Текст книги "На пороге ночи. Последние люди на Земле"

Ученые засели за чертежи и проекты, и, надо сказать, дело вроде бы немного сдвинулось с мертвой точки. Минкс воодушевился. А тут еще и миллиардеры стали ходить к нему, как на работу, и умоляли сделать побыстрее. Так что Минксу ничего другого не оставалось, как поднимать и поднимать цену, ибо он понял, что богатые люди не на шутку встревожены и, значит, на этом надо суметь хорошо заработать. Но он зарвался.

Как бы ни были встревожены миллиардеры, но они понимали, что их уже откровенно стали водить за нос. И вот тогда-то они тайно встретились с Сэдом Тиретом, чтобы уговорить его образумить Минкса. Тирет согласился. Но его план не работал: Минкс, всегда обычно прислушивавшийся к мнению помощника, при обсуждении данного вопроса слушать его не хотел.

Тогда миллиардеры предложили Тирету хорошие деньги за то, чтобы он нашел способ отвлечь внимание Минкса от этого проекта. И Тирет достал снадобье, чтобы вывести организм Минкса из нормального состояния, чтобы он, занявшись укреплением пошатнувшегося здоровья, оставил бы в покое этот злосчастный проект и перепоручил бы его своему помощнику. Тирет несколько раз испуганно повторял, что эти люди здесь ни при чем, что они никогда не вели речи об убийстве, да и он не собирался его убивать. Так уж вышло, что-то напутал он с дозой, а может быть, ему подсунули не то вещество. Но, так или иначе, во всем виноват только он один. Это он, ослепленный деньгами, стал причиной этого чудовищного преступления. Но он раскаивается, как же жестоко он раскаивается!

– Я хотел бы кое-что уточнить у вас, – прервал откровения Тирета инспектор. – Вы сказали, что миллиардеры были испуганы и хотели как можно быстрее получить свой космический корабль. Чем же это они были так испуганы?

Тирет непонимающе уставился на инспектора, не представляя, что же здесь уточнять.

– Чем были испуганы? Ну как же, похолоданием.

Полицейские обменялись недоуменными взглядами.

– Что же здесь такого страшного? Подумаешь, похолодало немного, – хмыкнул Стен, – еще потеплеет так, что жарко будет.

– Видите ли, в чем дело, – неуверенно начал Тирет, сомневаясь, может ли он здесь говорить об этом, – давным-давно ученые установили, что наше Солнце остывает, оно все меньше дает тепла и света. В ту пору было решено это открытие держать в тайне, чтобы не было паники и всякого такого. Даже была создана специальная хартия. Одним словом, об этом феномене знал только узкий круг лиц. Те, кто имел отношение к исследованиям космоса, все время наблюдали за Солнцем, вели измерения, вычисления. Ну, видимо, ничего хорошего они там не нашли, проблема не снималась, и информация стала мало-помалу утекать. Однажды об этом узнали и наши заказчики. Их мечта – построить себе космический дом и убраться с замерзающей планеты.

– Вы это серьезно? – удивился Роберт. – Как Солнце может остыть?

Тирет пожал плечами.

– А почему Минкс тянул с этим проектом? Почему бы ему самому было не построить для себя такой корабль и не улететь? – спросил Стен.

– Видите ли, Минкс не особо верил во все эти предсказания. Он считал, что ученые, как обычно, паникуют, пройдет время, все уляжется и забудется. Поэтому он никогда и не думал о том, чтобы куда-то там лететь, и сильно сомневался, что и другие полетят. А прихоть миллиардеров он считал блажью, на которой можно неплохо заработать.

– А вы сами во все это верите? – поинтересовался Даррелл.

– Я всерьез об этом никогда не думал. В конце концов, наша Земля перенесла столько катаклизмов, и с нею ничего не стало. С чего же вдруг полагать, что этот будет последним?

– Но вы же сами сказали, что причина в Солнце.

Это замечание Даррелла привело Тирета в легкое замешательство, он не нашелся, что ответить, и лишь снова пожал плечами.

– Ну что же, господин Тирет, можно подвести итог этому делу. Вы были откровенны и, надеюсь, искренны, поэтому до судебного разбирательства я определяю вас под домашний арест, но, – Митчелл предупреждающе поднял руку, видя, как воодушевился Тирет, – под внешней охраной электронного полицейского. Вам понятно мое решение?

– Да, благодарю вас, господин инспектор, – Тирет впервые робко улыбнулся

– Ну-ну, особенно-то не расслабляйтесь, – обнадежил его Даррелл, – впереди вас ждет еще много чего.

Мобиле Даррелла прошла через портал ангара небоскреба, где он жил на сто пятом этаже, и мягко приземлилась в своей ячейке. Он вошел в лифт и приложил ладонь к опознавательному стенду.

– Инспектор Митчелл, добро пожаловать домой, – раздался приятный женский голос. – 105-й этаж.

Кабина плавно пошла вниз. В лифте он по привычке следил за табло, хотя и знал, что на чужой этаж он все равно не попадет. Иногда он отвлекался и отводил взгляд, но тот сам по себе вновь тянулся к мелькающим на табло числам. Наконец, зажглось нужное ему число, кабина вздрогнула и замерла. Дверь неслышно отворилась, и Даррелл шагнул в свою прихожую. За спиной раздался едва слышный хлопок, лифт тронулся в обратный путь. Дом встретил его тишиной и никем не нарушаемым спокойствием.

Глава II. Пасмурное утро

Ани проснулась с неприятным тяжелым ощущением. Ей снился дурной сон. Как это часто бывает, проснувшись, она плохо помнила в деталях, что именно ей снилось, но одно осталось ясным в ее сознании – это ощущение хаоса и беспорядка. В ее сне события громоздились одно на другое, и она не могла на них влиять, они увлекали ее в неведомое. И ей было особенно страшно от того, что там во сне она представлялась самой себе слабым и совершенно беззащитным существом.

– Господи, привидится же такая муть, – пробормотала Ани, обращая лицо к окну. – Ну что, какая там у нас сегодня погода?

Послушные ее взгляду, портьеры тяжелыми волнами поползли вверх, и в спальню проглянуло пасмурное небо. Ее это не обрадовало. Каждое утро, бросая привычный взгляд на окно, она ждала увидеть хотя бы слабый проблеск солнечного света, но его все не было. И ее это ужасно расстраивало. Вот и сегодняшний день не принес ей приятного сюрприза. Она, тяжело вздохнув, встала с постели, закуталась в теплый халат и пошла готовить себе кофе.

Тихими шагами она прошла мимо спальни Юрга, оттуда не доносилось ни звука. Должно быть, он безмятежно спал и дурные сны его не беспокоили. Впрочем, он никогда и не вставал раньше девяти. Она однажды спросила его, как в концерне смотрят на то, что он постоянно опаздывает. Юрг лишь усмехнулся:

– Дорогая, ты забываешь, кто я.

– И кто же ты? – улыбнулась Ани.

– Я – зять Филиппа Бине, владельца этого самого концерна. Так что никто мне не указ.

– Ну, коли так, то я рада за тебя. Ты счастливчик. А мне вот приходится каждое утро вовремя приходить на работу.

– Совершенно не понимаю этого, – пожал плечами Юрг. – Там же все твое.

– Именно поэтому, – улыбаясь его наивности, ласково отвечала Ани. – Если я буду опаздывать и кое-как выполнять свою работу то, что я могу спросить с других?

Ей не в чем было упрекнуть свою судьбу. Она росла в роскоши и любви. Единственной дочери ни отец, ни мать ни в чем не могли отказать. Но она многого и не просила. Может быть, потому что и так имела всё самое лучшее. Ее отец, Филипп Бине, – владелец концерна по производству парфюмерии и косметики. Мать, Дария Бине, – хозяйка модного женского журнала.

Состояние семьи Бине накапливалось в поколениях и передавалось по наследству. Причем по наследству передавались не только накопленные капиталы, но и рецепты производства, принесшие за долгие годы концерну известность и богатство. Старожилы Средиземноморья помнят отца и деда Филиппа, Рауля и Эмиля, так же в свое время занимавшихся производством парфюмерии и косметики.

Когда пришло время выбирать профессию, родители предоставили дочери полную свободу. Она может стать, кем сама захочет. Она недолго размышляла. Профессии родителей ее не прельщали, ведь к ним принадлежали они, а ей хотелось найти свой путь, которым никто до нее в семье не шел. Она будет первая.

Так она стала архитектором. После окончания университета Средиземноморья Ани несколько лет работала помощником архитектора южного округа Питера Селистера, седовласого и умудренного опытом господина. Он носил старинное пенсне и острую бородку, что делало его похожим на литературного героя какого-нибудь классического писателя. Поначалу Ани робела перед господином Селистером. Он почти никогда не улыбался, говорил строгим голосом, а взгляд его глаз был колючим. Она, отвечая что-то господину Селистеру, невольно внутренне сжималась и отводила взгляд, как будто была в чем-то виновата перед ним. Но скоро она поняла, что эта суровость была лишь оболочкой, за которой таилось доброе и великодушное существо.

Как-то раз ей довелось участвовать в представлении нового проекта. Контора господина Селистера разработала проект ратуши южного округа. Над проектом трудились все архитекторы, их помощники, чертежники всех мастей. Сроки поджимали. Строительство должно было вот-вот начаться, а проекта все не было. Несколько представленных ранее другими агентствами проектов архитектурных ансамблей будущей ратуши были отклонены советом правительства Средиземноморья. Все нервничали. Господин Селистер взял на себя смелость выступить в роли единственного разработчика проекта, поскольку никто более не отважился выполнить его за короткое время, да еще после стольких неудач коллег. Это действительно было очень смелое решение.

В самой архитекторской конторе обсуждали проект горячо и, как обычно, крикливо. Собирались в тесном кабинете шефа после появления каждого нового эскиза и спорили до хрипоты. Ани немало смущал такой способ выражения мнений. Но сам главный архитектор нисколько не возражал против столь бурного выражения взглядов своими коллегами, напротив, в это время он словно оживал, напускная строгость куда-то испарялась, а в глазах с кружочками пенсне появлялся азарт. Ани неловко было орать во всё горло, чтобы высказать свое мнение, но довольно быстро она научилась заявлять о себе. Для этого надо было лишь набраться смелости, подойти к столу, где сидел воодушевленный господин Селистер, высоко поднять руку, на нее, конечно же, никто не обращал внимания, но затем, если как следует стукнуть ею об стол шефа, наступала призрачная тишина, под прикрытием которой надо было успеть выразить и свое суждение.

Несмотря на кажущийся хаос, царивший во время этих совещаний, в душной атмосфере кабинета главного архитектора всегда проступал невесомый образ истины. Движимые им работники господина Селистера быстро нащупывали путь. И так до следующего спора. При этом никто не испытывал к другим враждебности или зависти. При таком подходе к делу у каждого были совершенно равные возможности.

Когда проект ратуши был готов, господин Селистер предложил поручить Ани его защиту перед правительством Средиземноморья. Она помнила, как при этих словах ее пробил холодный озноб.

– Я?! – с ужасом воскликнула Ани. – Я не могу!.. У меня не получится!.. Я все испорчу!..

Господин Селистер по своему обыкновению строго глядел на нее. Потом он подошел к ней и заговорил неожиданно мягко:

– Дитя моё, понимаю, это трудно. Да, это безумно трудно кого-то в чем-то убеждать. Но кто-то должен это сделать.

– Но почему я? – растерянно возразила она.

– А кто? – господин Селистер обвел всех присутствующих, словно выбирая достойного. – Кто? Я вас спрашиваю. Кто волновался и горячился так, что не мог усидеть на месте? Кто отбил себе все руки о мой стол? Кто?

Раздался смех. Все принялись вспоминать, как всё происходило. Веселье нарастало еще и от того, что кроме Ани Бине так больше никто не делал. Каждый из них мог перекричать своих собратьев-архитекторов, а вот ей, не имевшей хорошего горла, приходилось другим способом привлекать к себе внимание. И почему-то всегда для этого она выбирала стол шефа. Никто не знал, почему.

Она все-таки пошла защищать этот проект. Что ей оставалось? Не могла же она подвести коллег. Задолго до начала на подгибающихся ногах она вошла в конференц-зал правительства Средиземноморья. К счастью, из министров там еще никого не было, лишь служащие украшали зал цветами да расставляли бутыли с напитками. Она заняла свое место, от входа налево, около видеопроектора. Чтобы немного себя успокоить, она принялась просматривать эскизы. Всё было на месте. Все чертежи под рукой. Она, нажимая дрожащим пальцем на сенсор монитора, принялась читать свою речь, но та никак не шла ей на ум, мысли убегали и путались. Она не представляла, что она будет говорить.

В зале появился высокий подтянутый мужчина с серебряной проседью в волосах, который будто бы кого-то ей напоминал, но из-за волнения она не могла понять, кого именно. А впрочем, не всё ли равно.

– Добрый день, – мужчина приветливо обратился к ней, приближаясь. – Волнуетесь? Волнуетесь, конечно. Это заметно. Что же, повод для волнения у вас есть, но он не очень веский. Скажу вам по секрету, – незнакомец понизил голос, – в этом зале уже столько отклонили проектов, что могу сказать твердо – вы последняя надежда. И вряд ли они вам откажут. Иначе ратуши им не видать. Ну что же, удачи вам.

Мужчина улыбнулся Ани, и вышел из зала, она проводила его недоуменным взглядом. В зале становилось все многолюднее. Ласково улыбаясь, к ней подошел господин Селистер.

– Поздравляю, госпожа Бине, неплохое начало, – сказал он вместо приветствия.

– Вы это о чем?

– Я о господине Кале.

Ани объял ужас.

– Это был Ют Кале?!

Теперь настал черед удивиться архитектору.

– А вы что же, не знаете в лицо правителя Средиземноморья?

– Нет… То есть да… Ох, знаете, как-то всё вылетело из головы…

Саму презентацию она помнила плохо. Ей казалось, что говорила она отвратительно – вяло, бесцветно, неубедительно. Время от времени непроизвольно она встречалась взглядом с господином Кале, сидевшим напротив нее, во главе огромного овального стола, за которым расположились важные министры с холодными, надменными лицами. Многие из них бросали на нее лишь мимолетные взгляды, будто бы она была машиной, не заслуживавшей ни участия, ни поддержки. Чтобы не сбиться и окончательно не растеряться, она решила не смотреть на них, ее взгляд невольно тянулся к господину Кале. Впрочем, она тут же отводила глаза, чтобы через несколько мгновений вновь встретиться с ним взглядом.

После того, как речь ее была завершена, в зале наступила томительная тишина. Она с тревогой ждала их слов, но все молчали. Министры на своих мониторах сосредоточенно просматривали эскизы проекта. Потом поднялся важный господин с усами и бородой, невысокий, коренастый, в дорогом светлом костюме. Он говорил спокойно, со знанием дела, медленно роняя слова. Сквозь стук громко колотившегося сердца, различимый, как ей казалось, даже в самом отдаленном уголке зала, Ани старалась вникнуть в их смысл. Это ей плохо удавалось, но, судя по тону голоса, можно было предположить, что министр благодушно настроен по отношению к проекту. Потом коротко высказались и другие, все примерно в том же тоне. Подвел итог Ют Кале.

Он вышел из-за стола, приблизился к ней, крепко пожал ее всё еще дрожащую руку, и поздравил с прекрасно выполненной работой. Ани, раскрасневшись, радостно смотрела на правителя Средиземноморья. Господин Кале так трогательно улыбался ей, радуясь ее победе, будто она была его дочерью или сестрой, что ей хотелось броситься к нему на шею и расцеловать за тепло и участие, проявленное к ней только им одним. Но она сдержала свой порыв: конечно же, это было бы большой дерзостью.

В то время она еще не знала, что прошла первое боевое крещение, что ей не раз и не два придется представлять правительству Средиземноморья свои, теперь уже свои, проекты. Пересилив по настоянию господина Селистера тогда в первый раз свою неуверенность и робость, потом, открыв собственное архитектурное агентство, она уже входила в конференц-зал твердой походкой, как человек, уверенный в себе и своих профессиональных умениях. И всякий раз, принимая поздравления с рождением нового проекта, она с благодарностью вспоминала господина Селистера, его школу и мудрость.

Сегодня в начале дня, перед работой, Ани решила ненадолго заглянуть к родителям. Она упрекала себя за то, что редко видится с ними. А все эти дела. Куда от них деться? В последнее время они больше общаются через видеосвязь. Да и это не всегда помогает: то отец – в разъездах, то мать – в редакции едва ли не до ночи. Так и не получается увидеть их вместе. Но сегодня, встав пораньше, Ани твердо решила залететь к родителям, хотя это и было ей совсем не по пути.

Она допила свой кофе, еще раз взглянула из окна на пасмурное холодное небо и пошла одеваться. По пути в свою спальню она в нерешительности остановилась перед дверью комнаты мужа, откуда по-прежнему не доносилось ни звука. Ей пришла в голову мысль разбудить его, но потом она передумала, и зашагала по коридору дальше. Что толку?.. Разве он ее послушает. Она представила его сладко посапывающим в своей постельке, и впервые вдруг ощутила раздражение. Все в ее семье работают от зари и до ночи, Юрг же бывает на своей работе, когда ему заблагорассудится. Она всегда его жалела, считая, что ему немало пришлось пережить в юности, защищала от всплесков гнева отца, которые она считала несправедливыми. Слабости мужа она оправдывала тем, что все-таки он художник, личность творческая и непредсказуемая. И вот теперь она, как и ее отец, чувствует гнев против блажи Юрга.

Раскрыв шкаф с одеждой, она быстро справилась с собой, и отогнала прочь неприятные мысли. Ей пора отправляться в путь, а она еще даже не одета. Это полное безобразие. Не хватало еще, чтобы она опоздала на работу. При этом ей надо было еще сделать порядочный круг, чтобы побывать у родителей. Ани принялась торопливо перебирать свои вещи. Остановилась на неброском брючном костюме в серую полоску, она нередко надевала его на работу, потому что чувствовала себя в нем свободно. Впопыхах она успела собрать непослушные волосы в тугой узел. Привычно она проверила свой рабочий портфель, на месте ли косметика, электронная книжка, компьютер, пульт от мобиле. Как обычно, всё было на месте. Ани перекинула через плечо широкий ремень портфеля и выбежала в коридор. Там ее встретила только что поднявшаяся с постели горничная Лилия.

– Лилия, не забудьте разбудить господина Юрга в девять, – бросила она горничной на бегу.

– Госпожа Ани, постойте! А пальто?

– Ох, черт! Никак не запомню, что теперь у нас холодно. Спасибо!

В лифте, поднимаясь на крышу небоскреба в ангар мобиле, она привычно прокручивала в голове предстоящий день. Сегодня у нее летучка в агентстве, разбор проектов, важная встреча с людьми из префектуры. И что-то еще… Прекрасно, она уже и забыла. Ну, ничего, сейчас она сядет в мобиле, откроет свой электронный блокнот и освежит память.

В ангаре было холодно и сыро. Машины слегка покрылись налетом влаги. Она опять уже в который раз непроизвольно вздохнула. Ее мобиле осветилась светом, отворилась дверь. Ани опустилась в кресло пилота. Дверь закрылась, в машине включилась система обогрева. Сразу же стало тепло и уютно. И она сняла пальто. Привычным жестом ткнула кнопку разогрева двигателя, приготовила к работе автопилот. Как только она поднимется в воздух, автопилот возьмет на себя управление машиной. Он проложит курс к родительскому дому и через несколько минут посадит машину в ангаре дома, где жили супруги Бине.

Глава III. Семейный завтрак

Так случилось, что парфюмерия стала делом жизни нескольких поколений семьи Бине. Филипп начал учиться своему делу еще в юности, проводя на фабрике все свое свободное время. Уже с той поры он твердо усвоил, что не бывает выходных и праздников для тех, кто держит свое производство, ибо оно, производство, не замирает и не останавливается, оно работает, пока жив его хозяин. О, это была больная тема. Филипп печалился, что не имеет наследника. Конечно, его дочь вполне подошла бы на роль хозяйки концерна, но, к сожалению, она выбрала иной путь. А вот, будь у него сын, он, подобно деду и отцу, вверил бы свое дело в его руки. Но нет у него сына, не дал Бог. Увы.

Впрочем, пока Филипп не особенно страдал над этим больным вопросом – вопросом правоприемничества. Наверное, когда-нибудь потом он, став старым и дряхлым с трясущимися руками и путающимися мыслями, будет по-настоящему горевать об этом, а пока он еще хоть куда, крепок, бодр и силен. Пока он и сам в состоянии держать в колее свое косметическое хозяйство. Да и, как говорят, свято место пусто не бывает, подрастает смена. Филипп зорко присматривался к молодым своим управленцам, кто как работает, как знает дело, как держится, даже как говорит с подчиненными, достаточно ли вежливо и уважительно. Это всё для Филиппа Бине имело значение, он был приучен отцом и дедом к настоящему мастерству и вежливости с людьми.

– Сколько бы ты ни имел денег, – нередко говаривал ему отец, – какого бы размаха ни достигло твое производство, высоко не возносись, уважай людей, и не только своего круга, всех, и особенно тех, кто работает на тебя. Они принесли тебе богатство и благополучие.

За свою жизнь Филипп успел не раз убедиться в мудрости слов своего отца. Будь он хотя бы семи пядей во лбу, а одному сдвинуть большое дело невозможно. Поэтому он высоко ценил тех людей, с которыми работал. Он прекрасно понимал, что благодаря их труду, ответственности и знаниям его концерн выпускает отличную продукцию, известную не только в Средиземноморье, но и далеко за его пределами. Он не скупился ни на хорошее слово для своих работников, ни на материальное поощрение. Поэтому люди крайне редко уходили от него.

– Балуешь ты своих подчиненных премиями да похвалами, – сказала как-то Дария. – Все-то у тебя хорошие, все-то сознательные, ответственные. Смотри, как бы не перестараться и не захвалить.

– Тебе что же денег жаль? – с улыбкой отвечал Филипп.

– Денег у тебя, слава Богу, с лихвой хватит на всех и вся.

– Так что же?

– На предприятии должна быть дисциплина в первую очередь.

– А, это чтобы все боялись?

– Ну при чем тут боялись? Просто, знаешь, если человеку постоянно говорить о том, какой он распрекрасный, он может возгордиться. В этом я твердо убеждена.

– На мой взгляд, это совершенно ошибочное мнение. Доброе слово приятно каждому. Да он в другой раз будет стараться сделать еще лучше.

– Ну не знаю, дело, конечно, твое. Но вот я, например, так никогда не поступаю.

– Почему же?

– Творческого человека захваливать нельзя. Разленится, вообще ничего делать не станет.

– Мне кажется, дорогая, ты через чур строга к своим репортерам. Но, впрочем, тебе виднее. Ты же там глава, а не я.

Все вроде бы складно было в его жизни, благополучие и достаток не покидали его дом. Лишь одно не давало ему покоя – личная жизнь его дочери. Не одобрял он ее выбора, но, скрепя сердце, не стал чинить препятствий ее браку с Юргом. Хотел, но не стал. Убедила его в этом Дария.

– По-моему, ты все-таки несправедлив к Юргу.

– А ты его так хорошо знаешь? – не удержался от язвительности Филипп, чье сердце было не на месте после знакомства с будущим зятем.

– Его знает наша дочь, – спокойно возразила она.

– Знает ли, – вздохнул он.

– Позволь тебе напомнить, Ани уже взрослый человек и может сама решать. Ты не можешь вмешиваться. Мало ли что тебе не пришелся по нраву Юрг, зато он нравится ей. Ей самой решать.

Это и сыграло свою роль. Он решил, что Дария права и не стал вмешиваться, не стал переубеждать свою дочь.

Филипп и сам не знал, что так настораживало его в Юрге. Обычно он со всеми людьми был тактичен и выдержан, даже если что-то ему и не нравилось в них. В первую очередь, он привык видеть в любом человеке хорошее, а уж потом замечал недостатки и то только, если они были уж очень явными. Но в Юрге он не увидел ничего, что могло бы расположить к нему, вызвать уважение. Этот человек учился всему понемногу, но ничему конкретному, чему бы он решил посвятить всего себя. Юрг называл себя художником и, тем не менее, похвастаться ему было особо нечем. Насколько понял Филипп из рассказов дочери, в мастерской Юрга были лишь одни незаконченные работы. За все годы своего, так называемого, творчества он не провел ни одной выставки.

– Папа, понимаешь, художнику без связей сложно пробиться, – сказала как-то Ани отцу.

– А он разве пытался? – усмехнулся тот.

– Конечно, и не раз. Но безуспешно. Его зарисовки все время отклоняли.

– Вот именно, зарисовки, – сказал Филипп. – Устроителям выставки нужны не зарисовки, а готовые картины. Как и в любом другом деле, нужен результат. А его-то и нет, как я понимаю. Ты сама-то видела эти его работы? Можешь назвать что-то, что тебе понравилось, что поразило тебя?

– Да, есть кое-что. Он работает сейчас над серией пейзажей. Там есть очень удачные. Папа, ну что ты усмехаешься? Да, он не такой, как, например, ты, деловой и целеустремленный, он другой. Но я люблю его не за это. А за то, что он добрый, внимательный. Он очень хороший.

Что оставалось Филиппу? Только отойти в сторону и не возражать. Не мог же он сказать своей дочери, что ее избранник, скорее всего, просто обычный приспособленец, который ухватился за подвернувшуюся возможность устроиться за чужой счет. Нет, такого сказать ей он не мог. Тогда получалось, что полюбить его дочь возможно лишь только из-за больших денег ее отца. В конце концов, может же быть и такое, что Филипп ошибся насчет Юрга и тот окажется совсем неплохой партией для его дочери с точки зрения не материального соответствия, это-то как раз для Филиппа было совершенно не главным, а с точки зрения любви и настоящих семейных ценностей. Но какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что он прав относительно Юрга, и что тот не принесет счастье Ани.

В последнее время они стали видеться с дочерью все реже и реже. Филипп знал, что у Ани много работы. Ее агентство завалили заказами. Она появлялась в доме родителей лишь в редкие выходные. Приезжала обычно одна без мужа. Судя по всему, Юрг избегал встреч с тестем. Но он и не расстраивался, не горел желанием видеть зятя почаще. Главное, что приезжала его Ани.

Сегодня она преподнесла родителям приятный сюрприз – прилетела прямо перед началом рабочего дня. Филипп и Дария как раз завтракали. В небольшой, уютной гостиной пахло ароматным кофе и свежими тостами. Ани устроилась в плетеном кресле слева от матери и напротив отца.

– Ох, что-то я уже проголодалась, – с улыбкой сказала она, изучая стол. – О-о, у вас сегодня тосты и миндальные пирожные. Обожаю и то, и другое.

– Ты, должно быть, по-прежнему по утрам не завтракаешь, – обеспокоилась Дария.

– Ну, мама, ты же знаешь, по утрам я только пью кофе.

– И голодной на работу, – укоризненно покачал головой Филипп.

– Да все в порядке. Потом часов в одиннадцать я завтракаю в ресторанчике неподалеку от моего офиса.

– Полагаю, что такое бывает не всегда, – сказала Дария. – Если работы много, ты и вообще забываешь поесть. Так?

– Нет, мама, не так, – мягко возразила Ани. – Я не забываю поесть, сколько бы ни было работы. Я всегда помню то, чему ты меня учила.

– Я тебя многому учила, – улыбнулась Дария. – Что именно ты имеешь в виду?

– Что я имею в виду? – Ани с аппетитом ела тост с абрикосовым джемом. – То, что нужно беречь свое здоровье. Потому как здоровье – это главное наше богатство.

Родители одобрительно кивнули.

– Золотые слова, дочь, – сказал отец.

– Я всегда надеялась на твое благоразумие. Ну, расскажи, как твои дела? – спросила Дария.

– О, все просто замечательно. Дела идут, поступают заказы – крупные и мелкие, всякие. Да, я забыла вам сказать, что скоро мы завершаем наш едва ли не самый шикарный проект. Несколько месяцев назад префектура юго-западного округа подала заявку на разработку целого архитектурного ансамбля.

– Что за ансамбль? – заинтересовался Филипп. – Что собираются строить?

– Хотят построить в комплексе театр, деловой центр, парк отдыха. Очень интересная задумка. О, мы напряглись. Все так сразу загорелись. Работали без устали до позднего вечера. Мои люди – молодцы. Вы и не представляете, какие они молодцы. Проект уже почти закончен, теперь вот только надо защитить.

– Не сомневаюсь, что тебе это вполне по силам, – вновь улыбнулась Дария.

– Дома как? – решил коснуться неприятной темы Филипп – Что Юрг? У него-то, наверное, все без перемен?

– Папа, ты меня спрашиваешь о делах Юрга? – притворно удивилась Ани. – Он ведь работает в твоем концерне, значит, я у тебя должна спрашивать о его делах.

– Это ты зря, – пожал плечами Филипп и протянул руку к блюду с пирожными, – ты забываешь, что он работает простым художником-дизайнером, тем более, в производственном корпусе у черта на рогах, так что мы не встречаемся. Мне с ним видеться на его рабочем месте как-то не пристало, да и недосуг, и он ко мне не заходит. Полагаю, не хочет выказывать среди коллег наше с ним родство.

– Филипп, ты по-прежнему несправедлив к нашему милому мальчику, – добродушно заметила Дария, обменявшись понимающими взглядами с Ани. – Что значит, работает простым художником? Это и плохо, что он все еще работает у тебя простым художником. Уже давно следовало его перевести в управляющий офис, дать хорошую должность, сделать, в конце концов, его своим помощником. Он ведь не кто-нибудь, а муж твоей дочери.

– Ну, положим, помощники у меня есть, – возразил Филипп, – причем, заметь, проверенные временем. И не раз.

– Мама, что ты, – запротестовала Ани. – Юрга все устраивает. Зачем ему должность в управлении? Он ведь художник. Для него творчество важнее. Да и потом с этой работой у него остается время еще и для домашней мастерской, там накопилось уже порядком картин, мы даже подумываем о выставке.

– Надеюсь, эта-то выставка все-таки увидит свет, – заметил Филипп.

– И не сомневайся, папа, обязательно увидит. А я ему помогу.

– Ну, в том, что у тебя получится ему помочь, лично я не сомневаюсь.

Дария с нежной улыбкой обратилась к Ани:

– Мы так давно не виделись с тобой. Расскажи еще что-нибудь о себе.

– Да особо-то нечего рассказывать: работаю, работаю, работаю, – весело сказала она, принимая из рук матери еще одну чашку кофе.

– Дорогая моя, тебе надо больше отдыхать, – обеспокоилась Дария. – Часть работы поручи своим подчиненным, в крайнем случае, найми еще людей. Я смотрю, у тебя глаза усталые. Это не порядок. Так нельзя.

– И, правда, милая, прислушайся к словам матери, – поддержал жену Филипп.

– Не беспокойтесь, со мной все в порядке. Просто я не могу без работы. Не знаете, от кого это у меня?

– Со своей работой и дом родной совсем позабыла, – попенял дочери Филипп.

– Да, это так, каюсь, – сокрушенно вздохнула Ани. – Но обещаю впредь бывать чаще.