Текст книги "Записки из модного дома"

Столичный стиль

Бутики дизайнерской одежды – главная особенность нашего времени. Волна прогресса: возросшие скорости передвижения, революция в области связи, спутниковое телевещание, транслирующее одни и те же развлекательные каналы, развал коммунизма и триумф западной модели «потребительского общества» – все безжалостно привело мир к засилью торговых марок. Моду уже давно не причисляют ни к искусству, ни к изысканным ремеслам – это бизнес, точно такой же способ зарабатывать деньги, как добыча нефти или производство автомобилей. Даже дома моды с полувековой историей занимаются чистой коммерцией. Кутюрье – профессия, которая исчезла вместе с art de vivre, «искусством жить». Платья для визитов, платья к завтраку, платья к обеду… разве можно сегодня представить женщину, которая будет переодеваться по пять раз в день?! Остался лишь красивый спектакль. А громкие имена вроде Christian Dior, Chanel и Yves Saint Laurent нужны только для того, чтобы лучше продавать духи и аксессуары.

И лучше всего они продаются в наших березках. В России, а особенно в Москве, – самый динамично развивающийся рынок дизайнерской одежды и прочих предметов роскоши. Виной тому, в первую очередь, нездоровая любовь сограждан ко всему броскому и именитому, желательно с крупным лейблом во всю спину. Специализирующиеся на таком дизайне марки: Gucci, Dolce&Gabbana, Versace – продают у нас ежегодно одежду и аксессуары на миллионы долларов. И это не предел! Наши готовы покупать еще и еще. По непроверенным слухам из рекламного отдела, годовой объем отечественного рынка дизайнерской одежды составил почти тридцать миллиардов долларов. И это притом, что покупать дорогие вещи могут менее десяти процентов россиян.

И если вы думаете, что я возмущаюсь, то жестоко ошибаетесь. Я люблю московские бутики, в них все так чинно-благородно, там я сразу успокаиваюсь. Разве что-нибудь плохое с тобой может приключиться там, где столько хорошо одетых людей, так много новой одежды и такие глянцевые полы? Я готова тут поселиться! Впрочем, это несложно: почти ежедневно и с утра до вечера открываются новые бутики, презентуются свежие коллекции, устраиваются дефиле. Вот, например, сегодня уже в десять нуль-нуль мы возбужденной вереницей собрались на открытие очередного бутика. Первая презентация сезона, все были в сборе.

Вообще-то, десять утра – не самое лучшее время для такого мероприятия. Хотя бы потому, что из всей еды нам было предложено только шампанское. Несложно предугадать, что в итоге вся модная общественность разъедется по редакциям на бровях. Впрочем, такой алкоголизм – не редкость. Я удивляюсь, как наша Ульяна еще не спилась, – на светских вечеринках разнообразное спиртное льется полноводной рекой.

Я взяла бокал шампанского и направилась к нахмуренной особе, быстро перебиравшей коллекцию на вешалке-стойке.

– Привет, Олеська! Как жизнь?

– Слушай, сорок шесть тысяч рублей за эту линялую тряпочку?! – Олеся вытянула из кучи одежды нечто действительно напоминающее линялую тряпочку с обмахрившимися краями.

Я наклонилась поближе и вчиталась в ценник:

– Стопроцентный натуральный шелк, первая линия, то есть дизайнер в эскиз хотя бы пару штришков внес… Ха! Это еще вполне по-божески.

– По-божески – это бесплатно! – отрезала Олеся.

Я закатила глаза. Олеся – моя подруга и по жизни, и по работе. Мы сошлись с ней еще на журфаке, и хотя в итоге выбрали одну модную специализацию, но все равно наши пути-дорожки несколько разошлись. Я работаю в модном журнале, а Олеська – в желтой газете.

Газета не то чтобы совсем желтая, скорее цветная, но статьи они публикуют такие, что потом правительство неделями оправдывается перед избирателями. Понятное дело, читательская аудитория у Олеськиной газеты огромная, а тиражи запредельные, что вызывает трепет у всех торговых марок в стране. Я уточняю – тайный трепет. Вслух все плюются, морщат носы и умирают от желания напечататься в любом глянцевом журнале, даже если тираж этого журнала равен возврату нераспроданных номеров. За этот снобизм Олеся жестоко мстит, пропечатывая не угодившие ей марки в хвост и в гриву. Но марки не слишком обижаются, поскольку плохая реклама – это все равно реклама.

Эта непрекращающаяся партизанская война между Олесей и модным бизнесом сделала мою подругу чуть брюзгливой и несколько подозрительной. Она очень трепетно относится к своему реноме и видит подляну там, где и Березовский расслабляется. Ну а специфика ее места работы заставляет Олесю смотреть на жизнь с точки зрения обывателя. Отсюда все эти: «Сколько-сколько?», «А куда это надеть?», «Да за эти деньги квартиру в Митино можно купить!» А ведь с виду приличная девушка!

– Олеся, расслабься. Ты что, собралась здесь что-то покупать?

– Разумеется, нет! Но…

– Мне тоже это в голову не придет. Поэтому и расслабься. Тебе не все ли равно, что нувориши будут тратить свои незаконно заработанные миллиарды на эти линялые тряпочки?

– Но…

– А твоим читателям ты подробненько разъяснишь, насколько у нуворишей тяжелая жизнь – даже шмотки приличной купить не могут.

Олеся рассмеялась на весь бутик:

– Слушай, тебе у нас нужно работать. Ты говоришь точь-в-точь как мой редактор.

– Спасибо, я как-нибудь в нашем клубе любителей садо-мазо перебьюсь, – твердо ответила я.

С ума сошла, что ли?

– Кстати, о садо-мазо, – Олеся ближе придвинулась ко мне, – как там поживает ваша долбанутая редактрисса?

Я на всякий случай оглянулась: нет ли вокруг лишних ушей.

– Все по канону: истерики, летающие ежедневники и регулярные угрозы всех нас уволить…

– Какая насыщенная у тебя жизнь, – ухмыльнулась Олеся.

– Но не без приятных сюрпризов, – я выразительно округлила глаза и пересказала сцену пришествия нового редакционного директора. Во всех подробностях.

– Неужели такой лялечка? – Олесе явно было слегка завидно.

– Ты смотришь в глубь вопроса, подруга. Лариса уже наложила на него свои наманикюренные паучьи лапки.

– Ты, случайно, место работы менять не собираешься? – ни с того ни с сего спросила Олеся.

– Что?! – Я поперхнулась шампанским.

Олеся заботливо похлопала меня по спине и наклонилась ближе:

– Тогда держись от этого лялечки подальше.

– Олеся, я же не дура… Ладно, потом обсудим, – я кивнула на приближающуюся к нам с профессиональной улыбкой пиар-менеджера бутика.

Столичный стиль. Часть вторая

Знаете, что такое кошмарный сон модного редактора? Когда ты после тяжелого трудового дня на ниве глянца выходишь на улицу и видишь весь город, одетый точь-в-точь так, как ты буквально сегодня расписывала в модных обзорах. Чувствуешь себя то ли демиургом, то ли сумасшедшим естествоиспытателем.

Все девицы поголовно – в джинсах с аппликацией на попе, платьях-туниках, глянцевых ветровках, пестрых туфлях на платформе и с золотыми сумками. А парни – увы! – выглядят или как стопроцентные гопники, или как завсегдатаи гей-тусовки у Памятника героев Плевны. В общем, все в точном соответствии с последними тенденциями, но в виде дешевых имитаций малоизвестных лейблов.

Модные тенденции сметают друг друга со скоростью крепкого штормового ветра, грозящего перерасти в ураганный. На предвкушение и наслаждение дизайнерскими изысками у современных жертв моды не хватает ни времени, ни терпения, им хочется приблизиться к глянцевым стандартам здесь и сейчас. Юные модники больше не копят деньги на одежду с дорогостоящим лейблом, они предпочитают тоннами скупать продукцию масс-маркета, работающую в пиратском стиле fast fashion. Быстрая мода, как и быстрая еда, дает возможность насытиться последними тенденциями без ущерба для кошелька. И наплевать на то, что весь город выглядит как клоны, главное – это модно, дешево и сердито.

Тут я могла бы немного пофилософствовать о том, что мода больше не элитарна: она стала привычной, как воздух, доступной, как хлеб, демократичной, как кока-кола. И о неуважении юных жертв моды к себе, поскольку они тратят свои потом и кровью заработанные деньги на одноразовую одежку. Но большие бренды сами могут постоять за себя: с помощью дорогих адвокатских контор и государственных судов они яростно защищают свои дизайнерские творения от копирования сетями дешевых магазинов, банально крадущих наиболее успешные идеи.

В своем образе «я – модный редактор, ха!» чувствую себя среди этих клонов неуютно. Мне все время кажется, что за моей спиной надо мной смеются. Хотя я точно знаю, что это не так: большинство людей слишком заняты собой, чтобы обращать внимание на других. Единственное, чем я себя могу успокоить, – Я. Редактор. Отдела. Моды. И именно я решаю, что вы будете носить и как выглядеть в ближайшие месяцы. А сама буду делать все с точностью до наоборот. Вот.

Евангелие модной девушки

• Никогда не носить самую модную вещь сезона. А если приспичит, то исключительно в предыдущий сезон, когда тенденции уже известны, но вещи еще не дошли до широкой продажи. Как только дойдут – сразу снять и выкинуть. Warning! Если ты видишь такую же вещь, как у тебя, на Кейт Мосс, поставь себе плюсик в модное резюме. Если это же носит Виктория Бекхэм, Сиенна Миллер или группа «Фабрика», то избавляйся от этой вещи немедленно!!! И никогда не упоминай в приличном обществе, что носила что-то подобное.

• Носить вещи, актуальные в прошлом сезоне, – нет. Даже если они очень идут – все равно нет. Без комментариев.

• Никогда не надевать пионерские сочетания – белый верх, темный низ, плюс пестрый платочек на шее. Это униформа девиц с ресепшн и младшего персонала пиар-агентств, встречающих вас на входе на любое мероприятие.

• Быть уважающим себя модным снобом и никогда не носить наряды, которые производят впечатление на продавщиц бутиков и метрдотелей московских ресторанов.

• Резинка трусов и бретельки бюстгальтера никогда не должны быть видны из-под одежды. А если одежда прозрачная, то нужно надевать нижнее платье телесного цвета. «Лифчики на просвет» – только для сотрудниц туристических агентств, получающих процент от каждой сделки.

• Украшения: а) массивные перстни с цветными камнями и тяжелые серьги-подвески – лучше всего винтаж; б) яркие дешевые пластмассовые бусы актуальной сезонной расцветки; в) широкие кожаные браслеты-напульсники, как у Джонни Деппа. Все остальное – от лукавого.

• Носить исключительно большие и вместительные сумки. Причем настолько, чтобы в них помещались: пара толстых журналов, самая актуальная книга сезона, запасная пара обуви, трехкилограммовый пакет с украшениями для завтрашней фотосессии – и все одновременно. Особо приветствуются мягкие пляжные сумки и плетеные кошелки со всех курортов мира. Маленькие сумки – для лентяек, а мы должны демонстрировать свою исключительную занятость и крутизну.

• Обувь всегда контрастного наряду цвета. И разумеется, другого цвета, чем сумка. А нипочему!

• Никогда не носить гламурные прически. Волосы должны быть растрепаны, собраны в небрежный пучок или хвостик. Прическа «волосок к волоску» – только для светских бездельниц, которым нечем больше заняться, а только посещать салоны красоты.

• Накладные ногти – еще одно табу.

• Красить губы только матовой или атласной помадой. Это по-настоящему cool! А вот глянцевые и перламутровые блески для губ – для девушек с рабочих окраин.

• Держаться «в стае», общаться только со своими. И свысока смотреть на: а) моделей; б) жен и подружек светских миллиардеров; в) представителей пиар-агентств.

• Ошарашивать непосвященных вопросом: «Это чье?» – имея в виду марку одежды. И добить простофилю: «Неплохо… немного в духе Пенелопы Три. Но отлично сочетается с маникюром а-ля Джоан Кроуфорд».

• Со скукой говорить о предстоящей/состоявшейся поездке на неделю дефиле в Милан, Париж или Нью-Йорк. Даже если ты мысленно прыгаешь от радости, вслух ты должна демонстрировать утомление от постоянных вояжей.

И апогей: пользоваться тональным кремом. Наши женщины после десятилетий монополии железобетонного «Балета» предпочитают пудриться до посинения, но с предубеждением относятся к тональным кремам. Поэтому подобрать правильный тон – это круче крутого. В моем случае – это Futurist от Estee Lauder, оттенок 02.

Столичный стиль. Часть третья

– Володя, еще один комментарий, и я звоню Ларисе! – злобно прошипела я.

Наш фотограф обиженно скуксился и ушел в другой конец зала. Мне это еще аукнется, тревожно подумала я, глядя ему вслед. Но в данный момент мне и самой было нелегко. А иначе зачем бы я безбожно врала, что буду звонить Ларисе? Да меня обратиться к ней с проблемами заставит лишь разорвавшаяся прямо посреди фотосессии водородная бомба!

Отведя тревожный взгляд от Володи, я не менее тревожно смотрела на огромный кроваво-красный диван, на котором раскинулась наша сегодняшняя модель. Впрочем, это она называет себя моделью, а как я ее называю… в общем, по-разному называю. Но, в основном, непечатно.

Наша сегодняшняя модель – та самая королева красоты, которую Лариса волевым решением определила в героини интервью и фотосессии. Уж не знаю, что тому послужило причиной: на какой-то Лазурной вечеринке Лариса в прострации от выпитого посчитала эту королеву бензоколонки конфеткой, а может, дело в банальном подношении нашему рекламному отделу – меня это мало волнует. Но вот по-настоящему беспокоит то, что я должна из этой резиновой куклы соорудить нечто пристойное на страницах нашего журнала (лучшего в мире, вы не забываете?).

Три года назад, только что победив на общенациональном конкурсе, эта Яна действительно была конфеткой. Конечно, внешность у нее не голубых кровей, но для девушки из глубокой провинции выглядела она на пять с плюсом! Эдакая дорогая модель куклы Барби. И что? Уже через полгода ее покрыла глазурь автозагара, потом губы как-то подозрительно припухли, а грудь стала просто вырываться из декольте. В итоге наша героиня стала выглядеть как Памела Андерсон-light.

Я главное забыла упомянуть: почти сразу после конкурса Яну-Барби-hard подхватил нефтяной олигарх, который, естественно, женат, отец троих взрослых детей, да еще и куратор-инвестор какого-то религиозного сообщества. Вследствие чего наша модель (о, боги!) обзавелась коллекцией ювелирных украшений на сто двадцать миллионов рублей. Это первое, о чем мне сказала эта силиконовая кукла при встрече. Кстати, если бы не сказала, то я бы подумала, что это бижутерия – крупная, аляповатая и утыканная камнями величиной с яйцо, в общем, неважно, с чье яйцо. Да если я помещу ЭТО на страницах журнала, то у нас лицензию отберут – за вульгарность!

Как я отбивалась от перспективы запечатлеть ЭТО для вечности – тема для отдельного многотомного издания. Но потом мне пришлось загнать Маринку в угол и потребовать, чтобы она потрясла всеми своими связями и раздобыла что-нибудь пристойное в Cartier или Van Cleef. И вот теперь на съемке присутствуют две манекеноподобные особы, прижимающие к сердцу многочисленные футляры с фирменными монограммами. Насколько я слышала, Яна уже попросила отложить для нее пару вещичек. Я уточняю – пару десятков вещичек.

Второй бой не на жизнь, а на смерть состоялся по поводу места съемки. Яна захотела непременно быть запечатленной для вечности в интерьере своей свежеотдизайнированной квартиры. Поверьте, данный объект недвижимости еще хуже, чем ЭТО. На встрече я сидела, прикрыв глаза, чтобы не ослепнуть от латунных поверхностей, позолоты, мрамора и отполированных полов. И, как в хорошем борделе, на каждом простенке висело огромное зеркало в резной раме. А если простенок был маловат для зеркала, то там висели огромные портреты Яны в разнообразных и не всегда приличных позах. Но вообще, жизненной позиции девушки можно только позавидовать. Ее волнуют лишь две вещи: а) как она выглядит; б) как она выглядит со стороны. Ну и, конечно, что ей подарит ее козлик. Именно так она называет религиозно-нефтяного олигарха преклонных годов.

От квартиры в качестве места съемок удалось отбиться, забросав Яну модными терминами, главный смысл которых был: интерьеры ТАК быстро выходят из моды, а портреты Яны будут ТАК прекрасны, что негоже их портить интерьером, по коему, кстати, через много-много лет недоброжелатели смогут определить, сколько же на самом деле Яне лет. Это ее проняло.

Подходящий интерьер подкинул Володя – какой-то демонстрационный зал фешенебельной итальянской мебели. Он, правда, тоже походил на бордель, но бордель с претензией. Теперь-то я понимаю, как тяжело приходится Римме!

Я еще раз осмотрела место съемки. Вроде все на месте: манекены с футлярами в одном углу, в другом – смертельно обиженный Володя, его ассистент, открыв рот, рассматривающий Яну, сама героиня, упивающаяся своей неземной красотой и предвкушающая грядущие подарки «козлика», визажист и парикмахер в творческой задумчивости, внештатный стилист, флегматично сбрызгивающая одежду из пульверизатора. Кстати, на редкость удобная вещь для выездных фотосессий – отлично заменяет утюг. Я дала отмашку вернувшейся с перекура Маринке, чтобы та начала навешивать бриллианты – но только в рамках разумного! Я проверю – и пошла мириться с Володей. Он, конечно, был неправ, в полный голос язвя по адресу Яны, но мне еще с ним работать и работать.

Столичный стиль. Часть четвертая

Друзьями мне обзаводиться трудно. Они должны заниматься чем-нибудь этаким, а то мне с ними будет просто скучно. Да, общественная мораль считает, что друг – это тот, кто познается в беде. Но беда – не такая уж частая штука в жизни, поэтому я предпочитаю иметь дело с людьми интересными. Цитируя классиков: в близкие друзья я выбираю себе людей красивых, в приятели – людей с хорошей репутацией, врагов завожу только умных. И, разумеется, после двадцати пяти уже не начнешь с бухты-барахты дружить «насмерть». Поэтому на текущий момент только троих человек я могу смело и без последствий назвать своими друзьями.

С Олесей я познакомилась на первом курсе университета. Кира – моя одноклассница, с Таней мы вместе работали в одном третьесортном журнале на заре туманной юности. Сейчас она доросла до почти руководящей должности в одной прибыльной косметической компании. А Кира шебуршится в пиар-агентстве, специализирующемся на модных мероприятиях. В общем, все свои.

На традиционный девичник собираемся у меня, как и все последние годы. Благо, еще соплюшкой я обрела независимость. Когда мне было двадцать, мои родители погибли в автокатастрофе. Я осталась обладательницей благоустроенной квартиры в не самом дешевом районе Москвы, приличной суммы денег от продажи квартиры родителей отца и неограниченной свободы. В общем, у меня осуществилась мечта каждого современного подростка: свобода, деньги и еще раз свобода.

А особенно мне повезло в том, что я училась уже на третьем курсе журфака, и у меня было несколько публикаций в глянцевой прессе. А главное – у меня была голова на плечах. Которая позволила мне не рухнуть в загул, депрессию или выскочить замуж за первого встречного, лишь бы поддержал и утешил. Через год я уже самостоятельно продала родительскую дачу под Пушкиным, перевелась на вечерний и устроилась на свою первую работу – в тот самый третьесортный журнал.

Мне жалко маму и папу. Они бы могли прожить еще долго, радоваться жизни и моим успехам. Да, они рано меня покинули, но если бы этого не произошло, со временем я бы стала воспринимать их как данность, жаловаться на них подружкам и все время пытаться вырваться из-под их опеки.

В этой ситуации я думаю прежде всего о себе. Я эгоистка и не стесняюсь в этом признаться. Впрочем, как и большая часть моего поколения. Мы живем только для того, чтобы удовлетворять свои прихоти, непомерное тщеславие и экзистенциальную тоску. Нам не нужны семья, обязанности и кредиты на покупку холодильника. Кому-то может показаться, что во главе многочисленной колонны эгоистичных одиночек идут обеспеченные холостяки. Хочу вас разочаровать, главные сторонницы злостного эгоизма – молодые работающие девушки.

Мы холим и лелеем наше одиночество. Это наша жизнь, комфортная и высокооплачиваемая, и все это благополучие не свалилось с неба – мы заработали его ночными вахтами у глянцевых станков и истрепленными в интригах нервами. Готова ли ты разделить это с другим человеком? Правильный ответ – нет.

Нам не хочется подстраиваться под мужчин: тратить время на привыкание к его привычкам, на расшифровку его последнего телефонного звонка, считать, что его друзья и работа важнее наших, и с самого начала отношений программировать себя на роль второго плана. Да, над отношениями нужно работать, но я привыкла, чтобы со мной считались! Я не хочу растрачивать свою единожды данную красоту и молодость на мужчину, который не признает границ. Ведь русскому мужику нужна сразу и жена, и мать, и ангел-спаситель, и ангел-искуситель. Наши соотечественники уверены, что женский ресурс бесконечен. Вынести это способна только очень самодостаточная женщина! Которая не будет смотреть на мужчину как на врага или как на равноправного партнера, а только как на ребенка. И каждый день внушать себе: надо быть мудрее, надо стараться понять. А я не хочу!

– Независимость и самостоятельность – вот новые боги нашего времени: посвящать свою жизнь мужу и детям – больше не идеал жизненного пути. Да и дети перестали быть цветами жизни. Наибольшее недоумение в наше время вызывает женщина, родившая ребенка «для себя». Что значит «для себя»? Ребенок – это что, какой-то модный аксессуар? Он не может быть «свой» или «не свой» – это самостоятельный человечек, который живет, мыслит и решает.

– Ну, все. Лана села на любимого конька, – закатила глаза Олеся.

– А ты считаешь, что ребенок – это игрушка?! – сразу вскинулась я.

– Я рожать «для себя» не собираюсь. Довольна? – отрезала Олеся.

– Вы прямо как мои родители, – включилась в разговор Кира, – обязательно нужно устроить обсуждение вопросов вселенской важности за столом.

– А где нам их еще обсуждать? – удивилась Таня. – У фуршетного стола, на презентации?

– Кстати, о работе, – оживилась Олеся, – так кто там не дура?

Теперь я закатила глаза.

– Если разговор пошел о дурах, то это обязательно связано с мужчинами, – заметила Кира, вгрызаясь в кусок пиццы.

– Ты ни о ком, кроме мужиков, говорить не можешь, да? – парировала я.

– Ну почему же… Я могу говорить о своей работе, зарплате, начальнике-козле, коллегах-идиотах, о своем парикмахере, о том, что сказала мне массажистка на последнем сеансе… ммммм… о своих командировках, блин, о чем еще?! Ах да, о родителях, о замужестве младшей сестры и о бабуле, которая постоянно спрашивает: «Когда же ты выйдешь замуж?» – Кира явно издевалась.

– И что ты отвечаешь бабуле? – неожиданно заинтересовалась Таня, оторвавшись от миски с овощным салатом.

– Что я еще не готова стирать носки и трусы постороннего мужчины.

– Браво! – Я зааплодировала.

– А что бабуля? – не отставала Таня.

– Бабуля впадает в задумчивость и начинает подсчитывать, сколько лет она стирала чужие носки и трусы, – беззаботно ответила Кира, пережевывая пиццу.

Таня явно хотела еще кое-что уточнить, но Олеся ее перебила:

– Возвращаясь к моему вопросу: НУ?

– Ну что «НУ?»? У нас новый редакционный директор, явно будущий лялечка Ларисы. При этом он стреляет глазами по сторонам. Симпатичный. Учился в Гарварде.

– Это Артем, что ли? – Таня вновь подняла голову от салата.

– Ну да. А ты его знаешь?

– Не то чтобы лично… Его наши хотели нанять, но после двух месяцев собеседований что-то их остановило. Я слышала какие-то сплетни: он не так хорош, как его резюме.

– Ну, а у нас резюме – прежде всего, – припомнила я процесс своего трудоустройства. – Гарвард, МВА, и – наш издатель писает кипятком.

– А он хорош? Я имею в виду Артема, – Кира потянулась за новым куском пиццы.

– Пока непонятно. На мордочку – красавчик, одевается как надо, а вот что касается его непосредственной работы… Он или сидит у Ларисы, или трется у нас. Официальная версия – хочет сделать наш журнал лучшим в мире.

Девчонки уставились на меня в недоумении.

– Он вам так и сказал? – наконец спросила Таня.

– Ага, еще на первой встрече.

– Ну, тогда держитесь! Ты не знаешь, что такое МВА! Если за полгода у него ничего не выйдет, головы полетят в стиле термидорианского террора, – с уверенностью закончила Таня и снова склонилась к овощам.

– И не вздумай с ним связываться, – завела свою шарманку Олеся.

Я закатила глаза. Кстати, потолок не мешало бы побелить.