Текст книги "Прочитай меня"

– Зачем тебе это знать?

– Раз спросил, значит, надо.

Если я солгу сейчас, это будет очередной слабостью, за которую Егор меня осудит. И не только он, а я сама тоже.

– Да, ты прав, я приехала на вечер встречи, чтобы впечатлить Никиту. – Я не прячу взгляд, не краснею, не стыжусь своей – такой человеческой – нужды в одобрении и восхищении окружающих. Не собираюсь оправдываться и стыдиться своей слабости. И осуждать себя за глупые мечты не стану. Да и, как оказалось, не мечты они вовсе, иначе не испарились бы в свете реальности. Не разочаровали бы меня так сильно.

– Понятно. – Егор кивает и, отвернувшись, спешит вниз по лестнице.

– Егор!

Поскользнувшись на последней ступеньке, он хватается за перила. Его голова опущена, он смотрит под ноги.

– Что, Аль?

– Дождись лифта, мы на двенадцатом этаже.

Даже в слабом свете лестничной площадки видно, с какой силой он сжимает зубы. Пробурчав что-то себе под нос, уходит не оборачиваясь.

Глава 4
Помадных дел мастер

Платье я отнесла в химчистку, тетя потом вернет владелице вместе с коробкой конфет и бутылкой вина. Вещи собраны, я готова к отъезду. Напоследок мы с тетей с шиком отпраздновали встречу в ресторане на берегу реки. Нарядились, и я сделала ей макияж по полной программе. Тетя смущалась, ругалась из-за якобы пустой траты моих денег, но глаза блестели от счастья. Особенно когда мы вышли на веранду ресторана с видом на подсвеченную фонариками реку. Несмотря на весеннюю прохладу, было уютно и тепло, то ли от горячей еды, то ли от хорошей компании.

– Балуешь ты меня, деточка! – проворчала тетя, шмыгая носом. – На себя бы деньги тратила.

А я вдруг вспомнила наш разговор шесть лет назад, когда мы выбирали мне профессию. Что ни придумаем, бюджетных мест мало, да и кто бы меня взял на бюджетное с моей-то успеваемостью? А учиться хотелось.

– Ты, деточка, скажи, о чем мечтаешь, а я помогу найти путь, – сказала тетя решительно.

– Я хочу работать с людьми.

– С людьми? Может, что попроще выберешь? Не сложилось у тебя с людьми в школе, ты все расстраивалась, что тебя дразнили. Зачем и дальше мучиться? Шла бы ты по моим стопам, чтобы работать для людей, но не лицом к лицу.

Тетя почти сорок лет отработала поваром в заводской столовой.

Я и сама знала, что с людьми непросто, выучила этот урок за школьные годы, но…

– Я хочу что-то делать для людей, чтобы они счастливыми были.

– Так от еды самое счастье! И готовишь ты хорошо. Но раз не лежит к этому душа, то не мучайся. Какие у тебя таланты? Фантазия волшебная, это точно. Но сказками не прокормишься, к тому же их записывать надо, а писарь из тебя никакой. Скажи, чего тебе хочется?

– Быть красивой.

– Ты и так красивая, но… подожди-ка…

Так и родилась идея. Мы обратились за советом к – кому-же еще! – тетиной подруге, та поговорила с любовником, который знает всех и вся, и я отправилась учиться подальше от большого города с его такими же большими ценами. Для оплаты обучения тетя продала единственное, что у нее было, – квартиру в центре города, доставшуюся по наследству. Все школьные годы мы жили бедно, ни гроша лишнего, только козырная карта за пазухой – квартира. И ради меня тетя сдала свой единственный козырь, а сама оказалась у черта на куличках, как выразился Егор. Я уговаривала ее не продавать, но она не послушала. У нее вдруг проснулся запоздалый материнский инстинкт, и она до сих пор компенсирует упущенное в ранние годы, когда я свалилась на ее голову и она не знала, что делать с ребенком. И пусть мое детство было не самым простым, но выросла же! И все со мной хорошо. Однако, что ни говорю, тетя чувствует себя виноватой.

Видимся мы не так часто, как хотелось бы. Обычно она приезжает ко мне в отпуск и на праздники. Рядом с моим домом красивое озеро, да и воздух чище, чем в большом городе, так что для нее это отдых. А мне ее навещать труднее: в крохотной однушке мой надувной матрас еле втиснулся, да и в город возвращаться неохота.

Тете Тане шестьдесят два года, она работает два дня в неделю, и здоровье уже не то. Каждый месяц я присылаю ей деньги. Она ворчит, но принимает. А я коплю на квартиру – не для себя, для нее. Пусть крохотная, но чтобы была в центре города, где и магазины рядом, и музеи, и подруги ее. Это сейчас она еще может до электрички дотопать и толкаться сорок минут, а скоро и это будет слишком.

– Не тратилась бы ты на меня, деточка, накопила бы себе на квартиру и жила в радость. И дочку заведи. Я вот детей не хотела, а как Бог тебя послал, поняла, что ошибалась. Люблю тебя как свою.

– Я и есть твоя. Чья ж еще? Других претендентов нет и не надо. А я накоплю денег, и глядишь, хватит на квартиру. Либо ты ко мне переедешь, либо я к тебе.

– Я перееду, только когда у тебя детки будут.

Это условие поставлено давно и обсуждению не подлежит. Тетя переедет ко мне только в случае очень уважительной причины, маленькой и крикливой. Детей у меня в ближайшее время не ожидается, это точно. Время от времени я хожу на свидания, но ни на что серьезное меня не хватает. Даже на мысли.

Мы с тетей шикуем до девяти вечера, позже не получилось, потому что у меня поезд в полночь. Я наконец рассказываю ей про благотворительный вечер – не всю правду, а разбавленную, нейтральную версию. Про наряды, машины, угощения и про аукцион. Про Никиту говорю только, что у нас ничего не выйдет.

– Я вот что скажу, – заявляет тетя, глотнув шампанского, – если ты Никите нравишься, он в любом городе тебя найдет.

Если Никита меня найдет, я обращусь в полицию.

– Надеюсь, он не станет меня искать. Я не их поля ягода. Только в сказках Золушка идеально вписывается в роль принцессы, а у меня так не получится. Да и принц оказался так себе. С душком.

– А жаль! – Тетя допивает шампанское и в который раз смотрится в зеркальную поверхность оконного стекла. – Посмотри, какие мы с тобой расфуфыренные красавицы! Жаль, что принц с душком, но голову не вешай. Принцы – народ приходящий. Один не подошел, другой найдется.

Домой мы возвращаемся на такси. По пути развеселились настолько, что в голос пели песни о любви, дико раздражая таксиста. Он рад был наконец от нас избавиться. Как только мы вышли, сорвался с места с визгом шин, чуть деньги не забыл.

Тетя вышла из лифта первой и, обернувшись, провозгласила:

– Я же говорила, что принц найдется, вот и нашелся!

У двери квартиры ждет Егор.

Как следует его рассмотрев, тетя открывает дверь.

– Аля, мы с тобой как, гордые и неприступные или пустим принца в дом? – спрашивает через плечо.

– Мы гордые и неприступные, но этого принца, так и быть, пустим. В виде исключения.

– Тогда я чайник поставлю. – Навеселе после шампанского, тетя напевает по пути на кухню: – А принц-то плечи-и-истый, ви-и-идный…

– Я принц? – скептически интересуется Егор, скрещивая руки на груди.

– Только в самом извращенном понимании этого слова. Проходи, если по делу!

– По делу, зачем-же еще.

– Снова будешь читать нотации?

– Постараюсь сдержаться.

– Как долго ты здесь ждешь?

– Долго. Еще час, и поехал бы на вокзал.

– Ты мог узнать мой телефон у одноклассников и позвонить, сэкономил бы время.

– А я и звонил весь вечер.

Достав телефон из сумочки, я включаю его и вижу подтверждение слов Егора. Он звонил, и не раз.

– Извини, я отключила телефон. Что за дело-то?

– Мне нужна твоя помощь.

В последний раз я слышала эти слова от Королева-старшего, и они привели меня на памятный благотворительный вечер. Повторения я не жажду.

– Ладно, Егор, только быстро. Мне в одиннадцать на вокзал ехать.

Егор заходит в единственную комнату и удивленно осматривается. Узкая кровать, на полу надувной матрас, минимум мебели – еще бы ему не удивиться! Девушки из таких квартир не ходят на благотворительные вечера. Хоть это и тетина квартира, но моя ненамного больше.

– Его-о-ор! Очнись!

– Слушай, а почему твоя тетя назвала меня принцем?

– Это шутка такая, не обращай внимания. – На кухне свистит чайник, и это дает возможность сменить тему. О принцах, хороших и разных, говорить не хочется. – Ты чай будешь или кофе?

– Чай. Если можно, зеленый.

Я люблю зеленый чай, но это дом моей тетушки, а она, повар старой закалки, придерживается своих правил. Спасибо хоть чифирь в ведре не делает, как на работе.

– У нас выбор простой: чифирь или кофе, других вариантов нет. – Егор поводит плечом, и я выглядываю из комнаты: – Теть Тань, сделай нам чай, пожалуйста!

– Сейчас принесу! Только вы там в приличном виде? – смеется она, повергнув меня в пучину смущения. Комната занята спальными местами, мы с Егором зажаты между ними, неловко глядя друг на друга.

Тетя ставит сахарницу и чашки на подоконник и выходит из комнаты, прикрыв дверь. Напоследок бросает на меня выразительный взгляд и показывает большой палец. Видный и хорошо сложенный Егор произвел на нее огромное впечатление. Попал под определение принца, не иначе. Как только он уйдет, тетя устроит допрос. На поезд бы не опоздать.

Я выжидающе смотрю на Егора, а он – на чифирь в большой чашке. Молчит, словно решает, как ко мне подступиться. Ну, или куда вылить чай такой крепости, что после него только марафон бежать.

– Ты обиделась на меня за нотации?

– Обиделась.

– Не обижайся, я больше не буду лезть в твою личную жизнь. Я действительно пришел по делу.

– У нас нет общих дел.

– Поговорим – будут.

– Ты слишком уверен в себе.

– У меня есть для этого основания.

Так бы и огрела его по башке чем-нибудь тяжелым, но под рукой нет подходящих предметов, надувной матрас не считается.

– Приступай! – ворчу.

– У тебя всегда была буйная фантазия, и я хочу ее позаимствовать.

– Фантазию? Конечно, сколько угодно!

Как услышала его слова, сразу отлегло от сердца. Никаких благотворительных вечеров, аукционов и прочих испытаний, всего лишь просьба что-то придумать. Не иначе как подарок его жене-жирафу.

– Чем могу – помогу. Если сейчас не успеем, спишемся по почте, – говорю с улыбкой, вспоминая наш разговор на благотворительном вечере, когда Егор пытался до меня достучаться, а я волновалась о Никите.

– По почте не получится, это строго конфиденциальное дело. Ты знаешь, кем я работаю?

– Нет. Вчера ты отказался отвечать.

– Потому что тебе было неинтересно.

– Может, было, а может, нет, теперь уже не узнаешь. – Хочется показать Егору язык, чтобы не вредничал.

– Я работаю на отца, параллельно окончил институт.

– Математика?

– Экономика и финансы.

– Дальше не учишься? Я почему-то думала, что ты из тех, кто получает множество дипломов и степеней.

– Возможно, я поступлю в заочную магистратуру. – Егор морщится, словно перспектива дальнейшего обучения его отнюдь не радует. – Однако речь не об этом. Ты знаешь, чем занимается мой отец?

– Правит глянцевой империей.

– Про империю ты загнула, но глянцевые журналы у нас есть, как успешные, так и не очень. Об этом и разговор. Два года назад отец поручил мне журнал «Завтрашний финансист». Ты о нем слышала?

– Нет.

Дурацкий вопрос! Я и финансы – это так же смешно, как я и журнал. Я не читаю и в финансах не разбираюсь.

– Отец подарил мне его на день рождения, решил испытать, на что я способен. Я все силы положил на то, чтобы перезапустить журнал. Слишком узкая специализация и консерватизм редактора сказались на рейтинге. Мы в корне изменили стратегию, целевую аудиторию, нашли новых фрилансеров и наладили связи с крупными банками. Ко второму году число подписчиков выросло на шестьсот процентов. Я рассказываю об этом не ради хвастовства, а потому что эта информация имеет отношение к просьбе.

– Как ты можешь управлять журналом, если у тебя нет специального образования и опыта?

– Так я же не редактор, а владелец. Я разбираюсь в финансах, определяю стратегию журнала и темы. Это мой журнал, понимаешь? Он – часть бизнеса, но отвечаю за него я. Это самый кайф – превратить то, что тебе интересно, в бизнес. Я нанял креативного молодого редактора, и у нас с ним сложился успешный тандем. Сначала я вообще ничего не знал про журналы, потом изучил бизнес, нанял консультантов и потихоньку набрался ума-разума. У редактора своя ответственность, а у меня своя. Теперь журнал процветает, и я перестал ежедневно лезть в их дела и стал помогать отцу с остальным. Так вот…

Егор делает глоток чифиря и заходится в кашле. Да уж, тетин чаек без должной подготовки пить опасно.

– Так вот… есть у нас один журнал, слабенький, почти мертвый. «Красота и дом». Тираж никакой, с популярными женскими журналами не сравнится. Отец собирается его прикрыть, даже продавать нет смысла. Мы специализируемся на мужских журналах – спорт, машины, финансы и прочее. С точки зрения бизнеса это разумно – сохраняем фокус, завоевали свою нишу на рынке и удерживаем ее. Но сотрудники хотят оставить один журнал для женщин, для баланса и чтобы сохранить наши традиции. Отец поручил решение этого вопроса мне, и я надеюсь, что ты поможешь.

От удивления я чуть не захлебнулась чаем. Егор хочет позаимствовать мою фантазию для журнала?

Он сошел с ума.

– Ты просишь меня помочь с журналом?

– Да.

От его спокойного, будничного тона, от неожиданной просьбы сердце забилось сильнее.

Неужели он издевается?

Мне даже толком не прочитать чертов журнал!

Егор помнит о моих проблемах с чтением и письмом, он обо всем помнит, даже о раскрашенных кроссовках, так почему предлагает такое?!

– Ты просишь меня помочь с печатным изданием? Страницы, буквы, слова, чертовы запятые, тире…

– Да. Ты поможешь разобраться, что не так с журналом, и придумать новую тему. О чем писать, для кого, какие статьи… Мы уже провели опросы, собрали мнения экспертов и сделали анализ рынка. Мы с тобой посмотрим результаты, прочитаем…

– Прочитаем?! Решим, о чем писать? Знаешь что? Уходи сейчас же! – Слова звонкие, ломкие, почти крик. В груди горячо и больно, как ожог, будто чаем плеснуло. За что он меня так?

Злоба и обида закипают, поднимаются смерчем внутри.

Прикладываю ладонь к груди, прижимаю, стараясь удержать боль внутри.

Я не ожидала удара, не от Егора и не сейчас. Расслабилась, а он подошел со спины и ткнул в самое больное место. И предлагает такое… как издевательство. Журнал. У меня с детства в голове такие истории, что дух захватывает, и слова красивые, сложные льются фразами, как музыкой. Но сделать с ними ничего не могу. Чтение и письмо для меня… это невозможность в квадрате, и Егор об этом знает. Я давно похоронила эти мысли, и вот он пришел, чтобы надо мной посмеяться и подразнить, а это низко. Подло. Это жалит в самое сердце. За что? Я обидела его на благотворительном вечере и он мстит?

Он все обо мне знает, поэтому и бьет больнее других. Жестокий.

Тетя заходит в комнату, держа в руках вазочку с печеньем, и останавливается в дверях. Она слышала мои крики и от удивления не знает, что сказать.

– Не надо печенья, Егор уходит, – показываю на открытую дверь.

– Аль, пожалуйста, дай мне договорить! – Егор пробирается между мебелью и опасливо протягивает руку, чтобы меня коснуться. Он встревожен и озадачен моей реакцией, почти истерикой, да и я сама еле с собой справляюсь. Надеялась, что старые раны зажили, но всего несколько слов – и нежная кожа треснула. Мне больно.

– Не трогай меня!

– Подожди, ты меня не дослушала!

– Я услышала достаточно.

Тетя вертит головой, как на теннисном матче – от меня к Егору и обратно.

– Что он такого сказал? – спрашивает испуганно. Она видит, что я в гневе, и слезную обиду в моих глазах тоже замечает. Со школьных лет не помнит меня в таком отчаянии.

– Я попросил Алю помочь с журналом, и я не вижу в этой просьбе ничего предосудительного! – Злой и обеспокоенный в равной мере, Егор встает между нами, загораживая дверь.

– Альку? В журнал? – От волнения тетя запихивает в рот печенье, но говорить не перестает. – Так она ж там ничего не сможет, ни читать толком, ни писать. Аля, хорошая моя, ты не обижайся, твой знакомый наверняка не знает, какая ты. Объясни, и он поймет.

– Все он знает! Это Егор Воронцов, помнишь? Мы в школе вместе учились.

– Егорка? – Тетя удивленно рассматривает изменившегося парня. – Умненький такой мальчик был…

– Да, а теперь здоровый дебил!

– Не злись, Аля, вон как напугала человека. – Тетя улыбается и протягивает Егору печенье. – Писать и читать Аля не сможет, но вдруг вам понадобится помощь визажиста? – спрашивает с сомнением.

– Нет, – отрезает Егор и добавляет чуть мягче, – визажистов в редакции нет.

– Тогда кем же Аля будет работать? Только если нарисовать что или, если вы терпеливый и сможете на словах общаться, то секретаршей…

Перед моими глазами взрываются красные тучи, разлетаясь в стороны брызгами ярости.

– Я ни за что не буду его секретаршей! Ты что говоришь, тетя Таня!? – Гнев пульсирует во мне, поглощая всю энергию, всю мою сущность. Дойдя до пика и взорвавшись, он рассеивается так же быстро, как и появился, оставляя за собой болезненную усталость. – Да и не смогла бы. Кому нужен полуграмотный секретарь? – добавляю бесцветным голосом. – Уходи, Егор! Не надо такой жестокости, я не заслужила.

– Выгонишь меня, даже не дослушав?!

– Все, что надо, я уже услышала. Если ты хотел отомстить мне за вчерашнее, тебе удалось. А теперь просто уйди, пожалуйста.

Не прощаясь, Егор выходит из комнаты. Мы с тетей остаемся наедине, растерянно глядя друг на друга. Когда хлопает входная дверь, мы вздрагиваем.

– Зря ты так, он вроде как хороший парень, выслушала бы его! А то выгнала, как пса позорного, даже печенья не взял на дорожку.

Я забираю вазочку из ее узловатых пальцев и обнимаю тетю изо всех сил. Она обхватывает меня в ответ, ворча:

– Ну вот, расчувствовались мы с тобой, как две клуши. Ты мне так долго наводила марафет, а теперь весь макияж расплывется от слез. И ты тоже хлюпаешь носом. Задел тебя Егорка-то, сильно задел.

– В самое сердце. Он знает, как я любила придумывать истории и как мучилась с чтением и письмом. Наверняка помнит, как меня дразнили тупой и дурой, как учителя ругались и как я расстраивалась и стыдилась. Егор все помнит, у него память как у слона. Не знаю, почему он вдруг решил меня обидеть, ничего плохого я ему не сделала. Пришел, помахал перед носом лакомым кусочком, который я и разжевать-то не смогу, не то что проглотить. Зачем так поступать?

– А может, нравилась ты ему и до сих пор не остыл?

– Индюк он! Самый настоящий противный индюк. Таким никто не нравится, только своя собственная персона. Помочь ему с журналом! Это как безногому предложить участвовать в олимпийском забеге.

– Ш-ш-ш… тише, моя хорошая, тише… не расстраивайся так. – Тетя поглаживает меня по спине. Горячие слезы обиды впитываются в ее желтый свитер, пахнущий духами и домом. Родным, любимым человеком, который никогда не обидит и не посмеется надо мной.

Дождавшись, когда я успокоюсь, тетя отстраняется и смотрит мне в глаза. Без сочувствия, серьезным, задумчивым взглядом.

– Знаешь что? Погоди-ка судить… Я по телевизору видела, как люди без ног бегают. На протезах мчатся так, что дух захватывает. В инвалидных креслах в волейбол играют, а незрячие с гор на лыжах катаются. Чего только не увидишь в наше время! Вдруг и ты сможешь… Выслушала бы Егорку!

– Нет. Я уже выбрала путь, у меня отличная работа. Ни о чем другом я и слышать не хочу.

– Так он тебе не работу предложил, вообще-то говоря, а о помощи просил. Это я потом наговорила лишнего про секретаршу, а Егору твоя помощь нужна. А ты…

Резко выдохнув, я сажусь на кровать. В груди вдруг образовалась холодная пустота, словно я выдохнула гнев и обиду, а новые эмоции не пришли. И пусто там, давно уже пусто, потому что старые мечты оказались обманом.

Егор дернул за больной нерв, вот я и взбрыкнула. Ослепнув от обиды, даже не посчитала нужным узнать, почему он просит о помощи именно меня. Тупую оборвашку.

– Я набросилась на Егора и выгнала его.

– Вот-вот, еще как набросилась! Как гиена голодная. – Цокая языком, тетя гладит меня по лицу, улыбается, но ее глаза полны печали. – Ну и Бог с ним, с Егором! – заключает со вздохом. – Раз он помнит тебя со школы, то знает, что чтение и письмо – это твое больное место. Надо было осторожней подступать, а он как ляпнул, так и напоролся. А раз сбежал, значит, пугливый, нам таких принцев не надо.

– И правда не надо. Я тебе сейчас макияж сниму и нанесу питательный крем, чтобы кожу не сушило. Потом я уберу матрас…

– Я сама уберу, тебе на вокзал надо.

Если заняться делом, то можно забыть обо всем. О Королевых, о провальной мечте и о Егоре, наступившем на мою мозоль, о которой я предпочитаю не вспоминать. Он подразнил меня недосягаемым. Надеюсь, он сделал это не со зла, но боль и обида все еще вибрируют во мне, и потребуются время и усилия, чтобы забыть.

Мы с тетей направляемся в ванную, когда раздается трель мобильника.

«Жду тебя около дома, отвезу на вокзал», – сообщение от Егора.

Значит, он остыл и решил подвезти меня, чтобы помириться перед расставанием? Нет уж!

«Спасибо, но я доберусь сама».

Ехать в машине намного приятнее, чем в электричке, но я не хочу видеть Егора. Не только из-за обиды, но и потому что мне стыдно. Чтение и письмо для меня больная тема, из-за них меня как только не дразнили. А я с детства мечтала записать свои фантазии. Не зря одноклассники вспоминали мои страшилки, у меня всегда голова ломилась от идей. Но рассказать – это одно, а написать – увы. А если кто другой написал, а мне прочитать надо – с этим тоже все не ахти как. Вот меня и переклинило, когда Егор предложил помочь с журналом. Знает же, как мне было плохо, видел мои слезы. Он и к нашей классной руководительнице лез с советами, когда та меня к выпускным готовила. Меня тянули изо всех сил, чтобы я школьную статистику не портила. И вдруг… с журналом ему помочь, видите ли. Анализ рынка, мнение экспертов, опросы – мы с ним все прочитаем. Да-да, прочитаю, а потом напишу, как же!

Плохих слов на него не хватает.

Звякнувший мобильник заставляет вздрогнуть.

«Без проблем, добирайся сама, но учти, что твой чемодан у меня».

Выскакиваю в коридор, где стоял собранный чемодан, и вижу пустое место. Вот же… самодовольный наглец!

Звоню Егору и слышу чрезмерно радостное:

– Аль? Какая приятная неожиданность!

– Верни мой чемодан! Я заявлю в полицию.

Не заявлю, конечно, но и не такое ляпну со зла.

– Не забудь им сказать, что я, страшный негодяй, предложил отвезти тебя на вокзал, чтобы ты, хорошая девочка, не шлялась одна ночью. Такое поведение карается десятью годами лишения свободы, не меньше.

– Что мне сделать, чтобы ты вернул чемодан и отстал от меня?

– Выйти пораньше. Мы заедем в кафе, выпьем чай с легальным количеством кофеина, в отличие от чифиря твоей тети, и ты выслушаешь меня до конца. Потом я отвезу тебя куда захочешь.

– Я захочу на вокзал.

– На вокзал и отвезу.

Я сбрасываю звонок и поворачиваюсь к тете. Та смотрит на меня блестящими глазами, и в них не осталось ни капли негодования. Она слышала наш с Егором разговор, и, похоже, принц реабилитировал себя в ее глазах.

– Беги к нему! – приговаривает она, собирая домашнее печенье в кулек. На дорожку. Тетя свято верит, что «плохие» углеводы способны решить все мировые проблемы.

* * *

– Ну что, доволен собой?

Остановившись у открытого окна машины, я заглядываю внутрь. Довольным Егор не выглядит. Выйдя из машины, он берет меня под руку и усаживает на пассажирское сиденье. Не отпускает, пока не пристегнусь, чтобы не сбежала.

– По пути сюда я видел кафе, думаю, оно еще открыто.

Какое-то время мы едем молча, потом, потерев ладонью широкую шею, Егор бросает на меня косой взгляд.

– Напугала ты меня, Гончарова. Так разоралась, что до сих пор в ушах звенит.

Сегодня на нем белая футболка поло и джинсы, в них он выглядит привычнее и скромнее, чем на благотворительном вечере. Но теперь стали заметнее его отнюдь не мальчишеское тело, движение крупных мышц под футболкой, обтянутые джинсами сильные ноги. Егор стучит пальцами по рулю, и я смотрю на его предплечья, на игру мышц и вспоминаю тонкие, как прутики, запястья, торчавшие из-под рукавов школьной формы.

Между нами ощущается дистанция. С двух сторон. От этого спокойнее, потому что расслабляться я не собираюсь и Егору не советую. Мы знаем слабости друг друга, уже испытали друг друга в схватке и теперь сохраняем вооруженный нейтралитет.

– Ты везешь меня в общественное место в надежде, что там я не стану на тебя кричать? Думаешь, присутствие людей меня остановит?

– Только на это и надеюсь.

– Ладно, договаривай, что там с журналом.

– Нет уж! Сядем в кафе лицом к лицу, тогда и расскажу. А то сейчас вцепишься мне в лицо, и я съеду в кювет.

Наивный! В кафе будет легче вцепиться, и присутствие свидетелей меня не остановит. Хотя надо признать, что я погорячилась с обвинениями. Не думаю, что Егор хотел намеренно надо мной поиздеваться, иначе не стал бы дожидаться меня, настаивать и нервничать, как сейчас. Поглядывает на меня искоса, ждет подвоха и не знает, как ко мне подступиться.

Несмотря на позднее время, в кафе на удивление людно. Парочки, завершающие свидания, сидят в обнимку по углам, одинокий старик читает газету. Несколько старшеклассников сдвинули столы и шумно что-то обсуждают. Я заказываю воду, очень кстати после шампанского. Егор берет эспрессо, хотя и так кажется слишком бодрым. Положив руку на мое запястье, он легко сжимает. Его пальцы теплые, сильные, и мне почему-то легче от этого прикосновения.

– Прости меня, я ошибся. Набросился на тебя с предложением и не подумал, как ты это воспримешь. Ты всегда очень остро реагировала на все, что касается чтения и письма. Я должен был это предвидеть и объяснить по-другому.

Егор пристально смотрит на меня, просчитывает мою реакцию. Мое лицо не отражает никаких эмоций, упрощать ему задачу я не стану.

– Попробую еще раз, – вздыхает он. – Я прошу тебя о помощи, потому что мне нужна женская точка зрения. Против этого возражений нет?

– Есть!

– Ты возражаешь против того, что ты женщина?!

– То, что я женщина, не значит, что я разбираюсь в женских журналах.

Мы говорим вполголоса, но все равно на нас обращают внимание. Между нами слишком высокое напряжение, и это заметно издалека.

Егор резко выдыхает. Ему надо чем-то занять руки, и он отодвигает чашку на край стола. В его большой руке она кажется кукольной.

– Ну у тебя и лапищи! – вырывается у меня.

– У тебя даже к моим рукам есть претензии? Извини, какие есть! – Искры иронии в его глазах тут же исчезают. – Итак, то, что ты женщина, не значит, что ты разбираешься в женских журналах.

– Да.

– Разве я что-нибудь говорил про журналы? Я пока что и слова этого не использовал! Итак, мы сошлись на том, что ты женщина. Претензии исчерпаны?

– Лапы у тебя действительно огромные.

– Кроме этой претензии.

– Исчерпаны.

– Отличный прогресс! Двигаемся дальше. Ты разбираешься в вопросах женской красоты – косметика всякая, фальшивая дрянь, жиры, масла. Да?

– С трепетом в душе жду пояснения, что такое «фальшивая дрянь».

– Накладные ресницы, ногти… не знаю, что еще вы накладываете, и знать не хочу.

– А что за жиры?

Егор морщится, качает головой.

– Не знаю… где-то читал про жир. Его вкалывают куда-то или, наоборот, убирают… может, рыбий жир? Я предпочитаю не знать, откуда он берется и зачем, спокойнее буду спать.

– Понятно. Продолжай!

– Итак, что мы имеем? Ты женщина, и ты разбираешься в женских вопросах. Более того, ты профессионал. – Лицо Егора расплывается в улыбке. – Помадных дел мастер!

– Визажист.

– Это я и имел в виду. А теперь главное: у тебя невероятная фантазия. Помнишь, в походе рассказывали страшилки? После твоей у меня такие мурашки по спине бегали, что я до отбоя ерзал, все двигался ближе к костру. А Карпов описался от страха, только никому не рассказывай, ладно? Воображение у тебя запредельное. Когда школьную газету делали, все поражались твоим идеям и тайком записывали на будущее. Писарей у них полно было, а креативщиков мало. Кто придумывал самые необычные подарки учителям? Ты. Кого завербовали помогать с сайтом школы? Тебя. Одни заголовки чего стоили…

От его слов мурашки по плечам и дышать трудно. И жар в лицо ударил такой, что глаза слезятся. Словно давно забытая часть меня раскрылась и лежит передо мной, блестит. Зовет. Все, что говорит Егор, – правда. Меня слушали, просили о помощи, а потом снова дразнили, еще безжалостнее.

Когда-то я жила фантазиями, но ткнулась лбом в невозможное и иссякла. Сдалась.

А потом все это вытеснил Никита Королев.

Егор следит за моими размышлениями, постукивая пальцами по столу. Он с детства во всем видит математику и сейчас просчитывает каждый ход, каждое слово, стремясь к победе.

– Я бы ни за что не заставил тебя делать то, что тебе не по силам. Или то, что тебе неинтересно. – Егор говорит тихо, но достаточно убедительно, чтобы я поверила. Возможно, в будущем я пожалею о том, что выслушала его, и прокляну себя последними словами. Вдруг он во мне разочаруется? Вдруг я опозорю и себя, и его?

– Что там с твоим журналом? – спрашиваю ворчливо.

– Я ищу новые идеи. Рынок перенасыщен, и конкуренты в разы сильнее нас. Консультанты посоветовали делать меньше рекламы, больше подарков, конкурсов и интервью знаменитостей, но это не помогло. Нужен другой подход, радикально новый. В какой журнал ни загляну, везде одно и то же: как увлечь мужчину, улучшить фигуру, избавиться от морщин. «Как узнать, любит вас мужчина или нет». Это вообще что за ересь? Неужели кто-то всерьез думает, что любовь можно не заметить? Если человек любит, значит, мир для вас перевернет, тут и гадать не о чем!

Егор вдруг замолкает и хмурится. Похоже, сам не понимает, с чего так разошелся.

– Прости, Аль… когда я чего-то не понимаю, то злюсь. Ну так как? Поможешь мне с идеями?

Есть в его словах что-то настораживающее. Эмоции, слишком сильные для обыденной темы. У Воронцовых журналов в избытке и целая медийная империя в придачу. А при этом Егор борется, изо всех сил держится за умирающее женское издание. И просит о помощи меня, полуграмотную оборвашку, хотя на них с отцом работают десятки экспертов.

– Что именно я должна сделать?

Егор отвечает осторожно, словно ступает по битому стеклу:

– У вас в салоне журналы есть?

– Да. Клиентки листают, пока ждут.

– А ты?

Я прикрываю рот ладонью, чтобы сдержать смешок. Напугала парня до икоты, и он не знает, как ко мне подступиться.

– Я пролистываю журналы на досуге. Мне положено знать обо всех новинках, так что да, я знакома с топовыми женскими журналами.

– Что ж ты тогда возмущалась… – начинает Егор обиженно, но тут же поднимает руки: – Извини! Больше никаких обид. Полистай наш журнал, пожалуйста. Увидишь очевидные огрехи – скажи. Если согласишься с моим мнением, что «Красота и дом» – это бледная копия других журналов, то подумай о новой теме. Меня интересует все, что ты придумаешь. Любые, самые радикальные идеи.