Текст книги "Полночные узы"

Глава одиннадцатая

– За ним! – приказал Данте Чейзу.

Данте с трудом сдержал порыв броситься за парнем и разорвать его в клочья, прежде чем тот окажется на улице. Происходящее в клубе было сейчас важнее. Данте схватил обезумевшего вампира за шиворот, отодрал от визжащей жертвы и отбросил к стене.

– Беги отсюда! – крикнул он лежащей на полу девушке, от ужаса утратившей способность двигаться. Все произошло так быстро, что ее человеческий разум едва ли мог это осмыслить. Должно быть, приказ Данте прозвучал для нее как гром с небес. – Да беги, черт возьми!

В следующее мгновение Данте уже забыл о ней.

Одурманенный «малиной» вампир поднимался на ноги, ворча и шипя. Его губы были в розовой пене, розовая слюна стекала по обнажившимся клыкам, зрачки черными узкими росчерками разрезали янтарное пламя глаз. Взгляд блуждал, голова раскачивалась из стороны в сторону, словно юнец не знал, на что решиться: разорвать сонную артерию человека или того, кто помешал ему это сделать.

Вампир зарычал и бросился к ближайшему человеку.

Данте ураганом налетел на безумца и оттеснил его в коридор к черному ходу. Они вывалились через дверь на узкую, грязную улочку. Улочка была пуста – ни Чейза, ни бойфренда Тесс, торговавшего «малиной», – только темнота, влажный асфальт и вонь от отходов недельной давности, гниющих в баке.

Данте мысленно приказал двери клуба у него за спиной захлопнуться так, чтобы замок заклинило, и все любопытные оказались отрезанными и не могли стать свидетелями или участниками схватки.

Вампир дрался, как разъяренный псих, брыкался, пинался, махал кулаками, словно ему в кровь впрыснули слоновью дозу адреналина. Он даже умудрился вонзить клыки в плечо Данте.

Данте в ярости взревел, его снисходительность к неблагоразумному юнцу мгновенно улетучилась, одним ударом он отбросил его от себя. Вампир отлетел и, ударившись о стальной мусорный бак, мешком рухнул на асфальт.

Данте подошел к нему, от ярости зрачки у него сузились, глаза пылали огнем. Он чувствовал, как удлинились клыки – физиологическая реакция на схватку.

– Вставай, – приказал он молодому вампиру. – Сам вставай, пока я тебя, засранец, за яйца от земли не оторвал.

Тяжело дыша, вампир тихо зарычал и напрягся, чтобы подняться. Едва выпрямившись, он вытащил из заднего кармана джинсов нож – самый обычный, с небольшим лезвием и пластмассовой рукоятью, взятый с кухонного стола, – смешное оружие для серьезного боя.

– И что ты, сопляк, собираешься с ним делать? – спросил Данте, хладнокровно вынимая из ножен malebranche. Изогнутое лезвие с титановым краем зловеще блеснуло в темноте.

Юнец посмотрел на опасное оружие, зарычал и махнул своим ножом перед лицом Данте.

– Не дури, парень. Это «малина» заставляет тебя думать, что ты крутой. Давай закончим все мирно и поможем тебе прийти в норму.

Если молодой вампир и слышал Данте, то вряд ли понимал смысл его слов. Его горящие огнем глаза смотрели не моргая, дыхание с шипением вырывалось из оскаленного рта. Густая розовая слюна собралась в уголках губ. Вид у парня был совершенно безумный.

Он снова злобно заворчал и с ножом бросился на Данте. Тот, защищаясь, поднял malebranche и, выбив нож, задел руку вампира титановым лезвием.

От боли юнец зашипел, и шипение это было специфическим.

– О черт, – проворчал Данте. За годы охоты на Отверженных он научился узнавать этот звук.

Молодого вампира уже нельзя было спасти. «Малина» отравила его кровь, вызвав Кровожадность, и парень превратился в Отверженного. Доказательством необратимости процесса стало шипение, с которым под воздействием титана плавилось его тело.

Кожа на руке вампира пошла волдырями, они лопалась, ткани расползались, вверх к плечу потянулись красные полосы – яд попал в кровь и теперь распространялся по всему телу. Несколько минут, и от молодого вампира ничего не останется – страшный конец.

– Прости, парень, – сказал Данте, глядя в округлившиеся глаза вампира.

Поддавшись состраданию, он молниеносным движением полоснул вампира по горлу.

– Господи, нет! – раздался крик. – Нет! Что ты делаешь?!

Чейз подбежал в тот момент, когда безжизненное тело Отверженного рухнуло на землю, отсеченная голова откатилась в сторону. Разложение происходило быстро и представляло собой омерзительное зрелище. Чейз с отвращением отступил, в ужасе глядя на происходящее.

– Это был… – В голосе агента Данте уловил неподдельную жалость. – Сукин сын! Ты только что убил мирного гражданина Темной Гавани! Черт возьми, он был совсем ребенком…

– Нет, – спокойно перебил его Данте, вытирая malebranche и пряча оружие в ножны. – Тот, кого я убил, больше не был мирным гражданином и тем более ребенком, он был Отверженным. Он принял слишком большую дозу «малины». И ты, Гарвард, сам можешь в этом убедиться.

Перед ними на асфальте лежала горстка пепла – все, что осталось от Отверженного. Легкий порыв ветра подхватил ее и развеял. Чейз нагнулся и поднял нож – единственное вещественное доказательство трагедии.

– А где наркодилер? – спросил Данте, испытывая острое желание разделаться и с ним.

Чейз покачал головой:

– Скрылся. В нескольких кварталах отсюда я потерял его из виду. Я почти догнал его, но он забежал в какой-то ресторан, и я просто… короче, он исчез.

– Ладно, забудь.

Данте не расстроился, он знал, что найти парня будет несложно. Ему просто придется немного последить за Тесс, рано или поздно ее бойфренд появится на горизонте. Данте с нетерпением ждал этой встречи, предвкушая, как лично расправится с ним.

Агент негромко выругался, глядя на нож.

– Этот юноша, которого ты убил… этот Отверженный, – поправился Чейз, – принадлежал к благополучной семье и был хорошим парнем. Черт! Что я теперь скажу его родителям? Как объясню ужасную гибель их сына?

Данте не знал, что ответить. Ему не за что было извиняться. Это война, и не важно, какой официальной позиции придерживалось правительство Темных Гаваней, но если представитель Рода превращался в Отверженного – под воздействием «малины» или в силу генетической уязвимости всех вампиров, – у него не было обратного пути, ни малейшей надежды на избавление от пагубной страсти. Никакого второго шанса. Если Гарвард хочет и дальше сотрудничать с Орденом, ему нужно как можно быстрее принять суровую реальность.

– Пойдем, – сказал Данте, похлопав агента по плечу. – Мы свое дело сделали. Ты не сможешь спасти их всех.

Бен Салливан мчался, не сбавляя скорости, пока в зеркале заднего вида огни Бостона не превратились в мерцающие искорки. Он свернул с шоссе на спускавшуюся к реке дорогу, которая вела к промышленным строениям. Руки Бена, сжимавшие руль, тряслись, ладони были липкими от пота. Сердце в груди бешено колотилось. Он с трудом дышал.

Вот черт.

Что за дерьмо случилось в клубе?

Должно быть, передозировка. Парень принял «малину», а потом у него начались странные конвульсии. Но он был постоянным клиентом Бена и только за последние две недели покупал у него «малину» раз пять. Бен производил порошок слабого стимулирующего действия и продавал его в клубах и на различных вечеринках практически все лето. И насколько ему было известно, никогда ничего подобного не происходило.

И тут на тебе – эта чертова передозировка.

Бен въехал в посыпанный гравием двор старого склада, выключил фары и остался сидеть в машине, не заглушая мотор.

За ним погнался какой-то парень – один из тех двоих, высоких и крепких, которые тусовались в клубе и, очевидно, видели, как он продавал «малину». Вполне возможно, что они из полиции или даже из Управления по борьбе с наркотиками. Один черноволосый, в темных очках, второй не менее устрашающего вида, именно этот бросился вдогонку за Беном. Они действовали так молниеносно, что сразу стало ясно: эти парни привыкли сначала стрелять, а уж потом задавать вопросы.

Бен не собирался проверять это на собственной шкуре. Он выбежал из клуба и понесся, петляя по близлежащим улочкам и ныряя в переулки, пока наконец ему не удалось оторваться от преследователя. Тогда Бен, сделав круг, вернулся к фургону и помчался прочь.

Словно в лихорадочном бреду в памяти всплывали обрывки того, что случилось в клубе. События разворачивались стремительно. Парень принял слоновью дозу «малины», и почти сразу же его тело начало конвульсивно дергаться. Он запрокинул голову и как-то странно завыл. Стоявшие вокруг люди закричали.

Поднялась паника. Но одно запечатлелось совершенно отчетливо…

У парня выросли клыки.

Большие и острые, как у собаки, такие ни с чем не спутаешь и не спрячешь. А парень и не пытался их прятать: он издал леденящий душу рев и набросился на стоявшую рядом девчонку.

Словно хотел клыками разорвать ей горло.

А его глаза! Они сделались такими янтарно-желтыми, словно у него в голове горел огонь и сквозь глаза вырывался наружу.

Бен был уверен, что видел все это, только не знал, как это истолковать. Не мог найти какое-либо разумное объяснение.

С точки зрения логики этого не могло быть.

Но какая, к черту, логика! Она не поможет унять лихорадочную дрожь и не спасет маленькое безобидное «фармацевтическое» предприятие Бена, так неожиданно потерпевшее крах. Передозировка превратила парня в чудовище – и дело усугублялось тем, что все произошло в клубе, на глазах у множества людей, а Бен не успел скрыться, и его заметили. Эффект, который произвела передозировка, оказался совершенно неожиданным.

Бен повернул ключ зажигания и ждал, пока мотор окончательно не заглохнет. Ему срочно нужно проверить формулу наркотика. Возможно, последняя партия оказалась бракованной, вдруг он случайно сделал что-то не так. А может быть, у парня просто была аллергия.

Ну конечно! Иначе с чего бы это с виду нормальному молодому человеку превращаться в кровожадного вампира.

– Господи, – пробормотал Бен, вылезая из фургона.

Он подошел к двери старого склада, на которой висел большой замок, и полез в карман за ключом. С металлическим лязгом и скрипом качнувшись на петлях, дверь открылась, и Бен вошел в лабораторию. Снаружи склад, некогда принадлежавший бумажной фабрике, имел весьма непрезентабельный вид, но внутри находилась современная лаборатория, оборудовать которую помог очень богатый, но пожелавший остаться неизвестным покровитель. Он поручил Бену направить все усилия на изготовление красного порошка под названием «малина».

Кабинет Бена располагался за десятифутовой стальной сеткой. Здесь, чуть поблескивая, стоял стол из нержавеющего металла, а на нем – всевозможные мензурки, горелки, ступка с пестиком и электронные весы. Шкафы вдоль стены были заполнены емкостями с различными фармацевтическими препаратами – катализаторами серотонина, миорелаксантами и прочим. Для бывшего химика раздобыть все это не составило особого труда – всего лишь несколько услуг нужным людям.

Бен не собирался заниматься производством и распространением наркотиков. Вначале, после того как его уволили из косметической компании, где он работал инженером в исследовательской лаборатории, ему и в голову не могла прийти идея заняться чем-то противозаконным. Но насмотревшись на то, как издеваются над беззащитными животными, тестируя на них косметические средства, Бен стал ярым защитником братьев наших меньших, за что в результате и был уволен.

Он начал спасать животных, которых хозяева содержали в ужасных условиях, и если законные способы освобождения оказывались малоэффективными, то он попросту похищал несчастных питомцев. Привыкнув балансировать на грани закона, Бен с легкостью решился на торговлю наркотиками. В конце концов, что преступного в том, чтобы продавать практически безобидные стимуляторы взрослым, отвечающим за свои поступки людям? Мероприятия по спасению животных требовали затрат, а Бену было что предложить клубным завсегдатаям. Эти препараты они могли купить у любого дилера, так почему не у него?

К сожалению, Тесс смотрела на его деятельность иначе. Узнав, чем он занимается, она разорвала с ним отношения. Бен поклялся, что ради Тесс покончит с сомнительными делами, так он и поступил, но в начале лета к нему явился его нынешний покровитель с толстой пачкой наличных.

До сегодняшнего дня Бен не понимал, почему производству «малины» уделялось такое внимание. Будь то экстези или бутират – все ясно, но «малина»? Бен сам придумал формулу этого легкого наркотика и вначале испытал его на себе. «Малина» действовала чуть сильнее любого тонизирующего напитка с кофеином, стимулировала аппетит и делала человека более раскрепощенным.

Эффект был почти мгновенным, но кратковременным – примерно за час все улетучивалось. Наркотик казался таким безобидным, что Бен никак не мог понять, почему за его изготовление и распространение ему так фантастически платят.

После того, что случилось сегодня ночью в клубе, щедрые вознаграждения, разумеется, прекратятся, и это понятно.

Бен должен связаться со своим покровителем и сообщить об ужасном инциденте, свидетелем которого он стал. Босс должен знать о странном действии «малины». Естественно, он согласится немедленно прекратить ее производство.

Глава двенадцатая

Данте шел на звук разговора, доносившегося из зала, который находился на первом этаже особняка и предназначался для официальных обедов. Они с Чейзом вернулись несколько минут назад, завершив зачистку клуба и прилежащих территорий. Чейз спустился в лабораторию, чтобы доложить в Темную Гавань о результатах ночного патрулирования. Данте тоже предстояло отчитаться, и он сомневался, что удостоится похвалы грозного главы Ордена.

Данте остановился на пороге зала, освещенного свечами. Лукан сидел за длинным, изысканно накрытым столом. Воин выглядел так, словно сам только что вернулся с ночного патрулирования: под черной кожаной курткой поблескивало оружие, что придавало П1 еще более суровый вид.

Но его Подругу по Крови, казалось, это нисколько не смущало. Габриэлла устроилась у Лукана на коленях, трогательно склонив голову ему на плечо. Она что-то сказала сидевшим напротив Гидеону и его Подруге по Крови Саванне. Все засмеялись, включая Лукана, хотя до появления в бункере Габриэллы невозможно было даже представить, что у него есть чувство юмора. Улыбаясь, он с нежностью гладил ее длинные, с рыжеватым отливом волосы. Эта ласка стала привычной за те несколько месяцев, что они были связаны узами крови. Но до этого Лукан изрядно помучил свою подругу.

Гидеон и Саванна тоже казались по уши влюбленной парой. Данте никогда не сомневался в этом, но ни разу за все тридцать с лишним лет, что они были вместе, не присматривался к их отношениям. Сидя рядом, они держались за руки, большой палец Гидеона рассеянно гладил длинные пальцы Саванны. Глазами цвета темного какао она ласково смотрела на Гидеона, и в ее взгляде читалось счастье оттого, что она рядом со своим возлюбленным.

«Так вот что значит быть парой, связанной узами крови, – подумал Данте. – Именно от этого я долгие годы бежал?»

Эта мысль поразила его. Он давно забыл, что такое настоящая любовь, перестал замечать ее проявления. Родители Данте испытывали друг к другу глубокие чувства. Они являлись для него идеальной парой. О таких отношениях он даже мечтать не смел. О чем мечтать и на что надеяться, если смерть в любой момент может отнять все? Данте не хотел страдать или причинять страдания своей подруге.

Он смотрел на пары, сидящие в зале, пораженный царившей здесь атмосферой любви – глубокой и преданной, что лежит в основе семьи. Его охватило столь сильное смятение, что захотелось сбежать и вернуться позже, вместе с остальными воинами, когда те завершат патрулирование.

– Ты там всю ночь собираешься стоять или все же подойдешь к столу?

«Черт».

Уйти незамеченным не удалось. Лукан, один из сильнейших вампиров Рода, возможно, уже давно почувствовал его присутствие.

– Что случилось? – спросил он, когда Данте неохотно приблизился. – Возникли проблемы?

– К сожалению, я принес плохие новости. – Данте засунул руки в карманы куртки и оперся плечом о стену. – Сегодня мы с Гарвардом получили билеты в первый ряд и наблюдали, что «малина» делает с вампиром. Парень из Темной Гавани, по всей видимости, принял слишком большую дозу, прямо в клубе превратился в Отверженного и набросился на женщину, собираясь разорвать ей горло на глазах у пары сотен людей.

– Господи, – сквозь зубы прошипел Лукан.

Габриэлла соскользнула с его коленей, и Лукан тяжелой поступью принялся мерить гостиную.

– Тебе удалось предотвратить трагедию?

Данте кивнул:

– Я успел оторвать его от женщины, прежде чем он впился в нее клыками. Но парень был в ужасном состоянии. Он превратился в Отверженного за долю секунды. Когда я вытащил его на улицу, спасти парня было уже нельзя. Пришлось испепелить его на месте.

– Какой ужас! – Тонкие брови Габриэллы сошлись на переносице.

Саванна кивнула на рану Данте, которая только недавно перестала кровоточить.

– Ты в порядке? – спросила она. – Похоже, твоя куртка и плечо нуждаются в штопке.

Данте передернул плечами, ощущая неловкость от проявленного к нему женского внимания.

– Я в норме. А вот Гарвард в легком шоке. Я приказал ему догнать наркодилера, но он вернулся раньше, чем я закончил свою работу. Я думал, он сорвется, глядя, как разлагается тело Отверженного, но ничего, он выдержал.

– А что с дилером? – мрачно спросил Лукан.

– Сбежал. Но я его запомнил. Думаю, я знаю, как его найти.

– Хорошо. Это твоя задача номер один.

Зазвонил мобильный телефон, лежавший на столе рядом с Гидеоном.

– Это Нико, – глянув на дисплей, сообщил Гидеон. – Как дела, дружище?

Разговор был короткий.

– Он едет сюда, – сказал Гидеон. – Сегодня ночью он тоже имел дело с вампиром, превратившимся в Отверженного под воздействием «малины». По его словам, и Тиган успел записать на свой счет троих.

– Черт возьми! – прорычал Данте.

– Милый, объясни, что происходит, – повернулась к Гидеону Саванна. Ее тревога передалась и Габриэлле. – Это случайность, что наркотик превращает вампиров в Отверженных, или чей-то злой умысел?

– Пока не знаем, – мрачно ответил Гидеон.

Лукан прекратил расхаживать и встал, скрестив руки на груди.

– Нужно узнать, и как можно быстрее. Нам необходимо срочно найти сбежавшего дилера, выяснить, откуда поступает наркотик, и уничтожить источник.

Гидеон провел ладонью по своим светлым волосам.

– Хочешь услышать самый отвратительный из возможных сценариев? Предположим, что некий вампир страдает манией величия и мечтает о мировом господстве. Он начинает собирать армию Отверженных, но враги неожиданно взрывают его штаб. Он остается в живых, хотя и бежит, поджав хвост. Он очень раздражен, просто в бешенстве. Не будем забывать, что его мания величия и мечта завоевать весь мир остаются при нем.

Лукан, стоявший в другом конце гостиной, со злостью выругался. Все знали, что сейчас Гидеон говорит о его родном брате, таком же, как и Лукан, П1, который некогда был воином, а потом долгое время считался погибшим. И только минувшим летом, когда Орден разгромил большое логово Отверженных, стало известно, что брат Лукана жив.

Жив и благоденствует, более того, провозгласил себя предводителем армии Отверженных. Каковым, видимо, остается и по сей день, учитывая, что Мареку удалось избежать гибели во время взрыва штаба.

– Мой брат может быть кем угодно, – задумчиво произнес Лукан, – но ручаюсь, что психически он абсолютно здоров. У Марека есть план. И куда бы он ни сбежал, будьте уверены, он продолжает работать над его осуществлением. Никакие препятствия не остановят Марека, он доведет задуманное до конца.

– Значит, сейчас ему нужно восстановить численность своей армии, и сделать это в кратчайшие сроки, – сказал Гидеон. – Для того чтобы вампир Рода превратился в Отверженного, требуется время и неблагоприятные обстоятельства. Вероятно, Марек решил найти способ ускорить этот процесс…

– «Малина» – сильный инструмент вербовки, – заметил Данте.

Гидеон бросил на него задумчивый взгляд:

– Я даже представить боюсь, что произойдет, если наркотик получит широкое распространение по всему миру. Мы не сможет контролировать процесс превращения вампиров в Отверженных, это примет характер эпидемии, и воцарится полная анархия.

Данте не нравились перспективы, которые рисовал Гидеон, но в глубине души он думал так же. Еще больше ему не нравилось то, что дилером был бойфренд Тесс, возможно, и сама Тесс имела какое-то отношение к этому поганому делу с «малиной». От этой мысли у него кровь стыла в жилах.

Знает ли Тесс, чем занимается ее бойфренд? Помогает ли ему? Возможно, снабжает фармацевтическими препаратами через свою клинику? Известно ли ей или ему об истинных свойствах и предназначении «малины»? Что будет, если они узнают правду о мире вампиров, сосуществующем с миром людей более тысячи лет? И что, если гибель нескольких вампиров – или даже всей расы – вовсе не покажется им катастрофой?

Данте нужно было выяснить, какую роль в этом деле играет Тесс. Он не собирался подставлять ее под перекрестный огонь войны, пока не узнает правды. И ему вовсе не было совестно использовать Тесс для того, чтобы подобраться поближе к ее бойфренду. Близко настолько, чтобы уничтожить этого ублюдка, если возникнет такая необходимость.

А пока Данте просто надеялся, что Ордену удастся остановить распространение наркотика и избежать катастрофы.

«Привет, Бен, это я. – Тесс закрыла глаза, опустила голову на руку и вздохнула. – Послушай, я понимаю, сейчас слишком поздно для звонков, но хочу, чтобы ты знал: мне не нравится то, как мы с тобой расстались сегодня вечером. Я надеялась, что ты зайдешь и дашь мне возможность все объяснить. Ты мой друг, Бен, и я не желаю причинять тебе боль…»

В трубке раздался пронзительный писк автоответчика, заставляя Тесс замолчать. Она повесила трубку и откинулась на спинку дивана.

Возможно, это даже к лучшему, что она не договорила. В голове полный бардак, нервы напряжены так, что сна ни в одном глазу, хотя уже полночь, а завтра ей на работу чуть ли не к шести утра. Сегодняшний вечер все в ней перевернул, и она беспокоилась за Бена.

«Хотя, – в очередной раз напомнила себе Тесс, – он взрослый человек и сам отвечает за свои поступки».

Она не должна волноваться за Бена, но она волновалась.

Если не считать Норы, Бен был ее самым близким другом. Фактически это ее единственные друзья. Больше Тесс ни с кем не общалась, но такой уединенный образ жизни она выбрала сама. Она отличалась от большинства людей, и осознание этого стало причиной ее необщительности. Тесс предпочитала одиночество.

Она посмотрела на свои руки, взгляд непроизвольно остановился на родимом пятнышке между большим и указательным пальцами правой руки. В руках заключались все ее таланты. В юности, когда Тесс еще жила в Иллинойсе, от бессонницы она спасалась лепкой. Ей нравилось ощущать, как холодная глина в ее руках делалась теплой и податливой, как под мягким нажимом стеки легко преображалась из бесформенного комка в нечто прекрасное.

На полу перед Тесс стояла старая коробка с инструментами и незавершенными «шедеврами», извлеченная из кладовки в прихожей. Как часто Тесс бежала от внешнего мира, погружаясь в царство волшебства. Сколько раз глина, нож и стека становились ее друзьями, которым она поверяла свои сокровенные тайны в те минуты, когда ни с кем больше не могла поделиться.

Руки Тесс давали ей смысл жизни, но в то же время были ее проклятием, именно из-за них она не решалась сближаться с людьми.

Никто не должен был узнать, что она сделала.

Воспоминания захлестнули ее: злобные крики, слезы, густой запах ликера и жаркое дыхание прямо в лицо. Она неистово отбивается руками и ногами. На нее наваливается тяжелое тело, а через несколько секунд ее поглощает бездна страха и сожаления.

Тесс выдохнула, отгоняя тягостные воспоминания. Так она делала последние девять лет с тех пор, как покинула родительский дом, чтобы начать новую жизнь – притворяться, что она такая же, как все, отрицая то, кем является на самом деле.

«Он дышит? О господи, он синеет! Что ты сделала, сучка?!»

Крики звучали в ушах, обвинение ранило так же больно, как и много лет назад. В это время года воспоминания становились особенно яркими. Завтра, вернее, уже сегодня годовщина тех событий, что столько лет не дают ей покоя. И эту дату никак не стереть из памяти, потому что она по какой-то подлой случайности совпадает с днем рождения Тесс. Ей исполнялось двадцать шесть, но она продолжала чувствовать себя испуганной семнадцатилетней девушкой.

«Ты убийца, Тереза Дон!»

Тесс поднялась с дивана, в пижаме подошла к окну и приподняла раму, чтобы вдохнуть свежий ночной воздух. Шумела оживленная автострада, гудели клаксоны, откуда-то издалека доносился тревожный вой сирены. Порыв холодного ноябрьского ветра ворвался в окно, шевеля портьеры.

«Ты только посмотри, что ты натворила! Будь ты проклята!»

Тесс еще больше открыла окно и уставилась в черноту ночи, позволяя уличному шуму поглотить ее мысли, стереть нахлынувшие воспоминания.