Текст книги "Экспрессивные ресурсы публицистики"

Выводы по II главе

Прагматическая направленность текстов региональной публицистики является политически детерминированной. Экспрессивность газетного текста связана не только с жанровой спецификой и особенностями тематики, но и, в значительной степени, с использованием определенных стилистически маркированных ресурсов языка (политическая метафора, фразеологизмы, неологизмы, специальная, жаргонная, просторечная и бранная лексика).

Особенность газетного текста состоит в сочетании эксплицитной и имплицитной характеристик передаваемой им информации. Декодирование смыслового содержания газетного текста предполагает выявление эксплицитного и имплицитного компонентов смысла, причем последний нередко является основным, несет главную смысловую нагрузку. На наш взгляд, имплицитная форма выражения содержания используется для того, что по каким-либо причинам не может быть выражено эксплицитно. Это требует изучения проблемы подтекста, способов передачи имплицитного содержания с целью правильного понимания истинного смысла сообщения.

Экспрессивность современного газетного текста Мурманского региона связана с выражением преимущественно отрицательных оценок (рациональных /идеологических, этических, утилитарных/ – и эмоциональных), с преобладанием скрытой экспрессии, что на наш взгляд, объясняется несколькими причинами. Во-первых, реакцией на устаревшую риторическую традицию. Штампы и клише советской публицистики изжили себя, а новые только разрабатываются. Во-вторых, более яркой образностью негативной экспрессии в сравнении с позитивной и другими психологическими особенностями человеческого восприятия: автору текста легче воздействовать на личность, расстроив, рассмешив или испугав ее (ставка делается на такие базовые эмоции, как гнев, смех, страх и т.д.). В-третьих, существенным влиянием постмодернизма (в России литература всегда влияла на публицистику, последняя в лучших ее образцах была «почти литературой»). В-четвертых, природой современных СМИ – арены борьбы и дискредитации конкурентов, столкновения различных мнений. Сегодня эта арена оказывается слишком тесной для объективной (а значит, безоценочной) картины.

Доминирование скрытой оценочности можно также объяснить несколькими причинами. С одной стороны, сила и влияние тех, над кем представители «четвертой власти» иронизируют и насмехаются (Дума и правительство, бесчисленные чиновники и партийные деятели), все-таки вызывают в качестве ответной реакции своеобразную самоцензуру авторов. Цель скрытой оценочности – способствовать внутренней работе тех, кто все еще читает газеты, воспитанию в читателе «иммунитета», сопротивления абсурду, глупости и легковерию. С другой стороны, своеобразный «эзопов язык» начала ХХI века, в связи с его яркой образностью, экспрессивностью, оказывает более сильное воздействие на читателя, нежели прямые оценки и упрощенные квалификации. Будучи вербально невыраженным в тексте сообщения, скрытый смысл воспринимается и трактуется получателем информации на основании его знаний о мире, с учетом его социального статуса и индивидуально-психологических особенностей.

Глава III. От цитаты к содержанию: экспрессия и псевдоэкспрессия прецедентного текста

3.1. Прецедентность в газетном тексте

Среди современных средств создания речевой экспрессии в языке прессы одно из ведущих мест занимает интертекстуальность.

Теорией диалога М. Бахтин подготовил почву для интертекстуальных исследований. Автор утверждает, что мы живем в мире чужих слов (разумеется, перекроенных на чужой лад), а наша жизнь является реакцией на чужие слова (Бахтин, 1979:119). Под прецедентными текстами подразумеваются слова и фразы, не принадлежащие участникам коммуникации, целью которой является адекватная реакция на информационный сигнал.

Трудно избежать столкновения с уже сказанными словами. В результате в языке не остается «ничьих» слов. Он весь оказывается пронизанным интенциями, проакцентуированным. Всякое слово «пахнет контекстом и контекстами, в которых оно жило своею социально напряженной жизнью», его приходится брать из чужого контекста и делать «своим». Слова «нагружены», «населены», «перенаселены» (Бахтин, 1979:119).

Источником теории интертекстуальности стали исследования Ф. де Соссюра, в частности, его исследования анаграмм, которые предшествовали «Общей лингвистике», но стали известны только после 1964 года. Открытое де Соссюром явление позволило получить наглядную модель того, как элементы одного текста, будучи включенными в другой, могут изменять значение последнего.

Прецедент – от латинского praecedens «идущий впереди». Известные производителю речи знания содержатся в его памяти; он включает их в производимую им речь. Поэтому к явлениям языковой прецедентности относятся все те произведения, которые созданы до момента производства данной речи другими производителями и которые включаются в речь говорящим или пишущим в качестве готовых шаблонов.

Начало изучения явления прецедентности было положено в психолингвистике и теории коммуникации. Это работы Горелова, Седова 1997; Семенец 1999; Караулова 1986 и 1987; Супруна 1995; Костомарова и Бурвиковой 1994; Слышкина 1999 и других. Приоритет исследования роли прецедентного текста в структуре и функционировании языковой личности принадлежит Ю. Караулову (Караулов, 1986: 98—107). Н.А.Фатеева систематизировала важнейшие достижения исследователей, работавших в русле изучения интертекстуальности, и предложила свою классификацию элементов, участвующих в межтекстовых связях.

Французский лингвист Ю. Кристева утверждает, что любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста. Она же ввела термины интертекст и интертекстуальность в 1967 году (Кристева, 2000: 458—483).

Ю. Лотман выделил в социально-коммуникативном функционировании текста несколько процессов, в том числе и общение между текстами и культурным контекстом, происходящее в том случае, если «коммуникативные токи движутся по вертикали» (Лотман, 1997:205). Ю.М.Лотман исследовал семиотическое родство текста и культуры: «Поскольку само слово «текст» включает в себя этимологию переплетения, мы можем сказать, что таким толкованием мы возвращаем понятию «текст» его исходное значение (Лотман, 2001:63).

Проблемой вертикального контекста, рассматривая его как отдельное направление, занимались О.С.Ахманова и И.В.Гюббелет. Они противопоставили друг другу два вида контекста: вертикальный и горизонтальный. К горизонтальному относится лингвистическое окружение данной языковой единицы, условия или особенности употребления данного элемента в речи, законченный в смысловом отношении отрезок письменной речи, позволяющий установить значение входящего в него слова или фразы (Ахманова, Гюббелет, 1977:47). Вертикальный контекст – это историко-филологический контекст данного литературного произведения (Там же: 49).

В лингвистике используются различные дефиниции интертекстуальности.

«Интертекстуальность – текстовая категория, отражающая соотнесенность одного текста с другими, диалогическое взаимодействие текстов в процессе их функционирования, обеспечивающее приращение смысла произведения» (КРР, 2003:31).

По мнению Р. Барта, каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более ли менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т. д. – все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык. Как необходимое предварительное условие для любого текста интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой, по мнению Р. Барта, общее поле анонимных формул, происхождение которых можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек.

«…Онтологическое свойство любого текста (прежде всего художественного), определяющее его „вписанность“ в процесс литературной эволюции, мы и называем интертекстуальностью… В семантическом плане интертекстуальность – способность текста формировать свой собственный смысл посредством ссылки на другие тексты… В культурологическом (общеэстетическом) интертекстуальность соотносима с понятием культурной традиции – семиотической памяти культуры» (Лотман, 1994:14).

«Интертекстуальность – это слагаемое широкого родового понятия, имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, смежном дискурсе или в предшествующей литературе» (курсив наш – Л.К.) (Смирнов, 1995:11).

Различные подходы в понимании явления интертекстуальности появляются из-за выдвижения на первый план того или иного функционального компонента:

– теория, выдвигающая понимание интертекстуальности как результата активного взаимодействия разных лингвокультурных кодов (Р. Барт, Ю. Кристева);

– теория, рассматривающая «смысл» текста в традициях герменевтики как взаимоотношения «текст-читатель» (М. Риффатер);

– теория, согласно которой история литературы является результатом столкновения разных авторитетов (Х. Блум);

– теория, в которой история литературы видится как результат отношения между отдельными произведениями и системой литературных жанров (Ж. Женетт).

При всех различиях этих определений общим является понимание интертекстуальности как способа создания глубины текста, которая возникает благодаря взаимодействию с внешними по отношению к данному тексту единицами. Интерпретируют интертекстуальность многообразно, широко и узко. Широкий подход к интертекстуальности предполагает рассмотрение всякого текста как интертекста (Барт, Кристева, Деррида, Риффатер, Лотман и другие). Между новым создаваемым текстом и текстом-предшественником существует общее интертекстуальное пространство, которое вбирает в себя весь культурно-исторический опыт личности.

При узком подходе интертекстуальность означает не свойство текстов вообще, но особое качество лишь определенных текстов. В этом случае под интертекстуальностью понимаются такие диалогические отношения, при которых один текст содержит конкретные и явные отсылки к предшествующим текстам. При этом автор намеренно и осознанно включает в свой текст фрагменты иных текстов, а адресат верно определяет авторскую интенцию.

В лингвистике нет единой терминологии для обозначения единиц интертекста, обеспечивающих связь между различными произведениями и создающих глубину восприятия: функционируют термины интертекстема, логоэпистема, текстовая реминисценция, прецедентное высказывание, прецедентная речь, аллюзия, крылатые слова и выражения. В ряде работ единицей интертекста называются цитата и перифраза. В исследовании Фатеевой цитата понимается как «воспроизведение двух и более компонентов текста-донора с собственной предикацией» (Фатеева, 2000:18). Цитата активно нацелена на «выпуклую радость узнавания», однако эта заданность может быть как эксплицитной, так и имплицитной. Поэтому цитаты можно типологизировать по степени их атрибутированности к исходному тексту.

При всем различии подходов речь идет об одном и том же явлении – включении в текст чужого высказывания с определенными коммуникативными и экспрессивными целями.

Под прецедентными текстами понимаются «извлекаемые говорящим / пишущим из памяти и включаемые им в производство речи устойчивые и узуальные языковые выражения, а также тексты – вербализация общеизвестных когниций» (Лисоченко 2007:17).

Услышанные или прочитанные тексты оказывают огромное влияние на человека, в том числе на его язык как устройство для производства, преобразования и понимания текстов. Реализация когнитивной функции языка происходит в процессе его функционирования путем передачи через язык обширной текстовой информации о приобретенных обществом сведениях об окружающем мире, в том числе об обществе, о человеке, его теле, душе, Боге. Роль языка в познании в значительной мере связана с тем, что мир познается через тексты (хотя часть информации приобретается непосредственно из языка). Вся эта информация приобретается человеком вместе с овладением языком. Попадая в человеческое сознание сначала через тексты, такая информация постепенно, на протяжении жизни поколений оседает в языковом устройстве и превращается в его часть.

Использование готового текста не только воспроизводит точную и привычную формулировку, напоминает уже имеющийся образ, но и устанавливает определенное соотношение производимого текста с предшествующими, то есть включает его в вертикальный контекст текстового универсума, в тот словесный мир, который создается языком (Лурия, 1998:33) и в котором мы живем (Супрун, 1995:17).

Вкрапления из предшествующих текстов А.Е.Супрун называет текстовыми реминисценциями. Он включает в них цитаты (от фрагментов до словосочетаний), «крылатые слова», отдельные определенным образом окрашенные слова, включая индивидуальные неологизмы, имена персонажей, прямые или косвенные напоминания о ситуациях. Причем отсылка к источнику может быть или отсутствовать.

В деловых текстах текстовые реминисценции необходимы, ведь требуются нередко отсылки к предшествующим документам, инструкциям, постановлениям. В научных сочинениях цитаты или ссылки служат для указания на связь данной работы с развитием науки, на использование чужих результатов, эрудицию автора, подкрепляют его тезисы и доказательства. Источниками текстовых реминисценций были Библия, античная мифология, произведения литературы, популярные песни, а с появлением кинематографа – фильмы.

Текстовые реминисценции функционируют на грани индивидуального и социального в системе языка и его использовании (Супрун, 1994:26). Специфический, в сильной мере индивидуализированный характер текстовых реминисценций обусловливает различные коннотации (возвышенную, повседневно-обыденную, ироническую) в зависимости от замысла высказывания, отражающего отношение адресанта (и всего кортежа общения) к содержанию мысли, к автору источника текстовой реминисценции, к обстоятельствам воспроизведения и т. д. (Супрун, 1994: 28).

Текстовые реминисценции отличаются от обычных языковых единиц особенностями своей воспроизводимости: воспроизводится план содержания, но не может быть всегда и полностью воспроизведен план выражения, поскольку нет жесткой формы текстовых реминисценций; не только одна и та же текстовая реминисценция может иметь разные планы выражения (имя автора и персонажей в разных формах, цитата и намек на ситуацию или событие, название источника и косвенное указание хронотопа), но и вообще не существует некоего точного и обязательного плана выражения текстовой реминисценции. Замечено, что хотя и имеется некоторый – пусть и расплывчатый, с размытыми границами – план содержания текстовой реминисценции, но это не семантика в обычном смысле слова – это не отношение к значениям других языковых единиц, это не место в семантической системе, а лишь аналогия подобной ситуации, подобному образу, подобному событию, уже описанному в другом тексте, память о котором сохраняют участники общения. «В этом состоит не просто периферийность, но и некоторая пограничность места текстовых реминисценций в языке: это скорее не строгие единицы как слова, морфемы, предложения, фразеологизмы, а такие элементы, которые относятся, быть может, больше к психологическим феноменам памяти, чем собственно языка как системы, но поскольку эта память – о словесных явлениях, она примыкает к языковому устройству и текстовые реминисценции могут рассматриваться как часть языка» (Супрун, 1994:28).

Традиционная форма таким образом переходит на службу новому содержанию, так как «текст задает горизонтально „ассоциативный маршрут“ нового вертикального контекста, новой смысловой парадигмы» (Костомаров В. Г., Бурвикова Н. Д., 1994:13). Именно тексты представляют слова и обороты в новом свете, заставляют воспринимать их в новом смысле и с иной оценкой. При этом происходит не столько замена слов, оборотов, выражений, образов, сколько их переосмысление, переоценка, а нередко и деформация.

«Сознательная цитация или аллюзия представляет собой такое включение элемента „чужого“ текста в „свой“, которое должно модифицировать семантику последнего за счет ассоциаций, связанных с текстом – источником, если же таких изменений не обнаружится, скорее всего мы имеем дело с бессознательным заимствованием» (Фатеева, 2000:132).

По нашему мнению, прецедентный текст – это сознательное включение автором чужого текста в собственный, позволяющее реципиенту воспринимать текст-источник в ином качестве.

С позиций когнитивной лингвистики прецедентность характеризуется как источник экспрессии речи; включение прецедентного текста в газетные заголовки рассматривается как разновидность языковой игры; производится классификация прецедентных текстов – узуальных и устойчивых языковых выражений; на разных основаниях устанавливаются виды прецедентной речи.

Предметом описания в этой главе послужили газетные заголовки, созданные с помощью прецедентных текстов.

Прецедентный текст, когда он используется автором, многозначен как языковой факт. Первое значение прецедентного текста – это смысл, который он имеет в тексте источника. Если прецедентный текст является крылатой фразой, то второе его значение – обобщенный смысл, характерный для крылатых фраз как таковых. Третье значение прецедентного текста – это тот смысл, который он имеет, будучи использованным в газетном заголовке. Этот третий смысл соотносится с содержанием статьи и совпадает с информативной функцией (Лукин, 1999: 60) газетного заголовка. Он прагматически обусловлен конкретным случаем употребления прецедентного текста.

Если газетным заголовком служит прецедентный текст, то это значит, что газетный заголовок представляет собой перифразу (иносказание). Заголовок, в котором использован прецедентный текст, создан путем перифразирования некоей прямой номинации смысла газетной статьи. Прямая номинация не существует как таковая, но и пишущий, и читатель понимают, что она могла бы быть создана и использована для называния статьи. Однако автор идет обходным путем. Минуя прямую номинацию, он, преследуя свои цели, заменяет ее перифразой, выражая свою мысль иносказательно.

Денотат газетного заголовка в языке может быть обозначен двумя способами. Первый из них предполагает создание потенциально возможного, так называемого свободного газетного заголовка, сочиненного пишущим. Второй способ предполагает использование для газетного заголовка имеющейся в памяти коммуникантов литературной строки. Последнее является не чем иным, как перифразой потенциально возможного свободного газетного заголовка (Лисоченко, 2007:34).

В области СМИ активизатором фоновых знаний ученые признают непосредственно газетный заголовок (Егорьев, 1999:90—95).

Обращение к хранящимся в памяти читателя когнициям – это расчет на «использование читающим его экстралингвистических знаний: социальных, исторических, медицинских, культурологических, филологических, прагматических и др., побуждение пишущего, направленное в адрес языкового сознания читающего, к установлению умозаключения как обязательного условиях восприятия смысла текста» (Лисоченко, 2007:56).

3.2. Прецедентный текст в газетном заголовке (ассоциативный эксперимент)

Среди средств экспрессии в текстах современных региональных газет одним из ведущих является прецедентный текст, представленный во многих заголовках статей. Вместе с тем как средство экспрессии в языке газеты прецедентный текст изучен недостаточно, особенно в аспекте эффективности.

Декодирование семантики газетного текста представляет собой основную задачу реципиента. Газетный текст, предполагая наличие двух агентов – адресата и адресанта, неизбежно содержит прагматическую установку, тем самым реализуя важнейшую коммуникативную функцию языка. Смысловое восприятие текста – это не столько проблема его общего понимания, сколько проблема ориентации реципиента между целью и основным мотивом получаемого сообщения, а в этой связи – и в концептуальной организации текста. То есть мы можем исходить из представления, что какие-то элементы смыслового содержания не получают в тексте непосредственного выражения, то есть имплицируются, так что декодировать их реципиенту приходится самостоятельно.

ХХI век – век информации, порождающей большое количество разнообразных СМИ. Несмотря на увеличивающийся ее объем, способы ее воспроизведения и обработки у читателей остаются прежними и восприятие в связи с этим затруднено. Получателю информации приходится выходить на стереотипные представления, в одном символе (выражении, фразе) заключающие целый текст (или набор текстов). Как правило, стереотипы не всегда объективно отражают действительность, но они отражают наиболее яркие, характерные ее черты. В современных газетах одним из способов помочь восприятию является прецедентный текст (интертекстуальное включение) – обращение к хранящемуся в сознании читателя «свернутому сообщению» и связанным с ним ассоциациям.

Функциями прецедентных текстов являются:

– привлечение внимание читателя к произведению (рекламная функция, характерная для заголовков);

– выражение авторской оценки описываемых событий, зачастую имплицитной;

– экономия ресурсов для автора и времени для читателя;

– усиление воздействующего начала текста.

Презумпцией коммуникативного равенства адресанта и адресата обусловливают М. Ю. Федосюк (Федосюк, 1998: 3) и О.В.Лисоченко (Лисоченко, 2007: 37) распространение в современных газетах текстовых реминисценций – вставок, создаваемых путем включения в производимый текст явлений прецедентности. Это позволяет автору быстрее соотнести предмет речи и свое к нему отношение с проблемами эпохи, отраженной в источнике прецедентного текста.

С целью изучения содержательных и экспрессивных возможностей газетных заголовков, содержащих прецедентные тексты (как трансформированные, так и нетрансформированные), был проведен ассоциативный эксперимент с тремя группами информантов.

Мы исходили из представления, что заголовки выполняют несколько функций: они выделяют и называют материалы, рекламируют текст-«товар», информируют читателя, иногда передавая ему при этом определенную установку автора (Шостак, 1998:61).

В первую группу вошли студенты (20 человек) первого курса факультета филологии и журналистики Мурманского государственного педагогического университета в возрасте 17—20 лет, культурная пресуппозиция которых находится на этапе формирования, во вторую группу – журналисты (20 человек) в возрасте от 24 до 54 лет с опытом работы в СМИ от 6 месяцев до 35 лет, в третью – читатели газет (20 человек) в возрасте от 16 до 33 лет. Это жители разных городов Мурманской области: Мурманска, Североморска, Апатитов, Мончегорска, Колы, поселка Мурмаши.

Участникам эксперимента была предложена анкета, содержавшая 59 заголовков с прецедентными текстами из мурманских областных газет (см. Приложение). В качестве стимулов выбраны прецедентные тексты различных источников: литературные (связанные с текстами И. Крылова, А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Некрасова, Ф. Тютчева, В. Высоцкого, М. Жванецкого, И. Гете, А. Сент-Экзюпери), публицистические (высказывания известных людей), строки из известных эстрадных песен разных лет, рекламные слоганы, названия кинофильмов и цитаты из них. При составлении анкеты мы учитывали значимость трансформационного потенциала цитаты, поэтому среди использованных заголовков 42 включали трансформированную цитату (лексических замен – 33; синтаксических – 9), 17 заголовков содержали цитату в исходной форме.

Вопросами анкеты были: «источник цитаты» и «содержание» статьи.

Участникам эксперимента предлагалось определить содержание соответствующих газетных статей. Цель – выявление зависимости стратегий формирования читательских гипотез от структуры заголовка-цитаты. Результаты распределились следующим образом.

Таким образом, чаще содержание статей по заголовку, являющемуся прецедентным текстом, угадывали журналисты. В группе журналистов было меньше ошибок в определении содержания, но они чаще испытывали трудности с определением содержания по заголовкам, не подвергшимся трансформации, в результате чего в их ответах отсутствовали ассоциации. В группах студентов и читателей ассоциации были более разнообразными, и поэтому у них процент ошибочных толкований выше, но они реже испытывали трудности при определении содержания.

Например, трансформированная цитата «В ответе за тех, кого утопили», принадлежащая в исходной форме писателю А. Сент-Экзюпери, явилась заголовком статьи об ответственности должностных лиц за аварию на атомной подводной лодке «Курск» (приложение 3). Большинство участников эксперимента угадало содержание во многом благодаря микростимулу, который содержится в цитате (приручили / утопили). Вокруг этой трансформированной лексической единицы и строится большинство ассоциаций.

По мнению информантов-студентов, статья содержит сведения: 1. О кораблях. 2. Затонул корабль, есть жертвы, о причинах сложившейся ситуации. 3. О ВМФ. 4. О бедных котятах и щенках. 5.О плохой работе спасательной службы на озере. 6. О катастрофе на подводной лодке «Курск». 7.О погибших на подводных лодках. 8.Об утопленных котятах и щенках. 9.Высокие налоги и низкая зарплата досаждают людям. 10. Сводки МЧС/про прорыв труб. 11. Ответственность властей за несчастья других. 12. Проблемы ЖКХ. 13. О «Курске». 14. «Курск». 15. Гибель ПЛ «Курск». 16. Гибель АПЛ «Курск». 17. О машинах-утопленниках/о затопленных соседях. 18. О людях, утонувших в водоемах. 19. О преступнике, который кого-то утопил/о затопленных кораблях. 20. Нет ассоциаций.

У информантов-журналистов этот заголовок вызвал такие предположения: 1. Об аварийности в ВМФ. 2. Нет асс. 3. «Курск». 4. О проблеме кладбища затонувших кораблей в Кольском заливе. 5. «Курск». 6. Подводная лодка «Курск». 7. Погибли люди. 8. Утонувшие на подводной лодке. 9. Авария. 10. Об аварийности на флоте. 11. Об аварии. 12. О «Курске». 13. Об утонувших. 14. Об утопленниках. 15. О «Курске». 16. АПЛ «Курск». 17. О «Курске». 18. О погибших на подводной лодке. 19. О подводниках. 20. О героях.

У информантов-читателей газет этот заголовок вызвал такие предположения: 1. О бездомных детях. 2. Приют топит бездомных щенков. 3. О флоте и «Курске». 4. О работе спасателей. 5. О бездомных животных. 6. О затоплении соседей. 7. Борьба в думе. 8. О потонувших подлодках. 9. Уголовное дело об утопленниках. 10. О безопасности перехода через озера. 11. Об арестах за убийства. 12. О работе милиции и раскрытии преступлений. 13. Криминальная хроника. 14. О гибели людей на подводной лодке. 15. О несчастных случаях, на которые обратили внимание. 16. Деревни на берегу уходят под воду. 17. «Курск». 18. Утонувшие люди. 19. «Курск». 20. Подводная лодка, есть погибшие.

В этой группе 6 человек угадали содержание статьи по заголовку, 14 – ошиблись. В группе студентов 6 человек угадали содержание, 13 ошиблись, 1 – затруднился с ответом. В группе журналистов 8 угадали содержание по заголовку, 1 – затруднился с ответом, 11 – ошиблись. Цифры свидетельствуют, что разница между количеством совпавших ассоциаций невелика.

Эксперимент показал, что наиболее предсказуемыми становятся для участников заголовки, которые подвергались лексическим трансформациям. В большинстве случаев именно замещенный компонент становится микростимулом в пределах заголовка (взятого как макростимул) для читательских ассоциаций. Предельная конкретность лексического значения замещенных компонентов приводит к прозрачности заголовка для читателей.

Например, практически все участники эксперимента с той или иной степенью точности определили, что содержание статьи с заголовком «Нашу гавань разлюбили корабли» связано с проблемами порта и рыбной отрасли в Мурманской области. Предсказуемость заголовка с использованием прецедентного текста может быть обусловлена узуально: в речевой практике говорящих за тем или иным прецедентным текстом закрепляется предельно конкретное значение, что позволяет читателю легко угадать, каким будет содержание авторского текста.

Расширение состава цитаты за счет введенного компонента также способствует формированию пучка смыслов. Ассоциации заголовка «Кому на Руси жить хорошо от приватизации Ковдорского ГОКа?» вызваны словосочетанием «Ковдорский ГОК»: 1. Приватизация Ковдорского ГОКа. 2. Новые хозяева Ковдорского ГОКа. 3. В чей карман идет прибыль горно-обогатительного комбината и т. д.

Строка из басни И.А.Крылова «А вы, друзья, как ни садитесь…» (не подвергавшаяся трансформации) стала заголовком статьи о том, как комитет по финансовому мониторингу «расписался» в собственной беспомощности. Содержание ее не угадал никто из информантов. Заголовок дал такой спектр ассоциаций в группе 1:

1. О чем-то неудачном. 2. Рост преступности. 3. О преступниках. 4. Преступные явления в стране. 5. О местах в кинотеатре. 6. О современной мебели. 7. О кадровых перестановках в правительстве. 8. О кадровых перестановках в правительстве. 9. Выборы. 10. О законах и их нарушении. 11. Аутсайдер чемпионата России по футболу. 12. Не на что надеяться. 13. Тюремное заключение, которое ничему не учит. 14. О болезнях суставов. 15. Тюрьма, уголовники. 16. О дебатах в думе. 17. Тюряга. 18. О бесполезности действий. 19. Новый состав думы. 20. О политиках, у которых не идут дела. 21. Политика или геморрой.

В группе 2 ассоциации были такими: 1. Нет слаженности в работе коллектива. 2. Дела министерские. 3. От перемены мест слагаемых сумма не меняется.4. Беседа с врачом о новых методах лечения геморроя. 5. Голосуй – не голосуй…6. Нет ассоциаций.7. Нет ассоциаций. 8. О квартете. 9. О несогласованной игре. 10. О выборах. 11. О расстановке сил в думе. 12. О фракциях. 13. Об оппозиции. 14. Выборы. 15. Политика. 16. Политика. 17. Фракции. 18. Нет слаженности. 19. Дела чиновничьи. 20. Дела депутатские.

В группе 3 предположения были такими: 1. Смена профессии. 2. О несогласованности управления. 3. Новый созыв думы. 4. О заключенных. 5. О пребывающих в заключении. 6. Тюрьма. 7. О местах в думе. 8. О нарушителях закона. 9. Судьба друзей в тюрьме. 10. О думе. 11. О парламентских слушаниях. 12. Нехватка стульев. 13. О тюрьме.14. Нет ассоциаций. 15. Критика политического деятеля. 16. О преступниках. 17. Качающиеся кресла в маршрутках. 18. О друзьях на вечеринке. 19. О депутатах. 20. О фракции какой-то.