Текст книги "Замуж не напасть"

Глава 2

– Женщины из-за этого не разводятся, – говорит ее мудрая подруга Люба. – Он – отец твоего ребенка…

– Ага, родил его в муках! Тоже мне, заслуга: пожертвовать семенем!

Люба недоуменно смотрит на нее.

– Ты чего, мать, вызверяешься? При чем здесь семя? Никита уже не ребенок, но ему тоже нужен отец…

– А мне? Мне ничего не нужно? Или я рыба, которая отметала икру и может умирать? Почему я, не успев родиться, сразу попала в должники? Должна быть послушной дочерью. Должна хорошо учиться. Должна выйти замуж. Должна быть верной мужу. А мне никто ничего не должен? Или моя жизнь не представляет никакой ценности для общества?!

– Да пойми ты, глупая, семья нужна не только Никите, но и тебе самой. Ты не знаешь, что такое жить одной!

– А ты знаешь?

– Я читаю объявления в газетах. Это очень поучительно. Бабы воют без мужей. Пишут, согласны на любого, только без ВП. Чего ты на меня уставилась, темная! Без вредных привычек! Одна даже написала, что согласна на жизнь без секса.

– И правда рабыни! – бурчит Евгения.

– Это что-то новое, – проницательно посмотрела на нее Люба. – А может, ты, мать, просто заелась? У тебя муж – другим на зависть! Не пьет! По бабам не ходит! Всю зарплату отдает! Наверняка даже заначки не имеет.

– А зачем? – пожимает плечами Евгения. – По карманам я не шарю. Карманные деньги считаю само собой разумеющимся.

– Тогда скажи, чего тебе надо?

– Любви!!!

– Думаешь, разведешься и просто не будешь знать, куда от нее деваться? Косяками пойдут мужики, предлагая Лопухиной свое пылающее сердце?

– Знаешь, сытый голодного не разумеет! – взрывается Евгения. – Забыла, как твой Сашенька в командировку на месяц уезжал?

– Помню! – Голос Любы лишается воинственности, а глаза затуманиваются. – Тогда мы сутки пролежали в постели обнявшись. Все не могли оторваться друг от друга.

– А почему ты считаешь, что я хуже тебя?

– Что ты, дурочка, что ты! – пугается Люба. – У меня и в мыслях не было тебя обидеть! Но ты ведь никогда прежде не собиралась взять и пустить свою семью под откос…

Она опять впадает в прежний покровительственный тон. Воистину «чужую беду – руками разведу»…

– А ты все средства перепробовала? – спрашивает Надя, другая ее подруга.

Надо отдать им должное: обе стараются удержать ее от опрометчивого шага. Люба – потому, что у нее есть семья и она хочет того же для Евгении. Надя – потому, что у нее нет семьи и она не хочет, чтобы Евгения шла по ее стопам.

Но никто из них не знает о Викторе. Почему-то Евгения вдруг перестала делиться с ними, знающими всю ее подноготную чуть ли не с материнской утробы. И сейчас они отговаривают ее не по причине своей душевной черствости или невнимательности, а потому, что просто не знают! Даже не представляют себе, как Евгения изменилась!

Пойти на суд Аркадий никак не соглашался. Она его еле уговорила. Пригрозила – со слов юриста, конечно! – что если он не придет два раза, на третий ее все равно разведут, но уже без его участия.

Конечно, судья стал допытываться, в чем причина их развода. Трудно поверить в то, что они не сошлись характерами… после семнадцати лет совместной жизни!

– Не знаю, что с ней случилось! – горестно сказал Аркадий и при всех заплакал.

Судья закашлялся, а женщины-заседатели суровыми взглядами окинули Евгению.

– Спросите мою жену, в чем она может меня обвинить? – продолжал публично горевать Аркадий. – Разве все эти годы я жил не для семьи?

– А вы что на это скажете? – обратился к Евгении судья. Что она скажет? Да уж не правду! Она представила, как округлятся глаза у дам-заседательниц, если она произнесет:

«Мой муж меня не удовлетворяет!» Или: «Хочу развестись, потому что мы не живем как муж и жена».

Она вспомнила, как горько плакала на днях в женском туалете ее сотрудница:

– Эта тварь – любимый муж – во всеуслышание объявил, что я шлюха. Представляешь? Только за то, что я робко… понимаешь, робко намекнула: мол, Коля, мы с тобой совсем перестали заниматься любовью! Фразу эту дурацкую у сверстников дочери подцепила, чтобы не называть вещи своими именами. Зато он не стал стесняться. А ведь я и забыла, когда в последний раз…

Подруга Надя, как человек, с мужем разведенный и в житейских делах опытный, сразу предположила:

– Может, у твоего Аркадия есть женщина? Он с ней накувыркается, а на тебя уже сил не остается?

– А когда?

– Что – когда?

– Когда он с ней кувыркается? С работы приходит минута в минуту, вечера и выходные дни – дома.

– Ну, такие истории рассказывают даже в анекдотах. О том, что у мужа есть любовница, узнают порой лишь на его похоронах. А на вопрос, как им удавалось это скрывать, слышат объяснение: «А нам хватало обеденного перерыва и его премии…»

Евгения могла бы радоваться: ее муж – пока еще муж! – вдруг воспылал к ней страстью. Следующее судебное заседание отложили на три месяца, и за это время Аркадий, надо понимать, стремился вновь завоевать так легкомысленно отданные позиции. Если прежде он ее месяцами не трогал, то теперь прямо-таки нагло пер! А она не хотела его принимать. И это было ужасно. Отказывать в близости человеку, который до недавнего времени был единственным мужчиной в ее жизни.

Теперь с ним она больше этого не хотела. Во-первых, она прежде не догадывалась, что это таинство вовсе не так примитивно, как было у них с Аркадием. Во-вторых, оказалось, что в интимных отношениях мужчина вовсе не должен был в первую очередь заботиться о самом себе. Скорее наоборот, он должен думать о ней, а женщина воздаст мужчине сторицей за заботу. Так, заботясь друг о друге, они и приходят к высшему наслаждению. И супружеский долг здесь вовсе ни при чем.

Что-то в этом словосочетании Евгению возмущало и одновременно смешило. Разве можно считать долгом чувство близости? Что же тогда долг? Наверное, необходимость совокупления при отсутствии чувств…

Несмотря ни на что, Аркадий ее отказ воспринимать не желал. Он просто-таки кипел и пенился от бессилия: его жена, прежде существо скромное и податливое, на глазах превратилась в фурию, которую нельзя было взять даже силой. Разве что убить!

Нельзя сказать, что Евгения так сразу взяла и очерствела. Она жалела Аркадия, но эта жалость была какая-то отстраненная. Теперь она четко разграничивала: вот жизнь Аркадия – он ее хозяин и все в ней обустроил по своему разумению. Необременительные обязанности, неслышная поступь, незыблемые принципы: никогда не бегать, ничего быстро не делать, не выказывать никаких эмоций, беречь свое здоровье – обязательно спать днем. Молодым, эмоциональным, безрассудным Евгения его не знала. Любил ли он когда-нибудь?

А вот ее жизнь. Она тоже не менее ценна, и поскольку у Евгении другой нет, то просто принести ее в жертву Аркадию она не может. Да и какая в этом необходимость? Евгения вдруг стала относиться к себе по-другому. С уважением, как к личности. И решила впредь руководствоваться не только чьими-то интересами, но и своими собственными…

Попытался Аркадий вернуть и расположение сына. Не то чтобы он его прежде не любил или чего-то для него жалел. Но Никите всегда не хватало именно отца-друга, а не принципиального наставника, который ни за что не пойдет с тобой на стадион, но охотно прочтет лекцию о пользе спорта.

Теперь он стал жаловаться сыну на мать. Евгения об этом не догадывалась, пока однажды не услышала:

– Папа, разбирайся с мамой без меня! Что я ей скажу? Не бросай папу? Но она и сама взрослая.

Всему свое время. Евгения сына на свою сторону не перетягивала. Она только сказала:

– Мы с папой разводимся.

Они были хорошими товарищами и не стеснялись говорить друг другу все, что думают, но тут собственный сын удивил ее.

– Если честно, мам, я этого ждал.

– Ждал?!

– Ну хорошо, не ждал. Но не удивился. Знаешь, обычно говорят: муж и жена – одна сатана. А вы так и остались разными. Ты пыталась под отца подлаживаться, ломать себя, но нельзя же переродиться! Удивляюсь, как отец этого не понимал, когда на тебе женился! У меня есть знакомые ребята, родители которых тоже развелись. Так один на стороне отца, другой на стороне матери… А мне не хотелось бы выбирать, понимаешь? Отец – это отец. Ты – это ты. Лучше я пока поживу у бабушки… Что ты сразу заволновалась? Я обещаю: ни в учебе, ни в поведении моем ничего не изменится!..

Вот так! Сын вырос, она и не заметила. Считала, он еще маленький, не понимает…

Никита жил у бабушки, а Аркадий не прекращал попыток добиться близости. У него терпение тоже оказалось не безграничным, и он вышел из себя:

– Скажи наконец, что тебе надо?! И онемел от ее спокойного:

– От тебя – ничего.

Он напился. Таким Евгения его никогда не видела. Она как раз пришла с работы, когда он был уже готов. Видимо, под каким-то предлогом ушел с работы. Сидел на диване красный, взъерошенный, а перед ним стояла наполовину порожняя бутылка коньяка и куча каких-то белых таблеток.

– Что это за таблетки? – удивилась Евгения.

– Аспирин! – глупо хихикнул Аркадий. – У нас на работе один мужик так с жизнью покончил: глотал таблетки и коньяком запивал. Сердце не выдержало! – Он опять хихикнул. – А у меня не вышло. Организм все выдал обратно.

Только теперь Евгения заметила, что Аркадий надел чистую рубашку. На тот свет собрался! Она сгребла таблетки и выбросила в унитаз.

– Куда ты дела мои таблетки? – капризно спросил он. – Немедленно верни, я еще раз попробую! Вдруг получится?

Мелодрама стала отдавать дешевым фарсом.

– Ложись-ка ты спать! – сказала она устало. – Жизнь прекрасна и удивительна.

– Да? – не поверил он.

– Да, – успокоила Евгения, – не все то, что привычно, обязательно лучшее.

Он послушно дал снять с себя туфли и укрыть пледом.

– У меня умная жена! – бормотал он. – И что главное, верная. Ни одной ночи вне дома…

Опять он притворялся! На этот раз пьяным. И так всегда, поняла она, вместо того чтобы жить, жизнь изображает…

Жалко… Жалко – у пчелки! Так шутил ее отец, и это же сейчас повторяет Евгения.

Люба ее поведения не одобрила.

– Зачем мужика мучаешь? Может, он теперь все поймет! Не терпится развестись? Просит – дай, от тебя не убудет!

– Убудет. Я его не хочу.

– А семнадцать лет до этого хотела?

– Хотела. Но тогда я не знала чего.

– Что ты придумываешь? – разозлилась Люба. – Не хочешь говорить, не надо, но зачем же вешать лапшу на уши!

Евгения чувствует себя виноватой: ничего подруге не рассказала, а хочет понимания. Конечно, Люба еще не знает ее теперешнюю, вот и не поняла. Ушла разобиженная.

Между тем в спокойной, прежде вяло текущей жизни Евгении начались такие передряги, что она только диву давалась!

К ней вдруг стали приставать в транспорте, окликать на улице. Видно, что-то этакое появилось в ее глазах. Она будто заново родилась, чтобы услышать, как благоухают цветущие вишни, как с треском лезут из земли дурманные травы, как с восхищением смотрят ей вслед мужчины, когда, забросив подальше туфли без каблуков, которые она носила, чтобы не выглядеть выше Аркадия, она гордо вышагивает в только что купленных лодочках на шпильках. И слегка покачивает бедрами. И разворачивает плечи. И вздергивает подбородок. И не прячет от мужских взглядов высокую грудь. Почему же она столько лет ходила ссутулившись? Может, потому не хотел ее собственный муж, что в Евгении, как и в нем самом, не было жизни?

И вот она осталась одна. Аркадий переехал в небольшой домик, оставленный матерью в наследство. До последнего времени в нем жили квартиранты… Евгения сидит и играет на гитаре. Как говорят в таких случаях? Осталась у разбитого корыта? Пожалуй, и она бы сейчас напилась, как когда-то Аркадий. Правда, почему женщины не снимают стрессы подобным образом? Или снимают?

Как давно она не играла! А когда-то с удовольствием подбирала музыку к понравившимся стихам.

Морозы по ночам. И рация доносит, Что красные в Уфе, и нам несдобровать…

Дверной звонок обрывает ее стенания. Кто бы это мог быть? Евгения никого не приглашала. Она идет открывать.

Света! Странно, что пришла именно она. Инспектор из отдела пожарного надзора. Они часто вместе ездят домой – Светлана снимает квартиру в двух остановках от дома Евгении. За ее спиной – высокий интересный мужчина. Немудрено, что Светлана на высоких каблуках. Евгения только недавно стала такое подмечать. Раньше она была вся в себе… И в своей семье!

– Алексей, – представляет спутника приятельница. – Ты не возражаешь, что мы без приглашения?

– Не возражаю, – улыбается Евгения, проводя их в большую комнату.

– Я сказала Лешке, что ты вчера с мужем развелась, а он говорит: наверное, ей сейчас несладко. Мы и пришли. Он у меня чуткий.

Глаза чуткого мужчины внимательно ее рассматривают. Наверняка все, что нужно, он для себя отметил. Гости выставляют на стол две бутылки водки.

– Так много? Нас же всего трое! – пугается Евгения.

– Не было бы мало! – шутит Светлана. – У нас и закуска с собой.

– Ну уж закуску я нашла бы.

– Это опять Лешка, – смеется Света. – Говорит: она, то есть ты, может быть так расстроена, что и не вспомнит – ужинала сегодня или нет?

Вдвоем они быстро накрывают на стол, и Алексей помогает им, нисколько не смущаясь в незнакомой обстановке. Евгения таким людям завидует: ей самой нужно обычно время, чтобы освоиться.

Наконец они садятся за стол. Собственно, это не стол, а журнальный столик. Света с Алексеем сидят на диване, Евгения – напротив, в кресле.

– За твою новую жизнь! – говорит Светлана. – Пусть она будет удачнее прежней!

Евгения по привычке выпивает лишь половину рюмки. Она знает, что, если будет пить наравне с гостями, надолго ее не хватит. Обычно пьянеет она быстро, так что в компаниях старается свою дозу уменьшать. Старые друзья к этому привыкли и обычно пить ее не заставляют. Но не Светлана. Она прямо-таки берет Евгению за горло.

– Это еще что? За себя – и не допиваешь!

– Но я не могу больше!

– А я могу? Но я не сачок, как некоторые. Думаю, если я свалюсь, Леша меня до дома донесет. Правда, котик?

– Правда, – соглашается он. – Только зря ты заставляешь! Пусть бы каждый пил столько, сколько сможет.

– Ничего! – отмахивается Светлана. – Женьке надо снять стресс? Надо! А для этого есть соответствующие дозы. Да и какая опасность, если она маленько переберет? Все равно ведь дома останется. Не вытрезвителя же ей бояться!

И заразительно хохочет.

Евгения благополучно набирается. Даже пальцы соскальзывают со струн, когда она им играет. Впрочем, гости не обращают внимания на такие мелочи.

– А я и не знала, что ты играешь! – восхищается Светлана.

– И голос у вас хороший, – говорит Алексей.

– Ты до сих пор зовешь Женьку на вы? – спохватывается Светлана. – Вам надо немедленно выпить на брудершафт!

Она быстро наполняет рюмки, заставляет Евгению и Алексея выпить и поцеловаться. Евгения опьянела и почти ничего не чувствует, а Алексей вдруг крепко прижимает ее к себе. Светлана хохочет: понравилось?

– Ребята, я, кажется, вдрызг напилась! – признается Евгения некоторое время спустя.

– Вот и хорошо! – улыбается Светлана. – Зато спать будешь крепко, без кошмаров!

Она уходит в ванную – подновить косметику, а Алексей говорит Евгении:

– Сейчас я провожу Свету и вернусь!

Какая-то небольшая часть Евгении, будто оставленная стоять на страже, чтобы не допустить ее окончательного оглупления, протестует:

– Ни в коем случае!

Гости уходят, и у Евгении едва хватает сил, чтобы раздеться и плюхнуться в постель, успев подумать: «С какой это радости я так набралась?!»

Звонок звонит и звонит, как сигнал тревоги, не дает Евгении покоя, тем более что она никак не может понять: во сне это или наяву? Наконец с трудом соображает – звонят во входную дверь. Она бросает взгляд на часы: половина первого! Господи, кого принесло?!

Попытка резко подняться не удается – ее опять бросает на кровать. Тогда она медленно встает и движется, хватаясь по пути то за спинку кресла, то за ручку двери. Открывает, не спрашивая кто, и не верит своим глазам: на пороге стоит Алексей.

– Я же говорил, что вернусь, – сообщает он, входя в прихожую; у нее такие замедленные движения, что, понимая: надо закрыть перед ним дверь – она просто не успевает это сделать.

И тут Евгению начинает тошнить. Она закрывает ладонью рот, содрогается, а Алексей подхватывает ее и тащит в ванную. Никогда Аркадий не стал бы заниматься ею. Она права. До такой степени прежде она не напивалась, но уверена – не стал бы!

На стыд у нее сил не остается. Евгения пытается увидеть себя со стороны: жалкая, мокрая, все еще не протрезвевшая. Алексей поднимает ее на руки и относит в кровать. Она закрывает глаза и думает: «Ну вот, доигралась! Сейчас случится…» Но сейчас ничего не случается.

Алексей идет в кухню. Возится там. Евгения пытается закрыть глаза, но игрун-алкоголь опять наваливается на нее и начинает раскачивать мир за веками так, что ее опять начинает тошнить. Приходит она в себя от удивительного, бодрящего запаха кофе. Открывает глаза и видит: перед ней стоит Алексей с подносом, на котором две дымящиеся чашки кофе.

– Извини, – разлепляет она губы. – Я не привыкла так много пить. Да и не умею.

– Я понимаю, – успокаивает он. – Ничего, выпей кофе, и тебе сразу станет легче.

Евгения пытается выпить кофе, но рука у нее дрожит, и она не знает, как его выпить, чтобы не облиться. Достаточно она уже себя показала! Алексей берет чашку и поит ее, как маленькую. Кофе таки приводит ее в себя, и Евгения пытается подняться, но он усаживает ее обратно.

– Ты куда?

– Я сейчас приду.

– Тебе помочь?

– Не надо, со мной уже все в порядке!

Она идет в ванную, чистит зубы. А потом решительно встает под холодный душ.

Когда Евгения возвращается, Алексей уже лежит в постели, укрывшись одеялом. Она берет себе другую подушку и бормочет:

– Я посплю в комнате сына.

– Не говори глупости! – Он приподнимается и шепчет в самое ухо: – Ну куда ты денешься с подводной лодки?!

Она лишь успевает подумать: «Что же я завтра скажу Светлане?»

Нынешняя Евгения – почти опытная женщина, у нее есть возможность сравнивать. Если Виктор полагается в основном на свою мужскую силу, то Алексей просто затапливает ее своей нежностью. Он целует каждый ее пальчик, каждую жилочку, так что она начинает чувствовать поцелуи, как легкие ожоги, пока не загорается сама. Она уже изнемогает от желания и сама просит его:

– Возьми меня!

Под утро, когда Алексей затихает, она, вместо того чтобы упасть в сон, долго лежит с открытыми глазами. И вздрагивает от его шепота:

– Не терзай себя! Ты не виновата. Светлане я сам все расскажу!

Утром они завтракают на кухне, как муж и жена, а Алексей, улыбаясь, замечает:

– Бессонная ночь тебе на пользу. Немного осунулась, но глаза блестят!

– От неумеренного возлияния, – шутит Евгения.

– Без него не было бы ночи, – говорит он и проницательно угадывает: – Все еще казнишь себя?

– После драки кулаками не машут! – вздыхает она. Оказывается, машут! Не она, так другие. Евгения только успевает приступить к работе, как в отделе появляется Светлана.

– Выйдем, мне надо с тобой поговорить.

Сердце Евгении куда-то проваливается, а ноги наливаются свинцом: еще ни разу в жизни ей не приходилось чувствовать себя такой подлой!

– Леша вчера был у тебя? – спрашивает Светлана с места в карьер.

– Был, – отвечает Евгения, глядя ей в глаза, и чувствует, как внутри у нее все сжимается – Светлану ей жалко до слез. Уж если кто сегодня и осунулся лицом, так это она. Наверняка провела бессонную ночь.

– Как ты могла?! – Рот Светланы кривится в тщетной попытке удержать губы от горькой гримасы. – Я и подумать не могла, что ты – такая! Я считала тебя порядочной женщиной!

Ее слова будто капли расплавленного свинца падают на душу Евгении, нестерпимо жгут ее. Ей бы уйти – так ли уж виновата она, напоенная самой Светланой до бесчувствия, но ее словно пригвоздили к полу.

– Зачем ты его не удержала? – шепчет она непослушными губами. – Я же ничего не соображала!

Но Светлана ее не слышит. Никогда не поймет и не простит!

– Мы собирались пожениться! Ты знаешь, как он меня любил? Он целовал меня с ног до головы…

«И меня тоже!» – думает Евгения. Она вдруг перестает слышать Светлану и тупо смотрит, как гневно шевелятся ее губы.

– А сегодня утром он пришел и сказал, что между нами все кончено! – опять слышит она.

– Прости, если сможешь, – бормочет Евгения, поворачивается и бредет в отдел.

Она смотрит на кульман, но чертежа, на нем приколотого, не видит. Душа ее отравлена. Отрава – презрение к себе, падшей женщине, – разрушает ее изнутри.

И в это время появляется Надя – ее добрый ангел, подруга, спасительница.

– Что с тобой? – пугается она лица Евгении и трясет ее за плечи, будто можно вытрясти то, что проникло так глубоко внутрь.

– В чем дело? – интересуется кто-то рядом с ними.

– …Петрович, – слышит Евгения издалека голос Нади, – Кира Дмитриевна ушла в администрацию… Мы зайдем ненадолго в ее кабинет… Лопухиной плохо…

– Может, отвести ее в медпункт? – предлагает главный специалист.

– Пока не надо, думаю, обойдется!

Руки подруги обхватывают ее за плечи и ведут. Она повинуется и успевает поймать сочувственный взгляд архитектора.

Надя сажает ее в кресло, говорит: «Минуточку!» – и опять убегает. Через некоторое время она сует в руки Евгении горячую чашку.

– Что это?

– Бульон!

– Не хочу бульона!

– Пей, не капризничай!

Евгения пьет, и действительно внутри у нее все согревается, напряжение отпускает.

– Рассказывай, что случилось, – требует Надя.

– Я поступила непорядочно. Со Светланой.

– С пожарницей? Что же ты такого сделала, голубка сизокрылая? Что ты можешь сделать непорядочного? Прищемила ее лифтом?!

– Не смейся! Я переспала с ее женихом! Надя плюхается в кресло и начинает хохотать.

– С женихом! С каким – со сто двадцать пятым?!

– Ты не знаешь! Она его так любит!

– Знаешь, Галка своего мужа тоже любит, но Света на это наплевала!

– Он была с мужем Галки Быстровой?

– Конечно. Кобель еще тот!.. А насчет жениха – не надо убиваться. Во-первых, это еще не муж, а во-вторых, возможно, он себя женихом вовсе не считает… Нет, Галка должна тебе коньяк поставить! Где же ты с ним познакомилась?

– Его Светка ко мне в гости привела.

– Поделом! «Не заводите вы, девчоночки, подруженьку-красавицу!» Недаром в песне поется… И он у тебя остался?

– Проводил Светлану домой и вернулся… Если бы я так сильно не напилась, ничего бы не случилось!

– Вот и хорошо, что напилась! Тебе давно нужно было расслабиться… Светка тебя оскорбляла?

– Сказала, что считала меня порядочной женщиной…

– Косой кривому глаз колет!.. А этот мужик тебя ничем не обидел?

– Что ты… Я думаю, он хороший человек.

– Вот видишь, значит, жениться на ней он вовсе не собирался! Все мы любим выдавать желаемое за действительное. Ты успокоилась?

– Успокоилась.

– Тогда иди работай! А то знаешь, сколько сейчас по России таких сачков, как ты? Половина населения!