. Полянка, на которой мы расположились, вовсю цвела и благоухала, своей зеленью дополняя яркими красками наши нежные чувства. Мне казалось, она отчётливо слышит стук моего сердца, а я видел, как пульсировала жилка на её шее. Неровное дыхание – я чувствовал его своей щекой, смущённые взгляды будто вопрошали: «Ты… Ты же хочешь этого, верно?» Её губы сохранили вкус фруктового мороженого, нежные, податливые, тёплые… И весь мир вокруг перестал существовать для нас! Вот она – моя Волшебная Принцесса, моя Мечта сидит рядом и с улыбкой рассматривает стебелёк под своими ногами! Как упоительно, как непередаваемо оглушительно мы наслаждались этой минутой! Если вы спросите, я отвечу – истинное счастье выглядит именно так.

Мы всё своё свободное время старались проводить вместе, но тех мгновений, отпущенных нам работой, повседневностью катастрофически не хватало. Она стала частой гостьей моей квартиры – почти каждый вечер я встречал её на остановке и, бережно обняв, вёл в своё логово, по пути выслушивая и впитывая каждое её слово – нет, мне ничего не нужно было от неё, лишь голос, улыбка, горящий взгляд и её запах – то, чего мне не хватало.

Шло время, тёплые деньки стали редкостью, под ногами зашуршала опавшая листва, предвещая скорую осень. Но для нас окончание лета означало лишь то, что прогулок станет меньше. Мы продолжали восхищённо смотреть друг другу в глаза, у нас появилось много общего, часть её одежды теперь покоилась на полках в моём шкафу, а в дни, когда не удавалось увидеться, мы часами перед сном болтали по телефону о чём-то отвлечённом, и, как всегда, наши разговоры оканчивались словами «Скучаю», «Мне одиноко без тебя». В такие минуты казалось, что между нами тысячи непреодолимых километров, и, от осознания этого, наши эмоции многократно усиливались, приобретая оттенки тихой грусти. Она говорила мне, что удивлена тому, насколько быстро крепли её чувства ко мне, как скоро я становился для неё близким и родным. Её слова имели сакральный смысл – и я ни на мгновение не сомневался в том, что она права – подобное не происходит без вмешательства Небес. Как две половинки целого, мы, имея горький опыт за пазухой, воссоединились, чтобы дарить друг другу нерастраченные, томившиеся глубоко в душе чувства. Каждый из нас достаточно пронёс на своих плечах горечи и разочарований, ни ей, ни мне ничего не давалось жизнью за просто так. И, вдруг, как награда, эта встреча!

Как далеко всё это зайдёт? Да какая к чёрту разница! Но по утрам, под доносящийся из душа шум воды, мне нравилось готовить для неё горячие тосты с сыром и кофе без сахара (20.06.12). Она говорила, что любит утро со мной, выискивая в яичнице маленькие осколки скорлупы (и ведь словом не обмолвилась тогда, что эти осколки были ей крайне отвратны). Если она продолжала спать, я выводил на чистом листе слова о том, как мне повезло встретить её, желал доброго утра, и, сонной, подкладывал этот листок у изголовья кровати, надеясь, что ей будет приятно обнаружить моё послание.

Она была той, кому я отважился написать свои стихи, я видел наших Амуров, её душевную страсть и отвечал ей тем же. В минуты накатившей волны нежности, я обнимал её до хруста костей или кусал за нос, не заботясь о том, что скажут прохожие. Мы наслаждались нашей близостью и, наверняка, давали повод для зависти остальным. Мне нравились дни, когда обоим не нужно было рано вставать, когда, проснувшись, я мог долго смотреть на неё, спящую-волосы раскиданы по подушке, мило надуты губки и тихое сопение – это всё она, родная, неповторимая, самая лучшая, та, без которой я не мыслил уже своих дней. Я ласкал её голосом, полушёпотом, чтобы она не слышала, не проснулась – в моём лексиконе появилось новое слово – «Любимая», которое я произносил нечасто. Она обижалась на это, но мне всего-то лишь не хотелось, чтобы это слово затёрлось, обтрепалось от частого использования, чтобы забылось истинное его значение для меня, превратившись в банальное, ежедневное «любимая», срывавшееся по привычке с языка. Я хранил это слово для особых случаев, как она хранила для особых случаев свои многочисленные платья, и произносил его именно тогда, когда это было необходимо, зато честно, от души, вкладывая в него всего себя.

Она просыпалась, морщила нос из-за солнечных лучей, которых я тут же впускал в комнату, шла в душ, а потом мы вместе приступали к завтраку на маленькой кухоньке, где обсуждали планы на предстоящий день. Затем она вытряхивала на застеленную постель содержимое своей «косметички», и, устроившись у зеркала, быстро наносила скудный макияж – малевать на лице картины она привычки не имела. Заметив, что я наблюдаю за ней, смущалась, и просила не смотреть, но каждый раз безрезультатно, так как мне доставляло удовольствие лицезреть это священное женское действо. Когда все утренние обряды заканчивались, мы разъезжались каждый по своим делам, отдавая себя на растерзание трудовых будней, мысленно не покидая друг друга.

Однажды её коллега, зная о наших мытарствах, разъездах по всей Москве ради встреч, предложила нам снять квартиру: «Что вы всё шарахаетесь чёрт-пойми где, жили бы уж вдвоём и горя не знали! Есть у меня для вас отличный вариантик…»

Конечно, она загорелась! Как настоящая Женщина, хранительница Очага, она не могла не мечтать об этом – жить, как семья, в домашнем уюте со своим мужчиной. Для неё это было естественным ходом событий, звеном в логической цепочке развития отношений. А я… Да, а я задумался. Задумался не о том, насколько дорога мне она, чтобы согласиться на этот шаг, нет, я задумался о том, смогу ли я – подобного опыта не было в моей жизни. Каково это? Семейная жизнь казалась мне делом взрослых дяденек и тётенек, а мне, совсем ещё мальчику, предстояло сыграть роль этого самого «дяденьки». У женщин, наверное, это в крови, они раньше взрослеют, мудреют, приходят к осознанию необходимости создания семьи, поэтому она была готова уже сейчас. А я был не готов. Да, приходилось тяжело, но меня вполне устраивало наше положение, оно придавало остроту нашим отношениям, столь не длительным. Я был безумно влюблён, но, по сути, ещё так мало её знал! Наверное, это грубо звучит. Прошло бы время, я бы увидел, без сомнения, увидел, что она – именно та, с которой я хочу находится в одной квартире каждый день, и сам бы предложил ей жить вместе. Слишком, слишком быстро мы пошли на это. Нам бы наслаждаться встречами, которых так ждали, нам бы парков и аллей, фильмов, мороженного и поцелуев под луной! Нам бы скамеек, цветов и одного зонта на двоих! Нам бы продлить романтику и прелесть зарождающейся любви, вместо того, чтобы взяться за роли актёров полуторачасовой драмы и играть их по установленному расписанию: «Так, в кино сходили? Поцеловались? Вот кровать, телевизор, кухня – въезжайте!»

Мне требовалось время, чтобы придти к этому, но его в моём распоряжении было в обрез. К тому же, что бы я сказал ей: «Извини, дорогая, я не согласен»? Как я мог обидеть её? Конечно, я согласился. Видеть её чаще, быть рядом с ней, нежелание обидеть её – вот причины моего согласия, это не было обдуманным, взвешенным решением о необходимости сделать подобный шаг именно сейчас. Так скоро, так быстро, не успев вкусить всех радостей от долгожданных встреч, мы оказались запертыми на тридцати двух квадратных метрах съёмной квартиры. На первых порах всё было как нельзя лучше, мы старательно приводили жилище в порядок – мыли, драили, скоблили, оттирали каждый сантиметр, ездили по магазинам, выбирая то, что создаст нам уют – коврики, посуду, столовые принадлежности. Матерясь, я собирал по инструкции понравившиеся ей столики, комоды, полочки – в общем, вили временное гнёздышко, мечтая о своей собственной квартире.

Потом, в каждодневной суете, времени не хватало подумать над тем, что происходит. Всё текло своим чередом, она рядом – и этого было достаточно. До тех пор, пока быт, тяжесть которого я познал, не стал тяготить меня. В моём сознании не укоренилась мысль, что я не один, теперь есть она, есть МЫ! Я не чувствовал ответственности за НАС, у меня будто отобрали свободу, которой я так дорожил, хотя, надо сказать, свободы у меня было через край – она, вероятно, видела мои терзания, и никогда не ставила никаких ограничений в моих передвижениях, во встречах с друзьями и пьянками с ними. Она всегда терпеливо дожидалась меня, не говоря ни слова в упрёк, ни разу не закатывала истерик по поводу моих поздних возвращений, всегда стараясь понять. А я же мужик! Перед кем я должен вести отчёт? Я сам себе хозяин! Одному Богу известно, сколько нервов она потратила, набирая мой номер и слыша лишь гудки в ответ. Мой телефон вечно где-то валялся, отвечал лишь тогда, когда считал нужным, даже не представляя, сколько мыслей в её голове рождает моё молчание. Итог – её слёзы, мои утешения без осознания истинной причины этих солёных капель – лишь бы успокоилась. Нет, мои чувства к ней не остывали, они покрывались толстым слоем размышлений о свободе. Не свободе от отношений, а рамок в них, якобы существующих. Эти рамки, придуманные мной, быт, обязательства – всё это казалось мне слишком рано обретённым, они давили на меня, стискивали со всех сторон. Вот тогда и начались ссоры, недопонимания, сомнения. Я потерялся, а она думала, что разлюбил. Месяц за месяцем всё чаще стали посещать меня мысли, которых пугался сам – насколько комфортна мне такая жизнь? Её просьбы, каждодневные заботы со всеми этими супермаркетами, домашними делами сковали меня, и моя душа воспротивилась, желая лишь покоя и одиночества.

Мои недовольства всё чаще сказывались на ней, ни в чём не виновной. Я вёл себя, как последний уёбок. Стали частыми скандалы, выяснения отношений, дело доходило до криков. Налёт на моих чувствах всё креп, превращаясь в жёсткий, непробиваемый панцирь. Недели перемирия и бурной страсти сменялись тишиной и равнодушием. Будто соседи, мы могли не разговаривать друг с другом, находясь в одной квартире. Я делал ей больно, я делал ей безумно больно, беспричинно срываясь на ней. Она не понимала, что происходит и плакала по ночам, повернувшись ко мне спиной. Я таял. Снова всей душой любил её, пока тяга к свободе не брала верх надо мной. И я решил уйти. Так продолжаться дальше не могло. Я сжал всю волю в кулак и сделал это. Она оказалась ещё сильней – не проронила ни слезинки, помогая собирать мои вещи. Я медленно, ржавым ножом обрезал ей те крылья, которые сам же и подарил. Верным ли было моё решение? Теперь уже не найти того места, где закопана правда.

Ночь, пронизываемая стрелами-лучами с Востока, окончательно сдавала свои позиции. А я пьян. Я безобразно пьян. Я попытался встать, но это очень плохо получилось. Облокотившись на крышку стола, зацепил беззаботно стоящую на нём чашку с холодным кофе. Она изящно полетела на пол, но изящным оказался лишь её полёт. Разлетевшиеся по полу осколки я сравнил со своими мыслями – огромное их количество, совершенно разных по форме, точно так же разбросаны по моей голове. А чёрная гуща – это мой мозг, жидкая, бесформенная, состоявшая из мелких крупинок субстанция. «Хрен с ним, завтра уберу» – решила моя жидкая масса в черепе. Расстроило одно – оказался забрызганным роман Мураками «Мой любимый sputnik», который неизвестно по какой причине валялся здесь же, у кресла. «Пьянь» – подумал я про себя и, не раздевшись, завалился на кровать.