Текст книги "Ничего, кроме личного"

Разрезанный элеватор

Если женщины расцветают от любви, то мужчины – исключительно от работы. Но не любой. Бывает работа, от которой кони дохнут. Мужчин она старит и озлобляет. Бывает работа интересная, но малооплачиваемая. Мужчины от нее впадают в вечную молодость, много говорят о смысле жизни, что начинает раздражать окружающих. По-настоящему благотворно на мужчин действует лишь та работа, за которую хорошо платят и результат которой можно предъявить потомкам.

Именно такую работу после многих лет мытарств нашел Антон Петухов. Впервые в жизни он ощутил себя главой семьи. Лена, конечно, тоже что-то зарабатывала, прочищая чакры тем, кому следовало прочистить мозги, но это не шло ни в какое сравнение с его доходами. А главное состояло в том, что он мог изредка брать детей на работу и демонстрировать им, что их отец уважаемый человек. После таких производственных экскурсий дети шли спать по первому его слову. Видимо, им казалось странным перечить тому, кого слушаются все эти взрослые дяди и тети, называющие папу по отчеству.

Всего лишь год Антон Петухов занимался элеватором, однако его стало не узнать. Словно он оставил в Москве своего двойника – понурого типа, которому сопутствовала вечная неудача, доказательством чего служил уныло повисший нос. Южный вариант Петухова отличался разительно: деловитый, энергичный мужчина, знающий элеватор, как свои пять пальцев. И даже его слегка загнутый вниз нос, казалось, подчеркивает его дистанцию от разных курносых оболтусов.

Антон испытывал чувство неподдельной радости от набора слов, которые золотым тиснением были обозначены на его визитной карточке. Генеральный директор. Всего два слова, а сколько душевных вибраций они вызывают. Не простой, а, заметьте, генеральный. Эти два слова обеспечивали его деньгами, о которых раньше он и не мечтал. Время от времени Антон в полном одиночестве доставал свою визитку и любовался лаконичностью и весомостью своей должности.

Про то, что когда-нибудь Тихон Ерофеевич отдаст ему четверть элеватора, он даже не думал. Точнее, думал, но как-то несерьезно и нечасто. И был уверен, что тот не отдаст. Никакого официального договора на этот счет они не подписали. Да и какой мог быть договор? Формально Тихон Ерофеевич никакого отношения к элеватору не имел, так что и распоряжаться собственностью не мог. Свидетелем их договоренности стала всего лишь салфетка, на которой Тихон Ерофеевич нарисовал подобие блина с отрезанной четвертушкой и поставил подпись. Этой салфеткой можно было утереться. Вот и все дела.

По этому поводу Антон слегка огорчался, но не расстраивался. Слишком жирным казался ему этот кусок. Да и зачем? У Антона на такой куш не хватало здорового аппетита. Золотые буквы, собранные в «генеральный директор», обозначали предел его желаний.

Наверное, этот предел остался бы на прежнем месте. Но рядом была Лена.

На своих тренингах она учила впечатлительных клиенток быть хозяйками своих судеб. Учила так рьяно, что сама поверила. Разумеется, переезд на Черное море она приписала себе. Деньги и просторная квартира, по ее мнению, явились материализацией ее медитативных практик.

То, что у Антона было техническое образование, что он дневал и ночевал на работе представлялись ей незначительными подробностями этой истории. Главное состояло в том, что она правильно расставила мебель и никогда не сметала крошки со стола рукой, только специальной тряпочкой. Эта секретная деталь, почерпнутая из книги какого-то великого укротителя удачи, свято ею соблюдалась.

Лена знала, что для достижения цели необходимо совсем немного. Первое – нужно эту цель иметь. Второе – визуализировать ее, то есть постараться увидеть ее мысленным взором. Поэтому какие-то приблизительные и абстрактные цели не годились. Их нельзя потрогать руками, рассмотреть во всех деталях. Например, как можно представить себе мир во всем мире? Или всеобщее счастье? Лена умела различать цели и утопии.

Ее цель была конкретной и компактной. Она хотела стать собственницей элеватора. Точнее, женой собственника. Но ведь это незначительная разница.

Год назад Антон, увозя ее на Черное море, ничего особо про собственность не объяснял. Но по мере того, как Лена раскатывала губу, мечтая вслух уж слишком цветисто, Антон вынужден был посадить ее напротив себя и медленно, чтобы дошло, объяснить ситуацию. Ситуация сводилась к следующему: его собственность фиктивная, и есть другой человек, которому потом придется все отдать. Таковы условия сделки. Антона, скорее всего, оставят здесь директором. И даже может быть передадут ему во владение четверть элеватора. Но это на воде вилами писано, и вообще незачем так далеко загадывать.

Антон сказал и, казалось, забыл об этом. Больше он к этой теме не возвращался. Приходя с работы, он рассказывал лишь о мелких текущих проблемах: то бригадир заболел, то вентиляция сломалась. Словом, ничего существенного.

Лене было неинтересно обсуждать бригадира и вентиляцию. Ее интересовал вопрос: «А что потом? Кому достанется та же самая вентиляция?» Сегодня директор ее муж, а завтра найдут другого. Нет, только собственность стоит того, чтобы за нее побороться.

Но Антон бороться не хотел. Он хотел просто работать, заниматься новыми лопастями и модернизировать вентиляционную систему.

Значит, хотеть вместо него должна Лена. В этом она видела свой долг жены. «Вижу цель, не вижу препятствий», – сказала она себе. И начала действовать.

На следующий же день она поехала к элеватору. Но не к проходной, а в сторону холмов, с которых элеватор просматривался как на ладони. Она долго крутилась по разбитым дорогам, пока не нашла удачную обзорную площадку, позволяющую увидеть весь элеватор целиком. Зрелище взволновало ее. Колонны элеватора напоминали что-то греческое или римское, короче, величественное. Как будто ее муж, Антон, взял в аренду Афинский храм, реставрировал и модернизировал его, а потом засыпал туда зерно. И теперь он служит не разным там Зевсам и Посейдонам, а людям. И в первую очередь им, Петуховым.

Лена пересчитала колонны. Их было четное число, и они прекрасно делились на четыре. В этом жена директора увидела хороший знак.

Лена неотрывно смотрела на элеватор, потом закрывала глаза, проверяя себя, насколько промышленный объект отпечатался в ее зрительной памяти. Добившись нужного результата, Лена поехала домой.

Отныне перед сном она занималась тем, что называется визуализацией мечты. Лежа на спине, вытянувшись в ниточку, Лена изгоняла все суетные мысли и вызывала образ элеватора. Он тут же являлся, греко-римский красавец с колоннами, набитыми зерном. Теперь Лене оставалось лишь отрезать от него четверть и отодвинуть к себе. Сначала не получалось. Как только она начинала невидимым ножом отрезать кусок элеватора, вся картинка крошилась и распадалась. Но Лена не сдавалась. Через месяц упорных тренировок элеватор уже резался, но не отодвигался. Он просто зиял дырой разреза. Лена поднажала. Перед сном перестала пить кефир, только травяной чай, привезенный ей паломниками с самого Тибета. И вот отрезанную горбушку элеватора удалось слега сдвинуть, не разрушив целостной картины.

Дальше дело пошло легче. Сформировалась привычка: стоило Лене лечь на спину, как перед ее мысленным взором вставал элеватор. Раз – четверть колонн отделяется от остальной конструкции. Два – отрезанный фрагмент сдвигается в сторону. И вот в один прекрасный день, точнее, ночь, Лена добилась желаемого. Четверть элеватора не просто отделилась, но поехала легко, как вагонетка по рельсам, в сторону, где Лена увидела стоящих дружным кагалом семью Петуховых. Все! Мечта визуализировалась. Теперь жизнь должна втиснуться в заготовленную ей форму. Иных вариантов Лена не рассматривала.

Лена лежала, смотрела в потолок и ее переполняло осознание величественности момента. Рядом похрапывал ничего не подозревающий Антон. Засыпая, Лена успела подумать, что всегда так: он дрыхнет, пока она кует счастье.

Эта ночь не прошла бесследно.

Уверенность Лены в том, что четверть элеватора станет их семейным капиталом, как заразная болезнь начала атаковать здоровый организм Антона. Никаких серьезных и обстоятельных разговоров на эту тему Лена не вела. Боже упаси! Она же не дурочка, а опытная психологиня с буддийским уклоном. Не вчера посетила Тибет, знает, что серьезные разговоры атакуют сознание, которое человек более-менее контролирует. Антон найдет способы выставить блокпосты. Может и сорваться, наорать, чтобы она не лезла не в свои дела. Разумнее выбрать тактику мелких, ползучих разговоров, как бы ни о чем, которые обходят защиту с тыла и проникают в подсознание, которое беззащитно.

– Иди завтракать.

– Ешьте без меня, я уже убегаю. Дел по горло.

– Ты так стараешься, как будто не четверть, а весь элеватор твоим будет, – и ласковый поцелуй на дорожку. Только идиот в такой ситуации окоротит жену.

Покупая тортик, Лена разрезала его со словами:

– Четвертушка папе, он заслужил.

– Мне много, я столько не съем.

– Потом доешь. – И решительный взмах ножа. Тортик в понимании Лены символизировал элеватор.

Даже на оппозиционные фильмы, где изобличались шикарные машины и виллы российских чиновников, Лена реагировала весьма своеобразно:

– Совсем обнаглели! Вот мы, казалось бы, реальный бизнес, зерно и все такое. Четверть у нас. Целая четверть! А разве мы можем себе такое позволить! Совсем страх потеряли.

Быть занудой, и объяснять, что еще никакой четверти нет, и что, возможно, вообще не будет, не хотелось. Она же не об этом, а исключительно о своей гражданской позиции.

Вода камень точит. Лена, конечно, не вода, но и Антон не камень.

Постепенно Антон заразился верой в то, что Тихон Ерофеевич отпишет ему двадцать пять процентов собственности. Как бабочка вылупляется из куколки, так и его надежда, сначала смутная и зыбкая, постепенно переросла в уверенность, что так оно будет.

Однажды, отчитывая бригадира за халатность, Антон сказал:

– Что же ты с моим добром делаешь? Не свое, так и не жалко. – И прикусил язык.

Никогда прежде он не ощущал себя собственником элеватора, понимая фиктивность документов. И вдруг где-то внутри произошел сдвиг. Отложенная Леной личинка превратилась в кокон надежд, из которого вырвалась бабочка желаний. Назад эту бабочку было уже не загнать.

Антон немного испугался. Но бабочка была такой красивой, что прогонять ее не хотелось. В мерцании ее крыльев угадывались воды Венеции и шпили европейских соборов, кроны вековых секвой и скромная роскошь французских шато… «Господи, я же нигде не был, ничего не видел, а жизнь проходит», – подумал Антон. Шелест крыльев бабочки убеждал, что все еще впереди, все возможно и непременно сбудется. Что именно, он толком не знал, но верил, что только хорошее.

И он не прогнал бабочку.

В Багдаде все спокойно

Целый год Виктор изнывал от скуки. Осознание того, что он переехал жить в провинцию, било по нервам. И ладно, если бы он был урожденным москвичом, для которого любой выезд из столицы – это всегда вояж, приключение, драйв. Виктор же был урожденным провинциалом, а потому душа его стремилась в Москву.

Стоило ли так отчаянно цепляться за Москву, проводя по три часа в пробках по дороге в Коммунарку, чтобы теперь зависнуть в этой глуши. И чем больше российский юг наряжался в дорогие пансионаты и пафосные рестораны, тем отчетливее проступала его провинциальность, как пудра, положенная на нездоровую кожу, только подчеркивает ее изъяны.

Виктор с содроганием вспоминал съемную квартиру в Коммунарке, тесную, захламленную хозяйским барахлом. Как же хорошо было съехать оттуда, когда его карьера пошла в гору. Конечно, не сама пошла. Помогла Ольга Петровна. Он готов был молиться на нее. И вдруг та же самая преподобная Ольга Петровна отправляет его в ссылку.

Он ненавидел госпожу Ольгу так же страстно, как недавно боготворил.

Самое ужасное состояло в том, что вокруг него решительно ничего не происходило. Рабочие моменты решались довольно просто, учитывая опыт и умения Виктора. Местные власти оказались, в принципе, похожими на московские: они хотели денег и боялись тюрьмы. Разница состояла лишь в том, как они страховались от тюрьмы. Москвичи прижимались к федеральной власти, видя в ней своеобразную крышу. А местные власти, наоборот, хоронились от федералов, накрывались плащом-невидимкой, из которого строго дозированно выпускали наверх отчетные показатели, над которыми сами же и смеялись.

Виктор быстренько наладил контакт с многочисленными местными ведомствами, и все поручения Антона выполнялись оперативно и ко всеобщему удовольствию.

Антон оказался нормальным мужиком. Виктор даже надеялся подружиться семьями, но не вышло. Они попробовали, пришли с Владой в гости к боссу. Как нормальные люди пришли, с шампанским и тортиком. Влада надела облегающий комбинезон и вообще выглядела секси. Лена на нее как-то сразу взъелась. У нее даже нервный тик разыгрался. Ну Влада, надо признаться, тоже Лену подкалывать стала. Она так-то девушка смирная, но иногда впадает в стервозность. Короче, между ними стали летать молнии.

– А вы давно вегетарианством увлекаетесь? – спросила Влада.

– Как только стали осознанно подходить к жизни.

– Как кролики? – И Влада бросила мельком взгляд на четверых детей.

Лена взгляд перехватила. Намек был прозрачен: кролики едят траву и плодятся, вот и вся их осознанность.

– А у вас нет детей?

– Мы пока не женаты.

– Впервые слышу, чтобы дети рождались по распоряжению ЗАГСа, – подколола Лена.

И ведь больно подколола. Влада давно не предохранялась, а толку не было.

Короче, посидели в гостях совсем недолго. Виктор вспомнил о срочных делах, и они спешно попрощались с хозяевами. По дороге домой Влада подбирала эпитеты для мадам Петуховой. Самый нейтральный был «прибабахнутая». Словом, дружить семьями не получилось.

Ну это ладно. Главное, что это не отразилось на отношениях с Антоном. Тот доверял Виктору настолько, что однажды, когда они ехали в мэрию, остановил машину и купил себе шаурму. Нормальную, не вегетарианскую. Знал, что Виктор его не сдаст.

Да и сдавать нечего. Шаурма – это несерьезно. А в остальном Антон вел себя безупречно.

Раз в неделю Виктор звонил Ольге Петровне. Для регулярного созвона он выбрал пятницу, вечернее время. Это был еженедельный ритуал, бессмысленный и привычный.

– Добрый вечер, дорогой, – ворковала она. – Ну? Что хорошего ты мне скажешь?

– «В Багдаде все спокойно», – шутил Виктор. – Никаких передвижений войск противника не наблюдается.

– Ну и славно. Надеюсь, тебя там не обижают.

– Кто же обидит секретного агента? Я тому цианистый калий подсыплю.

– Перестань! – кривилась госпожа Ольга. – Что за детский сад?

Остроты Скунса ее раздражали, но в целом она была им довольна.

Иногда Ольга Петровна спрашивала про погоду или про цены на недвижимость. В сезон интересовалась урожаем персиков и инжира. Но никогда, ни разу не спросила про жену Петухова или подругу Виктора. Они ей были неинтересны.

Ольга Петровна пребывала в уверенности, что она единственная женщина, допущенная в мужские игры. Остальные только обстирывают своих мужей, готовят им еду, то есть выполняют роль обслуживающего персонала. И только она является стратегом, помогающим Тише выиграть сражение за элеватор.

Как бы она удивилась, если бы послушала, что происходит у Виктора после окончания их разговора.

– Блин! – раздражалась Влада. – Каждую неделю одно и то же. Ни туда, ни сюда. «В Багдаде все спокойно», – передразнила она Виктора.

Виктор знал все, что услышит дальше. Он пытался улизнуть на кухню, но Влада шла следом.

– И сколько это будет продолжаться? Сидим тут, мхом скоро покроемся.

– Потерпи, надеюсь, что скоро все как-то разрешится и мы вернемся в Москву.

– В Москву? – прошипела Влада. – А какой тогда был смысл во всей этой идиотской поездке?

Виктор не мог ответить на этот трудный вопрос. Приходилось признать, что смысла не было никакого. Он просто стал заложником прихоти госпожи Ольги. Выходило, что он отнял у Влады год жизни.

Впрочем, он ничего ей не обещал. Просто сказал: «Мне нужно уехать». Она ответила: «Я с тобой». Вот и все. Какие к нему могут быть претензии? Однако претензии были, и серьезные.

Ночь с пятницы на субботу он регулярно проводил на кухне. Влада отселяла его, швырнув на кухонный диванчик подушку и одеяло. Потом как-то все успокаивалось, и он возвращался в их спальню. Но лишь до следующей пятницы, когда все повторялось с нарастающей силой.

Виктор стал ненавидеть пятницы так же сильно, как госпожу Ольгу.

В очередной пятничный скандал он заорал Владе в лицо:

– Чего ты от меня хочешь? Что я должен сделать, чтобы ты успокоилась?

Он ожидал фразы типа «Ничего! Все, что мог, ты уже сделал!» и бросок подушки ему в голову.

Но странное дело, Влада не огрызнулась. Она сосредоточенно молчала. И очень внимательно смотрела на Виктора, словно проверяя, готов ли он к тому, что она скажет.

«Сейчас она объявит, что уходит от меня», – обмяк Виктор. Сердце сдавило чем-то шипастым, и Виктор словно со стороны увидел, как оно плачет капельками крови. Он не мог потерять Владу, это было выше его сил.

– Владочка, прошу тебя… Давай не будем пороть горячку… Ну что я могу? Ты же видишь… Я все сделаю, что ты хочешь, только давай успокоимся…

Влада продолжала смотреть внимательно и напряженно.

– Прошу тебя, не молчи. Ну, подумаешь, годик потеряли. Я наверстаю…

Она молча прошла мимо него, сняла с полки гейзерную кофеварку и начала варить кофе. Ни слова, ни звука.

Вглядываясь в ее спину, Виктор пытался понять, что сейчас выражает ее лицо. Решимость развода? Презрение к его беспомощности? Усталость от скандалов?

Он сел на стул и покорно ждал решения Влады.

Сварив кофе, она налила в две чашки, одну пододвинула Виктору. Он хлебнул и обжегся.

– Осторожнее, – сказала Влада.

Он благодарно сжал ее руку. Простила?

– Виктор, давай поговорим. – Сердце его опять ухнуло вниз. – Так больше продолжаться не может. Ты не собака охранять чужое добро.

– Давай все бросим и уедем, – заговорил он горячо. – Начну искать работу с нуля. Не такая уж и всемогущая Ольга Петровна, чтобы меня нигде не взяли.

– Например, можно устроиться дворником, – усмехнулась Влада. – Нет, это плохой вариант.

– А какой хороший?

Влада задумчиво пила кофе маленькими глотками. Грациозная головка на точеной шейке. Похожа в профиль на Нефертити. В эту минуту Виктор понял, что готов на все, чтобы только видеть каждое утро, как она пьет кофе.

– Виктор, а ты не думал расшевелить это болото?

– В каком смысле?

– В прямом. Пусть хоть что-то начнет происходить.

– Как это?

– Намекни этой гусыне, что тут назревают перемены.

– Какие? – Виктор явно не догонял мысли Влады.

– Любые. Ну, типа, ничего не ясно, но прежней уверенности, что в Багдаде все спокойно, у тебя уже нет. Пусть начнут хоть что-то делать.

– Зачем? – продолжал тупить Виктор.

– Затем, чтобы нам стало интереснее жить.

Влада не стала объяснять Виктору, что если хочешь поймать рыбку в мутной воде, то воду надо предварительно взбаламутить. Она сама не знала, что именно удастся поймать. Может, золотую рыбку, а может, и старый башмак. Но сидеть на берегу у незамутненной реки она больше не хотела.

– Но я же не могу просто так оговорить человека.

– От тебя это и не требуется. Просто намекни, что есть повод задуматься. Типа, призови к бдительности. Разве это плохо? Пусть Петухов сам им доказывает, что в Багдаде все спокойно. Докажет – хорошо. Не докажет – еще лучше.

– Не понимаю, куда ты клонишь.

– Видишь ли, – задумчиво сказала Влада, разглядывая кофейную гущу. – Когда стороны начнут выяснять отношения, им может понадобиться союзник. Ты можешь им стать. А эта уже совсем другая такса, а может, и другая биография.

– И чьим же союзником мне предстоит стать?

– Какая разница? Потом решим.

Влада ушла в спальню. Виктор подождал, когда она вынесет ему подушку и одеяло, не дождался и несмело пошел за ней следом.

Это была первая пятница за последние месяцы, когда он ночевал не на кухне. Ради такого стоило поддержать игру, придуманную Владой.

Новая фирма

Запыхавшийся Антон влетел в свой кабинет, по дороге попросив секретаршу пригласить к нему Виктора.

Когда тот появился на пороге, спокойный и уверенный в себе, Антон почувствовал, как груз проблем становится легче. Все-таки повезло ему с помощником.

– Привет! – Он первый протянул руку.

– Что такой взмыленный?

Они давно перешли на «ты», но это не повлияло на требовательность Антона и исполнительность Виктора.

– Будешь тут взмыленным. Только что имел беседу с ведущим местного телеканала. Ну, ты его знаешь, ушастый такой. Просит денег на выборы.

– Много просит?

– Не очень.

– Так дай, – посоветовал Виктор.

– Я бы дал, но мэр обидится. Ушастый его чем-то обидел.

– Когда?

– А я знаю? Может, в передаче что-то ляпнул, а может, последний бутерброд на банкете увел. Короче, мне это неинтересно, но то, что между ними кошка пробежала, любой знает.

– Ну так не давай.

– Умный, да? Этот ушастый нам нужен, он по телику нас хвалит. Формирует, можно сказать, позитивный имидж корпорации.

– То есть тебе хочется дать ему денег, но так, чтобы мэр не узнал?

– Вроде того. С одной поправкой. Мне лично совсем не хочется давать ему деньги. Прямо с души воротит. Но считай, что это представительские расходы. Как-то так. Короче, нужно дать, пусть подавится. Но тогда мы наживем врага в лице мэра. Блин! – и Антон страдальчески скривился.

Виктор стоял и размышлял. Нет, не про то, что ему сказал Антон. Тут и думать нечего, ответ лежит на поверхности. Он знал, как поступают в таких случаях.

Он изумлялся тому, как странно устроена жизнь. Только на днях они поговорили с Владой, и вот, пожалуйста, как по заказу возникла ситуация, которую можно использовать для первого хода в этой странной игре. Виктору даже стало немного не по себе от такого стечения обстоятельств: жизнь сама загоняла шары в его лузу.

– Так давай оформим прокладочную фирму. Например, на твою жену. У нее же и фамилия, ты говорил, другая.

– Не понял.

– Она же ведет разные психологические тренинги? – продолжил Виктор.

– Ну типа того.

– Назовем как-нибудь «Здоровье почти даром» или «Лечу от всего и сразу». Я извиняюсь, конечно…

– Не извиняйся. Давай дальше.

– И тогда мы переведем деньги твоей жене, точнее, ее фирме, а она уже проспонсирует выборы этого ушастого дебила. Женщина-предприниматель поддержала телеведущего. Какие претензии? Имеет право!

– Точно! – обрадовался Антон. – Элеватор вроде как ни при чем будет! Ну ты голова. Господи, это же так просто. Почему я не додумался?

– Потому что твоя голова другим занята.

Антон страдальчески улыбнулся. В последнее время он жил в вечном цейтноте. Не ел, а глотал. Не засыпал, а отрубался от усталости.

– Только дай телефон жены для связи. Сделаем в лучшем виде, – пообещал Виктор.

Антон записал номер телефона и, протягивая Виктору бумажку, как-то засмущался:

– Ты только… Ну, не дразни ее, что ли.

– Понял.

В этой лаконичности Виктора угадывалось мужское сочувствие и какое-то хвастливое превосходство. У него Влада-секси, а у Антона вегетарианка с прибабахом. Но против очевидного не попрешь.

И каждый занялся своими делами.

Антон форсировал модернизацию элеватора, а Виктор начал создавать фирму для Лены.

Она была не против. Даже резко за. Иметь свою фирму – это конечно, престижно. Но, с другой стороны, головная боль. Однако Виктор объяснил, что престиж достанется ей, а голова болеть будет у него. Лене ничего делать не придется. Только придумать название. Все бумаги он оформит, она подпишет, всего и делов-то. Потом ей упадут деньги за какую-нибудь консультацию, а она эти деньги пожертвует в фонд одного ушастого паренька. Вот и все! Дальше фирма останется ей на память. Может закрыть, а может использовать по собственному усмотрению.

Идея Лене понравилась. Несколько дней она мучила Антона, тестируя на нем разные названия.

– Может, «Навстречу солнцу»? Или лучше «Навстречу здоровью»?

– Прекрасно! – отвечал Антон.

– Нет… Как-то вяло. Нет энергетического импульса. Может «Долой невзгоды»?

– Согласен, – Антон косил глазом на экран, где показывали футбол.

– Нет, как-то не в десятку, – продолжала сомневаться Лена. – А что если «Здоровье до гроба»?

– Тогда уж лучше «Умри здоровым», – пошутил Антон и тут же прикусил язык.

Лена косо на него посмотрела.

– Может «С чакрой по жизни»? – попытался он исправиться.

Нервный тик Лены был ему ответом.

В результате остановились на скромном названии «Путь к себе».

Учреждение фирмы прошло в штатном режиме. Деньги от элеватора пришли в рамках контракта, предусматривающего прохождение рабочими тренинга «Приветствие солнца как путь к здоровью». Слава богу, рабочие даже не догадывались, что посетили этот тренинг. Иначе бы засмеяли руководство. Затем эта сумма ушла в оттопыренные карманы ушастого телеведущего, решившего стать политическим деятелем.

Ленина фирма выполнила свое предназначение, теперь про нее можно забыть или использовать от случая к случаю. Так думали Лена и Антон Петуховы.

Но они ошибались.

В очередную пятницу на экране айфона Ольги Петровны высветилось «Скунс». Она немного устала от этих еженедельных созвонов и подумывала сделать их более редкими. Похоже, Петухов – простой технарь, которому не хватит ни смелости, ни смекалки вести двойную игру с Тишей. Не исключено даже, что он порядочный человек. Это, конечно, самое маловероятное, что Ольга Петровна могла предположить, но полностью исключать такой вариант тоже нельзя.

К тому же в пятницу вечером так много дел. Самый светский день недели.

Ольга Петровна решила сегодня поговорить по-быстрому.

– Привет, – нейтрально начала она.

– Добрый вечер, госпожа Ольга!

– Ну что? Есть новости?

Она задала дежурный вопрос для того, чтобы выслушать дежурный ответ в том духе, что в Багдаде все спокойно, и попросить Виктора звонить пореже. Надоел немного.

– Не знаю, стоит ли волноваться, – неуверенно сказал Виктор.

– Говори.

– Тут такое дело: жена Петухова создала под себя фирму.

– Что за фирма?

– Называется «Путь к себе».

– Дурацкое название.

– Вполне подходящее. Оказывает разные консультационные услуги по оздоровлению организма с уклоном в восточные дела, какая-то смесь психологии и врачевания. Словом, полная хрень.

В трубке молчали.

– Может, это просто так, – вкрадчиво продолжал он, – чем бы дитя ни тешилось… Но мое дело предупредить.

– Что еще? – голос Ольги Петровны стал сосредоточенным, что не укрылось от Виктора.

– Я даже не знаю. Может, это мелочь, но Петухов заплатил этой фирме крупную сумму.

– За что?

– За тренинг рабочих. Какое-то общение с солнцем как путь к здоровью.

– Рабочие его на смех не подняли?

– Так рабочие про это и не узнали. Это была фиктивная оплата. Никто ни на какие тренинги не ходил.

– Ясно, – скупо отреагировала Ольга Петровна.

«Что тебе ясно? Глупая ты корова», – подумал Виктор. Он вдруг ощутил себя не ведомым, подручным и покорным, а ведущим, активным игроком. Не его дергали за ниточки, а он сам раздавал крапленые карты. Приятное чувство превосходства над госпожой Ольгой омыло его душу живительной влагой собственной значимости.

Правда, некоторый дискомфорт ощущался в том месте, где обычно живет совесть. Но Виктор вполне резонно сказал себе, что в его речи нет ни одного лживого слова. Одна голая правда. Создали фирму для мадам Петуховой? Да. Провели через нее платеж за фиктивный тренинг? Опять да. Так разве он оболгал кого-нибудь? Ответ очевиден: нет, не оболгал.

Другое дело, что он не раскрыл всех деталей. Умолчал, что деньги пошли на ушастого придурка, которого нельзя открыто поддержать, не нарываясь на гнев мэра. Ну так что? Он и не обязан докладывать обо всех мелочах. Совесть, конечно, продолжала ныть, дескать, полуправда иногда хуже лжи. Но Виктор попросил эту докучливую совесть заткнуться. Интеллигентно так попросил.

Разговор быстро исчерпал себя. Виктор попытался обсудить превратности черноморского климата и с радостью уловил раздражение Ольги Петровны. Значит, заглотила приманку. Теперь ей ни шторм, ни град, ни камнепад неинтересны.

Действительно, Ольга Петровна спешила закончить сеанс связи со Скунсом. Ей не терпелось позвонить брату.

Какое-то время Тихон был не доступен. Ольга звонила и звонила. И с каждым новым звонком ее оценка ситуации становилась все тревожнее. К тому времени когда он взял трубку, ощущение надвигающейся беды окончательно подчинило себе Ольгу Петровну.

– Тиша, Антона пора убирать, – сказала она вместо приветствия.

– Стоп. С чего вдруг так? – судя по голосу, он не воспринял ее слова всерьез.

– Он жене фирму открыл. «Путь к себе» называется.

– Да, название так себе. Предлагаешь уволить за безвкусицу?

– Хватит острить. На эту фирму твой Петухов по фиктивной сделке перевел ей какие-то деньги.

– Ну и что? Начал крысятничать? Так это вообще ни о чем. На его месте любой бы так. Он еще долго продержался. Ну сколько он там перевел? Не обеднеем.

– Тиша, ты дебил? – не выдержала сестра. – Дело не в сумме. Важен сам факт: на доверенное лицо открывается новая фирма.

Тихон Ерофеевич встревожился. Сестра нечасто называла его дебилом, это был повод задуматься.

– Думаешь, «матрешка»? – уже совсем другим голосом спросил он.

– Не исключено.

Они понимали друг друга с полуслова. Матрешка – это не только игрушка, которая считается национальным символом, хотя была срисована с японской куклы. Матрешка – это еще и схема запутывания следов, которую опять же не в России придумали, но именно здесь сделали национальным символом ведения бизнеса.

Суть этой схемы проста и изящна. Фирма А учреждает фирму Б, а та, в свою очередь, фирму В, и так дальше, пока не переберут все буквы алфавита. Последняя фирма чего-то там покупает, становится, так сказать, законным владельцем. Все ее поздравляют или ненавидят. Точнее, делают это одновременно. И никто не видит скромную маленькую фирму А, с которой началась вся эта цепочка и которая, по сути, и является настоящим хозяином. Точно так же никто не видит миниатюрную, цельную фигурку, которая составляет сердцевину матрешки.

Брат с сестрой испугались, что фирма «Путь к себе» станет начальным звеном построения путаной схемы по уводу активов. В новом свете название фирмы показалось Ольге Петровне уже не дурацким, а зловеще-многозначительным, намекающем на путь богатства к себе, в свои закрома. Вот тебе и тихоня Петухов!

Но хорошо, что на свете есть бдительный Скунс: спасибо, предупредил. Они ответят упреждающим ударом. Внезапность станет их козырем, пусть Тихон позвонит ему в четыре утра. Ольга Петровна даже не заметила, как ход ее мыслей приобрел милитаристский уклон.