Текст книги "Прочитай меня"

Лара Дивеева
Прочитай меня

© Л. Дивеева, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Пролог

Учителя обещали, что мы можем стать кем угодно. Достичь любых высот. Воплотить в жизнь любую мечту.

Я мечтала стать Изабеллой Лариной.

Мечтала давно, с первого класса, когда нас посадили за одну парту и я увидела ее розовый пенал с картинками фей из мультиков. А еще у Изабеллы были туфли с разноцветными огоньками, красивые голубые глаза и влиятельные родители.

У меня не было ничего из перечисленного, в том числе пенала. Ручка и вечно ломающийся карандаш терялись на дне старой тетиной сумки, которую я использовала вместо портфеля.

С родителями мне повезло еще меньше, чем с пеналом. Отца я не знала, а место гулящей мамы заняла двоюродная тетя. Одинокая пожилая женщина желала мне добра, но у нее не было ни средств, ни способностей к вынужденному материнству. Зато у тети были связи, сомнительные, но эффективные. Женатый любовник ее подруги определил меня в приличную школу и помог продержаться в ней до конца. Чудом, потому что без его протекции да с моими оценками не видать бы мне ничего хорошего.

«Будешь тянуться вверх и добьешься успеха!» – наставляла тетя, очень гордясь тем, что смогла пристроить меня в хорошую школу. Она искренне верила, что я, закомплексованная голодранка, найду свое счастье среди благополучных и обеспеченных детей. Таких, как Изабелла Ларина.

У Изабеллы было все, о чем я мечтала. Или, правильнее сказать, я училась мечтать, наблюдая за ее жизнью и слушая ее рассказы. В те годы я ниоткуда больше не могла почерпнуть таких знаний о красивой жизни, какими делилась моя соседка по парте. У нее было все – золотистый загар, каникулы в Италии, модная одежда и косметика, популярные вечеринки…

Идеальная внешность и сказочная жизнь.

Изабелла жила в красках, а я смотрела ее жизнь, как кино.

К тому же она была отличницей, а я еле окончила школу. В эпоху конформизма я не соответствовала стандартам и ожиданиям – не умела, не знала, не могла, не успевала. Я не вписывалась в обычные школьные рамки, и меня дразнили тупой оборвашкой.

А Изабелла олицетворяла все идеальное и правильное. Будь она плохим человеком, я бы невзлюбила ее, но к искренности и доброте не придерешься. В те чистые ранние годы я не испытывала зависти, не знала ее горького, едкого привкуса. Я желала Изабелле добра и с восторгом следила за ее жизнью.

«Однажды, – обещала я себе. – Однажды…» Я не могла выразить в словах, что именно произойдет со мной в это «однажды», но оно обещало быть потрясающим и необъятным. Невероятным. С пылкой детской уверенностью я ждала чуда.

В те годы, с восторгом глядя на розовый пенал Изабеллы, я и не подозревала, что однажды у нее появится то, что меня сломает. Задавит отчаянием, выпотрошит и отравит желчью горячей зависти.

Никита Королев. Король.

Он был предназначен для меня.

Стоя в дверях, новенький ученик пробежался взглядом по классу и заметил меня, незаметную. Несовершенную и неправильную. Учительница задавала ему вопросы о переезде, о прошлой школе, но он, казалось, не слышал ее. Смотрел на меня, как зачарованный, и молчал.

А я замерла, задержала дыхание. От волнения на лбу выступила испарина.

Никита не был первым парнем, который на меня смотрел, но он был единственным, кого я заметила. И кого замечала с тех пор.

Тогда-то я и влюбилась. С первого взгляда, настолько значимого и пристального, что он изменил мою жизнь на долгие годы.

А потом учительница сказала:

– Никита, сядь с Изабеллой Лариной, она поможет тебе освоиться.

Сгорая от острой, горячей ревности, я смотрела, как Изабелла убрала сумку со стула, освобождая место. Никита сел, и она открыла учебник на нужной странице и положила посередине парты. Переглянувшись, они улыбнулись друг другу. Внутри меня заворочался комок боли, тошнота поднялась к горлу. Хотелось вмешаться, отвлечь Никиту и напомнить обо мне.

Но в глубине души я знала, что неизбежное не предотвратить.

На месте Никиты я бы тоже выбрала Изабеллу.

Вот так быстро и необратимо закончился наш несостоявшийся роман с Королем. Он влюбился в Изабеллу и больше на меня не смотрел.

Мое нутро вибрировало от отчаяния. Я страдала, на глазах у всех излучала душевную боль. Искренняя и наивная, я даже не пыталась скрыть свою влюбленность, не прятала ее за показным равнодушием и притворством. Я сочилась чувствами, не боясь насмешек и сплетен, хотя и знала, что мои надежды не оправдаются. Никита идеален, а как известно, все идеальное принадлежит Изабелле. Жаль, что я забыла об этом в тот момент, когда влюбилась в него с первого взгляда. Остро, до одержимости, на которую способно шестнадцатилетнее сердце. До слепоты, застилающей разум и мысли.

Я могла сдаться и перестать верить в хорошее, но не позволила себе эту слабость. Сжав зубы, я погналась за своим волшебным «однажды». Учителя сказали, что каждый может стать кем угодно. Достичь любых высот. Воплотить в жизнь любую мечту. Они повторяли это постоянно, со страстью и убежденностью, но их никто не слушал.

Кроме меня.

Я поверила.

Я смогла.

Выбрала мечту, лелеяла ее, боролась и добилась своего «однажды».

Я стала Изабеллой Лариной.

Глава 1
Вечер встречи

К вечеру встречи я готовилась пять лет.

На выпускном балу, прячась за стендами в заколотом булавками чужом платье, я поклялась, что однажды приеду на вечер встречи и завоюю восхищение одноклассников. Все восторженные и завистливые взгляды будут на мне. Не на Изабелле, не на десятке других красивых и популярных одноклассниц, а на мне – тупой оборвашке, привыкшей заедать свои печали. Сбежав с выпускного, я до утра бродила по городу и мечтала о будущем. Позволяла себе невероятные и пьянящие фантазии о том, как стану самой красивой и успешной и удивлю одноклассников… Подстегиваемая детскими обидами и юношескими гормонами, я мечтала напропалую.

Пять лет я помнила о данном себе обещании. Не забывала ни на минуту, не позволяла ни капли слабости.

Пять лет я работала над собой, и вот наступил день, которого я ждала. Мне есть чем впечатлить одноклассников – внешний вид, отличная профессия, успех.

Я приехала на вечер встречи и…

Струсила.

Спрятавшись за гаражами около школы, я стою на краю огромной грязной лужи и не могу сдвинуться с места. В горле скребется страх, ладони вспотели. Когда долго и тщательно готовишься и на многое надеешься, разочарование неизбежно. А я не хочу разочаровываться, потому что слишком долго ждала этого дня.

Смотрю на школьный двор, на обшарпанные прутья решетки… вот там мальчишки на спор прыгали с гаражей, а потом курили в подъезде соседнего дома. Соседи ходили к директору жаловаться, и тогда учителя устраивали засаду. А вон там, на побитом временем асфальте, кучковались родители, дожидаясь конца школьного дня…

Я трачу время на пустые воспоминания, слишком нейтральные, чтобы что-то для меня значить. Лучше вспомнить, как одноклассники украли мои тетради и наткнули их на прутья решетки, сказав, что я слишком тупая, чтобы ходить в школу. Или тащили меня к мусорным бакам, чтобы я поискала в них одежду получше моей. Или советовали сесть на диету, чтобы накопить денег и купить мозги.

И вот я приехала на вечер встречи, чтобы похвастаться, какой стала и чего добилась. Я мечтала об этом так долго…

Говорят, важная цель стоит любых жертв. Наверное, это правда, но только если в конце ты получаешь то, о чем мечтал. Иначе ты чувствуешь себя идиотом, который рискнул слишком многим и проиграл.

Мимо проходят бывшие одноклассники, улыбаются друг другу, спешат на вечер встречи, а я прижимаюсь к холодному металлу гаража в надежде, что меня не заметят, что у моей слабости не будет свидетелей. Еще минутку – и я соберусь с силами и войду в школу.

Пять лет назад я дала себе клятву, и сейчас я ее выполню.

18:35

18:40

Я опаздываю на десять минут, но это даже лучше для эффектного появления.

Между прутьями решетки видны освещенные окна школы, в них силуэты. Узнаю Наташу Потапову с неизменным хвостиком на макушке. Рядом с ней Карина, она выше всех в классе.

18:45

Заставляю себя выбраться из-за гаражей. В семь вечера все пойдут в актовый зал слушать приветствие директора школы, и я не хочу входить туда в одиночку. Слишком много посторонних взглядов. Зайти в класс как-то спокойнее, да и легче произвести желаемый эффект.

Проходя мимо окон, замечаю, что парта во втором ряду свободна, и принимаю это за доброе предзнаменование. Сегодня я не стану забиваться в дальний угол и прятаться от одноклассников. Пусть на меня смотрят.

Сделав глубокий вдох, я улыбаюсь в темноту, внутрь себя, где ноют детские обиды.

Что ж, прошлое, готовься! Сейчас я наподдам тебе по заднице.

Школа совершенно не изменилась, даже пахнет так же – бумагой и моющими средствами. Только незнакомые имена на доске почета и парадная дверь больше не скрипит, вот и вся разница. По пути ловлю на себе заинтересованные взгляды и улыбаюсь. Пять лет не прошли даром. Строгая диета помогла разыскать фигуру под слоями жира. Облегающее лавандовое платье достаточно короткое, чтобы мужчины смотрели вслед, но без вульгарности. Натренированное тело без мышечных эксцессов, длинные ухоженные волосы, умелый макияж…

Да, я хвастаюсь. На моем месте, посвятив самоусовершенствованию пять лет, вы бы делали то же самое. Я выжала из своей внешности все возможное – и даже больше. Мне нравится быть красивой, и я горжусь тем, что сдержала данное себе обещание.

Наступил момент истины – сейчас я поверну прошлое вспять.

Дойдя до конца коридора, останавливаюсь, потирая вспотевшие ладони. Внутри меня взрывная смесь восторга и страха.

Толкаю дверь.

18:50

Голоса одноклассников прерываются, смех затихает. Классная руководительница подходит ближе, рассматривает меня, ее очки сползают на кончик носа.

– Извините за опоздание! – выдаю по привычке школьных лет. Ответная тишина настолько выразительна, что я ежусь от неловкости. Выставлять себя напоказ непривычно и страшно, даже если на меня смотрят с восхищением.

От волнения перехватывает дыхание, лица одноклассников превращаются в размытые пятна. Я больше не могу вспомнить, зачем вернулась в школу и почему была уверена, что прошлое можно исправить.

Кто-то предлагает место рядом с собой, но я сомнамбулой двигаюсь к парте, которую облюбовала с улицы. Сажусь вполоборота, нога на ногу, медленно поправляю подол. Бывшие одноклассники впиваются взглядами в четвертый палец правой руки, проверяя мой статус. Свободный статус.

Я покачиваю ногой, и Наташа Потапова щурится, рассматривая марку туфель на высоченной шпильке. Поднимает брови, и я вижу зависть в ее глазах. В школе я мечтала быть такой, как они, мои обеспеченные и благополучные одноклассники, и наконец я выгляжу такой же, но… отличаюсь еще сильнее.

Я не рассчитывала на долгую тишину, не заготовила умные фразы, поэтому просто улыбаюсь классной руководительнице.

– Ирина Семеновна, вы замечательно выглядите!

Учительница смущается, протирает стекла очков и что-то бормочет себе под нос. Остальные молчат, снова заставляя меня ежиться от волнения. Я надеялась произвести впечатление, но реакция одноклассников похожа на шок.

И тут с задней парты раздается мужской голос:

– Оборвашка, что ли?

Классная руководительница моментально входит в роль:

– Филиппов, сколько раз я просила не называть так… Алю? Аля Гончарова?! Это ты, что ли? – спрашивает с изумлением.

Они меня не узнали?

Они решили, что я зашла не в тот класс, поэтому и разглядывали меня так долго, и молчали.

Шепот пополз по классу, и я напрягла слух, потому что мне дорого каждое слово. Я сохраню в памяти комплименты и, вернувшись домой, буду перебирать их, заживляя детские раны.

«Оборвашка… неужели она? Надо же какая… Точно, она. Ни фига себе изменилась… Вот же Золушка, мне б ее крестную фею…»

Мне даже в голову не пришло, что одноклассники меня не узнают. А ведь это неудивительно, я и вправду очень изменилась.

– Слушай, оборвашка, а ты ничего так. Хорошо отмылась. – Узнавший меня Максим Филиппов покручивает на пальце обручальное кольцо.

Я успела прийти в себя, поэтому подмигиваю и весело отвечаю:

– Еще бы, целых пять лет мылась!

– Теперь не получится называть тебя оборвашкой… ладно, будешь Алей.

– Нет уж, не станем нарушать традиции. – Я смеюсь, но внутри поднимается горечь. Победа оказалась слишком легкой, и это неправильно. Невозможно так быстро перечеркнуть прошлую боль.

Карина смотрит на меня с сомнением и хмурится:

– Ты не обижаешься за прозвища? В детстве ты плакала, когда тебя дразнили. Тупой оборвашкой, дурной овцой, помнишь?

Сама она никогда меня не дразнила, но и защищать не спешила. Иногда я задавалась вопросом, кто хуже – те, кто причиняет боль, или те, кто равнодушно проходит мимо.

– Кто прошлое помянет… – снисходительно машу рукой.

Голос срывается, внутри все горит, словно кислоты глотнула. Я предаю себя, потому что «обижаться» – это слишком мягко сказано. Я болела чужими насмешками и злыми словами. Дети бывают безжалостны. Для них я была тупой оборвашкой – из-за внешнего вида и потому что читала и писала с трудом. А фантазия у меня всегда была бурной, я придумывала истории и сказки. Дети слушали, удивлялись, а потом дразнили меня с удвоенной силой, потому что тупая оборвашка не должна казаться им интересной. Потому что выделяться из толпы бывает опасно.

В поговорке все четко прописано – кто прошлое помянет, тому и глаз вон. И я бы пожелала «глаз вон» всем и каждому, кто меня обижал, но я не из мстительных. Я приехала на вечер встречи, потому что мне надоело быть раненной прошлым. В школе я не смогла защититься от обидных слов, они въелись под кожу, в самое нутро, и давно пора вырвать их оттуда. Закрасить прошлое новыми событиями – например, восхищением одноклассников. Может, тогда я найду то, о чем мечтала с детства, – волшебное «однажды».

Однако впечатлить одноклассников оказалось слишком легко. Брендовая одежда, красивая внешность – и дело сделано. Но от этого внутри ничего не изменилось, и я сжимаю край парты до белых костяшек и не знаю, что делать дальше. Я собиралась прийти, поразить – и все. Золушка исчезнет с бала, не разбрасывая обувь. Особенно ту, что у меня на ногах, – на такие деньги можно безбедно прожить три месяца. Я поразила одноклассников, это точно, но не хватает реакции Никиты Королева. От волнения я до сих пор не рассмотрела всех присутствующих. Как только успокоюсь, пробегусь взглядом по классу и…

При мысли о Никите по коже бегут сотни молний.

– Ну, ты даешь! Всех на лопатки уложила. Мужики закапали парты слюной, – завистливо шепчет Наташа, теребя неизменный хвостик на макушке.

– О чем ты, Наташ?! Не преувеличивай! Я в городе проездом, по делам, вот и решила зайти. Очень рада повидаться, – говорю с наигранной веселостью.

Одноклассники обмусоливают невероятную новость – превращение оборвашки в принцессу, – а я набираюсь смелости и оборачиваюсь. Веду взглядом по рядам…

Восьмая парта у окна – та, за которой всегда сидели Никита с Изабеллой, – пуста.

Это вызывает дикий внутренний протест, словно у меня был договор с судьбой и та гарантировала присутствие Никиты на вечере встречи. У нас на удивление дружный класс, большинство встречаются каждый год и вешают отчет в соцсетях. Никита всегда в первых рядах, и в этот раз он тоже обещал прийти.

Однако его нет.

Изабелла и Никита не пришли полюбоваться на мой триумф.

Я сдулась, как воздушный шарик в конце детского праздника. Без Никиты моя победа кажется неполной и пресной. Я вернулась, чтобы увидеть восхищение на его лице. Пусть пожалеет, что вместе со всеми смеялся надо мной и над моей влюбленностью.

Смотрю на бывших одноклассников и не могу вспомнить, зачем хотела их впечатлить. Я всегда смотрела на себя их глазами, и мне было больно, но сейчас, несмотря на их восхищение и зависть, удовлетворения я не ощущаю. Шок от моего появления рассеялся, и ребята принялись обсуждать насущное: институтские проблемы, поиски работы, зарплаты, отношения. Марта успела дважды развестись и снова собирается замуж. У Захара появилось брюшко, еле за партой умещается. В школе его нещадно гоняли на уроках физкультуры, а в институте он расслабился. Ника крутит роман с женатым бизнесменом и не стесняется этого.

Раньше казалось, что все они лучше меня, тупой оборвашки. А они… обычные.

Но нет, я не собираюсь портить праздник сомнениями. Не все потеряно. Никите обязательно расскажут о встрече, он увидит фотографии. Жаль, что не увижу его реакцию, но что поделаешь…

– Пора в актовый зал! – прихрамывая, Ирина Семеновна идет к двери.

Я спешу к ней, пристраиваюсь рядом. С ней мне легче, чем с одноклассниками. Попутно замечаю, с каким восторгом те разглядывают мою фигуру. Пусть восхищаются, я это заслужила. Пришлось забыть, что такое «плохие» углеводы и с чем их едят.

– У вас до сих пор болит колено? – спрашиваю учительницу. Сколько помню, она жаловалась на боль в суставах.

– Так куда ж оно денется, колено-то! Вот, коплю деньги на операцию. – Учительница покосилась на мою брендовую сумочку. Если я предложу ей деньги, она не откажется от подарка. Я бы обязательно предложила, если б они у меня были, те самые деньги. Ирина Семеновна хорошо ко мне относилась, поддерживала, защищала.

«Гончарова рассеянная, невнимательная, не пытается понять задания, выполняет от силы половину, ей наплевать на учебу…» – жаловались другие учителя.

Ирина Семеновна помогла мне с русским и литературой, хотя они и не были ее предметами. Благодаря ее усилиям меня допустили к экзаменам, и сдала я их тоже во многом благодаря ей. Чудом. На удивление терпеливая женщина! «Скажи, как тебе объяснить, и я постараюсь», – твердила она, и мы начинали сначала. Порой я гадала, почему ей не все равно, зачем тратит на меня столько сил.

Я смотрю, как она морщится, поднимаясь по лестнице, и мне не хочется ее впечатлять и поражать. Внутри нет ничего, кроме слов благодарности. Я бормочу их, краснея от неловкости, и она кивает. Больше ничего не говорит.

Максим Филиппов пристраивается рядом, пытаясь взять меня под руку.

– Ты плывешь на каблуках, как фея! – делает кривой комплимент. Эк его зацепило, беднягу женатого. Даже феи и те поплыли.

– Это дело привычки, – отвечаю, высвобождая локоть. Впечатлить бывших одноклассников – это одно, а вот влажные руки на лавандовом платье – совсем другое. Неприемлемое другое. Да и платье не мое, надо быть аккуратней. Тетина знакомая работает в элитном магазине, и они зачастую балуются тем, что носят отказные вещи. Богатые люди покупают наряды, а потом возвращают с кучей претензий. Продавщицы втихаря носят отказную одежду или одалживают родным и знакомым. Вот я и воспользовалась связями тети в очередной раз. Для образа восставшей из пепла Золушки нужна брендовая одежда, а я не трачу деньги зря. На квартиру коплю.

Мы заходим в актовый зал, и я нервничаю, как в школьные годы. Наращенный за годы защитный панцирь дает трещину, и вот я снова тупая оборвашка, не верящая в себя. Хочу забиться в угол, где меня не заметят и не обидят, но одноклассники тянут меня к самой сцене.

– Второй ряд пустой, мы все поместимся! – радостно восклицает Наташа.

Я хотела переписать прошлое, и вот, пожалуйста, мы идем все вместе, как неразлучные друзья, не способные прожить друг без друга даже полчаса. Толпа смыкается вокруг меня, удерживает в ловушке, и от этого бешено стучит сердце. Я хочу спрятаться, исчезнуть. В школе я старалась не высовываться, слиться с толпой. Сегодня пришла покрасоваться, но… зря я верила, что вечер встречи сможет изменить прошлое, хранящееся у меня в голове.

Пришедшие рассаживаются по местам, и директор выходит на сцену. Все те же седые волосы в строгом пучке, прямая спина и серое вязаное платье. Наверняка у нее их целая коллекция, я никогда не видела ее в другой одежде.

Улучив минутку, пока директор возится с микрофоном, я высматриваю место в последнем ряду. Там безопаснее: я вижу всех, но никто не видит меня. Шагаю в проход, сопровождаемая десятками любопытных взглядов. Кто-то зовет меня, но я ускоряю шаг.

До последнего ряда остается несколько шагов, когда я поднимаю взгляд и замираю.

Никита Королев. Король.

Стоит, прислонившись к двери, руки в карманах. Разглядывает меня так откровенно, что в животе скручивается нервный клубок. Вот она, моя мечта, – впечатлить Короля.

Он вырос, стал еще привлекательней. Высокий, широкоплечий, привлекающий внимание. В волосах светлые выгоревшие пряди, значит, недавно из отпуска. Глаза то серые, то зеленые. Помню, как любовалась ими, затаив дыхание и пытаясь угадать цвет.

И вот мы встретились снова.

Не обращая внимания на тишину в зале и на монолог директора, Никита присвистывает в знак восхищения.

– А-ля! – растягивает мое имя, говорит достаточно громко, чтобы услышал весь зал.

Никита меня узнал.

От этого все тело пронизывает внезапным восторгом. Если узнал, значит, не забыл. Вспоминал обо мне все эти годы.

Энергичная дама бросается наперерез и занимает облюбованное мною место в последнем ряду. Я остаюсь в проходе на глазах у всех.

– Привет, Никита! – улыбаюсь.

– Аля Гончарова, надо же… – Он поигрывает бровями. – Надеюсь, ты не уходишь. Уж чего-чего, а такой встречи я не ожидал. – Он смотрит на меня с искренним восхищением, как на чудо света. В его необычных глазах сияют смешинки крохотными искрами. От его взгляда кружится голова.

Я останавливаюсь прямо перед ним, глаза в глаза. Всегда мечтала именно так на него посмотреть – смело, не стесняясь, даже вызывающе, и чтобы он не видел никого вокруг, только меня. Я мечтала так сильно и преданно, что реальность не подвела. Никита настолько впечатлен, что игнорирует полный зал свидетелей и недовольную директрису.

А я пошатываюсь, как после двух бокалов шампанского. Внутри лопаются крохотные пузырьки счастья. Сладкие, как мед и шоколад, компенсация за годы без сладкого. Пять лет я готовилась к этому моменту, и он стоил усилий и жертв. Пять лет за эту минуту, за горящий и жаждущий взгляд Короля. За его руку, выжигающую искры на моем плече.

– Ты собиралась уйти? Останься, пожалуйста! – просит он.

В ответ я загадочно изгибаю бровь.

Никита так близко, что ощущаю его всей кожей. Чувственный озноб встряхивает тело до пальчиков на ногах. Я не слышу директора, она похожа на гигантскую рыбу, беззвучно открывающую рот. Мой мир сосредоточен на мужчине рядом. Никита проводит ладонью по моей спине, и меня простреливает жаром. Становится тесно в конфетной обертке платья, оно царапает кожу.

Отец Никиты владеет сетью магазинов, и, закончив обучение, сын влился в семейный бизнес. Вокруг него такие девушки, до которых мне еще расти и расти, а при этом он смотрит на меня с восторгом, словно впервые увидел противоположный пол. От этого горит кожа и слова присохли к языку. Королевская лихорадка.

– Никита, перестань так на меня смотреть, отвлекаешь!

– Я смотрю на тебя с чисто исследовательской целью: пытаюсь найти изъян. Пытаюсь, но не могу. Ты стала роскошной женщиной, Аля. Красивых баб много, но вкус и хороший стиль есть далеко не у всех. Посмотри на бывших школьных красавиц! – Обняв меня, Никита заставляет обернуться и показывает на зал: – Они стали грубыми, потасканными бабами. А твоя красота естественная, как есть, без ухищрений – и не отвести глаз.

Его дыхание щекочет шею. То и дело касаясь моей кожи губами, он улыбается, когда я вздрагиваю. Восхищается искренне, как ребенок, и я поневоле улыбаюсь в ответ.

Мне потребовалось пять долгих лет, чтобы добиться этого «как есть», и я не собираюсь сдавать позиции. Восхищение Никиты щекочет что-то внутри, становится тепло. Просыпается раненое эго, и для него комплименты как живительный бальзам.

Сглотнув, я силюсь прийти в себя.

– А где Изабелла? – Стараюсь, чтобы вопрос прозвучал непринужденно.

Никита не сбивается, ни на секунду не мешкает в поисках ответа.

– Понятия не имею. Она не пришла, что ли? – Равнодушно пожимает плечами.

– Я ее не видела.

– Может, она опаздывает и придет после выступления директора?

Вздохнув, я ощущаю, как под его ладонью расслабляются мои плечи, как его рука спускается ниже, обхватывая талию.

– Вы расстались? – Я не свожу глаз с директора, боюсь показать Никите сотни чувств в моих глазах.

– Да, расстались, уже давно. Мы видимся редко и только потому, что наши родители дружат. – Никита машет рукой, отбрасывая эту тему как совершенно несущественную. Не стоящую даже упоминания.

Директор спускается со сцены, зрители аплодируют, но я почти ничего не замечаю. Изабелла и Никита. Никита и Изабелла. Неразделимая комбинация распалась, освобождая мужчину, который покорил мое юношеское сердце.

Я была уверена, что они до сих пор вместе. Они редко используют свои страницы в соцсетях, но на фотографиях с вечеров встреч сидели в обнимку и выглядели счастливыми.

– А у тебя есть кто-нибудь? – Склонившись ко мне, Никита улыбается, его волшебные глаза меняют цвет. – Хотя нет, не отвечай. Даже если у тебя есть парень, забудь о нем! Завтра у нас с тобой свидание.

Золушка собиралась бежать с бала, оставив за спиной восхищенную толпу и очарованного принца. Однако теперь, ощущая сильную руку на талии, я путаюсь в своих планах.

Все расходятся по классам, а мы так и стоим в дверях, загораживая проход.

Никита улыбается, и я неопределенно хмыкаю в ответ. Стараюсь держать себя в руках и не показать, насколько меня потрясло, перекроило, вывернуло наизнанку от его беззаботного, почти шутливого тона.

Еще одна легкая победа. Поверхностная и пустая.

Никита не считает нужным извиниться за прошлое. Тупая оборвашка испарилась из его памяти вместе с презрительными насмешками и неуместной влюбленностью. Он видит только то, что перед ним. Сейчас.

Я приехала, чтобы покорить Никиту со второго первого взгляда, но теперь, добившись желаемого, я морщусь от горечи во рту. Все слишком быстро и поверхностно, его умелый флирт против моей давней влюбленности. Будет лучше, если я уйду. Я перебила горький вкус прошлого шоколадной сладостью победы, и теперь самое время исчезнуть, оставаясь красивой загадкой для всех. Особенно для Никиты.

Глядя в его красивые глаза, я наконец понимаю, что могу начать с ним что-то новое, однако переписать прошлое не удастся. Оно навсегда со мной, как призма, через которую сегодняшний день выглядит по-другому. И Никита тоже.

Они с Изабеллой никогда не дразнили меня оборвашкой. Никита называл меня Алей, но от этого не было легче. Он смеялся и говорил друзьям: «Да оставьте вы Алю в покое! Что с нее возьмешь, с убогой? Дура и есть дура».

Он не называл меня оборвашкой, он ранил сильнее.

Он ранил в самое сердце, и я верила, что со мной что-то не так. Толстая, глупая, никудышная. Я верила, что если похудею, поумнею, похорошею, то Король полюбит меня так, как никого другого. Сильнее, чем Изабеллу. Признает свои ошибки и…

Юношеская любовь как болезнь, и вот я вернулась – зачем? Чтобы доказать Никите, что он не прав? Я изменилась снаружи, но не внутри. Прошлое до сих пор держит меня за горло.

Мы возвращаемся в класс, и Никита ведет меня прямиком к восьмой парте у окна. Я сажусь на место Изабеллы, но расслабиться не могу. Кажется, подо мной вот-вот треснет стул или меня поглотит адово пламя.

– Все хорошо? – Никита ласкает меня взглядом серо-зеленых глаз.

– Все замечательно. – Это правда, если не считать того, как жжет кожу чужое место и как ранят воспоминания.

Одноклассники болтают, смеются, вспоминают забавные истории из прошлого. Время от времени они оборачиваются и смотрят на нас с Никитой, на неожиданное изменение в мизансцене – вторженка сидит на месте примадонны.

– Знаешь, почему они оборачиваются? – Никита наклоняется ближе. Его пальцы бегут по позвонкам и останавливаются на пояснице. Остаются там, парализуя меня, отвлекая от происходящего. – Ты обалденно выглядишь!

– Спасибо.

– Мне-то за что? Тебе спасибо.

Я мечтала именно о таких словах, о таком восторженном взгляде и собственническом прикосновении. О том, чтобы Никита не мог от меня оторваться. Никогда.

– Аля, а ты работаешь? – Максим пересаживается за соседнюю парту, чтобы продолжить допрос с пристрастием.

– Я визажист. Можно сказать, что я посвятила себя красоте, – отвечаю весело и от души, потому что работа у меня хорошая и жаловаться не на что.

– Живут же некоторые! – весело фыркает Никита. – Посвящаешь себя красоте, надо же. А я посвящаю себя вечной борьбе с отцом. Он не дал толком институт закончить, погулять, побыть молодым. Впряг в дело, как лошадь. – Под напускным весельем Никиты мелькает раздражение, неуместное в легкой атмосфере вечера встречи.

– Я тоже большой ценитель красоты. – Максим забавно дергает бровями.

– Красоток, а не красоты! – хихикает кто-то.

– «Красоты» звучит лучше. – Максим придвигается ближе, словно не замечая недовольства Никиты, который притягивает меня к себе вместе со стулом. – У тебя, Аля, всегда был отлично подвешен язык, а фантазия вообще убийственная. Помнишь, ты в начальных классах нам сказки рассказывала? За тобой на переменах ходили толпы детей, слушали тебя до самого звонка. А как учительница литературы с тобой мучилась, помнишь? В книге одно написано, а тебя фантазия заводила невесть куда. Учительница жутко бесилась и кидала тебе двояки и колы для острастки…

Да, я помню об этом и о многом другом. Как, наслушавшись моих сказок, одноклассники дразнили меня за то, что болтать я могу, а читаю и пишу с трудом. За то, что я не такая, как они. Дети наказывали меня за то, что им нравились мои сказки. Сказки нравились, а меня принять не могли. Потому что раз не могу читать и писать, значит, дура. А раз дура, значит, не могу нравиться. Замкнутый круг жестокости.

– Лучше вспомни, как Аля в походах страшилки рассказывала, – говорит кто-то.

– О да! Оборвашкины страшилки – это нечто. Девчонки пяти минут не выдержали, сбежали в палатки. Инка плакала в голос.

– Да ну тебя, Макс! Я не плакала, – фыркает Инна, еле сдерживая смех.

– Плакала! Вы насобирали палок и спали с ними, чтобы защищаться, если зомби нападут. Оборвашка напугала вас до чертиков.

– А парни как будто лучше! Карпов вообще описался.

Все мы оглянулись по сторонам в поисках Карпова.

– Да не ищите вы, он не пришел, – продолжает Инна. – Но я вам точно говорю, он описался от страха. Мы сбежали по-честному, а вы притворялись смелыми, досидели до конца, а сами потом не спали и тряслись. Карпов прокрался к своей палатке, держась за штаны, переоделся, а мокрые закопал.

Какое-то время мы неловко переглядывались, потом разразились смущенным смехом.

– Значит, из-за тебя еще в пятом классе парни писались? – Никита щекочет мое ухо теплым дыханием. – Представляю, что творится сейчас.