Текст книги "Замуж не напасть"

Глава 8

Последняя неделя работы Евгении в проектном институте проходит суетно. Она не столько работает, сколько отвечает на вопросы коллег вроде: как она решилась; а не обанкротится ли фирма; что будет входить в ее обязанности; сколько она будет получать? Она и сама еще толком ничего не знает, но этому никто не удивляется. Главное, вот она, такая же, как все, согласилась уйти в частную фирму и не боится, что та вылетит в трубу и Лопухина останется без работы.

Причем, когда она принимается одновременно чертить и разговаривать, собеседник или собеседница обязательно говорит:

– Да брось ты этот чертеж! Кому нужна эта показная спешка? Начальников жаба душит, что ты будешь получать больше их, вот и хотят отравить последние дни работой! Ты разузнай, не нужны ли им еще умные, знающие архитекторы?

И Евгения вынуждена не то чтобы обещать работу, а соглашаться узнать, сообщить, посодействовать.

К концу недели коллектив созревает настолько, что провожают ее на новое место работы, как почетного пенсионера на заслуженный отдых, со всеми положенными юбиляру славословиями и с соответствующим столом. Тут ей помогает Виталий, после настоящей битвы самолюбий согласившийся, чтобы Евгения оплатила все сама, хотя бы по оптовой цене.

Вообще ее новый ухажер – поклонник? жених? – проявляет удивительные терпение и заботу. Он регулярно возит ее с работы домой, ничего не требует, не дает волю рукам – ждет, пока она созреет сама.

В пятницу, несмотря на ее возражения, он все же дожидается окончания ее прощания с родным коллективом, безропотно отвозит домой и Надю – теперь она всегда торопится; Вовик живет в их с матерью квартире и не любит, когда она задерживается. Одним из условий его развода с женой было именно это: квартира со всем имуществом должна остаться ей с дочерью.

– Однако Надежда не очень похожа на счастливую новобрачную, – замечает Виталий, когда они остаются в машине одни.

Евгения вздыхает: что поделаешь, пример подруги как раз из разряда тех, когда предвкушение счастья еще не означает, что при достижении цели ты его обретаешь. И погоны летчика, подполковника, так заманчиво блестящие издалека, вблизи оказываются обычными аксессуарами обычного мужика.

– Ты не обидишься, если сегодня я не приглашу тебя к себе? – осторожно спрашивает она. – То ли усталость, то ли алкоголь, то ли то и другое превратили меня в нечто аморфное…

– Конечно-конечно, – сразу откликается он. – Но может, завтра вечером мы куда-нибудь сходим?

– Давай в театр, – предлагает Евгения. – Я сто лет не была в оперетте.

Она оживляется, забыв, как только что умирала от усталости, – видимо, сообщение о ее аморфности сильно преувеличено!

Подтверждение этому предположению она получает, едва переступив порог квартиры. Могучее средство общения – телефон – сразу взбадривает ее своим треньканьем.

Сама не зная почему, она медлит брать трубку, и недаром! Из нее вырывается насмешливый голос Толяна:

– Жека, привет! Счастлив сообщить: я – дома, в родном городе, у твоего подъезда… А что за мужик на «вольво» тебя подвозил? Новый ухажер? Лопухина, ты страшная женщина! Я же замучаюсь отбиваться от твоих поклонников!

– Аристов, только попробуй его тронуть!

– Ого, неужели это так серьезно? Крутой мужик? Перспективный брак?

– Не твое дело!

– Не мое, – странно легко соглашается он. – Так я поднимаюсь?

– Нет! – выкрикивает она. – Я устала! Я тебе не открою!

– Ты что, боишься меня? Во-первых, я должен отдать тебе книгу. Во-вторых, ты кое-что мне должна. А в-третьих, как тебе нравится во-вторых?

– Давай поговорим как-нибудь в другой раз!

– Почему – в другой? Я проехал полгорода, чтобы добраться до твоего дома. Ты в курсе, как подорожал бензин? И потом – я прождал тебя чуть ли не два часа! При этом ни в чем тебя не упрекаю. Я поднимаюсь.

Он вешает трубку. Евгению охватывает злость: а почему она так задрожала? Кто такой Аристов? По дороге домой она мечтала, что придет, примет душ, – неужели кто-нибудь помешает ей это сделать?

Она оставляет дверь приоткрытой, а то и правда придет и станет в дверь колотить – не хватало еще, чтобы соседи услышали! Небось Аристов подумает, что она пошла мыться специально к его приходу. Ну и черт с ним! Пусть думает.

Она стоит под душем и слышит, как он, царапнув дверь, сообщает:

– Не возражаешь, если я телевизор включу? Сейчас «Новости спорта» показывают. Я хочу посмотреть, как наши с аргентинцами сыграли.

– Чувствуй себя как дома, – ехидно говорит она.

Халат Евгения не надевает, чтобы, как говорится, не создавать прецедента. Выходит к нему в джинсах и закрытой футболке.

Аристов в своих неизменных кожаных перчатках – неужели рукам не жарко, лето на дворе! – подавшись вперед, сидя смотрит телевизор.

– Есть будешь? – буднично спрашивает она.

– Куснул бы кого-нибудь!

– У меня есть плов. Могу предложить устрицы. Консервированные.

Он отрывается от телевизора и смотрит на нее долгим взглядом.

– Небось и маслины есть?

– Есть, – говорит она спокойно.

– И крабы?

– И крабы.

Он рывком поднимается из кресла и выключает телевизор. Смотрит невидяще на погасший экран и спрашивает, не оборачиваясь:

– Я тебе неприятен?

– Ты – чужой.

– Чужой по духу?

– По паспорту!

– А этот… Алексей был не чужой?

– Алексей мог быть чужим. Он пришел и ушел, а с тобой я этого не хочу!

– Чего же ты хочешь?

– Все. Или ничего! – выпаливает она и испуганно замолкает, не успев прикусить язык.

Он стремительно оборачивается и подходит к ней близко. И целует ее долго. Нежно. И тихо говорит:

– Спасибо.

Потом отодвигает ее от себя и идет к выходу, по пути сунув ноги в какие-то босоножки без пяток.

– Ну вот, больше ты мне ничего не должна!

Он выходит, осторожно прикрыв за собой дверь, и как Евгения ни старалась, шума лифта она не слышала. Аристов спускается по лестнице. Она еще какое-то время бродит без цели по комнате, но тут ей на глаза попадается записка, переданная с фруктами супругами Ткаченко: «Лопухина, ты не забыла? Мы все еще твои друзья!»

Она некоторое время стоит столбом, потом что-то перехватывает ей горло, и Евгения начинает рыдать. Она плачет долго, надрывно, горько и все повторяет кому-то: «За что? За что?» Незаметно засыпает и спит на диване одетая до самого утра.

Утром сама она говорит: «Хватит, поплакала, и будет!» – и, поймав себя на диалоге с внутренним голосом, думает: «Надо завести попугая и с ним разговаривать. Или сдать эту квартиру внаем и переехать к маме. Никита будет рядом».

Так ничего и не решив, она принимается за уборку, но тут приходит Маша.

А приходит она в черных очках, закрывающих пол-лица. Моет в ванной руки и садится за кухонный стол, наблюдая, как Евгения возится с кофемолкой – Маша предпочитает натуральный кофе растворимому. Все как в лучших домах Лондона и Ново-Титаровки!

– У тебя глаза болят? – спрашивает подругу Евгения.

– Не глаза, а глаз, – прыскает Маша и медленно, будто стриптизерша лифчик, снимает свои очки-колеса.

Да, прятать есть что! Под левым глазом у нее такой огромный синяк, что глаз опух и не открывается, зато другой, правый, непривычно воинственно блестит.

– Красиво?

– Смотря на чей вкус! – медленно говорит Евгения, вдруг со стыдом вспоминая свою нелепую идею насчет того, что неплохо бы Маше изменить мужу.

– Если тебя не шокирует мой вид, я, пожалуй, сниму очки, – между тем говорит Маша. – В комнате сидеть в очках – моветон!

– Не шокирует, – говорит Евгения. – Кто это тебя?

– Любимый муж Сереженька! Кому бы еще пришло такое в голову? Я так хохотала!

– Хохотала?!

– Ну да! Сережа себя всегда считал суперменом. Мол, он ни при каких обстоятельствах не теряет самообладания. А женщин бьют только слабаки. Сильные их себе подчиняют. И вдруг… Посмотри, какая шишка, – вдруг озабочивается она, – это я башкой о шкаф стукнулась!

Евгения покорно трогает шишку и кивает, не сводя с Маши удивленных глаз. Она не только не расстроена, а даже будто гордится следами побоев.

– Ты, наверное, хочешь знать, за что? – насмешничает Маша. – Ему почему-то не понравилось сравнение с таким благородным животным, как олень. Радовался бы, что не с козлом!

Она улыбается.

– Так сильно ударил из-за оленя? – «врубается» Евгения.

– Правда, не из-за всего оленя, а только верхней части.

– Имеешь в виду рога?

– Конечно, что же я еще могу иметь в виду!

– Ты сказала, что Сергей – олень…

– Нет, я сказала, что у него рога как у оленя!

– Но в прошлый раз ты сожалела, что не видишь никого достойного.

– Ой, Женечка, человек предполагает, а Бог располагает! Вчера не было – сегодня есть. Представляешь, выхожу я из офиса, а Витя как раз поднимается мне навстречу. Собственно, я тогда еще не знала, как его зовут. Вдруг я цепляюсь каблуком за эту дурацкую металлическую решетку для чистки обуви и начинаю падать. Человек я, как ты можешь догадаться, совершенно неспортивный, группироваться, как другие, не умею и при падении разбиваюсь вдребезги! Так бы я и расшиблась, если бы не он!

– Да кто он-то?

– Я же тебе говорю: Виктор. Ты его не знаешь. В общем, он меня подхватил, и мы познакомились.

– Давно это было?

– В минувший понедельник. Для кого-то понедельник – день тяжелый, а мне, я заметила, именно в понедельник везет.

«Не может быть такого совпадения! – думает Евгения. – У нее тоже Виктор?»

– С недавних пор меня прямо стали преследовать совпадения, – слышит она голос Маши. – Виктор, оказывается, живет в соседнем с тобой доме.

– Он симпатичный? – спрашивает Евгения, чтобы хоть как-то поддержать разговор: этого не может быть!

– Он умный, – Маша улыбается, – и добрый. Мы знакомы всего пять дней, а кажется, я знаю его всю жизнь!

– Как же Сергей узнал обо всем?

– Я ему сказала, – безмятежно признается Маша. – Если жена не ночует дома, что можно придумать?

– Не ночует! – ужасается Евгения. – Ты же говорила, что панически его боишься.

– Боялась… Все прошло, как с белых яблонь дым. Собственный муж меня не узнает. Казалось, я должна была чувствовать себя виноватой, а я выгляжу победительницей. Даже мой синяк – как полученная в бою рана… Пусть теперь он боится! Вчера ко мне подъехал, а я говорю «Не хочу! Ты в сексе не разбираешься, думаешь только о себе, а мне так и заболеть недолго!»

– Машка!

– Не беспокойся, Женечка, ничего ему не сделается. Сказки все это, будто мы, женщины, мужиков калечим своими неуместными замечаниями. Мол, они такие уязвимые! А мы? Стоило мне встретить нормального мужика, посмотри, что со мной стало! Я хочу, внутри все поет, радостью не с кем поделиться. Потому к тебе чуть свет примчалась… Да, кстати, будь осторожна: Сергей на тебя злость затаил. Считает, что твой дурной пример на меня подействовал.

Мысли у нее скачут – непривычное состояние для рассудительной, спокойной Маши, она никак не может к этому привыкнуть.

– Женечка! Впервые в жизни я… как бы это сказать… Не нравится мне это идиотское слово – оргазм. Такое насквозь медицинское, будто речь не о людях идет, а о подопытных морских свинках… По-моему, я даже сознание потеряла. Витька испугался, трясет меня: «Маша! Маша!» А я где-то летаю. Теперь я знаю, почему некоторые женщины ходят хмурые и злые. Потому что не кончают!

– Мария, что за откровения?!

– Точно! Будут меня убивать, я сейчас и умру с улыбкой. Потому что я – женщина. И могу доставлять удовольствие мужчине! – Она лукаво улыбается. – Возможно, и не одному! А то этот мент поганый чуть было меня не угробил. Как женщину. Если бы не Витюша! Жека, я ему готова ноги целовать!

– Маш, пожалуй, экзальтация нам ни к чему. В крайности-то зачем бросаться?

– Конечно, я шучу. Но ты не можешь себе представить, что чувствует такая, как я, уже погибающая и вдруг воскресшая для новой жизни!

– Почему не могу? Могу. Зато ты теперь можешь догадаться, почему мы с Аркадием разошлись!

– Неужели и ты?..

– И я. Немного в другом варианте, но итог тот же: неуверенность в себе как в женщине, желание махнуть на себя рукой и просто плыть по течению, ощущение того, что для тебя жизнь закончилась. Что ты больше никого не сможешь взволновать, а тебя никто не сможет полюбить…

– Бедная ты моя! – Маша обнимает и целует ее.

– Я больше так не думаю. Бывают, конечно, еще приступы слабости. Так сказать, отрыжка прежней жизни. Теперь я даже верю, что еще найду свою половинку!

– Ты вроде погрустнела, – участливо склоняется к ней Маша. – Что-то не заладилось?

– А у кого все сразу ладится? Сначала надо помучиться. Лучше о себе расскажи. Что ты решила?

Теперь на Машино ясное чело набегает облачко грусти.

– Свиданье было без любви, разлука будет без печали, – перефразирует она известное изречение. – Заметь, мудрецы все за нас сказали: умный человек может быть влюблен как безумный, но не как дурак! И потому я не могу не признать, что как бы ни был симпатичен мне Виктор, он не герой моего романа.

– Но Сергей-то был твоим героем!

– Ты права, остатки юношеского романтизма покидают нас медленнее, чем хотелось бы… Витюша не подойдет мне по той простой причине, что я – человек домашний. Я не представляю себе жизни вне семьи; легкая, необременительная связь не для меня. Я уже знаю, как буду докучать ему своим постоянством, стремлением к уюту и спокойной жизни… Я не представляю себе жизни вне семьи, а он – ветер, эфир, странник.

– Я думала, ты за него замуж собралась.

– Замуж? Мне бы с тем браком, что есть, разобраться! А заодно и в себе. Кто я? Почему столько лет прожила лежачим камнем? Почему поверила в собственную несостоятельность?

– Ну, для меня это слишком сложно, я живу эмоциями!

– Замуж – не напасть, как бы замужем не пропасть! А вот Сереженька теперь меня исподтишка изучает. И кажется, хочет опять завоевать. Только хочу ли я этого?

Она смеется, и Евгения в который раз отмечает, как хороша Маша! Она осознала свою привлекательность, но сможет ли распорядиться своей жизнью?

Маша уходит, а Евгения звонит своим. Вчера она получила расчет – и здесь ей повезло: деньги выдали без задержки, хотя до нее отпускникам неделями не давали отпускных.

Заспанный Никита – по голосу слышно, что он толком не проснулся, – берет трубку.

– Ник, десятый час, – возмущается она, – а ты все спишь! Мы же на толкучку собирались!

– Бабушка ушла на базар, а меня не разбудила, – виновато басит сын.

Вера Александровна взяла ему путевку в молодежный лагерь. Оказывается, кое-какие черноморские курорты еще функционируют. Правда, за путевку приходится доплачивать и самой заботливой бабуле, и даже папочке, которому заплатили какие-то «полевые». Ничего, пусть поучаствует в содержании единственного сына. Тем более что она решила на алименты не подавать – раз уж квартира осталась ей.

Сегодня они решают приобрести на оптовом рынке – это обойдется вполовину дешевле – всю амуницию для поездки сына.

На «детскую» одежду уходит больше половины ее расчетных денег, но и сама Евгения успевает отхватить себе приличное летнее платье и босоножки на каблуках. Так что в театр сегодня она пойдет королевой. Придется существенно ужать расходы на питание, но ей одной можно и поголодать, чтобы заодно сбросить пяток лишних килограммов.

Никита вроде не тряпичник, но, получив без сопротивления со стороны матери почти все, что хотел, счастлив. Он наскоро целует ее и с большим красочным пакетом, в котором лежат его обновки, убегает – в спортзале академии физкультуры соревнования по кикбоксингу.

А Евгения идет со своим пакетом и коробкой импортного печенья к друзьям – если Ткаченко дома, самое малое, напоят ее кофе, а то и угостят обедом, тут никогда не отвертишься. Единственное, что они могут спросить у гостя: тебе с картошкой котлеты или с макаронами?

Наверное, у нее полоса везения, и друзей она застает дома. Надо будет посмотреть, что там на эту неделю у Козерогов в гороскопе?

Павел и Елена дома. Жена стирает, муж что-то ремонтирует. Если до сих пор Евгения считала благополучными семьи, в которых супруги не ссорятся, то сейчас она стала намного осторожнее в прогнозах. Разве народ не сказал: милые бранятся – только тешатся! А Ткаченко бранятся часто. Так уж получилось, что по гороскопу они оба – Львы. У нее день рождения тринадцатого августа, у него – четырнадцатого. Порой их семья – вернее, небольшой домик на окраине города – становится ареной столкновения двух горячих характеров. Павел, конечно, на жену руку не поднимает – упаси Бог! – зато Елена может в пылу ссоры шарахнуть об пол тарелку или загнуть крепкое словцо. Правда, подолгу Ткаченко не дуются – уже через полчаса целуются и просят друг у друга прощения.

Их дети – погодки Валера и Наташа – давно не обращают на ссоры родителей внимания. В хорошую погоду они уходят погулять, пока предки «бодаются». В плохую – закрываются в другой комнате и смотрят телевизор.

Живут Ткаченко в небольшом домике, оставленном Елене в наследство ее бабушкой, но вокруг него уже растут кирпичные стены большого дома. Как только его возведут под крышу, старый дом сломают и начнут отделочные работы.

Сейчас лето, и семья расположилась во дворе. Здесь же на плите под небольшим навесом готовится обед, к которому гостья как раз и поспевает.

Друзья радуются Евгении так искренне, что у нее сразу теплеет на душе и уходит куда-то боязнь, что и Ткаченко, как Сергей, не поймут ее развода и станут осуждать ее за несерьезность и поспешность.

– Женечка, пропащая душа! – кричит Лена; на ее крик прибегают дети и тоже начинают ее тискать; а позади них стоит улыбающийся Паша и дружески ей подмигивает.

Вот семья, которая никогда не ноет и не боится трудностей. В то время как другие ждут дотаций от государства, эти работяги, несмотря на трудное время, даже строят дом! Да не какую-нибудь там халупу, а большой, в двух уровнях, с персональной спальней для каждого.

Для этого Павлу – талантливому инженеру и изобретателю – приходится ремонтировать автомобили. Благо, у мужика золотые руки и недостатка в заказчиках нет. А Лена – учитель биологии, умница и любимица своих учеников – порой продает урожай со своей дачи. Для этого она надевает белокурый парик и сильно подводит глаза. Ученики ее все равно узнают, но подчеркнуто безразлично проходят мимо и говорят друг другу:

– Елена Леонидовна на промысел вышла!

Они уже привыкли, что их родители не просто зарабатывают деньги, а крутятся, суетятся, челночат, и не видят причины, почему бы любимой учительнице не заниматься тем же?

Стол у Ткаченко накрывают во дворе, под большой старой яблоней. Раньше при малейшем дуновении ветра с нее сыпались в тарелки то сухие листья, то гусеницы. Теперь Павел за ней ухаживает. Разредил и подрезал крону, почистил ствол, побелил, опрыскал купоросом – и старая, рассыпающаяся от дряхлости яблоня будто получила вторую молодость. В награду за уход она стала давать не только густую, чистую тень, но и неплохие, лежкие яблоки.

Готовят Ткаченко вкусно, едят сытно. Причем неплохо кухарят и младшие – пятнадцатилетний Валера и четырнадцатилетняя Наташа.

Крутятся-вертятся, зарабатывают, ездят с детьми на море, беззлобно поругивают наступившее тяжелое время, строят свой дом-мечту, ездят за грибами в лес – и когда только успевают! Такое впечатление, что живут они не только с другой скоростью, но и в другом измерении по сравнению со сверстниками. Наверное, на таких вот веселых, работящих и неунывающих и держится и с их помощью в конце концов выберется наверх разоренная неумелыми хозяйственниками, могучая изначально Россия…

Пришла тетя Женя, принесла коробку печенья. Коробка большая, красивая – печенье «Ассорти», – ее тут же поставили на общий стол. Но Елена не могла не посетовать:

– Привыкла ты, Женечка, к широким жестам! Привыкай теперь к экономии. Пока себе спонсора не найдешь! – Она посмеивается. – Или уже нашла?

– Лена! – укоризненно замечает Павел.

– А что, дело житейское. Разве легко женщине одной? С другой стороны, разведенной жить намного интереснее. Вот и я, подумаю-подумаю, да и брошу Пашку. Найду себе богатенького, с хорошим характером…

Паша, который расположился рядом с ними с какой-то металлической штукой – он смазывает ее и закручивает, – поддакивает:

– Давай, разводись! Только кто еще, кроме меня, станет терпеть такую злючку, как ты?

– Злючка? Кто бы говорил! Не ты ли вчера на пену исходил, доказывал, что лестницу на второй этаж надо делать винтовую, металлическую… Чтобы кто-нибудь убился? Столько металла будет в комнате!

– Конечно, лучше деревянную. Под старину. Чтобы скрипела, а через год из нее вываливались ступеньки…

Подобные споры бесконечны. Но в целом безобидны, и Евгения не понимает, почему прежде не считала их брак если не идеальным, то хотя бы лучшим из многих? Разве это не счастье – идти всю жизнь рядом, в одной упряжке, вместе осуществлять свои задумки и твердо верить, что твоя половина не подведет?!

Поженились супруги Ткаченко так неожиданно, что даже по прошествии шестнадцати лет Елена все никак не может успокоиться и нет-нет да попеняет мужу на его неправильные действия…

А шестнадцать лет назад она, молодая двадцатидвухлетняя учительница, приехала по распределению после окончания университета в небольшой уральский городок, где как раз после института проходил службу лейтенантом молодой инженер.

Интеллигенция городка шефствовала над воинской частью и устроила совместный праздничный вечер. Так случилось, что лейтенант, пригласив на танец учительницу, стал приглашать ее на все последующие танцы, а к концу вечера попросил у нее разрешения проводить домой.

Лейтенант, как оказалось, влюбился в учительницу с первого взгляда и не только в тот же вечер признался ей в этом, но и взял с нее честное комсомольское слово, что она выйдет за него замуж.

Учительницу такой скоропалительный штурм сильно позабавил, потому она выйти замуж пообещала, но с условием, что родители лейтенанта приедут ее сватать, как и положено. Ко всему прочему оказалось, что молодые люди были из одних мест, только она – горожанка, а он жил в селе, в ста километрах от этого города.

«Приедут сватать? – посмеивалась про себя учительница. – Да кто же в наше время согласится на такой анахронизм?»

Однако родители лейтенанта с мнением сына считались и сватать-таки приехали. В первый же отпуск – как ни странно, но отпуск лейтенанта совпал по времени с ее отпуском – пришлось невесте ехать с родителями лейтенанта в село, погостить.

В селе, окруженная вниманием и любовью, учительница не выдержала и призналась жениху, что его не любит, и хоть перед родителями неудобно, но надо придумать что-нибудь, чтобы она могла уехать домой, не обижая его таких симпатичных отца и мать.

– Что поделаешь, раз нет любви, – согласился он, – но неудобно уезжать вот так сразу. Пойдем по селу погуляем, создадим, так сказать, иллюзию дружной пары, а потом объясним, что не вышло.

Завел учительницу в какую-то контору, где она расписалась в книге, как объяснил жених, почетных гостей села. Зашли в клуб, где их на завтра пригласили сюда же: сразу три пары молодых должны были получить в торжественной обстановке свидетельство о браке. Ритуал, обещал жених, будет интересным.

На следующий день учительница Лена приоделась в выходное платье – праздник как-никак. Лейтенант в новом костюме выглядел тоже очень представительно. Вызвали к столу президиума одну пару, другую – сам председатель колхоза выдавал свидетельства о браке и по-отечески напутствовал молодых на долгую совместную жизнь. И вдруг учительница слышит:

– А теперь поздравляем с законным браком Павла и Елену Ткаченко.

Она даже не поверила, а когда поверила, в обморок хлопнулась. Сельчане этому не больно удивились – давно известно, какие хлипкие городские девчата!

Поплакала Лена, подумала, да и решила с Павлом жить. Но о том, что о своем странном бракосочетании ни одного дня не жалела, мужу она никогда не говорила. Нечего баловать!

Уходит от Ткаченко Евгения умиротворенная. А то, получив в течение одной недели несколько наглядных отрицательных примеров – несчастных браков, – она уже стала подумывать: а нужно ли ей вообще выходить замуж во второй раз?!