Текст книги "Двое в одних штанах"

4
Первый шар

– Какое несчастье! Что же ты теперь будешь делать?

– Сам не знаю… Может, к специалисту записаться?

– Слушай, а это не заразно?

– Думаешь, я где-то подхватил?

– Нет, я… о себе подумал.

– Осталась последняя надежда – шампунь.

– Вот так живешь-живешь, и вдруг на твою голову… перхоть.

После просмотра рекламы

Кабинет психоаналитика располагался в большом, современном, состоящем преимущественно из офисов здании. Первый его этаж занимали магазин с заманчивой и неопределенной вывеской «Все для вас» и кафе «Минутка», чье название совершенно ясно давало понять всем труженикам, что на свой обеденный перерыв времени они потратят совсем немного и проведут его с пользой и со вкусом.

У Димы отлегло от сердца. Он наивно полагал, что, поехав по названному ему адресу, попадет в какую-нибудь клинику, где стоит пугающий запах лекарств и карболки, деловито расхаживают люди в белых халатах, а немощные пациенты жадно тянутся к сумкам своих посетителей в надежде через принесенную пищу приобщиться к стенам покинутого ими родного дома.

А оказалось все не так уж страшно: вывески разных организаций, подтянутые женщины в строгих костюмах, мужчины в галстуках, с внушительным выражением лица, порхающие секретарши и витающий над всем этим дух серьезного дела. В общем, картина до боли знакомая.

Офис, где его ожидало решение всех проблем, находился в отсеке с общей дверью, на которой в виде вензеля красовались две буквы: «Д» и «З». Внутри обнаружилась небольшая рекреация с удобными диванами, стояло несколько стоек, уставленных яркими горшками с несильно процветающей растительностью. В небольшой нише – так, чтобы не мешать движению, но и не пропустить никого лишнего, – сидела за столом пожилая женщина приветливого вида. Перед ней помещался перекидной календарь и тоненькие стопочки бумаги разного формата.

– Здравствуйте, – сказала она голосом, располагавшим к общению.

– Здравствуйте, – вежливо ответил Дима, к общению сейчас не очень расположенный.

– Вы к нам в первый раз? Я вас что-то не знаю.

– В первый, – кивнул Дима и тут же подумал: «Дай бог, чтоб и в последний!»

– И к кому же вы? – все также доброжелательно спросила женщина.

– К Генриху Витольдовичу.

– О! – В благоговении она закатила глаза. – Это такой специалист! Вы останетесь очень довольны.

– Спасибо. – Дима не вполне понимал, чем он может быть доволен и попытался проследовать дальше.

– А вы знаете, что он профессор?

Пришлось остановиться – не бросать же реплики через плечо.

– Нет, я не знал, – ответил Дима и тут же догадался: так вот почему ему назвали столь непомерную сумму гонорара. Однако означает ли сей факт, что по данной причине этот специалист больше специалист, чем другие?

Словно отвечая на его вопрос, женщина веско сказала:

– Так знайте, – и высоко подняла указательный палец вверх. Видимо, этот жест должен был означать определенную и нерушимую связь, возникавшую, в силу высокого звания, между Генрихом Витольдовичем и Небом.

Дима кивнул. Женщина кивнула ответно, закрепляя таким образом в Диме открытое ему знание.

– Вам в последнюю дверь направо, – добавила она.

Дима решительно и упруго направился к последней двери, рассчитывая построить свой разговор с профессором так, чтобы тот сказал и, может быть, даже сам передал Марье Павловне, что он, Дима, удачливый, способный, практически здоровый молодой человек, которому услуги психоаналитика вовсе ни к чему.

Комнаты, мимо которых он шел, были пронумерованы, а кое-где и подписаны: «Охрамкова Т. В.», например, или «Солнечный круг». И было совершенно непонятно, куда же он все-таки попал, что означают загадочные буквы «Д» и «З» и чем занимаются в остальных помещениях.

Открыв нужную ему дверь, Дима сразу перенесся из современной офисной атмосферы в настоящий профессорский кабинет – с массивным столом и креслами по обе стороны от него, с книжным шкафом, тяжелыми портьерами на окнах и портретами двигателей науки на стенах. Несколько чуждо выглядела здесь кушетка, стоящая по левой стене от двери, но она была умело задекорирована, так что вполне сходила за козетку, весьма подходившую по духу ко всему остальному. – Здравствуйте, – поднялся ему навстречу из-за стола лысоватый и слегка отяжелевший с возрастом мужчина. Он гостеприимно отвел одну руку, как бы обводя обстановку и предлагая гостю чувствовать себя в ней свободно, а другую протянул для рукопожатия. Никакого белого халата на нем не было – обычные брюки и рубашка со свободным воротом. Пиджак висел на спинке кресла.

Дима был несколько ошарашен таким радушным приемом. Он почему-то считал, что разговор будет сухим и деловитым. Видимо, сказывался недостаток опыта в общении с профессорами от медицины. Находясь в этом растерянном состоянии, он присел в массивное кресло у стола, на которое ему указал хозяин, и невольно откинулся на мягкую спинку. Такое положение тела сразу снимало всякую излишнюю активность, располагало к расслабленности и душевным излияниям. Дима почувствовал это с некоторым опасением и решил выпрямиться, избегая коварной спинки. Спинка не торопясь притянула его обратно. Все-таки комфорт, и в особенности комфорт тела, – главное благо, навязанное нам цивилизацией.

– Ну, рассказывайте, – с радостным ожиданием произнес хозяин кабинета, сам усаживаясь в такое же кресло по другую сторону стола.

– Честно говоря, мне не слишком-то понятно, что я здесь делаю, – не кривя душой ответил Дима.

– О, в этом мы обязательно разберемся. И вы станете все понимать.

– Да я и так все понимаю. Просто мне не вполне ясно, зачем я здесь.

– Говорите, говорите, не волнуйтесь. Я вас внимательно слушаю.

– Я не волнуюсь, – начал слегка раздражаться Дима. – Послушайте, Генрих Витольдович, мой Босс…

– Как же, Павел Иванович, – довольно кивнул профессор. – Очень современный руководитель. Он прекрасно осознает, насколько необходимы помощь нашей науки и индивидуальный подход.

– Да, наверно… В общем, это была его идея.

– Прекрасная идея, – радостно сообщил Генрих Витольдович.

– Прекрасная идея, – сдерживая себя, подтвердил Дима. В конце концов, этот профессор пока ни в чем не виноват – не он же направил его сюда.

– Наверняка не обошлось без участия Марьи Павловны. Вы знаете Марью Павловну?

– Да, немного.

– О, это прекрасная, умнейшая женщина. А какая жена и мать! Ну, продолжайте, продолжайте спокойненько.

– Я и так спокойненько… Только в эту галиматью, извините, совершенно не верю. Я способен сам…

– Сам, конечно сам, – незамедлительно согласился Генрих Витольдович. – Вы не волнуйтесь. Мы сейчас вместе разберемся, на что вы способны, а на что – нет.

– Мне не хотелось бы тратить ваше время на…

– Правильно, – умиротворенно кивнул Генрих Витольдович. – Мое время дорого, как вы заметили. Так что не будем его тратить впустую. Начнем с самого начала.

– С самого начала я сказал, что не слишком понимаю, что я здесь делаю.

– Правильно, правильно, – удовлетворенно отметил Генрих Витольдович и что-то записал в аккуратной тетрадочке, лежавшей перед ним на столе. – А что вас сейчас беспокоит?

– Что я опоздаю на свидание, – категорично заявил Дима. Он подумал, что вязнет в этой манере своего собеседника, решительного разговора о полном и окончательном здоровье не получается. Может, нахамить? Бог с ней, с Марьей Павловной. Авось как-нибудь пронесет.

– Н-да, – понимающе свесил голову Генрих Витольдович, – что ж, это очень хорошо.

Фраза прозвучала жизнеутверждающе, хотя было непонятно что вселяет в профессора такой оптимизм: то, что у Димы должно состояться свидание, что он может на него опоздать или что способен беспокоиться о своем опоздании. Пока Дима размышлял об этом, Генрих Витольдович сделал несколько пометок в своей тетрадочке и непринужденно продолжил:

– Мне бы хотелось, однако, чтобы вы вдумчиво рассказали, так сказать, об истоках вашего бытия.

– Моего бытия? – Я имею в виду ваше детство.

– Мое детство?

Диме стало смешно. И в кино, преимущественно американском, и в художественной литературе психоаналитики именно так всегда и поступали: вы-уживали разные факты из детства, туго переплетали их с событиями настоящего и неизбежно находили у несчастных страждущих кучу маний, требующих незамедлительного извлечения из организма пациента для его вящего спокойствия и душевного здоровья.

– Слушайте, это какой-то поверхностный подход, – перешел на свой привычный иронический тон Дима.

– Да? Вы считаете? – не чувствуя подвоха, переспросил Генрих Витольдович.

– Конечно! Давайте лучше начнем с моего внутриутробного развития, ведь именно в этот период, если я не ошибаюсь, закладываются основные характеристики типа личности, а также потенции интеллекта. Но если мы станем анализировать эмбриональное развитие моих родителей, то я точно опоздаю.

– Очень интересный подход, – с удовольствием заметил Генрих Витольдович. – Вы приходите ко мне с запасом времени. Мы спокойненько разберемся, все разложим по косточкам.

– Я не хочу по косточкам. Я уже давно мясом оброс, – не сдавался Дима.

– Н-да. Скажите, у вас в детстве часто была икота? – вдруг заинтересованно спросил Генрих Витольдович.

– Что? Икота? Не припомню. Кажется, нет. Но при чем тут… – Дима даже надулся от возмущения. Вся его ирония и, можно даже сказать, сарказм пропали даром.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, я все объясню. Разберемся спокойненько. А вы любили лазить по деревьям?

– Боже мой! Это бред, – застонал Дима. – Генрих Витольдович, знаете что я вам скажу…

– Да-да, очень интересно…

– Никаких снов я не вижу. Просто не вижу, и все тут. Детство у меня было счастливым. Мальчиком, правда, я был слегка хулиганистым, но это, мне кажется, вполне нормально. Претензий к родителям у меня нет. Никаких особых прозвищ не было, в те годы меня называли просто Митей.

– Хорошо, хорошо, очень хорошо, – успокаивающе покивал головой Генрих Витольдович. – А не хотите ли прилечь? – радушный жест указал на кушетку, прикинувшуюся козеткой в угоду ученому стилю кабинета.

– Спасибо, не стоит, – решительно отверг такую возможность Дима.

– Очень хорошо. Не беспокойтесь, что нормально, что ненормально – мы разберемся.

– Да я и сам знаю, что нормально.

– Конечно, знаете. А как же вам не знать? Только не будем валить все в одну кучу… Вот скажите лучше… вы в детстве как любили яичко – всмятку или в мешочек?

– Какая разница? – устало ответил Дима. Он понял, что из цепких лап человека, которому ничто не может испортить настроение, не так-то легко вырваться. Оставалось смирно отвечать, чтобы выпустили добровольно. – Кажется, всмятку.

– Прекрасно, прекрасно! – с весьма довольным видом сделал еще несколько пометок Генрих Витольдович.

– Но какое это имеет отношение…

– Очень хорошо. Вы не волнуйтесь. А постарайтесь-ка спокойненько припомнить, с какой стороны вы разбивали такое яичко – с острой или с тупой?

В этом же духе продолжался и весь последующий разговор. Генрих Витольдович был неизменно доброжелателен и с радостным удовлетворением воспринимал все, что бы ни сказал Дима. Сбить его с намеченного пути и отвлечь от заготовленных вопросов не смог бы и танк. Димины наскоки и иронию он не то чтобы игнорировал, но растворял в море своего спокойствия и понимания.

На имени своего визави Дима почему-то все время спотыкался, никак не мог нормально произнести, поэтому предпочел более простой вариант обращения: профессор. Велели запомнить, он и запомнил, а чтобы не забывалось, повторял все время, как хороший ученик. И произносил с благоговением, почти с придыханием – очень уж было приятно поерничать.

Через некоторое время Генрих Витольдович, вполне удовлетворенный Диминым почтением, сказал: – Ну что вы все «профессор» да «профессор», не стоит так официально. Зовите меня просто: Генрих Витольдович.

«М-да, – подумал Дима, – действительно просто. И о чем думали его родители, когда давали ребенку такое имя? Ему и деваться-то было некуда, как только в эти психи идти».

К чему гнул своими вопросами целитель душ, определить было совершенно невозможно. Например, если бы он просто поинтересовался, какой цвет предпочитает Дима, можно было бы сообразить, какой называть не стоит: красный – значит, слишком агрессивен, черный – все видит в мрачном свете, синий… фу, об этом и говорить не стоит… Так нет, он не спрашивал, какой цвет нравится, а только с вывертом: какого цвета занавески повесил бы в спальне. А спальни-то нет. Есть кабинет, в котором стоит диван – чтобы посидеть, если захочется, и поспать, если случится. Вот и думай, как тут ответить. Или, скажем, какие тапочки Дима предпочитает – с задником или без. А разве бывают мужские тапочки с задниками? У папы его были – в те времена такие делали. Короче, ему в какой-то момент стало даже интересно – как умудриться отвечать так, чтобы запутать своего интервьюера, не дать ничего понять и выйти сухим из воды.

Даже если бы Дима разбирался во всей этой мудреной науке, он вряд ли сумел бы определить, к какой школе психоанализа принадлежит сидящий перед ним специалист. Когда-то тот наверняка был психоневрологом или психотерапевтом в какой-нибудь районной поликлинике, но, следуя веяниям времени, переориентировался на модную специальность. В его голове причудливым образом переплелись традиции старой школы и современные методики, а непримиримые противоречия, которые между ними существовали, мирно уживались друг с другом. И действительно, почему бы им не уживаться, если можно зарабатывать неплохие деньги. Нет, конечно, дело не в деньгах. Точнее, не только в них. Интересные люди, неоднозначные ситуации – главное, иметь собственную позицию, следовать своему чутью и слегка приправлять традиционный профессорский консерватизм пряной ноткой новаторства. Так и науку двигать можно, и школу собственную создать. Здравый смысл и прочная научная база – достаточные условия для безбедной прогрессивной жизни.

Однако самое важное Дима понял прекрасно: так просто из этих мягких лап ему не вырваться. Он, разумеется, подозревал об этом, уже когда направлялся сюда. Хоть человек, сидевший перед ним, и не был одет в белый халат, по сути своей он оставался врачом. А какой же врач запросто отпустит пациента? Ведь бедняга даже не представляет, как ему плохо, насколько тяжело его состояние, а главное – что со всеми свалившимися на него недугами ему одному не справиться. Лечиться, лечиться и лечиться! Не поможет это – попробуем другое, не подействует другое – применим третье. И так до конца. До последней черты. Пока не одолеем весь нездоровый организм в целом. Лишь заключительным аккордом или волевым усилием можно разорвать этот прочный круг.

Дима решил, что какое-то время в угоду Боссу потерпит – и так своим поведением он накалил обстановку докрасна. Главное, не зайти в этом деле слишком далеко – чтобы не успеть поверить в реальность болезни и необходимость избавляться от нее. А ведь такое случалось и случается даже с людьми, которые обладают, казалось бы, крепкими нервами и не особенно богатым воображением.

Сеанс длился ровно час – видимо, Генрих Витольдович действительно высоко ценил свое время. Но когда Дима протянул ему конверт с приготовленной суммой, он с улыбкой сожаления по поводу несообразительности своего клиента мягко заметил:

– Нет-нет, что вы…

Дима в первую секунду даже опешил, представив, что с ним, Димой, профессор занимался из чистой любви к науке. Но следующая фраза все разъяснила:

– К Анне Степановне, пожалуйста. Она у нас всем этим занимается.

Догадавшись, что Анна Степановна – приветливая женщина на входе, Дима попрощался и отправился со своим конвертом к ней. Конечно, зачем человеку, облеченному званием, знаниями и навыками спасения душ, пачкать свои руки деньгами? Такое вообще чуждо тем, кто обращен своим взором к внутреннему содержанию, истинным ценностям. К тому же, не дай бог, какая-нибудь налоговая инспекция…

Анна Степановна встретила Диму так, будто все это время с нетерпением ждала его возвращения.

– Ну как? – с благоговением спросила она. – Потрясающе, – в тон ей ответил Дима.

– Я же говорила, – убежденно кивнула женщина, достала из конверта деньги и тщательно их пересчитала.

Потом, удивляясь такой скрупулезности в ведении дел, он расписался на какой-то бумажке, а Анна Степановна с неутихающим трепетом занесла его следующее посещение в график работы Генриха Витольдовича.

5
О пользе пробок

Беспомощность городских властей обрекает вас на низкий уровень гемоглобина в крови. Высокая загазованность воздуха, неумелое природопользование и реальное отсутствие защиты окружающей среды не оставляют вам шансов быть здоровыми.

Спасите себя сами! Не дайте организму погибнуть в недрах мегаполиса!

Наши респираторы очистят ваши легкие, придадут свежести затхлым отношениям, наградят свободой движения.

По вашему желанию за дополнительную плату в комплект может быть включен противогаз.

Из листовки производителя

На свидание Леночка не очень торопилась – знала, что Дима все равно опоздает. Ее это вовсе не обижало, поскольку никак не было связано с отношением именно к ней. Вовсе нет. Откуда в нем взяться пунктуальности? Веселый, бесшабашный, увлекающийся…

Это гораздо лучше. На что эта пунктуальность? Ей же не бизнесмен нужен, а мужчина. Именно такой – безудержный в любви, неутомимый, пылкий, забывающий в постели не только час – день.

Леночка очень радовалась этому своему новому приобретению. И то, что их знакомство произошло в клубе, лишь добавляло некую авантюрную неожиданную нотку. Она, конечно, и раньше знакомилась в разных злачных местах, вызывая большое неудовольствие родителей, которые считали, что из этого ничего хорошего получиться не может. И, в общем-то, были правы. Вечно Леночке попадалось типичное не то: завзятые кутилы, лощеные хлыщи, самодовольные красавчики при ничтожных достоинствах… Все они самозабвенно летели на яркий блеск, который она излучала. К сожалению, блеск этот был отраженным – его источником являлись ее положение и деньги. Леночка это быстро поняла, и пренебрежительно-спесивая манера общения, которую она в результате усвоила, стала наглядной демонстрацией для мотыльков всех мастей и ее видового отличия, и того, что голыми руками такую штучку не возьмешь. С Димой все было иначе. Во-первых, она сама на него налетела, а во-вторых, – в этом не было никаких сомнений – он запал именно на нее, а не на завидный социальный статус. Это было ясно потому, что прошло не меньше трех месяцев, прежде чем он сообразил, насколько высокого полета ему попалась птичка. А когда сообразил – охнул и сразу погрустнел. А она, наоборот, весело хохотала, особенно когда выяснилось, что он работает на папусика. А значит, и на нее.

В целом родители ее свободу ничем не ограничивали, квартирку купили. В личную жизнь не лезли, почитая девушкой разумной, умеющей за себя постоять и знающей, чего она хочет. Но в смысле «выбора достойной партии» – и откуда в такой семье столь старомодное выражение? – были настроены серьезно. Замужество – важный шаг не только для дочери, но и для семейного бизнеса. В чьи руки попадет? Как будет вестись? Упрочится или пойдет по ветру?

Понимая родительские мотивы и не желая ссориться, Леночка с сыночками друзей и партнеров папусика, по необходимости встречалась, но держала их на расстоянии. Слишком уж это на виду и чересчур матримониально. Среди них встречались и ничего, но она ведь не разменная карта в бизнесе. Мамусик прилагала самостоятельные усилия в этом направлении, но ее приятельницы, имевшие взрослых сыновей, являлись в основном женами все тех же партнеров. А те, что были калибром помельче, из прошлой жизни, всерьез не рассматривались: они продолжали бороться за существование и разглядеть могли только приданое, заодно прихватив в новенькую, с картинки, будущность и ее саму. Мамусикино мнение тоже приходилось учитывать – она все-таки родительница, да и в некоторых вопросах кое-что понимает. Но, по мере того как бизнес папусика становился все круче, она постепенно как-то отдвигалась на задний план. Кто платит, тот и музыку заказывает. А он в своей доченьке души не чаял и отказывал редко и с трудом.

Иногда, правда, у Леночки создавалось впечатление, что родители хотят поскорее сбыть ее с рук.

Повесить на шею какому-нибудь хорошему парню, пусть он разбирается, что с ней делать дальше. Но тут и разбираться особенно нечего: будучи мужней женой, станет заниматься собой, супругом и домом. Детьми, когда они вдруг, нескоро, появятся. В принципе, особенно ничего не изменится, кроме семейного статуса и того, что заботиться придется всегда об одном и том же мужчине. А это не так уж интересно. И замуж она не спешила.

Была она почти что блондинка. Ну почти. Краска для волос успешно помогала исправить маленький недостаток цвета. А так – по всему блондинка: и по самоощущению, и по поведению, и по манере одеваться – затмевающая всех девушка, уверенная, что мир крутится вокруг нее. Любой мужчина полжизни отдаст, чтобы быть с ней рядом. Это ведь настоящий шик – на каком-нибудь приеме или презентации появиться вместе с такой блестящей куколкой.

А что касается глупейшего суждения, будто блондинки своим умом сильно отличаются от всего остального населения земного шара – в смысле его отсутствия в наличии – так просто подотритесь им, своим суждением. И оглянитесь вокруг: женщины-блондинки верховодят во всех областях, и брюнетки от них явно отстают. Так что же это, на ваш взгляд, как не признак ума? Сильный пол вообще не в счет, недаром говорится, что за каждым успешным мужчиной всегда стоит умная женщина. Но это только говорится «за» – на самом деле, она всегда впереди – раздвигает для него просторный коридор, по которому он и движется к грандиозным победам, считая их своим законным достижением.

Леночка, кстати, была девушкой образованной – являлась дипломированным специалистом с квалификацией «лингвист, переводчик». Специальность выбирал для нее папусик – с высоты его положения гораздо лучше видно, чем стоит заниматься дочери. Ей, конечно, не нужно трудом прокладывать себе дорогу, но иметь приличный диплом совершенно необходимо, учитывая тот круг общения, в котором она вращается. Гуманитарное же образование – это культура, а ее всегда нелишне продемонстрировать окружающим, поднимая собственный престиж и престиж семьи. Так что папусик колебался только между искусствоведением и языками. Но потом решил, что в искусстве и так каждый нормальный человек разбирается. А вот языки могут пригодиться в разных случаях жизни – в зарубежном путешествии, при общении с иностранными друзьями, да и будущим внукам нелишне с детства привыкать к импортной речи.

Выбирали институт родители, но училась-то она сама. И даже если ей слегка помогли при поступлении, смешно эту тему обсуждать: а кому не помогали? При нашей-то системе образования, сколько там не блатных? По пальцам пересчитать, и то для видимости. И вот она уже закончила институт, при этом одолела два языка: английский и французский. Могла при случае поговорить. А чтобы имела практику и к делу была приставлена, папусик привлекал ее к ведению переговоров с зарубежными партнерами. В ресторанах, в основном. А штатный переводчик в офисе работал – должен ведь кто-то все сказанное зафиксировать и в виде какого-то соглашения оформить. Это уже рутинная работа, не для нее.

Короче, Леночка была вполне готова стать женой обеспеченного человека и вести насыщенную культурную жизнь. Обсудить с дизайнером интерьер квартиры или ландшафт участка загородного дома и настоять – да, настоять! – на своем, если он чего не понимает – благо статус ей позволяет. Организовать выставку чьих-нибудь работ – это уже престиж фирмы, демонстрирующей глубокую заинтересованность в развитии культуры и не жалеющей средств на благотворительность. Быть хозяйкой банкета или званого ужина для избранных, заказывая музыку… Да мало ли что еще. Область применения усилий такой женщины может быть ограничена только ее фантазией. А фантазия ее…

Фантазия влекла ее сейчас к безумно обаятельному и непредсказуемому молодому человеку, от которого никогда не знаешь чего ожидать. И с которым поэтому ужасно весело. А дополнительное удовольствие состояло в том, что он вечно становился зачинщиком всяких выдумок, какие никому другому не пришли бы в голову. И все подчинялись этим затеям, потому что подпадали под его невероятный шарм. Была в нем и та легкая уверенность в себе, которая требует от других безусловного подчинения и присуща людям талантливым, знающим себе цену. А уж в постели… В постели ему просто нет равных. И это сразу было видно невооруженным глазом – энергия бьет из него через край, мужская сила так и плещется, так и плещется, притягивая томно закатывающих глаза девиц. Но обломится им, потаскушкам этаким, подружкам завистливым. И близко не подойдут.

А то, что он небогат, – так это пока. Папусик уже, конечно, в курсе ее увлечения. И не возражает – он присмотрелся и в целом остался Димой доволен. Так что полегоньку, помаленьку станет продвигать его, а там… Короче, папусик всегда знает, что делает, и плохого для своей дочурки не придумает. Особенно сейчас, в том редком случае, когда она точно понимает, чего ей хочется.

Вот такие приятные размышления занимали Леночку, когда она подъезжала к месту встречи. Нежный поцелуй севшего в машину Димы еще больше убедил ее в правильности собственных суждений.

– Похоже, ты опять сегодня хмурый, Дюдик, – отстранившись, оценила она его состояние.

«Дюдик! Боже мой, Дюдик! Кто это?» – с тоской подумал Дима, а вслух сказал:

– Сосредоточенный.

– А зачем?

– Работаю как вол во имя процветания компании твоего папочки.

– Ну это проза, – отмахнулась Леночка, показывая тем самым, в отличие от одного литературного героя, и понимание основ языка, и пренебрежение к не очень важным мужским делам.

– Чтобы доходы его приумножались. Текли в его карманы полноводными реками, – продолжал засевшую в нем мысль Дима.

– Вот и хорошо. Глядишь, и мне кое-что перепадет. А значит, и тебе.

– Мне перепадает за мой труд. Могло быть и побольше, – назидательно ответил Дима, ничего особенного при этом не имея в виду.

– Дюдик… – интригующе протянула Леночка. – Мы уже над этим работаем. Не будь букой.

– Прости, я забылся. – Дима поцеловал Леночку, прикинув, что это будет проще, чем объяснять, что он хотел сказать совсем другое.

– Милый, тебе надо развеяться. – Все, я готов!

– У Сани Бралева сегодня день рождения.

– Вот это праздник сердца! – в невыразимом восторге вскричал Дима.

– Ты ведь помнишь, я вас знакомила.

– Кто ж не помнит Саню Бралева! – не менее радостно завопил Дима.

– Мы званы к нему в загородный дом, – вкрадчиво продолжила Леночка, по имеющемуся уже опыту понимая, что эта восторженная интонация вряд ли на самом деле означает восторг.

– Ненавижу загородные дома! – не замедлил сообщить Дима. – Дюдик, тебе понравится. – Ты думаешь?

– Он всегда умеет устроить такие прекрасные вечера. С изюминкой…

– Обожаю изюм, – тут же согласился Дима.

– Ну что, едем?

– В загородную резиденцию? – Дом… – Великого изюмоведа жизни? – Сани…

– Гениального устроителя домашних торжеств? – Бралева… – Едем, конечно.

И они поехали.

Нельзя сказать, чтобы их скорость до выезда на трассу была впечатляющей. Пробки – ужасный бич каждого большого города. А что же будет дальше, если все мировые автомобильные компании, словно сговорившись, без продыха штампуют новые из новых – новейшие! – улучшенные модели? И если те становятся все более доступными для постоянно растущего числа автолюбителей? Кошмар, уважаемые господа! Скоро, как и предсказывали фантасты, придется перемещаться по воздуху. Но принесет ли это облегчение, когда мало-помалу туда поднимется такое же количество транспортных средств, которое сейчас ездит по земле? Конечно, воздушного пространства пока все-таки больше, и вполне возможно, что в нем можно будет разместиться с бóльшими удобствами, но если некоторые страны и народы будут упорно продолжать с такой скоростью увеличивать народонаселение, одновременно поднимая его уровень жизни и прожиточный минимум, то очень и очень скоро воздушных пробок будет не избежать.

Однако эти проблемы пусть уже волнуют следующие поколения. Сейчас, вот в это наше с вами время, многие граждане преодолевают огромные трудности, чтобы добраться… ах, оставим пока в забвении скучные конторы и очень деловые встречи!.. добраться до своего законного загородного владения. И там с полным на то основанием отдохнуть от городской суеты и насыщенной выделениями цивилизации атмосферы, от тягот офисных баталий и трудностей переговоров, от магазинного изобилия и усердия персонала фитнес-клубов, от необходимости принятия решения после прочтения толстых фолиантов меню и нервного напряжения от этих вот пробок… Дорога длится долго, слишком долго. По этой причине все чаще таким автовладельцам, имеющим, кстати, со всеми остальными гражданами равные права, приходится прибегать к услугам шоферов, чтобы начать расслабляться еще не добравшись до своих новых пенатов.

Впрочем, следует быть диалектиком и понимать, что нет худа без добра. Пробки являются для современного человека также и великим благом. В наше время, когда стремление к образованию приобрело характер эпидемии, а знакомство с научными достижениями и непреходящими культурными ценностями в виде кинопремьер стало источником светских бесед, пробки оказались просто незаменимы. Ну как еще, скажите на милость, можно освоить английский, если не по специальному аудиокурсу для автомобилистов? И как занятому человеку, не имеющему и свободной минуты, ознакомиться с толстенным бестселлером, если не благодаря «говорящей книге», звучащей голосом какого-нибудь артиста и прослушанной опять же в пробке? И где еще послушаешь любимые эстрадные песни, оперные арии или джазовые композиции, как не сидя в автомобиле? И, конечно, радионовости и радиодискуссии на наболевшие темы. Хорошо подкованные комментаторы уверенно проведут вас по жизни через океаны бизнеса, моря политики, озера медицины, пруды товаров, реки бытовых проблем и ручейки культуры…

А радость общения с близкими, выпадающая благодаря все тем же пробкам? Когда еще обремененным заботами родителям пообщаться со своим чадом, как не стоя в пробке по дороге в школу или обратно? В этот момент, используя замкнутость пространства и невозможность его покинуть, легко узнать всю подноготную: что получил, за что выгнали из класса, как написал контрольную – а заодно и расписаться в дневнике. Можно успеть повторить таблицу умножения, прочитать правила написания корней – гор– и – гар-, зазубрить неправильные глаголы английского языка – да мало ли что еще. В эти благословенные часы хорошо бы также заняться передачей своего богатого жизненного опыта, объясняя, для чего надо хорошо учиться, как в чистоте содержать ногти и уши и почему к человеку надо сначала как следует присмотреться, прежде чем сделать его своим другом. Полезность таких сведений для юного создания трудно переоценить.